Глава 1. Ангелы-хранители (1/1)

?Тени наших собственных желаний стоят между нами и нашими лучшими ангелами, и поэтому их яркость затмевается.?- Чарльз ДиккенсДжеймс Эрондейл сражался с демоном, когда его внезапно затянуло в Ад.Это произошло уже не в первый раз и точно не в последний. Несколько секунд назад он стоял на коленях на краю крыши в центре Лондона, держа в обеих руках по тонкому метательному ножу, и думал о том, что город доверху набит отвратительными отбросами. В придачу к грязи, пустым бутылкам из-под джина и костям животных, в водосточной трубе прямо под его левым коленом лежала мертвая птица.И правда, как прекрасна жизнь Сумеречного охотника. ?Звучит просто отлично?, — подумал он, глядя на пустой узкий переулок внизу: всё пространство было завалено мусором, тускло освещенным лунным светом. Особая раса воинов, происходящих от Ангела, наделенных силой, позволяющей им владеть сияющими клинками серафимов и с честью носить черные знаки священных рун на своих телах — рун, которые делают их сильнее, быстрее, смертоноснее любого обычного человека; рун, которые превращали их в яркую звезду во мраке. Но никто ранее никогда не упоминал о таких вещах, как, например, случайно встать на мертвую птицу, ожидая появления демона.По переулку разнесся крик. Этот звук Джеймс хорошо знал: голос Мэттью Фэйрчайлда. Без раздумий он спрыгнул с крыши. Мэттью Фэйрчайлд был его парабатаем — его воином-партнером, братом и другом. Джеймс принес клятву защищать его, хотя это не имело значения: он отдал бы свою жизнь за Мэттью без каких-либо клятв.В конце переулка, прямо за поворотом, что-то мелькнуло. Джеймс резко обернулся, когда из тени с ревом вынырнул демон. У него было ребристое серое туловище, изогнутый клюв, с острыми как бритва зубами, и растопыренные лапы, из которых торчали рваные когти. Деймас, мрачно подумал Джеймс. Он определенно помнил, что читал о таких демонах в одной старой книге, которую дал ему дядя Джем. Деймасы были очень заметными. А ещё чрезвычайно злобными и необычайно опасными. Это было вполне типично для любого демона... но все эти месяцы не сталкиваясь ни с какой демонической активностью вообще, и он и его друзья случайно наткнулись на одного из самых опасных демонов.Кстати говоря... где его друзья?Деймас снова взревел и наклонился к Джеймсу, слюна текла из его пасти длинными нитями зеленоватой слизи. Джеймс отвел руку назад, готовый метнуть первый кинжал. Глаза демона сфокусировались на нем: сверкающие, зелёные и чёрные, наполненными ненавистью, которая внезапно превратилась во что-то другое.Что-то вроде узнавания. Но демоны, по крайней мере низшие, не признавали людей. Это были злобные животные, движимые чистой ненавистью и жаждой убивать. Пока Джеймс удивленно колебался, земля под ним, казалось, качнулась. У него было лишь мгновение, чтобы подумать: ?О нет, не сейчас?, пока мир вдруг не стал серым и безмолвным. Здания вокруг него превратились в тень, небо — в черную бездну, пронзенную сверкающими молниями.Он сжал правой рукой нож — не рукоятку, а лезвие. Боль была похожа на пощечину, вырвавшую его из оцепенения. Мир вновь обрушился на него разноцветными красками и шумом. Он едва успел заметить, как Деймас взмыл в воздух, протянув к нему когти, как вихрь веревок пронесся по небу, опутав ногу демона и дернув ее назад.?Томас!? — радостно подумал Джеймс, и действительно, его потрясающе высокий друг появился позади демона, вооруженный боласом. Позади него стояли Кристофер с заряженным луком, и Мэттью, в руке которого сверкал клинок серафима.Когда Деймас ударился о землю, выпустив новый рев, Джеймс метнул оба своих ножа. Один вонзился демону в горло, другой — в лоб. Глаза демона закатились, он дернулся, и Джеймс внезапно вспомнил, что он читал о демонах Деймасах. — Мэттью... — начал он, но тут существо разорвалось на части, забрызгав Томаса, Кристофера и Мэттью с ног до головы ихором и кусочками чего-то, похожего на слизь.?Очень грязные?, — запоздало вспомнил Джеймс. Демоны Деймасы были особенно мерзкими и неряшливыми. Большинство демонов исчезает, когда они умирают. Но только не Деймасы.Они взрывались.— Как... что? — Кристофер заикался, явно не находя слов. Слизь стекала с его острого носа и очков в золотой оправе. — Но как? — Ты имеешь в виду, как это возможно, что мы наконец-то выследили последнего демона в Лондоне и он оказался самым противным? — Джеймс был удивлен тем, как обыденно прозвучал его голос: он уже стряхнул с себя шок от своего секундного пребывания в Царстве теней. По крайней мере, его одежда осталась нетронутой: демон взорвался на другом конце переулка. — Мы не должны спрашивать как, Кристофер.Все уставились на Джеймса негодующими взглядами. Томас закатил глаза. Он вытирался носовым платком, который тоже был наполовину сожжен и покрыт ихором, так что пользы от этого было немного.Клинок серафима Мэттью начал шипеть. Клинки, наполненные энергией ангелов, часто были самым надежным оружием Сумеречных Охотников и лучшей защитой от демонов, но все же героически ?погибали? от большего количества ихора. — Это возмутительно, — Мэттью, отбросил погасшее лезвие в сторону. — Вы знаете, сколько я потратил на этот жилет?— А не надо было идти на патрулирование в одежде персонажа из массовки из ?Как важно быть серьёзным?, — сказал Джеймс, бросая ему чистый носовой платок. Когда он это сделал, то почувствовал, как его руку обожгло. На ладони красовался кровавый порез от лезвия. Он сжал руку в кулак, чтобы его товарищи ничего не заметили.— Я не думаю, что он одет как персонаж из массовки, — заметил Томас, который помогал Кристоферу привести себя в порядок.— Благодарю, — Мэттью отвесил шутливый поклон.— По-моему, он одет как главный герой. — Томас усмехнулся. У него было одно из самых добрых лиц, которые Джеймс когда-либо встречал, и нежного карего оттенка глаза. Но это вовсе не означало, что он не любил поиздеваться над друзьями.Мэттью вытер свои золотистые волосы носовым платком Джеймса. — Это первый раз за год, когда на патрулировании мы действительно нашли демона, поэтому я решил, что мой жилет переживет этот вечер. И, кстати, из вас тоже никто не надел снаряжение.Нефилимы обычно охотились в специальной экипировке, своего рода гибкой броне, сделанной из жесткого, похожего на кожу, черного материала, устойчивого к ихору, лезвиям и тому подобному, но долгое отсутствие демонов на улицах сделало их всех немного небрежными в отношении правил.— Прекрати отряхивать меня, Томас, — взмахнул руками Кристофер, — мы должны вернуться обратно и навести порядок. Все одобрительно закивали. Пока они возвращались на ту улицу, где проходило сражение, Джеймс размышлял о словах Мэттью. Отец Джеймса, Уилл, часто рассказывал сыну о патрулях, которые он обычно совершал со своим парабатаем Джемом Карстаирсом, — дядей Джеймса — и они сражались с демонами почти каждую ночь.Джеймс и другие молодые Сумеречные Охотники добросовестно патрулировали улицы Лондона, выискивая демонов, чтобы те не причинили простецам вреда, но в последние несколько лет демоны появлялись все реже. Это было хорошо — конечно, хорошо — но все же. Это было очень, очень странно. Демоническая активность в остальном мире оставалось неизменной, так что же было не так с Лондоном?Не взирая на поздний час, на улицах города было полно примитивных. Никто не замечал грязную группу Сумеречных Охотников, когда те шли по Флит-стрит; их руны делали их невидимыми для глаз тех, кто не обладал Зрением.?