часть 4. (1/1)

Атрей вернулся домой в удивительно хорошем расположении духа: его губы цвели в мягкой, едва заметной усмешке, а глаза цвета моря сияли необыкновенно ярко?— точно одинокие звезды с отливом серебра усеяли ночное небо и нашли свое отражение в безмятежной морской глади.Тихая дрожь, все это время удобно кутавшаяся меж жилистых пальцев, наконец отступила, а сердце?— сердце гордое, изрезанное долгими полосами шрамов и хитро спрятанное в ледяных рукавицах коварной Хель?— вдруг начало биться с новой силой. И даже чужие голоса, уже столько зим безвылазно живущие в его разуме, теперь как-то странно молчали. Атрей не мог понять, что случилось, но впервые за столько лет дышать ему стало легче: его грудь равномерно вздымалась и опускалась, а уже привычно бунтующее дыхание вдруг вернулось в норму?— более сдержанный ритм пришелся мальчику по душе, и он совсем не желал вновь расставаться с ним на долгие-долгие годы.И самое забавное, что он даже не знал, что именно его так осчастливило.Сам факт встречи с совершенно новым человеком или то, что по какой-то неясной причине его сумасшествие вдруг решило взять перерыв?Хотел бы он знать.Но все мысли занимала совсем не разгадка этого странного парадокса, а образ очаровательной Элин. Атрей не мог понять причины, но почему-то именно эта странная девчонка смогла пробудить в его душе целый вихрь человеческих эмоций: страх, сожаление, вина, сострадание, радость?— он пробыл с ней всего несколько часов, но за это время успел пройти через огромный спектр чувств, чего не удавалось сделать уже более шести лет.И это… Это было так странно!Атрей даже не знал, как стоит правильно относиться к этому новому ощущению, потому что в одно мгновение оно умудрялось и безмерно радовать его, и до чертиков пугать, но то, что оно делало с ним и телом, определенно сложно было назвать чем-то отрицательным. Нет, напротив, это чувство было очень-очень приятным… ?Ох, точно, прости. Меня зовут Элин?Он улыбнулся.Его руки все еще хранили тепло ее ладоней, а разум снова и снова, будто нарочно, возвращался к ее тихому голосу.Стоило воображению лишь начать этот небрежный эскиз, и в голове охотника протяжными, чувственными линиями тут же нарисовались ее выразительные глаза: такие внимательные, волшебно карие, от которых захватывало дух и мгновенно терялись все слова. Юноша и представить себе не мог, когда сумел запомнить столько деталей, но каждая новая мысль о ней почему-то заставляла его лишь больше углубляться, лишь сильнее дробить по частям ее почти незнакомый образ. Он вспоминал ее обжигающий взгляд, и сердце заводилось с новой силой?— точно быстрее, громче, сильнее?— и в отчаянном желании выскочить наружу оно едва не ломало к чертям его крепкие ребра. А когда в памяти вдруг всплывал очаровательный румянец на чужих щеках?— такой легкий, воздушный, с проблесками нежного-розового?— Атрей просто переставал дышать.Самый отъявленный эгоист, он вдруг забывал о собственном существовании.За последние пару лет ему не так часто удавалось знакомиться с новыми людьми: большую часть своего времени и он, и Кратос проводили на охоте, а то, что оставалось?— уходило на привычный всем быт. Они давно уже не навещали Брока и Синдри, ведь жизнь обычных людей не требовала постоянных покупок и улучшений для брони и оружия, и хватало того, что уже было в их арсенале. И потому и Храм Тюра, и бескрайнее Озеро Девяти, и неприветливый, обезумевший от чудовищного холода Мидгард остались где-то далеко-далеко позади?— на тех обрывках потрепанных карт, что Атрей когда-то так старательно складывал треугольниками под обложкой маминых дневников. В их распоряжении остался лишь девственно тихий лес с его почти вымершими обитателями, старая хижина с провисшей крышей и едва живой источник, пробивающийся наружу сквозь промерзлую землю.И ничего более.Нет, вы не подумайте?— ни компания отца, ни обжитое гнездышко нисколько не наскучили охотнику. Он бесконечно сильно любил свой дом, пусть тот и нельзя было назвать идеальным, но все же это был их дом, и парень действительно очень этим гордился.