Сезон 1, серия 4, Дрянной мотив (1/1)

Кэй пять. Мир вокруг неё бескрайний и дружелюбный. Мама каждое утро будит её тёплым поцелуем в висок, а потом, пока Кэй болтает ногами сидя кухонном столе, вплетает в её густые и длинные волосы атласные ленты. Её брат Адам, всегда где-то неподалёку. Слушает музыку в огромных наушниках или складывает неприличные слова из хлопьев в миске с молоком. Пока мама отвлекается на потрескивающий на сковородке омлет, Адам успевает подсунуть Кэй шоколадную, и категорически запрещенную, конфету. Кэй смеётся, когда он заговорщически прижимает палец ко рту, обозначив маленькую сладость секретом. Отец никогда не встаёт так рано и это заставляет Кэй грустить. Его нет в этой маленькой утренней традиции. Изо дня в день, Кэй порывается подняться наверх, чтобы разбудить папу, но ей никогда этого не разрешают. Она слишком мала, чтобы заметить, как каждый раз после этой просьбы переглядываются мама и брат. Кэй не видит, как мама, хмурясь, отворачивается к плите, а светлые глаза Адама мрачнеют на несколько тонов. Она только чувствует, как в груди, на долю секунды поселяется тревожное беспокойство. Но оно растворяется, стоит брату подхватить её на руки.Кэй пять. Небо над её головой бездонное. Она покрепче цепляется за руку Адама, когда забирается на высокий бордюр на пути в подготовительный класс. Брат твердо шагает рядом, и ей совсем не страшно смотреть вниз. Он всегда успеет её подхватить. Кэй повторяет за ним: задирает голову к солнцу, щурит глаза и ухмыляется. Получается не так хитро, да и веснушки обходят стороной её по-детски пухлые щеки, но она страшно гордится собой, когда чувствует, что брат доволен этими её гримасами. Он не говорит об этом, она просто знает.В один из тёплых осенних дней, когда Адам забирает её под строгим взглядом мисс Финчер, она предлагает пойти домой их длинной и тайной дорогой. Кэй, получив согласие, радостно взвизгивает и отдав рюкзак брату со всех ног бежит в сторону небольшого пролеска за школой. Добежав до ближайшей сосны, она, похихикивая, прячется за широкий ствол дерева. Адам, замедляя шаг проходит мимо, делая вид, что не замечает юной охотницы.– А тебе разве не влетит за то, что ты прогуливаешь? – спрашивает Кэй выглядывая из укрытия.– Всё согласовано, – важничая, бросает Адам через плечо.Кэй внимательно вглядывается в скрытый бейсбольной кепкой затылок и вдруг ясно ощущает как через неё проходит совершенно чужая эмоция.Грусть.Она не пугает её, но Кэй чётко понимает, что это не её ощущение. Это чужое чувство заставляет вспомнить кое-что забавное и она, позабыв про игру, со всех ног догоняет брата.– Я сегодня узнала, что такое заразительный смех! – она хватает брата за руку и совсем не замечает, как внутри неё грусть лопается мыльным пузырем.– И что же это?– На уроке, Милли, пыталась нарисовать енота. Только получился совсем не енот, – Кэй размахивает свободной рукой. – Разве у енота может быть два хвоста?Адам перехватывает лямку рюкзака и качает головой из стороны в сторону подтверждая догадки сестры.– Вот! Мисс Финчер старалась ей объяснить, что таких зверей не бывает, а Милли дорисовала ему третий хвост и сказала, что всё так, как должно быть.Адам, вспоминая скверный характер преподавателя, усмехается.– И что же?– Не знаю. Я посмотрела на него и подумала, а почему бы и нет? И вдруг стало так смешно. И я начала смеяться.– Громко?– Очень громко. – Кэй чуть задирает нос. – А потом все засмеялась! Представляешь? Даже те, кто сидел на передних партах. Они же не видели рисунок, но им тоже было смешно, потому что я умею заразительно смеяться! И даже мисс Финчер улыбнулась! Век такого не видела. И я… Всё никак не могла остановиться!Кэй кладёт ладошку на школьный галстук.– Будто где-то здесь... Сидит тот самый енот с тремя хвостами и щекочет меня.Адам улыбается во весь рот.– Видишь, какая ты волшебница!Кэй девять. Мир стремительно теряет свои размеры. Теперь Кэй знает, что она мастер не только заразительного смеха. Теперь она знает, что можно ещё и плакать за компанию. Милли разбивает коленку сорвавшись с качелей в парке. И они вместе сидят на колючем гравии, дуют на разодранную кожу и заливаются слезами. Они плачут до тех пор, пока Кэй не утомившись, решает, что так можно проплакать до конца жизни. Она что есть силы сосредотачивается на мешающем внутри неприятном клубке. Кэй вдруг думается, что слезы навлек именно этот дурацкий клубок, а не желание взлететь на качелях до самой нижней ветви раскидистого дуба. Клубок лениво пытается ускользнуть из-под её мысленного взгляда, но спустя секунду разлетается на тысячи осколков. Милли выглядит довольной, Кэй хмыкает. Теперь можно и заглянуть в ближайший киоск с мороженым.