Всегда странно находиться в окружении людей, которые тебя не видят?, — подумал Джеймс. На Флит-стрит располагались редакции газет и суды Лондона. В окнах местных пабов горел свет, где редакторы, адвокаты и юристы пили до самого рассвета. Рядом вдоль набережной тянулись здания театров, и хорошо одетые молодые люди, весело смеясь, поспевали за последними вечерними омнибусами.Полицейские дежурили и медленно бродили по улицам, а те жители Лондона, которые не имели дома, сидели на корточках около вентиляционных отверстий подвалов, из которых поднимались потоки теплого воздуха — даже в августе ночи были сырыми и холодными. Когда они проходили мимо группы таких же сбившихся в кучу людей, один из них поднял голову, и Джеймс мельком увидел бледную кожу и блестящие глаза вампира.Он отвел взгляд. Дела нижемирцев его не касались, если только они не преступали закон Конклава. И он устал, несмотря на свои руны, восстанавливающие энергию: когда Джеймс попадал в мир теней, то всегда сильно истощался. Это происходило с ним уже много лет: он знал, что в его жилах течёт демоническая кровь — из-за его матери-колдуньи.Колдуны были потомками людей и демонов: они могли применять магию, но не могли носить руны или использовать Адамас, прозрачный кристаллический металл, из которого ковали стила и клинки серафимов. Они были одной из четырех ветвей нижнего мира, наряду с вампирами, оборотнями и Волшебным народцем. Мать Джеймса, Тесса Эрондейл, была колдуньей, но ее мать была не просто человеком, а нефилимом. Тесса обладала способностью менять свою внешность и принимать облик любого, живого или мертвого: такой силой не владел ни один другой колдун. Было необычно и другое: чародеи не могли иметь детей. Но Тесса была исключением. Все гадали, что же произойдёт с Джеймсом и его сестрой Люси, первых внуков демона и человека.В течение долгих лет ничего не происходило. И Джеймс, и Люси носили руны и обладали способностями любого другого Сумеречного Охотника. Они оба могли видеть призраков (например, одного очень болтливого призрака в Институте — Джессамину), но это не было редкостью в семье Эрондейлов. Они оба были нормальными, абсолютно такими же, как и любые другие нефилимы. Даже Конклав — правительство Сумеречных Охотников — казалось, забыл о них.Но когда Джеймсу исполнилось тринадцать, он впервые попал в Царство теней. Вот он стоит на зеленой траве, а в следующее мгновение — на обугленной земле с выжженным небом над головой. Из земли поднимались искривлённые стволы деревьев с ветвями, похожими на когти. Он видел такие места на иллюстрациях в старых книгах. Он знал что перед ним: мир демонов. Адское измерение. Эдом.Через несколько мгновений он вернулся обратно, но жизнь уже никогда не была прежней. Долгие годы он боялся, что в любой момент может снова оказаться в аду. Словно невидимая веревка связывала его с миром демонов, и в любой момент веревка могла вытянуть его из обычного мира в королевство огня и пепла.Последние несколько лет, с помощью дяди Джема, он научился контролировать это. Хотя сегодня Джеймс пробыл там всего несколько секунд, вечер был полон потрясений, и он почувствовал облегчение, когда перед ними появилась таверна ?Дьявол?.?Дьявол? обосновался в Доме № 2 по Флит-стрит, рядом с богатым особняком. В отличие от магазина, он был заколдован так, что никто из обычных людей не мог его видеть или слышать хриплые развратные звуки, которые доносились из окон и открытых дверей. Он был наполовину деревянным в стиле Тюдоров, на стенах виднелись трещины, и только старания колдунов удерживали здание от разрушения. За стойкой хозяин заведения — оборотень Эрни, — разливал пинты: толпа состояла из пикси, вампиров, ликантропов и колдунов.В таких местах обычно Сумеречных Охотников встречали холодно, но постояльцы таверны ?Дьявола? привыкли к мальчикам. Они поприветствовали Джеймса, Кристофера, Мэттью и Томаса радостными криками и насмешками. Джеймс задержался в пабе, чтобы забрать выпивку у Полли, барменши, в то время как остальные отправились наверх в свои комнаты, по дороге проливая ихор на ступеньки.Полли была оборотнем и взяла мальчиков под свое крыло, когда Джеймс три года назад арендовал чердачные комнаты, желая отыскать место уединения в тайне от родителей. Она была первой, кто начал называть их ?веселыми разбойниками?, в честь Робина Гуда и его товарищей. Джеймс подозревал, что он — это Робин, а Мэттью — Уилл Скарлетт. Томас определенно был Маленьким Джоном.Полли усмехнулась. — Я почти не узнала вас, когда вы ввалились сюда, покрытые этим... как его...— Ихором, — подсказал Джеймс, принимая бутылку виски. — Кровь демонов. Полли сморщила нос, закинув ему на плечо несколько потертых на вид кухонных полотенец. Одно он прижал к своему порезу на руке. Рана перестала кровоточить, но все еще пульсировала. — Черт возьми. Мы уже сто лет не встречали демонов в Лондоне, — произнес Джеймс. — Возможно, мы не так быстро среагировали, как следовало бы.— Я думаю, они все слишком напуганы, чтобы показать свои лица, — дружелюбно отозвалась Полли, отворачиваясь, чтобы налить стакан джина для Пиклса, местного келпи.— Напуганы? — Повторил Джеймс, делая паузу. — Чем же?Полли вздрогнула. — О, ничем, — быстро сказала она и поспешила в другой конец бара. Нахмурившись, Джеймс поднялся наверх. Порой фразы нежити были весьма загадочны.Два пролета скрипучих ступенек вели к деревянной двери, на которой много лет назад была вырезана цитата: ?Важно не то, как человек умирает, а то, как он живет.?С. Дж.Джеймс толкнул дверь плечом и увидел Мэттью и Томаса, уже расположившихся вокруг круглого стола в центре обшитой деревянными панелями комнаты. Несколько окон с выпуклыми и потрескавшимися от старости стеклами выходили на Флит-стрит, освещенную перемежающимися уличными фонарями, а вдали виднелся Королевский суд, смутно вырисовывающийся на фоне пасмурной ночи.Комната была уютной и такой знакомой, с потертыми стенами, коллекцией старой мебели и огнем, горевшим в камине. Над камином висел мраморный бюст Аполлона с давно отколотым носом. На книжных полках стояли оккультные книги, написанные магами: библиотека в Институте не позволяла хранить такие, но Джеймс собирал их. Он был очарован мыслью о тех, кто не родился в мире теней и все же тосковал по нему так сильно, что научился открывать врата.И Томас, и Мэттью уже сбросили перепачканную ихором одежду, переодевшись в мятую, но чистую; их волосы — песочно-каштановые у Томаса и темно-золотистые у Мэттью, — были все еще влажными.— Джеймс! — обрадовался Мэттью, заметив своего друга. Глаза его подозрительно блестели, на столе уже стояла недопитая бутылка бренди. — Что это за бутылка дешевого спиртного, которую я вижу перед собой?Джеймс поставил виски на стол как раз в тот момент, когда Кристофер вышел из маленькой спальни в дальнем конце чердака. Спальня была здесь еще до того, как они заняли это место: в ней до сих пор стояла кровать. Но никто из ?веселых разбойников? не использовал ее ни для чего, кроме хранения оружия и сменной одежды.— Джеймс, — сказал Кристофер, выглядя довольным. — Я думал, ты уехал домой.— С какой стати мне возвращаться домой? — Джеймс сел рядом с парабатаем и бросил на стол кухонные полотенца Полли.