И вот знакомая хижина показалась на опушке.Она стояла на том же самом месте, нисколько не отличающаяся от той, что они покинули при их первом совместном путешествии. Возможно, и отец, и сын просто боялись необходимых перемен, и потому все оставалось ровно так же, как и было при Фэй: они старательно пытались не нарушать установленного ею порядка, но Атрею постоянно казалось, что без любимой мамы даже самый уютный дом становился чужим и холодным.Отец очень старался?— лучник и не думал отрицать?— учил сына всему, что знал сам, отдавал все без остатка, лишь бы мальчику никогда не пришлось пройти по тому страшному, исконно спартанскому, пути, но даже этого оказалось слишком мало, чтобы полноценно заменить парню обоих родителей.Порой им обоим не хватало Фэй.Они не говорили об этом вслух, но холодными зимними вечерами, когда их дом наполнялся тихим потрескиванием огня, чудесным ароматом долгожданного ужина и хриплым голосом засыпающего на ходу Мимира, снова о чем-то повествующего, мужчины понимали, как сильно скучают по ней. Атрею почему-то всегда казалось, что он скучает куда больше отца, и в какой-то момент Кратос даже перестал с этим спорить. Мальчик принял это за свою маленькую победу, но на деле сам спартанец позволил ему получить ее, а нерушимая истина осталась именно за ним.Фэй…Атрею так бы хотелось еще раз увидеть ее, снова очутиться в ее нежных объятьях… Возможно, пропасть в них навсегда, но лишь для того, чтобы снова почувствовать ласку родных прикосновений?— таких отчаянно нужных, трепетных; чтобы вновь ощутить тепло ее любимых рук, перебирающих его лохматые волосы, чтобы снова услышать ее бархатный, умиротворенно-тихий шепот, обещающий, что все обязательно будет хорошо.Атрею просто хотелось знать, что она все еще рядом.Что даже после стольких лет, она продолжает оберегать его… ?— Где ты был? —?строгий голос отца заставил мальчика немедленно оставить сказочные размышления и почти сразу же обернуться на звук. —?Снова в лесу?Да, в последнее время Атрей действительно довольно часто уходил из дома. Пропадал где-то часа на два, не более, и бессмысленно бродил по заснеженному лесу, пытаясь привести взбунтовавшийся рассудок в более-менее нормальное состояние. Ему не хотелось, чтобы кто-то из близких людей становился свидетелем его очередного приступа и, возможно, при виде всех этих жалких мучений начинал бы корить себя за беспомощность. Атрею нельзя уже было помочь, и все, что он сам мог сделать для себя и своей семьи?— отстраниться достаточно, чтобы прощание не было столь болезненным. Но Кратос… Он вряд ли смог бы понять его благие мотивы.Да и к тому же, сегодня юноша значительно задержался. Ноябрьский день уже давно близился к вечеру, и блеклый осенний закат разливался по безрадостному небу самыми разными оттенками серого. И даже тусклое солнце уже едва заметно выглядывало из-за полосы горизонта.Отец был очень-очень зол.Атрей вглядывался в его знакомый, насквозь пропитанный холодом взгляд и с почти спартанской стойкостью пытался сдержать эмоции под контролем. Конечно, он понимал, что отец волнуется за него и старается проявить заботу, но этот извечный контроль с его стороны делал лишь только хуже. Он мешал идеально выстроенному плану, да и в целом казался каким-то надуманным, ведь парню давно уже было не десять, и он совсем не нуждался в помощи отца. Он ведь сильный. Он обязательно справится. Справится сам! —?У меня были дела,?— так же холодно, подобно отцу, отозвался парень. На его лице не дернулся ни единый мускул: он остался таким же равнодушным и невозмутимым, и его голос?— звонкий, со стальными нотками пренебрежения?— должен был зазвучать достаточно уверенно, чтобы отец смог беспрекословно поверить на слова.Сложно было даже представить, что этот самый парень еще пару минут назад мечтательно рассуждал о жизни, а теперь виртуозно менял свое обличие, примеряя все новые и новые маски.

