Глава 2. Он жив (1/1)

В доме Базаровых повисла скорбная тишина. Все стенания утихли, лишь изредка слышались тихие всхлипы женщин и тяжёлые вздохи мужиков. Все они украдкой переглядывались при столкновениях меж собой, словно спрашивая при этом друг у друга: ?Что дальше-то делать??И в самом деле, никто из них решительно не мог определиться со своими дальнейшими действиями. И вроде бы ясно, что следует делать в таких случаях, а никто не мог самим решиться начать, ожидая этого от кого-нибудь другого. В результате все они уже более часа, как заблудшие души, бесцельно бродили по темному дому?— свет был погашен даже в людской, словно от них ушёл весь огонь вместе с душой молодого Базарова,?— и безмолвно перекладывали ответственность друг на друга, в то время как убиваемые горем старики, родители новопреставленного, лежали ниц друг возле друга на земле перед крыльцом, не подавая никаких признаков жизни, кроме подавленных рыданий.?Слушай, надобно зайти к нему, наверное… —?предложила наконец Анфисушка, перешептываясь с другой женщиной возле комнаты покойного. —?А то нехорошо уже как-то получается, словно мы все его боимся?.?Да, хорошо бы?. —?Согласно кивала вторая женщина, и всё же обе оставались на месте, будто бы боясь переступить порог скорбной тёмной комнаты с закрытым занавесками окном, освещаемой только маленьким огоньком висящей перед образом лампады.?Может, если не лампу, то хотя бы свечку зажжем???Да неплохо бы… А то уж во истину шибко боязно?.И опять стоят, переглядываются округлёнными глазами — правда Анфисушка была кривая — и втягивают в себя шеи.—?Ну, я пойду, пожалуй,?— сказала Анфиса, по-быстрому бесшумно сбегав за свечей и огнём, и, воротясь, на цыпочках прокралась в комнату, словно боясь нечаянно разбудить того, кто заснул вечным сном. Вторая женщина так же пошла за ней.Витающий в комнате запах святой мирры и потушенных церковных свечей сразу защекотал им нос, а свет колеблющегося огонька ровно упал на кровать с лежащим на ней усопшим, при виде которого обе женщины с печальными вздохами перекрестились. Обе ещё раз шёпотом сошлись во мнении, что таким, как их бедный барин, несправедливо умирать в столь молодом возрасте. Что и говорить, они, простые люди, любили его барскую простоту и лёгкость в общении с ними…—?Ой, боязно мне теперича глядеть на него…—?Да чего бояться-то? —?шепнула Анфисушка, шагнув поближе к кровати и вытянула руку со свечей. —?Вот, видишь, лежит себе спокойно, словно спит. Смотри — он даше дышит совсем как во сне…Тут, осознав сказанное и увиденное, Анфисушка, словно её что-то ужалило, с громким возгласом отскочила от кровати, с грохотом врезавшись спиной в стену, и с застывшим в ужасе лицом и раскрытым ртом замерла на месте, зачем-то подняв свечу над головой. Но не одна она повела себя так?— вторая женщина, разведя руки в бока, так же спиной попятилась к выходу, зацепившись там за косяк, и медленно сползла по нему на пол, смотря на кровать точно так же, как Анфисушка.—?Акулька… —?чуть взвизгнула Анфиса, не меняя своего положения. —?Матерь Божья… Дышит.—?Дышит. —?Как эхо подхватила Акулька едва слышно. —?Вон, грудь-то — вверх, вниз, вверх, вниз,?— при этих словах она то поднимала, то опускала левую руку.—?Так что же это? —?Анфисушка с глупым изумлением уставила на Акульку свой единственный глаз. —?Он, того… значит… что…—?Жив! —?воскликнула на этот раз во весь голос Акулька, стрелой выбежав из комнаты и продолжая выкрикивать это слово, носясь как угорелая по дому и двору, налетая и хватая за ворот рубахи каждого попадающегося ей на пути человека.Надо ли говорить, какой переполох поднялся в доме и вне его от этого крика? Отовсюду слышались встревоженные голоса:?