Глава 23. Утраченное сокровище. Части 1-10 (1/1)

Глава 23.Утраченное сокровищеВ главе использованы стихи арабских поэтов 5-7в.Ахмед взял исписанные листки, задумчиво посмотрев на Дитера, который неподвижно сидел в кресле, прижимая к груди пергамент, и начал читать тихим, слегка дрожащим голосом. ?Эти воспоминания я написал, будучи изгнанником по собственной воле. Покинув свою страну, я долго скитался, пока судьба не привела меня ко двору персидского султана. Здесь я нашел относительный покой. Однако моя истерзанная душа и неутолимая тоска требуют выхода, поэтому я и решился написать эту исповедь, в надежде, что мне станет хоть немного легче. Здесь вы, кто найдет эту рукопись, узнаете о самом трагическом периоде моей жизни, который, даже на смертном одре я буду вспоминать с чувством боли, стыда и раскаяния. Молю, не судите строго вашего покорного раба, ибо я сам себя осудил. Ведь муки совести и презрение к себе, - достойная кара для предателя и труса, каковым я себя считаю.Ворон, что ты пророчишь? С любимым разлуку?Сам попробуй, как я, испытать эту муку.Что ешё ты сулишь одинокому, ворон?Бедняку угрожаешь, каким приговором?Ты не каркай, не трать понапрасну усилья,Потеряешь ты голос, и перья, и крылья. Будешь ты, как и я, истомленный недугом,Жить один, без надежды, покинутый другом. Эти стихи в полной мере отражают состояние моей истерзанной души, с тех пор, как я потерял удивительное создание, которое мне посчастливилось встретить на своём жизненном пути. Часть 1Божественный дар Начало моей истории приходится на весну 863 года. К тому времени я уже был известным врачевателем, и меня пригласил правитель славного города Эль-Куфа, эмир Джафар аль Кадир. Он был болен проказой, и до него дошли слухи, что некий целитель успешно борется с этой страшной болезнью. Эмир посулил осыпать меня золотом, если я помогу ему. Город, расположенный на перекрёстке караванных путей, славился роскошью и богатством. Там процветали ремёсла, торговля, а также знаменитые рынки рабов и лошадиные торги. Эмир обожал лошадей, а известные далеко за пределами Эмирата арабские скакуны ценились на вес золота. Каждый год правитель устраивал скачки по пустыне, на которых победитель получал большие деньги, а лошадь-призёр удостаивалась чести год жить в конюшнях эмира, чтобы дать потомство. Мне было 27 лет, я был молод и честолюбив, а от богатства отказываются только дураки. Так я тогда считал. Да и на весенние скачки очень хотелось взглянуть.Очевидцы говорили, что это потрясающее по своей красоте и великолепию, зрелище. Поэтому, я с радостью согласился и отправился в путь. И вот я трясусь на вонючем, блохастом верблюде, изнемогая от жары, ругая себя за жадность и любопытство и с тоской вспоминая свой уютный дом в Медине, откуда я родом. Прохладный, тенистый сад, бассейн с фонтаном, возле которого так приятно посидеть и помечтать о какой-нибудь черноглазой красавице.Вдруг караванщик поднял руку. Сопровождающие караван воины насторожились и схватились за мечи. На торговых путях частенько шалили грабители, поэтому охрана всегда была настороже. Я осмотрелся, но раскалённый воздух, жарким маревом поднимающийся от песка, не позволил мне что- либо разглядеть. Я вздохнул и закрыл слезящиеся глаза, отдавая себя на волю провидения. По натуре я фаталист, и всегда считаю, что чему быть, того не миновать. Сквозь шум в ушах от жуткой головной боли, я расслышал своё имя. С трудом разлепив ресницы, я увидел двух всадников, закутанных в серые от грязи бурнусы. Они направлялись ко мне. При виде этих бродяг, моё лицо невольно исказилось от отвращения. Ветер дул в мою сторону, и тяжёлый дух давно не мытых тел, исходивший от них, буквально сбивала с ног. Что им от меня надо, мелькнула трусливая мыслишка, неужели кого-то из них надо лечить. О, небеса, только не это! Один из всадников соскочил с коня и низко поклонился. -Вы лекарь Гаяс ибн Вели? -Да,- обречённо ответил я. -Мир вашему дому, господин! -И вам мир. Да пошлют вам небеса здоровье и процветание.Когда с церемониями было покончено, я нетерпеливо спросил: -Кто вы и какова причина нашей задержки? - Меня зовут Амир. Мой хозяин, шейх Равиль аль Аман, просит вас прибыть в его становище. Его жена умирает. Одна надежда на вас. Говорят, вы никому не отказываете в помощи и творите чудеса исцеления. Я потупил глазки и самодовольно усмехнулся. Что есть, то есть, - талантом меня Аллах не обидел. Странно, но пахло от мужчины уже не так противно. Да, уши для лести открыты даже у самых умных людей, что же говорить о молодом, амбициозном враче. -А что с его женой? -Она не может родить, вторые сутки мучается, бедняжка. -Но как вы узнали, что я следую именно с этим караваном? -Пустыня слухами полнится, господин. Мы со вчерашнего дня встречаем вас. -А почему вы думаете, что женщине всё ещё требуется моя помощь. Может быть, она уже всё-таки родила, ну, или умерла. -В случае смерти госпожи, нам должны подать сигнал, - выпустить черного голубя. -Понятно, - пробормотал я, пытаясь слезть с верблюда. Мужчина подхватил меня на руки и осторожно поставил на песок. Хочу пояснить, что ростом я не удался, да и телом обладал хоть и стройным, но щуплым. Подъехал караванщик и, слегка поклонившись, недовольно проговорил: -Господин Гаяс, мы не можем задерживаться. Вода на исходе, люди и животные устали. Если вы останетесь, то, как потом доберётесь до города? Следующий караван будет только через три недели. Начинается сезон песчаных бурь.Я вопросительно посмотрел на слугу шейха. -Не беспокойтесь, - сказал он, - до города полдня пути. Шейх сам проводит вас, а его быстрые, как ветер, скакуны обгонят любую бурю. -Ну, тогда не будем терять время, - проворчал я, забирая свою сумку с инструментами и снадобьями. Попрощавшись с караванщиком, и, не успев опомниться, я уже сидел на лошади позади второго, молчаливого слуги, уткнувшись носом в его мокрую от пота спину. Мы, казалось, летели над раскалённым песком, с такой лёгкостью и грацией нёс на своей спине двух седоков мощный жеребец. -Это прошлогодний призёр, - перекрывая шум ветра в ушах, с гордостью крикнул мне Амир. - Он родился таким слабым, что не мог даже сосать молоко матери. Юная госпожа пожалела бедолагу и стала выкармливать его верблюжьим молоком. Он признал её своей мамкой и ходил за ней, как привязанный. Все посмеивались, не веря, что у неё получится выходить малыша, но она такая упорная и терпеливая, и посмотрите, какое чудо выросло из маленького недоноска. Госпожа очень добрая и красивая. Шейх души в ней не чает. Помогите им!Меня растрогала наивная вера этого простого человека в мои силы. Но, увы, мне нечем было его обнадёжить. Процесс родов, длящийся более двух суток, уже настораживал. Поэтому я благоразумно промолчал. Раскалённое солнце стояло в зените и нещадно поджаривало нас, как грешников в адском огне. -Ненавижу пустыню, ненавижу это проклятое солнце, - думал я, крепче вцепившись в одежду моего спутника,- О, Аллах, помоги мне! Я сейчас кончусь!Амир, видимо заметив моё состояние, подъехал ближе и сочувственно заглянул мне в лицо: -Мы почти уже на месте, господин. Видите, вон тот холм? У его подножия наше становище. Я с трудом разлепил слезящиеся глаза и посмотрел по направлению указующей руки. Перед моим взором предстала мрачная и угрюмо-величественная картина.За барханами, напоминающими застывшие в вечном покое морские волны, возвышалась каменистая гряда в форме гигантской подковы. Она состояла из хаотично наваленных друг на друга огромных глыб, чёрных и блестящих на солнце, как обсидиан. Но больше всего меня поразило то, что вершина гряды по всему периметру была ровной, словно срезанная ножом. Удивительный каприз природы! У подножия росло несколько пальм, в тени которых стояли два шатра.Амир пронзительно свистнул, и навстречу нам бросилось несколько человек.Впереди всех бежал высокий, стройный мужчина в белом бурнусе. Мой проводник резко остановил скакуна, дёрнув за уздечку и я, не удержавшись, съехал с крупа лошади, шлёпнувшись задом в горячий песок. Раздались приглушённые смешки, но мужчина одним грозным взглядом пресёк веселье, первым подбежал ко мне и помог подняться. Я успел рассмотреть его, пока он стряхивал песок с моей одежды. Что это шейх, я сразу понял по гордой осанке и властному выражению лица. На первый взгляд ему можно было дать лет тридцать пять-сорок. Красивый, суровый, слегка надменный. Настоящий сын пустыни. И только в больших, выразительных глазах таилась доброта и житейская мудрость, которая бывает у человека много пережившего. Мы некоторое время смотрели друг на друга,- он с надеждой, я с любопытством. Мне понравился этот человек, и я невольно улыбнулся, прижимая руку к груди в знак приветствия. Шейх поклонился, уголки его чётко очерченных губ слегка дрогнули в ответной улыбке, и он сказал глубоким, бархатным голосом: -Рад приветствовать вас, уважаемый господин Гаяс. Да ниспошлёт Аллах здоровья и благополучия вам и вашим близким! Я безмерно благодарен, что вы откликнулись на мой призыв о помощи. -Это мой долг, шейх. Я не мог поступить иначе. Но довольно обмениваться любезностями, проводите меня к роженице. -Да, да! Конечно! С лица мужчины вмиг слетело выражение безмятежного спокойствия, и оно исказилось от горя и страха. Он засуетился и повёл меня в противоположную от шатров сторону. Я усмехнулся про себя, - перед лицом рождения новой жизни все влюблённые мужчины одинаковы. Растерянные и по-детски беспомощные, они ведут себя смешно и нелепо. Амир кашлянул, и шейх, опомнившись, повернул в нужном направлении. Подойдя ближе, я на мгновение замер от представшего моему взору жалкого зрелища. Два старых, выцветших шатра были больше похожи на пристанище нищих кочевников, чем на жилище шейха. У сложенного из камней очага сидела женщина, помешивая в закопченном котелке какое-то варево. Вокруг неё бегали двое мальчишек, лет пяти - шести. Под пальмой сидела хорошенькая девчушка с длинными, чёрными кудрями и смотрела на нас с любопытством и тревогой. Заметив, что я обратил на неё внимание, она вскочила на ноги и подбежала к нам. -Вы лекарь, да? Вы ведь поможете тёте, правда? Вылечите её, она… -Лейла, ты ведёшь себя неподобающе, - прервал малышку шейх, поднимая её на руки и целуя в пухлую щёчку, - разве ты забыла, что неприлично юной девушке первой заговаривать с незнакомым мужчиной? -Ой, прости, папочка! - защебетала девочка, обнимая отца за шею, - Вот только сейчас вспомнила. Честно!Он засмеялся и погладил её по голове. -Ах ты, плутовка! Ну, ладно, прощаю. А теперь поцелуй папу и беги по своим девчачьим делам... Здесь красиво, не правда ли, господин Гаяс? Жаль, что нет воды. Я бы осел в этом месте. Надоело кочевать, да и моей семье нужен дом. Шейх печально вздохнул и обвёл взглядом голые камни гряды и выжженный солнцем песок. Он хотел ещё что-то сказать, но тут из шатра выбежала молодая женщина, бледная и перепуганная. Её руки были испачканы кровью, и она лихорадочно пыталась вытереть их тряпкой. -Я ничего не могу сделать, - зарыдала она,- ребёнок не идёт. Жасмин теряет силы вместе с кровью.Шейх побелел и умоляюще посмотрел на меня.По правде сказать, я ужасно не любил принимать роды. Страдания несчастных женщин надолго выводили меня из равновесия. Поэтому вначале я всегда полагался на повитух, а уже потом, если что-то шло не так, присоединялся к процессу. Вот и сейчас надежды на то, что меня пронесёт, развеялись, как дым. Я до последнего верил, что всё обойдётся, и мне останется только осмотреть мать и малыша, убедиться, что оба здоровы, затем с облегчением и чувством выполненного долга, умыть руки. Увы! Подойдя к шатру, я резко остановился.Густой, тяжёлый запах крови и смерти ударил в нос. Мне стало страшно. Чувство беспомощности овладело мной. Но, взяв себя в руки, я зашёл в эту обитель скорби. Жасмин лежала на коврике, сплетённом из пальмовых листьев, в луже собственной крови. Она выглядела очень юной и хрупкой, а мучительная агония, исказившая лицо, не портила его прелести. Откуда взялась подобная красота в этом убогом месте? Скорей всего, она бывшая рабыня, выкупленная шейхом. Я тяжело вздохнул, - одного взгляда было достаточно, чтобы понять,- женщина умирает.Она лежала неподвижно, почти не дыша, и лишь судорожно сжимала тонкими пальчиками край накидки, прикрывавшей её тело. По бледному, измождённому лицу стекали капли пота, теряясь в рассыпавшихся по подушке светлых волосах. Достав из сумки слуховую трубку, я опустился на колени и приложил её к огромному животу несчастной. Сердцебиение младенца не прослушивалось. Это конец! Родовая горячка, потеря крови, лихорадка сделают своё чёрное дело, - к вечеру красавицы не станет. Всё, что в моих силах, - это слегка облегчить её страдания. Я полез в сумку, чтобы достать снадобье, которое погрузит её в крепкий сон, из которого она уже не выйдет. Отмерив нужную дозу и склонившись над умирающей женщиной, я замер от неожиданности,- на меня смотрели огромные, синие глаза и в них светилась надежда и мольба. -Спасите моего ребёнка, прошу. Не заботьтесь обо мне. Малыш должен жить!Она опустила длинные ресницы и заплакала…Вдруг раздались раскаты грома, и шатёр наполнился свежестью и ароматом весенних цветов.В то же мгновение в полумраке стало разливаться сияние, мерцая золотистым, призрачным светом, и моему взору предстало чудесное видение,- юноша такой невероятной красоты, что мне сразу стало ясно,- это ангел. Изящный и хрупкий, словно фарфоровая статуэтка, он, казалось, парил в воздухе. Длинные, чёрные волосы блестящим каскадом рассыпались по плечам, достигая тонкой, гибкой талии. В больших, тёмных, как ночь глазах сверкали золотые искорки. На розовых, по-детски пухлых, губах трепетала лёгкая улыбка, которая тут же исчезла при виде нищеты, царящей вокруг него. Красавец прикрыл глаза и брезгливо сморщил точёный носик. -Почему я здесь? – прошептал он голосом, напоминающим мурлыканье котёнка - Каким ветром меня занесло сюда?Ангел стал в недоумении осматриваться, а я во все глаза уставился на это сказочное видение, не в силах шевельнуться. Я врач, и меня трудно чем-то удивить или напугать. Но сейчас я буквально застыл от страха. Откуда взялось это неземное создание? Что ему нужно в этом убогом месте, зачем он покинул свои небесные чертоги? Я жадно вглядывался в прекрасное лицо, стараясь запомнить этот чудный образ и навсегда сохранить его в памяти, и никак не мог понять, - сон это или явь. Такого со мной никогда не случалось. Мираж, бред, помешательство! Тут раздался тихий, надрывный стон. Юноша вздрогнул и пристально всмотрелся в полумрак, только сейчас заметив тело, распростёртое на полу. На его лицо опустилась тень печали, а в глазах засветилось сострадание. Но в ту же секунду он встрепенулся и хлопнул себя ладошкой по лбу. -О, небеса! Вот же мой выбор! - проворковал юный красавец и с лёгким, хрустальным смехом медленно растворился в золотистой дымке.А я продолжал неподвижно сидеть, тупо уставившись на то место, где только что исчезло моё волшебное видение, но сердце замирало от смутной надежды на чудо и благоговейного восторга от веры, что чудо свершится. И я чувствовал, как в душе поднимается волна благодарности и счастья. Из оцепенения меня вывел громкий крик женщины. Бросившись к ней и откинув покрывало, я еле успел подхватить младенца, который стремительно выскользнул из тела матери прямо мне в руки. О, какое же это было чудесное создание! Невероятный, маленький ангелочек с золотистой кожей, черными кудряшками и темными, мудрыми глазами. В бездонной глубине зрачков мерцало и переливалось расплавленное золото. Наши взгляды встретились, и мне на мгновение показалось, что он всё помнит о себе. Но я уже ничему не удивлялся,- я точно знал, кто это.Малыш ласково улыбнулся и, опустив длинные ресницы, тихо пискнул, потом засунул в рот пальчик и стал с удовольствием его посасывать, сладко причмокивая. От умиления у меня защипало в носу, а глаза увлажнились. Не знаю, сколько бы я так просидел, выпав из реальности, если б не слабый голос Жасмин. - Мой ребёнок? Он жив? О, дайте его мне! -Всё хорошо, милая. Малыш жив и совершенно здоров. Вот, посмотри! Я пока не могу дать тебе его, - ты слишком слаба. Отдохни, дитя, поспи немного.Сквозь слёзы, женщина рассматривала своё чудо и счастливо улыбалась. -Он такой красивый! А волосы, как лепестки гиацинта! Да, да! Я назову его Гиацинтом. Это моё право!И она, измученная и совершенно обессиленная, впала в глубокий сон.Я осмотрел её, убедился, что послед вышел, а кровотечение остановилось и, завернув кроху в свой плащ, вышел из шатра. Невдалеке от входа, прямо на песке сидело всё семейство шейха. Их лица были угрюмы и печальны. Увидев меня со свертком в руках, все поспешно вскочили на ноги и замерли в тревожном ожидании. -Поздравляю, господин Равиль! У вас родился мальчик, - с улыбкой сказал я, передавая ему кряхтящий комочек.- С вашей женой тоже всё в порядке, только надо её помыть и переодеть. Скоро должно появиться молочко. Малышу надо кушать, чтобы набираться сил.Но шейх, казалось, меня не слышал. Дрожащими руками он прижимал к груди малыша, вглядываясь в его личико и будто не веря в своё счастье. Стояла звенящая тишина. Но вдруг мужчина поднял ребёнка над головой, навстречу лучам заходящего солнца и громко засмеявшись, крикнул: -О, небеса! Благодарю вас за это чудо! Даниель - божественный дар! Этим именем я нарекаю тебя, сынок. И тут началось столпотворение, - все разом закричали, хлопая в ладоши и изображая какие- то дикие танцы, женщины смеялись и плакали одновременно, дети радостно визжали и прыгали вокруг счастливого отца. А младенец снисходительно смотрел на веселящуюся толпу с высоты отцовских рук, улыбаясь светло и ласково. И моё сердце замирало от восхищения при виде искренности, с которой эти люди выражали свои чувства. Никогда больше я не испытывал такого душевного подъёма, охватившего меня в этот момент. -Господин Гаяс, друг мой! - сказал шейх, обращая ко мне вмиг помолодевшее лицо, сияющее радостью. - Нет в мире таких слов, которыми я мог бы выразить вам свою признательность. Вы великий человек!Я смущённо поклонился, не в силах вымолвить ни слова. А что мне ему ответить?Рассказать правду? Да меня примут за сумасшедшего! Кто поверит, что в тот момент, когда я уже смирился с собственной беспомощностью, появилось прекрасное, загадочное существо и спасло жизнь юной женщине, воплотившись в младенца и заменив собой погибшего ребёнка. Да ещё влил в неё столько энергии, что о последствиях огромной потери крови можно не волноваться. Я стал свидетелем необъяснимого явления, которое чуть не лишило меня разума. Хорошо, что у меня крепкая голова и стальные нервы. Всё- таки я, - врач, повидавший много страданий, боли и крови. А многих людей такое странное событие может напугать, вызвать недоверие, отрицание или ненависть. Человек не воспринимает того, что не может понять. Нет уж, лучше я скромненько промолчу. И, лучезарно улыбнувшись счастливому отцу, я пробормотал, что мне надо проверить, не пришло ли молоко у юной мамочки, и поспешно нырнул в шатёр. Жасмин, благодаря заботам женщин, была вымыта, переодета и лежала на свежей циновке. Осмотрев её и убедившись, что она в полном порядке, а молоко уже появилось, я вышел и обратился к шейху, который так и стоял с малышом на руках и умильно вглядывался в его личико: -Господин Равиль, ребёнка пора кормить. -Да, конечно. Но, посмотрите, Гаяс! Сынок улыбается мне, будто уже знает, что я его папа. А глазки такие умные. Взгляд бездонный и, кажется, проникает в самую душу. Какой он удивительный, словно не от мира сего. Я закашлялся и нервно потёр руки: -У многих новорожденных бывает странный взгляд. В этом нет ничего особенного. А теперь…Меня прервал оглушительный раскат грома, и ослепительная молния ударила в центр гряды, расколов её почти пополам. Земля под нами загудела. От неожиданности, мы попадали в песок. Потом наступила такая тишина, что, казалось, мы слышим биение наших сердец. Первым опомнился шейх. Он с тревогой посмотрел на малыша, который продолжал безмятежно сосать палец, а потом обвёл нас изумлённым взглядом. -Что это было? Неужели землетрясение? В пустыне? -Но причём здесь гром и молния? - возразил Амир.А я, приняв такие странные роды, уже ничему не удивлялся. Мы осторожно приблизились к образовавшейся расщелине. Шейх передал ребёнка одной из женщин и сделал нам знак рукой оставаться на месте. Подойдя ближе, он заглянул в пролом и вдруг исчез из виду. Все остолбенели от неожиданности. -Наверное, в почве образовалась трещина, и господин упал в неё, - прошептал Амир.- Надо посмотреть, может быть ему ещё можно помочь.Но не успели мы сделать и шагу, как из проёма показалась голова шейха. На его лице застыла недоумённо - счастливая улыбка, будто он только что лишил невинности свою первую жену. -Там… там…- тихо проговорил он и замолчал, словно поперхнувшись. -Что там? - нетерпеливо спросил я, - да говорите же вы, наконец!Мужчина выбрался из расщелины и оглядел нас горящим взором. -Друзья! Мои любимые и преданные спутники, без жалоб и слёз разделившие со мной все тяготы кочевой жизни. Не знаю, каким богам возносить молитвы за тот дар, которым они благословили нас... -Да в чём дело, господин? - удивился Амир.Шейх набрал в грудь воздуха и заорал во всё горло: -Вода! Вода! Там вода! Много воды! Конец страданиям и нищете! Скоро мы превратим это место в цветущий оазис. Здесь будет наш дом!Я не могу передать того ликования, которое охватило людей. Глядя в их светящиеся счастьем, прекрасные в этот момент лица, мне подумалось, что два чуда в один день, - это слишком даже для моих крепких нервов. В голове у меня зашумело, перед глазами замелькали красные точки, и я стал медленно оседать на песок. Сквозь звон в ушах мне было слышно, как заохали женщины, кто- то подхватил меня на руки и куда- то понёс... Очнулся я от приятного ощущения влажной прохлады, коснувшейся лица. О! Это было божественно! -Что со мной? Мне стало плохо? - невольный стон вырвался у меня из груди.Вокруг раздался смех и радостные возгласы. -Ну, что с вами случилось, вам лучше знать. Вы же лекарь, - к моим губам прикоснулся край чаши, и в пересохшее горло тонкой струйкой полилась самая вкусная в мире вода. Я открыл глаза и увидел склонённое надо мной, улыбающееся лицо шейха. - Вы напугали нас, Гаяс. Скорей всего, вам стало плохо от жары и недостатка воды. Мы напоили вас, и вы уснули. А теперь посмотрите, друг мой, какой чудесный дар преподнёс нам ребёнок, которому вы спасли жизнь.Равиль помог мне принять сидячее положение и гордо обвёл рукой помещение, в котором мы находились. Это был достаточно большой грот полукруглой формы, с гладкими стенами и высоким, сводчатым потолком. Где- то журчала вода и, присмотревшись, я увидел с правой стороны от входа нишу с небольшим выступом, по которому тугой струёй бежала вода, стекая в углубление овальной формы размером с маленький бассейн. Это было идеальное место, где можно укрыться от иссушающей жары или периода песчаных бурь. Подобное чудо не назовешь капризом природы, но о том, кто всё это сотворил лучше не задумываться, а принять, как дар, с благодарностью. Я смотрел на умиротворённые лица людей и искренне радовался за них. В уютном уголке на тёплом одеяле сидела Жасмин, и кормила малыша грудью. Она, не отрываясь, смотрела на него, и безмятежная улыбка блуждала по её розовым губам. Ко мне подошла женщина и с поклоном подала горячую лепёшку. -Поешьте, господин. Вы совсем обессилели. День выдался тяжёлый, но, слава Аллаху, благополучно завершился.Только сейчас я вспомнил, что с утра ничего не ел, поэтому с удовольствием принял угощение. Шейх подсел ко мне и виновато заглянул в глаза. -Сегодня я нарушил все правила гостеприимства, - сказал он.- Приношу вам свои глубочайшие извинения, господин Гаяс. Я даже забыл познакомить вас со своей семьёй. -Принимаю ваши извинения, уважаемый шейх, - церемонно ответил я.- Но никогда не поздно сделать то, что не смог сделать раньше.Мы переглянулись и, не выдержав, прыснули от смеха, как мальчишки. Сейчас Равиль выглядел не на много старше меня. Счастье и радость сняли печать забот с его красивого лица. -Зовите меня по имени, - сказал мужчина.- Удивительные события сегодняшнего дня сблизили нас, как братьев. И он протянул мне руку, которую я с искренней теплотой пожал. -Вы тоже зовите меня просто Гаяс. Мне никогда не доводилось встречать таких дружелюбных и благородных людей. Поверьте, это не лесть. Это правда. Рядом с вами тепло. А это дорогого стоит. Ну, а теперь ты можешь познакомить меня со своей семьёй…брат.Шейх кивнул головой, прикрыв глаза, в которых блеснули слёзы. Потом ласково улыбнулся, окинув взглядом дорогих ему людей. -Это моя первая жена, Джуман. На её хрупких плечах лежит всё наше хозяйство. А двое сорванцов, наши сыновья - Данияр и Дамир. Они родились с разницей в пять минут. Их связывает не только кровное родство, но и преданная дружба. Они всегда вместе и жить не могут друг без друга.Женщина слегка улыбнулась и кивнула мне головой, а мальчишки, пристроившиеся у ног матери, помахали ручонками. -Та, что подавала тебе еду, моя вторая жена – Наргис. Она следит за детьми и готовит вкусные лепёшки. А еще варит из верблюжьего молока напиток, такой крепкий, что он может сбить с ног, если выпить его слишком много.Все рассмеялись и закивали головами в знак согласия. -С нашей дочкой, Лейлой, ты уже знаком.Девчушка спала на коленях матери, тихо посапывая. -Моя третья жена, Жасмин и наш сын Даниель Гиацинт в представлении не нуждаются. Их можно назвать твоими кровными родственниками.Я растроганно улыбнулся, глядя на счастливую мать и её прелестного малыша. -Амира ты уже хорошо знаешь. А этот молчун, - его брат, Касим. Они мои воины, друзья и верные соратники. Вот и вся моя семья, маленькая и дружная. Ну а теперь надо ложиться спать. Завтра на рассвете мы должны отправиться в путь, чтобы проводить тебя до города и успеть вернуться назад до начала сезона ветров. Пока женщины будут укладывать детей, ты можешь освежиться. Удивительно, но вода в этом бассейне тёплая и через края не переливается. Скорей всего на дне есть щели, через которые она уходит. Пока ты спал, мы успели вымыться, а вода остаётся чистой и свежей. Чудеса! -Да, воистину это волшебство! - пробормотал я, скидывая с себя одежду и с наслаждением погружаясь в воду…На рассвете мы уже были готовы отправиться в путь. Осёдланные лошади нетерпеливо перебирали стройными ногами. Всё семейство шейха высыпало из шатров, чтобы проводить нас. Я церемонно поклонился женщинам, расцеловал малышей и в последний раз полюбовался прелестным личиком Даниеля. Младенец открыл глаза и его пронзительный взгляд опалил мне душу. -Никому не рассказывай о том, что здесь произошло, - раздался вдруг в моей голове нежный, завораживающий голос. Я вздрогнул от неожиданности, но тут же всё понял и, улыбнувшись этому чудесному созданию, слегка кивнул головой. Малыш опустил ресницы, а когда снова поднял их, я понял, что волшебство закончилось. На меня смотрел чистыми, невинными глазками новорожденный.Если он, что- то помнил о себе, то сейчас всё забыл. Малыш закурлыкал, пустил пару пузырей и описался. Все в умилении засмеялись, а громче всех,- счастливый отец. Распрощавшись с этим удивительным семейством, я вскочил на лошадь, и мы помчались во весь опор, обгоняя ветер. Братья остались охранять женщин. Перед тем, как скрыться за барханами, я в последний раз оглянулся и прощально взмахнул рукой. Мне ответили громкими криками пожеланий здоровья и удачи.Через несколько часов бешеной скачки, я с прискорбием понял, что мне наступает конец. Спина ныла, отбитый зад отваливался, ноги затекли. А шейх неутомимо мчался на своём красавце - жеребце, сохраняя гордую, величественную осанку. Но, увидев, что я стал заваливаться на бок и вот-вот свалюсь с коня, он остановился. -Дадим отдых лошадям, - тактично сказал он, помогая мне спуститься на землю,- да и нам нужно отдышаться и перекусить. Посмотри в седельных сумках, там должна быть еда. Мои женщины ни за что не отпустили бы нас без припасов. Я тут же засунул нос в сумку и вытащил завёрнутые в чистую тряпицу ещё тёплые лепёшки, вяленое мясо, сушёные финики и глиняный кувшинчик, плотно закрытый притёртой пробкой.Шейх обтирал пот с лошадиных боков, ласково что- то приговаривая, а они тыкались ему в руки умными, точёными мордами. Я некоторое время любовался этой картиной, но голод дал о себе знать возмущённым бурчанием в животе. Расстелив циновку в тени бархана, я разложил еду и позвал Равиля. Мы с аппетитом съели всё до последней крошки, запив странным напитком из кувшина. Глядя, как я присосался к горлышку, шейх засмеялся: -Осторожней, Гаяс. Это тот самый знаменитый напиток Наргис. Несколько глотков утолят жажду и прибавят сил, а если перестараться, то забудешь, где у лошади хвост, а где грива.Но было уже поздно. В голове у меня зашумело, я икнул и повалился в песок.Последнее, что я услышал, был громкий смех Равиля.Сознание медленно возвращалось ко мне, мозги вновь заработали, и я понял, что сижу впереди шейха на его мощном жеребце. Моя голова уютно пристроилась на широком плече друга, который одной рукой крепко держал поводья, а другой обнимал меня за талию, чтобы я не свалился. Мне было удобно и спокойно, я расслабился, забыв о воспитании и тактичности, и с моего языка сорвался вопрос, который мучил меня последние сутки: -Скажи, Равиль, как получилось, что ты, шейх, не имеешь своего дома и живёшь, как нищий кочевник? Не подумай, что это пустое любопытство. Просто, общение с тобой и твоей семьёй показало, что раньше у вас была другая жизнь. Если ты не хочешь говорить, то промолчи. -Гаяс, ты мой друг, мы с тобой побратались, поэтому у меня нет от тебя секретов. Я заметил, какое недоумение застыло на твоём лице, когда ты увидел, в каких условиях мы живём. И ты прав, два года назад у меня была совсем другая жизнь. Был дом, богатство, большая семья. Мы жили дружно и счастливо. Мой отец занимался разведением лошадей. Это очень прибыльное дело. Настоящий, чистокровный арабский скакун ценится дороже алмаза. Они сильны, выносливы, не прихотливы в еде, а самое главное, преданны своему хозяину. Слава о наших табунах разлетелась далеко за пределы эмирата. Я во всём помогал отцу. Ездил на торги, заключал сделки, участвовал в скачках. Наши красавцы всегда были лучшими. Деньги лились рекой. Потом отец приказал мне жениться, что я и сделал, потому что был послушным сыном. Через два года в наш дом привезли девушку из соседнего клана, и она стала моей второй женой.Моя мама едва успела насладиться ролью любящей бабушки трёх очаровательных малышей, как скоропостижно умерла от странной болезни. Отец очень горевал по своей любимой жене, а я оплакивал добрую и нежную женщину, давшую мне жизнь. Но время притупляет горе, а забота о благополучии семьи не даёт возможности долго пребывать в унынии. Однажды я возвращался с очередных торгов, где заключил очень выгодные сделки. Со мной были Амир и Касим. Мы столкнулись с караваном работорговцев. Я ненавижу и презираю этих людей, поэтому мы проехали мимо, даже не поприветствовав их. Когда эта скорбная процессия прошла мимо нас, я вдруг услышал протяжный стон. Подъехав ближе, мы увидели чудовищную картину, - из песка торчала рука ещё живого человека. Эти скоты, видимо считая, что раб умрёт, не дойдя до рынка, просто бросили его, присыпав песком. Мы отрыли несчастного, - это оказалась девчушка лет четырнадцати. Измождённая, грязная, со спутавшимися волосами неопределённого цвета, она была похожа на растоптанный цветок. И в тот момент я понял, что пропал. А когда она открыла свои огромные синие, как весеннее небо, глаза, в моей душе запели птицы. Я влюбился, как мальчишка. Девочку сразу приняли в семью. Она не помнила своего имени, и мы назвали её Жасмин. Мои жёны опекали её, обучали всем премудростям ведения дома и полюбили, как сестру. Она оказалась весёлой, жизнерадостной хохотушкой, доброй и приветливой. А, благодаря хорошему уходу и питанию, малышка расцвела и стала ослепительной красавицей. Мой младший брат, Хафиз, положил на неё глаз. Несколько раз пытался затащить её в постель. Жасмин не имела определённого статуса в нашем доме, поэтому претендовать на неё мог любой из нас. Хочу сказать тебе, Гаяс, что тогда я был честным, до неприличия и благородным, до тошноты. Мне бы сразу заявить свои права на девочку, но я посчитал, что она слишком юна и не готова к взрослой жизни. Ты понимаешь, о чём идёт речь. А Хафиз не дремал, надоедал отцу с просьбами отдать малышку ему. Брат не был ещё женат, но у него было несколько рабынь - наложниц, с которыми он обращался мерзко и жестоко. На этой почве мы часто ссорились, и если раньше он меня не любил, то потом стал люто ненавидеть. Брат с детства рос избалованным, ленивым, капризным ребёнком. Он считал, что мир создан только для него и все блага жизни должны принадлежать ему. А как они достаются, его не интересовало. Мать Хафиза, вторая жена моего отца, во всём потакала любимому сыну, считая не справедливым то, что наследником всего состояния назначен я. Ей и в голову не приходило, что я никогда не оставил бы брата без дома и семьи. Но зависть, - чёрное чувство и толкает людей на подлые поступки. Решив, что пора избавиться от меня, Хафиз и его мать устроили мне ловушку. Однажды вечером в мою спальню прибежал смотритель гарема отца, евнух Алим, и сказал, что Жасмин избивают. Зная этот гадюшник, я сразу поверил и помчался спасать любимую, растеряв по дороге последние мозги. Ты ведь знаешь, Гаяс, что вторжение в гарем постороннего мужчины карается смертью. Но в тот момент я об этом не думал. Ворвавшись в комнату и увидев кучу женских тел, копошащихся на полу, я решил, что Жасмин где- то под ними и стал растаскивать их. Поднялся невообразимый вой, озверевшие бабы накинулись на меня, пытаясь расцарапать мне лицо и содрать одежду. Это представление и увидел мой отец, которого привела мать Хафиза, а за их спинами маячила жирная фигура евнуха с наглой, самодовольной ухмылкой на лице. Я понял, какую чудовищную по своей мерзости игру затеяли эти люди. У меня не было оправданий. За глупость и доверчивость иногда приходится платить. Пока евнух визжал о том, какой я похотливый негодяй и предатель, мы с отцом, молча, смотрели друг на друга. Потом я вытащил из ножен кинжал и, склонив голову, подал ему. Закон есть закон! Жаль было своих девочек и детей. Что с ними будет? Но отец не принял оружие из моих рук, он отвернулся и тихо сказал:-Изгоняю тебя, лишаю дома и моего благословения. Отныне у меня больше нет сына. На рассвете чтобы духа твоего здесь не было. Разрешаю взять трёх лошадей и двух верблюдов. О семье не беспокойся, я позабочусь о них.