—?Ты обещал вернуться до полудня,?— грубый тембр Кратоса стал чуть мягче, но лучника это совершенно не успокоило. —?Уже семь. —?А мне не два года,?— тут же фыркнул юноша, складывая руки на груди и бросая на отца недовольный взгляд. Он терпеть не мог, когда Кратос нянчился с ним, как с поломанной куклой, и все ждал, что отец наконец поймет: он достаточно взрослый, чтобы решать все самостоятельно. —?И я не заблужусь. —?Атрей.Не ?эй, ты!?, не ?мальчик? и даже не ?сын?.Просто спокойное и тихое ?Атрей?.Что же это, если не знаменательное событие? ?— Что? —?Немедленно прекрати мне дерзить. ?— Да я даже не начинал! —?Атрей!Всего пять букв в дурацком имени?— и поставленный голос мужчины сорвался ко всем чертям. Он не хотел кричать на сына, не хотел этих драм и истерик, но своим манерным поведением мальчик сам вынуждал перейти к более действенным мерам. А Кратос, честно, того не хотел.Он просто пытался понять, что происходит.Он не желал Атрею зла, лишь пытался помочь?— пусть неправильно, пусть очень неуклюже, как только мог! —?но сын все воспринимал в штыки. И его идиотское упрямство просто… Убивало.Почему состояние его сына менялось от апатии к неконтролируемой агрессии лишь по щелчку чьих-то тонких пальцев? Кто-то управлял его сознанием? Кто-то намеренно заставлял его так поступать? —?Ты болен, и … —?Что ?и??! —?полубог, даже не дав отцу закончить, возмущенно всплеснул руками и поддался вперед. Его серо-голубые глаза сразу же зажглись ярким пламенем: беспощадное, разрушительное, неукротимое?— такое Кратос видел едва ли не в собственном отражении. —?Разве это значит, что нужно носиться со мной, как с маленьким ребенком? Что нужно смотреть на меня, как на живого мертвеца? —?он сделал еще три уверенных шага вперед. Его лицо исказилось в недовольной гримасе, и густые брови свелись едва ли не к самому носу. —?Не надо играть в заботливого папочку. Если не забыл, то мне восемнадцать. Не три, не пять, даже не десять. Мне восемнадцать! Я в состоянии сам о себе позаботится! Я НЕ нуждаюсь в твоей помощи, в твоей поддержке, а уж тем более?— в твоей глупой жалости! —?тонкие жилистые руки уперлись в стальную грудь спартанца и с нечеловеческой силой оттолкнули его на несколько метров назад. Кратос едва устоял на ногах, спрятал удивленный и даже растерянный взгляд золотистых глаз в пепельных ресницах, но все же решил попытать удачу. Будто все еще наивно верил, что это имело хоть какой-то смысл. —?Ты не можешь держать свою ярость под контролем.?Я же говорил тебе много раз. —?А я говорил?— оставь меня в покое!Его?руки вспыхнули ярким, кроваво-алым пламенем.Окольцовывая тонкие запястья, словно коварная змея, огонь проник прямо под кожу, миллиметр за миллиметром выжигая все оставшееся здесь живое [настоящее, человеческое], а затем дорожки узловатых вен привели его к самому сердцу?— и оно тут же сгорело заживо. Связки не выдержали: Атрей отчаянно закричал и мгновенно зашелся в болезненном, надрывном кашле. Дышать уже было нельзя, говорить?— невозможно, и он мог лишь хватать ртом воздух в бессмысленной попытке ухватиться за жизнь.На его старой одежде остались отчетливые следы черной крови.Охотник утер свои губы резким и грубым движением и громко чертыхнулся.От одного взгляда на собственные окровавленные ладони в глазах начало двоится; пальцы снова задрожали, и мальчик крепко сжал их в кулак?— почти до белеющих костяшек?— и поспешно сделал этот отчаянно нужный вдох.Раз.Два.Три.И в эту безудержную сонату удачи тут же вступили и забытые им голоса. Они загомонили даже громче обычного, сводя юношу с ума количеством своих идиотских просьб, и Атрей мгновенно упал на землю, уже по инерции закрывая уши руками. Последнее, что он увидел, прежде чем надолго провалиться в нечаянный сон?— полные страха и боли глаза отца, тут же сорвавшегося ему навстречу. А после?— лишь темнота.Вот же глупец!..А он ведь и правда понадеялся, что одна единственная встреча сможет спасти его от всех проблем.