— Понятия не имею, — весело ответил Кристофер, пододвигая стул. — Но ты бы мог это сделать. Люди все время делают странные вещи. У нас была кухарка, которая любила ходить за покупками, а через две недели стала смотрителем зоопарка.Томас вскинул брови. Джеймс и остальные члены группы никогда не были уверены, стоит ли полностью верить рассказам Кристофера. Не то чтобы он был лжецом, но когда дело не касалось мензурок и пробирок, то его это мало интересовало.Кристофер был сыном тети Джеймса Сесили и дяди Габриэля. У него было такое же стройное телосложение как у родителей, темно-каштановые волосы и глаза цвета сирени. — Зря потратилась на мальчишку! — часто повторяла Сесилия с мученическим вздохом. Кристоферу следовало бы быть популярным среди девушек, но толстые очки, которые он носил, скрывали большую часть его лица, а под ногтями у него постоянно был порох. Многие Сумеречные Охотники относились к обычному оружию с подозрением или безразличием: нанесение рун на металл или пули предотвращало воспламенение пороха, а простое оружие было бесполезно против демонов. Кристофер, однако, был одержим идеей приспособить огнестрельное оружие для нефилимов. Джеймс вынужден был признать, что идея установить пушку на крыше Института имела место быть.— Твоя рука, — внезапно сказал Мэттью, наклоняясь вперед и устремляя свои зеленые глаза на Джеймса. — Что случилось?— Да так, просто порезался, — отмахнулся Джеймс, разжимая ладонь. Рана представляла собой длинный диагональный порез поперек ладони. Когда Мэттью взял Джеймса за руку, серебряный браслет, который Джеймс всегда носил на правом запястье, звякнул о бутылку виски, стоявшую на столе. — Ты должен был мне сказать, — Мэттью достал из кармана жилета свое стило. — Я бы исцелил тебя в переулке.— Я забыл, — сказал Джеймс.Томас, который водил пальцем по краю своего стакана, не выпивая, спросил:— Что-то произошло? — Томас всегда был раздражающе проницателен. — Все было слишком быстро, — неохотно ответил Джеймс.— Обычно вещи, которые произошли ?слишком быстро?, очень плохи, — сказал Мэттью, приставляя кончик своего стила к коже Джеймса. — Гильотины, например, падают очень быстро. Когда эксперименты Кристофера взрываются, они часто взрываются очень быстро.— Я не Гильотин и не взорвался, —сказал Джеймс. — Я... попал в Царство теней.Мэттью резко вскинул голову, но рука его не дрогнула, когда на коже Джеймса появилась целительная руна Иратце. Джеймс почувствовал, как боль в руке начала утихать. — Я думал, что все это прекратилось, — произнес Мэттью. — Я думала, Джем помог тебе.— Он действительно помог мне. С прошлого раза прошел уже год. Джеймс покачал головой. — Глупо надеяться, что всё закончилось навсегда. — Разве это обычно не случается, когда ты расстроен? — спросил Томас. — Это из-за демона?— Нет, — быстро ответил Джеймс. — Нет, я не... нет. — Джеймс с нетерпением ждал боя. Это было тяжелое лето, первое за последние десять лет, которое он не провел с семьей в Идрисе.Идрис находился в Центральной Европе. Это была нетронутая страна, охраняемая со всех сторон и скрытая от глаз простецов: место без железных дорог, фабрик и угольного дыма. Джеймс знал, почему его семья не может поехать в этом году, но все же он хотел быть там, а не в Лондоне. Патрулирование было одним из немногих его развлечений.— Демоны не беспокоят нашего мальчика, — сказал Мэттью, заканчивая исцеляющую руну. Сидя близко к своему парабатаю, Джеймс чувствовал знакомый запах мыла Мэттью, смешанного со спиртом. — Должно быть, что-то другое.— Тогда тебе надо поговорить с дядей, Джейми, — сказал Томас.Джеймс покачал головой. Он не хотел беспокоить дядю Джема из-за того, что сейчас казалось просто маленьким недоразумением. — Ничего особенного. Демон застал меня врасплох, и я нечаянно схватился за клинок. Я уверен, что именно это и стало причиной.— Ты превратился в тень? — спросил Мэттью, убирая стило. Иногда, когда Джеймса затаскивало в Царство теней, его друзья сообщали, что видели его белый силуэт с расплывчатыми краями. Иногда он полностью превращался в темную тень, похожую на Джеймса, но прозрачную и бестелесную.Несколько раз, очень редко, ему удавалось превратиться в тень, чтобы пройти сквозь что-то твердое. Но он не хотел вспоминать о тех временах.Кристофер оторвал взгляд от блокнота. — Кстати о демоне...— ...которого мы прикончили, — вставил Мэттью.— ...что это было? — Спросил Кристофер, покусывая кончик ручки. Он часто записывал подробности всех их экспедиций. Он утверждал, что это помогает ему в исследованиях. — Я имею в виду тот, который взорвался.— В отличие от того, который не взорвался? — уточнил Джеймс.Томас, у которого была отличная память на детали, сказал: — Это был Деймас, Кристофер. Странно, что они оказались именно здесь — в городах их обычно не встретишь.— У меня осталось немного его ихора, — сказал Кристофер, извлекая откуда-то из-за пояса пробирку, наполненную зеленоватым веществом. — Только не вздумайте пить это.— Уверяю тебя, у нас даже в мыслях этого не было, — усмехнулся Томас.Мэттью содрогнулся. — Хватит говорить об ихоре. Давайте еще раз выпьем за то, что Томас наконец дома!Томас запротестовал. Джеймс поднял бокал и провозгласил тост за Мэттью. Кристофер уже собрался чокнуться пробиркой со стаканом Джеймса, когда Мэттью, бормоча проклятия, отобрал его и протянул Кристоферу стакан виски.Томас, несмотря на все возражения, выглядел довольным. Большинство Сумеречных Охотников отправлялись в своего рода грандиозное турне, когда им исполнялось восемнадцать, оставив свой родной Институт; Томас две недели назад вернулся домой из Мадрида после девяти месяцев отбытия. Смысл путешествия состоял в том, чтобы изучить новые обычаи и расширить свой кругозор. И Томас определенно расширил его, хоть и в физическом смысле.Хотя Томас был самым старшим в их группе, он всегда был невысокого роста. Но когда Джеймс, Мэттью и Кристофер прибыли на пристань, чтобы встретить его корабль из Испании, то, пробираясь сквозь толпу, почти не узнали своего друга: перед ними возвышался мускулистый молодой человек. Теперь Томас был самым высоким из них, загорелым, словно вырос на ферме, а не в Лондоне. Он не только мог орудовать мечом одной рукой, но и обучился в Испании использованию нового оружия — боласа, сделанного из толстых веревок и гирь, которые вращались над его головой. Мэттью часто говорил, что это все равно что дружить с дружелюбным великаном.— Когда вы закончите, то я сообщу вам новости, — сказал Томас, откидываясь на спинку стула. — Знаете старое поместье в Чизвике, которое когда-то принадлежало моему деду? Раньше его называли Лайтвуд-Хаус. Он был подарен моей тете Татьяне Конклавом несколько лет назад, но она никогда им не пользовалась. Предпочитала оставаться в Идрисе в поместье с моим кузеном и, э-э...— Гертрудой, — услужливо подсказал Кристофер.— Грейс, — поправил Джеймс. — Ее зовут Грейс.Она еще являлась кузиной Кристофера, хотя Джеймс знал, что они никогда не встречались.— Да, Грейс, — кивнул Томас. — Тетя Татьяна всегда держала их обоих дома в Идрисе, в своего рода изоляции: никаких посетителей и все такое... но, очевидно, она решила вернуться в Лондон, так что мои родители в смятении.Сердце Джеймса медленно и тяжело забилось. — Грейс, — начал он и увидел, как Мэттью бросил на него быстрый косой взгляд. — Грейс... приедет в Лондон?— Похоже, Татьяна хочет вывести ее в свет.