— ?Что такое???— ?Кто жив???— ?Что за бабский крик???— ?Бог мой!??— ?Ах!?Весь дом и двор, как по волшебному щелчку, залился светом свечей и ламп, беспрерывно раздавался топот ног; люди то и дело бегали в дом и из него, дабы убедиться в правдивости молвы, будто покойный барин вдруг задышал.Поднятый шум не сразу дошёл до разума стариков Базаровых, затуманенного страшным горем. Первой очнулась от забытья Арина Власьевна, слабо потряся мужа за плечо, ощутив на сердце смутное ощущение покалывания надежды:—?Василий Иваныч, что же это такое творится у нас? Почему они так бегают и кричат, что кто-то дышит?—?Бегают? Зачем бегают, Ариша? —?хрипло произнёс старик, в свою очередь не ощущая ничего, кроме горя и недалёкого безумия. —?Евгений умер…—?Барин! Барин! Матушка! —?подбежала к ним в это время запыхавшаяся и раскрасневшаяся Анфисушка, так и держащая в руке свечку. —?Там у нас… сокол задышал!—?Кто?—?Ну, барин наш… Покойный который. Жив покойник-то, не преставился. Ступайте скорее, ступайте! —?она ухватила за руку барыню и потянула её в сторону дома.—?Что ты такое говоришь, глупая? —?воскликнул Василий Иванович в гневе смотря на неё, в то время как Арина Власьевна прижала свободную руку ко задрожавшему рту. —?Кто задышал? О ком ты тут нам говоришь?—?Барин, сын ваш жив! —?громогласно воскликнул с крыльца взволнованный и крестящийся Тимофеич. —?Евгений Васильич не умер! Мы всё ошиблись! Бегите же к нему скорее!..—?Вот-вот, и я вам про то толкую, что жив сын ваш…Уже через мгновение оба старика вбежали в комнату сына в сопровождении дворовых, где они, остановившись в двух шагах напротив кровати, простирая руки одновременно рухнули на колени. Воспалённым от рыданий родительским глазам предстало истинное чудо: их сын, их дорогой, любимый, единственный сын, которого они совсем недавно видели бездвижным и бездыханным и которого только что горестно оплакивали, теперь глубоко и часто дышал, по временам закашливаясь, не раскрывая при этом глаз, а его пересохшие губы слегка шевелились, словно он хотел что-то сказать.Разинув было рот, но так не найдя чего сказать, Василий Иванович подполз к постели сына и дрожащей рукой ухватился за его левое запястье, машинально нащупав пульс.?Я же сам все видел… Он был мёртв… Как я мог так ошибаться?..?—?Бьется… —?прошептал он вслух, положив затем свою руку ему на грудь. —?И здесь бьется… Арина, бьется!Старушка так же, как и муж, подползла к кровати.—?Пощупай,?— сказал он, положив на грудь сына её мягкую ладонь, под которой она сразу же ощутила мощные, уверенные удары его сердца.—?Бьется… Дышит… —?произнесла она и с испугом, перемешанным с радостью, взглянула на мужа, точно так же смотрящего на неё. —?Живой…—?Живой! Экий же я старый дурак! Как же мог раньше не увидеть этого? Он жив! Жив! —?с радостью воскликнул подскочивший с места Василий Иванович, сразу пустившись в безумный пляс по комнате, хаотично размахивая руками и ногами, выпучивая глаза до предела, с силой хватая себя за оставшиеся волосы и безумно вскрикивая от радости, изрядно пугая таким поведением наблюдавших его дворовых, справедливо начавших подозревать в нём сумасшедшего.Сама Арина Власьевна не смотрела на мужа, а обливала слезами счастья руку сына, которую старушка крепко прижала к своему лицу, и покрывала бесчисленными поцелуями его лицо.—?Енюшенька, сынок мой… —?причитала она, утыкаясь лицом в грудь сына, изрядно намочив его рубашку. —?Живой, родной ты мой.—?В… —?сорвалось с губ Базарова.—?А, что ты говоришь, Енюшенька? —?тут же прислушалась Арина Власьевна, прекратив рыдания.—?Во…—?