***Под размеренными, тяжелыми шагами охотника рыхлый ноябрьский снег скрипел особенно звонко. Далеко позади остался дом: родная опушка и редкие деревья вокруг, как бы невзначай напоминающие о матери. Едва знакомые тропы вели Атрея навстречу безграничной, жизненно необходимой свободе?— да, она действительно была нужна ему так же сильно, как и кислород. Он порывался сорваться вперед и бежать без оглядки, все дальше и дальше от проклятого кем-то Диколесья?— туда, где не было бы этих встревоженных голосов, не было бы боли и страхов, не было бы кошмаров, что заставляли его так отчаянно выть с наступлением рассвета. Атрей не знал, существовало ли такое место на самом деле, или его описания больше граничили с бредом, с выдумкой, но порою единственное, чего ему так хотелось?— откинуть все сомнения и просто поверить, что однажды Смерть все же смилостивится над ним и подарит жизнь, о которой мальчишка так давно мечтает.Простота и обыденность человеческой рутины.Атрей и не мог просить о большем.Но коварная судьба не терпела тех, кто пытался увильнуть от ее уроков?— скупой ведь платит дважды?— и за слабость она наказывала мальчишку дважды: еще более сильные приступы, еще более чудовищные кошмары, еще более реальные галлюцинации, обитающие теперь и наяву?— она готова была превратить жизнь Атрея в нескончаемый круг испытаний, чтобы тот раз и навсегда уяснил, что сбежать у него не получится. Он здесь навсегда. В этой замкнутой клетке из несбывшихся ожиданий.Атрей никогда не признался бы в этом отцу: он хотел и одновременно очень боялся быть на него похожим. Греческая суровость и выдержка, возросшая на спартанских началах, делала Кратоса самым лучшим и в то же время самым худшим примером для подражания. Как и он, мальчишка стремился удерживать все свои эмоции под четким контролем, стремился казаться сильным и неприступным, чтобы никто из врагов не смог прочесть его, словно открытую книгу. Атрей хотел казаться другим?— не собой, а жалкой копией Кратоса?— но выходило так отвратительно, что все попытки теряли свой смысл, ведь юноша не был достоин и первой буквы имени своего великого отца. Жилистый, тонкий, без мускул стальных и каменного сердца?— он всегда был и будет недостаточно хорош. Недостаточно красив, недостаточно силен, умен и отважен. Недостаточно старателен, недостаточно прилежен и воспитан. Недостаточно ?бог?, чтобы быть таким же идеальным.Вся его жизнь?— просто миллионы недотягивающих до олимпа ?недостаточно?.Атрей ведь поломанный, как игрушка старая, никому не нужный безумец, по ночам болтающий с мертвецами. И душа его?— никакая к чертям не спартанская?— а изрезанная долгими полосами незаживающих шрамов, покореженная, измученная в бесконечных метаниях и тайно жаждущая лишь одного?— простого человеческого тепла, способного растопить тот мертвый лед, что окутал юное сердце.Отец не раз призывал сына становится лучше.Но только как?Как?..?Ты сильный, и ты обязательно со всем справишься?,?— отголоском пронесся в израненной памяти голос матери. Она была единственной, кто верил в него, несмотря ни на что, и, возможно, сейчас Атрею не хватало именно этого. Поддержки. Этих глупых слов и теплых объятий, этих обещаний и взглядов, уверяющих в безраздельной любви. Но признать это?— позорная слабость, а принять?— и вовсе сродни падению с высокого пьедестала.Атрей не мог, даже если очень хотел.Ведь родословная не позволяла быть малодушным.Юноша вздрогнул от неожиданности.Какой-то изворотливый зверек легко запутался в его ногах, приласкался, протяжно заскулил?— как-то по-доброму, будто встречая знакомого?— и охотник растерянно заморгал, пытаясь понять, как стоит на это реагировать.По-волчьи преданные зеленые глаза смотрели на него с ожиданием, косматая шерсть, усыпанная снежинками, отливала серебром, а знакомый символ единства будто нарочно так ярко сиял на лапке.Атрей тут же сменил растерянность на удивление и с филигранной легкостью осел перед животным на колени. —?Хей,?— он осторожно провел ладонью по волчьей спине и едва заметно улыбнулся, вглядываясь в глаза напротив,?