И он вышел, не проронив больше ни слова.Опустошённый и разбитый, я сидел на полу в своих покоях, не в силах шевельнуться. В один миг я потерял всё! Я чувствовал, как сердце Равиля гулко бьётся в груди, отдаваясь болью в моём теле. Мне было искренне жаль этого красивого, благородного человека, ставшего жертвой подлости самых, казалось бы, близких людей. Сжав его руку, которой он держал поводья, я тихо спросил: -А что было потом? -Ночью пришла Жасмин и призналась, что полюбила меня сразу, когда первый раз увидела в пустыне, где мы её нашли. Но не могла поверить, что такой мужчина, как я может обратить внимание на безродную девчонку. А теперь она готова разделить со мной все тяготы жизни изгнанника. В эту трагическую ночь осуществился наш союз. Утром, выйдя во двор, я был буквально ошарашен картиной, представшей моему взору, - мои жёны с детьми ждали меня, у ног лежали узелки с вещами. Их лица были спокойны и решительны. Амир держал двух верблюдов, Карим, - двух скакунов. Жасмин гордо восседала на маленькой белой кобылке. Моё сердце готово было разорваться от горя и, в то же время замирало от счастья. Я подошёл к своим девочкам и опустился на колени. Взяв их за руки и заглянув им в глаза, я тихо спросил: ?Вы уверены, что правильно поступаете??. А Джуман так же тихо ответила: ?Мы везде последуем за тобой, господин. Уж лучше чёрствый хлеб свободы, чем сладкое вино рабства?. И, склонившись к моему лицу, прошептала: ?Мы любим тебя, Равиль и никогда не предадим?. Я поцеловал их нежные, не знавшие тяжёлой работы, ручки и, поднявшись на ноги, подошёл к братьям: ?Вы тоже со мной, друзья??. Карим посмотрел мне в глаза и невозмутимо пожал плечами, Амир хохотнул: ?Конечно, господин. Куда же вы без нас?.Что ж, подумал я, каждый сам волен выбирать свой путь, а что ожидает нас дальше, знает только Аллах. Мы устроили женщин и детей на верблюдах. Ворчавшую Жасмин я усадил в седло впереди себя, и бросил последний взгляд на дом, который стал мне чужим. На галерее я заметил людей, виновных в моём падении, но в сердце не было ненависти, только брезгливая жалость.Отец стоял у раскрытого окна своих покоев, скрестив на груди руки. Заметив, что я смотрю на него, он склонил голову в знак прощания и тогда я понял, что он ни минуты не сомневался в моей невиновности. Просто законы чести суровы, и никто не властен их изменить. Я сжал бока своего жеребца, ставя его на дыбы. Он грозно заржал и вылетел за ворота, догонять наш маленький караван.Вот так мы и стали кочевниками. Не буду рассказывать, сколько трудностей и невзгод мы преодолели, пока не набрели на это место, где теперь, благодаря тебе, друг мой, мы будем строить наш новый дом. -А как же ты стал шейхом? -В пустыне быстро разносятся слухи. Через караванщиков, кочевников, бродячих факиров. Так и до меня дошла весть, что отец умер через год, после моего изгнания, оставив всё Хафизу. Всё, кроме звания. Это было заверено при свидетелях, и брат не мог ничего с этим поделать. Говорят, он плевал на могилу отца, проклиная всех его предков. Ещё я слышал, что он стал играть в кости, распродал лошадей, отправил на рынок рабов весь гарем отца, во главе со своей матерью, но в итоге всё равно полностью разорился. Во всяком случае, как говорится, что легко достаётся, то легко и теряется. Что с ним случилось дальше, никто не знает.Шейх замолчал и слегка дёрнул поводья. Умное животное помчалось, как стрела.Казалось, что конь летит над раскалённой пустыней, едва касаясь копытами земли. Всю оставшуюся до города дорогу мы молчали, каждый думая о своём.Солнце стояло в зените, ослепляя нас огненными лучами. Жеребец шейха сбавил ход и тихо заржал. Равиль засмеялся: -Вот хитрец, даёт понять, что ему надоело надрываться, неся на себе двух седоков. Гаяс, твой конь отдохнул. Может, ты пересядешь на него? -Да, конечно. - Я приподнялся в седле, чтобы спрыгнуть на землю, но застыл, удивлённо открыв рот,- далеко впереди, над зелёным океаном пальм виднелись изящные строения с высокими, точёными башенками, купола мечетей, с острыми, как иглы шпилями. В центре возвышался великолепный дворец из белого камня, окружённый цветущими деревьями. И вся эта сказочная, роскошная красота будто парила над землёй, мерцая и переливаясь в ярких лучах солнца. -Что это, Равиль? - замирая от восторга, спросил я. -Это мираж, друг мой. Но он в точности воспроизводит город, в который мы направляемся. Вот такое удивительное явление природы. За свою жизнь я вижу это чудо во второй раз. До Эль - Куфа нам пути ещё часа два. Поторопимся! Думаю, тебя уже ждут у городских ворот, чтобы препроводить к эмиру.И мы помчались вперёд со скоростью ветра… -Прощай, брат, - сказал шейх, сжимая мою руку, - знай, что мой дом – твой дом. Мы стояли у высоких, стрельчатых ворот, в окружении дворцовой стражи во главе с важным, надменным начальником. -Прощай, брат, - ответил я,- передай низкий поклон семье и будь счастлив. Ты, как никто, достоин этого.Шейх кивнул головой и повернулся, чтобы сесть на лошадь, но вдруг подошёл ко мне и обнял, прижав мою голову к груди. Я с радостью ответил на эту прощальную ласку, обхватив руками его тонкую талию. - Береги себя и будь осторожен, - прошептал он мне на ухо,- помни мою историю. Держись подальше от дворцовых интриг. Затем отстранил меня и, взлетев в седло, резко дёрнул поводья и жеребец, возмущённо заржав, помчался стрелой, почти моментально скрывшись в золотистой дымке, поднятого его копытами, песка. После излечения эмира от страшной болезни, слава обо мне разлетелась далеко за пределы страны. Меня наперебой приглашали султаны, эмиры, калифы. Я мотался по городам, жил в самых роскошных дворцах, принимал богатые дары, грёб золото лопатой. У меня были дома в Дамаске, Багдаде, Мекке и ещё бог знает где. Там я селил наложниц, которых мне дарили. В их обязанности входило содержать дома в порядке и ублажать меня в мои редкие посещения. Потом я женился на двух красавицах, которые подарили мне чудесных сыновей. Но семейная жизнь быстро наскучила. Мои красавицы превратились в двух вечно шипящих гадюк, от которых я сбежал, решив попутешествовать, приобрести новые знания и опыт в дальних странах. Вместе с караванами торговцев я побывал в Индии, где научился делать снадобья на основе змеиного яда и увлёкся астрологией. Жил в Китае. Там я изучал таинства оздоровительного массажа и иглоукалывания. А ещё приобрёл навыки рисования на пергаменте угольным карандашом. Вылечил императора, когда тот раздробил ногу, упав с лошади. За это меня одарили тончайшими шелками и фарфоровыми вазами, удивительной красоты. Всё это богатство я с первым же караваном отправил шейху. В своих далёких странствиях я никогда не забывал о Равиле и его семье. Эти честные и добрые люди запали мне в душу навсегда. Мне часто приходили весточки от них. Так я узнал, что Карим женился и стал счастливым папашей. Что они построили большой, красивый дом, занялись разведением лошадей, посадили фруктовые деревья. Теперь караванный путь проходил вблизи от их дома, и гостеприимное семейство никому не отказывало в приюте и отдыхе, кроме работорговцев. Но те и сами обходили стороной земли шейха, зная его отношение к их деятельности. Про Даниеля Равиль сообщал, что тот становиться настоящей бестией. Вместе с братьями целыми днями носится по пустыне, без промаха стреляет из лука, дерётся на мечах, виртуозно обращается с кинжалами и метательными ножами. Несмотря на небольшой рост и внешнюю хрупкость, он обладает силой и ловкостью пустынного леопарда. Всё семейство его обожает, и он отвечает им тем же. Весёлый, ласковый и нежный сорванец, он стал душой семьи.А ещё помогает объезжать лошадей, и они покоряются ему с первого взгляда. Жасмин ворчит, что от постоянного нахождения в седле, у мальчика будут кривые ноги. А он только хохочет. Эти приятные вести радовали моё сердце. Мне очень хотелось навестить своих друзей, но пьянящий ветер странствий полностью пленил меня. Я много узнал и многому научился, очень многим людям спас жизнь. Без ложной скромности могу сказать, что мог поднять на ноги и мёртвого. Да, были случаи, когда человек уже не дышал, но определёнными манипуляциями я заставлял его сердце биться вновь. Так и пролетело почти шестнадцать лет. Однажды, проснувшись в чужом доме, в чужой стране, я понял, что с меня хватит. Пора домой! Не могу сказать, что соскучился по своей семье. Дети меня не знают, жёны забыли, да и я уже с трудом помню, как они выглядят. Больше всего мне хотелось увидеться с Равилем и его домочадцами. Отогреть душу возле их уютного, тёплого семейного очага.С первым же караваном, который следовал в нужную мне сторону, я отправился в путь. Караванщик сказал мне, что придётся сделать небольшое отклонение от основной дороги, чтобы заехать в Магриб. Я слышал об этом таинственном городе магов, алхимиков и колдунов. Но подобные знания меня не интересовали, тем более что замкнутые и неприветливые жители не любили чужаков. Мы остановились лагерем у городских ворот, и хозяин каравана отправился по своим делам, а я решил прогуляться по городу. Бродя по узким, извилистым улочкам, любуясь мрачной красотой высоких домов из серого камня, с витыми колоннами и воздушными, резными галереями по фасаду, я сделал для себя вывод, что не хотел бы жить здесь. Давящее чувство тоски и холода охватывало меня всё больше, особенно, когда мне встречались жители, с ног до головы, закутанные в чёрные хламиды. Решив, что с меня достаточно этой загробной прелести, я уже было повернул назад, но понял, что заблудился. Все попытки узнать дорогу наталкивались на глухое молчание и равнодушные, ничего не выражающие взгляды. Мои метания по запутанным улочкам могли закончиться плачевно, потому, что уже смеркалось, если бы не раздались истошные вопли и мольбы о помощи. Я рванулся на крики и, неожиданно для себя, оказался на большой городской площади, окружённой крытыми галереями торговых рядов. В центре площади располагался фонтан. Тугие струи воды поднимались высоко над поверхностью и с шумом низвергались вниз. Осмотревшись, я увидел женщину, державшую на руках ребёнка, мокрого до нитки. -Помогите, умоляю, - кричала она, прижимая малыша к груди,- мой ребёнок! Он упал в воду и захлебнулся. Спасите моё дитя!Но люди равнодушно проходили мимо, даже не глядя на убитую горем мать. Я подбежал к несчастной и склонился над ней. -Я лекарь и постараюсь вам помочь. Положите ребёнка на землю, мне надо осмотреть его. Женщина безропотно опустила малыша на каменные плиты и с надеждой посмотрела на меня.Не буду утомлять вас подробностями, могу только с гордостью сказать, что я вернул мальчику жизнь. Потом, неся ребёнка на руках, я проводил женщину до дома. Она всю дорогу благодарила меня, то плача, то смеясь от счастья. Мы вошли во внутренний дворик её маленького дома, и она предложила мне остаться на ночлег. Представив, что мне снова придётся плутать по мрачным улицам этого неприветливого города, я с радостью согласился. Мой караван должен был отправиться в путь на рассвете, и женщина обещала меня проводить. Она накормила меня и положила спать на открытой веранде, укутав тёплым одеялом. Я провалился в крепкий сон с чувством выполненного долга.С первыми лучами солнца мы стояли у городских ворот, и прощались. Покопавшись в складках своих чёрных одежд, женщина что-то протянула мне на раскрытой ладони. -Нет, нет, госпожа, я не беру плату с простых людей. Вы уже отблагодарили меня тем, что предоставили ночлег. Может быть, вы спасли мне жизнь. Мы с вами квиты. -Это не плата, господин Гаяс. Это подарок от всей души. Ни какое золото мира не сравниться с жизнью ребёнка. Возьмите, не обижайте меня.Ну что тут поделаешь, - от даров не принято отказываться.Я протянул руку, и она вложила в неё перстень с чёрным бриллиантом. -Это не простое украшение, - тихо сказала женщина, - кольцо называется: ?Узы истинной любви?. Но не потому, что оно привязывает людей друг к другу, а потому, что тот, кому оденут его на палец с открытым, любящим сердцем, никогда его не потеряет. Кольцо всегда будет находить своего владельца даже через века. Вы верите в переселение душ?Но я уже ничего не слышал, как заворожённый, глядя в таинственную бездонность камня, в глубине которого переливалось и мерцало золотое пламя. В моей памяти всплыли тёплые, сияющие, как звёзды, глаза, и я уже твёрдо знал, кому будет принадлежать это чудо. Ведь, что может быть искренней и преданней отцовской любви. А прелестный малыш, которого я держал на руках почти шестнадцать лет назад, пробудил во мне чистую и светлую любовь, которую я несу в своём сердце многие годы… Часть 2.Долгожданная встреча Мы приближались к городу Эль – Куфа, и я сгорал от нетерпения. Осталось полдня пути до цели моего последнего путешествия, когда, наконец, посчастливится обнять самых дорогих для меня людей. Караванщик решил обойти город стороной. Он рассказывал, что после смерти эмира, а затем странных смертей его старших сыновей, правителем стал Малик ибн Шариф, самый младший из них. Умный, властный и жестокий, он цепко ухватился за власть. С подданными, которые выражали своё недовольство его жёстким правлением, он расправлялся без всякой жалости, будь это вельможа или простой горожанин. Страшная публичная казнь всей семьи бунтаря и конфискация имущества в пользу казны, заставили умолкнуть даже самых отважных людей. Малик непомерно увеличил налоги на всё. Народ страдал, но все боялись раскрыть рот даже в собственном доме. Эмир никого не любил и не уважал, кроме собственной персоны, считая себя центром мироздания. Прежде открытый и гостеприимный город превратился в неприступную крепость. Единственное, что процветало теперь в этом мрачном месте, - это торговля людьми. Для караванов работорговцев ворота города всегда были открыты. Для них были снижены пошлины, тогда, как для других купцов поборы были грабительские. Многие караванщики меняли пути следования, лишь бы держаться подальше от этого города.Мне стало не по себе, и я зябко передёрнул плечами. А ведь у меня были мысли перевезти семью в Эль – Куфа, чтобы быть поближе к шейху и дружить семьями. В городе у меня был большой дом, который мне подарил прежний эмир за излечение от проказы. Но теперь о нём можно забыть. Я ни за что не хотел бы жить в таком страшном месте.Мы продолжали наш путь. Я выбросил из головы мрачные мысли и весь отдался радостным предвкушениям близкой встречи с другом.Караванщик был дружелюбно расположен ко мне, поскольку знал, кто я. А ещё, благодарный за то, что я избавил его от кишечных колик. Поэтому, видя, как я нетерпеливо ёрзаю на своём верблюде, послал вперёд всадника из охраны, что бы тот предупредил шейха о моём прибытии. Я очень волновался. Как меня встретят, ведь прошло столько лет. Вот уже на горизонте показалась каменная гряда, и моё сердце замерло в груди, а потом бешено забилось. А когда из-за барханов вылетела группа всадников и со свистом и радостными криками помчалась в нашу сторону, мне стало плохо. Слёзы сами собой потекли из глаз, дыхание сбилось, в ушах нарастал гул. Как бы в обморок не хлопнуться, подумалось мне. Сквозь пелену таявшего сознания, я почувствовал, как сильные руки подхватывают моё безвольное тельце и прижимают к груди. Горячее дыхание опалило щёку, и бархатный голос, с нотками лёгкой иронии, прошептал мне в ухо: -Гаяс, брат! Я понимаю, что ты взволнован нашей встречей после стольких лет, но не до такой же степени. Или у тебя вошло в привычку терять сознание в моём присутствии.Я тихо засмеялся, устраиваясь удобней в седле, впереди шейха, куда он меня аккуратно посадил и, повернув голову, радостно заглянул в тёплые карие глаза друга. -Я стал таким сентиментальным, Равиль. Наверное, возраст даёт о себе знать. -Какой возраст, брат! Ты мужчина в самом расцвете сил. Годы на тебе совсем не отразились. Всё такой же красивый и стройный, как и шестнадцать лет назад. -Спасибо, брат. Ты тоже великолепно выглядишь. По твоему лицу видно, что ты счастлив. -Ты прав, Гаяс! И причина моего счастья сидит сейчас передо мной в полуобморочном состоянии.И шейх громко засмеялся, обхватывая меня рукой за талию и пуская лошадь в галоп. Всадники, сопровождавшие его, гарцевали вокруг нас, то вырываясь вперёд, то отставая на несколько шагов. Я узнал Амира и Карима, они приветливо улыбнулись мне, а я помахал им рукой. Поодаль скакали двое красивых молодых людей, горделивые и серьёзные. Они были вооружены, словно собрались на войну.Я вопросительно посмотрел на шейха, но тот лишь насмешливо дёрнул плечом. -Да, мой друг. Много времени утекло. Мы стареем, а наши дети растут. Трудно узнать в этих красавцах двух босоногих сорванцов, не так ли? -Дамир и Данияр, - поражённо воскликнул я.- Братья - неразлучники! Какими они стали! Настоящие воины! -А ещё и бдительные стражи, охраняющие наше сокровище. -Сокровище? Вы нашли алмазные россыпи? -Это ты, Гаяс, подарил нам такой бриллиант, с которым не сравнятся никакие богатства мира. Даниель, сынок, - окликнул шейх всадника, скромно державшегося позади нас. Я оглянулся и замер в немом восхищении. К нам приближалось сказочно - прекрасное создание, при виде которого моё сердце замерло от благоговения, а душа затрепетала от восторга. Кто- то может подумать, что у меня возник к мальчику особый интерес. Нет! Просто я эстет и ценитель красоты, в том числе и мужской, хотя, к сожалению, идеальная мужская красота, - большая редкость. А это дитя блистало особым изысканно - утонченным очарованием, которое смело можно назвать божественным. А маленькая родинка на смуглой щёчке могла свести с ума любую красавицу! И я узнал его! Это он, мой ангел, только земной и вполне осязаемый, судя по тёплой, изящной руке с длинными тонкими пальчиками, которую я сжимал, ещё полностью не придя в себя. Юноша с лёгкой улыбкой смотрел на меня, и в его чудесных, бездонных глазах светились нежность и лукавая ирония. Мальчик знал, какое впечатление оказывает на людей его сногсшибательная внешность, но ни горделивости или самолюбования в его манерах не было. Доброжелательная простота и открытость сквозили в каждом плавном, грациозном жесте. Да, он поистине неземное создание и драгоценное сокровище, которое надо оберегать, как зеницу ока! -Я бесконечно рад познакомиться с вами, господин Гаяс, - прервал несколько затянувшееся молчание Даниель, певучим и звонким, как колокольчик, голосом. - В нашей семье вы самый желанный и уважаемый гость. Вы оказали нам огромную честь, приехав на наш праздник. Благодарю вас от всей души.Я в изумлении приподнял брови. Вот это воспитание! В глубине самой коварной и опасной пустыни вырос настоящий благоуханный цветок, место которому только во дворце султана. Равиль, словно прочитав мои мысли, горделиво улыбнулся: -Даниель обещан в мужья дочери калифа Бахтияра, правителя славного города Багдада. Аллах не дал ему сыновей, и он посчитал, что мой мальчик будет его достойным преемником. А познакомились мы два года назад, когда калиф совершал паломничество в Мекку. Его караван настигла песчаная буря. Хорошо, что это случилось не далеко от нашего дома. Бахтияр гостил у нас несколько дней, и был очарован внешностью, умом и утончёнными манерами Даниеля. Тогда он и предложил мне породниться. Сам понимаешь, Гаяс, от такого шанса не отказываются. В будущем году состоится свадьба, и наш сын будет провозглашён наследником калифа. Запомни, - ты самый почётный гость на свадьбе. Надеюсь, тебя снова не унесёт в дальние края твоя жажда странствий.Я засмеялся и с благодарностью посмотрел на друга. -Нет, нет, Равиль. С этим покончено. А за вас я рад. Мне приходилось встречаться с калифом. Достойный и умный человек, мудрый правитель. Он станет для Даниеля любящим отцом. Мальчик будет счастлив, я в это верю.Шейх кивнул головой и, как мальчишка, озорно свистнул. Всадники подняли лошадей на дыбы и помчались во весь опор, смеясь и что- то крича друг другу.Даниель летел впереди всех на своём великолепном, чёрном, как ночь, жеребце.Я не спускал с юноши глаз, восхищаясь тем, с какой очаровательной, грациозной лёгкостью он держался в седле, будто сливаясь в единое целое со своим скакуном.А ещё меня охватывала гордость и умиление от того, что шестнадцать лет назад мне посчастливилось держать на руках это чудо.Мы обогнули барханы, и я вскрикнул от удивления. В каменных объятиях гряды стоял белоснежный дом полукруглой формы, с лёгкими, воздушными башенками, резными галереями по фасаду и большими, стрельчатыми окнами, закрытыми решётками, с тончайшей, изящной вязью в виде переплетённых виноградных лоз.В центре, напротив широких, каменных ступеней входа в дом располагался фонтан, окружённый цветущими деревьями, в тени которых стояли удобные скамеечки. А по всему периметру владений росли высокие, раскидистые пальмы, словно стражи, оберегающие покой своих хозяев. -Равиль, это потрясающе! Просто великолепно! - вскричал я, не скрывая восторга. -Спасибо, мой друг, - шейх слегка сжал мою руку, - но это ещё не всё. Позже я тебе кое- что покажу... О, смотри, вот и мои девочки выпорхнули тебя встречать.К вечеру, после сытной еды, когда все разошлись по своим покоям, Равиль поманил меня за собой. Мы прошли вглубь дома и оказались перед массивной, деревянной дверью, оббитой железными пластинами. Шейх снял с шеи плетёный шнур, на котором висел ключ. Пропустив меня вперёд, он запер за нами дверь и зажёг масляную лампу. Я увидел, что мы находимся в узком коридоре. Пахнуло влажной прохладой. Пройдя несколько шагов, Равиль остановился у резной деревянной решётки и распахнул передо мной створки. По его знаку, я прошёл внутрь и обомлел. Мы были в том самом гроте, который чудесным образом появился в день рождения Даниеля. Только тогда стены пещеры были чёрными и гладкими, а теперь их пронизывали мерцающие в свете лампы вплетения, напоминающие взбухшие жилы на теле человека. -Это золото?!- прошептал я. -Да, брат. Чистейшее! -Но как, откуда? -Сам не понимаю. Когда я проводил тебя до города шестнадцать лет назад, то едва успел вернуться к началу бури. Мы укрыли лошадей и верблюдов, а сами спрятались в гроте. Ветер дул с востока, как обычно, и гряда надёжно защищала нас от песка. Никогда ещё мы не пережидали непогоду с такими удобствами. А когда буря пошла на убыль, стены пещеры вдруг задрожали и пошли трещинами. Я испугался, подумав, что начался обвал. Но не успели мы что- либо сообразить, как места разломов стали заполняться жидким золотом, которое мгновенно застывало. Можешь представить, себе, Гаяс, что с нами было! Потом мы поклялись друг другу свято хранить тайну нашего неожиданного богатства. Я долго размышлял о тех чудесах, что произошли с нами, когда родился Даниель, и сделал вывод, что он не просто человек, а небесное создание, пришедшее к нам, чтобы одарить нас счастьем.Я не мог ничего сказать, лишь кивал головой в знак согласия.Но больше всего меня поразило то безграничное доверие, которое оказывал мне этот удивительный человек. Ведь если бы чужаки узнали о том, какое богатство скрывается в гроте, их уничтожили бы без тени сомнения. Я положил руку на грудь и произнёс клятву свято хранить семейную тайну шейха. Мы обменялись крепким рукопожатием, и вышли из пещеры.На следующий день начали съезжаться гости, - шейхи дружественных племён. Сразу стало шумно и весело. Молодёжь сбилась отдельной группой, обсуждая предстоящие скачки, хвастались новыми сёдлами, оружием. Поглядывали на юных красавиц, устроившихся в тени пальм на специально расстеленных коврах, на которых стояли низкие столики с угощением и напитками. Гости постарше расположились вокруг фонтана, наслаждаясь прохладой. Между ними порхали жёны Равиля, предлагая фрукты, сладости и лёгкое молодое вино. Женщины, приехавшие со своими мужьями, помогали хозяйкам, нося чаши для омовения рук. Равиль подводил меня к каждому из гостей и представлял, как своего друга.Я был приятно удивлён, что многие слышали обо мне. Они поднимались со своих мест и почтительно жали мне руку. К вечеру, когда съехались все ожидаемые гости, Равиль пригласил всех в дом, где в большом, прохладном зале полукругом были расставлены низкие, оббитые шёлком диваны, возле которых, на резных, деревянных подставках стояли подносы с разнообразной едой и напитками. Почтенные гости удобно расселись на мягких диванчиках, а молодёжь устроилась прямо на полу, по которому были разложены большие атласные подушки. Гости наслаждались вкусной едой, приятным отдыхом после утомительной дороги и вели неспешную беседу, а я не сводил глаз с Даниеля. Мне было интересно, как ведёт себя этот ангел, среди нас, простых смертных. Я обратил внимание, что он не притронулся к мясу. Ел только фрукты и пил воду. В остальном же ничем не отличался от сверстников. Тихо, чтобы не мешать старшим, перешёптывался с друзьями, хихикал, прикрывая рот ладошкой, строил глазки юным красавицам, сидевшим поодаль на ковре, обложенном расшитыми подушечками ярких цветов. Те тоже не оставались в долгу, отвечая жаркими взорами на заигрывания красавца. Когда наши взгляды случайно встретились, Даниель лукаво улыбнулся и слегка дёрнул плечом, будто извиняясь за своё легкомысленное поведение. Но и тени раскаяния не было в его плутовских глазах. Я опустил голову, едва сдерживая смех. Действительно, - бестия! Но сколько обаяния и очаровательной непосредственности было в этом чудесном юном существе! Дай Аллах ему счастья и любви! Гости разговорились о предстоящих утренних скачках по пустыне. В них будут участвовать только молодые наездники, от шестнадцати до девятнадцати лет. Они должны продемонстрировать не только искусство верховой езды, но и выучку своих скакунов - трёхлеток. Один из шейхов предложил усложнить правила, а вернее отменить некоторые из них, чтобы зрелище было более захватывающим. Все с интересом посмотрели на него. -Мы, как всегда, будем наблюдать за гонками с холма, не так ли, Равиль? Оттуда всё видно, как на ладони. Но помните три высоких бархана с восточной стороны? В прежние скачки участники не доезжали до них, а завтра я предлагаю, чтобы они их обогнули. -А в чём заключается интрига? - спросил кто-то. -Интрига в том, что, когда всадники скроются за барханами, мы потеряем их из вида. Идеальная мёртвая зона. И там разрешается забыть обо всех правилах. Можно сбрасывать соперника с лошади, подсекать, резать подпруги. Короче, всё, что придёт в голову, кроме, естественно, членовредительства. И победителем будет самый ловкий и сильный, а не тот, у кого скакун быстроходней или выносливей. Ну как, уважаемые, вы заинтересованы моим предложением?И шейх обвёл присутствующих самодовольным взглядом. Все разом заговорили, обсуждая достоинства и недостатки этой опасной игры, но в итоге согласились, каждый в тайне надеясь, что победит именно его сын. Со своего места поднялся Равиль и властным жестом руки призвал всех к тишине. -Поскольку все приняли решение насчёт завтрашних скачек, предлагаю уважаемым гостям пойти отдохнуть. Соревнования по новым правилам будут долгими и утомительными, и нашим юным участникам тоже надо выспаться и набраться сил. Спокойной ночи, друзья. Мой дом в вашем распоряжении.Гости разбрелись по комнатам, кто-то остался в зале на диванах, а молодёжь предпочла спать в шатрах. Женщины убирали со столов, двигаясь бесшумно, словно тени. Мы с Равилем вышли из дома, с наслаждением вдыхая прохладный, ночной воздух, наполненный ароматом цветущих деревьев. -Равиль, зачем ты согласился на такую опасную авантюру? - спросил я у спокойно идущего рядом друга, - Ты что, не представляешь, чем это может закончиться? Молодые парни, горячие головы, азарт, желание любой ценой завоевать победу, тем более что все запреты сняты. Один Аллах знает, каких бед они могут натворить! В лучшем случае, - покалечат друг друга, об ином исходе мне даже страшно подумать. И кто этот идиот, придумавший подобное? Ты же говорил, что на празднике соберутся близкие друзья, а такое предложение может исходить только от злейшего врага. Он что, хочет погубить Даниеля? Ведь его соперники мощные, сильные ребята! Воины! Наш мальчик по сравнению с ними хрупкий цветочек. Равиль, запрети ему участвовать в этом безумии! Шейх задумчиво посмотрел на меня и вздохнул. -Не могу, Гаяс. Завтра сыну исполнится шестнадцать и по закону наших племён, он обязан участвовать. Эти скачки призваны доказать, что юноши становятся мужчинами, способными защищать свой дом, своих женщин и детей. Это дело чести. А если я не разрешу Даниелю участвовать в этом забеге, он никогда не простит мне такого унижения. Он будет покрыт позором. Его станут считать трусом и бабой. А особо рьяные насмешники вырядят его в женские одежды. Разве ты хочешь такой участи для нашего сына? -Нет, нет, мой друг! Конечно, нет! Прости, что не сдержался и наговорил глупостей. Всё это из страха за мальчика. Но, скажи мне, что это за умник, предложивший такую опасную игру? Чего он добивается? Он хочет, чтобы Даниель проиграл? Я заметил, как этот человек смотрел на него. Столько неприязни было в его взгляде. Он ваш враг?Равиль усмехнулся. -Нет, с шейхом Максудом мы друзья. Враги, - наши сыновья. -Вот как! И что же они не поделили? Черноглазую красавицу? -Не знаю. Даниель молчит, только хмуриться. Я не могу добиться от него ни слова. Упрямец! А у меня одни догадки и предположения, в которые мне не хочется верить. Шейх внимательно посмотрел на меня, словно колебался, стоит ли мне рассказывать правду. Но я уже примерно представлял, о чём пойдёт речь. Если я и сам обомлел при виде юного красавца, то, что говорить о других. Но существует большая разница между восторженным любованием и мутной, жадной похотью. Злость охватила меня, и я скрипнул зубами. -Вижу, что ты понял. Ссора между нашими сыновьями случилась полгода назад. Мы гнали наших скакунов на продажу в Басру, и остановились отдохнуть недалеко от становища шейха. Он пригласил нас переночевать в его доме. Дамир и Данияр остались при лошадях, а мы с Даниелем воспользовались гостеприимством друга. Сын шейха, Казим, весь вечер, пока мы ужинали, крутился вокруг Даниеля, оказывая ему знаки внимания. То выберет самый румяный персик, то подаст чашу с вином. А ночью меня разбудили крики. Я выскочил из комнаты, и в коридоре увидел, как Даниель, сидя верхом на Казиме, месит его физиономию кулаками, а тот истошно орёт. Тут и хозяин подоспел, и мы с ним еле разняли драчунов. Я увидел, что одежда на сыне порвана, а шея и грудь в синяках. Но как ни допытывались мы о причине ссоры, оба молчали. Не знаю, как Казим объяснил причину драки своему отца, скорей всего обвинил Даниеля, потому что утром мы расстались довольно холодно. Вот шейх и решил отыграться на мальчике за то, что тот побил его сыночка. Но не волнуйся, друг мой. Наш Гиацинт только с виду нежный цветочек, а на самом деле это крепкий орешек. А теперь пойдём спать, завтра будет не лёгкий день. Возможно, пригодится твоё искусство врачевателя.И Равиль, засмеявшись, повёл меня в дом, приобняв за плечи. Утром, едва солнце показало свои лучи из-за барханов, все уже были готовы к скачкам. Отцы давали последние советы сыновьям, а те нетерпеливо ёрзали в сёдлах, уже готовые мчаться вперёд, к победе. Участники были одеты в белые рубахи, плотно облегавшие тело, чтобы не за что было уцепиться, при попытке выдернуть противника из седла. Головы обмотаны платками, концы которых закрывали лица, оставляя лишь глаза, горящие юным задором. На лбу ткань крепилась плетёными шнурами разноцветных цветов племён. Лошади ржали, вставая на дыбы, и только властная рука наездника сдерживала их порывы стремительно сорваться с места. Говорят, что арабские скакуны не менее азартны, чем их хозяева. Я слышал о нескольких забавных случаях, когда лошади приходили к финишу без седока, выпавшего из седла во время бешеной скачки. Но вот раздался громкий голос Равиля, призывающий к тишине и вниманию: -Друзья, сейчас мы поднимемся на холм, откуда будем наблюдать за ходом соревнований. Когда я взмахну белым платком, - это будет сигнал для участников.Желаю всем удачи и да поможет вам Аллах!Мы поднялись по пологому склону на вершину холма, где на ровной поверхности были расставлены скамейки и столики с фруктами и водой. Восточный обрыв холма был огорожен деревянным барьером в целях безопасности. Отсюда открывался потрясающий вид. В лучах восходящего солнца пески переливались и сверкали золотом. Ослепительно синее небо, словно крыша мироздания, уходило далеко за горизонт, соединяясь с землёй. От безмолвного восторга меня отвлёк голос Равиля. -Гаяс, очнись! Ты пропустишь начало скачек.