Кэй девять и теперь она знает, что значат эти хмурые переглядки брата и мамы. Теперь она знает, что иногда папа допоздна сидит в баре на углу 42й и 10й. Там, наверное, происходит что-то не очень приятное, потому что иногда, когда Кэй до тёмной ночи сидит в обнимку с мировой энциклопедией, она слышит, как папа, приходит домой. И тогда в доме обязательно что-то ломается, или лопается, или бьётся. И тогда её сердце тоже бьется. В два или три раза быстрее положенного. Она чувствует грусть или страх. Бывает ею овладевает злость, и плюшевый заяц непременно пускается в полет от кровати до стены. В такие ночи к ней часто приходит Адам. Он подбирает зайца, укладывается с Кэй и долго треплет какие-то байки из старшей школы, пока наконец она не засыпает.Кэй девять. И ей больно. Она покидает свою кровать далеко за полночь. Влажный и летний воздух комнаты приносит дурные сны и жажду. Кэй бредет на кухню, по пути проходит гостиную и натыкается отца. Она вдруг остро ощущает одиночество. Это чувство словно заворачивает её в ледяной саван. Она как вкопанная замирает перед сидящем, на скрипучем диване, отцом. Смотрит на него с осторожностью и дикое желание подарить ему тепло и объятия заполняют её с головы до пят. Отец покачивает бутылкой пива в руке и продолжает смотреть ночное шоу на одном из каналов.– Пап! – Кэй привлекает внимание к себе.Он медленно переводит на Кэй мутный взгляд. И смотрит на неё будто на чужого ребёнка. Не проявляя абсолютно никакого интереса. Долговязый незнакомец, который просто не любит детей, а тут пристал один. Кэй отступает хмурясь. На полном автомате она проходит на кухню, набирает воды в прозрачный стакан, выпивает его залпом и словно тень возвращается в свою комнату. Той ночью она засыпает ни найдя в себе и капли сил, чтобы оттолкнуть липкие нити опутывающие все внутренности.Кэй тринадцать. И она знает, что волшебница из неё не самая лучшая. Стены их дома буквально содрогаются от крика взбешенного отца и доведенной до предела матери. Кэй сидит у Адама в комнате. Попеременно подает ему ватные тампоны, которые слишком быстро пропитываются текущей из носа кровью, требуя замены. Она пытается дотянуться пропитанной перекисью ватой до разбитой брови, но Адам отмахивается. Кэй раздражается всё сильнее, а в соседней комнате в стену видимо летит очередная ваза. Или предпоследняя нервная клетка Кэй. Когда Адам в очередной раз отмахивается от заботливого жеста она не выдерживает и грубо хватает его за запястье.– Ты чего разошлась? – деланно спокойным тоном спрашивает Адам.– Помолчал бы!Она сжимает его руку и закрывает глаза. Обжигающая волна ярости накрывает её с головой, так резко, что она даже не успевает глотнуть воздуха. Кэй медленно погружается на дно. Среди гнева, злости и раздражения она никак не может нащупать то единственное, что ищет. Нужная серебристая нить в мрачном мареве почти не видна. Кэй жмурится до красных болезненный вспышек под веками.– Кэй? – Адам высказывает беспокойство, которое тут же скрывает нить физической боли.– Ты совсем не помогаешь! – почти рычит Кэй.– Кэй, ты...– Нашла! – она с победным воплем хватается за серебристую нитку, тянет её на себя.Энергия, ощутив толчок, разливается по её венам. Концентрируясь на нужных нитях, Кэй заставляет их формироваться в клубок. Под ложечкой неприятно тянет, но она лишь крепче сжимает руку брата. Когда клубок распадается в ней, заставляя чуть скривиться от мазнувшей по затылку боли, она открывает глаза и видит ошеломленное лицо брата.Кэй четырнадцать. Она стойко переносит все подколки Милли, которые так или иначе связаны с россыпью созвездий прыщей на её лбу. С гордостью принимает похвалу матери за хорошие оценки в семестре. И со смущением отвечает согласием, на первое приглашение на танцы. Майкла не останавливают ни её прыщи, ни пластырь на сбитой коленке (заброшенный особняк в конце улицы того стоил), ни цепкий взгляд Адама, который следит за разыгравшейся сценой с другой стороны школьного коридора. Она находится в полном балансе с собой. Учиться отделять зерна от плевел, справляться с болью и горечью, ставить блоки и игнорировать громкий хлопок входной двери глубокой ночью. Мир укладывается в просторные и тихие залы библиотек, в яркий и сладкий свет парка аттракционов и бесконечное лето.