— Ты заблудился, Хати?Волчонок лишь тихо что-то проурчал. —?Где же ты потерял свою хозяйку? —?снова поинтересовался Атрей, и на этот раз ответ не заставил ждать себя слишком долго. Хати, словно поняв его с полуслова, мгновенно устремился куда-то вперед, и юноша послушно побрел за ним следом.Но далеко они не ушли.Раздвинув руками обвисшие под толстым покровом снега ветви старых деревьев, лучник мгновенно нашел причину своего волнения. Очертания ее идеальной осанки и контуры маленькой кукольной фигуры почти сразу бросились в глаза: девушка сосредоточенно над чем-то работала и, кажется, совершенно не замечала ничего вокруг. —?Безоружному человеку здесь делать нечего,?— она шепотом повторила сказанные когда-то слова и вновь взглянула на старенький лук, что так несуразно выглядел в ее тонких, аккуратных пальцах. Разочарованный вдох сорвался с губ, и она зашипела, будто ругая саму себя за абсолютнейшую глупость. —?Что я вообще делаю?.. Идиотская, совершенно идиотская затея!Рядом с ней беспечно лежали и стрелы, но Элин настолько страшно было использовать их в качестве оружия, что она даже к ним не притрагивалась, осторожно отодвигая их все дальше и дальше от себя. Отчаянно желая стать воином, она уже на первом этапе умудрилась проиграть все до самой последней нитки, но то, с каким поразительным упорством и рвением она все это делала, одновременно и забавляло, и восхищало Атрея. —?Если хочешь стать хорошей лучницей, то придется немного поработать над твоей реакцией,?— его крепкие руки коснулись ее покатых плеч, и девичье сердце стремительно улетело в пропасть. Девушка почувствовала, как дыхание, что еще секунду назад было абсолютно спокойным, тотчас сбилось с привычного ритма, а прежде бледные щеки приобрели яркий розовый оттенок.Она хмыкнула, представляя с какой наглой усмешкой он стоял за ее спиной.Его голос невозможно было не узнать. ?— Атрей!Она тут же обернулась и осветила его своей прекрасной радостной улыбкой.Было приятно осознавать, что после всего, что было между ними, девушка все еще была рада его видеть, и эта нечаянная встреча смогла сделать ее немного счастливее.

—?Здравствуй, Элин.Можно было подумать, что он совсем не искал с ней встреч.Можно было даже внушить себе эту мысль, если крепко-крепко закрыть глаза на его ежедневные возвращения в ту самую заброшенную хижину, где они впервые познакомились, и намеренно забыть о томительных ожиданиях какого-то странного чуда, когда он сидел один посреди огромного леса и все продолжать высматривать среди великанов-деревьев подол ее черной шелковой мантии.?Кто ищет, тот всегда найдет?,?— гласил постулат, но судьба сводила их только тогда, когда хотела того сама, и не позволяла звездам сойтись ни на минуту раньше. Атрей уверял себя в том, что эта случайность мало его волновала, но сердце выдавало вранье с головой.Конечно, он ждал их новой встречи.Конечно, он искал ее.Но это вряд ли когда-нибудь будет озвучено вслух. —?Я мог бы научить тебя стрелять из лука,?— невзначай бросил он, так легко и просто, и в карих глазах напротив мгновенно зажглись огоньки неподдельного интереса: яркие-яркие, точно звездочки, они сразу же показали, насколько сильно девушка стремилась к своему желанию. Но Атрей все же дразняще добавил:?— Если ты захочешь, конечно.Она уверенно закивала головой, поддалась вперед, едва ли не подпрыгивая на месте, и ее горящий взгляд не позволил парню и дальше играть в холодного и неприступного охотника. Лишь одна ее просьба?— и он растаял, позабыв совершенно обо всем, что когда-либо его волновало. Здесь, на этой поляне, не осталось и доли от кричащих внутри голосов, от удушающей лихорадки или бессмысленных скандалов с отцом. Здесь были только они и маленький волчонок, пристально наблюдающий за каждым их движением.Лучник осторожно приземлился рядом с Элин и перенял из ее неумелых рук этот старенький лук. —?