— Томас выглядел озадаченным. — Полагаю, вы встречались с ней в Идрисе? Разве ваш дом там не примыкает к поместью Блэкторнов?Джеймс машинально кивнул. Он чувствовал тяжесть браслета на своем правом запястье, хотя носил его уже столько лет, что обычно не замечал его присутствия. — Я обычно вижу ее каждое лето, — сообщил он. — Не этим летом, конечно.Только не этим летом. Он не мог спорить с родителями, когда те сказали, что семья Эрондейлов проведет это лето в Лондоне. Он так и не смог назвать причину, по которой хотел вернуться в Идрис. Родителям было известно, он едва знал Грейс. А ужас, охвативший его при мысли, что он не увидит ее еще целый год, — не являлся веским аргументом.Этот секрет он хранил с тринадцати лет. Мысленно он представил высокие ворота, возвышающиеся перед Блэкторн-Мэнор, и свои собственные руки перед собой.... детские руки без шрамов, усердно срезающие колючие лозы. Он мог видеть длинный зал в поместье, и занавески, украшающие окна, и слышать музыку. Он видел Грейс в ее платье цвета слоновой кости.Мэттью смотрел на него задумчивыми зелеными глазами, в которых уже не плясали огоньки. Мэттью единственный из всех друзей Джеймса знал, что между Джеймсом и Грейс Блэкторн существует связь.— Лондон буквально кишит новоприбывшими, — заметил он. — Семья Карстаирсов тоже скоро будет с нами, не так ли?Джеймс кивнул. — Люси сходит с ума от волнения, с не терпением ожидая Корделию.Мэттью налил себе еще вина. — Не могу винить их за то, что они устали проживать в Девоне... или как называется их дом? Сайренворт? Думаю, они прибудут через день или два.Томас опрокинул свой стакан. Затем последовали напиток Джеймса и пробирка Кристофера. Томас еще не привык, что занимает так много места, поэтому иногда оказывался неуклюжим.— Ты сказал, что приедет вся семья Карстаирсов? — спросил Томас.— Только не Элиас Карстаирс, — сказал Мэттью. Элиас был отцом Корделии. — Но Корделия, и конечно же... — Он сделал многозначительную паузу.— О, черт возьми, — выдохнул Кристофер. — Аластер Карстаирс, — он побелел. — Если я правильно помню, это тот гнусный осел? — По-моему, это мягко сказано, — произнес Джеймс, скосившись на Томаса: тот уже прикончил свой напиток. Томас был застенчивым маленьким мальчиком в академии, а Аластер — отъявленным хулиганом. — Мы можем избежать встречи с Аластером, Том. У нас нет причин проводить с ним время, и я не могу представить, что он будет тосковать по нашему обществу.Томас зашипел, но не в ответ на слова Джеймса. Содержимое пролитой Кристофером пробирки стало ярко-красным и начало разъедать стол. Они все вскочили, чтобы схватить кухонные полотенца Полли. Томас швырнул на стол кувшин с водой, и Кристофер облился, а Мэттью согнулся пополам от смеха.— Вот как, — Кристофер смахнул с глаз мокрые волосы. — Я думаю, что это сработало, Том. Кислота нейтрализована.Томас покачал головой. — Кто-то должен был нейтрализовать тебя, ты, мелкий...У Мэттью началась истерика.Посреди этого хаоса Джеймс находился словно за сотни километров отсюда. В течение стольких лет, в сотнях тайных писем между Лондоном и Идрисом, он и Грейс клялись друг другу, что однажды они будут вместе; что однажды, когда они станут взрослыми, то поженятся, хотят того их родители или нет, и будут жить вместе в Лондоне. Это всегда было их мечтой.Так почему же она не сказала ему, что приедет?***— Ой, смотрите! Королевский Альберт-Холл! — Воскликнула Корделия, прижимаясь носом к окну кареты. Стоял жаркий день, яркий солнечный свет ласково обволакивал Лондон, заставляя сверкающие белые дома Южного Кенсингтона сиять, как ряды солдат из слоновой кости в дорогих шахматах. — В Лондоне действительно великолепная архитектура.— Остроумное замечание, — протянул ее старший брат Аластер, который демонстративно читал книгу по математике в углу кареты, как бы давая понять, что ему трудно выглянуть в окно. — Я уверен, что никто никогда раньше не комментировал лондонские здания.Корделия сердито посмотрела на него, но он не поднял глаз. Неужели брат не понимает, что она просто пытается поднять всем настроение? Их мать, Сона, в изнеможении прислонилась к стенке кареты, под глазами у нее залегли фиолетовые круги, а ее обычно сияющая загорелая кожа казалось желтоватой. Корделия волновалась за неё уже несколько недель, с тех самых пор, как пришли новости об отце в Девон из Идриса. — Дело в том, Аластер, что теперь мы здесь живем, а не гостим. Мы будем встречаться с людьми, принимать гостей, нам не нужно оставаться в Институте... хотя я не прочь быть рядом с Люси.— И Джеймсом, — добавил Аластер, не отрываясь от книги. Корделия стиснула зубы.— Дети. — Мать укоризненно посмотрела на них. У Аластера тут же сделался обиженный вид: месяц назад ему стукнуло девятнадцать, и он определенно не считал себя ребенком. — Это серьезное дело. Как вам хорошо известно, мы приехали в Лондон не для того, чтобы развлекаться. Мы приехали в Лондон ради нашей семьи.Корделия обменялась с братом уже менее яростным взглядом. Она знала, что он тоже беспокоится о маме, хотя никогда бы в этом не признался. Она в миллионный раз задумалась, насколько много он знает о ситуации с отцом. Корделия считала, что, возможно, больше неё самой. Хотя в любом случае он никогда не заговорит с ней об этом.Она почувствовала легкое головокружение, когда их экипаж остановился у дома 102 на Корнуолл-Гарденс, одном из рядов величественных белых викторианских домов с номером, выкрашенным черной краской на самой правой колонне. На верхней ступеньке крыльца стояло несколько людей. Корделия сразу же узнала Люси Эрондейл: теперь она была немного выше, чем в последний раз, когда они встречались. Ее светло-каштановые волосы были собраны под шляпкой, а бледно-голубой жакет и юбка очень шли к ее глазам.Рядом с ней стояли ещё две фигуры. Одной из них была мать Люси, Тесса Эрондейл, — известная среди Сумеречных Охотников — жена Уилла Эрондейла, который управлял лондонским Институтом. Она выглядела чуть старше своей дочери. Тесса была бессмертной, колдуньей, поэтому не старела.Рядом с Тессой стоял Джеймс.Корделия вспомнила, как однажды, когда она была маленькой девочкой, захотела погладить лебедя в пруду возле своего дома. Птица бросилась на нее, врезалась в живот и сбила с ног. Несколько минут она лежала на траве, задыхаясь и чувствуя, как колотится сердце. Она испугалась, что никогда больше не сможет дышать.Это было так романтично — испытывать одно и то же чувство при виде Джеймса Эрондейла и нападении агрессивной водоплавающей птицы.Он был прекрасен, так прекрасен, что она забывала дышать, когда смотрела на него. У него были растрепанные черные волосы, которые казались мягкими на ощупь, и длинные темные ресницы, обрамлявшие глаза цвета меда или янтаря. Теперь, когда ему исполнилось семнадцать, он вырос и возмужал — этакий идеальный, изумительный шедевр архитектуры.— Ой! — Ее ноги коснулись земли, и она чуть не споткнулась. Каким-то образом ей удалось распахнуть дверцу кареты, и теперь она стояла на тротуаре — точнее еле держалась на ногах, покачиваясь и пытаясь удержать равновесие, потерявшееся после многочасового бездействия.Джеймс мгновенно оказался рядом, положив руку ей на плечо и поддерживая. — Дейзи? — позвал он. — С тобой все в порядке?Дейзи. Он дал ей это прозвище. И не забыл его.— Я такая неуклюжая. — Она печально огляделась. — Я надеялась на более грациозное прибытие.