И он, подняв руку высоко над головой, взмахнул платком. Всадники тут же сорвались с места и безумство началось. Я пишу так потому, что в подобных гонках не щадятся ни люди, ни лошади. Преследуется единственная цель, - одержать победу. Всё моё внимание было поглощено всадником на мощном чёрном жеребце. Остальные меня нисколько не интересовали. Я увидел, что Равиль тоже не спускает тревожного взора с гибкой, точёной фигурки сына. -А что за теми барханами, которые они должны обогнуть? Тоже пески? - тихо спросил я. -Там солончаки. Мёртвая, безжизненная земля, с коварными оврагами и острыми камнями. -Твой злейший друг хорошо подготовился, - злобно прошипел я, - только забыл одну мудрость: ? Кто толкает человека в пропасть, может и сам в неё угодить?. Он что, так уверен в победе своего сына? -Меня не это беспокоит, - тихо сказал шейх. - Я подозреваю, что этот засранец сговорился с кем- то из участников. Уж очень довольная физиономия у моего друга. В невидимой зоне они могут взять Даниеля в клещи, а он слишком горд, чтобы попытаться удрать. Обязательно вступит в схватку, и один Аллах знает, чем это закончится. Одна надежда на Шаира. О, ты ведь не знаешь! Так зовут жеребца Даниеля. Это чистокровный араб из породы кохейлан, самой сильной и выносливой из всех остальных пород. Они присбосабливаются к любым условиям жизни в пустыне. Одинаково спокойно переносят как жару, так и холод. Эти лошади, - наше национальное богатство. Под страхом смерти их запрещено продавать в другие страны. Даниель сам объезжал Шаира, и они преданы друг другу, как лучшие друзья. Кстати, он сын моего скакуна, которому выпала сомнительная честь таскать на себе сразу двух всадников.Равиль засмеялся, не отрывая взгляда от наездников, уже достигших пресловутых барханов. -А чем сможет помочь конь Даниелю? -Шаир, - настоящий боец! Он не даст хозяина в обиду. Будет защищать его и зубами, и копытами. Мы замолчали, пристально вглядываясь вдаль. Меня трясло от волнения и страха. Я уже представлял, какую бойню устроят эти юные львы, пока их никто не видит. Горячая кровь, бурлящая в их жилах, полностью отключает мозги.Время тянулось невыносимо долго. Братья Даниеля стояли у самого края холма, тихо о чём- то переговариваясь. До моего слуха донеслось только одно слово: ?убью?. Встревоженные отцы (женщины на скачки не допускались), еле сдерживая себя, до боли в глазах всматривались в далёкий горизонт, и время от времени бросали осуждающие взгляды на премудрого шейха, предложившего такую опасную игру, забыв при этом, что сами же на неё согласились. Шейх отводил глаза, и было видно, что он сам уже не рад своей затее. Вдруг в тишине раздался громкий крик одного из близнецов: -Едут! Едут!Мы присмотрелись и увидели маленькую черную точку, стремительно приближавшуюся к нам. Равиль крепко ухватил меня за руку и замирающим от счастья голосом прошептал: -Даниель, мой мальчик. Слава Аллаху, он жив!Только сейчас я понял, скольких душевных сил потребовалось моему другу, чтобы сохранять на лице маску видимого спокойствия. Всадники были уже в пределах видимости, и радостные отцы стали различать своих чад по цветам их головных повязок. Лишь Даниель был с непокрытой головой, и его роскошные волосы развевались за спиной, будто чёрные крылья ангела мести. - Мальчик зол и расстроен, - сказал мне Равиль, - видимо произошло что- то нехорошее. - Почему ты так думаешь? Он победил! Ему радоваться надо, а не грустить. -Я знаю своего сына, Гаяс. Он всегда сидит в седле гордый, как падишах на своём троне. А сейчас, посмотри, - спина сгорбилась, плечи опущены. -Равиль, малыш ещё так юн. Скорей всего он просто утомился, переволновался после такой сумасшедшей скачки. -Что ж, возможно.Мы спустились с холма, чтобы встретить наших участников. Даниель стремительно влетел в центр площадки, который считался заключительным этапом скачек, и поднял жеребца на дыбы. Сейчас юноша выглядел совершенно иначе, - гордый вид, надменно вздёрнутый подбородок, пылающий взор.А также разбитая губа, огромный синяк под глазом и глубокая царапина на щеке.У остальных участников был не менее потрёпанный вид. Но это никого не смущало, все громко кричали, приветствуя своих сыновей и радуясь, что они живы и относительно здоровы.Потом стали поздравлять Даниеля, искренне восхищаясь его победой. Ему жали руку, хлопали по плечам и спине, обнимали и тискали, пока Равиль не прервал этот поток восторженного столпотворения. -Друзья, благодарю вас за доброту и снисходительность, которые вы проявляете по отношению к моему сыну. Сегодня состоялись его первые скачки, и он победил. Я уверен, что победила и многолетняя дружба, которая не позволила нашим участникам причинить ощутимый ущерб своему юному другу. Все посмотрели на побитую мордашку Даниеля и захохотали. -Он стал почти настоящим мужчиной, - выкрикнул шейх Максуд, - а когда он проведёт ночь в жарких объятиях прекрасной гурии и познает сладкие любовные утехи, вот тогда он и будет считаться мужчиной в полном смысле этого слова. Равиль, не пора ли тебе вплотную заняться этим делом. Найди сыну опытную красавицу, чтобы она занялась его воспитанием. Ведь у него скоро свадьба, а он не будет знать, с какой стороны пристроиться к невесте.Гости заржали ещё громче, а Даниель густо покраснел. -Спасибо за совет, друг, - с улыбкой ответил шейх, - я подумаю над этим. А сейчас предлагаю старшим перекусить и поспать. Вечером соберёмся на праздничный ужин в честь дня рождения моего сына. Юноши могут привести себя в порядок возле фонтана. Умывайтесь, плескайтесь, отдыхайте. Если кому нужно осмотреть боевые раны, обращайтесь к господину Гаясу. Он знаменитый лекарь и быстро излечит все ваши болячки. Я почти не реагировал на веселье, пристально наблюдая за Даниелем. Увидев, что его головной платок завязан вокруг талии, и он незаметно придерживает его рукой, мне стало ясно, что мальчик ранен или сильно ушибся. Хотя он и выглядел спокойным и невозмутимым, но на лице временами появлялась гримаса боли, которую он сгонял неимоверным усилием воли, до крови кусая пересохшие губы.Подойдя к Равилю, я тихо сказал: -Уведи Даниеля в дом, поскорей. Мне кажется, он ранен.Шейх побледнел и вымученно улыбнулся. -До вечера, друзья. Мой дом – ваш дом.И, подхватив сына под руку, увлёк его за собой. Я поспешил следом.Мы быстро прошли через потайной коридор в грот. Только там юноша позволил себе расслабиться, и со стоном опустился на каменный выступ. Я развязал сложенный в несколько раз платок и с ужасом увидел кровавое пятно, расплывшееся по рубашке. Равиль вскрикнул и опустился перед сыном на колени. -Ты упал с лошади, малыш? Разбился о камни? Откуда столько крови?Но Даниель стиснул зубы и не проронил ни слова.Я разорвал рубашку, обнажив золотисто - смуглое тело и возмущённо вскрикнул: -Посмотри, Равиль! Мальчик весь в синяках и кровоподтёках! Ну и досталось же ему! Намочи платок, нужно смыть запёкшуюся кровь и посмотреть, откуда её столько. Когда я с трудом удалил застывшую корку, мы с Равилем испуганно переглянулись, - в боку зияла широкая, рваная рана, нанесённая каким-то тупым предметом. Какой силой и злостью надо обладать, чтобы нанести такой удар! И какую силу духа надо иметь, чтобы скакать верхом с такой дыркой в боку! Я раскрыл свою заветную сумку, с которой никогда не расставался, и, достав глиняный горшочек плотно закрытый пробкой, окунул палец в тёмную жидкость. -А сейчас потерпи, сынок. Мне надо исследовать рану. Даниель кивнул головой и вцепился в руку отца. Равиль обнял сына за плечи и прижал его голову к своей груди. Я осторожно ввёл палец в рану, чувствуя, как содрогается от боли хрупкое тело. -Трещина в нижнем ребре, - шептал я самому себе (такая дурная у меня была привычка), - внутренние органы не задеты. Так, а это что такое? Я нащупал в глубине раны что-то острое и замер. -Гаяс, не пугай меня, - замирающим голосом прошептал Равиль. - Что ты там нашёл? -Осколок. Видимо он отломился, когда наткнулся на ребро. Надо удалять. -Это опасно? -Не столько опасно, сколько весьма болезненно. Даниель, ты потерпишь?Юноша вяло кивнул головой и обречённо закрыл глаза. Я достал из сумки щипчики с длинными, тонкими концами. -А теперь ни звука! Мне надо услышать, когда сталь коснётся обломка.Посмотрев на свои дрожащие руки, я тихо застонал. Как же невыносимо тяжело причинять боль любимому существу! Но я должен, от моего умения зависит его жизнь. И, утешив себя этими мыслями, я ловко подцепил обломок и осторожно извлёк его. Обработав рану внутри и снаружи заживляющим бальзамом, я наложил тугую повязку, и занялся побитым лицом нашего красавца. Равиль в это время задумчиво рассматривал осколок, и лицо его всё больше темнело. Потом он тихо выругался, и вскочил на ноги. -Что с тобой, Равиль? - встревожено спросил я, - тебя словно змея укусила. -Ты не далёк от истины, брат. Посмотри, это обсидиан. И я знаю только одно место, где его можно найти.Мы требовательно уставились на Даниеля, но упрямый мальчишка вздёрнул подбородок и скрестил на груди руки, показывая этим, что не скажет ни слова. -Ну и не надо, - зловеще проговорил шейх, - я и так знаю, кто всё это затеял. Убью! -Нет, отец! Ты не сделаешь этого! -А кто меня остановит? Они чуть не убили тебя, а я должен это проглотить?! Счастье, что у нас гостит мой друг, Гаяс. Если бы не он, этот день для тебя мог стать последним. Твои братья предполагали что- то подобное, они предупреждали меня, а я как осёл, продолжаю верить в чужое благородство. Нет! С меня довольно! Смерть обоим предателям! -И межплеменная война, - тихо добавил Даниель. - У Максуда много сторонников и родни. У Казима есть друзья, хотя сейчас их стало значительно меньше. Но это не важно. У них большое и сильное племя. А нас всего несколько человек. Да, у нас тоже есть друзья, но захотят ли они участвовать в бойне ради двух мальчишек, что- то там не поделивших. Вряд ли! -Но тебя хотели убить. Это нельзя оставить безнаказанным. Надо отомстить! -Месть, - это кровопролитие, отец! Нас растопчут, как букашек. Не подумай, что я трушу. Я буду сражаться наравне со всеми! Но что будет с твоими девочками, если мы погибнем? -Что же делать? Оставить всё, как есть? Проглотить оскорбление?! -Всё будет хорошо, обещаю! Сам увидишь сегодня за ужином. Твоя гордость не пострадает, и ты получишь полное удовлетворение. Главное, не горячись. Сделай вид, что ничего не случилось. Пожалуйста, папа.В прекрасных глазах Даниеля вспыхнул золотой огонь, но он тут же его погасил, опустив длинные ресницы. И тут его лицо исказилось от боли. -А сейчас я бы хотел отдохнуть, - прошептал он.- У меня совсем не осталось сил. Я побуду здесь, а вы идите. Не волнуйтесь за меня. И, господин Гаяс, благодарю вас от всей души. Я дал мальчику выпить укрепляющее снадобье, и мы вышли из дома, устроившись у фонтана, в прохладной тени деревьев. -Гаяс, брат! Спасибо! Ты опять спас нашу семью. Как мне отблагодарить тебя? -Послушаться своего сына. Он дело говорит. А начать межплеменное кровопролитие из-за подлой выходки глупого мальчишки, - это, по меньшей мере, безрассудно. Я уверен, что Максуд не хотел причинить Даниелю особого вреда. Он не давал приказа убить мальчика. Да, они сговорились устроить драку за барханами, пока их никто не видит. Но дело-то молодое. Ну, попинали бы друг друга, и всё. Конечно, твоему другу было обидно, что Даниель избил его сына - здоровяка полгода назад, и ему хотелось отплатить мальчику той же монетой. Ты бы видел, с каким наслаждением он осматривал его разукрашенное лицо. А что случилось на самом деле там, за барханами, Даниель расскажет потом. Если, конечно, захочет. Сын у тебя с характером. Ну, а благополучие твоей семьи и есть для меня лучшая награда, брат. -Что ж, соглашусь с тобой. Наверное, вы оба правы.Вечером гости собрались вокруг фонтана. Жара спала, а ночной холод ещё не наступил, поэтому все были рады подышать свежим воздухом, напоённым ароматом цветов. Праздник начался с поздравлений и тостов в честь именинника. Потом стали вручать подарки. Я тоже преподнёс Даниелю заветный перстень, от которого он пришёл в восторг и тут же надел на указательный палец левой руки. -Какой он красивый, - тихо сказал мальчик, задумчиво всматриваясь в мерцающую глубину камня, - Спасибо, Гаяс! Я никогда не расстанусь с ним!Веселье было в полном разгаре, когда к Даниелю подошёл Максуд, и, поклонившись, громко, чтобы слышали все, сказал: -Даниель, приношу свои извинения за недостойное поведение моего сына. Сможешь ли ты простить нас?Юноша, стрельнув глазами в сторону отца, стоявшего с раскрытым ртом, поклонился в ответ и произнёс: -Уважаемый Максуд, вы всегда были, есть и будете нашим другом. Я почитаю вас, как отца. И да ниспошлёт Аллах здоровье и благополучие вам и вашим близким.Мужчина посмотрел в чистые глаза мальчика и растроганно сказал: -Спасибо, сынок!Потом обнял его и прижал к своей широкой груди.Подойдя к Равилю, Максуд протянул руку. -И ты прости меня, друг! Но я немного завидую тебе, - ты вырастил достойного сына. Настоящего мужчину и воина. Давайте же выпьем за здоровье нашего радушного хозяина и его семью!Гости, будучи уже в изрядном подпитии, не совсем поняли, что это было за представление, однако с радостными возгласами подняли свои чаши.Даниель подошёл к отцу, и серьёзно посмотрел на него. -Надеюсь, ты удовлетворён, папа. Конфликт исчерпан? Мы с Равилем переглянулись в восхищении, и оба закивали головами.Как ему удалось заставить гордого шейха принести публичные извинения, одному Аллаху известно! -Он прирождённый правитель. Бахтияр не ошибся в нём! - наконец выговорил Равиль. - Сколько же мудрости в этом юном создании. Я горжусь своим сыном! Нашим сыном, брат!Шейх говорил ешё что-то, но я отвлёкся, заметив, как Наргис подливает в чашу Даниеля своё знаменитое питьё. Я вопросительно посмотрел на неё, а она пожала плечиками и лукаво улыбнулась. -Я хочу, чтобы мальчик спел для нас. Вы не представляете, какой у него голос! Чистый и нежный, словно колокольчик. Но он очень редко поёт. Стесняется. -Но почему? -Говорит, что у него писклявый, как у женщины, голос. Только глоток этой настоечки заставит его расслабиться.Она хихикнула и подала чашу Даниелю. Он внимательно посмотрел на неё, и, что-то решив для себя, усмехнулся и выпил всё до капли. Наргис смутилась и поспешно юркнула в кусты. Да, мальчика не проведёшь, - всё подмечает.Я с интересом наблюдал, что же будет дальше. Через какое-то время Даниель вдруг заулыбался, сверкая белыми, как жемчуг, зубами и легко вскочил на бортик фонтана. -Друзья! - звонким голосом крикнул он. - Сегодня вы собрались здесь, чтобы поздравить меня с днём рожденья и преподнести чудесные подарки. Я тронут вашим вниманием. И мне хочется в ответ отблагодарить вас. Я буду петь! Гости стали переглядываться в радостном изумлении. А увидев, что Наргис вкладывает в руку мальчика кифару, всё поняли. Хитрая женщина всё- таки подпоила юного скромнягу. Все громко захохотали, хлопая в ладоши. Даниель икнул и тоже засмеялся. - Вам редко выпадает счастье услышать мой ангельский голосок, - с очаровательной, хмельной непосредственностью вещал он, пытаясь горделиво расправить плечи,- поэтому сегодня я буду петь, пока не охрипну. Наслаждайтесь! Я люблю вас! И он провёл по струнам тонкими, гибкими пальцами, извлекая нежные, певучие звуки, от которых по коже побежали мурашки. Все затихли, с благоговейным восторгом глядя на это пьяненькое чудо. И Даниель запел, голосом чистым и звонким, который легко и свободно летел к небесам, усыпанным яркими, мерцающими звёздами. После каждой песни гости неистово хлопали и просили петь ещё и ещё. Даниеля уже шатало от усталости, а слушатели всё никак не хотели угомониться. Равиль, чувствуя, что этой оргии не видно конца, а мальчик теряет силы, попытался отобрать у сына кифару. Но упрямый мальчишка капризно топнул ногой и сердито посмотрел на отца. -Папа, я хочу петь для этих…ик…милых…ик…людей! Все повалились от хохота, наблюдая за этой забавной сценой. Равиль, едва сдерживая смех, умоляюще посмотрел на меня. -Гаяс, может тебе удастся остановить эту пьяную бестию. Он того гляди свалится в воду.Я, держась за живот, уже болевший от смеха, подошёл к мальчику, который с решительным видом подтягивал струны на кифаре, явно собираясь продолжить своё искромётное представление. -Даниель, давай договоримся, что сейчас ты споёшь последнюю песню, и мы все пойдём отдыхать. Посмотри, уже светает. Гости устали, а ведь им предстоит долгий путь домой. -Устали? А по их довольным лицам этого не скажешь. Хотя, ладно, уговорили. Спою ещё одну песню и баиньки…ик. Друзья! Наполните чаши, ибо, как говорят мудрецы, - истина в вине, а радость жизни в его количестве.Он ударил по струнам и запел весёлые куплеты, притопывая ногой: Трезвым не будь, поскольку пьянство всего примерней. Утреннюю попойку соединяй с вечерней. Трезвенник пусть горланит, чётками потрясая, Слух легковерных ранит, радость твою порицая. Пусть сей ничтожный малый хуже щербатой крынки, Вздорным своим благочестьем торгует на вшивом рынке. Выбрав себе дорогу, занятье или забаву, Делай лишь то, что по сердцу, что по душе или нраву. В этом я твёрдо уверен, не испытываю сомненья, Это моё правдивое и справедливое мненье. Выдержанные вина щедро пускай вкруговую И, осушивши чашу, немедля бери другую. Не пей ничего, о благе взывают мои напевы, Кроме вина и влаги возлюбленной девы!Даниель сделал последний аккорд, и под громкие крики, свист и хохот, попытался изящно поклониться, но покачнулся и плюхнулся в фонтан, уйдя под воду с головой и только на поверхности покачивались длинные локоны, похожие на чёрные, блестящие водоросли. Это была последняя капля, - мы буквально повалились на землю, умирая со смеху. Молодёжь бросилась спасать друга, и началась весёлая возня, которая завершилась тем, что Даниеля выловили, наконец, из воды и передали в руки отца. Равиль закутал сына в свой бурнус и поспешил к дому.Веселье стало затихать, и мужчины постепенно разбрелись на ночлег, всё ещё довольно посмеиваясь. Я присел на бортик фонтана и задумчиво опустил руку в воду. Сердце моё замирало от счастья. Какое же непостижимо - очаровательное создание подарили нам небеса. Мало того, что он ослепительно красив, но ещё прекрасно воспитан, держится с поистине царственным достоинством, и мудр не по годам. Доказательство тому то, что он смог погасить опасный конфликт, едва не разгоревшийся между шейхами. А чтобы окончательно развеять напряжение, устроил эту феерию. Все остались довольны праздником и запомнят его надолго.Но больше всего меня радовало блестящее будущее, уготованное ему судьбой.Трудно найти более достойного преемника на трон калифа Багдада. Я поднял голову и посмотрел на ярко сияющие звёзды, рассыпанные по бархатному небосводу, вознося им молитву искренней благодарности…С рассветом гости стали разъезжаться, обнимали хозяина, благодарили за весёлый праздник, желали здоровья и благополучия семье, приглашали посетить их с ответным визитом, в общем, говорили слова, положенные в таких случаях, но искренне и от всей души. Даниель прощался с друзьями, почтительно кланялся взрослым, а те ласково обнимали его, поздравляли с победой и благодарили за то незабываемое удовольствие, которое он им доставил своим пением. Мальчишка краснел, смущённо отводя глаза, а друзья посмеивались, одобрительно хлопая его по плечам. Потом и сам не выдержал, громко захохотав. -Я провожу вас, - сказал он, немного успокоившись, - мне надо проветриться после вчерашнего разгула. Даниель свистнул. Его скакун тут же примчался, радостно всхрапывая, и затанцевал вокруг хозяина, поднимаясь на дыбы. Юноша ловко, не касаясь стремян, взлетел в седло, и молодые люди, с гиканьем и залихватским свистом помчались по пустыне, обгоняя ветер.Задержался только шейх Максуд. -Мне надо поговорить с тобой, друг, - обратился он к Равилю, отводя его в сторону. Если можно, наедине. -Говори смело, друг. От Гаяса у меня нет секретов. Всё, что будет сейчас сказано, останется между нами. -Я не могу просто так уехать. Мне необходимо объяснить причину своего недостойного поведения, чтобы между нами не было недосказанности. Я уважаю тебя, Равиль, и ценю твою дружбу. Но из-за глупого мальчишки едва не лишился её. Он оболгал Даниеля, чуть не убил его, толкнул меня на низость. Тут нечем гордиться. Мне стыдно за нас обоих.Максуд гневно посмотрел на своего сына, стоявшего поодаль, с тоской глядя вслед удалявшимся всадникам. Красивый парень. Высокий, стройный. Худошавое лицо с крупным, орлиным носом и влажными, темно - карими глазами. Мечта любой красавицы. И как же его переклинило! Но влюблённость Казима не стала для меня откровением. В те времена любовные отношения между мужчинами, хоть и не выставлялась напоказ, но и не осуждалась. Поэтому, мне было его жаль, - муки неразделённой страсти ранят больнее отравленной стрелы. -Он мог опозорить весь наш клан, совершив эту неслыханную подлость, - продолжал тем временем шейх. - Спасибо Даниелю, что уговорил друзей сохранить всё в тайне.Мы с Равилем переглянулись. Мне как-то резко перехотелось выслушивать излияния шейха, и я сделал шаг в сторону, пытаясь удрать. Но друг крепко сжал мне руку, и я смирился, оставшись на месте. -Не знаю, с чего начать. Ну, ладно! - Максуд смущённо отвёл глаза. - Всё дело в том, что Казим любит твоего сына. В ту ночь он пришёл к Даниелю, чтобы осуществить свои желания.Равиль шумно выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. -О чём-то подобном я догадывался, - тихо сказал он. - Даниель просто так в драку не полезет. -Но это ещё не всё. Когда я спросил сына о причине потасовки, он сказал, что это Даниель пришёл к нему в спальню и потребовал, чтобы Казим отодрал его.А когда тот отказался, то в ярости налетел на него с кулаками. До сих пор не могу понять, почему я поверил в подобный бред. С внешностью Даниеля не надо искать любви, она сама его найдёт. Но в тот момент я был зол на твоего сына, - уж больно жёстко он отделал Казима, чуть все зубы ему не выбил. А злость, как известно, затмевает разум. Поэтому я и решил при случае отплатить Даниелю. Вот и предложил столь жёсткие условия скачек, надеясь на то, что когда все скроются за барханами, Казиму удастся каким-либо способом отомстить за побои.Но, поверь, друг, я не ожидал, что сын додумается до такого! Максуд нервно передёрнул плечами и виновато посмотрел на Равиля. -Продолжай, - спокойно сказал тот. -Когда все скрылись из поля нашего зрения, Казим окликнул Даниеля, сказав, что хочет извиниться. На самом деле он задумал нечто ужасное. Твой сын придержал коня, и они немного отстали от остальных. Ты ведь знаешь, какой там опасный и коварный участок дороги. Сплошные овраги, осыпи, ямы. Поэтому наши всадники ехали медленно и осторожно, - берегли скакунов для решающего рывка. Вот этим и воспользовался мой непутёвый сын. Не знаю, что за бредовые мысли поселились в его голове, но он решил изуродовать лицо Даниеля. Как он мне объяснил, что если любимый лишится своей красоты, то свадьбу придётся отменить и тогда они смогут быть вместе. И он ударил ничего не подозревавшего мальчика острым осколком обсидиана по щеке. Хорошо, что Шаир успел отскочить, и рана оказалась не очень глубокой. Казим хотел исполосовать Даниелю всё лицо, но твой сын оказался проворней. Он ногой выбил безумца из седла. Тут подоспели остальные парни, и началась потасовка. Сторонники наших сыновей месили друг друга с весёлым азартом юности! Злобы то не было! Ребята просто выпускали пар и скопившуюся энергию. Всё закончилось бы подпорченными физиономиями. Но мой сын окончательно обезумел. Сквозь кучу тел он прорвался к Даниелю и с криком: ?что не моё, то и ничьё?, ударил его этим злосчастным осколком. Максуд закрыл лицо руками, глухо зарыдав, и с трудом продолжил: -Казим целился в сердце, но кто-то из парней успел оттащить Даниеля и этим спас ему жизнь. Все застыли в ужасе, когда увидели, что натворил мой сын. У них свой кодекс чести, - никакого оружия, а тут такое коварство. Ты ведь знаешь, что убийство на скачках, - страшное преступление. Такой позор запятнал бы всех! Опомнившись, мальчишки скопом навалились на Казима и стали избивать его. Если бы не твой сын, парня могли покалечить. Даниель с трудом разнял драку, и взял с друзей клятву молчать о случившемся, ведь скандал мог закончиться кровопролитием. Немного успокоившись, они продолжили скачки. Даниель победил, не смотря на ранение, и будь уверен, Равиль, победа была честной, - ему никто не подыгрывал. Позже Казим умолял твоего сына о прощении, говорил, что сам не понимает, что на него нашло, что любовь затмила разум, сделав его почти безумцем. И, можешь себе представить, Даниель простил его! Но с условием, что Казим сам расскажет нам с тобой всю правду, поскольку, если за синяки и рану на лице ещё как-то можно отболтаться, то дырку в боку объяснить будет сложно. Тем более, что у вас в гостях находиться знаменитый лекарь. -Ох уж это мальчишеское благородство! - покачав головой, сердито сказал Равиль. - Значит, если б не было Гаяса, Даниель умирал бы, истекая кровью, не сказав ни слова. Ну и почему Казим не сдержал обещание? Духу не хватило? -Да! Он струсил и рассказал правду только мне. Стыдно! Но он мой единственный сын, и я люблю его, каким бы он ни был. Теперь, когда ты всё знаешь, сможешь ли ты простить нас, Равиль? -Если Даниель простил, то прощаю и я. Мне тоже дорога наша дружба, Максуд. А наши дети должны сами разбираться в своих отношениях. Иначе, видишь, к чему приводит вмешательство нас, взрослых людей.Я машинально кивал головой, с тревогой глядя на барханы, за которыми скрылись всадники. И вздохнул с облегчением, когда увидел тёмный силуэт, стремительно приближающийся к нам. Даниель, с порозовевшими щёчками и горящими восторгом глазами приближался к нам, сверкая белозубой улыбкой. И тут случилось то, чего никто из нас не ожидал. Казим бросился к юноше, стащил с лошади, и с надрывным криком, полным отчаяния и тоски, прижал хрупкое тело к груди, уткнувшись лицом в его роскошные волосы. Мы замерли, не зная, что делать. -Люблю тебя, мой Даниель. Мой прекрасный цветок! - хрипло стонал безумец, покрывая поцелуями лицо, шею, плечи юного красавца. - Люблю до слёз, до зубовного скрежета, до сердечной боли! Отрада души моей! Как мне теперь жить, после того, что я сделал. Простишь ли ты меня когда-нибудь?!Даниель в первое мгновение замер от неожиданности, но быстро пришёл в себя и попытался вырваться из мощных объятий Казима. Мы поспешили на помощь, и еле расцепили судорожно сжатые руки парня. Даниель отпрянул, дрожа всем телом, а Казим со стоном упал у его ног и замер, уткнувшись лицом в горячий песок. Несколько минут все молчаливо стояли, потрясённые этим душераздирающим зрелищем. Первым опомнился Даниель. Он опустился на колени и ласково погладил друга по голове. В его чудесных глазах застыли печаль и сожаление. -Казим, я давно простил тебя, - тихо сказал он. - И я понимаю твою боль и твоё отчаяние. Любовь, - это стихия, с которой невозможно совладать. Она захватывает человека и уносит в совершенно другой мир, где нет места разуму. Она увлекает влюблённого безумца в водоворот пьянящих чувств и страстных желаний. И теперь мы с тобой оказались в разных мирах, потому что я ещё не познал любви. Прости и ты меня, друг!Даниель поднялся, и ни на кого не взглянув, медленно, слегка пошатываясь, побрёл к дому. Максуд склонился над распростёртым телом сына. -Казим, поднимайся, - с нежной печалью сказал он.- Надо ехать. Мы должны до темноты добраться в своё становище. Юноша с трудом встал, пряча от нас заплаканное лицо. -О, если б я смог его возненавидеть, мне бы стало легче. Может быть!И, подбежав к своему коню, он вскочил в седло. Максуд, наскоро попрощавшись с нами, последовал его примеру, и вот уже два всадника исчезали вдали, окутанные золотистым песком, поднятым копытами их лошадей. Дорогие мои! Выпускаю три части главы ?Утраченное сокровище?. Извините за долгий перерыв. Жара, - мозги плавятся. Читайте и знайте, что это ещё не конец! С уважением. Ваша Светлана. Часть 3.Счастливые дни. Мы с Равилем медленно брели к дому, всё ещё находясь под впечатлением тяжёлой сцены, разыгравшейся на наших глазах. Даниель шёл впереди, низко опустив голову и охватив руками хрупкие плечи, словно ему холодно. Поднявшись по ступеням, он скрылся в полумраке крытой галереи. -Малыш расстроен, - сказал Равиль.- Теперь будет прятаться в гроте, погружённый в свои переживания. Терять лучшего друга всегда тяжело, вот он и будет предаваться печали в гордом одиночестве. Сейчас его лучше не трогать.Мне надо было осмотреть рану мальчика, но я смирился, решив сделать это позже, когда он немного успокоится. Шейх пригласил меня на верховую прогулку, и я с радостью согласился, надеясь, что быстрая скачка хоть немного развеет тягостное впечатление, оставшееся после щемящей сцены, свидетелем которой невольно стал.Через несколько часов, усталые, но довольные мы подъезжали к дому, когда услышали чарующий голос, полный нежной печали. К нам подошёл Амир и взял наших лошадей, чтобы увести. -Поёт наш ангел, - ласково сказал он, махнув рукой в сторону фонтана.Мы повернули головы и увидели Даниеля, который сидел прямо на песке, прислонившись спиной к бортику бассейна. На скамейке расположились женщины, прижавшись, как птички, друг к другу, и с умилением внимали изливающему душу мальчику. -Давно? - спросил Равиль. -Около часа. -Значит, буря проходит! Пойдём, Гаяс, послушаем. Ещё несколько песен, и сынок окончательно успокоится. Тоска уйдёт, останется светлая печаль. Понимаешь, брат, у него до такой степени ранимая и чувствительная душа, что в горестях близких ему людей он иногда винит себя и тяжело это переживает. Вот и происходят подобные выплески сожаления и боли, как говориться,- стон истерзанной души. Когда он поёт, ему становится легче.Мы тихо подошли и сели на скамью, поодаль от женщин.Жасмин кивнула нам головой и приложила пальчик к губам. Равиль улыбнулся ей и закрыл рот обеими руками в знак соблюдения полной тишины.Даниель, закрыв глаза, перебирал струны кифары. Его прекрасное лицо, будто освещённое изнутри каким-то неземным сиянием, было одухотворённым и печальным. И он с тихой горечью в голосе запел очередную песню: Есть в близости людей заветная черта. Её не перейти влюблённости и страсти. Пусть в жуткой тишине сливаются уста, И сердце рвётся от стыда на части. И дружба здесь бессильна и года Высокого и огненного счастья, Когда душа моя свободна и чужда Медлительной истоме сладострастья. Стремиться к близости, - безумье, Те, кто познал её, поражены тоской. Теперь ты понимаешь, мой несчастный друг, Зачем моё не бьётся сердце под твоей рукой! Кифара выскользнула из безвольной руки мальчика и он, глубоко вздохнув, открыл глаза, подёрнутые влагой. Увидев наши расстроенные лица, Даниель смущённо улыбнулся. -Извините. Я не хотел нагонять на вас тоску. Шейх подошёл к сыну и поднял его с земли. -Ну что ты, сынок! Ты доставил нам истинное наслаждение. Ты же знаешь, как нам нравиться слушать твои песни. А теперь пойдём в дом. Гаясу нужно осмотреть рану и сменить повязки.Равиль обнял мальчика за талию и тот послушно зашагал рядом с отцом, доверчиво прижавшись головой к его плечу.Счастливые дни в семье шейха мчались со скоростью быстроногого скакуна. Я отогревался душой, окружённый дружелюбным вниманием людей, ставших мне родными. Но не подумайте, что я пребывал в праздном безделье. Мне доставляло огромное удовольствие во всём помогать Равилю. С рассветом мы объезжали пастбища, где паслись его табуны. Хоть и скудная, но растительность там была, но вода полностью отсутствовала, и нам приходилось перевозить живительную влагу в бурдюках. Шейх готовил однолеток к продаже, поэтому тщательно следил за их здоровьем. Здесь я впервые увидел, как Даниель объезжает лошадей. Это было поистине захватывающее зрелище! Юноша объяснил мне, что арабские скакуны отличаются свободолюбием и гордостью. Их нельзя сломить или укротить. К ним надо относиться с уважением, на равных, и тогда трудно будет найти более преданного друга и соратника. -А ещё, - добавил он, лукаво подмигнув, - у меня есть один секретик. Даниель медленно приблизился к очередному дикому красавцу, протягивая открытую ладонь и ласково что- то нашёптывая. Скакун нервно всхрапывал, прядая чуткими ушами. По лоснящейся шкуре пробегала дрожь. Мальчик подошёл почти вплотную, и у меня от страха замерло сердце, - мощный зверь мог убить одним ударом копыта. Но юноша, без тени опаски поднёс ладошку к глазам животного. -Он показывает, что пришёл с миром и предлагает дружбу, - пояснил мне Равиль.- Но это только начало. Смотри, что будет дальше. Веришь, сколько раз наблюдаю за этим таинством и не перестаю поражаться. Волшебство! Хотя, с рождением Даниеля… ну, ты и сам всё понимаешь…Я кивнул головой, не отрывая взгляда от происходящего перед нами действа. Да, друг прав. Столько загадочных событий произошло с тех пор, как родился этот чудо-мальчик, что с разинутым от удивления ртом можно ходить всю оставшуюся жизнь. Поэтому сейчас я просто любовался завораживающей игрой хрупкого юноши с мощным животным, хотя сердце всё равно замирало от волнения.А Даниель тем временем охватил голову коня ладонями, пристально глядя ему в глаза. Тот перестал дрожать и позволил юноше почесать себя за ухом. Мальчик тихо засмеялся и неуловимым, полным гибкой грации движением лёгкого тела взлетел на спину жеребца и, слегка сжав коленями его бока, пустил в галоп. Красавцы скрылись за барханами, а Равиль с облегчением смахнул со лба капли пота. Дамир и Данияр засмеялись, заметно расслабившись. -Сколько раз наблюдаю за этим сорванцом, прекрасно зная, что всё будет хорошо, а сердце постоянно замирает от страха, - сказал Равиль, а потом добавил, - Они сейчас наиграются и вернутся, совершенно довольные друг другом.