Ну что же, давай посмотрим. ***Неделя за неделей, дни помчались удивительно быстро, и скоро весь Мидгард стал похожим на волшебную сказку из вечных легенд старика Мимира. Красивый, восторженно прекрасный?— о таких пейзажах обычно писали лишь в старых книгах, усеивая сотнями прилагательных чистые бумажные листы. И с этим трудно было поспорить, ведь они и вправду были завораживающими: маленькое серое солнце будто бы выросло на бесцветном небе, и его яркие лучики градом посыпались на мертвую землю, заставляя таять даже вечные сугробы. Из-под земли пробивались зеленые росточки, прорывались сквозь снег и давно забытые стебельки зимних цветов, и мир, кажется, начинал оживать, будто пробуждаясь от долгого сна.Атрей снова уходил, но на этот раз?— на более долгий срок, и это было тем, что Кратос просто не мог оставить без внимания. Их отношения лишь с натяжкой можно было назвать хорошими, ведь мальчик лишь обиженно молчал и словно нарочно игнорировал любые попытки отца хотя бы попытаться поговорить. Каждый раз он только закатывал глаза, затыкал уши руками и недовольно цокал, не желая слышать ни о призывах бороться с болезнью, ни о попытках помочь. Любые старания словно заранее были обречены на провал, и спартанец уже просто не знал, как можно было подступиться к упрямому мальчишке.Единственным выходом казалась простая и добрая слежка, ведь только так можно было узнать, где и с кем так надолго пропадал нерадивый мальчишка. Но эта идея была настолько критической и неправильной, что Кратос решил даже не оповещать о ней Мимира, подумав, что, если они совсем ничего не найдут, он просто скинет это на внезапную прогулку по лесу. —?Кратос, куда мы идем? —?Умнейший из Умнейших, однако, был не тем, кого можно было провести такими жалкими уловками, и он почти сразу заподозрил в их спешной прогулке что-то неладное. Но спартанец умудрялся держать лицо даже тогда, когда их гениальный план был в шаге от очевидного провала. —?Гулять. —?Гулять? —?удивленно переспросил Мимир, и коварная ухмылка тут же появилась на его губах. Он уже начинал о чем-то догадываться, но эта игра казалась достаточно увлекательной, чтобы невинно продолжать подыгрывать неумелому шпиону. —?Именно. —?Ты ведь никогда не ходил гулять. —?У меня просто не было такой возможности.Мимир чуть не рассмеялся. —?И почему же мы тогда идем ?гулять? по тропам, по которым всегда ходит твой сын? —?Это совпадение. —?Ох, ну конечно.Спартанец старался ступать осторожно, чтобы не слишком сильно шуметь, но под его тяжелыми и грузными шагами снег проседал почти до самой земли и скрипел довольно громко, и потому он уже не единожды проклял тех, кто вообще его придумал. А Мимир все продолжал ворчать, привычно болтаясь где-то в районе бедер: —?Брат, следить за собственным сыном?— это очень плохие воспитательные меры. Так ты не наладишь с ним отношения, а если он еще и застанет тебя за этим занятием, то и вовсе сделаешь только хуже! —?Я за ним не слежу. Просто… Наблюдаю издалека. —?Кратос,?— старик выдержал поучительный тон, будто отчитывая бога за проступок. —?Это и называется слежкой. —?Но ему может грозить опасность,?— тут же возразил грек. —?Ты должен понять, что он уже давно не маленький мальчик. И если что случится?— я уверен, он сможет дать отпор. И, черт возьми, шагай потише, иначе нас услышат даже в Альвхейме! —?Тише!Они вдруг остановились.Точнее, остановился лишь только спартанец, а Мимира просто перестало качать в разные стороны. Однако старику было трудно усидеть спокойно, и он сразу же начал брыкаться в надежде узнать причину остановки, сразу же запыхтел, заерзал на месте, но Кратос, уже давно наградивший бы Мимира дружеским шлепком, даже не попытался его утихомирить. Он просто стоял на одном месте, пораженный увиденным, и не мог проронить ни слова. —?Ну же, дай и мне взглянуть! —?все еще продолжая дергаться, завопил Мимир, и тогда грек молчаливо подхватил веревочку, на которой держалась голова, стянул ее с крючка и поднял Умнейшего из Умнейших повыше, позволяя и ему увидеть разыгравшуюся сцену. Тот замолчал так же быстро, как и Кратос, и тихо, почти одними губами, добавил:?