Сезон 1, серия 5, Вот как всё кончается (2/2)

***Пятый выбирает позицию наблюдателя. Он, опираясь на дверной косяк смотрит, как на их просторной кухне разрывается эндорфиновая бомба. Кэй буквально порхает от пакета с продуктами к холодильнику и обратно к широкому кухонному столу, где Клаус отчаянно сражается с нарезкой яблок. Пятый замечает, как подрагивают руки брата и это отзывается в нем едва уловимой тревогой. Кэй распечатав упаковку с гвоздикой и корицей проходит мимо плиты и не глядя забрасывает в кастрюлю, словно в котёл, горстку коричневых звёздочек. Красное вино волнующе булькая поглощает специи. Клаус отпускает какую-то шутку, и она заливисто смеётся. Атмосфера выглядит настолько не типичной, для их дома, что Пятый не может отделаться от какого-то липкого и неприятного предчувствия в своей голове. Мысль ещё не сформировалась и не выпустила свои острые зубы, но он уже знает, что результат ему не понравится. Пятый снова осматривает кухню, на долю секунды задерживает взгляд на босых ногах Кэй, которая следует к кладовке. Она оборачивается через плечо и ловит его взгляд, Пятый щурится не отступая, и она, закатив глаза исчезает в дверях.

Тревога меж тем, бьёт невидимым хвостом внутри. И вдруг он ощущает злость. На самого себя, на неспособность действительно расслабиться и выдохнуть наконец. Он стоит на пороге, думая, что, если он пройдёт внутрь, эта атмосфера, такого чуждого ему веселья, захватит его. И это будет неправильно. Потому что он не должен быть здесь с ними. Он не может испытывать такие эмоции. Не сейчас. Не сегодня. Не здесь. И не он.Кэй возвращается из кладовки с огромной упаковкой маршмеллоу.– Хорошо, – она смеётся. – Теперь я знаю, что в этом доме есть не только виски и кофе.– О! – восклицает Клаус. – Это золотые запасы нашего киллера. Завтрак, обед и ужин. Бутерброды с арахисовой пастой и маршмеллоу.– Ну ладно, – Кэй, пожимая плечами, вскрывает упаковку со сладостями и тянется к упаковке с хлебом.Пятый проходит внутрь, собираясь что-то сказать. Что-то смутно напоминающее...Не надо. Ты не можешь. Это личное. Ты не должна становиться частью этого. Будет больно.

Но Кэй уже открывает банку с арахисовым маслом и ловко размазывает его по белому квадрату хлеба для тостов. Пятый тут же попадет в вакуум. Все слова долетают до него эхом. Он стоит, упираясь руками в столешницу, и не может заставить даже пошевелиться. Воздух вокруг густеет, а громыхнувший за окном гром предвещает беду.– Да брось, я не настолько сентиментальна! – Кэй обращается к Клаусу с ответом на реплику, которая потонула в пустоте так и не долетев до Пятого.

Она выкладывает маршмеллоу на хлеб с пастой. Морщит нос, понимая, что сладкие подушечки не помещаются как нужно, жертвует одной, забрасывая её себе в рот. Пятый в полной прострации следит за каждым её движением.– Не настолько сентиментальна? – Клаус фыркает и затянувшись сигаретой выпускает в потолок струю дыма. – Ты плачешь каждый раз, когда мы смотрим "Освободите Вилли"!– Он мне сердце разбил! Это тебе так, для справки. – Кэй соединяет бутерброды и положив их на тарелку протягивает её Пятому. – Приятного аппетита.

Она плакала в детстве, когда мы давили муравьев.

Всё догадки с треском складываются в единый пазл в голове Пятого. И он слышит выстрел. Реальность обрушивается на него потоками ледяной воды. На долю секунды маска скуки и безразличия слетает с лица Пятого, и он в полном неверии поворачивает голову к Клаусу. Номер Четыре замирает с занесенной над пепельницей рукой.

– Что?

Время принимает свой привычный плавный ход, вакуум лопается, впуская звуки дождя и готовящегося на плите глинтвейна. Кэй медленно опускает тарелку на стол, поджимая губы. Чувствуя. Пятый уверен, что тот ужас, который моментально сковывает все его внутренности невозможно не почувствовать. И он молит всех известных ему богов, чтобы она молчала. Потому что он стоит над пропастью, а она способна столкнуть его даже глазом не моргнув.– Клаус. – Пятый старается вернуть себе самообладание. – На пару слов.