Пока Даниеля не было, мы разложили по кормушкам привезённое лакомство: лепёшки, финики, свежие пальмовые листья. Наполнили водой выдолбленное в большом камне углубление, и с умилением наблюдали, как благодарные животные с удовольствием хрумкают угощение.Тут до нас донёсся залихватский свист, и из-за бархана вылетел всадник. Даниель приблизился к нам и почти на ходу спрыгнул с лошади. -Ну, как? - спросил Равиль. - Ценный экземпляр? -Он великолепен, отец! - с довольным видом ответил мальчик. - Быстроногий, неутомимый. Посмотри на него. Мы скакали, обгоняя ветер, а он даже не вспотел!Жеребец стоял рядом, положив голову на плечо юноши и преданно заглядывая ему в лицо умными глазами. Даниель засмеялся и, повернувшись к нему, обнял за шею и чмокнул в лоб. Потом, приподнявшись на цыпочки, что-то прошептал ему в ухо. -Последняя часть ритуала, - сказал мне Равиль. - Заветные слова, которые скакун будет помнить всю жизнь. -Заветные слова?!- поразился я. -Да! ?Отвага и верность?. Скажу тебе по секрету, - шейх хитро подмигнул мне,- что именно наши скакуны ценятся на рынке, благодаря их необычайной смелости и преданности своему хозяину. Когда человек покупает коня, Даниель вкладывает ему в руку поводья, тем самым давая понять животному, что отныне и навсегда это его владелец. И никто ещё не был разочарован своим приобретением. Нашего скакуна невозможно угнать, он никогда не смириться с новым хозяином и до последнего дыхания будет бороться с похитителем. Об этом знают все конокрады и не рискуют связываться с ?цветами пустыни?. -Равиль, ты поражаешь меня всё больше и больше! - засмеялся я.- Почему ?цветы пустыни?? Твои лошади благоухают чайными розами? Шейх посмотрел на сыновей, принюхался и сморщил нос. -Тогда и мы должны пахнуть розами, а от нас воняет лошадиным потом. Мальчишки громко захохотали, схватившись за животы. -Дело не в запахе, мой друг! А вот в этом чуде.Он подвёл меня к жеребцу, всё так же стоявшему возле Даниеля, и указал пальцем на лоб животного, куда юноша его только что поцеловал.Присмотревшись, я увидел вытесненный в шерсти красавца маленький султанчик, по форме напоминающий соцветие гиацинта. Тонкий контур цветка был похож на изящную вышивку и поблескивал в солнечных лучах золотистыми нитями на лбу жеребца, словно на чёрном бархате.Так я узнал ещё одну семейную тайну шейха, - Даниель владел магией. К полудню мы возвращались домой, где нас ждал сытный завтрак, а потом расходились по своим делам, пережидая зной в прохладе комнат. Равиль занимался хозяйственными вопросами со своими девочками, молодняк развлекался боевыми играми: стреляли из лука, метали ножи, рубились на саблях, отрабатывали элементы рукопашного боя, и жара им была нипочём. А потом долго плескались в фонтане, гоняясь друг за другом и громко хохоча. Я же, немного понаблюдав за ними, шмыгал в отведённую мне комнату и падал на диван, отдуваясь и вытирая пот. Ненавижу пустыню, ненавижу это пекло, ненавижу этот песок, который забивается во все поры тела. Но люблю этих людей, и ради них готов вытерпеть всё! Здесь я начал писать свой научный трактат о болезнях, их симптомах, методах излечения. Рецепты снадобий, настоек и мазей. Описание лекарственных трав и многое другое, что нужно знать врачевателю. Вечерами, когда спадала жара, а ночной холод ещё не наступал, мы всей семьёй собирались у фонтана, ужинали, вели неспешную беседу, я рассказывал о своих путешествиях по далёким, загадочным странам. О людях, их обычаях, их образе жизни, о диковинных животных и растениях, о величественных храмах и роскошных дворцах. Без ложной скромности могу сказать, что рассказчик я был великолепный. А свои воспоминания подкреплял набросками угольным карандашом на пергаменте, которым меня щедро снабдил китайский император.Кстати, толстый фолиант, в который я заносил свои накопленные знания, он мне подарил с наказом сохранить мой опыт для потомков. Мои рисунки все разглядывали с неподдельным интересом, вскрикивая от восторга. Особенно им понравилось огромное животное (для сравнения рядом с его изображением я нарисовал фигурку человека) с двумя хвостами и огромными клыками, торчащими изо рта. Все долго хохотали, разглядывая это чудо, а я, сквозь смех пытался им объяснить, что спереди у него не хвост, а специальный отросток, которым он добывает пищу и запихивает её себе в рот. Это было последней каплей, - мои слушатели повалились от безудержного ржания, хватаясь за животы. В моём арсенале было множество занимательных историй, поэтому наши вечерние посиделки были увлекательными и весёлыми.Однажды, рассказывая очередную байку и машинально водя карандашом по бумаге, я услышал тихий вскрик и, опомнившись, поднял голову. Рядом со мной стоял Даниель и в изумлении рассматривал мой рисунок. -Кто это? - замирающим голосом спросил мальчик. - Он мне кого-то напоминает. Взглянув на своё творение, я вздрогнул от неожиданности, - на меня прекрасными, лучистыми глазами смотрело дивное создание в ореоле роскошных волос, с небрежным изяществом рассыпавшихся по плечам. На чётко очерченных губах застыла улыбка, полная нежности и детской невинности.К нам подошли остальные и замерли, не в силах вымолвить ни слова. -Это ты, сынок! - наконец тихо сказал Равиль. - И поверь мне, портрет тебе не льстит. Скорей бы уж наступил день твоей свадьбы, - задумчиво добавил он. -Это нельзя никому показывать, - пробормотал я, сворачивая пергамент в трубочку. Поздно вечером в мою комнату осторожно постучали. Я открыл дверь и изумлённо застыл на месте. На пороге стоял Даниель, смущённо глядя на меня. -Ты почему не спишь? - ласково спросил я. -Мне нужно поговорить с вами, - отводя взор, тихо ответил мальчик. -Ну, хорошо, давай поговорим, - сказал я, жестом руки приглашая его зайти.Мы уютно устроились в больших, мягких подушках на полу. Даниель подтянул ноги к груди, охватил их руками и упёрся подбородком в колени. Эта поза, полная какой-то животной грации, напоминала дикого кота, отдыхающего после охоты, но готового в любую минуту сорваться с места в молниеносном прыжке.Я молчал, любуясь юным красавцем, а он задумчиво смотрел на мерцающий огонёк лампы, свет которой отражался в его глазах, делая их ещё глубже и таинственней. Наконец, тяжело вздохнув, он перевёл серьёзный и немного испуганный взгляд на меня. -Я хочу поговорить с вами, Гаяс, не только как с другом, но и как с лекарем. -У тебя что-то болит? - всполошился я.- Рана беспокоит? Говори скорей, сынок! Я всё для тебя сделаю, лишь бы ты был здоров! -Нет, нет! У меня ничего не болит. Правда! Просто мне нужно задать вам один вопрос. Можно? -Конечно, Даниель! Задавай сколько угодно вопросов, и я постараюсь ответить на них. Что тебя беспокоит? Юноша зябко повёл плечами и стыдливо опустил голову. -Гаяс, вам не кажется, что со мной что-то не так? -В смысле? - поражённо спросил я, уставившись на это совершенство. - Расскажи мне, с чего к тебе пришли подобные мысли? -Хорошо! Начну с одного странного случая. Несколько лет назад, когда отец стал брать меня с собой на лошадиные торги, ну, вы знаете по какой причине, - весь этот ритуал с передачей скакуна новому владельцу, слова на ушко и так далее. Сначала это было вроде, как шутка. Мы посмеивались над покупателями из-за их веры в какую-то мистику, но потом поняли, что люди смотрят на всё это вполне серьёзно. Наши лошади стали славиться во многих городах, и купцы приезжали издалека, только ради приобретения ?цветка пустыни?. Так мы и стали первыми по продажам на всех рынках. -А когда в первый раз ты понял, что владеешь животным магнетизмом? -Животным…чем!? Я об этом ничего не знаю. -Животный магнетизм - наука практически не изученная. Но ходят слухи, что некоторые люди обладают способностью силой внушения воздействовать на животных и подчинять их своей воле. Я сам наблюдал подобное, когда путешествовал по Индии. Там есть такая каста заклинателей змей. Они каким-то образом приручают ядовитых пресмыкающихся, в основном королевских кобр, играют им на дудочке и те начинают извиваться в причудливом танце, вставая на хвост. Зрелище, скажу тебе, не для слабонервных. Там-то я впервые и услышал об этом самом магнетизме, но что это за наука, до сих пор так и не понял. Но когда увидел, что ты вытворяешь с лошадьми, то подумал, что и ты обладаешь подобными свойствами. Тебя это беспокоит, не так ли?Даниель с интересом посмотрел на меня, пожал плечами и задумчиво проговорил: - -Да, это тоже меня волнует. Хотя есть ещё кое-что. Но, вы спросили, когда в первый раз у меня проявились эти способности. Мне было лет восемь. Тогда от отцовского жеребца и белой кобылки родился жеребёнок необычной золотистой масти. Он был такой красивый, что я просто влюбился в него и уговорил отца позволить мне самому его объездить. Малыш оказался строптивым и упрямым, никого к себе не подпускал, кусался и пытался лягнуть любого, кто приближался к нему. Мне тоже доставалось от него, но я упорный и, если ставлю перед собой какую-то цель, то ни за что не отступлюсь. Однажды, после долгих попыток укротить эту бестию, я изловчился и, крепко ухватив его за уши, посмотрел ему в глаза и прошептал: ?Отвага и верность?. И случилось чудо! Конь перестал дёргаться, успокоился и позволил мне оседлать его. Когда мы с ним промчались несколько кругов, я спрыгнул на землю и от радости, что мне удалось объездить своего первого скакуна, обнял его за шею и поцеловал в лоб, со словами: ?Ты мой прекрасный цветок?. Отец и братья раскрыли рты от удивления, когда увидели, что на лбу жеребца появилась метка в форме цветка. А я был так поражён и напуган, что у меня подкосились ноги и я упал. Это и был мой первый опыт, - страх и отбитый зад.Даниель хихикнул, но тут же снова стал серьёзным. -Что ж, мой мальчик, с этим мы разобрались, - сказал я, засмеявшись. - У тебя уникальный дар, которым ты пользуешься во благо семьи. В том, что ты делаешь, нет обмана, если смотреть на это с моральной точки зрения. Ваши скакуны великолепны, просто ты немного улучшаешь их и без того прекрасные качества. Но хочу дать один совет. Хотя в нашей стране к магии относятся с уважением, будет лучше, если твой талант так и останется семейной тайной. В мире много алчных и завистливых людей, которым захочется владеть таким магом, как ты. Сейчас ты слишком юн для того, чтобы определить, какой силой наградила тебя природа, и будут ли дальше развиваться твои способности, поэтому будь предельно осторожен! Я немного успокоил тебя? Вот и хорошо, - добавил я, видя, как Даниель облегчённо вздохнул. - Ну, а теперь расскажи, что ещё беспокоит твою душу. Не стесняйся, сынок. Всё, что ты скажешь мне, останется здесь, - я постучал себя пальцем по лбу.Юноша кивнул головой и доверчиво улыбнулся мне. - Первые торги, на которых я побывал, были в Эль - Куфа. Тогда ещё был жив старый эмир Джафар. Он то и купил моего красавца за очень большие деньги. Когда я передавал ему поводья, он как-то странно посмотрел на меня и погладил по голове, а потом о чём-то разговаривал с отцом. Мы возвращались домой, очень выгодно распродав всех лошадей, но отец не был доволен. Он всю дорогу хмурился и о чём-то думал, посматривая на меня. А я ломал голову, чем же перед ним провинился и что сделал не так. Но потом, увлечённый бешеной скачкой, перестал думать об этом, пока отец не окликнул меня, и голос у него был такой грозный, что я от неожиданности чуть не упал с лошади. Мы с братьями подъехали к нему, и он сказал, что нам навстречу идёт караван, возможно, это работорговцы. Мы решили спрятаться от них за барханами. Этих людей многие опасались, они скорее были разбойниками, чем купцами. Пока мы пережидали, когда пройдёт это скорбное шествие, отец сказал мне: ?Отныне ты будешь прятать лицо от всех чужаков. Никто не должен его видеть. Ты понял меня, сын? Это не просьба, а приказ!? Я не нашёлся, что ответить, а лишь кивнул головой. Но для себя сделал вывод, что с моим лицом не всё в порядке и отец не хочет, чтобы надо мной смеялись. Ну, я и смирился, - не всем же быть красавцами, как мои братья. А чтобы хоть как-то возместить свои недостатки, стал заниматься музыкой и пением. Но и здесь потерпел крах, - голос у меня оказался писклявым, как у девчонки. Тогда я присоединился к братьям в их занятиях военным искусством. Они с удовольствием приняли меня, а Дамир сказал, что с моей внешностью я должен уметь защищать себя. Я рьяно принялся за дело и вскоре понял, что хоть с этим мне повезло. Утром на рассвете и вечером на закате мы тренировались до изнеможения. Отец с одобрением смотрел на наши занятия, и я был счастлив, видя, как он доволен моими успехами. Однажды, после ужина мы всей семьёй собрались у фонтана. Меня попросили спеть. Своим я никогда не отказываю, если им хочется послушать мой жалкий писк, поэтому, взяв кифару, я стал петь. Вдруг послышался топот лошадиных копыт, и к нам приблизилось несколько всадников. По виду они были похожи на путешественников, но вооружены, как воины. Самый старший из них соскочил с коня и поклонился. ?Мир вашему дому, уважаемый шейх, - сказал он, обращаясь к вставшему им навстречу отцу,- Да ниспошлёт Аллах здоровья и благополучия вашей семье!? Отец поклонился в ответ, загораживая меня от любопытных глаз. Данияр тем временем быстро накинул мне на голову платок, полностью закрыв лицо. Я, было, возмутился, но он шикнул на меня, и я заткнулся, вспомнив приказ отца. Пока они обменивались положенными любезностями, братья зажали меня с двух сторон, пытаясь вовсе скрыть от незваных гостей. Моей обиде не было предела, - неужели я настолько безобразен, что мой вид может испугать этих закалённых воинов. Но то, что произошло дальше, сразило меня наповал! После приветствий, отец спросил, что привело путников к нашему дому в столь поздний час. Мужчины объяснили это тем, что заблудились в темноте и случайно свернули с караванной дороги. Хотели устроиться на ночлег, но вдруг услышали ангельское пение, которое буквально заворожило их. Они не совладали со своим любопытством и решили посмотреть, кто так сладко поёт. Гаяс, вы не представляете, что им ответил отец! Даниель нервно сжал тонкие пальцы и всхлипнул. На его прекрасном лице отразилась такая вселенская скорбь, что я еле удержался от смеха. -И что же сказал им твой отец? - прокашлявшись, пробормотал я. -Он скорчил печальную гримасу и убитым голосом ответил, что пела его слепая дочурка, уродливая от рождения и лицом, и телом. Поэтому они её никому не показывают, чтобы не пугать людей. Единственно, чем одарил её Аллах, - это чудесный голос. Мои гадские братья захрюкали мне в оба уха, а я онемел от возмущения. Путники смущённо переглянулись, попросили наполнить бурдюки водой и умчались в ночь. Когда стих топот копыт, все забились в истерике от хохота. Мне стало так обидно, что я заплакал и, к своему стыду, навзрыд, как девчонка. -Сколько же тебе было лет? -Двенадцать, или около того, точно не помню. -Тебе нечего стыдиться тех слёз, ты был ребёнком. -В суровых условиях пустыни, где идёт постоянная борьба за выживание, дети, особенно мальчики, мужают быстро. Поэтому к двенадцати годам я уже считал себя взрослым. А тут эти потоки слёз, которые я не смог сдержать! Мне было ужасно стыдно, а стало ещё хуже, когда все бросились меня утешать. Злость и обида завладели мной и, первый раз в жизни я повысил голос. ?Отец! Как ты мог! Мало того, что я мелкий, недоразвитый уродец, вынужденный прятать лицо, - орал я,- так ещё ты обозвал меня девчонкой. Если это шутка, то не смешная! И мне не понятно, что вы ржёте, как лошади, оскорбляя моё и так пострадавшее достоинство!? С этими словами я хотел уже кинуться к дому и спрятаться в гроте, чтобы переживать своё унижение в гордом одиночестве, но отец вдруг подхватил меня на руки и крепко прижал к груди. ?Глупый, маленький котёнок! Ну, кто тебе сказал, что ты уродлив? Неужели ни разу не проявил любопытства и не взглянул на своё отражение в воде? Ну, посмотри, - ты прекрасен, как утренняя заря!? ?А зачем тогда по твоему приказу я почти четыре года прятал лицо?? ?Вот поэтому и прятал, что, слишком красив. Но сейчас я не буду тебе ничего объяснять, - молод ещё. Просто поверь мне, сынок! Всё, что я делаю, я делаю во благо семьи. И ты будешь скрывать лицо от всех чужаков. Для своей же безопасности!? - Знаете, Гаяс, я не понял, чего опасался отец, пока не тот позорный случай с Казимом. А ещё меня поразил ваш рисунок! И тогда я чётко осознал, - со мной что-то не то! Даниель нетерпеливо откинул со лба чёрный локон и посмотрел на меня печальными глазами. -Что же, по-твоему, с тобой не то! - удивлённо спросил я.Юноша помолчал, нервно теребя шёлковую кисточку подушки, и, наконец, тихо выдавил придушенным голосом, подавшись ко мне и обдавая свежим, тёплым дыханием: -Телом я мужчина, а в остальном похож на женщину. У меня даже усы не растут. Мои братья и друзья уже бреются, а у меня лицо гладкое, как попа младенца. Наверное, поэтому Казим и полез ко мне с поцелуями и прочими гадостями, что перестал видеть во мне парня. Гаяс, это было так мерзко, что меня чуть не стошнило.И он закрыл лицо руками, а я замер, поставленный в тупик подобным поворотом нашего разговора. Ну как объяснить этому невинному ребёнку, что семья охраняет его потому, что он обладает редкой и, действительно, утончённо - женственной красотой, полной невыразимого очарования и притягательности. Как объяснить, что он может стать звёздной мечтой любого похотливого сластолюбца, возжелавшего украсить свой гарем подобной жемчужиной. Малыш ничего не знает о такой стороне жизни, окружённый любовью и заботой близких людей. Он, как прекрасный цветок, едва расцветший в солнечной купели, и не представляющий, что его может безжалостно сорвать чья-то грубая рука. Нет! Нет! Мне страшно даже думать об этом! Но его чудесные глаза смотрят на меня с детской доверчивостью и тайной надеждой. О, Аллах! Что же ему ответить!Глубоко вздохнув, я решительно поднялся и сказал: -Посмотри на меня, Даниель! Ростом я тоже не велик, да и телосложением не могу похвастаться, однако я стал известным врачевателем и учёным. Пойми, ведь в жизни не главное, сколько волос в твоей бороде, или боевых шрамов на теле. Не важно, высокий ты или маленький, развиты твои мускулы или ты тонкий, как тростинка. Есть вещи намного ценнее, - доброта, благородство, ум, отвага и честь. Ты обладаешь всеми этими качествами, несмотря на свою внешнюю хрупкость, и это делает тебя мужчиной и воином, а не три волосинки, торчащие под носом. Ведь не зря калиф Бахтияр избрал тебя своим наследником. А он мудрый и дальновидный правитель, увидевший в тебе достойного преемника. И, кстати, вспомни, как ты накостылял Казиму, который на голову выше тебя. А твоя блистательная победа на скачках? Избитый, с опасной раной в боку, истекающий кровью, ты умудрился обскакать соперников. А потом до утра услаждал наш слух своим пением, превозмогая боль и усталость. Это ли не доказательство твоего мужества! Тебе не о чем волноваться, мой мальчик. Знаешь, как в народе говорят? ?Уж лучше маленький, но чистый родник, чем огромная, но грязная лужа?.Мы одновременно засмеялись: я с облегчением, что смог избежать щекотливой темы, Даниель,- успокоенный моими речами. Потом он встал и низко поклонился мне, прижав руки к груди. -Благодарю, господин Гаяс! Вы сняли камень с моей души! Благослови вас Аллах за ваше терпение и мудрость! -Ну, что ты, сынок! Мне было невыразимо приятно побеседовать с тобой. Знай, что ты всегда можешь положиться на мою искреннюю дружбу и отцовскую любовь. У меня нет никого роднее тебя и твоей семьи.Глаза красавца засверкали, будто звёзды, а на розовых губах расцвела неотразимая улыбка, озарившая его прекрасное лицо небесным сиянием. Он подошёл ко мне и с почтительной нежностью поцеловал мою руку. -Спасибо…отец! Часть 4Малик.Прошёл месяц с тех пор, как я гостил у Равиля, но пришло время расставаться.Мой знакомый караванщик прислал гонца с известием, что будет проходить мимо становища шейха, а путь его лежит в Дамаск, где в большом, красивом доме жила моя семья. Мои старенькие родители жили в Медине, городе, где я родился, учился искусству врачевания и делал первые шаги к признанию и славе. Они ни в чём не нуждались, регулярно получая денежную помощь через моего поверенного. Я скучал по своим старикам, но выкроить время, чтобы навестить их, к своему стыду, так и не смог. Прости меня, Аллах! Караванщик интересовался, не хочу ли я присоединиться к нему. Я не мог не воспользоваться таким предложением. Дома я не был почти тринадцать лет, и, хотя, семьянин из меня был никакой, но навестить детей я был обязан. Мои сборы были не долгими. И вот я прощаюсь с людьми, которых любил всем сердцем. Было нестерпимо грустно уезжать от них, утешало только одно, - через год мы встретимся в Багдаде, на свадьбе Даниеля. Мы стояли, стремя к стремени на вершине бархана, откуда уже можно было увидеть караван, неторопливо приближавшийся к нам. Подо мной нетерпеливо перебирал копытами великолепный гнедой жеребец, которого специально для меня объездил Даниель. Все слова были сказаны, но ни у кого из нас не хватало сил вымолвить последнее, самое последнее прощальное слово, которое разорвёт нашу связь на долгое время. Первым не выдержал я. Нервы были натянуты, как струны, сердце больно билось о рёбра, а глаза заволакивали непролитые слёзы. Слегка тронув поводья и направив послушное животное вниз, я стал медленно спускаться с бархана. Если кто-то, нашедший и смогший прочитать мою исповедь, задаст вопрос самому себе, - а, что, собственно, такого случилось. Что за боль, что за слёзы? Что за переживания? И я отвечу, - не знаю! Те нежные и светлые чувства, которые объединили меня с Равилем и его семьёй не поддаются никаким объяснениям, - это то, что можно назвать связующей нитью между нашими душами. Рвать эту нить было невыносимо тяжело.Перед тем, как скрыться за грядой небольших холмов, нанесённых песчаным ураганом, я оглянулся, чтобы в последний раз увидеть дорогих моему сердцу людей. Они всё так же неподвижно стояли на вершине, глядя мне в след. И вдруг, одновременно, не сговариваясь, выхватили из ножен сабли и подняли их над головами. Это был наивысший знак уважения воинов пустыни. Солнечные лучи играли в отполированной стали, яркими бликами падая на смуглые лица друзей и делая их ещё мужественней. Восхищённый и растроганный этим старинным ритуалом, я прижал руку к груди и низко поклонился. Такими, благородными и красивыми, я запомнил их на всю оставшуюся жизнь.Через несколько дней мы прибыли в Дамаск. С сердечным трепетом я подъезжал к своему дому, не зная, что меня там ожидает. Но опасения мои были напрасны. Жёны выбежали мне навстречу, радостно кудахтая, сыновья почтительно кланялись, застенчиво улыбаясь. Я с гордостью оглядел их и остался доволен, - мальчишки были симпатичные, рослые, с умными, пытливыми глазёнками. Не зря я платил их наставнику, чувствовалось, что свои обязанности он выполнял добросовестно. Постепенно моя жизнь вошла в свою колею, и тихий, семейный уют мне даже понравился. Я открыл лечебницу, в которой принимал бедняков, как и всегда бесплатно. С богачей, естественно, драл три шкуры. Продолжил работать над своим научным трактатом. Много времени посвящал сыновьям, а жаркие ночи проводил с жёнами. Мне очень хотелось иметь ещё детей, и я подумывал жениться на юной красавице, если у моих женщин ничего не получится. Но с этим можно подождать, решил я,- время терпит. Вот отгуляем свадьбу Даниеля, тогда уже и займусь поисками подходящей невесты. При воспоминании о друзьях, моё сердце снова сжалось от боли и тоски. Как же я скучал по ним!Незаметно пролетело восемь месяцев. Однажды, под утро раздался громкий стук в ворота. Я недовольно поморщился. Ну, кого там принесло в такую рань! Но такова судьба лекаря, - спешить на помощь в любое время дня и ночи.Вошёл слуга и доложил, что со мной хотят поговорить гонцы от правителя Эль – Куфа, эмира Малика ибн Шарифа. Выйдя во двор, я увидел пятерых, вооружённых до зубов воинов, измученных и покрытых пылью. Их лошади едва стояли на дрожащих ногах, понуро опустив головы и тяжело дыша. По закону гостеприимства мне следовало предложить отдых людям и животным, но стойкая неприязнь к эмиру, возникшая после слухов о его жестокости и коварстве, отбивали всякое желание к милосердию. -Лекарь Гаяс перед вами, - холодно сказал я.- Зачем вы хотели видеть меня?Воины почтительно склонились передо мной, а самый старший из них выступил вперёд и прижал сложенные в умоляющем жесте ладони к груди. -Господин Гаяс, меня зовут Али. Мы приехали за вами. Наш повелитель страдает от какого-то странного недуга, который медленно убивает его. Ни один целитель не может ему помочь, одна надежда на вас. -А каковы симптомы болезни? Ну, если проще, с чего она началась? - У него на лбу выскочил прыщик. Потом он начал расти и превратился в огромный гнойник, из которого стала сочиться зловонная жидкость вперемежку с кровью. Когда мы отправлялись на ваши поиски, почти всё тело повелителя было покрыто этими страшными язвами. Кто-то из старых слуг вспомнил, что вы спасли отца эмира от проказы. Вот Малик и послал несколько отрядов разыскать вас. Умоляю, не откажите нам. -Я ничем не смогу помочь вашему правителю, - злорадно ответил я, поворачиваясь спиной к мужчинам и собираясь уйти в дом. - Судя по описанию болезни, это отравление,- добавил я через плечо,- яд называется ?кара небесная?, и от него нет противоядия. Малик будет заживо гнить ещё года два-три, испытывая адские муки. Прощайте, друзья! -Нет! Нет, господин Гаяс! Не отказывайте нам! - пожилой воин упал на колени. - Вы обрекаете наши семьи на гибель. -Что? - я резко повернулся к несчастному, - о чём ты говоришь?И отшатнулся, увидев, как закалённые в боях солдаты с надеждой смотрят на меня, не скрывая слёз, текущих по их измученным лицам. -Эмир приказал взять всех наших близких в заложники и посадить в яму. В случае если мы не вернёмся вместе с вами, их казнят. И, уверяю вас, их смерть будет долгой и мучительной.Я задохнулся от возмущения. Есть ли предел человеческой жестокости?! И это чудовище мне надо было лечить! Да, я покривил душой, сказав, что не знаю противоядия, но уж очень мне не хотелось оказывать помощь этому монстру, убившему, по слухам, отца и братьев, чтобы очистить себе дорогу к власти. С годами я убедился, что в мире нет справедливости, - тех, кто достоин жизни, забирает смерть, а кто достоин смерти, живёт. Вот и сейчас мне придётся тащиться через пустыню лечить человека, не имеющего права на жизнь, чтобы спасти от гибели ни в чём не повинных людей. О, Аллах! За что мне это? Предложив мужчинам пройти на задний двор, где был небольшой бассейн с фонтаном и где они могли совершить омовение, отдохнуть и поесть, я попросил слуг заняться лошадьми, а сам поплёлся собираться в дорогу. В доме никто не спал. Все уже знали, что я уезжаю, но не знали, вернусь ли. Через три дня бешеной скачки, останавливаясь только, чтобы перекусить и дать отдых лошадям, мы подъехали к воротам Эль - Куфа. Я еле держался в седле, дрожащими руками хватаясь за гриву своего жеребца, чтобы не упасть. Молодые воины заботливо поддерживали меня с двух сторон, и я был искренне благодарен им, потому что от усталости почти терял сознание. Али долго стучал в ворота рукояткой меча, пока, наконец, со сторожевой башни не раздался грубый окрик: -Кто вы и по какой надобности посмели приблизиться к нашему городу? -Открывай ворота, сын шакала, - заорал Али.- По приказу эмира мы привезли господина Гаяса, знаменитого целителя. На башне испуганно охнули, и через минуту охранники раскрыли обе створки ворот, пропуская нас и подобострастно кланяясь. Мы помчались по городским улицам, распугивая редких прохожих. Я поразился гнетущей тишине и мрачности некогда весёлого и шумного города искустных мастеров и ремесленников. Проезжая торговую площадь, ранее кипевшую жизнью, наполненную нарядной толпой, громкой речью и смехом, я чуть не упал с лошади, увидев высокий помост с установленными на нём виселицами. На них покачивались тела, подвешенные за ноги. Присмотревшись, я содрогнулся от ужаса, - с казнённых людей была содрана кожа, обнажая полуразложившиеся мышцы и сухожилия. Их изуродованные тела облепляли стаи ворон, выклёвывая внутренности. Вокруг помоста были врыты колья, увенчанные отрубленными головами. Свисаюшая лохмотьями кожа обнажала черепные кости. Безгубые рты были широко открыты в последнем предсмертном крике. В зловещей тишине раздавалось лишь громкое, отвратительное карканье ворон, от которого по телу пробегал ледяной озноб. Над площадью стоял нестерпимый смрад гниющей плоти. -Что это? Почему? За что?!- заикаясь, еле выговорил я онемевшими губами.Стражник, сопровождавший нас, ехидно посмотрел на меня. -Те, которые болтаются вниз головой, - изменники и предатели, посягнувшие на власть нашего эмира. Да благословит Аллах его дни! -Уже благословил! - пробормотал я. -Отрубленные головы, - всё, что осталось от лекарей, которые не смогли помочь повелителю. А видите этот котёл со смолой? Он предназначен для вас, господин.Мерзавец захихикал, довольно потирая руки.Задохнувшись от гнева, я закричал так громко, что вороны оставили своё кровавое пиршество и, взлетев над площадью, обиженно закаркали. -Захлопни свою выгребную яму, пёс шелудивый! Знаешь, что я сделаю, когда вылечу эмира? Попрошу его попотчевать тебя этой смолой, чтобы впредь не разевал пасть и не радовался чужому несчастью, ты, вонючий кусок ослиного дерьма. Али в изумлении вытаращил глаза, а потом склонился к холке лошади, пряча лицо. Плечи его содрагались от смеха. Остальные даже не скрывали удовольствия от моей отповеди этому эмирскому поджопнику. Стражник сполз с лошади и упал на колени, умоляюще протягивая ко мне трясущиеся руки. Но я уже не обращал на него внимания. Низко поклонившись останкам несчастных мучеников, я сказал: -Поехали, друзья, спасать ваши семьи!Али скакал рядом со мной и удивлённо заглядывал мне в лицо. Поняв его без слов, я засмеялся. -Друг мой, вообще-то я не любитель сквернословия, но иногда смачные слова помогают поставить на место некоторых зарвавшихся мерзавцев. А подобных ругательств я с избытком наслушался от погонщиков во время своих путешествий с торговыми караванами. Те слова, что я сказал тому ублюдку, просто ласковый лепет младенца. Мне приходилось слышать кое-что похлеще! Мы переглянулись и громко захохотали.Миновав три укреплённых стены, окружавших дворец эмира, мы спешились около широкой, мраморной лестницы. Расторопные слуги увели измученных лошадей в конюшни, а важный придворный стражник проводил нас во внутренние покои и предложил отдохнуть с дороги и привести себя в порядок. Повелитель сейчас спит, пояснил он, когда проснётся, ему доложат о нашем прибытии. Мы не стали спорить и как только мужчина вышел, скинули с себя пропылённую одежду и с наслаждением плюхнулись в огромный беломраморный бассейн, занимавший почти всё пространство комнаты. Вдоль стен, оббитых светло-зелёным шёлком, стояли низкие диваны, устеленные атласными покрывалами ярких расцветок. У широких окон, забранных изящными коваными решётками, в больших керамических вазонах росли цветущие деревца граната, источая нежный аромат. Пока мы нежились в прохладной воде, тихо зашли слуги, неся чистую одежду и подносы с едой. Запах пищи наполнил мои ноздри, и только сейчас я понял, что зверски голоден. Едва дождавшись, когда слуги расставят подносы на широкие бортики бассейна и уйдут, мы с тихими стонами наслаждения накинулись на еду.Развалившись на мягком диване и поглаживая сытый живот, я задумчиво разглядывал потолок, покрытый тончайшими узорами, состоящими из переплетённых между собой веток цветущего граната. Кажется, эмир испытывает слабость к этому красивому растению. Интересно, а в дворцовом саду всё осталось, как при Джафаре? Насколько мне помнится, старый правитель любил лимонные и апельсиновые деревья, а ещё розы, гиацинты и жасмин, благоухающими кустиками высаженный вдоль тенистых и уютных тропинок его великолепного сада, с множеством фонтанов и искусственных водопадов.Так, лениво размышляя, я незаметно для себя погрузился в сладкую дрёму.Меня разбудил тихий голос. Неохотно открыв глаза, я увидел Али, склонившегося надо мной. -Господин Гаяс, пришли от повелителя. Он готов принять вас.Взяв свою сумку, я последовал за слугой, который ждал меня возле двери. Али шёл рядом со мной, судорожно сжимая рукоятку кинжала. Мы шли по широким коридорам, устеленным дорогими персидскими коврами, и, чем ближе подходили к покоям эмира, тем сильнее ощущали отвратительный запах крови и гноя.Слуга попросил меня подождать, а сам осторожно проскользнул в дверь и плотно закрыл её за собой. Али умоляюще посмотрел на меня. Я улыбнулся и сказал: -Не переживайте, мой друг. Ваши семьи сегодня же отпустят. Клянусь!Мужчина с облегчением вздохнул и заулыбался. В этот момент дверь приоткрылась и мне предложили войти. Стоявший в комнате смрад, буквально сбивал с ног. Эмир, закутанный до самых глаз в белые одежды, сидел на диване, обложенный шёлковыми подушками. Я слегка поклонился и молча ждал, когда он соизволит обратить на меня внимание. Правитель читал какой-то свиток, или делал вид, что читает. Подобные манеры надменных и властных людей мне были хорошо знакомы. Унизить, дать почувствовать себя пылью под ногами, заставить проникнуться уважением и страхом, трепетать от сознания собственной никчёмности и, в итоге, бухнуться на колени, боясь поднять взор на сие величие.Но со мной подобные фокусы не проходят! Я вращался при дворах многих властителей, жестоких и самолюбивых, умных и не очень, грозных и коварных, но в их глазах я видел одно и то же выражение страха смерти и неуёмную жажду жизни. Поэтому я спокойно стоял перед этим человеком, мысленно обещая ему, что отыграюсь на нём за все его деяния. Наконец, не дождавшись того, на что он рассчитывал, эмир злобно отбросил свиток и уставился на меня, гневно сверкая зелёными, как весенняя трава, глазами в обрамлении длинных чёрных ресниц. Я невинно улыбнулся. -Так ты и есть тот самый знаменитый целитель, о котором ходят прямо-таки легенды? - с холодным сарказмом спросил он.