— Не может быть!.. Это же… —?Девчонка,?— совершенно рассеяно выпалил мужчина.В его золотистых глазах впервые за долгие годы появилась растерянность.Он слышал звонкий девичий смех и собственными глазами наблюдал за тем, как его сын терпеливо пытается обучить незнакомку обращаться с охотничьим луком. Мальчик стоял прямо за ее спиной?— непростительно близко?— поправлял оружие в чужих дрожащих ладонях, направлял, корректировал стойку, менял положение мишени. Украдкой он поглядывал на девушку и мягко улыбался, словно думал о чем-то приятном, но сокровенном, потому что как только незнакомка возвращала к нему свой внимательный взгляд, он тут же опускал голову или отворачивался, старательно пряча от нее эти яркие искры в глазах и почти бурый румянец на щеках.Кратос заметил на лице Атрея действительно настоящую улыбку.Но он все еще не знал, как на самом деле стоило к этому относится. И единственное, в чем находилось довольно-таки неплохое решение: стоять столбом вместе с Мимиром и ждать, пока осознание увиденного придет само по себе.***Мимир понимал, что сегодняшний день спустя несколько долгих лет назовут отправной точкой. И он даже не станет с этим спорить, ведь именно сегодня, именно в этот до безумия странный ноябрьский вечер они наконец поняли, что грядут перемены. Перемены, о которых они никого не просили и которых не ждали, перемены, к которым они совершенно не были готовы, но которые являлись важной и отчасти даже необходимой мерой.Жить так, как они жили раньше, уже было нельзя. Им всем нужны были изменения.И с появлением в их застывшей реакции маленького катализатора дело пошло значительно быстрее.Мимир уже тогда начал догадываться, что их ждет через пару недель, и даже решился рассказать об этом Кратосу, но тот оказался так поражен увиденным, что был не в состоянии внимать словам. И потому они дружно сделали вид, будто ничего не произошло, и старались не беспокоить этим Атрея, но старик не мог не заметить, что с тех пор спартанец стал гораздо внимательнее ко всем движениям сына. Будь то новые приступы или рисунки на пожелтевшей бумаге, новые кошмары или уходы из дома на целые дни?— неважно; теперь мужчина обращал внимание на все детали, которые могли бы помочь ему распутать этот внезапно появившийся клубок. Кем бы ни была неожиданная подружка Атрея, она совсем не внушала доверия, и Кратос не мог отделаться от мысли, что она, как и многие женщины, повстречавшиеся на его пути, была коварна и жестока и что ее появление могло не улучшить, а лишь усугубить и без того бедственное положение мальчика. Эта девчонка могла оказаться угрозой, могла даже навредить Атрею, и эта догадка просто не давала спартанцу покоя.С этим нужно было что-то делать.Но только что?Мимир ясно чувствовал: что-то менялось.И хоть он готов был целую вечность ворчать о своем и не единожды повторяться в старых легендах, уже так надоевших Атрею, дух приключений?— все такой же неутомимый, сладостный?— ни на секунду не отпускал его богатого и пылкого воображения. Он не говорил об этом ни Кратосу, ни Атрею, но мимолетная надежда на повторение столь занимательного путешествия, казалось, замечалась буквально в каждом его жесте, в каждом, даже едва заметном движении, моргании, улыбке или фразе, брошенной кому-то невзначай. И пусть место на заднице спартанца его вполне устраивало, старик все же скучал по моментам, когда мог быть действительно полезен горе-семейке. Предупредить о враге, коварно крадущимся за спиной, рассказать пару-тройку историй под тихий шум прибоя или вновь напомнить им обоим о своем действительно интересном прошлом…Да, все это таилось в памяти Умнейшего из Умнейших и терпеливо ждало своего часа.И Мимир не был бы Мимиром, если бы не разложил все карты наперед и не знал бы заранее, что уже очень-очень скоро им вновь предстоит оказаться в хорошо знакомой атмосфере.Путешествие, о котором они все так страстно мечтали, вот-вот должно было начаться.