— Не беспокойся. — Он улыбнулся, и ее сердце перевернулось. — Тротуары Южного Кенсингтона ужасны. Я сам не раз становился их жертвой.?Ответь ему?, — сказала она себе. ?Скажи что-нибудь!?Но он уже отвернулся, склонив голову к Аластеру. Корделия знала, что Джеймс и Аластер невзлюбили друг друга ещё в Академии, но мама была не в курсе. Сона считала, что Аластер нравился всем.— Я вижу, ты здесь, Аластер. — Голос Джеймса был странно ровным. — И ты выглядишь...Он с некоторым удивлением взглянул на ярко-желтые волосы Аластера. Корделия надеялась, что он скажет, что брат похож на репу, но юноша не сказал.— Ты хорошо выглядишь, — закончил он.Мальчики молча смотрели друг на друга, пока Люси спустилась по ступенькам и бросилась в объятия Корделии. — Я очень, очень рада тебя видеть! — воскликнула она, затаив дыхание. Для Люси все всегда было очень, очень, очень: будь то прекрасное, волнующее или ужасное. — Дорогая Корделия, нам будет так весело!— Люси, Корделия и ее семья приехали в Лондон, чтобы вы могли тренироваться вместе, — произнесла Тесса своим нежным голосом. — Это будет большая работа и ответственность.Корделия опустила взгляд на свои туфли. Это было очень любезно со стороны Тессы — постоянно рассказывать историю о том, что Карстаирсы приехали в Лондон в спешке из-за того, что Корделии и Люси нужно стать парабатаями, но это не было правдой.— Вы, должно быть, помните, когда вам тоже было шестнадцать, миссис Эрондейл, — сказала Сона. — Молодые девушки обожают танцы и платья. Когда я была в этом возрасте, я, конечно, их тоже любила, как и вы, наверное.Корделия понимала, что это была ложь в отношении ее матери, но держала рот на замке. Тесса выгнула брови. — Я помню, как однажды присутствовала на вампирском празднике. И ещё на какой-то вечеринке в доме Бенедикта Лайтвуда, пока тот не подхватил демонический сифилис и не превратился в червя, конечно...— Мама! — прервала Люси.— Ну, он действительно превратился в червяка, — сказал Джеймс. — Точнее в злобную гигантскую змею. Это был один из самых интересных разделов уроков истории.От дальнейших комментариев Тессу спасли прибывшие фургоны, перевозящие вещи Карстаирсов. Несколько крупных мужчин спрыгнули с одного из фургонов и отодвинули брезент, покрывавший предметы мебели, которые были аккуратно перевязаны веревками.Один из мужчин помог Рисе, горничной и кухарке Соны, сойти на землю. Риса работала в семье Джаханшахов, когда Соне было всего десять лет, и с тех пор всегда была с ней. Она была простецом, обладающим Зрением, и, таким образом, ценным компаньоном для Сумеречного Охотника. Риса говорила только по-персидски; Корделия подумала, не пытались ли мужчины в фургоне завязать с ней разговор. Риса прекрасно понимала по-английски, но почти всегда молчала.— Пожалуйста, поблагодарите Сесили Лайтвуд за меня, за то, что она одолжила мне свою домашнюю прислугу, — говорила Тессе мать Корделии.— О, конечно! Они будут приходить по вторникам и четвергам, чтобы помогать вам с тяжелой работой, пока вы не найдёте себе слуг, — ответила Тесса.?Тяжелая работа? это все, что Риса, — которая готовила, покупала и помогала Соне и Корделии с одеждой, — не должна была делать, например, мыть полы или ухаживать за лошадьми. Корделия знала, что мысль о том, что Карстаирсы собираются вскоре нанять собственных слуг, была еще одной ложью. Когда они покинули Девон, Сона отпустила всех слуг, за исключением Рисы, поскольку они пытались сэкономить как можно больше денег, пока Элиас Карстаирс ожидал суда.Корделии бросилась в глаза крупная вещь в одном из фургонов. — Мама! — воскликнула она. — Ты привезла пианино?Мать пожала плечами. — Я люблю музыку. — Она повелительно махнула рукой в сторону рабочих. — Корделия, сейчас будет разгрузка, будет грязно и шумно. Может быть, вы с Люси прогуляетесь по окрестностям? А ты, Аластер, останешься здесь и будешь помогать.Корделия была в восторге от перспективы провести время наедине с Люси. Тем временем Аластер разрывался между раздражением из-за того, что ему пришлось остаться с матерью, и напыщенностью, что ему доверили обязанности хозяина дома.Тесса Эрондейл выглядела удивленной. — Джеймс, иди с девочками. Может быть, дойдёте до Кенсингтонского сада? Сегодня прекрасный день для короткой прогулки там.— В Кенсингтонском саду безопасно, — серьезно сказал Джеймс.Люси закатила глаза и схватила Корделию за руку. — Тогда пошли, — она потянула ее вниз по ступенькам на тротуар.Джеймс, с его длинными ногами, легко догнал их. — У нас нет необходимости удирать, Люси, — сказал он. — Мама не собирается звать тебя обратно и требовать, чтобы ты тащила в дом пианино.Корделия искоса взглянула на него. Ветер трепал его черные волосы. Даже волосы ее собственной матери не были такими темными: они имели оттенки красного и золотого. Волосы Джеймса были похожи на пролитые чернила.Он легко улыбнулся ей, как будто не заметил ее взгляда. С другой стороны, он, несомненно, привык к тому, что на него пялятся другие Сумеречные Охотники. Не только из-за его внешности, но и по другим причинам.Люси сжала ее руку. — Я так рада, что ты здесь, — заявила она. — Я никогда не думала, что это случится.— А почему бы и нет? — спросил Джеймс. — Закон настаивает, чтобы вы тренировались вместе, прежде чем станете парабатаями, и, кроме того, отец обожает Дейзи и он устанавливает правила....— Ваш отец обожает любого Карстаирса, — заметила Корделия. — Не уверена, что он делает это для меня. Возможно, ему даже понравится Аластер.— Думаю, он убедил себя, что у Аластера есть скрытые глубины, — сказал Джеймс.— Как и зыбучие пески, — усмехнулась Корделия.Джеймс рассмеялся.— Ну все, хватит, — вмешалась Люси и потянулась, чтобы стукнуть Джеймса по голове рукой в перчатке. — Дейзи — моя подруга, а ты забираешь ее. Иди куда-нибудь еще.Они шли по Куинз-Гейт в сторону Кенсингтон-Роуд. Омнибусы проезжали мимо них. Корделия представила себе, как Джеймс блуждает в толпе, где наверняка найдет себе занятие поинтереснее, а может быть, его похитит прекрасная наследница, которая тут же влюбится в него. Такие вещи случались в Лондоне.— Я буду идти в десяти шагах позади вас, как носильщик, — сказал Джеймс. — Но я должен держать тебя в поле зрения, иначе мама убьет меня, и тогда я пропущу завтрашний бал, и тогда Мэттью убьет меня. Быть мне мертвым дважды.Корделия улыбнулась, но Джеймс уже отстал, как и обещал. Он неторопливо шел позади них, давая девочкам возможность поговорить; Корделия попыталась скрыть свое разочарование. В конце концов, теперь она жила в Лондоне, и встречи с Джеймсом больше не будут редкими проблесками, и, она надеется, станут частью ее повседневной жизни.Она оглянулась: Джеймс уже достал книгу и читал ее на ходу, насвистывая себе под нос.— Какой бал он имел в виду? — спросила она у Люси. Они прошли под черными коваными воротами Кенсингтонского парка и оказались в тени деревьев. Общественный сад был полон нянек, прогуливающихся с колясками, и молодых пар, гуляющих вместе по тропинкам. Две маленькие девочки плели венки из маргариток, а мальчик в синем матросском костюме бегал с обручем, визжа от веселья. Он подбежал к высокому мужчине, который, смеясь, поднял его и подбросил в воздух. Корделия на мгновение зажмурилась, думая о своем собственном отце, о том, как он в детстве подбрасывал ее в воздух, заставляя ее смеяться, а потом ловил на пути вниз.