Ответом ему был мой лёгкий поклон. -Ты сможешь избавить меня от этой гадкой болезни?Я снова поклонился. -Но ты ведь ещё не знаешь, что за недуг овладел мною! -Знаю! -Как ты смог это определить, даже не осмотрев меня? -По запаху, который исходит от вашего тела, - едва скрывая злую иронию, ответил я.- Многие болезни мне удаётся распознать именно по запаху выделений больного: пот, слюна, моча, слизь из носа, испражнения прямой кишки… -Всё, всё! Довольно этих мерзких подробностей, господин Гаяс! Я верю вам!Я мысленно хохотал во всё горло, видя страх и отвращение, мелькнувшие в глазах грозного повелителя. Так, так! А спеси-то поубавилось! Но это только начало! -Значит, - после некоторого молчания продолжил эмир,- вы знаете, что со мной? -Вас отравили очень редким ядом. Он без цвета и запаха, по виду простая вода, но таит в себе смертельную опасность. Достаточно несколько капель влить в еду или питьё, и человек будет умирать долго и мучительно, с ног до головы покрываясь язвами, истекая кровью и гноем и распространяя вокруг себя жуткое зловоние. Постепенно даже сам воздух, которым дышат окружающие, станет для них ядовитым. Больной умрёт в одиночестве, покинутый всеми. Поэтому яд и назвали ?кара небесная?. Более страшную смерть невозможно себе представить.Эмир приподнялся, в ужасе уставившись на меня, но тут же бессильно упал обратно, закрыв лицо дрожащими руками.Мне не было жаль его. За всё в этом мире надо платить, а за убийства невинных людей платить вдвойне: и здоровьем, и жизнью! Я безмятежно смотрел на агонию страха этого человека, и, видит Аллах, с чувством выполненного долга сейчас развернулся бы и ушёл прочь, предоставив его суду всевышнего. Но от меня зависят несколько жизней, которые надо спасти. Что ж, придётся лечить этого зверя, а наказание рано или поздно настигнет его. -Ведь вы поможете мне, господин Гаяс? - прервал затянувшееся молчание эмир. - Я щедро награжу вас. Золото, драгоценные камни, дома, самые красивые женщины, - всё брошу к вашим ногам. Только спасите меня!Ого, как заблеял! Прямо невинная овечка! -Для начала, отпустите людей, которых по вашему приказу держат в заточении, - твёрдо сказал я.- И мне бы хотелось лично проследить за этим. -Хорошо, - скрипнув зубами, процедил эмир.- Я сделаю то, о чём вы просите.Повелитель хлопнул в ладоши, и в дверях тут же появился слуга. Низко поклонившись, он застыл в ожидании. Я стоял на галерее, наблюдая, как из подземных недр дворца выводят грязных, оборванных людей. Среди них были женщины и дети. Несчастные едва держались на ногах, но их лица светились радостью и надеждой. Али поднял голову и с благодарностью посмотрел на меня, нежно прижимая к груди худенького мальчугана, а другой рукой обнимая беременную женщину, бессильно прильнувшую к его плечу. Дождавшись, когда все освобождённые скрылись за воротами, я с облегчением вздохнул и вернулся в покои эмира, чтобы выполнить свою часть сделки. Не буду в подробностях описывать процесс излечения эмира, скажу только одно,- повозиться пришлось изрядно. Когда я вывел яд из организма правителя, язвы стали исчезать, но на их месте оставались безобразные шрамы. На голове почти все волосы выпали, а остатки некогда роскошной шевелюры я с непередаваемым удовольствием срезал под самый корень. Эмир принимал все мои измывательства с поистине ангельским терпением. Он слушался меня во всём и выполнял все мои указания. Не ныл, не жаловался, не капризничал. Неприятные и болезненные процедуры сносил мужественно и стойко. Вопреки своему желанию, я невольно стал проникаться уважением к этому человеку. Вечерами, после очередного курса лечения, мы подолгу беседовали на различные темы, и я с удивлением понял, что он обладает острым умом, глубокими знаниями и чувством юмора, которое очень редко присутствует у властных и жестоких правителей. А ещё он любил поэзию и знал наизусть множество стихов, по моей просьбе подолгу читая их мне своим бархатным голосом. Я не переставал удивляться подобной метаморфозе. В нём словно жили два совершенно разных человека: безжалостный, коварный убийца и нежный мечтатель, самолюбивый, хитрый властитель и весёлый, добродушный шутник и балагур. Каким он был на самом деле, я так и не понял. Да мне и не надо было этого понимать. Лечение подходило к концу, скоро я уеду и никогда больше не увижу этого человека. Однажды, рано утром, совершая очередную прогулку по чудесному дворцовому саду и наслаждаясь ароматом цветов, я увидел эмира, сидящего на бортике фонтана и задумчиво смотрящего в воду. Подойдя поближе, я тихо окликнул его: -Малик, мне пройти мимо, или можно присоединиться к вам?Надо сказать, что за два месяца нашего тесного общения, мы сдружились, и эмир сам предложил мне обращаться к нему по имени. -Присоединяйтесь, дорогой Гаяс! Я всегда рад вашему обществу.Я сел рядом, опустив руку в воду, и шевельнул пальцами. К ним тут же подплыли рыбки, сверкая разноцветной чешуёй, красивые и яркие, словно драгоценные камешки. Засмеявшись, я взглянул на эмира и притих. Малик не отрывал взгляда от своего отражения, а его зелёные глаза были подозрительно влажными. -У вас сегодня созерцательно-лирическое настроение? Или вам нездоровится? -Всё в порядке, Гаяс. Не о чем беспокоиться. Я просто задумался.Он отвернулся и прикрыл голову краем шёлковой накидки, которую теперь почти никогда не снимал, скрывая от всех своё изуродованное глубокими шрамами лицо. Я не рекомендовал ему пока носить тюрбан, чтобы струпья на коже головы быстрее подсыхали. Внимательно посмотрев на правителя, я заметил тёмные круги под глазами, глубокие морщины, идущие от крыльев носа к губам, скорбную складку между чёрными бровями. Выглядел он ужасно, хотя, судя по правильным чертам лица, до своей страшной болезни был очень красивым мужчиной. Да, тут было о чём горевать! Но он стоически переносил своё уродство. А я почему-то не испытывал радости от его несчастья. Моё доброе сердце дрогнуло от сострадания. Но я решил ещё разок проехаться по его самолюбию и гордости. -Послушайте, Малик! Мне понятна ваша печаль. Верите вы или нет, но я сочувствую вам. Из молодого, здорового мужчины вы превратились в чудовище.Но ведь самое главное, - вы живы! Радуйтесь хотя бы этому.Это были жестокие слова, но я должен был их сказать, и теперь замер, ожидая его реакции. От этого зависела его дальнейшая судьба.Эмир взглянул на меня, и в его глазах загорелись гнев и обида. Но он быстро взял себя в руки и усмехнулся. -Благодарю, дорогой Гаяс, за вашу доброту. Вы можете утешить человека в трудную минуту, - Малик иронично хохотнул.- Но не стоит волноваться обо мне. Шрамы украшают мужчину, не так ли? А что касается красоты, то она тленна, тогда, как жизнь, - бесценна. И за эту жизнь, которую вы сохранили мне, я отдам всё, что захотите. Клянусь!Я одобрительно кивнул головой, - ответ мне понравился. И я принял решение, о котором впоследствии надеялся не пожалеть. -Давайте пройдём в ваши покои, повелитель, - сказал я.- Мне надо с вами поговорить. -Ого! - засмеялся эмир, - Так официально! Вы меня заинтриговали! Что ж, господин Гаяс, слушаюсь и повинуюсь.Малик сидел на диване, терпеливо наблюдая, как я меряю шагами комнату, что-то бормоча себе под нос. А я вспоминал, всё ли есть в моей заветной сумке для осуществления задуманного. Наконец, придя к выводу, что в ней имеется то, что мне нужно, я резко остановился напротив эмира. -Малик, у меня есть средство, которое, возможно, поможет вам избавиться от шрамов. Но, предупреждаю, - торопливо добавил я, видя, как он радостно встрепенулся,- оно ещё мало испытано. Передо мной тут же возникло прекрасное лицо Даниеля, с глубокой, рваной царапиной на щеке. Я не мог смириться с тем, что след от раны навсегда испортит эту божественную красоту и решился испробовать своё чудодейственное средство на мальчике. Никогда не забуду, как он морщился, смешно фыркал и зажимал нос пальчиками, поскольку это снадобье жутко воняло. Но результат превзошёл все ожидания, - через несколько дней от шрама не осталось и следа! -Гаяс! У вас такое лицо, будто вы узрели ангела в небесах, - прервал мои воспоминания эмир. - Вы говорили о каком-то средстве, которое сможет помочь. Если вы опасаетесь, что оно как-то навредит мне, то не волнуйтесь, я всё выдержу. Ведь хуже, чем есть, уже не будет. -Да, да! Хуже не будет! Но предупреждаю, - лечение долгое и весьма неприятное. -Я на всё согласен, Гаяс, на всё! И вы не услышите от меня ни слова жалобы. -Хорошо! Для начала нужен большой котёл, в котором уместиться взрослый человек. Примерно такой, что стоит на площади. По слухам, вы приготовили его для меня.Эмир смущённо отвёл глаза. -Кто вам сказал такую глупость?! Это всего лишь средство устрашения для бунтовщиков, не более того. Я ещё никого не казнил подобным образом. -Ладно, ладно! Избавьте меня от подробностей вашей неуёмной кровожадности. Это останется на вашей совести и вам с этим жить. А я лекарь, и моё дело помогать людям независимо от их моральных устоев. Прошёл месяц мучительных процедур, которым я подверг эмира. Весь дворец провонял от моего снадобья, и скрыться от этого ?аромата? было негде. Пока Малик терпеливо сидел в котле, я убегал в сад, выискивая самые удалённые беседки, где продолжал работать над своим научным трактатом. К нашему общему восторгу результат не заставил себя долго ждать, - шрамы постепенно исчезали, кожа становилась гладкой и упругой, приобретая естественный смуглый оттенок. Для головы и лица я смастерил мешок из плотного шёлка с двумя маленькими дырочками для дыхания, который эмир натягивал на себя, периодически смачивая в составе. Всё это он делал без малейшего недовольства, раздражения или жалоб, как и обещал.Мужественная красота возвращалась к нему, и я любовался, словно скульптор своим произведением, разглядывая его породистое лицо с прямым носом, пухлыми, капризно изогнутыми губами, властным подбородком с маленькой ямочкой посередине. Да, он был удивительно хорош! -Вы великий лекарь, Гаяс! Вы чародей! - сказал мне однажды эмир, - Никто не сравниться с вами! Оставайтесь в моём дворце. Перевезите семью и живите рядом со мной, как друг, как старший брат. Я полюбил вас всей душой, и мне трудно представить, что мы больше не увидимся. -Благодарю от всей души за добрые слова, Малик. Я подумаю над вашим предложением, - уклончиво ответил я, прекрасно понимая, что этого никогда не будет. Зависеть от капризов непредсказуемого тирана, да ещё привезти семью в заложники! Да ни за что! Как сказал один поэт: ?Уж лучше выпить горький яд, но свой, чем лобызать медовый зад – чужой!?. Часть 5.Даниель.Приближалось время моего отъезда. Эмир окончательно поправился и больше не нуждался в моих услугах, но по-прежнему с удовольствием проводил со мной утренние и вечерние часы досуга. Днём мы не виделись, - он занимался делами со своим визирем и советниками, а я продолжал корпеть над трактатом. По моим расчётам, если не гнать лошадей, то дней через пять я уже буду обнимать своих жён и сыновей. Там и весточка придёт от Равиля, и мы снова увидимся в его гостеприимном доме, а уже оттуда отправимся в Багдад на свадьбу нашего дорогого мальчика. Скорей бы настал этот счастливый день! Под опекой калифа Бахтияра, Даниель будет в полной безопасности, и ни один мерзавец не посмеет приставать к нему с непристойными предложениями. Вечером я пришёл в зал для приёмов на прощальный ужин, который устроил эмир специально в мою честь, поскольку на рассвете следующего дня мне предстояло отправляться в путь. В качестве охраны Малик назначил Али и его воинов, чему я был очень рад. Мне не хотелось идти на этот ужин, но и отказаться было невозможно. Эмир усадил меня на мягкий диван рядом с собой, что я должен был принять за великую милость, но мне было всё равно. Рассеянно слушая разговоры его придворных, я осматривал небольшой зал полукруглой формы. Витые колонны поддерживали сводчатый потолок, украшенный росписью. Между колоннами стояли большие вазы с цветами, испускающими тонкий аромат. В центре зала тугими струйками журчал фонтан, приятно увлажняя воздух. Диваны, на которых удобно расположились гости, были расставлены вокруг фонтана так, чтобы до всех присутствующих доходила прохлада воды.Создавалось впечатление, что мы находимся в садовой беседке. Было уютно и невероятно красиво. Слуги стали разносить круглые столики, уставленные различными яствами. Все оживились, потирая руки в предвкушении. После первого кубка, который эмир поднял за моё здоровье и благополучие, вино потекло рекой уже без тостов. Через некоторое время вся компания растеряла свой благопристойный вид. Голоса зазвучали громче, раздавался пьяный смех, а я с тоской смотрел на всё это и ждал подходящего момента, чтобы незаметно удрать. Малик много не пил, но и у него скоро заблестели глаза, и он включился в общее веселье, отпуская острые шутки. Гости угодливо хохотали, преданно заглядывая ему в лицо. Мне же приходилось вымученно улыбаться, чтобы не прослыть невежей. Тут открылась дверь, и на пороге замер начальник дворцовой стражи. Эмир, заметив его, властным жестом приказал ему подойти. Мужчина, низко кланяясь, чуть не на цыпочках посеменил к правителю, подобострастно нагнулся и зашептал ему что-то на ухо. Выслушав, Малик радостно встрепенулся, его глаза загорелись страстным нетерпением, и он сказал:-Проводи их сюда. Хочу, чтобы все оценили подарок, который мне доставили.Придворные с любопытством уставились на дверь, в которую вошли трое мужчин, окружавших хрупкую фигурку, закутанную в чёрный шёлк. -Очередная наложница, - равнодушно подумал я.- Новая игрушка!Эмир кивнул головой, и один из мужчин сдёрнул накидку с девушки…Мне показалось, что весь воздух вышел из лёгких, грудь сдавило, будто железным обручем, и я стал задыхаться, скорчившись от страшной боли. В глазах потемнело, и меня унесло в небытие под оглушительный шум крови, бьющейся в висках. Когда я пришёл в себя, то понял, что был без сознания всего несколько мгновений, - картина, представшая передо мной, не изменилась. Смутная надежда на временное помутнение рассудка умерла вместе с моей душой, - на всеобщем обозрении пьяной компании стоял мой мальчик, мой чистый цветок, мой Даниель.Из одежды на нём была только полупрозрачная набедренная повязка из тонкой кисеи. Его идеальная фигурка поражала своим утончённым изяществом. Гладкая, золотисто-атласная кожа светилась, будто обласканная солнечными лучами. Чёрная, блестящая грива волос небрежно рассыпалась по плечам и груди, прикрывая, словно шёлковым плащом, невинную, трепетную наготу юного красавца. И это потрясающе-великолепное создание жадно рассматривали ублюдки, насилуя похотливыми взглядами каждую клеточку точёного тела.Но больше всего меня напугало поведение Даниеля. Это был будто не он! Где его надменный вид, гордая осанка, пылающий взор прекрасных глаз, свойственный отважному воину пустыни, неукротимому сыну благородного шейха. Сейчас это был испуганный, растерянный ребёнок, не понимающий, что происходит. Он потерянно осматривался, хмуря брови и покусывая губы, словно пытаясь что-то вспомнить, и от этого казался ешё более беззащитным и уязвимым.Эмир тем временем обсуждал со своими гостями достоинства новой игрушки, довольно потирая руки и с вожделением снова и снова осматривая трепещущую добычу с головы до ног. Его глаза пылали лихорадочным нетерпением, и он сладострастно облизывал вспухшие от желания губы. -Великолепно! Восхитительно! Этот малыш превзошёл все мои ожидания! А ведь правильно говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Не так ли, Гаяс? Что с вами, друг мой? Вы тоже потрясены красотой этого создания?Слова эмира вывели меня из ледяного оцепенения. Мой мозг снова заработал, и первой мыслью был беспомощный в данной ситуации вопрос: ?Что делать?? А вот как раз, что делать, я и не знал! Рассказать Малику, что жертва его похоти, - любимый сын уважаемого шейха? Да ему плевать на это! Обратиться к его совести? Утопия! У него нет совести! О! Я чувствовал себя совершенно беспомощным и разбитым перед тем горем, что так внезапно обрушилось на меня. Вместо блестящего будущего, ожидавшего Даниеля, ему уготовано судьбой стать бесправным наложником жестокого и подлого правителя. Тут я кое-что вспомнил, и в моей душе затеплилась крохотная надежда. -Малик! Помните, вы поклялись отдать мне всё, что я захочу, если верну вам здоровье и утраченную красоту?Эмир пристально взглянул на меня и его глаза сверкнули злобой и презрением. -Помню, дорогой Гаяс, - вкрадчиво ответил он.- И что же вы хотите за свои услуги? Мешок золота, алмазные россыпи, горы самоцветов! Что? Говорите!Под его змеиным взглядом я съёжился от страха, и понял, что не смогу потребовать то, что хотел всем сердцем. Да он мне это и не отдаст. Я трусливо отвёл глаза, и не нашёлся, что ответить. Эмир засмеялся и снисходительно похлопал меня по плечу. -А вы, оказывается, шалунишка, мой друг! Что, хотели в награду получить это чудо? Ну, ну, не смущайтесь! Обещаю, как только он надоест мне, я подарю его, или то, что от него останется, вам. Согласны? Таким образом, моя клятва будет исполнена.И он цинично захохотал мне в лицо.Меня захлестнула волна ненависти и отчаяния. Мне хотелось плюнуть в эту наглую физиономию, но здравый смысл возобладал над моим благородным порывом, тем более что перед моими глазами возник огромный котёл с кипящей смолой. Поэтому я вымученно улыбнулся и сказал: -Вы не так поняли меня, повелитель, - мой голос, тихий и дрожащий от волнения и страха, постепенно креп по мере того, как я принимал решение, которое должно было перевернуть всю мою жизнь. Но иначе поступить я не мог. - Понимаете, этот мальчик похож на моего сына. Очень похож! Но я убедился, что вы не отдадите его, так позвольте хотя бы остаться у вас в качестве лекаря. Помнится, вы сами предлагали мне жить в вашем дворце. Это всё, о чём я прошу! -Что ж, уважаемый Гаяс, - ответил Малик на удивление радостно. - Мне нравиться ваша просьба, и я с удовольствием её исполню. С этого дня вы назначаетесь моим личным врачевателем. А теперь, если вам не трудно, отведите раба в мои покои, да заодно и осмотрите его, не болен ли он, нет ли вшей. Ну, вы сами знаете, что делать.Я подскочил с места и бросился к Даниелю. Мне так хотелось обнять его, прижать к груди, успокоить. Но всё, что я смог позволить себе, это закутать его дрожащее тело в чёрный шёлк и, обняв за плечи, поспешно вывести из зала, подальше от жадных глаз. Меня беспокоило странное поведение мальчика, совершенно не свойственное его истинному характеру. Скорей всего, Даниеля чем-то опоили.Мне показалось, что он даже не понимает, где находиться и зачем. Я тщательно осмотрел его. На теле были видны следы синяков и кровоподтёков. Но большее беспокойство у меня вызвала глубокая рана на виске. Зная неистовый характер Даниеля, я предположил, что он отчаянно сопротивлялся, пока кто-то не ударил его, чтобы оглушить, но не рассчитал силы и если бы не густые волосы, мальчик был бы мёртв. Теперь мне стало всё понятно, - Даниеля похитили. А от сильного удара по голове, он лишился памяти. Но как всё это случилось? Кто подлый предатель! Как пережил Равиль и его семья похищение своего любимца, своего сокровища? Эти безрадостные мысли бродили в моей голове, пока я промывал рану мальчика. Он неподвижно сидел на диване, отрешённо уставившись в пустоту. Моё сердце сжималось от боли и сострадания.Я видел, какими глазами смотрел эмир на Даниеля. Только животная страсть, жажда обладания этим прекрасным телом и ни капли нежности в холодной улыбке, скорее похожей на звериный оскал. И это утончённое, хрупкое создание отдали на потеху кровожадному чудовищу! Едва сдерживая слёзы, я смазал рану своего ангела бальзамом и дал ему выпить укрепляющую настойку, ( она ещё способствовала выведению вредных веществ из крови). Даниель посмотрел на меня, и лёгкая улыбка едва коснулась его губ, не затронув глаз, остававшихся пустыми. Пусть небеса покарают того, кто совершил такую подлость! -Маленький мой! - не выдержал я, прижав его голову к груди. По моим щёкам потекли слёзы, а судорожные рыдания разрывали сердце. - Ну, зачем, зачем ты родился таким красивым! Твоя внешность оказалась твоим проклятием! И теперь злая судьба уготовила тебе позорное рабство, боль и унижение. О, Аллах! За что?Я всё ещё всхлипывал, когда вдруг услышал тихое посапывание. Даниель спал, доверчиво прильнув ко мне и трогательно уткнувшись носом в моё плечо. -Спи, сынок. Кто знает, возможно, это твой последний безмятежный сон.Я уложил его в мягкие подушки и накрыл покрывалом, а сам присел рядом, горестно рассматривая каждую чёрточку такого милого, невинного, пока ещё, лица. Незаметно для себя я тоже задремал, утомлённый пережитым ударом.Меня разбудила громко хлопнувшая дверь. В испуге подскочив, я увидел эмира, который, пошатываясь, стоял на пороге. -А вы тут неплохо устроились, - прорычал он, медленно приближаясь к дивану. - Вижу, Гаяс, тебе всё-таки нравится мой сладкий мальчик. Ведь ты решил остаться ради него. Верно? Меня не обманешь, я всех вижу насквозь. Потерпи, я же обещал отдать его тебе в благодарность за то, что ты вылечил меня. Но только после того, как сам с ним наиграюсь. -Я уже сказал вам, повелитель, что Даниель… -Как ты его назвал? Даниель? Откуда ты знаешь его имя?! Отвечай!Я мысленно отрезал себе язык тупым ножом. -Э-э-э, он сам мне сказал перед тем, как уснуть. Кстати, у мальчика опасная рана на виске. Думаю, его сейчас не надо будить. Пусть поспит, отдохнёт. -Он кто? Наследный принц китайского императора? Он мой раб, Гаяс. Запомни это! И отныне звать его будут Дани, как и положено рабу. А теперь иди к себе, а я хочу поближе познакомиться с мальчишкой. -Но рана на голове... -Не волнуйся, - засмеялся эмир, - то, что меня интересует, находится с противоположной стороны. Иди уже, Гаяс! Не испытывай моё терпение. Я привык брать всё, что захочу и не собираюсь менять свои привычки в угоду тебе. Сейчас я хочу этого красавца, и он будет моим! Едва сдерживая гнев, я пошёл к двери, но на пороге Малик окликнул меня. -Гаяс, а почему ты стал обращаться ко мне так официально? Мы ведь вроде подружились. -Вы не забыли, светлейший, что я теперь у вас на службе? - не оборачиваясь, ехидно ответил я.- А между хозяином и слугой дружбы быть не может.Выйдя в коридор, я бросился в свои покои, выбежал на галерею, окружавшую дворец с восточной стороны. Оттуда открывался обзор на великолепный сад, в котором мы с Маликом так любили гулять. Галерея доходила до спальни эмира, заканчиваясь изящной подвесной беседкой, увитой мелкими белыми розами, распространявшими чудесный, лёгкий аромат. Но сейчас мне не было до этой красоты никакого дела. Я решил во что бы то ни стало защитить Даниеля от насильника. Но меня ждало глубокое разочарование, - дверь в покои эмира была заперта изнутри, а все окна во дворце были забраны ажурными решётками из красного дерева. Признаюсь, честно, но, к своему стыду, я вздохнул с неким облегчением. Мой порыв, как быстро вспыхнул, так быстро и угас. Ну что я мог сделать? Да эмир одним щелчком отправил бы меня в нирвану. Поэтому я смирился с неизбежностью того, что должно случиться и, дрожа от страха, сел под дверью, пытаясь услышать, что происходит в спальне. Но оттуда не доносилось ни звука.Тогда я осторожно заглянул в окно. Эмир расхаживал по комнате с кубком в руке, посматривая на спящего мальчика. В моей душе затеплилась робкая надежда, что сегодня ничего не случиться. Но, увы! Малик допил вино и, отбросив кубок в сторону, подошёл к дивану. Скинув с Даниеля покрывало, он восхищённо присвистнул, - юный красавец вольготно раскинулся на атласных подушках в непринуждённой и какой-то невинно - соблазнительной позе. Одна рука была заложена под голову, другая покоилась на слегка впалом животике. Длинные, стройные ноги были чуть раздвинуты, открывая жадному взору эмира нечто сокровенное, таившееся в густых, шелковистых завитках. Малик тяжело задышал, с вожделением разглядывая это прекрасное создание. -Ты само совершенство, - хрипло сказал он, убирая со лба мальчика спутавшиеся локоны.- Никогда раньше не видел ничего подобного. Как мог в мёртвой пустыне родиться столь благоуханный цветок? И я буду первый, кто его сорвёт!Эмир, запрокинув голову, рассмеялся, громко и торжествующе. Даниель вздрогнул и широко раскрыл глаза. Увидев незнакомого мужчину, он испуганно вскочил на ноги, пытаясь прикрыть свою наготу покрывалом. -Вы кто? Что вам нужно? Где я? Ничего не помню! - испуганно лепетал мальчик, беспомощно оглядываясь по сторонам. -О, сколько вопросов, малыш! Ну, хорошо! Я сегодня добрый, поэтому попытаюсь кое-что объяснить тебе, прежде чем приступить к весьма приятному делу. - Эмир сделал несколько шагов к Даниелю, но тот отпрыгнул назад, не давая ему приблизиться к себе.- Слушай внимательно и запомни каждое моё слово, потому что я не привык повторять дважды. Я правитель города Эль-Куфа, эмир Малик ибн Шариф. А ты раб, купленный мною для определённых услуг. Если ты будешь послушным и ласковым, выполнять все мои прихоти, то твоя жизнь во дворце станет достаточно лёгкой и приятной. Тебе всё понятно, котёночек? Лицо мальчика побелело, но в темных омутах глаз полыхнул мятежный огонь. -Не совсем! О каких услугах вы говорите? Что я должен делать? Чесать вам пятки перед сном? Нет? Тогда, может быть, выковыривать серу из ушей или козявки из носа? - спрашивал Даниель, отступая ещё на пару шагов. По напрягшемуся телу и злобно сузившимся глазам, я видел, что он прекрасно осознаёт, в каком дерьме оказался. - Опять не угадал? Так, так. Дайте подумать! – дерзкий мальчишка задумчиво постучал пальцем по кончику точёного носа. - А! Понял! Давить вшей и вычёсывать гнид из вашей жалкой растительности. Теперь правильно? Я похолодел от ужаса, - что творит эта бестия!? Что за детские выходки? Неужели не понимает, что играет с огнём. Хотя, нет, он не играет! Судя по его напряжённому лицу и хищно подрагивающей верхней губе, обнажавшей жемчужные зубы, - Даниель был в ярости. Действие снадобья, подавляющего волю, прошло, благодаря моей настойке, и гордая, свободолюбивая натура проснулась в нём с неистовой силой. Он стоял перед мужчиной, такой изящный и грациозный, на первый взгляд казавшийся изнеженным и невероятно хрупким, но в то же время в нём ощущалась сила дикого зверя, готового к прыжку,- глаза пылают, губы сжаты, подбородок надменно вздёрнут, тело напряжено, словно тетива лука. Я увидел, как напряглась спина Малика, а руки сжались в кулаки, и тут меня пронзила страшная догадка, - Даниель специально провоцирует эмира, вызывая его гнев. Он жаждет битвы, решив, что лучше погибнуть с честью, чем жить в бесчестье. Я закрыл лицо руками, чтобы не видеть того кошмара, который должен случиться. Зная вспыльчивый, нетерпеливый и злобный характер эмира, мне уже представлялось окровавленное тело мальчика, лежащее на полу. Но к своему великому удивлению, я вдруг услышал громкий хохот и открыл глаза. Малик ржал, схватившись за живот. -А ты хитрец! - еле выговорил он, утирая слёзы. - Думал, что я потеряю голову от злости и прикончу тебя? Нет, дружок! Ты слишком дорого мне обошёлся, и я ещё не насладился тобой, чтобы совершить такую глупость. Или решил немного потрепыхаться, защищая свою честь? И на что ты рассчитываешь, мелкота сопливая! Видел бы ты себя со стороны. Смех, да и только! Да на тебя плюнь, и ты получишь сотрясение мозга... Хватит шуток, малыш. Тащи сюда свою сладкую попку, будь умницей. От судьбы ведь не уйдёшь, смирись с этим.Даниель отпрыгнул на несколько шагов и наткнулся на стену. Отступать было некуда. -Я не помню, кто я, откуда и как меня зовут, но твёрдо знаю, что никогда не буду вашей подстилкой по доброй воле, - тихо сказал он, решительным жестом отбрасывая волосы за спину. -Всё, мне надоела эта игра, - заорал эмир.- В своей дерзости ты переходишь все границы! Сейчас я так тебя отделаю, что ты неделю не сможешь сидеть на жопе. Даниель презрительно усмехнулся. -Ты можешь сотни лет о жемчуге твердить, но если не нырнёшь, - он твой лишь в сновиденье. Хватит болтать, эмир. Подойди и попробуй взять то, о чём мечтаешь.Малик взревел и бросился к мальчику. И тут произошло то, от чего кровь в моих жилах застыла. Даниель нанёс эмиру три молниеносных удара: ногой в пах, кулаком в солнечное сплетение и ребром ладони в кадык. И вот уже рослый, сильный мужчина беспомощно валяется у ног хрупкого юноши, захлёбываясь собственными соплями. А своенравный красавец захохотал, как безумный, сверкая пылающими от гнева и ярости глазищами, потом резко оборвал смех и застыл на месте, как изваяние на своём пьедестале.Я зажмурился и с тоской вспомнил счастливые дни в доме Равиля. Как любил наблюдать за боевыми играми мальчишек, весёлых, озорных, полных юного задора. Звонкий, как серебряный колокольчик, смех Даниеля наполнял моё сердце нежностью и счастьем. Мальчик хоть и не был силён так, как его братья, но ловкостью обладал необычайной. Приём, которым он уложил эмира, наносился по самым болезненным точкам тела быстро и резко, так, чтобы противник не успел опомниться. Мальчик без устали отрабатывал технику ударов, пока не довёл её до совершенства. Тогда я даже не мог себе представить, что в будущем ему придётся защищать свою честь подобным образом.И теперь, блистательно, с поистине ювелирной точностью, повергнув врага, Даниель неподвижно стоял, скрестив руки на груди и, отрешённо улыбаясь, гадливо смотрел на хрипящего эмира. - Сумасшедший, сумасшедший мальчишка! - шептал я, кусая губы. - Что же ты натворил! Неужели и, правда, ищешь смерти?То, что произошло дальше, мне страшно даже вспоминать! Малик неожиданно вскочил и со всего размаха нанёс мощный удар, целясь в голову Даниеля. Тот неуловимым движением отклонился, и кулак эмира врезался в стену, тогда как маленький кулачок юноши мгновенно нашёл свою цель, - челюсть эмира. Тот, лязгнув зубами, взвыл от бешенства и боли, но не отступил и ринулся к мальчику, пытаясь схватить его. Даниель проскользнул под рукой противника и с разворота двинул его пяткой в копчик, вложив в удар всю инерцию своего хрупкого тела. Малик впечатался лбом в стену, почти в то место, где только что побывал его кулак, и на секунду замер. Юноша стал отходить назад, готовясь к отражению новой атаки, но наступил на кубок, валявшийся на полу, нога подвернулась и, не удержавшись, он упал на колени. Этим моментально воспользовался эмир, как ураган, налетев на Даниеля и подмяв его под себя. Они катались по полу, мутузя друг друга, куда придётся. Мой ангел отбивался, молча и яростно, но было видно, что в ближнем бою он явно проигрывает своему мощному противнику. Однако не собирался сдаваться, и пустил в ход зубы и ногти. Его глазищи горели неземным огнём, а тонкие ноздри хищно трепетали, словно у дикого зверя, почуявшего запах крови и готового рвать свою жертву на части. И, действительно, через какое-то время оба соперника были покрыты царапинами и синяками, из разбитых носов и губ текла кровь, одежда на эмире висела клочьями, а Даниель потерял свою набедренную повязку. Наконец, Малику удалось крепко зажать ноги мальчика между колен, а руки, охватив, словно тисками, длинными, сильными пальцами, завести за голову.Даниель забился, как птичка, попавшая в силки, выгибаясь всем телом и яростно скаля зубы. Эмир, потеряв остатки самообладания, вцепился в разметавшуюся гриву волос неукротимого бунтаря, и несколько раз с силой ударил его головой об пол. Малыш тихо вскрикнул и обмяк, закрыв померкшие глаза длинными ресницами. -Так будет лучше, - тяжело дыша, прохрипел эмир, поднимаясь на ноги.- Полежи, успокойся, маленький дикарь! С виду такой нежный цветочек, а на самом деле свирепый, как пустынный кот! Ничего, я приручу тебя. Скоро ты будешь ласково мурлыкать, сидя у моих ног. Малик взял со стола серебряный кувшин с вином и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка, плотоядно посматривая на обнажённого красавца, бессильно распростёртого на полу. Потом скинул с себя остатки разорванной одежды, оставшись в белых, шёлковых шароварах и сафьяновых сапогах, расшитых драгоценным бисером. Он подошёл к мраморному фонтанчику, расположенному в углу спальни, но по дороге не удержался и несколько раз ударил Даниеля ногой в грудь и живот. Пока он умывался, я с ужасом наблюдал, как мощные бугры мышц перекатываются под гладкой, если не считать глубоких царапин и кровоподтёков, кожей. Моё сердцё наполнилось гордостью и злорадным торжеством, - лихо утончённый, хрупкий мальчишка отделал эту гору мускулов. Он дрался, как настоящий воин пустыни, отстаивая свою честь, он искал достойной смерти в бою, но, увы, проиграл, и теперь его ждёт неминуемая расплата за строптивость.Малик тем временем приблизился к Даниелю, на ходу вытирая лицо и болезненно при этом морщась. Физиономия повелителя была изрядно разукрашена, - губы разбиты, нос распух, левый глаз заплыл, на челюсти расцветал огромный синяк. Зрелищё было восхитительное! Но моя радость быстро испарилась, когда я увидел, что эмир, намотав волосы Даниеля на кулак, тащит его по полу, как сломанную игрушку. Подойдя к овальному столу, стоявшему на трёх массивных ножках из чёрного дерева, он бросил мальчика вниз лицом на столешницу, выточенную из розового мрамора и украшенную перламутровой инкрустацией. Даниель лежал боком ко мне, и сквозь слёзы, застилавшие мои глаза, я видел его точёное тело, покрытое синяками. Его голова бессильно свесилась с края стола, а спутавшиеся волосы доставали до пола.