***Пятый быстрым шагом проходит в центр библиотеки. Разводит руками в стороны, делает глубокий вдох и наконец-то поворачивается к удивленному Клаусу. Улыбка сползает с лица брата по мере того, как он всматривается в злую гримасу на лице Пятого. Номер Четыре подходит ближе, отставляет чашку с недопитым кофе на один из библиотечных столов и скрещивает руки на груди. Пятый по всей видимости пытается взять себя в руки, хотя его буквально колотит от злости. Он делает еще один шумный выдох, крепко сжимает пальцами переносицу. Клаус не выдерживает первым:– Какая муха тебя...– Что ты делаешь? – Пятый отнимает пальцы от лица.– Что я…– Ты приводишь её в наш дом. Водишь её в наш зимний сад. Рассказываешь увлекательные истории о нас всех. Позволяешь ей помогать. Позволяешь ей быть здесь в любое время суток. С нами. Усыпаешь гостиную конфетти, поздравляешь её с днем рождения. – Пятый перечисляет факты, наступая. –Выписываешь ей полный карт бланш.

Пятый останавливается и берет небольшую передышку, а потом протыкает указательным пальцем пространство рядом с собой.

– Она смеется на нашей кухне. – Обвиняющие восклицает он.

Клаус выглядит растерянным и ошеломленным одновременно. Он едва заметно качает головой:– И это не объясняет мне ровным счетом ничего. Чего ты взбесился?– Ты… – Пятый вплотную подходит к Клаусу и стучит ему в грудь указательным пальцем. – Ты... Она никогда не заменит её, ясно? Хватит заниматься подменой понятий.Клаус требуется несколько долгих секунд, чтобы переварить услышанное. Он открывает и закрывает рот, не находя ни единого слова в ответ. Мысли в его голове с оглушительным визгом лопаются, уступая место кристально чистой боли и непониманию.– Заменить? – переспрашивает он дрогнувшим голосом.– Заменить, подменить, заместить. – Пятый отступает на шаг назад. – Любое угодное тебе слово. И не делай вид, что ты не понимаешь, о чем… о ком я говорю.

Тень, мелькнувшая в одном из огромных окон (от пола до потолка, ты только представь как здесь здорово в дождливую погоду, Кэй!) отвлекает Клауса от гнева брата. Сердце пропускает несколько ударов. Он, собрав всю свою храбрость отрывает взгляд от плеча Пятого и переводит его на прозрачное стекло. Внутренний двор устелен жухлой травой и листьями, которые осенний ветер оборвал со всех деревьев. Край деревянной беседки попадает в поле зрения и воздух вокруг моментально замирает. Ваня стоит на второй из трех небольших ступенек. В окружении серой и мертвой листвы, она ярким пятном выделяется на тусклом фоне. Дождь немного размывает её черты лица.

– Как… Как тебе такое в голову пришло? – спрашивает Клаус то ли у Пятого, то ли у себя, то ли у стоящей в беседке Вани.

– Как мне это в голову пришло? – Пятый сжимает кулаки. – Как ты до этого додумался?

– Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что говоришь. – Клаус закрывает глаза. – Она не имеет отношения к нашим проблемам.

– Проблемам?

– Боже, Пять, не цепляйся к словам. Это не отменяет того…– А к чему же она тогда имеет отношение? – Пятый перебивает брата на полуслове.

Он намеренно принимает скучающее выражение лица. Снова. Выстраивает свою защиту и оборону вокруг напускного безразличия, нападая первым, проводя ледяную черту в этом разговоре. Пятый смотрит на Клауса, старательно пытаясь отбиться от чувства вины, которое разрастается внутри словно пожар в сухом лесу. За мгновение до того, как Номер Четыре открывает рот, чтобы обрушить на него тираду полную гнева, боли и обиды, Пятый понимает, что он – ошибся. И это промах бьёт его в солнечное сплетение похлеще прежнего.

– К чему она имеет к отношение? – голос Клауса дрожит от ярости, предвещая истерику. – Пока ты таскаешься к местной мафии, делаешь вид, что ничего не произошло, и находишься только чтобы сказать "постарайся не обдолбаться до обеда, Клаус". Пока все остальные предпочитают делать вид, что говорить здесь не о чем, потому что и так всё понятно. Пока пресса, изо дня в день, выпускает статьи, которые делают нашу сестру монстром…– Клаус.