— Он пройдёт завтра вечером, — сообщила Люси, беря Корделию под руку. — Мы устраиваем его, чтобы поприветствовать вас в Лондоне. Там будет весь Анклав, танцы, а ещё мама покажет всем новый бальный зал. А я покажу тебя.Корделия почувствовала, как по телу пробежал холодок: отчасти от предвкушения, отчасти от страха. Анклав был официальным органом для Сумеречных Охотников Лондона: каждый город имел свой Анклав, который подчинялся местному Институту, а также высшей власти Конклава и Консула. Она понимала, что это глупо, но мысль о стольких людях вызывала у нее беспокойство. Жизнь, которую она вела со своей семьей — постоянные путешествия, за исключением тех случаев, когда они были в Сайренворте в Девоне, — была спокойной и размеренной и исключала больших скоплений людей.И все же она должна была сделать это — ради этого они все приехали в Лондон. Она подумала о своей матери.Это не бал, сказала она себе. Это было первое испытание.Корделия понизила голос. — Все ли там будут... все ли знают о моем отце?— О, нет. Очень немногие люди слышали какие-либо подробности, и они не говорят об этом. — Люси задумчиво посмотрела на нее. — Если ты расскажешь мне, что случилось, клянусь, я не поделюсь этим ни с одной живой душой, даже с Джеймсом.У Корделии защемило в груди, как всегда, когда она думала об отце. Но тем не менее она должна рассказать об этом Люси, как придется рассказать и другим. Она не сможет помочь отцу, если не будет прямо требовать того, чего хочет. — Около месяца назад мой отец уехал в Идрис, — начала Корделия. — Все это было очень секретно, но сразу за границей Идриса обнаружили гнездо демонов Кравьядов.— Правда? — ахнула Люси. — Они ведь мерзкие, да? Людоеды?Корделия кивнула. — Они уничтожили почти целую стаю оборотней. Выжившие волки принесли известие в Аликанте. Консул собрал экспедиционный отряд нефилимов и вызвал моего отца из-за его опыта работы с редкими демонами. Вместе с двумя жителями Нижнего мира он помогал планировать экспедицию, чтобы убить Кравьядов.— Звучит очень заманчиво, — сказала Люси. — И как чудесно работать с жителями Нижнего мира.— Так и должно было быть, — сказала Корделия. Она оглянулась: Джеймс был уже далеко и все еще читал. Он не мог их слышать. — Экспедиция провалилась. Демоны Кравьяда исчезли, и нефилимы вторглись на землю, которую вампирский клан считал своей. Там было сражение... которое плохо кончилось.Люси побледнела. — О, Ангел. Кого-то убили?— Несколько нефилимов были ранены, — сказала Корделия. — И клан вампиров был убеждён, что мы — Сумеречные охотники — объединились с оборотнями, чтобы напасть на них. Это был ужасный бой, который мог разрушить Соглашения.Люси выглядела испуганной. Корделия не винила ее. Соглашения между Сумеречными Охотниками и жителями Нижнего мира имели мирный характер и помогали поддерживать порядок. Если их разорвать, то начнется кровавый хаос. — Конклав начал расследование, — продолжала Корделия. — Мы думали, что мой отец станет свидетелем, но вместо этого его сделали виновным. Они считают, что из-за него экспедиция провалилась. Но это была не его вина. Он не мог знать... — она закрыла глаза. — Мысль о том, что он подвёл Конклав, чуть не убила его. А теперь ему придется жить с чувством вины всю оставшуюся жизнь. Но никто из нас не ожидал, что они закончат расследование и арестуют его. — У нее дрожали руки, и она крепко сцепила их. — Он прислал мне письмо, но больше ничего — запрещают. Он находится под домашним арестом в Аликанте до суда.— Суда? — переспросила Люси. — Только для него? Но ведь были и другие ответственные за экспедицию, не так ли?— Были и другие, но мой отец стал козлом отпущения. Все свалили на него. Моя мать хотела поехать в Идрис, чтобы повидаться с ним, но он запретил, — добавила Корделия. — Он сказал, что мы должны поехать в Лондон. Если его осудят, то позор, который падет на нашу семью, будет огромным, и нам надо действовать быстро, чтобы предотвратить это.— Но это так несправедливо! — Глаза Люси вспыхнули. — Все знают, что Сумеречная охота — опасная работа. Конечно, после допроса вашего отца будет установлено, что он сделал все, что мог.— Возможно, — тихо ответила Корделия. — Но им нужно кого-то обвинить. И он прав: у нас мало друзей среди Сумеречных Охотников. Мы так много путешествуем из-за папиной болезни и не живём долго в одном месте — Париж, Бомбей, Марокко...— Я всегда думала, что это очень романтично.— Мы пытались найти климат, который был бы лучше для его здоровья, — сказала Корделия, — но у нас мало союзников. Вот почему мы здесь, в Лондоне. Мама надеется, что мы быстро подружимся с кем-нибудь, так что если моему отцу грозит тюремное заключение, у нас будет кто-то, кто встанет на нашу сторону и защитит нас.— Всегда есть дядя Джем. Он твой кузен, — предположила Люси. — А Безмолвные братья пользуются большим уважением у Конклава.Дядей Люси был Джеймс Карстаирс, известный большинству нефилимов как брат Захария. Безмолвные братья были лекарями для нефилимов: немые, долгоживущие и могущественные, они населяли Безмолвный город, мавзолей под землей с тысячью входов по всему миру.Самым странным для Корделии было то, что они — как и Железные сестры, которые ковали оружие и стила из Адамаса — выбрали этот путь: Джем когда-то был обычным Сумеречным Охотником, парабатаем отца Люси, Уилла. Когда он стал Безмолвным братом, специальны руны заставили его замолчать, оставив шрамы на лице и навсегда закрыв ему глаза. Безмолвные братья не старели физически, но у них не было ни детей, ни жен, ни домов. Это была ужасно одинокая жизнь. Корделия, конечно, видела брата Захарию — Джема — в важных случаях, но не знала его так, как Джеймс и Люси. Ее отцу никогда не нравились Безмолвные братья и он всю свою жизнь делал все возможное, чтобы помешать Джему навещать их семью.Если бы Элиас думал иначе, Джем мог бы стать его союзником. А так Корделия понятия не имела, как к нему подступиться.— Твой отец не будет осужден, — Люси сжала руку Корделии. — Я поговорю с родителями.— Нет, Люси. — Корделия покачала головой. — Все знают, как близки наши семьи. Они не будут думать, что твои мать и отец непричастны. — Она выдохнула. — Я сама пойду к Консулу. Она просто пытается замять конфликт с Нижним миром, обвиняя моего отца. Легче указать пальцем на одного человека, чем признать, что все совершили ошибки.Люси кивнула. — Тетя Шарлотта такая добрая, что я не могу себе представить, чтобы она не помогла.Тетя Шарлотта была Шарлоттой Фэйрчайлд, первой женщиной, избранной Консулом. Она также была матерью парабатая Джеймса, Мэттью, старым другом семьи Эрондейлов.Консул обладал огромной властью, и когда Корделия впервые услышала о заключении отца в тюрьму, то сразу же подумала о Шарлотте. Но Консул не может делать все, что хочет, объяснила Сона. В Конклаве существовали партии, могущественные фракции, которые всегда давили на нее, чтобы она сделала то или это, и ей нельзя было злить их. Это было слишком рискованно. Если они пойдут к Консулу, станет только хуже.В глубине души Корделия считала, что ее мать ошибается — разве не в этом заключается сила, способность рисковать и злить людей? Какой смысл быть Консулом-женщиной, если тебе все еще приходится заботиться о том, чтобы люди были счастливы? Ее мать была слишком осторожна, слишком напугана. Сона верила в единственный возможный путь — Корделия должна была выйти замуж за влиятельного человека, который мог бы спасти их семейное имя, если бы Элиас попал в тюрьму.