Сняв три плетёных, шёлковых шнура, которые поддерживали занавески балдахина над огромной кроватью, эмир сделал из них замысловатые петли и затянул их на запястьях и лодыжках мальчика, а концы шнуров привязал к ножкам стола так, что Даниель оказался буквально распят в беспомощной и унизительной позе. Малик удовлетворённо осмотрел своего пленника и шлёпнул его ладонью по идеально - округлой попке. -Потрясающая задница! - восхитился он. - Гладкая, упругая, словно персик. Прямо слюнки текут, как хочется скорей сорвать этот свежий, благоуханный плод! Мужчина охватил ладонями ягодицы мальчика и развёл их, похотливо разглядывая обнажившееся перед ним таинство. -О! Вижу, вижу! Сладкая, маленькая дырочка. Тугое, розовое колечко, трепетное и невинное. Чудесное, возбуждающее зрелище! Ты прекрасен, малыш! И пахнет от тебя чистотой и весенним дождём. Потрясающий аромат! Я в восторге от такого подарка судьбы. Ты просто сокровище! Скорей всего, я тебя поберегу, не буду сильно мучить. Может быть!Малик провёл языком между ягодиц Даниеля и зажмурился от удовольствия. -М-м-м! Вкусненький, как цветочный нектар. Мне не терпится испробовать этот мёд. Хватит витать в облаках, мой ангел, - почти ласково сказал он.- Возвращайся на грешную землю. Я изнемогаю от желания скорее обручиться с тобой, натянуть твоё колечко на свой палец.Даниель неподвижно лежал, не подавая признаков жизни. -Убил, убил!- горестно подумал я, прикусив сжатый кулак, чтобы не закричать. Эмир вцепился в шевелюру мальчика и, резко подняв его голову, заглянул в лицо. -Видно здорово я тебя приложил, - пробормотал он.- Ладно! Сейчас я спущу тебя с небес, а то, боюсь, ты не получишь никакого удовольствия от нашей игры. Малик набрал в рот вина и, прижавшись губами к губам Даниеля, стал вливать в него живительную влагу. Так он делал несколько раз, пока мальчик не замотал головой, пытаясь отстраниться. -Ну, вот и ожил! Я всегда знал, что вино, - это лекарство от всех болезней, - эмир довольно засмеялся. -Вино - твой друг, пока тверёз. А если пьян - то враг. Змеиный яд оно, когда напился, как дурак, ик…- через несколько минут прозвучал вдруг насмешливый голосок. - Зачем ты напоил меня, ик. Я не переношу вино, ик, ослиная ты задница, ик... Теперь я… ик… ик…я буду петь…ик, пока ты не посинеешь от злости…ик. -У тебя такой противный голос? - хватаясь за живот от хохота, еле выговорил эмир. -Ага! Как рёв верблюда в брачный период…ик. Наверное,ик. Не помню, ик! Но ведь не зря говорят, ик, что больше всего любят петь люди, у которых нет ни слуха, ни голоса. А если, ик, у меня возникло непреодолимое желание петь, ик, значит это мой случай, ик. Затыкай уши, ик, ибо я начинаю. Хотя нет, не затыкай. Может, ты так одуреешь от моих воплей, ик, что тебе будет не до меня, ик… - Никогда не поверю, что такой красавец, как ты, плохо поёт. - Что ж…ик! Нет в мире совершенства, - глубокомысленно изрёк Даниель и тяжело вздохнул.- Взять, к примеру, павлина,- с виду райская птица, а голос, какпердёж старого кастрата, ик…Малик упал на диван, задыхаясь от смеха. -А ты забавный, маленький плут. Не зря я отвалил за тебя столько золота! Ты того стоишь! -Э - э - э, ик, а столько это сколько? Не говори, сам догадаюсь. Это очень много. Да? Но за что? Возможно, у меня есть какие- то скрытые таланты, ик? Может быть, я умею танцевать этот, как его… а, танец живота? Развяжи меня, и я попробую, ик. - Размечтался! Хочешь опять устроить бойню? Нет уж, с меня довольно! -Ага, зассал! - Даниель повернул голову и, посмотрев на эмира, рассмеялся. - А здорово я тебя уделал, просёрыш, ик! -Ты хоть помнишь, с кем разговариваешь? - разозлился эмир. - Ты, мелкая, злобная блоха! Я- эмир, правитель города... -А мне насрать, кто ты, - заорал мальчик, пытаясь освободиться от верёвок. - Для меня ты просто срамной мужик, который хочет засунуть свой вонючий отросток мне в задницу. -Не советую тебе так трепыхаться, мой мальчик, - еле сдерживая гнев, сказал Малик. - На твоих руках и ногах особые петли, - чем сильнее ты сопротивляешься, тем туже они затягиваются. И это может кончится тем, что твоя нежная кожа лопнет, а верёвки вопьются в тело до костей. А что касается твоих оскорбительных слов, то, запомни, тебе за них воздастся, но позже. А сейчас я хочу послушать, как ты поёшь. И не отказывайся, - ты же обещал довести меня до посинения. -Ладно! - проворчал Даниель. - Слушай и синей!Я закрыл глаза и с облегчением вздохнул, - малыш будет петь, а его чудный голос ещё никого не оставлял равнодушным, - звонким и чистым родником проникая в самую глубину сердца, заставляя его трепетать от восторга и нежности. И, кто знает, может быть Малик поймёт, каким сокровищем обладает и не причинит мальчику вреда… К высоким сводам потолка поднялся чарующий голос, заполнив всё пространство комнаты хрустальными переливами. Любовь меня поймала, увела Как пленника, что заарканен схода. Туда, где нет ни крова, ни тепла, Ни племени, ни стойбища, ни рода. Ни тьмы, ни света, ни добра, ни зла. И мукам нет конца и нет исхода. Горю, сгораю медленно, дотла! Люблю! И всё безумней год от года. -Ещё!- хрипло проговорил эмир, не сводя глаз с юного певца. Опять святоша речи говорит, Но пустота в речах его царит! Не стал болтун ни умным, Ни правдивым: закрыто сердце, Только рот открыт. Поддельными жемчужинами Наш говорун любого одарит. Одни слова я слышу. Дел не вижу. Святой плутует, праведник хитрит. А мой закон – любовь! Не пустословие, а страсть. Она вселенную творит! Любовь! Её не спрятать, не разрушить. Она и факел, и скала, и щит!-Ещё, прошу!- Малик встал с дивана и заходил по комнате. Кубки,- наши соколы, за вином летают. Лютни,- наши луки, сладостно играют. Наша дичь,- услада в утренние зори. А добыча,- девушки с нежностью во взоре. С пылкими сраженьями наши ласки схожи, И бои ведём мы на любовном ложе. Кровь не проливаем, без греха воюем. Утром копья точим, вечером целуем. Выну из колчана я стрелу тугую, Страстно заласкаю девушку нагую. И затопит тело огненною лавой, Окропится лоно боевою славой. Так бы и сражался день и ночь с тобою! Как прекрасна юность,- время золотое! Внезапно Даниель замолчал, и на освещённое вдохновением и какой- то солнечной радостью лицо упала тень горечи. Только что сияющие глаза потухли, а губы скривились в брезгливо-презрительной усмешке. В комнате наступила звенящая тишина, от которой заложило уши. Малик остановился перед мальчиком и заглянул ему в лицо. -Ты почему замолчал? Продолжай! Голос у тебя, словно у ангела, поющего в небесных чертогах. -Ну, да! Ангел, распятый на столе с голой жопой! - Язвительно сказал Даниель, и вдруг пронзительно закричал,- Ты какой бурдой меня напоил, гад! Это надо так растерять последние мозги, чтоб заливаться соловьём для мужика, который хочет меня отделать! Развяжи верёвки, и я волью эту отраву тебе в глотку, чтобы ты захлебнулся ею, а потом выблевал свои кишки. Да чтоб у тебя отвалилось всё, что болтается между ног! Ненавижу тебя! Тварь! Сын шакала! Чтоб ты сдох!Даниель в истерике забился, выкрикивая проклятия и угрозы, а эмир с хищной улыбкой смотрел на мальчика, сладострастно облизывая губы. -Что, протрезвел? Жаль! Мне понравился твой завораживающий голос. Когда ты пел, то был похож на волшебное видение, а сейчас опять стал злобной фурией. Но сколько огня, сколько неукротимой отваги, сколько дерзости! Ты вызываешь во мне восхищение, мой маленький бунтарь. Такого чуда у меня никогда не было! Знаешь, мне надоели запуганные мальчишки, воняющие от страха ослиной мочой, или развратные, готовые на всё подстилки. А ты особенный, ты другой, ты необыкновенный. С тобой не будет скучно. Ты непредсказуемый, как ветер пустыни. Но всё же ты, - мой раб, и я приложу все усилия, чтобы обуздать тебя, сделать покорным, сломить твой мятежный дух… -И превратить в такую же вонючую, грязную подстилку. - прервал излияния эмира Даниель, с отвращением глядя на него.- Заткнись уже, надоело тебя слушать.Малик со всего размаха ударил мальчика по щеке. Из разбитой губы потекла кровь, он медленно слизнул её языком и сплюнул на сапог своего мучителя. -Жаль, что у меня связаны руки, - тихо сказал Даниель. - Сейчас бы твои оторванные яйца валялись на полу, горько рыдая. Было видно, что силы покидают его. Он опустил голову и замер в изнеможении.Тонкая кожа на руках и ногах лопнула, и рубиновые капли усеивали пол.Эмир ничего не замечал, или не обращал внимания на то, что его пленник истекает кровью. Судя по искажённому лицу и гневно сверкающим глазам, он был в бешенстве. Юный строптивец, связанный, беспомощный, обессилевший, но непобеждённый, вызывал в нём злость и раздражение. Малик налил в кубок вина и залпом осушил его. Потом разделся донага, и я в страхе зажмурился, - такого огромного достоинства, много лет занимаясь врачеванием, я ещё не видел. Эмир тем временем встал между широко разведённых ног Даниеля и провёл пальцами вдоль позвоночника от шеи до ложбинки между ягодиц. Тот содрогнулся, словно по нему проползла змея, но не вымолвил ни слова. -Не нравится, да? - хрипло сказал Малик.- Это только начало. Я заставлю тебя выть и умолять о пощаде, маленький засранец. Я вобью в твою дырку все оскорбления, которые ты нанёс мне. Ты будешь извиваться и скулить подо мной, а я буду долбить твою задницу, пока из неё не полезет дерьмо. Эмир смочил палец в вине и с силой вогнал его в анус мальчика. -Сейчас у тебя будет естественная смазка, а то твоя дырочка такая крохотная, что, боюсь, я испытаю неприятные ощущения, запихивая в тебя своего дружка.Даниель забился, изогнувшись всем телом и из груди вырвался протяжный стон, перешедший в крик, полный отчаяния и боли. Алая кровь залила руку эмира и тонкой струйкой потекла на пол.Я заметался по галерее, от окна к двери в тщетной попытке проникнуть в комнату. Я бил кулаками в дверь, пытался выломать решётку, я кричал и умолял, но всё было бесполезно. Озверевший мерзавец ничего, казалось, не слышал, поглощённый своим подлым делом. С перекошенным от нетерпеливого желания лицом, он приставил своё орудие к окровавленному анусу Даниеля, мощным толчкам проник в него, и стал яростно вбиваться в нежное, невинное тело, всё глубже и беспощадней. -Как горячо! Как узко! - хрипел он, вцепившись в ягодицы мальчика и раздвигая их с такой силой, будто хотел разорвать пополам. - Кричи, мой красавец! Кричи громче! Твои вопли для меня слаще музыки, слаще твоих песен, слаще вина. Они ласкают мой слух и возбуждают меня.Но Даниель, казалось, уже ничего не слышал, погружённый в омут раздирающей боли. Извиваясь и дрожа, он кричал надрывно и пронзительно, а в его совсем ещё мальчишеском голосе было столько невыносимой тоски и отчаяния, что моё сердце на мгновение остановилось и я рухнул на пол, провалившись в черноту. Сколько я пробыл в беспамятстве, не знаю. Придя в себя и с трудом поднявшись, я снова заглянул в окно, в надежде, что всё закончилось, поскольку криков не было слышно. Но то, что я увидел, чуть не заставило меня снова лишиться чувств.Даниель лежал на спине, бессильно раскинув руки, всё ещё затянутые петлями. Ноги согнуты в коленях и широко разведены. Грудь, живот, бёдра покрыты укусами, из которых сочилась кровь. Кровь была повсюду, - на столе, на полу, на теле и лице эмира, окончательно потерявшего человеческий облик. Он скалился, упиваясь своей властью, видом искалеченного, изнасилованного, растерзанного, но всё же прекрасного, даже в этой изломанности, ангела. Голова мальчика была запрокинута, глаза широко открыты, а взгляд, неподвижный и отрешённый, был устремлён, казалось, в небытие. С первого взгляда можно было подумать, что он мёртв. Но нет, слава Аллаху! Его грудь слегка вздымалась, а сквозь стиснутые зубы с трудом вырывалось хриплое дыхание. Мой маленький, мой нежный и гордый цветок! Моё сердце рыдало от жалости и беспомощности. Кто же всё- таки те негодяи, посмевшие бросить это совершенство, это небесное создание на потеху жестокому, кровавому монстру!? Узнаю ли я об этом когда-нибудь? Было видно, что Малик пьян, но от этого ещё более агрессивен и опасен. Шатаясь, он подошёл к кровати и вытащил из ларца, стоявшего в изголовье, какой-то предмет. Когда я увидел, что это, то просто оцепенел. Это был колпачок из тонкой кожи, по всей длине которого были нашиты полоски из плотной ткани, а к ним крепились шарики, выточенные из драгоценных камней. Это ужасающее орудие пыток эмир надел на свой орган, зафиксировав ремешками. -Посмотри, Дани, на это произведение искусства, созданное для самых изощрённых наслаждений, - тихо сказал он, подходя к мальчику и тыкая ему в лицо концом колпачка, на котором сверкал большой, ограненный бриллиант.- Но для тебя, мой неистовый красавец, это будет средством наказания. О, у меня есть ещё много игрушек и сегодня я использую их для твоего укрощения. Очень хочется узнать, надолго ли у тебя хватит спеси, когда я раздеру твой зад по самые яйца. Жаль, что кричать ты уже не можешь, голосок сорвал, зато плакать и скулить ещё в состоянии. Даниель с трудом приподнял голову и на его бледном лице отразилась гримаса такого брезгливого отвращения, а глаза полыхнули такой ненавистью и презрением, что Малик отшатнулся. -Ты совсем страха не знаешь, глупый мальчишка!?- заорал он.- Никто не смеет смотреть на меня так нагло, глаза в глаза. У тебя что, девять жизней, как у кошки? Или ты совсем не дорожишь своей, единственной? Ты не вынесешь пыток, которые я приготовил. Моли о пощаде, и, может быть, я оставлю тебя в живых. -Кто-то сказал: ?Никогда не проси у врага пощады, а то он почувствует себя победителем и возгордится. А так он останется просто подлым убийцей.?Даниель холодно посмотрел на эмира и отвернулся к окну. Мне показалось, что наши взгляды встретились, - на губах мальчика промелькнула горькая улыбка, а измученные глаза наполнились слезами. Прозрачная, как хрусталь, капелька засверкала на длинных ресницах, но не удержалась и покатилась по щеке, остановившись в уголке губ. Даниель слизнул её, по-детски трогательно и невинно. И вдруг его тело выгнулось и задрожало, а рот приоткрылся в безмолвном крике. Это разъярённый эмир, схватив мальчика под ягодицы, мощным рывком вонзился в его тело и задвигался быстро и резко, не спуская налитых кровью глаз с искажённого мучительной болью лица Даниеля. Я хотел отвернуться, чтобы не видеть этого кошмара, но жуткая картина приковала мой взор. Мне оставалось только беспомощно царапать решётку, и молиться, чтобы всё это скорей закончилось. Но Малик неутомимо вбивался в растерзанную плоть мальчика, грубо проникая в самые глубины тела. -Сейчас я выдеру тебя так, что твоя задница превратится в кровавые ошмётки, - рычал мужчина, хрипло дыша от возбуждения.- А потом сделаю из тебя девочку. Может быть тогда ты поумеришь свой пыл и станешь ласковым и послушным.Эти слова окончательно добили меня, но и в то же время прибавили сил. Я стал биться об решётку всем телом, не обращая внимания на боль, пронзившую меня с ног до головы. Нет, нет! Только не теперь, только не потерять сознание. Я должен помочь своему мальчику! Проклятое сердце, не подведи меня в такую минуту!Дай мне шанс вырвать несчастного ребёнка из лап этого чудовища! Я не сразу понял, что решётка поддалась моему напору, пока не услышал громкий треск. Вместе с обломками, я ввалился в комнату и растянулся на полу. Но мой взгляд успел заметить руку эмира, в которой он сжимал кинжал. Другой рукой он держал яички Даниеля, грубо дёргая и теребя их пальцами. Мой мальчик, с искажённым от ужаса лицом, бессильно дёргался в своих путах, тихо и жалобно поскуливая. Его огромные глаза были черны, как бездна, и как бездна, страшны и бездонны. Я лихорадочно оглядывался по сторонам, и мой взгляд упал на кувшин, валявшийся недалеко от стола. Метнувшись к этому единственному предмету, которым можно воспользоваться, я схватил его, и, в тот момент, как эмир занёс руку для рокового удара, со всей силы шарахнул его по башке. Малик, не ожидавший нападения, удивлённо посмотрел на меня и хотел что-то сказать, но я размахнулся и приложил его ещё раз, а потом ещё и ещё, пока он не хрюкнул и не стал заваливаться лицом между ног мальчика. Даниель, моментально среагировав, резко сдвинул бёдра и со всей силой, которая у него ещё оставалась, двинул эмира коленями в лоб. Раздался глухой звук удара, голова Малика дёрнулась, он рухнул на пол и замер. Кувшин выскользнул из моих ослабевших пальцев и с тихим звоном подкатился к голове эмира. Я тупо смотрел на дело рук своих и на меня снова стала накатывать темнота. В ушах зазвенело…Нет! Это не звон! Это тихий, переливчатый, как колокольчик, такой родной, такой до слёз знакомый, смех. Я поднял голову. Даниель, окровавленный, растерзанный, изнасилованный, смеялся, сверкая жемчужными зубами, а в глазах мерцали золотые искры радости и облегчения. -Гаяс, вы великолепны! - восхищённо залепетал он, продолжая хихикать. - Вы спасли моё мужское достоинство! Вы так лихо отделали этого урода! Гаяс, да вы настоящий воин! Зачем вам мечи и кинжалы. Кувшин – орудие возмездия! Я сражён вашей отвагой! Благодарю вас от всей души! Ах, беспечная юность! Даже в самых трагических моментах умудряется найти что-то смешное. Я не выдержал и заулыбался, а через мгновение мы уже хохотали, как сумасшедшие, глядя друг на друга и выплёскивая весь накопившийся ужас этой страшной ночи. За окном, сонно и лениво, защебетали ранние птички. Первые, робкие лучи солнца проникли в комнату, и я захлебнулся собственным смехом, увидев ужасающие следы, оставленные жестокой оргией обезумевшего садиста. При дневном свете всё выглядело ещё более страшней и омерзительнее. Мне было невыносимо смотреть на израненное, окровавленное тело своего мальчика, и я мысленно ругал себя, что поддался заразительному веселью юного сорванца, вместо того, чтобы срочно оказать ему помощь. Как врач, я знал, что это защитная реакция организма на пережитый кошмар, иначе мой ангел мог впасть в состояние полной невменяемости. Сколько же внутренних сил скрывается в этом хрупком создании! Здоровый мужик не смог обуздать, сломить, растоптать его гордый, мятежный дух. Да, он кричал от боли, был напуган, унижен, но эмир так и не услышал от него ни единого слова жалоб или мольбы о пощаде. Потрясающее мужество!Поглощённый этими мыслями, я в то же время пытался освободить Даниеля от верёвок, которые глубоко врезались в кожу, разодрав её чуть не до костей. Но изуверские петли были так туго затянуты во время отчаянного сопротивления, что не поддавались моим усилиям. Тогда я вспомнил про кинжал. Осмотревшись, я увидел, что он лежит под столом. Клинок был тонким и очень острым, поэтому мне удалось быстро срезать петли с рук и ног мальчика Он молча терпел, лишь иногда судорожно вздыхая и скрипя зубами. Когда Даниель был освобождён, он попытался подняться, но тут же с глухим стоном упал обратно на стол, побелев, как полотно. На лбу выступили капельки пота. Прикусив нижнюю губу, он беспомощно посмотрел на меня. -Ну, куда же ты торопишься, глупый. - укоризненно сказал я.- Ты всю ночь был связан. Руки и ноги у тебя затекли. Ты весь изранен, потерял много крови. Потерпи немного и лежи спокойно, а я сейчас...Заметавшись по комнате в поисках какой-нибудь одежды, я наткнулся на чёрное покрывало, в котором был Даниель, когда его привели к эмиру на смотрины.Аккуратно завернув мальчика, я поднял его на руки и прижал к груди, как самую величайшую драгоценность, когда-либо существовавшую на земле. Прихватив кинжал и сунув его за пояс, я быстро пошёл по галерее к своей комнате, соблюдая предельную осторожность и стараясь не причинять лишней боли малышу. Даниель доверчиво положил голову мне на плечо и тихо вздохнул. -Гаяс, ваши волосы стали совсем белыми. -Это ничего, маленький! Главное, что ты жив. -Гаяс, а что теперь с нами будет? -Только Аллах знает, мой хороший, только Аллах! Часть 6.Я свободен! Войдя в свою комнату, я положил Даниеля на низкий, мягкий диван, а сам кинулся закрывать двери, старательно отгоняя панические мысли о неминуемой расплате за содеянное. Руки у меня тряслись, а ноги подгибались от страха. Я знал, что кара будет жестокой, и от этого внутри у меня всё холодело. -Гаяс! - тихо позвал Даниель. - Вам страшно? Подойдя к дивану и опустившись на колени, я взял горячую руку мальчика и поцеловал маленькую ладошку. -Мне очень страшно, сынок. Мы остались вдвоём против эмира и его псов. Нам никто не поможет. Но сейчас не будем об этом говорить. У нас в запасе есть время примерно до вечера. Пока Малик очухается, пока протрезвеет, потом поспит…да, думаю до вечера он не придёт. Куда ему торопиться! Он прекрасно знает, что мы никуда не денемся. Значит, у нас в запасе есть немного времени, и нам надо подумать, что сделать, чтобы избежать наказания. Хотя от страха в моей голове не осталось ни одной светлой мысли. Даниель серьёзно посмотрел на меня и тяжело вздохнул. -А я не боюсь. Всё самое страшное со мной уже случилось. Я чувствую себя куском дерьма, грязным и вонючим. Лучше бы мне умереть! Он устало закрыл глаза, и из-под длинных ресниц покатились слёзы, крупные и сверкающие в солнечных лучах, словно алмазы. -Ну, что ты такое говоришь, маленький мой! - воскликнул я, прижимая его голову к своей груди. - Тебя ничем невозможно замарать. Ты светлый и чистый, как родник. Ты гордый и отважный, как леопард. Ты смело бился за свою честь. Тебе нечего стыдиться! -Гаяс, в этом и весь ужас случившегося со мной. Я чувствую, что не был рождён рабом, что не должен был стать подстилкой для грязных утех потного мужика.Я уверен, что у меня была другая жизнь, но ничего о ней не помню. Гаяс, друг мой, вы можете мне объяснить, как я попал в это дерьмо?! Возможно, это моё больное воображение, но мне кажется, что вы меня знаете. У меня всё внутри похолодело. Я отвёл взгляд от светящихся надеждой глаз мальчика. Что ему ответить? Рассказать правду, и этим причинить ещё больше страданий? Гордый воин пустыни никогда не смирится со своим унизительным положением. Необузданный, неистовый красавец, узнав, кто он, без тени сомнения пойдёт на смерть, чтобы в ней обрести свободу. Но я этого не хотел! Мне страшно было даже представить, что из этого прекрасного тела уйдёт жизнь, что эти чудесные глаза потухнут, что этих нежных губ никогда не коснётся трепетная, ласковая улыбка. Нет, нет и ещё много раз нет! Я не могу этого допустить. И пусть я рассуждаю, как эгоистичный собственник, но я не позволю ему уйти от меня. В моей душе тлела слабая надежда на то, что эмир опомнится и не будет причинять малышу таких страданий. Возможно, всё как-нибудь образуется.Посмотрев на Даниеля, я раскрыл было рот, чтобы вылить на него самое наглое враньё, но малыш уже не мог услышать меня. Он весь горел, хрупкое тело сотрясала дрожь, глаза лихорадочно блестели. То, чего я в тайне опасался, произошло, - у мальчика началась нервная горячка, опасное последствие болевого шока. Он забился в моих руках и закричал, громко и пронзительно. -Это я во всём виноват, только я! Из-за меня вы стали весь седой, из-за меня вас ждёт неминуемая жестокая кара. Ну, зачем, зачем я стал драться с этим человеком. Пусть бы он просто отодрал меня, пусть бы я сдох под ним, но зато с вами ничего бы не случилось…О! Я знаю, что делать, Гаяс! - малыш вцепился тонкими пальчиками в мою одежду, и с отчаянием посмотрел на меня.- Я пойду к нему, я буду молить о пощаде. Он же хотел, чтобы я был послушным. Я стану таким, как он хочет, милым, ласковым и безотказным. Главное, чтобы вы не пострадали. Гаяс, Гаяс, мне невыносима даже мысль о том, что с вами может случится из-за моего глупого упрямства. Даниель стал вырываться, пытаясь встать. Горячечный бред придавал ему силы, и мне стоило неимоверного труда удерживать его. Он извивался и хрипел, в безумном порыве вцепившись пальцами в свою роскошную шевелюру, будто хотел выдрать волосы с корнем. Тогда мне пришлось применить один метод, которым я пользовался в самом крайнем случае. Но другого выхода не было. От сильного жара и бреда в мозге мальчика мог начаться необратимый процесс, - разрыв сосудов. Его надо было хоть ненадолго успокоить, поэтому я, собрав последние силы, навалился на него и слегка нажал на сонную артерию. Малыш пару раз дёрнулся и затих. Не теряя времени, я достал из сумки целебное снадобье и влил ему в рот сразу половину склянки. Это питьё должно остудить кипящую кровь и снизить жар. Прижавшись ухом к груди Даниеля, я с удовлетворением слушал, как его сердечко, до этого бившееся в бешенном ритме, постепенно успокаивается. В изнеможении откинувшись на спинку дивана и стерев рукавом, выступивший на лице пот, я сделал большой глоток той же настойки. Моему сердцу тоже требовалась поддержка, потому что мне предстояло заняться лечением мальчика. Почувствовав, что силы возвращаются ко мне, я встал и подошёл к красивому, резному шкафчику чёрного дерева. Достав большую простынь из тонкого полотна, я разорвал её на несколько лоскутов и смочил один из них под тугой струёй воды, бьющей из мраморной львиной головы, закреплённой в стене. Вода с тихим журчанием падала в маленький бассейн, в форме морской раковины. Мне нравилось нежится в этом прелестном водоёме в самые жаркие дневные часы. Конечно, надо было бы Даниеля отмыть в бассейне, но я опасался, что приступ повторится и мальчик наглотается воды, а то и вовсе захлебнётся, а сил, чтобы удержать его, у меня почти не осталось. Сказывались и перенесённое напряжение, и бессонная ночь, и тянущая боль в сердце, которая никак не отпускала. Как говорит народная мудрость: ?Сапожник босой, а лекарь больной.? Отбросив все лишние мысли, я сосредоточился на Даниеле. Через какое- то время у моих ног валялась куча окровавленных тряпок, а я сыпал все самые страшные проклятия на голову эмира, - мальчик словно побывал в лапах дикого зверя. Всё тело было покрыто синяками, глубокими рваными царапинами и укусами. Особенно ужасно выглядела попка Даниеля. Нет сил описывать тот кошмар, который предстал моему взору! Ненависть окатила меня огненной волной и тугой спиралью боли скрутилась в мозгу, тысячью иголок впившись в виски. Я в отчаянии схватился за голову и завыл от горя, как раненное животное. Мальчик был чудовищно и безнадёжно искалечен. Всё, что было в моих силах, это хоть немного облегчить его страдания, давая ему сонный отвар… О, Аллах! О чём я рассуждаю! Возможно, уже сегодня меня не будет в живых. Эмир скор на расправу. В лучшем случае он снесёт мне голову с плеч. О худшем я боялся даже думать. Тут мой взгляд упал на великолепный кинжал, который я прихватил из спальни Малика. Смертоносное оружие лежало на столе, поблёскивая в солнечных лучах острым, как змеиное жало, клинком. Вот оно, спасение! Ведь, как говорится, ожидание смерти, хуже самой смерти. Один удар в сердце, а потом благословенное небытие. Я посмотрел на Даниеля и задумался. А может, ему и правда тоже лучше умереть? Может, мне разом прекратить мучения моего ангела? Нет гарантии, что эмир оставит его в покое. Будет терзать снова и снова, пока окончательно не загубит. А меня не будет рядом. Значит, решено! Мы уйдём вместе! Схватив кинжал дрожащей рукой, я подошёл к Даниелю, перевернул на живот и откинул его роскошные волосы, обнажив точёную, смуглую шейку. Проведя пальцами по гладкой коже, я нащупал маленькую впадинку у основания черепа. Если точно вонзить лезвие в это место, малыш мгновенно умрёт, не успев ничего почувствовать. Я уже занёс оружие, чтобы нанести смертельный удар, мысленно представляя смазливую физиономию эмира, полную злобного разочарования, но вдруг меня словно облили ледяной водой. Пелена страха рассеялась, а в голове прояснилось. Я выронил кинжал и закрыл лицо руками. Что я удумал, старый идиот! Какое право я имею распоряжаться чужой судьбой, решившись подло и трусливо убить беззащитного сейчас ребёнка. Даниель неукротимый боец, а я хотел лишить его, пусть и последнего, шанса на сопротивление, заколов, как жертвенного ягнёнка. Да, он изранен, обессилен, но не сломлен. И мне надо сделать всё возможное, а, может быть, и невозможное, чтобы излечить его. Ведь моё предназначение дарить жизнь! Воодушевлённый этими мыслями, я стал лихорадочно рыться в своей заветной сумке. То, что я намеревался испробовать на Даниеле, мне пришлось сделать только однажды, много лет назад, когда путешествовал по Индии. Эта удивительная страна, поражавшая воображение своим резким контрастом между варварской роскошью, в которой жили богачи и ужасающей нищетой простого народа, так и осталась для меня загадкой, хоть я и прожил там почти четыре года. Строгое разделение на касты, великое множество богов, священные животные, которым поклоняются, просто выносило мне мозги. Странные, а иногда и страшные обычаи, например, когда вдова умершего мужа должна добровольно взойти на погребальный костёр, чтобы отправиться вслед за ним в страну вечного блаженства, пугали меня до невозможности. К чему я это пишу? Ах, ну да! Женщины! Женщины там (за очень редким исключением),- самые угнетаемые и бесправные существа, даже если она жена богача и увешена драгоценностями с головы до ног. С одной из этих несчастных и свела меня судьба. Она была женой магараджи, влиятельного и очень богатого правителя обширной территории, расположенной на севере Индии. Климат там был чудесный. Земля утопала в буйной растительности цветущих деревьев и кустарников, а вдали сверкали белоснежные вершины гор. Прозрачный воздух, благоухающий ароматом цветов, наполнял лёгкие чистотой и свежестью. Я прибыл туда по совету знакомого индийского лекаря для изучения и сбора целебных трав и кореньев. Я и мой проводник остановились в предгорной деревушке, где меня и отыскали воины махараджи. Удивительно, с какой скоростью распространяются слухи, но правителю уже доложили, что знаменитый чужеземный целитель гостит в его провинции. Во время скитаний по Индии, я изучил несколько наречий, и, хотя говорил не очень хорошо, но прекрасно всё понимал. Один из воинов объяснил, что их господин приглашает меня в свой дворец, чтобы помочь его жене родить. Тяжело вздохнув, без долгих сборов, я отправился в путь, оставив проводника охранять вещи. Народец в деревне был вороватый. Мне очень не хотелось ехать, - не люблю я принимать роды,- пронзительные крики, обезумевшие от боли глаза, пот и кровь заставляли моё сердце сжиматься от сострадания. Эти чувства не притупились во мне, несмотря на многолетнюю практику. Через два часа мы были на месте. Нас встретил пожилой мужчина, важный и надменный. Он окатил меня холодным, полным злобы, взглядом, а я ответил широкой, во все тридцать два зуба, улыбкой. Было ясно, что это дворцовый лекарь, и он совсем не рад мне. Будто в подтверждение моих мыслей, он ворчливо сказал, что не видит смысла в моём присутствии, потому что уже принято решение разрезать живот махарани, чтобы извлечь ребёнка. Властителю нужен наследник, а жизнь женщины, которая не может родить, не имеет никакого значения. Он говорил эти ужасные слова так спокойно и равнодушно, что у меня зачесались руки от желания двинуть его по башке. Мы вошли в покои роженицы, и я застыл на пороге, возмущённый до глубины души зрелищем, представшим перед моими глазами. В комнате была куча народу. Вокруг широкого ложа сидели женщины в белых сари и что-то выли противными, визгливыми голосами, делая вид, что рвут на себе волосы. Плакальщицы. Уже провожают в последний путь ещё живого человека. Поодаль стояли стражники с обнажёнными мечами. Это они должны искромсать тело несчастной?В изголовье постели расположился мужчина лет пятидесяти, в роскошных одеждах. Сам махараджа, понял я. Он недовольно хмурился, с осуждением глядя на жену. А жена- то! О, Аллах, помоги мне! Девчушка, лет двенадцати! С худенькими ручками и ножками, и огромным животом, она была похожа на паучка. И вот это нежное создание лежало, абсолютно голое, перед толпой равнодушных людей, безропотно ожидая своей участи. Я подошёл к правителю, и, поклонившись, попросил, чтобы он удалил из комнаты всех, кроме его лекаря. Махараджи сделал властный жест рукой. Орущие тётки тут же заткнулись, стражники убрали мечи в ножны. Когда помещение опустело, я занялся осмотром девочки. Приложив слуховую трубку к её животу, я убедился, что ребёнок ещё жив. Но кое-что меня сильно встревожило, - прослушивалось слабое биение ещё одного сердечка. Неужели двойня!? Это открытие сильно поубавило мою самоуверенность. Такая малышка ни за что не родит двух детей. У неё не хватит сил, тем более, что воды давно отошли. Те, кто читает мою исповедь, помнят, что у меня есть дурная привычка- рассуждать вслух. Поэтому, когда я ввёл два пальца в средоточие женственности махарани и понял, что она не готова к родам, а время катастрофически мало для спасения матери и детей, то громко ляпнул: ?Надо резать!? Противный старикашка запрыгал вокруг постели, довольно потирая руки. ?Я же вам говорил, светлейший, что другого выхода нет. Зачем надо было приглашать чужеземца? Только для того, чтобы он подтвердил мои слова? Вы очень обидели меня недоверием!? - верещал он, пытаясь скорчить печальную физиономию. Я заметил, что в глазах махараджи промелькнуло разочарование.?А вы не сказали своему повелителю, что у его жены двойня?? - вставил я ехидную шпильку, с удовольствием наблюдая, как все краски жизни исчезают с самодовольной рожи лекаря. Да, признаюсь, - когда задевают моё самолюбие, я могу быть очень вредным и злопамятным. Отвернувшись от старика, я обратился к махарадже: ?