– Заткнись, Пятый! – Номер Четыре на долю секунды поджимает губы, всматриваясь в окно. – Она пришла ко мне и была со мной, понятно? Говорила со мной, когда я этого хотел. Молча сидела рядом, когда я не мог и двух слов собрать. Переживала это со мной. Она все время была рядом, ничего не прося взамен. Пока я был здесь, с тобой. Пока я, как последний идиот, думал, что могу понадобиться тебе. Потому что мы семья.

Пятый знает, что Клаус прав. Где-то на самом краю сознания, он понимает, что не смог уберечь даже оставшихся. Что сдался, даже не попытавшись. Что отступил, отдаваясь во власть боли и злобы. Но он не может остановиться. И делает шаг в пропасть. Желая, чтобы мир в лице Клауса уничтожил его.Ненавидь меня. Я это заслужил. Хорошо, что она этого не услышит.

– Напивалась она тоже вместе с тобой? Или доза была одна на двоих?

Он знает, что это ложь. По обрывкам диалогов, которые он слышал несколько раз из комнаты Клауса, по разговорам с Кэй, по её светлому взгляду, было ясно с самого начала. Она не этой масти. Она не разрушает себя так. Она – другая. Но он делиться этим искаженным мнением вслух просто потому, что красные вспышки под веками мешают думать рационально. Потому, что ему нужно, чтобы его кто-то остановил.У Клауса тяжёлая рука. Пятый чувствует металлический вкус крови во рту, и слышит хлопок двери. Он садится на пол, опирается спиной о книжный шкаф и медленно выдыхает через нос.

Она плакала в детстве, когда мы давили муравьев.

А теперь её нет.

Мир смеясь хлопает в ладоши перед его лицом. Пятый закрывает глаза, и прикусывает костяшки пальцев сдерживая рвущийся наружу крик. Ваня сидит с ним рядом, кладёт голову на его плечо и также закрывает глаза. Но в комнате нет никого, кто мог бы сказать ему об этом.

***Кэй начинает беспокоиться спустя двадцать минут одинокого сидения на одном из кухонных стульев. Собирая указательным пальцем крошки от давно съеденного кекса, она пробует почувствовать хоть кого-то, но ничего кроме медленно расползающейся тревоги не ощущает.

Коридор ведущий на кухню встречает её мрачными тенями и тишиной. Она тратит около часа, на то, чтобы обойти все доступные комнаты в особняке, пять минут на то, чтобы снять с книжного шкафа свои кеды и ещё десять, чтобы убедить себя в том, что тревожное чувство внутри ей не мерещиться. Ни следа Пятого или Клауса. Она повторно поднимается на этаж с жилыми комнатами. Заглядывает к Клаусу, осматривается. Находит на столе несколько скрученных косяков и пустую банку из-под таблеток. Потрепанный ежедневник, пару их фото после посещения парка аттракционов. На одной карточке, там, где краски запечатлели улыбку Клауса и хохочущую Кей в тесной будке для моментальных фото, тонким маркером указана дата её рождения. Подпись гласит: "Не вздумай забыть!". Рядом на стуле, его, не по размеру большая гавайская рубашка и ковбойская шляпа, которую они купили на блошином рынке несколько недель назад. Кэй не находит ни одной мысли, которая бы подсказать, куда они провалились. Что-то внутри говорит ей, что речь идёт далеко не о сюрпризе на её день рождения. Она выходит из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь и замирает, упершись взглядом в золотистую ручку двери напротив. Кэй заглядывает к Пятому лишь на секунду, просто чтобы убедиться, что его нет. По сравнению с Клаусом, комната Пятого образец порядка. Островком хауса является только его рабочий стол. Кэй замечает на тумбочке рядом с кроватью книгу с отвратительно знакомым переплетом и даже успевает удивится, прежде чем воспоминания из больничной палаты выбивают почту из-под её ног.Не надо. Ты не сможешь это забрать.