Но Корделия не стала говорить об этом Люси. Она не собиралась никому об этом говорить. Даже себя заставляла думать об этом с трудом: она не была против того, чтобы выйти замуж, но это должен быть правильный человек, и только по любви. Ее отец не сделал ничего плохо. И Корделия докажет это с умом и храбростью, а не с помощью продажи себя в качестве невесты.— Я знаю, каково тебе сейчас, — сказала Люси, и у Корделии возникло ощущение, что она пропустила несколько минут разговора, — но я просто знаю, что все скоро закончится, и твоего отца признают невиновным. А ты тем временем будешь в Лондоне, сможешь тренироваться со мной и... О! — Люси взяла Корделию под руку и полезла в сумочку. — Чуть не забыла. У меня есть отрывок из ?Прекрасной Корделии?, который ты можешь прочесть.Корделия улыбнулась и постаралась выбросить из головы ситуацию с отцом. ?Прекрасная Корделия? была романом, который Люси начала писать, когда ей было двенадцать. Она сделала это для того, чтобы подбодрить Корделию во время длительного пребывания в Швейцарии. В ней рассказывалось о приключениях молодой женщины по имени Корделия, поразительно красивой для всех, кто ее видел, и красивого мужчины, обожавшего ее, Лорда Хока. К сожалению, они расстались, когда прекрасная Корделия была похищена пиратами, и с тех пор пыталась найти дорогу обратно к любимому, хотя на ее пути встречалось множество препятствий и опасностей, а также столько других привлекательных мужчинами, которые всегда влюблялись в нее и звали замуж.Каждый месяц в течение четырех лет, Люси отправляла Корделии новую главу, и Корделия, свернувшись калачиком и держа в руках романтические приключения своего вымышленного двойника, на некоторое время погружалась в мир фантазий.— Замечательно, — восхитилась она, беря листки бумаги. — Мне не терпится увидеть, как Корделия сбежит от злого короля разбойников!— Ну, как оказалось, король разбойников не совсем злой. Видишь ли, он младший сын герцога, который всегда был... извини, — кротко закончила Люси под пристальным взглядом Корделии. — Я и забыла, как ты ненавидишь, когда тебе рассказывают историю до того, как ты ее прочитаешь.— Именно так! — Корделия ударила подругу по руке свернутой рукописью. — Но спасибо, дорогая, я прочту его, как только у меня выпадет свободная минутка. — Она оглянулась через плечо. — Э-э, я, конечно, хочу поболтать наедине с тобой, но не слишком ли грубо для этого просить твоего братца идти за нами?— Ни капельки, — заверила ее Люси. — Посмотри на него. Он читает.Так оно и было. Хотя Джеймс, казалось, был полностью поглощен чтением, юноша тем не менее с восхитительной грацией обходил встречных прохожих, случайный камень или упавшую ветку, а один раз даже маленького мальчика, держащего обруч. Корделия подозревала, что если бы она попыталась проделать такой трюк, то врезалась бы в дерево.— Тебе так повезло, — вздохнула Корделия, все еще глядя через плечо на Джеймса.— С какой стати? — Люси посмотрела на нее широко раскрытыми глазами. Глаза Джеймса были янтарными, а глаза Люси — бледно-голубыми, на несколько оттенков светлее, чем у ее отца.Корделия резко повернула голову. — О, потому что... — Потому что ты проводишь время с Джеймсом каждый день? Она сомневалась, что Люси считала это чем-то особенным; это совершенно нормально для хорошей семьи. — Он такой замечательный старший брат. Если бы я попросила Аластера пройтись в парке в десяти шагах позади меня, он бы не отходил от меня ни на шаг просто из вредности. — Пфф! — Фыркнула Люси. —Конечно, я обожаю Джейми, но в последнее время он ужасно себя ведет, с тех пор как влюбился.С таким же успехом она могла бросить мешок картошки на голову Корделии. Казалось, мир вокруг неё раскололся на мелкие кусочки.— Он что?— Влюбился, — повторила Люси с видом человека, которому доставляет удовольствие делиться сплетнями. — О, он, конечно, не признает этого, потому что это Джейми, и он никогда нам ничего не говорит. Но отец поставил ему диагноз, и он говорит, что это определенно любовь.— Ты как будто о чахотке говоришь. — У Корделии голова шла кругом от ужаса. Джеймс влюблен? В кого же?— Ну, разницы почти нет, не так ли? Он становится бледным и угрюмым и смотрит в окно, как Китс.— А Китс смотрел в окно? — Иногда было трудно угнаться за Люси.Люси продолжала свой путь, ничуть не смущаясь вопросом о том, смотрел ли в окно величайший английский поэт-романтик. — Он никому ничего не скажет, кроме Мэттью, а Мэттью — могила. Но я случайно услышала обрывок их утреннего разговора...— Случайно? — Корделия подняла бровь.— Возможно, я пряталась под столом, — с достоинством сказала Люси. — Но только потому, что я потеряла серьгу и искала ее.Корделия подавила улыбку. — Продолжай.— Он определенно влюблен, и даже Мэттью считает, что он ведет себя глупо. Это девушка, которая не живет в Лондоне, но собирается приехать сюда на длительный срок. Мэттью она не нравится... — Люси внезапно замолчала и схватила Корделию за запястье. — О!— Ой! Люси...— Прелестная молодая леди вот-вот прибудет в Лондон! О, вот же я глупая! Теперь ясно, кого он имел в виду!— О чем ты? — Недоумевала Корделия. Они приближались к знаменитой длинной набережной; она видела, как солнце искрится на поверхности воды.— Он имел в виду тебя, — выдохнула Люси. — О, как мило! Представь себе, если бы вы поженились! Мы могли бы быть сестрами!— Люси! — Корделия понизила голос до шепота. — У нас нет доказательств, что он имел в виду меня.— Он был бы сумасшедшим, если бы не влюбился в тебя, — сказала Люси. — Ты очень хорошенькая, и, как сказал Мэттью, только что приехала в Лондон надолго. Кто еще это мог быть? Анклав не настолько велик. Нет, это точно ты.— Даже не знаю...Глаза Люси округлились. — Он что, тебе не нравится? Ну, пока от тебя этого и не ждут. Я имею в виду, что ты знаешь его всю свою жизнь, так что я думаю, что он несильно впечатляет, но я совершенно уверена, что ты со временем привыкнешь к нему. Он не храпит и не отпускает грубых шуток. В самом деле, он совсем не плох, — рассудительно добавила она. — Подумай об этом, ладно? Потанцуй с ним завтра на балу. У тебя ведь есть платье, правда? У тебя должно быть красивое платье, если ты хочешь покорить его.— У меня есть платье, — поспешила заверить ее Корделия, хотя и знала, что оно далеко не красивое.— Как только ты ошеломишь его, — продолжала Люси, — он сделает тебе предложение. Затем ты решишь, примешь ли ты его, и если да, то сколько у вас будет длиться помолвка. Будет лучше, если вы сделаете это после того, как мы завершим наше обучение и станем парабатаями.— Люси, у меня от тебя голова идет кругом! — Сказала Корделия и бросила обеспокоенный взгляд через плечо. Слышал ли Джеймс хоть что-нибудь из их разговора? Похоже, что нет: он шёл, не отрываясь от своей книги.Предательская надежда вспыхнула в ее сердце, и на мгновение Корделия представила себя помолвленной с Джеймсом, желанной гостьей в семье Люси. Люси, ее сестра теперь, несла охапку цветов на свадьбе. Их друзья — у них наверняка было бы много друзей — восклицали: ?О, вы двое — идеальная пара?.Она вдруг нахмурилась. — Почему я не нравлюсь Мэттью? — спросила она и откашлялась. — Конечно, если я и есть та девушка, о которой они говорили, а я уверена, что это не так. Люси беспечно махнула рукой. — Он считает, что эта девушка не любит Джеймса. Но, как мы уже выяснили, ты можешь влюбиться в него довольно легко, если приложишь к этому чуточку усилий. Мэттью слишком заботится о Джейми, но ему нечего бояться. Ему не нравятся многие, но он очень добр к тем, кого любит Джеймс.