Да-да, сейчас, родной, потерпи чуть-чуть. Воды ему принесите, быстро! —?крикнула старушка на замеревших в дверях людей, как истинно любящая мать с полуслова угадав желание своего ребёнка.—?Вот, барыня, держите,?— сказала прибежавшая Анфисушка, протянув Арине Власьевне наполовину наполненую чашку.—?Василий Иваныч, помогите мне приподнять его,?— попросила старушка, но её муж был ещё не в состоянии никого слышать от нахлынувшей на него радости.Он уже закончил свои дикарские пляски и теперь стоял на коленях перед святым образом и беспрерывно отвешивал поклоны до земли, временами ударяясь лбом об пол и бормоча молитвы. Голос жены до него и близко не долетел.—?Я помогу вам, матушка,?— сказала увидевшая это Анфисушка, подстроившись поудобнее и с осторожностью приподняла голову Базарова.Сама Арина Власьевна уселась на край кровати и поднесла чашку к губам сына, чуть наклонив её к нему.—?Вот, пей, Енюшенька.В это время веки Базарова слегка дрогнули и приоткрылись. Взгляд его был мутным и невидящим, но, ощутив прикосновение желанной влаги, он тут же с жадностью прильнул к чашке, выпив до дна всё её содержимое.?Даже и не заметил, что это была святая вода… —?подумала Анфисушка, забирая у барыни чашку. —?Значит точно всё впорядке?.Слегка прокашлявшись, Базаров, растянув губы в усмешке, произнёс слабо:—?Река эта, говорит, для мертвых, а коль живой выпьет, то воспоминания утеряет… Да лучше уж лишиться воспоминаний, чем умирать от жажды!—?Конечно, Енюшенька, конечно же,?— согласилась Арина Власьевна, утирая вновь потекшие от радости слезы, хотя она и не поняла о чем он говорит?— ей было достаточно одного его голоса. —?Если хочешь, мы сейчас ещё принесём воды, только я не знаю, можно ли тебе сразу так много…—?Матушка, ты ли здесь? —?перебил он её.—?Да-да, Енюшенька…—?То-то я слышу, что голос вроде твой,?— улыбнулся он, полностью раскрыв глаза и по-доброму взглянув на Арину Власьевну. —?Как ласково ты говоришь моё имя… А где отец?—?Здесь, он, здесь. Василий Иваныч! Очнись же, сын тебя зовёт.Старик Базаров, сразу же придя в себя от этих слов, подскочил к дивану и уселся на место уступившей ему жены, которая теперь встала коленями на пол и нежно гладила сына по его густым волосам, целуя их кончики.—?Я здесь, Евгений,?— старик чуть наклонился к нему. —?Ты ведь звал, да?—?Да, звал. Но что же ты дрожишь, старина, как лист на ветру? —?Базаров улыбнулся отцу, ободряюще похлопав его по руке. —?Брось ты это дело, а то у меня вся кровать от тебя трясётся. Чай не мёртв я, неотчего дрожать-то. Ну, что, каково будет твоё слово лекаря? Это у меня только временное просветление, или же моя болезнь подняла белый флаг и сдаёт позиции?—?Конечно, Евгений, уже сдала! —?воскликнул Василий Иванович, с огромным трудом подавляя в себе всколыхнувшееся волнение. —?После такого-то улучшения… Конечно она пошла на попятную! Ты же ведь без памяти со вчерашнего дня лежал, а сегодня днём, когда… отец Алексей… обряд над тобой совершал… ты ведь тогда, вроде того… Мы решили…—?Что я умер,?— с усмешкой договорил вместо отца Базаров, словно и не о нём вовсе речь шла. —?Что ж, ну, раз я вновь заговорил, задышал и вроде как-то соображать начал, то, значит, дело не такое уж и дрянное. А знаешь, говорят, если кого при жизни хоронят, то те потом до ста лет доживают,?— рассмеялся он. —?Вот и проверим правдивость молвы. Рано, ох и рано же вы меня со счетов списали… —?Базаров приподнял рукав своей рубашки и оглядел руку. —?Смотри, и красные пятна куда-то запропастились. Кожа как у младенца.—?Да, но и не только пятна пропали; у тебя и лоб нормальный, и пульс ровный…—?Хорошо, значит ладно заработал поломанный механизм,?