Вы позволите мне попытаться спасти не только ваших детей, но и жену?? Лицо мужчины, холодное и высокомерное, вдруг осветилось робкой надеждой. Он кивнул головой, и я, не теряя времени, занялся приготовлениями к весьма рискованной авантюре. Почему авантюре, спросите вы? Да потому, что я не был уверен в успехе, но надеялся на свои знания, опыт и везение. Я попросил лекаря, чтобы он распорядился принести тёплой воды, побольше чистого полотна и самый острый кинжал. Он скорчил недовольную физиономию, но перечить побоялся. Тем временем я дал махарани выпить успокоительную настойку, от которой она будет пребывать в полусне и почти ничего не почувствует. Когда принесли всё необходимое, я взял в руку кинжал, и пристроился между ног махарани, мысленно представляя, что должен делать. Страх и неуверенность ушли, осталось ясное осознание того, что у меня всё получится. Чётким движением лезвия я рассёк промежность и шейку матки. Одну руку введя в разрез, другой рукой я стал давить на живот девочки, и вот уже моих пальцев коснулось нечто живое и невероятно трепетное. Через секунду я держал в руках крохотный комочек новой жизни! ?Мальчик!? - провозгласил я, обрезая пуповину и передавая малыша в руки лекаря, и снова склонился над роженицей, таким же способом извлекая второго ребёнка. ?Девочка!? Ошалевший от радости, махараджа не спускал глаз с младенцев, которых мыл и пеленал старик-лекарь. А мне предстояло самое трудное, - зашивать разрезы. Это была поистине ювелирная работа! Но и с ней я справился. Приведя махарани в порядок, я дал ей выпить укрепляющее снадобье и в изнеможении опустился на пол у её ложа. Руки и ноги у меня дрожали, в голове было пусто, а в ушах стоял оглушительный звон. Очнулся я уже в другой комнате, на роскошной постели.Рядом сидел правитель, держа меня за руку. Увидев, что я открыл глаза, он с облегчением улыбнулся. ?Наконец- то вы пришли в себя, мой друг. Вы напугали нас! Хорошо, что мой лекарь не так безнадёжен, как я уже было подумал, когда он чуть не загубил мою семью. Ему удалось откачать вас. Вы совсем не обращаете внимание на своё здоровье. Оказывается, у вас проблемы с сердцем! А ещё старик сказал, что боль и страдания своих пациентов вы пропускаете через себя, поэтому ваше сердце и не выдерживает. Вы великий целитель, Гаяс, и должны беречь себя для людей. Я предлагаю вам погостить в моём дворце, отдохните, наберитесь сил. Наш чистый горный воздух благотворно влияет на человека. А теперь позвольте отблагодарить вас за спасение моих детей и жены.? И он надел мне на палёц кольцо с огромным бриллиантом, которое стоило целого состояния. ?Это за сына!?. На палец другой руки махараджа надел перстень с не менее большим рубином. ?Это за дочь!?. А на шею повесил золотое ожерелье, украшенное множеством изумрудов. ?Это за жену!?. Потом склонился и почтительно коснулся губами моего лба. ?Отдыхайте, друг мой! И, спасибо!?. Я прожил у махараджи почти полгода. Каждый день лазил по горам, собирая целебные травы, готовил эликсиры, мази и прочие лечебные снадобья, играл с его детьми, вспоминая маленького Даниеля и своих сыновей, чуть не женился на черноокой красавице, сестре махарани, поправил своё здоровье… Но это уже совсем другая история! А сейчас, вспомнив, как поистине блистательно (простите за нескромность) я спас жизнь трёх невинных созданий, рискнув проделать такую сложную операцию, моя решимость возросла. Я не мог позволить, чтобы мой мальчик умирал в мучениях, и, если есть хотя бы один шанс вернуть ему здоровье, то его надо использовать. А, как сказал эмир: ?Хуже, чем есть, уже не будет!?. Придвинув низкий, круглый столик поближе к окну, чтоб было больше света, и застелив его чистой тканью, я подошёл к спящему Даниелю. Малыш тяжело, прерывисто дышал, тихо постанывая и всхлипывая. Жар тела не спадал, сердечко опять билось, как птица в клетке, губы пересохли и потрескались, покрывшись кровавой коркой. Его чудесное лицо осунулось и побелело. Влажные локоны в беспорядке рассыпались по подушке, источая дивный аромат весенних трав. Жизнь медленно покидала его хрупкое тело. Значит надо торопиться, а не предаваться унынию. Всё в руках всевышнего, и я верил, что он не позволит умереть этому прекрасному созданию, которое рождено для того, чтобы любить и быть любимым. Дав мальчику выпить целебную настойку, я перенёс его на стол, уложив вниз лицом, так, чтобы мне был открыт доступ к его истерзанной попке. Ужасающая картина, открывшаяся мне, снова пронзила моё сердце болью. Промежность представляла собой сплошную кровавую рану. Прямая кишка была разодрана в клочья, и из неё всё ещё вытекали любовные соки эмира, окрашенные кровью. Сколько же раз этот ненасытный изверг насиловал моего ангела!? Я выпил своё сердечное снадобье, обвязал лоб куском ткани, чтобы пот не застилал глаза, и, встав на колени между широко разведённых ног Даниеля, вдел тончайшую, шёлковую нить в ушко иголки и принялся за дело. Сколько прошло времени, не знаю, но я упорно штопал и штопал малыша, иногда поднимаясь, чтобы напоить его целебным снадобьем, выпить своё сердечное лекарство, размять ноги и поменять налобную повязку, пропитанную потом. Уже почти заканчивая зашивать внутренности мальчика, я вдруг услышал шаги, доносившиеся с галереи. Из моей груди вырвался стон. Не успел! Не смог! Не спас!!! Но страха не было, только отчаяние и ненависть. Решётка окна разлетелась в щепки от одного удара, и в проёме показалась разгневанная физиономия эмира. -Так, так, так! - зарычал он. - Решил всё-таки воспользоваться объедками с моего праздничного стола, Гаяс? Да, картина была многозначительная, - я, стоя на коленях между раздвинутых ног мальчика, склонился над ним, чуть не упираясь носом в его попу. Истерический смех неожиданно вырвался из груди и, уронив иголку, я захохотал во всё горло, глядя на эмира. Он в недоумении приподнял брови, злобно сверкая глазами. -Лишь такой гнусный мерзавец, как ты, может додуматься до подобного! - еле выговорил я, задыхаясь от смеха. - Но, насколько мне помнится, ты обещал отдать мне то, что останется от малыша. Ты не сдержал свою клятву, - вдруг заорал я,- от него ничего не осталось! Этот дар небес, который попал в твои грязные лапы, умирает! И убил его ты! Мне уже не было страшно, только горе и невыносимая боль терзали меня. Ни один палач не придумает страшнее пытки, чем выгорающая от страдания душа.Эмир ударом ноги отшвырнул меня в сторону, и я растянулся на полу. Полная апатия овладела мной. Всё кончено! Что толку трепыхаться! Сейчас этот изверг опять будет насиловать мальчика, а я уже ничем не смогу помочь. -Гаяс! - сквозь звон в ушибленной голове, до меня донёсся голос эмира. - Гаяс, ты жив? Не вздумай сдохнуть. Тебя ещё ждёт заслуженная кара.Я упрямо молчал, - у меня не было ни сил, ни желания разговаривать с этим человеком. И тут сильные руки подняли моё безвольное тельце и встряхнули, как тряпичную куклу. -Я всё помню, Гаяс! - зашипел эмир мне на ухо. - Как ты бил меня по голове. Как этот щенок завершил то, на что у тебя не хватило силёнок. Я долго размышлял, какой казни тебя подвергнуть. Но мне жаль лишаться такого лекаря. И тогда в мою, разбитую тобой голову, пришла гениальная идея! Ты любишь мальчишку, и его мучения будут для тебя самой страшной карой. Ты будешь присутствовать во время моих забав с ним, потом лечить его, и так будет до тех пор, пока он мне не надоест. А сейчас продолжай своё занятие. Мой раб должен выжить, иначе я брошу его на съедение бродячим псам. Да! - ехидно добавил он. - Извини, что неправильно понял твою двусмысленную позу. Засмеявшись, эмир вышел, громко хлопнув дверью. Я замер в полном оцепенении. Так вот какое наказание придумал для нас этот изверг! Даниель будет корчится от боли и стыда, а я буду умирать от горя и жалости. Нет, нет! Должен ведь найтись какой-то выход из этой ситуации. Ладно! Я подумаю об этом позже, а сейчас надо спасать малыша. Солнце уже садилось, освещая комнату последними багровыми лучами, когда я закончил работу. С удовлетворением полюбовавшись на дело рук своих, я ещё раз тщательно обтёр тело мальчика, смазал раны заживляющим бальзамом, завернул в чистую простыню и уложил на свою широкую, мягкую постель. Напоив его целебной настойкой, я в изнеможении упал на диван и провалился в тяжёлый сон. Дни проходили в относительном спокойствии. Даниель выздоравливал. С горячкой мы справились, раны заживали, я даже разрешал ему вставать с постели и ходить по комнате. Вечерами мы играли в шахматы, вырезанные из слоновой кости (один из многочисленных подарков махараджи. Он и научил меня этой занимательной игре). Мы располагались на полу, среди шёлковых подушек. Даниель ложился на живот (я ещё не позволял ему сидеть, чтобы не разошлись швы), подпирал подбородок кулачком, и, по-детски болтая ногами, нахально обыгрывал меня. Он очень быстро понял все тонкости игры, и устраивал мне такие разгромные партии, что я не успевал опомниться. А плут потихоньку хихикал, глядя на меня невинными глазками. Шаловливое очарование юности возвращалось к нему. Завораживающими своей грацией жестами он небрежно отбрасывал волосы за спину, обольстительно обводил пальчиком контур губ, когда задумывался над очередным ходом, звонко смеялся, сверкая жемчугом зубов. А глаза! Его чудесные глаза сияли и переливались расплавленным золотом, будто солнце подарило им свои тёплые лучи. Я счастливо улыбался, наблюдая, как вновь расцветает мой Гиацинт. Да, нелегко сломить воина пустыни, закалённого суровой жизнью в огненных песках! Эмир словно забыл о нас. Приходили слуги, чтобы убраться в покоях, поменять цветы в напольных вазонах, перестелить бельё и принести еду. Они бесшумно сновали по комнате, изредка бросая любопытные и даже сочувствующие взгляды на Даниеля, и так же бесшумно удалялись, низко кланяясь. А меня терзали плохие предчувствия. Это затишье не к добру. Я чувствовал, что наше относительное спокойствие скоро закончиться, но ни одна мысль о том, как избежать страшного наказания, не приходила в мою несчастную голову. Однажды, рано утром, мы завтракали свежими лепёшками, сыром, фруктами и изысканными сладостями, запивая всё это родниковой водой. Даниель, как всегда, ел мало, как птичка, но от сладкого не мог отказаться, с аппетитом поглощая сваренные в меду орешки, которые ему особенно понравились. Прикрывая от наслаждения глаза, он умилительно облизывал липкие пальчики, забавно причмокивая. И тут меня осенило! Наблюдая за этим восхитительным созданием, буквально завораживающим своей неземной, ошеломляющей красотой, своим точёным, совершенным телом, этими непринуждёнными манерами, полными очаровательной, детской непосредственности, я понял, что надо делать. Понять-то я понял, но как приступить к осуществлению моего плана, не знал.Действовать надо осторожно и деликатно, так, чтобы своенравный мальчишка не взбрыкнул, как норовистый конь. -Гаяс! Вы как-то странно смотрите на меня, - сказал Даниель, закидывая в рот очередной орешек.- Что случилось? У меня прыщ на носу выскочил? -Нет, мой мальчик! С твоим носом всё в порядке, как и со всеми остальными частями тела. Это меня и пугает!Даниель поперхнулся и закашлялся, выплюнув орех.Мы молча смотрели друг на друга. Я видел, как гаснет солнечный свет в его глазах и темнеет лицо. -Этот человек скоро придёт за мной, верно? А вы, Гаяс? Что будет с вами? Если он сразу не убил вас, то, возможно, и не убьёт потом. Ведь вы сами рассказывали мне, что спасли его от смерти. Вы великий лекарь! А такими людьми не разбрасываются. Что касается меня, то моя жизнь всё равно кончена. Я буду бороться с ним до последнего вздоха, но ни за что добровольно не уступлю его грязным домогательствам! -С кем бороться, Даниель? С этой горой мускулов? Ты уже попытался, и чем это закончилось!? Ты только разозлил его своим сопротивлением. Он всё равно взял тебя, да ещё чуть не искалечил. -Я что-то не понимаю, Гаяс, к чему вы клоните? Может быть, вы предлагаете уступить ему? Со счастливой улыбкой идиота отклячить зад и позволить этому уроду драть меня во всех мыслимых и немыслимых позах? Да ещё стонать от неземного наслаждения, когда он будет запихивать в меня свои изуверские игрушки!? И орать во всю глотку: ?О, ещё, ещё! О, сильней! Глубже! Быстрей!?Даниель вскочил на ноги и заметался по комнате, как загнанный зверёк. -А ты становишься циничным, мой мальчик, - печально сказал я, покачав головой. -Учитель попался хороший! - рявкнул упрямый мальчишка и выбежал на галерею. Там он облюбовал подвесную беседку, такую же, как возле покоев эмира, только увитую алыми розами. Ему нравилось уединяться в ней, предаваясь своим мыслям, или тихонько петь что-нибудь нежное и печальное. Туда, видимо, он сейчас и устремился. Я остался один на один со своими тягостными мыслями. Первую партию я проиграл! Даниель не уступит эмиру добровольно. Это ясно! Надо придумать что-то иное. Что-то такое, что заставит его изменить своё мнение.Поверьте, мне была отвратительна роль сводника, но ещё более отвратительно было то, что задумал эмир. Ещё одного подобного надругательства ни Даниель, ни я просто не переживём. А из двух зол, как известно, выбирают меньшее. Да, я боюсь смерти! Но не задумываясь отдал бы жизнь за мальчика, если бы знал, что это изменит его участь. К сожалению, моя жертва будет напрасной! Мы оба попали в капкан жестокости и насилия, и у нас из него только два выхода: либо умереть в мучениях, либо попытаться обмануть судьбу. Вот только с какой ешё стороны подкатить к этому неуправляемому бунтарю? Я ломал голову, взвешивая всё за и против новых вариантов, но понимал, что Даниель никогда не согласится ни с одним из них. Принесли обед и что-то, завёрнутое в шёлковый платок. ?Для молодого раба? - сказал слуга, кладя свёрток на диван. Прекрасно! Значит, теперь я тоже раб, только старый! Быстро же эмир понизил меня в должности. Вот и делай после этого добро людям! Не в силах преодолеть своё любопытство, я заглянул в свёрток, но тут же отшатнулся, будто увидел скорпиона. Там была аккуратно сложенная одежда из очень дорогих тканей, кожаные сапожки, украшенные тончайшей вышивкой, драгоценные кольца и браслеты. Сверху всего этого великолепия сверкало ожерелье, выполненное из плоских, золотых звеньев, скреплённых между собой пластинами из белого металла, (скорей всего из платины, которая была большой редкостью и стоила баснословных денег), в каждую из которых были вставлены крупные изумруды. Но потрясающее по красоте ювелирное изделие не скрывало своего предназначения, - это был ошейник раба. Я предположил, что этими роскошными подарками эмир предлагает Даниелю смириться со своим положением и покориться судьбе, или даёт понять, что быть наложником правителя не так уж и плохо. А, может быть, сожалеет о том, что чуть не убил мальчика, и дорогими подарками хочет загладить свою вину. Но он совсем не знает Даниеля! Никакие сокровища мира не заставят его продать свою душу. Он может её только подарить! Мысли метались в моей голове, а я так и не придумал, что предпринять, чтобы спасти наши задницы, (что касается Даниеля, - то буквально в прямом смысле).Выйдя на галерею, посмотреть, где мальчик, я, естественно, застал его в беседке. Он задумчиво обрывал увядшие бутоны с кустов вьющихся роз, тихо напевая песню, полную такой безысходной тоски, что у меня сжалось сердце. Разум к счастью стремится, всё время твердит: ?Дорожи каждым мигом, пока не убит. Ибо ты- не трава, и, когда тебя скосят, То земля тебя заново не возродит! Все цветы для тебя в этом мире цветут. Но не верь ничему,- всё обманчиво тут. Поколения смертных придут и уйдут. Рви цветы,- и тебя в своё время сорвут! Не в силах сдержать своих чувств, я подошёл и обнял малыша за тонкую талию, прижав его хрупкое тело к груди. Он устало положил голову мне на плечо и заплакал, как ребёнок, горько и обречённо. -Гаяс, - залепетал он сквозь надрывные всхлипы, - Гаяс, вы единственный мой друг! А я позволил себе нагрубить вам. Простите, простите меня! Я вёл себя, как эгоистичный, капризный мальчишка. Меня волновала только моя судьба, а о вас я и не подумал. Сейчас я понял, что вы правы во всём. Я отстранил мальчика от себя и заглянул в его залитое слезами личико. -О чём ты, малыш? -Я слышал ваш разговор с эмиром, и знал, какое наказание он придумал для нас обоих. Но не придал этому большого значения. Подумал, что это его очередная изуверская шутка. Вы же столько для него сделали! Должно же быть у человека элементарное чувство благодарности! Но только сейчас я понял, в какой безвыходной ситуации мы оба оказались. У эмира нет ни чести, ни совести. Он играет с нами, заставляя сходить с ума от страха. Если б речь шла только обо мне, я ни за что не уступил бы этому человеку. Но он хитроумно и жестоко связал нас воедино, - и пока я буду корчиться от боли телесной, вы будете умирать от душевных страданий. И я не знаю, что страшней! -Даниель, ты принял какое-то решение? -Да! Я постараюсь смириться с неизбежностью. Другого выхода, наверное, не существует. Я не позволю ему убить вас!Я снова обнял его и крепко прижал к себе. Мой маленький, благородный ангел!Не представляю, чего ему стоило пойти на этот шаг, но он сделал это ради меня!С другой стороны, я вздохнул с облегчением. Слава небесам! Всё разрешилось, само собой. Теперь не надо приставать к мальчику с грязными намёками, чтобы бросить его в постель эмира. Малыш всё решил за нас обоих! -И ты прости меня, мой хороший! Прости за мою слабость, за то, что я толкнул тебя на это, прости за всё! А сейчас пойдём в комнату. Нам надо ещё многое обсудить. Даниель равнодушно прошёл мимо подноса с едой, брезгливо посмотрел на дорогие подарки и подошёл к бассейну, на ходу скидывая одежду. Погрузившись с головой в воду, он игриво выпустил изо рта несколько пузырей, и вынырнул, откидывая мокрую гриву волос на бортик. Я сел в кресло напротив него. -Поговорим? - тихо спросил я.Даниель кивнул, пытаясь улыбнуться слегка дрожащими губами. Было видно, что ему не по себе, - принять решение, ещё не значит смириться с ним. -Не грусти, мой дорогой мальчик, - тихо начал я.- В сложившейся ситуации ты поступаешь правильно. Не надо дёргать за усы спящего тигра! Эмир пошёл на мировую, по крайней мере, мне так показалось. Иначе, зачем дарить такие роскошные подарки человеку, который не сможет ими воспользоваться? Похоже, он серьёзно тобой заинтересовался. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.Ты, так ослепительно красив, что от тебя невозможно отвести взгляд. Но, помимо красоты, ты обладаешь невероятным обаянием и притягательной прелестью юной, чистой души. Если поведёшь себя правильно, то эмир очень скоро будет околдован тобой. -Я не умею соблазнять мужиков, если вы это имеете ввиду, говоря о правильном поведении, - недовольно проворчал Даниель, вылезая из бассейна и кутаясь в простыню. -А тебе и не надо, - засмеялся я, усаживая мальчика на диван. - Веди себя естественно и непринуждённо. В твоих манерах столько природного очарования, что никакие особые усилия тебе не понадобятся. Главное, не зли его. Ты сам убедился, как жесток он может быть, когда от гнева теряет разум. Запомни, мой дорогой: у него власть силы, у тебя же- власть красоты. И ещё неизвестно, что победит! Сделай так, чтобы эмир без памяти влюбился в тебя. Так ты отплатишь ему за то, что он с тобой сотворил. -С этим всё понятно, Гаяс. - задумчиво произнёс Даниель, потом стыдливо посмотрел на меня и низко опустил голову. - Но рано или поздно, эмир заявит свои права на моё тело. И никакие исключительные качества моей души не помешают ему завалить меня. Как мне вести себя в этой ситуации?Этот щекотливый вопрос поставил меня в тупик. Я не был настолько осведомлён об однополых отношениях, только слышал, что они бывают весьма приятными. Но никакого дельного совета дать не мог. -Э-э-э, положись на своё внутреннее чутьё, малыш. Для начала, немного побрыкайся для вида, разожги в нём огонь желания, но не перегибай палку. Эмир опытный любовник, и, если ты его не разозлишь, он может доставить тебе наслаждение. Поверь, мужчины умеют это делать, не хуже женщин. -К сожалению, Гаяс, мне не с чем сравнивать, - язвительно протянул маленький насмешник.- У меня и женщин-то ещё не было. Придётся поверить вам на слово.Я задохнулся от возмущения, а он сверкнул на меня озорным взглядом и громко захохотал, откинувшись на спинку дивана. Не выдержав, я тоже засмеялся. Вот же заноза! Не упустит момента, чтобы не вставить какую-нибудь шпильку. В это время распахнулась дверь, и на пороге замер личный слуга эмира.Поклонившись, он сообщил, что повелитель желает, чтобы мы присутствовали на ужине сегодня вечером. Веселье слетело с нас, как лепестки цветущего граната под порывом знойного ветра пустыни. Мы переглянулись и замерли. Ну почему то, чего ждёшь и боишься, всё равно приходит неожиданно! Через час мы подходили к покоям эмира. Даниель выглядел потрясающе. На нем были штанишки из серебристого шёлка, плотно облегающие бёдра. Тонкую талию подчёркивал шарф с бахромой из бисера. Расшитая замысловатыми узорами маленькая жилетка открывала гладкую, золотисто-смуглую грудь с розовыми бусинками сосков. Роскошные волосы блестящими прядями струились по спине и плечам. На затылке сверкала драгоценная заколка в виде рукоятки кинжала. (Это и был кинжал, который я умыкнул у эмира. Я вплёл его в волосы мальчика особым способом, которому меня обучила одна весьма симпатичная китаяночка. Оружие можно было выхватить одним движением руки, не повредив ни кожу головы, ни волосы. ?При необходимости, ты найдёшь ему применение, малыш. И не беспокойся обо мне.? Я сказал эти слова, пристально глядя ему в глаза, а он решительно сжал губы и, склонив голову, поцеловал мне руку.) Даниель неслышно ступал по мраморным плитам коридора лёгкой, полной кошачьей грации походкой, слегка покачивая бёдрами. Стражники, стоявшие в стенных нишах, провожали это чудесное видение восхищёнными взглядами, а один недотёпа выпустил из рук секиру, и она с грохотом упала на пол. Дверь в покои эмира распахнулась, и сам повелитель застыл па пороге, оглядывая мальчика с головы до ног. Потом резко отвернулся и исчез в глубине комнаты, но я успел заметить на его надменном лице выражение неподдельного потрясения и восторга. ?То ли ещё будет, светлейший! - злорадно подумал я.- Очень скоро ты станешь корчиться в муках от любви к этому неземному созданию. И это будет заслуженная кара за то, что ты так жестоко надругался над ним.? Мы вошли в покои, и эмир жестом указал на подушки, лежавшие на полу, поодаль от стола, за которым он сидел. Я опустился на одну из них, Даниель продолжал стоять в небрежно - расслабленной позе. Тягостная, как перед бурей, тишина сдавила мои виски, словно железным обручем, и я почувствовал, что тело покрывается холодным потом. Предчувствие того, что я ошибся в своих предположениях, не оставляло меня. Судя по жадному взгляду, которым эмир буквально облапил Даниеля, он по-прежнему видит в нём лишь очередную постельную игрушку и не более того. Его холодное и жестокое сердце не дрогнуло от сожаления и стыда за то, что он сделал с невинным мальчиком. Значит, прав был малыш, - у этого человека нет ни совести, ни чести. И, скорей всего, выход у нас остался один – смерть! -Гаяс, что ты так напрягся? - прервал затянувшееся молчание эмир. - Посмотри лучше на своего юного друга. Спокойно стоит, гордый и высокомерный, как падишах. Будто и не он, почти месяц назад, визжал и скулил подо мной, захлёбываясь горькими слезами. Ты не находишь, Гаяс, что для раба у него слишком независимый вид? Значит урок, который я ему преподал, не пошёл на пользу. Он даже моими подарками пренебрёг. Дани, почему ты не одел ничего из тех драгоценностей, которые я прислал тебе? Знаешь, в какую сумму они мне обошлись?! Даниель задумчиво почесал кончик носа, сдвинул брови, возвёл глаза к потолку, изображая напряжённую мыслительную деятельность. Потом беспомощно посмотрел на эмира и пожал плечами. -Я не могу оценить вашу щедрость, поскольку не разбираюсь ни в камнях, ни в металлах. Но я знаю, что есть такие ценности, которые не сравнятся со всеми сокровищами мира. Один поэт сказал: ?Припасов путевых не взявший в дальний путь, и с чистым золотом останется в убытке. Голодным путникам варёной репы кус в песках нужней, чем все серебряные слитки?. Эмир нахмурился, глядя на Даниеля, а потом громко рассмеялся. -Опять дерзишь, маленький плут. Но, в какой-то степени, мне это даже нравится. Только не зарывайся. Всему есть границы дозволенного. Вспомни, как ты разозлил меня первый раз. Надеюсь, что теперь ты поостережёшься вызывать мой гнев и будешь вести себя соответственно твоему положению. Ну, а пока слуги принесут еду, не сыграть ли нам в шахматы. Мне доложили, что ты умеешь играть. Гаяс научил? Можешь не отвечать. Я и так знаю. Малик подошёл к стоявшему у окна небольшому столику, поверхность которого была выложена белыми и чёрными мраморными клетками в виде шахматной доски. На ней были расставлены золотые и серебряные фигурки, тончайшей работы. Это было поистине произведение искусства. Я не удержался и восторженно присвистнул. Эмир горделиво улыбнулся и посмотрел на Даниеля, который продолжал стоять на месте с невозмутимым видом. -Иди сюда, Дани, - нетерпеливо позвал повелитель. - Я желаю сыграть с тобой.Мальчик чуть замешкался, потом сделал несколько неуверенных шагов, но тут же взял себя в руки и медленно, слегка прихрамывая, подошёл к нам. О, Аллах! Малышу ещё тяжело долго стоять, и, если Малик не предложит ему сесть, он просто рухнет на пол. Я посмотрел на эмира, и заметил, что в его глазах промелькнула тень сожаления. А, может быть, мне просто показалось. -На что будем играть? - спросил Даниель. Уголки розовых губ чуть дрогнули в лёгкой улыбке. -А что ценного ты можешь мне предложить, кроме своей сладкой попки?Эмир захохотал, но тут же поперхнулся после нахальных слов мальчишки. -Ставки должны быть равноценные, - ехидно сказал Даниель. - Значит, моя задница против вашей. -Ты наглый, маленький засранец! Как ты смеешь предлагать мне такое?!Мальчик небрежно дёрнул плечом и отвернулся к окну. -Игра есть игра, и правил никто не отменял. - равнодушно сказал он. - Ну, хорошо, хорошо! Я согласен! Но, берегись! Сам напросился. Я разделаю тебя, как повар тыкву.Я, с замиранием сердца, наблюдал за их перепалкой, но не мог понять, шутят они, или всерьёз подначивают друг друга.Эмир опустился в удобное кресло, оббитое парчой. Даниель стоял напротив, тяжело опираясь рукой о столешницу, - с его стороны кресла не было. -Вот, гад! - скрипнув зубами, подумал я.Но тут же отвлёкся, - игра началась.Малик оказался сильным противником, но слишком самоуверенным. Он явно недооценивал возможности мальчика, поэтому не сразу понял, что тот неуклонно подводит его к проигрышу. А когда до него дошло, было уже поздно. -Ну, и что? - зарычал эмир, гневно сверкая глазами. -Ну, и всё! - промурлыкал Даниель. - Шах и Мат!И сделал в воздухе круговое вращение пальчиком. Я низко опустил голову, чтобы скрыть торжествующую улыбку, но Малик всё же заметил её и ударил кулаком по столу. -Тебе смешно, Гаяс, что я проиграл сопливому мальчишке, да?! -Нет, повелитель! - не удержался я от колкости. - Мне смешно, что сопливый мальчишка обыграл вас. Эмир медленно поднялся из-за стола и окинул нас грозным взглядом. -Хорошо смеётся тот, кто смеётся без последствий! - хрипло сказал он, и не успел я опомниться, как Даниель лежал на столе со спущенными до колен штанишками. -Малик! - в ужасе закричал я.- Не делайте этого! Вы убьёте малыша! Мне едва удалось спасти его после того раза. У него же там практически нет живого места. Ну, в конце концов, проигрывать надо с достоинством! -А выигрывать с умом, - рявкнул эмир. - Я сотру самодовольную улыбку с этой наглой, смазливой рожи. Пусть знает своё место, подлый раб! -Вы, вы самый отъявленный негодяй, когда-либо рождавшийся на земле! - как безумный, закричал я.- Вы… -Ещё одно слово, Гаяс, и я разорву мальчишку пополам.Слуги, вошедшие с подносами, уставленными едой, в ужасе замерли в дверях, наблюдая за этой отвратительной картиной, потом кое-как расставили блюда и поспешно ретировались. Даниель неподвижно лежал под эмиром, даже не пытаясь сопротивляться. Я понимал, что он жертвует своей гордостью и достоинством ради меня, и от этого на душе было ещё более муторно и горько.Малик тем временем, с тихим рычанием, покусывал попку Даниеля, оставляя на гладкой коже следы зубов. Потом раздвинул ягодицы мальчика, проник языком в многострадальную дырочку, и, постанывая от наслаждения, стал вылизывать её изнутри, противно хлюпая. -Ну, вот видишь, Гаяс, я подготовил малыша к своему вторжению, - сказал он, поднимая голову и облизываясь.- Сладенький, вкусненький мальчик! Поистине, божественное лакомство! И такой тихий, покорный и уступчивый, что мне не хочется причинять ему лишних страданий. С этими словами, гадко усмехнувшись, эмир приподнял Даниеля за бёдра и резким движением буквально нанизал его на свою набухшую плоть. Мальчик вцепился в край стола с такой силой, что тонкие пальцы побелели, а ногти стали синеть. Он изогнулся и задрожал всем телом в мучительной агонии боли. Эмир неистово вбивался в тело моего ангела, натужно сопя и всхлипывая от удовольствия. Я в изнеможении опустился на пол и прижал ладони к ушам, чтобы не слышать эти омерзительные звуки. Мне хотелось умереть прямо здесь и сейчас, но смерть не приходила за мной, и я мог только корчиться от бессилия и ужаса, всей душой призывая на голову эмира самое ужасное наказание за каждую хрустальную слезинку этого небесного создания, пришедшего на грешную землю, чтобы познать все муки ада.Толчки изверга стали резче и мощней, и, не выдержав этой пытки, Даниель отчаянно забился в его руках, без криков и стонов, от чего становилось ещё более невыносимо страшно. Когда всё закончилось, Малик, тяжело дыша и отдуваясь, вытащил своё окровавленное орудие из тела мальчика, и, довольно ухмыляясь, с силой шлёпнул его по попке. -Я же говорил, что разделаю тебя, как повар тыкву. А теперь вставай, чего ты разлёгся тут с голой жопой. Или ещё хочешь? Ну и аппетит у тебя, мой маленький развратник. Ладно, потерпи! Я немного отдохну, и мы с тобой ещё пошалим.Он засмеялся и пошёл приводить себя в порядок, а я, с трудом поднявшись на ноги, бросился к Даниелю, который делал слабые попытки натянуть на себя штанишки, но дрожащие руки беспомощно скользили по шёлку. -Сейчас, малыш, я помогу тебе, - шептал я, отрывая от своей чалмы кусок ткани и обтирая ягодицы и внутреннюю сторону бёдер мальчика, по которым стекали любовные соки эмира, окрашенные кровью. - О, небеса! Он опять это сделал! Как же ты был прав, мой дорогой. В нём нет ничего человеческого. А я-то, старый дурак, надеялся, что он не будет больше так мучить тебя. О, аллах!Даниель печально посмотрел на меня и сжал мою руку ледяными пальцами. -Успокойтесь, Гаяс! Ничего неожиданного не случилось. Ведь в глубине души мы оба знали, что эмир изнасилует меня. И будет насиловать снова и снова, пока я не умру под ним. Такова его сущность, - ему нравится причинять боль. -О чём вы шепчетесь? - насмешливо спросил Малик, входя в комнату и усаживаясь за стол, накрытый для ужина.- Наверное, прикидываете, чем бы на этот раз шарахнуть меня по голове. Но теперь я знаю, чего от вас можно ожидать, и врасплох вы меня не застанете. Ха-ха! Ну, ладно! Гаяс, не хотите ли разделить со мной этот превосходный ужин? А ты, мой красавец, не проголодался после нашей умопомрачительной скачки?Даниель не отреагировал на язвительные слова эмира, равнодушно глядя на него сквозь спутанные локоны. Я не сдвинулся с места, поддерживая мальчика за талию. Было видно, малыш едва держится на ногах, и я боялся, что он упадёт. Малик пожал плечами и принялся за еду, но, похоже, аппетит у него пропал. ?Что б ты подавился!?-злобно подумал я.Первым гнетущую тишину не выдержал повелитель. Раздражённо отодвинув тарелку, он недовольно посмотрел на нас. -Объявили мне тихую войну, голубки? Напрасно! Я – сила и власть! Мои желания – закон для всех! А что вы можете мне противопоставить? Вы – жалкие, слабые, беспомощные твари, жизнь которых зависит от моего каприза. Малик взял из глубокой керамической тарелки, наполненной фруктами, сочный персик, и надкусил его, но тут же отбросил в сторону и достал большую гроздь янтарного винограда, подняв её над головой и любуясь, как в лучах заходящего солнца переливаются жидким мёдом спелые ягоды. И вдруг произошло что-то невероятное! Даниель, словно очнувшись от сна, молниеносно выхватил из волос кинжал и, не целясь, метнул смертоносное оружие в эмира. Но промахнулся, попав в лозу. От силы удара гроздь выскользнула из пальцев мужчины и оказалась пришпиленной к высокой спинке кресла. Мгновение превратилось в вечность, так медленно и страшно я приходил в себя от потрясения. Малик замер, ужас плескался в его зрачках, отчего они казались почти чёрными, - ещё чуть-чуть, и отточенное лезвие попало бы ему в глаз, насквозь пробив череп. Даниель стоял, гордо и надменно вздёрнув подбородок, а на губах застыла презрительная усмешка. -К сожалению, в этом вы правы, - холодно сказал он.- Жизнь человека может зависеть от настроения мелочного и подлого негодяя, облечённого властью. Но перед лицом смерти мы все беспомощные твари, эмир. Она могла придти и к вам, наплевав на ваши капризы.Мальчик поднял руку, словно хотел что-то показать, но в эту минуту Малик опомнился и, взревев от бешенства, налетел на него, свалив на пол мощным ударом кулака в челюсть. Страх вылился в такую звериную ярость, что он начал с остервенением пинать ногами хрупкое тело. Даниель катался по полу, закрывая голову руками, но удары безжалостно настигали его.Я пытался оттащить эмира, вцепившись в его одежду, но он отшвырнул меня, словно тряпку, и я отлетел к столу, ударившись затылком о резную ножку. -Ты хотел убить меня, щенок! - рычал мужчина. - Да ты знаешь, что я теперь с тобой сделаю!? Смерть покажется тебе подарком судьбы! Когда раздался громкий хруст сломанной кости, я содрогнулся от ужаса и попытался встать, чтобы снова ринуться на помощь своему ангелу. И тут мой взгляд упал на спинку кресла, в которой торчал кинжал.