Корделия подумала о Мэттью, парабатае Джеймса. Мэттью почти не отходил от Джеймса с тех пор, как они оба прибыли из Академии в Идрисе, и она время от времени встречалась с ним на светских вечеринках. У Мэттью были золотые волосы и улыбка, как у котёнка. Но если кто-то причинял вред Джеймсу, котёнок тут же превращался в льва.Но она никогда не обидит Джеймса. Она любила его. Она любила его всю свою жизнь.И завтра у нее будет возможность сказать ему об этом. Корделия не сомневалась, что это придаст ей уверенности, чтобы обратиться к Консулу и представить дело своего отца для помилования, возможно, Джеймс будет рядом с ней.Корделия вздернула подбородок. Да, после завтрашнего бала ее жизнь будет совсем другой.ПРОШЕДШИЕ ДНИ: ИДРИС 1899Сколько Джеймс себя помнил, каждый год он с семьей уезжал в Идрис, чтобы провести лето в Эрондейл-Мэнор. Это было большой особняк из золотисто-желтого камня, сады которого спускались к зачарованному зеленому лесу Броселин; высокая стена отделяла его от поместья семьи Блэкторнов по соседству.Джеймс и Люси проводили дни, играя на окраине темного леса, купаясь и ловя рыбу в близлежащей реке, и катаясь на лошадях по зеленым полям. Иногда они пытались увидеть Тернового дома, но стены были забиты колючими лозами. Шиповник с острыми как бритва концами обвивал ворота, как будто усадьба Блэкторнов была давно заброшена и заросла, и хотя они знали, что Татьяна Блэкторн живет там, они только издали видели, как ее экипаж въезжал и выезжал, двери и окна были плотно закрыты.Джеймс однажды спросил своих родителей, почему они никогда не общаются с женщиной, живущей по соседству, тем более что Татьяна была родственницей дядей Джеймса, Гидеона и Габриэля Лайтвудов. Тесса дипломатично объяснила, что между их семьями отношения ухудшились с тех пор, как отец Татьяны был проклят, и они не смогли спасти его. Ее отец и муж погибли в тот день, а сын, Джесси, умер много лет назад. Она винила Уилла и братьев в своих потерях. — Иногда люди становятся замкнутыми от горя, — сказала Тесса, — и хотят найти кого-то, кого угодно, чтобы обвинить в своих страданиях. Это низко, потому что Уилл и твои дяди помогли бы ей, если бы могли.Джеймс больше не думал о Татьяне: незнакомая женщина, которая безрассудно ненавидела его отца, была не из тех, кого он хотел бы знать. В то лето, когда Джеймсу исполнилось тринадцать лет, из Лондона пришло сообщение, что Эдмунд и Линетт Эрондейлы, бабушка и дедушка Джеймса, умерли от гриппа.Если бы Уилл не был так убит горем, возможно, все было бы по-другому.И все же это случилось.В ту ночь, когда они узнали о смерти Линетт и Эдмунда, Уилл сидел на полу в гостиной, Тесса — в мягком кресле позади него, а Люси и Джеймс растянулись на ковре у камина. Уилл прислонился спиной к ногам Тессы и невидящим взором смотрел на огонь. Они все услышали, как открылась входная дверь; Уилл поднял глаза, когда вошел Джем, одетый в мантию Безмолвного брата, подошел к Уиллу и сел рядом. Он притянул голову Уилла к своему плечу, и Уилл сжал в руках переднюю часть одежды Джема и заплакал. Тесса склонила голову над ними обоими, и все трое соединились в едином горе — словно их отделила от всего мира невидимая стена, которой Джеймс не мог коснуться. Джеймсу впервые пришло в голову, что отец может расплакаться.Люси и Джеймс убежали на кухню. Там их и застала Татьяна Блэкторн — они сидели за столом, а кухарка Бриджит кормила их пудингом на ужин, — когда она пришла попросить Джеймса срезать шиповник.Она выглядела как серая ворона, неуместно смотревшаяся в их светлой кухне. На ней было поношенное платье, изорванное по краям и манжетам, и грязная шляпка с чучелом птицы с глазами-бусинками, сдвинутая набок. Волосы у нее были седые, кожа в морщинах, а глаза тускло-зеленые, словно страдание и гнев высосали из них весь цвет.— Мальчик, — сказала она, глядя на Джеймса. — Ворота моего поместья совсем заросли. Мне нужен кто-то, кто мог бы срезать шиповник. Ты сможешь сделать это?Может быть, если бы все было по-другому, если бы Джеймс уже не беспокоился за отца, он бы сказал ?нет?. Он мог бы задать вопрос, почему миссис Блэкторн не срезала шиповник все эти годы или зачем ей вдруг понадобилось выполнить эту работу вечером.Вместо этого он молча встал из-за стола и последовал за Татьяной. Уже смеркалось, на горизонте раскинуло оранжевые лучи заходящее солнце, и деревья Броселинда, казалось, пылали огнём, когда они шли мимо леса к главным воротам Блэкторн-Мэнора. Они были черными и выкованными из железа, с аркой наверху, на которой были написаны латинские слова: LEX MALLA, LEX NULLA.Плохой закон — не закон.Она наклонилась среди падающих листьев и встала, держа в руке огромный нож. Очевидно, когда-то он был острым, но теперь лезвие покрылось темно-коричневой ржавчиной и казалось почти черным. Вспышка страха на мгновение ослепила Джеймса — неужели Татьяна Блэкторн привела его сюда, чтобы убить? Сейчас она вырвет его сердце и бросит на землю, позволяя крови окрашивать зелёную траву алым цветом.Но вместо этого она сунула нож ему в руки. — Ну вот, мальчик, — сказала она. — Не торопись.На миг ему показалось, что она улыбнулась, но, возможно, это была лишь игра света. Женщина исчезла в шелесте сухой травы, оставив Джеймса стоять перед воротами с ржавым ножом в руке, как самого неудачливого поклонника ?Спящей красавицы?. Вздохнув, он начал резать лозы.Или, по крайней мере, попытался. Тупое лезвие ничего не разрезало, а шиповник был таким же толстым, как прутья на воротах. Не раз он цеплялся за острые кончики шипов.Вскоре его ноющие руки налились свинцом, а белая рубашка покрылась пятнами крови. Это просто смешно, сказал он себе. Конечно, это выходило за рамки обязанности помогать соседу. Конечно, его родители поймут, если он отбросит нож и пойдет домой. Конечно...Пара рук, белых, как лилии, вдруг затрепетала между виноградными лозами. — Эрондейл, мальчик, — прошептал чей-то голос. — Позволь мне помочь тебе.Он с изумлением смотрел, как несколько лоз упали. Мгновение спустя в проеме между железными прутьями показалось лицо девочки, бледное и маленькое. — Эрондейловский мальчик, — повторила она. — У тебя есть голос?— Да, и имя, — немного ошарашено сказал он. — Я Джеймс.Ее лицо исчезло в просвете между ветвями. Послышался скрежет, и через мгновение из-под ворот выскользнула пара резцов для шиповника — возможно, не совсем новых, но вполне пригодных. Джеймс наклонился, чтобы схватить их.Он уже выпрямился, когда услышал, как его кто-то зовёт: это был голос матери.— Я должен идти, — сказал он. — Но спасибо тебе, Грейс. Ты ведь Грейс, не так ли? Грейс Блэкторн?Он услышал звук, похожий на вздох, и девочка появилась в проеме между виноградными лозами. — О, пожалуйста, вернись, — сказала Грейс. — Если ты вернешься завтра вечером, я проберусь к воротам и поговорю с тобой, пока ты будешь резать. Я так давно не разговаривала ни с кем, кроме матушки.Ее рука протянулась сквозь прутья решетки, и он увидел красные линии на ее коже там, где шипы порезали ее — Джеймс поднял свою руку, и на мгновение их пальцы соприкоснулись. — Обещаю, — неожиданно для себя произнес он. — Я обязательно вернусь.