Кэй всего семнадцать. Когда взрослые и беспристрастные люди в халатах приводят её в серую палату. Она почти не может разглядеть мать, которая затерялась в одеялах на больничной койке. Воздух пахнет свежесрезанными нарциссами и морфием. Она долго смотрит на проступившие, сквозь тонкую кожу, вены и не решается протянуть руку. А когда наконец-то находит в себе смелость, её останавливает Адам. Он перехватывает её за локоть и едва слышно шепчет:– Не надо. Ты не сможешь это забрать.Кэй оборачивается к нему, почти отталкивает. Не желая даже слышать такой глупости.Она не сможет.И всякие люди вроде Реджинальда Харгривза доступными языком изложили это в своих научных трудах.Кэй все ещё семнадцать. Мать нарядили в лучшее платье и погребли на другом конце города, там где погребали всех остальных представителей её фамилии. Кэй не приходит домой. Не может себя заставить. Она едет к Майклу. Вливает в себя половину бутылки дешевого коньяка, позволяет ему запустить руки под своё чёрное платье и оставить некрасивый засос над ключицей. В конце концов её тошнит, конечно же. Адам забирает сестру на закате дня. Не говоря ни слова везёт в автокинотеатр и они целых три сеанса подряд наблюдают как огромная акула, раззявив пасть, пожирает мирных жителей. Кэй не находит в себе силы заплакать. Просто смотрит на экран и методично уничтожает клубок за клубком в грудной клетке.Кэй почти восемнадцать, когда мир захлопывается перед её носом как старый и проклятый сундук. Она не понимает, как это произошло. Только что Адам стоял напротив отца. А в следующую секунду Кэй видит, как острый угол стола вонзается в его висок. Пространство с оглушительным треском разлетается во все стороны. Кэй бросается вперёд, спотыкается о край толстого ковра, путается в ногах и с размаху падает на колени у обмякшего тела.– Нет нет нет, – бормочет она, хватая брата за руки. – Ты что с ума сошёл? Нет!Она закрывает глаза, погружается в себя и видит, как сотни тысяч нитей гаснут. Она хватается за каждую, пытается собраться всё воедино, но они рассыпаются в пыль, стоит только коснуться.– Нет нет нет, – она чувствует, как по губам начинает растекаться хлынувшая из носа кровь. – Ты не можешь! Адам! Адам!Боль острой стрелой проходит через всё её тело. Слезы капают с длинных ресниц, смешиваться с кровью, затекают в рот. Кэй кричит. Кричит, что есть силы. Кричит, наверное, до тех пор, пока всё те же люди, с абсолютно безразличными лицами втыкают в её плечо тонкую иглу. Разрешая Тьме внутри поглотить её полностью. Свет гаснет. Не оставляя ничего кроме выжженной пустоты.– Это была мгновенная смерть, Кэйси. В таких обстоятельствах это лучшее, чего можно было пожелать.– Милли?– Да?– Не подходи больше ко мне. Никогда.– Без шуток?– Да.И она отступает. И они все отступают. Оставив её наедине. С мыслями о смерти. Об Адаме. И о своей бесполезности.Она опускается на привычный барный стул. Джереми нарочито небрежно выставляет перед ней стакан и не спеша наполняет его бурбоном. Кэй расслабленно выдыхает, снимает все внутренние блоки и подносит стакан с напитком ко рту. Безысходность бьет ей в затылок с такой силой, что она давится выпивкой. Закашлявшись, она выдергивает из подставки бумажную салфетку, и промокнув губы, а затем и барную стойку оглядывается, осматривая пустой бар.– Кто у тебя там? – она кивает в скрытый от глаз угол зала.Ядерный могильник?– А? – Джереми делает вид, что это не он посмеивался над тем, как она подавилась.Кэй смеряет его требовательным взглядом.– Клаус. Номер Четыре. – Бармен отмахивается.– Джер, как думаешь, – Кэй начинает злиться, ощущение тоски неумолимо расползается внутри. – Это хоть о чем-то мне говорит?– Харгривз.– Ближе к истине.– Пф, ты что совсем игнорируешь медиапространства?– Джереми.– Ну всё-всё. - Джереми потоптавшись на месте, открывает один из ящиков и пошуршав бумагой, бросает на стойку несколько газетных выпусков.Трагическая череда смертей в Академии Амбрелла.Академия Амбрелла остановила апокалипсис?Реджинальд Харгривз найден мёртвым.Трагическая череда смертей…Бойня в театре. Харгривзы представляют угрозу обществу?– Мне бы… – Кэй щелкает языком. – Краткую выжимку.– У них сестричка умом тронулась и её грохнули прям на сцене. А потом умом тронулась вся семейка. Вот один из её представителей, – Джереми противно скалится. – Заливает горе, хотя говорили, что они годами не общаются и… Мне кажется он просто проматывает состояние отца, и…– Слушай, Джер? – Кэйси отставив так и не выпитый стакан в сторону, поднимается со стула. – Помнишь, ты упился до зеленых чертей и спрашивал почему Розалинда тебе не дает?– А как это… – Джереми моментально багровеет.– Теперь я просто знаю ответ на этот вопрос.Кэй скользит по вытянутому от удивления лицу презрительным взглядом. Фыркает и уверенным шагом направляется в дальний угол бара.