Этот знакомый запах... (1/1)
Да что ж это такое... Она как будто издевается над ней!Ася втянула нежный аромат кофейных зёрен. "Мама опять кофе варит..." - подумала она и нахмурилась. "Ей же врач запретил..." Девочка натянула на нос одеяло. Не спится. Да спать она и не хотела. Если заснёт, все время снится... Виктор Сергеевич Хрусталёв. Не папа. Виктор Сергеевич. Ася приподнялась в постели и уставилась на огромные, мерно тикающие часы. "Что ж они все никак не починят" - подумала раздраженно. Мда... Часики-то и правда были не первой свежести. Циферблат пожелтел, сами стрелки заржавели и тикали громко, звеня, и было такое ощущение, что над ухом ударяют в медный бубен. Чинить вещи в семье обычно поручалось мужчинам. Но Хрусталёву (уже не Виктору Сергеевичу, и тем более не папе) медведь давно на ухо наступил, он и не чувствовал (при воспоминании девочка нахмурилась ещё больше). Вся надежда, что Ася выспаться, была на Инге; но той некогда было. К тому же, она и не придавала этому никакого значения. "Ты не спишь из-за возбуждения, - успокаивала Инга дочь, - а вовсе не от часов. На днях Будник обещал заехать - его и попросим починить". Но Геннадий Петрович Будник ехал уже недели две, а все не приходилось заходить к Хрусталевой. И часы так и стояли, брезжали и ударяли в медный бубен. Чинить их было решительно некому. Ася перевела взгляд с часов, будь они неладны, на дверь из комнаты в кухню. Сильный запах не давал ей покоя. "Ну, сделала бы чай, напиток какой-нибудь успокоительный... Но так мучить меня!" Ингу Витальевну Хрусталёву было не узнать. Хрусталёв наверняка бы заметил, что "стареем, что ж делать". Но и старость тут была не при чем. Инга сидела отёкшая, с огромными мешками под глазами, приложив ко лбу ледяные консервы. Хотя ей самой сейчас на все было плевать. Она считала, что единственное, для чего живёт - ребёнок. Своёй жизни у нее не было и никогда не будет, думала. Она бы могла достать пять бутылок и находиться в запое до неопределенного срока. Поставить под косяк всю свою тупую жизнь, прожитую ради двух ролей в кино и обложки Советского Экрана. Но она не стала травить жизнь своей дочери. "Аську в детдом" она бы не пустила ни в коем разе. "Сбежит. Станет беспризорницей. Может, к Хрусталёву поедет. Хм". Просто хотелось прожить свою оставшуюся жизнь если не с пользой для окружающих, то хоть не причиняя никому зла. Причина - Хрусталёв, двести раз проклятый. Та статейка в газете перевернула с ног на голову три жизни. Инга Витальевна знала, в чем причина неожиданного упоминания мужа в новостях - при том, не обсуждение божественной операторской работы, а воспоминание о паршивом прошлом Виктора Сергеевича. Ведь после этой статьи актрисе совсем перестали давать роли. Точнее, не просто перестали давать, а погнали в шею со съемочной площадки. Это был как смертельный удар для Инги. "Куда теперь?" - спросила она сама себя. Ответа Инга найти не могла - вопрос был риторическим. Хрусталёва нервно глотнула из кружки с отколотым донышком. Решила, что кофе непозволительно разбавлен молоком (вздох от уныния). Не глядя, хотела нащупать в сумке пачку сигарет, но тут же вспомнила, что последнюю пачку она ещё недавно отдала М. Пичугиной. Инга огрызнулась. Марьяну мысленно захотелось убить. Так сидела Инга в кухне долгое время, страдая от уныния, лени и несправедливости... Тем временем Ася не вытерпела. "Пусть что хочет говорит. Но я не могу!" - сказала она про себя и резко отбросила одеяло в сторону. Нашарив рукой тапочки под кроватью, она как можно быстрее надела их и комичной походкой зашагала в кухню. Она уже несколько дней носила папины лыжи. У двери она остановилась и осторожно позвала: - Мам? Ответа не было. Ася ещё раз тихонько поскреблась. Потом со скрипом приоткрыла дверь: - Мам, мне не спи... - и остановилась, не в силах сказать ни слова. Мамочка изменилась до неузнаваемости. Инга безразлично посмотрела в её сторону. - Ась, - обратилась Инга с хрипом, от которого у той забегали мурашки. Девочка не могла сдвинуться с места. Она только смутно представляла, во что может вылиться её появление на кухне. Но обращение закончилось весьма странной фразой: - Сделай чай. Пожалуйста. Ася застыла на пороге с открытым ртом. Ася, конечно, уже привыкла, что хозяйкой в доме является она, но... Никогда не думала, что ей придется прислуживать матери ночью. "Но это лучше, чем то, что я ожидала", - старалась мысленно утешить себя девочка. Инга округлила глаза и недоумевающим взглядом посмотрела на дочь. - Ну, что смотришь? Делай! - Сейчас, - выпалила Ася и подошла к чайнику. Инга повернулась к ней и протянула чашку с кофе. - Будешь? - спросила Инга. Это уже было просто ненормально, подумала Ася, таким удивленным взглядом глядя на мать, что та только вздохнула и повернулась обратно. - И я не буду. "Скорее всего, я сплю", - думала девочка, потому что все происходящее казалось ей просто аномалией. Инга подала немытую чашку с лимонными косточками на дне. Ася вздохнула, протерла чашку тряпкой за неимением ёршика, и поставила на столик. - Сделай крепкий, - не глядя на дочь, процедила Инга Витальевна. Ася, не оборачиваясь, вскинула бровь. - Сахар надо? - спросила. - Сахар не надо, - отрезала Инга, прошла к холодильнику марки "Мир" и положила в него консервы со лба. Ася окаменела. В левом углу Ингиного высокого лба зиял огромный синяк. Инга заметила реакцию дочери и слегка улыбнулась. - Мам... - не могла прийти в себя та, - это когда? "Похоже, дядя Паша заявился", - подумала та. И не ошиблась. Увидев статью в газете, Павел Иосифович Чесноков, бывший любовник Инги, встретился с ней на улице и дал пощечину. Ну, а оттуда и последствия... Инга улыбнулась ещё шире: - Хорошо, что ты ещё думаешь обо мне, - с таким открытым взглядом произнесла она, что Ася медленно подошла к матери и бросилась в её объятия, плача. - Бедная мамочка, - говорила она, - бедная! Инга только всхлипнула в ответ и прижала к себе дочь. - Бедная Асенька, - сказала, и слеза вырвалась у неё, и упала с ресницы на плечо дочери, - как жить-то теперь будем? - Пока... - хотела было сказать Ася, но всхлип ее опередил, - там видно будет... Может... Папа приедет... Никто ни на кого уже не сердился. Чай остыл, но мать и дочь уже и забыли про него. Ася впервые за много дней назвала Хрусталёва "папой".