— усмехнулся Базаров, вновь закрыв глаза. —?Только огонь в этой печи пока ещё слабоват, ему нужно будет время для возвращения былых сил. Так спать хочется… Подумать только; не успел проснуться, как опять потянуло в забытьё… Но вы не бойтесь, тот сон ко мне уже не вернётся. Те зелёные долины с писателями и музыкантами я не скоро ещё намерен узреть.—?Конечно, спи себе спокойно, сын мой, набирайся сил… —?протараторил Василий Иванович, внутренне сжимаясь от этих слов, о значении которых он смутно догадывался, как и Арина Власьевна, и замахал руками на жену и на толпящихся возле комнаты людей.—?Куда же вы? —?произнёс Базаров, не ощутив на голове рук матери. —?Разве я прогонял кого?Этих слов было достаточно, чтобы оба старика тут же вернулись обратно.—?Так-то лучше… —?довольно вздохнул Базаров, устраиваясь поудобнее. —?Если на что и стоит променять райские долины, то этот момент?— один из них… Эх, если бы вы знали, если бы вы только знали, как сладка радость от одной только мысли, что ты жив! А как на душе непривычно тепло… Словно тёплым маслом облили. И как хорошо птицы поют… И почему я забыл, насколько это красиво? Собаки отчего-то лают. Вы только Анне Сергеевне ничего пока не говорите, я сам потом сообщу ей о своём выздоровлении…?И не её, а Ивана Сергеевича благодарите,?— прибавил он, раскрыв один глаз на отца. —?Горячо благодарите! Это ведь он толкнул меня обратно. Я сам, как только окрепну немного, заеду свечу ему поставить.Сказав это, Базаров сразу же погрузился в спокойный, безмятежный сон.Старики боялись лишний раз дышать, дабы не разбудить его ненароком, и оба цеплялись за него?— за голову и за руки,?— как утопающие, в последний момент ухватившиеся за соломинку. Заплутавшие в раскалённой пустыне путники не испытывают столь величайшего счастья от осознания, что тот мираж, явившийся им перед роковом моментом, не обманул их и этот прекрасный цветущий оазис оказался реальным, как эти двое стариков возле их сына.Оба хотели, забыв обо всём, заласкать его, зацеловать с головы до ног, высказать ему всю их любовь и уже никуда не выпускать из своих крепких, оберегающих объятий. Но стоило им только взглянуть на него, как трепет сразу охватывал их, и не смели они уже говорить всем сердцем, боясь услыхать в ответ его осуждение и недовольство за такое. И потому то, что сын не дал им сейчас уйти и позволил остаться возле себя?— они так и просидели всю ночь и до самого утра, ни разу не сомкнув глаз, пока он не проснулся — подарило им огромное счастье, превосходящее собой даже ещё не до конца осознанную мысль, что он жив…Оба осознавали, что у них почти на глазах только что произошло чудо, истинное чудо?— хотя и объясняли вслух случившееся своей же ошибкой и невнимательностью,?— и с благоговейным трепетом и робостью перед неким великим они шептали про себя все известные благодарственные молитвы, смешивая их со своими собственными словами, льющимися из самого сердца. В том числе и неизвестному им Ивану Сергеевичу, которого сам Евгений велел им благодарить.А сам Иван Сергеевич в этот самый момент активно орудовал своим скрепящим пером, усадив им на одном постоялом дворе некого джентельмена лет пятидесяти в тарантас, и красивая пегая кобыла, управляемая белобрысым кучером, увезла оттуда этого человека с приятным, но сильно покрасневшим и измученным лицом.При благополучном стечении обстоятельств ровно через семь дней этот человек в дорожном костюме и измятой, запылённой шинели, в которую он кутался так, словно на дворе было холодно, должен оказаться в землях, где находилось имение Базаровых, хотя путь его лежал совсем не к ним…