***

Клаус под страхом смерти не сможет вспомнить какой по счету шот ему наливает абсолютно не знакомый бармен. Он с извращенным удовольствием ощущает, как его сознание и чувства отступают, пропуская вперед белый шум. После третьего шота внутри перестало саднить. После пятого шота под веками пропал вид разбитой губы на лице Пятого. После седьмого исчезло желание позвонить Кэй. Потом, кажется, был радостно ухмыляющийся Чу. Он и так всегда счастлив его видеть, а после того, как пресса сообщила, что Харгривзы вступили в наследство, и подавно встречает Клауса с распростертыми объятиями. Правда он терпеть не может Кэй, и всё время кривится, когда видит Пятого, но сейчас их здесь нет. Поэтому Чу сметает на пол со стола мятые салфетки и рассмеявшись жестом приказывает бармену налить еще. Клаусу не с первого раза удается ухватиться за наполненный янтарной жидкостью стакан. Музыка, льющаяся из колонок на запредельной громкости, мешает ему сосредоточиться. Он собирается сказать об этом Чу, но тот отмахнувшись от невнятного бормотания, заискивающе улыбается и достает из кармана блестящий пакетик.

Клаус под страхом смерти не сможет вспомнить какой по счету шот ему наливает абсолютно не знакомый бармен. После отвратительно приготовленной Кровавой Мери, ему хочется позвонить Кэй. А после нескольких Б-52 вернуться в домой и снова поговорить с Пятым. Реальность утекает сквозь его пальцы с невероятной скоростью. Клаус пытается встать, но вместо того, чтобы твердо стоять на ногах, он теряет равновесие и начинает падать. Какая-то девушка с ярко накрашенными губами склоняется над ним и улыбнувшись влажно целует его, проталкивая в рот таблетку. Мир взрывается обжигающим неоновым светом. Где-то на задворках его сознания смеется Чу.Клаус под страхом смерти не сможет вспомнить номер Кэй. Он в одном из залов у Чу. Всё вокруг тонет в мерцающем свете. Девушки в блестках и только, показывают всю гибкость своих тел у хромированных шестов. Виски прошибает острой болью, и Клаус шарит по небольшому столику в поисках стакана с водой. Вода на вкус оказывается водкой с лимонным соком. Номер Четыре скривившись допивает до дна. Мимо него, ухмыляясь словно Чеширский кот, проплывает лицо Чу. Клаус чувствует, как немеют пальцы на руках.Клаус под страхом смерти не сможет вспомнить чей номер он набрал. Мокрый ветер что есть силы треплет его рубашку. Он стоит на маленьком балконе, одной рукой вцепившись в ледяные перила, другой в чужой мобильный телефон. Гудки, гудки, гудки.

Они эхом отдаются в его голове, оседают где-то внутри, растворяются в зияющей пустоте.– Да? – сонный голос на том конце провода погружает мир вокруг в тишину.Пожалуйста, не оставляй нас одних.– Пятый не прав, Элл... Она замечательная, – Клаус хихикает, глядя как лучи уличных фонарей растекаются во все стороны. – И в ней есть что-то от Дейва, знаешь? И от тебя, от меня... От каждого из нас. Даже от Пятого. Но она не может мне помочь. Я бы хотел забыть, а она не может этого мне предложить. Она старается, Эллисон, очень старается, но она не может. Я думаю, что не заслужил её.

– Клаус, где ты? – номер Три звучит взволнованно, но Клаус не слышит её.– Я думаю, что мы все ошиблись. Мы все были не правы, но... Но я очень хочу этого не знать. Элл... Я так устал. Я так...Клаус, увидев знакомый силуэт сквозь стекло, отнимает телефонную трубку от уха и заходит с балкона в комнату. Бармен машет ему широкой ладонью, но барная стойка находится на другом конце планеты. Клаус роняет телефон и тут же наступает на него. Он делает несколько шагов вперед, и беснующаяся толпа перед ним расступается. Прямо из неё, сквозь свет и блестки, на него смотрит Бен. Он качает головой из стороны в сторону. Его губы шевелятся, но Клаус не слышит ни слова. В голове разносится звук идущих гудков, которые остаются без ответа. Номер Четыре чувствует, как его коленки предательски подгибаются, отправляя его в короткий полет. За секунду до столкновения с полом, кто-то подхватывает его. Клаус пытается рассмотреть своего ловца, но один из софитов острым лучом расчерчивает пространство и мир, качнувшись, погружается во тьму.