Волосы у меня на голове зашевелились, а по спине покатился холодный пот.Вскочив на ноги, я бросился к эмиру. -Малыш не промахнулся! Он попал в цель! - закричал я так громко и пронзительно, что Малик на секунду застыл с занесённой для очередного удара ногой. Он повернул ко мне искажённое злобой лицо и с ненавистью окинул меня налитыми кровью глазами. -Что ты ещё придумал, жалкий лекаришка, чтобы спасти своего сучонка? -Идите и посмотрите сами, и, я надеюсь, что все ваши гнусные слова вернуться вам в глотку и вы ими подавитесь.Я подошёл к креслу. Эмир, немного помедлив, всё же последовал за мной, скептически хмыкнув. То, что он увидел, заставило его в страхе отпрянуть. Виноградную кисть обвивала маленькая змейка желтоватого окраса, почти незаметная среди янтарных ягод. Её продолговатая головка была пробита кинжалом, но хвост ещё слегка подёргивался. Из открытой пасти торчали острые, как иголки, зубы. -Ч - что это!?- прохрипел повелитель. -Это песчаная гадюка! Самая смертоносная тварь пустыни. Она кусает свою жертву несколько раз, пока не выпустит весь яд. Человек умирает за несколько минут в страшных мучениях. Малыш спас вам жизнь, и вот как вы его отблагодарили! Лучше бы он промахнулся!Я резко отвернулся и, подбежав к Даниелю, опустился на колени перед его распростёртым телом. Он лежал на спине, тяжело, с надрывом, дыша. - Сломаны рёбра, - забормотал я. Левая рука была вывернута под неестественным углом, а из запястья торчала кость. -Рука сломана в двух местах…предплечье…запястье…открытый перелом…Скорей всего отбиты почки…Я хотел приподнять голову мальчика, под которой расплывалось кровавое пятно, но вдруг наткнулся на пристальный взгляд огромных глаз, полных страдания.Даниель смотрел на меня, силясь что-то сказать. Я склонился над ним, и он хрипло прошептал: -Дайте мне умереть, прошу. Я не хочу так жить. Пощадите меня, Гаяс!Отшатнувшись от этих страшных в своей безысходности слов, от этих неземных, горящих твёрдой решимостью глаз, я закрыл лицо руками и в отчаянии завыл, тоскливо и протяжно, как бродячий пёс.Внезапно меня подхватили сильные руки и затрясли так, что мои зубы лязгнули. -Ты чего скулишь, старый, драный бурдюк! - зашипел мне в лицо Малик, сверкая безумными глазами.- Делай же что- нибудь! Мальчишка должен выжить! Иначе… -Иначе, что!? Запытаешь? Искалечишь?? Убьёшь??? - заорал я, с ненавистью глядя на него. - Чем ещё ты можешь напугать меня? Ты уже всё сделал, и мне больше нечего бояться. Ты зверь в человеческом обличье, жестокий и кровожадный. Твоего холодного сердца не коснулись свет, тепло и чистота, исходящие от этого невероятного создания, которое, по какому-то подлому капризу, подарила тебе судьба. Но я больше не позволю тебе глумиться над ним! Малыш хочет уйти из жизни, и я выполню его просьбу. А тебя покарают небеса за всё, что ты сотворил! Запомни мои слова, ослиная задница!!! Я вырвался и со всей силы пнул повелителя ногой в голень (одно из самых болезненных мест, уж поверьте мне). Малик взревел от боли и замахнулся, чтобы ударить меня, но я отскочил к столу и схватил первое, что попало мне под руку. Это оказался тяжёлый керамический кувшин. Уже ничего не соображая от ярости, я двумя руками поднял его с намерением метнуть в голову эмира. Но тут послышался тихий, чуть хрипловатый смешок, от которого мы оба замерли, а потом медленно повернулись к его источнику.Даниель сидел, прислонившись к колонне, и с восторженным изумлением смотрел на нас. -Вот это зрелище! - хихикая, сказал он. - Ну и веселье вы устроили мне напоследок! Гаяс, вы, как всегда, неподражаемы. Кувшин в ваших руках, поистине, грозное оружие. Уважаю, преклоняюсь и люблю вас, мой дорогой друг. Даниель здоровой рукой откинул со лба влажные локоны и пристально посмотрел на эмира. Разбитые губы дрогнули в злобной усмешке. -А ты, повелитель? - ехидно сказал он. - Опять в жопе! Кто же всё-таки тебя так не любит, а? Я думаю, что все. И смерть для тебя приготовили соответственно твоему гнусному нраву. Представляю, какую эпитафию высекли бы на твоём надгробии обалдевшие от радости подданные: ?Гадюка укусила гада. Все рады, - так ему и надо.? А кто-нибудь, самый счастливый, вместо точки навалил бы кучу дерьма. Ой, не могу! Умора! Сейчас описаюсь от смеха! Даниель захохотал, по-детски озорно и бесшабашно, не спуская с эмира пронзительного взгляда. Его глаза лихорадочно горели, и в них было столько горечи, ненависти и боли, что Малик пошатнулся, как от удара, и застонал сквозь стиснутые зубы. Вдруг тело мальчика забилось в конвульсиях, из горла вырвался хриплый, надсадный крик. Он повалился на бок, а я, выйдя из оцепенения, бросился к нему.Я прижал его к себе и баюкал, как ребёнка, едва сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Но слёзы всё равно текли по моим щекам, горячими каплями падая на прекрасное лицо моего умирающего ангела. -Гаяс, не надо плакать, - ласково пролепетал малыш. - Вы не представляете, как мне сейчас хорошо. Я вижу белые облака, пронизанные золотыми лучами солнца. Тело такое невесомое, что вот-вот взлетит и устремится ввысь, растворится в бескрайней синеве манящего, радостного небытия, где нет ни боли, ни страха, ни унижения. Гаяс, порадуйтесь за меня и отпустите. Никто не властен надо мной! Я свободен, словно ветер пустыни! Часть 7Гиацинт – цветок пустыни. Я держал тело Даниеля, с тупым отчаянием наблюдая, как жизнь медленно покидала его. Дыхание становилось всё тише, по лицу разливалась смертельная бледность, тонкие пальцы, сжимавшие мою руку, холодели. -Прощай, мой мальчик, - шептал я, нежно касаясь губами его влажного лба.- Ты пришёл в этот мир с открытым сердцем, а уходишь с истерзанной душой. Невыносимо горько и больно, что судьба обошлась с тобой так жестоко. Прости своего старого Гаяса. Не уберёг я тебя! -Эй, Гаяс! Ты и правда дашь мальчишке умереть?!Я поднял голову и вздрогнул. Надо мной возвышался эмир, гневно сверкая глазами. Ничего не ответив, я отвернулся и ещё крепче прижал к себе Даниеля, пытаясь закрыть его своим телом. -Гаяс, не дури! - голос повелителя дрогнул и в нём проскользнуло отчаяние. - Ну, представь себе, как ты будешь жить дальше, зная, что мог спасти малыша и не сделал этого. Ты же любишь его, как сына! Да тебя будут терзать сомнения в том, правильно ли ты поступил, муки совести испепелят твою душу, а мысли о невозможности всё исправить, сведут с ума. - Малик опустился на одно колено, рядом со мной. - Гаяс, ты же умный человек, великий целитель, ты должен понимать, что мальчик бредит. Как можно желать смерти в столь юном возрасте? - он нежно коснулся пальцами щеки Даниеля. - Вылечи его, умоляю! Клянусь, я и пальцем больше не трону малыша, - ведь он спас мне жизнь. А я умею быть благодарным. Поверь мне, Гаяс, и исцели своего ангела! Эмиру не пришлось долго уговаривать меня. Я уже и сам понимал, что не смогу жить без Даниеля, без его улыбки, без его песен, без его заразительного смеха. Перед моими глазами будет стоять его мёртвое лицо, как вечный укор тому, что я проявил слабость и послушался измученного болью мальчика.Я посмотрел на повелителя и он, поняв меня без слов, легко, словно пушинку, поднял Даниеля и осторожно прижал к груди. Снова проявив чудеса исцеления, я вытащил малыша буквально с того света. Он быстро шёл на поправку, благодаря моему неусыпному вниманию и заботе, да и его организм, закалённый суровыми условиями жизни в пустыне, сопротивлялся смерти со всей силой юношеской жажды жизни. В какой-то степени, я был даже благодарен эмиру за то, что он помог мне принять правильное решение, и не дать мальчику уйти.Малик каждый день заходил в мои покои узнать о самочувствии Даниеля. Он присаживался на край постели и тревожно всматривался в осунувшееся лицо малыша, вздрагивая от каждого хриплого вздоха, вырывавшегося из его груди.Однажды, не сдержавшись, я задал повелителю вопрос, мучивший меня вот уже несколько дней: -Светлейший! - вкрадчиво и с долей язвительной иронии, сказал я.- Что с вами? Откуда столь трогательная забота о здоровье какого- то раба? Насколько хорошо я вас узнал, - вы не отличаетесь человеколюбием. Малик внимательно посмотрел мне в глаза и печально улыбнулся. -Гаяс, я прекрасно понимаю твой сарказм. После того, что я сделал, ты не доверяешь мне, ждёшь какого- то подвоха. Но, уверяю тебя, я искренне сожалею о том, что так жестоко поступил с вами обоими. -И что же заставило вас так резко перемениться? -Ты хочешь, чтобы я вывернул наизнанку свою душу? Ну уж нет! Хотя, иногда хочется поговорить с кем-нибудь, запросто, по-дружески. Но у правителя нет друзей. Он не может никому доверять. Он не должен проявлять слабость. Он обязан быть сильным, жёстким и безжалостным. Я долго шёл к престолу, и добился своего. Я всегда получаю всё, чего хочу. В борьбе за власть нет ни правил, ни принципов. Но цена абсолютной власти, - одиночество! Ну, вот, Гаяс, я немного приоткрылся перед тобой. Спроси, почему? Ха-ха! Да потому, что ты настолько умён, что и так всё знаешь про меня. Эмир засмеялся, но тут же закрыл рот ладонью, с тревогой посмотрев на спящего Даниеля. Мальчик лежал на боку, здоровой рукой по-детски обнимая подушку и уткнувшись в неё точёным носиком. Шёлковое покрывало слегка сползло, открывая стройные, длинные ноги с узкими, изящными ступнями и маленькими аккуратными пальцами. Малик втянул воздух сквозь стиснутые зубы и не удержался, игриво пощекотав умилительно розовую пяточку, но тут же убрал руку, виновато взглянув на меня. Даниель дёрнул ногой и недовольно заворчал, а эмир удивлённо приподнял брови. -Оказывается, у нашего отчаянного храбреца есть небольшая слабость, - он боится щекотки. Это так трогательно, Гаяс! Я во все глаза смотрел на повелителя и не узнавал его. Куда делся надменный, грубый, несдержанный в словах и поступках, жестокий деспот? Передо мной, словно зачарованный, сидел молодой человек, не спускающий нежного взора со спящего красавца. Если это не любовь, то я ничего не понимаю в жизни! -Малик, и всё-таки, что же вас заставило так резко сменить гнев на милость?Я примерно знал ответ на свой каверзный вопрос, но мне было интересно, что скажет эмир. Но его откровения потрясли меня до глубины души. -Гаяс, вы единственный человек, с которым мне приятно беседовать. Вы благородный и честный, вы умеете преданно любить и ценить дружбу. Ого! Повелитель снова перешёл на уважительный тон. Значит, его здорово что-то зацепило! Возможно, он прочно запутался в шёлковых локонах прекрасного Дани.Я отвернулся, чтобы скрыть торжествующую улыбку. - Но даже вам мне трудно признаться в тех чувствах, которые бушуют во мне. Но я рискну рассказать вам о них, несмотря на свои принципы никому не доверять. Надеюсь, это останется между нами. Не хочу, чтобы меня приняли за сумасшедшего. Помните тот вечер, когда привели Даниеля? Когда с него скинули накидку, я был поражён его невероятной красотой. Но его внешность услаждала мой взор, не затрагивая сердце. Смазливый, испуганный мальчишка, очередная постельная утеха, совершенный инструмент для любовных игр. Так думал я, разглядывая своего нового наложника, пока наши взгляды не встретились. Он пристально смотрел мне в глаза и, казалось, видел меня насквозь. Все мои пороки и слабости были открыты перед ним, словно он прочёл всё это в моей душе. А в мерцающих золотом очах было столько снисходительной мудрости и понимания, что я почувствовал себя полным ничтожеством. Во всём его облике было что-то недостижимое, возвышенное, что-то невероятно светлое и чистое. Это наваждение длилось несколько мгновений, потом он отвернулся и его взгляд стал пустым и отрешённым, а мне показалось, что я стремительно падаю в пылающую бездну. Когда я опомнился, то решил, что всё это мне просто померещилось, но чувство унижения и стыда осталось, породив бешеную злобу. Тогда-то я и решил сломить мальчишку, подмять под себя, полностью поработить, обладать им и властвовать над телом и душой. Но я никак не ожидал такого яростного сопротивления, такой отчаянной, неистовой храбрости и дерзости. Да пропади всё пропадом, сатанел я,- избитый, изнасилованный, униженный, он смеялся надо мной. Эта мелкая, нахальная козявка, этот своенравный дикий кошак продолжал остервенело бороться со мной, вместо того, чтобы смириться со своей участью и признать мою власть. Да, он кричал и плакал от невыносимой боли, но не молил о пощаде. И это ещё больше бесило меня. А самое обидное на тот момент было то, что он оставался таким же чистым, светлым и незапятнанным, будто грязь не липла к нему. Тогда я понял, что проиграл эту битву. Я не смог доказать своего превосходства. Несмотря на унизительные позы и страшную боль, в нём сохранилась высокомерная, горделивая надменность, присущая человеку со свободной, независимой душой. И тогда, окончательно озверев, я чуть не совершил роковую ошибку. Спасибо вам, Гаяс, и тому кувшину. Вы вовремя остановили меня. Малик усмехнулся. А я сидел, как пришпиленный, боясь даже вздохнуть. Мысли метались в моей голове, одна невероятней другой. Значит, мой мальчик приоткрыл этому человеку завесу тайны о своём неземном происхождении? Но с какой целью?! Может быть, это случилось непроизвольно, под воздействием подавляющего волю снадобья, которым его опоили? Или он предвидел свою печальную судьбу? Или между ними протянулась незримая нить, соединившая их сердца? Ведь бывает так, что между людьми внезапно пробегает огненная искра взаимного притяжения и понимания того, что они рождены друг для друга. И малыш знал об этом, вот только холодный и высокомерный правитель этого не понял. Но где истина, знает только Аллах! -Когда я пригласил вас на ужин, у меня и в мыслях не было причинить боль Дани, - продолжил эмир свою исповедь.- К тому времени я уже остыл и мне было смешно вспоминать, как лихо вы меня отделали. Я понял, что вы поступили правильно, спасая жизнь мальчика. В тот вечер мне просто хотелось видеть своего маленького строптивца, слышать его голос, прикоснуться к нему. Но, наблюдая, как он шествует по коридору, словно наследный принц, такой гордый, недоступный и ошеломляюще прекрасный, я вновь почувствовал себя полным говном. Простите за грубость, Гаяс. Злоба и ярость закипели во мне с невероятной силой. Я решил стереть с его лица эту отрешённую безмятежность, эту ледяную снисходительность, с которой он шёл, будто собираясь оказать мне великую честь одним своим присутствием. Вновь заставить его страдать, унизить, поглумиться, увидеть гнев и отчаяние в его пылающих глазах, но только не презрительное равнодушие. Но я опять потерпел поражение! Взор Дани был полон брезгливой жалости, будто он смотрел на дохлую крысу. Это было невыносимо! Я думал, чем бы ещё его достать, но, внезапно, это непредсказуемое создание спасает мне жизнь. Да, я не сразу это понял и чуть не убил малыша. Но, когда до меня дошло, что изнасилованный, истерзанный мальчик метким ударом отвёл от меня смерть, хотя, после всего, что я с ним сотворил, мог преспокойно наблюдать за моей агонией, во мне всё перевернулось. Ни один человек не способен на такой поступок. По законам этой жизни, Дани должен был ненавидеть меня и жаждать мести, а он…Гаяс! Возможно, вы подумаете, что я свихнулся. И будете правы! Но в мою голову закралась шальная мысль, - а человек ли он. -Что вы такое говорите?!- испуганно вскричал я.- С чего вы это взяли? -А с того, мой дорогой, что люди не бывают такими совершенными, благородными и бескорыстными. - Эмир с восхищением посмотрел на Дани.- Ведь даже вы, Гаяс, один из самых мудрых, честных и сострадательных людей, долго думали, возвращать ли мне мою прежнюю внешность, или оставить всё, как есть. Хотя вы прекрасно знали решение этой проблемы, - ехидно добавил он.- Вот и делайте вывод,- прав я, или сошёл с ума. -Ну, э-э-э, - растерялся я, не зная, что сказать.В этот момент Даниель завозился, пытаясь поменять позу, и покрывало ещё немного соскользнуло, обнажив соблазнительно-округлую попку. Малик тяжело задышал, а я поспешно закрыл мальчика почти с головой. -Нет, это просто невыносимо! - застонал эмир, вскакивая с места. - Ну, почему, почему он так прекрасен!? Я же говорю, таких людей просто не бывает! Он не человек, он одно сплошное искушение! Повелитель заметался по комнате, нервно сжимая кулаки. -Я не знаю, что такое любовь. - тихо сказал Малик, немного успокоившись. - У меня ни к кому не было нежной привязанности. Но этот наглый, своенравный мальчишка, эта мелкая злобная блоха, этот восхитительный юный бунтарь покорил меня, наполнил моё сердце радостью. Если раньше мне хотелось придушить его за вздорный, необузданный характер, то сейчас я готов целовать следы его маленьких ножек, оставленных на золотом песке. Может, это и есть любовь? Как вы думаете, Гаяс? И, не дождавшись ответа, повелитель быстро вышел из комнаты.Я задумчиво посмотрел на Даниеля, и мне показалось, что сквозь спутанные локоны сверкнул золотистый лучик, но тут же был притушен густыми ресницами. После нашего разговора, эмир не приходил несколько дней. Даниель скулил и капризничал, жалуясь на всё подряд, - от твёрдой, неудобной постели, до громкого пения птиц в саду. Я прекрасно понимал его. Живая, деятельная натура малыша не могла смириться с долгим лежанием на одном месте, а успокоительные настойки я отменил. Мучительные боли отступили, и теперь организм сам должен бороться с недугом. Когда я разрешил мальчику немного походить, его радости не было предела. Он медленно передвигался по комнате, держась за мою руку, когда дверь вдруг открылась и на пороге замер повелитель.Даниель споткнулся от неожиданности и стал падать. Не успел я опомниться, как сильные руки подхватили его лёгкое тельце. Эмир, чуть помедлив, бережно усадил мальчика на диван, стараясь устроить поудобнее. -Как ты, малыш? - спросил Малик, присаживаясь рядом и тревожно заглядывая ему в глаза, полные холодной отчужденности.- Смотри, что я тебе принёс.Повелитель взял безвольную руку мальчика и одел на палец перстень с великолепным серебристо-дымчатым бриллиантом. Лунный камень, ахнул я про себя, редчайший и безумно дорогой кристалл. Даниель равнодушно посмотрел на подарок, потом на эмира и отвернулся. Рука бессильно упала на колено повелителя, словно, не выдержав тяжести огромного камня, перстень соскользнул с исхудавшего пальчика и покатился по полу, сверкая отполированными гранями. -Тебе не понравился подарок, Дани? – тихо спросил Малик, накрывая руку мальчика ладонью.Даниель вздрогнул и отшатнулся, резко отдёргивая пальцы. -Не трогайте меня, - холодно сказал он. - Ваши прикосновения мне неприятны.Если хотите меня отыметь, не церемоньтесь. Мне уже всё равно. А эти подарки ни к чему. Грязной потаскухе не пристало таскать на себе целое состояние.Юный строптивец вызывающе посмотрел на эмира. Их взгляды встретились, и оба на мгновение замерли. Мне показалось, что из их глаз полетели искры, будто они скрестили сабли в смертельном бою. Я зажмурился от страха, жалея, что не пью вина и в комнате нет кувшина потяжелей. Но, слава Аллаху! Пронесло!Услышав громкий стук двери, я открыл глаза и увидел, что Даниель сидит один, а на губах играет злобная усмешка. -Ненавижу! Ненавижу его! – шипел он, как разъярённый кот. - Один его вид вызывает во мне тошноту. Больной ублюдок! Гаяс, миленький, зачем вы не дали мне умереть?! К чему продлять эту агонию в утеху мерзкому садисту! Вы вернули меня с небес и бросили в зловонную жижу. А ведь мне было так хорошо!Даниель прикрыл влажные глаза ладошкой и тихо застонал. Я провёл бессонную ночь, вспоминая горькие упрёки своего ангела, и, не выдержав угрызений совести, вышел на галерею. Меня терзали сомнения, правильно ли я поступил, поддавшись уговорам эмира, и не исполнил последнюю волю умирающего мальчика. Мной двигал личный эгоизм, страх потери самого дорогого существа, а о его дальнейшей судьбе я не подумал. Что с ним будет, когда он поправиться! И дождётся ли эмир его полного выздоровления, или похоть снова возобладает над разумом? Я чувствовал себя предателем, и от этого становилось ещё более гадко на душе. -Вам тоже не спиться, Гаяс? - раздался голос у меня за спиной. Я подпрыгнул от неожиданности и оглянулся.Повелитель стоял, облокотившись о перила, и задумчиво смотрел на небо, чуть окрашенное предутренней зарёй. -Он никогда не простит меня, верно? - сказал эмир. -Он не простит себя за то, что не смог защитить свою честь, - холодно ответил я. - Отвращение и презрение к себе за слабость и беспомощность перед грубой, жестокой силой разрывает его сердце. А вы ему безразличны. Ведь на вашем месте мог оказаться любой другой насильник и так же гнусно надругаться над его телом. Малыш хотел умереть не из-за того, что испугался боли, а потому, что не хотел больше испытывать тех унижений, которым вы его подвергли. Да, он спас вам жизнь, но не обольщайтесь. Просто, в силу своего благородного, честного характера, Даниель не мог позволить человеку умереть от подлых козней предателя. Вы безжалостно разрушили жизнь светлого, чистого создания в угоду животной похоти и собственного высокомерия…Я говорил и говорил, и мне было всё равно, - ударит меня эмир за мои дерзкие речи, или скинет с балкона. Передо мной стояло лицо Даниеля, завораживающе- прекрасное в своей обречённости. Эмир запустил обе руки в свою чёрную шевелюру и яростно взлохматил её так, что волосы на макушке встали дыбом. -Ваши слова жгут огнём, Гаяс. Но в них есть истина. Что же мне делать? Как искупить свою вину? Я места себе не нахожу! Я болен, одержим, заворожён своенравным мальчишкой. Он всё перевернул во мне, и теперь я изнемогаю от любви. Очень больно! Ложась спать с надеждой увидеть его утром, я просыпаюсь с горькой мыслью, что он меня видеть не хочет. Что же мне делать, Гаяс? Осыпать его золотом, драгоценностями, сделать своим советником, кем угодно, лишь бы он поверил мне и простил.Я с жалостью посмотрел на эмира. -Вы так ничего и не поняли, светлейший. Никакие сокровища мира не смогут повернуть время вспять, чтобы исправить свои ошибки. Вы не поняли, что душа Даниеля чужда корысти, в нём полностью отсутствует жажда наживы. А вы привыкли соизмерять нанесённую обиду с величиной алмаза. Поэтому, вам не удастся купить благосклонность мальчика. Вы можете её только добиться. -Но как, Гаяс? Научите, умоляю! Эти новые и неизведанные до ныне ощущения терзают меня, но я не знаю, что с этим делать. Я готов на всё, ради того, чтобы вернуть свет в глаза Дани.Я помолчал, затем с улыбкой посмотрел на эмира. -Для начала, подарите ему кифару. -Что? Кифару! Не понимаю. -Если мальчик хорошо поёт, значит, скорей всего, умеет играть. Ему надо чем-то заняться, чтобы отвлечься от печальных мыслей. А то от скуки он всё больше себя накручивает. Да и руку ему надо разрабатывать. -Гаяс, я всегда знал, что вы гений! - радостно вскричал повелитель и бегом припустился к своим покоям. -Только не вздумайте украшать инструмент драгоценными каменьями, - не примет, или разобьёт о вашу голову. От этого смутьяна можно ожидать всего, - со смехом крикнул я ему вслед. Новому подарку Даниель сдержанно был рад; некоторое время он недоверчиво разглядывал инструмент, который протягивал ему эмир, вероятно, ожидая какого-то подвоха. Но, убедившись, что кифара сделана просто, без претензий на роскошь, несмело взял её в руку и прижал к груди, как ребёнок любимую игрушку. В глазах мальчика мелькнуло что-то вроде благодарности, но он тут же опустил трепетные ресницы, скрывая свои чувства. Мы с повелителем переглянулись, и я сделал знак головой, приглашая выйти на галерею. -Что ж, первый ход вы, похоже, выиграли, - сказал я.- Теперь Даниель полдня будет увлечён вашим подарком, а его мысли о вас, надеюсь, будут менее чёрными. -Гаяс, вы не представляете, как приятно, оказывается, дарить что-то просто так, не ради откупа, а, чтобы доставить радость. Что мне дальше делать?Я впал в мрачную задумчивость. Опять приходиться брать на себя роль сводника, но другого выхода я не видел. Бежать из дворца не было никакой возможности, терпение эмира может скоро лопнуть, и он захочет Даниеля в свою постель. Значит, мне придётся сделать так, чтобы малыш тоже этого захотел. Но такая задача, практически, неразрешима. Прости, мой мальчик, но я должен что-то придумать. Ради твоего же блага! Тяжело вздохнув, я повернулся к эмиру, который с надеждой смотрел на меня.Его лицо, лишённое своего обычного выражения надменного высокомерия, было сейчас на удивление молодым и привлекательным. В зелёных глазах светилась затаённая радость ожидания чего-то нового и прекрасного. Он мечтал об ответной любви? О бескорыстной дружбе? О теплоте и искренности отношений? Он понял, что всё это, окружённый ложью и предательством, может найти только в хрупком юноше, спасшем ему жизнь? Я, не понаслышке, знал, что дворцовая жизнь полна интриг, заговоров, чёрной зависти. А зависть – движущая сила многих преступлений. С детства вращаясь в такой среде, поневоле растеряешь все иллюзии о человеческом благородстве, и превратишься в кровожадного хищника, готового растерзать любого, кто встанет на твоём пути в борьбе за власть. Так, стоп! Кажется, я начинаю искать оправдания жестокости эмира! Ещё чего!Нет, нет! Ему нет ни оправдания, ни прощения. А я буду действовать только в интересах Даниеля, чтобы его жизнь была относительно счастливой, если таковой можно назвать жизнь наложника. -Э-э-э, понимаете, светлейший, - неуверенно сказал я, - у меня нет опыта в отношениях между мужчинами. В этом я вам не советчик. Но, практически, любого человека можно покорить искренней заботой и трепетным вниманием. (О, Аллах! Что же я несу! Прости меня, малыш!) Вам надо почаще общаться с мальчиком. Найти общие интересы. Сделать так, чтобы он начал вам доверять.Постепенно, осторожно пробудите в нём чувственность, - найдите на его теле точки наслаждения. У каждого человека есть такие местечки, от прикосновений к которым он буквально тает. (Прости, прости, мой мальчик!) Была у меня по- молодости одна девчонка, так она вопила от удовольствия, когда я вылизывал ей ушки… - вздохнув, я посмотрел на повелителя. Тот с улыбкой слушал мои излияния, кивая головой. – Ну, короче, будьте терпеливы, и если вы на самом деле любите Даниеля, то ваш опыт и интуиция подскажут, как действовать. -Гаяс! Не знаю, справлюсь ли я с такой задачей. -Я понимаю вас, повелитель. Вы привыкли только брать, ничего не давая взамен. Попробуйте наоборот, - доставить наслаждение другому, не думая о себе.Не забывайте, что ваш Дани ещё не готов к плотской любви, его тело не проснулось для чувственных утех, а первый опыт доставил ему только страдания. Представьте себе, если вам удастся разбудить в нём страсть, как будут гореть его глаза от желания, (прости, прости, прости меня, мой ангел), какие сладкие стоны блаженного удовольствия будут услаждать ваш слух, как трепетно и жарко он будет отдаваться во власть ваших рук… -Всё, Гаяс, хватит! Я уже изнемогаю от возбуждения. Придётся мне сегодня поближе познакомиться со своей правой рукой. -Не расстраивайтесь, светлейший. Вы не одиноки. Мы посмотрели друг на друга и засмеялись. -Я пойду, Гаяс. Мне надо о многом подумать…и спасибо вам.Повелитель стал осуществлять наш план покорения Даниеля. Каждое утро он приходил к нам завтракать, справлялся о здоровье мальчика, помогал мне менять ему повязки на груди и руке (я жаловался на усталость и боли в сердце, и малыш, обеспокоенный моим состоянием, скрепя зубами, позволял эмиру прикасаться к себе.) Постепенно Даниель привыкал к постоянному присутствию повелителя, к его нежной заботе, всё реже злобно фыркал и шарахался, когда он, будто невзначай, дотрагивался до волос, шеи или плеч мальчика. Теперь Малик выводил его на прогулку по галерее, осторожно поддерживая за талию. Я же, с преувеличенно-страдальческим выражением лица, охая и стеная, уходил в свой кабинет, якобы отдохнуть. А сам устраивался за столом, продолжая работать над трактатом. -Завтра я начну дыхательные процедуры, которым научился в Китае,- говорил я эмиру, когда, уложив Даниеля спать, мы прогуливались по галерее.- У мальчика были сломаны рёбра, поэтому его дыхание ещё затруднено. Следите внимательно за моими действиями. Потом я снова притворюсь больным, и массаж ему будете делать вы. Таким образом и нащупаете точки наслаждения. -Но как я пойму, что это именно те точки? -Каждый человек реагирует по- разному, не могу с уверенностью ничего сказать. Может быть, кожа покроется мурашками, или он начнёт попискивать, или постанывать. Закрывать глаза, облизывать губы. Некоторые поджимают пальцы на ногах. Но, если малыш не заедет вам в челюсть, а сделает хоть что-нибудь из того, что я перечислил, значит, вы на верном пути.Я хохотнул и, пожелав озадаченному эмиру спокойной ночи, ушёл спать. Всё получилось, как мы и договаривались. Я сделал несколько процедур, за которыми внимательно наблюдал Малик. Потом мне резко поплохело, пошатнувшись, я стал оседать, но сильные руки эмира подхватили меня. Даниель испуганно подскочил, но я строго запретил ему шевелиться, сказав, что процедуры нельзя прерывать, иначе не будет должного эффекта. Зная, как малыш хочет поскорей выздороветь, я был уверен, что он согласится на всё. И мои предположения оправдались, - недовольно ворча, он покорно отдался во власть ласковых рук повелителя. (Маленький мой, если ты когда-нибудь узнаешь правду о моём гнусном обмане и подлом сговоре с твоим мучителем, ты проклянёшь меня!) Сидя в кресле, я следил за действиями эмира, деловито подсказывая, в каком месте посильнее нажать, а где легонько погладить. Но никаких изменений в поведении Даниеля не наблюдалось. Мальчишка спокойно лежал на животе, лишь иногда нетерпеливо дёргая ногой. Тогда я попросил его перевернуться на спину, и он неохотно подчинился. Малик принялся поглаживать ему плечи и грудную клетку, случайно при этом задев крохотные соски. Даниель широко открыл глаза и пискнул. Маленькие пальчики на ногах непроизвольно поджались так, что побелели косточки. Он дёрнулся и хотел что-то сказать, но эмир сделал вид, что ничего не заметил, однако его проворные пальцы забегали по бокам и животу юного красавца, то и дело возвращаясь к соскам, которые на глазах наливались и делались похожими на созревшие зёрнышки граната. Тело Даниеля слегка выгнулось, он всхлипнул, а сквозь белые шёлковые штанишки, в области паха, обозначился многозначительный бугорок. Я притворился спящим, но из-под ресниц пристально наблюдал за парочкой, готовясь в любую минуту придти на помощь малышу, если эмир зарвётся. Но, к моему удивлению, Малик продолжал нежно ласкать золотистую кожу, время от времени кладя ладонь на то место, где белая ткань натянулась так сильно, что, казалось, вот-вот лопнет. Даниель зажмурился и на его порозовевшем лице отразилась буря эмоций, - от стыдливого недоумения до трогательно-невинного потрясения. По гибкому телу пробежала волна возбуждения, а из груди вырвался сладострастный стон. Эмир поднял голову и посмотрел на меня. -Гаяс, наверное, достаточно? По-моему, я причиняю боль малышу своими неумелыми действиями. Слышите, как жалобно он стонет, бедненький. -Да, да, светлейший. Благодарю, что помогли, а то у меня совсем нет сил. Помогите мне выйти на галерею, подышать свежим воздухом. Малик выудил меня из кресла и повёл к двери, а вслед нам раздался возмущённый крик, перешедший в злобное шипение.Едва сдерживая смех, мы выкатились за дверь. Эмир вытер со лба пот дрожащей рукой. -Уф! Какая же это пытка, Гаяс. Сидеть у чистого родника и не сметь напиться. Но, главное, у меня всё получилось! Какой же, оказывается, мой Дани горячий и отзывчивый. Страстный и пламенный, как солнце пустыни. А как разозлился, когда я прервал ласки. Вы же сами сказали, что торопиться нельзя. -Вы всё правильно делаете, Малик. Ещё немного времени, и этот сладкий плод сам упадёт к вам в руки. Я грустно посмотрел сквозь решётку окна на своего мальчика, свернувшегося калачиком, и понял, что совершил самое страшное злодеяние на земле, - я предал своего сына. Дни шли за днями. Даниель выздоровел. Крепкий юный организм справился со страшными повреждениями, к нему вернулась его обычная живость и неугомонность. Эмир всё так же навещал нас каждое утро и, если малыш ещё спал, то нежно будил соню, щекоча ему пятки, покусывая ушки, или водя по обнажённой спине пером из хвоста павлина. Даниель поскуливал, почти что не мяукал, тая от этих невинных ласк, нехотя отрывал шкодливую мордаху от подушки и пристально смотрел на повелителя, а в затуманенных глазах мерцало скрытое томление. Он созревал для любви, что вполне естественно, когда кровь бурлит в жилах, а молодое, сильное тело жаждет удовольствий и плотских наслаждений. Может быть, разумом мальчик ещё не понимал, что с ним происходит, слишком наивна и чиста была его душа, но внутренняя потребность организма в сладостной и неизведанной пока разрядке вопила в нём каждой клеточкой, каждой каплей горячей крови. Лишь бы эмир не сорвался, не спугнул томительно зарождающихся чувств юноши своей яростной страстью. Однажды, не дождавшись эмира к завтраку, Даниель вскочил с дивана, (он давно уступил мне мою постель, как только почувствовал себя лучше, и перебрался на большой, полукруглый диван, устроив там уютное гнёздышко из атласных покрывал и шёлковых подушек.) обиженно сопя и, стянув штанишки, плюхнулся в бассейн, по своей привычке, уйдя с головой под воду. Когда он вынырнул, то увидел, что в комнату заходит повелитель. В глазах юноши сверкнула радость, но вредина тут же отвернулся, капризно надув розовые губки. -Не сердись, душа моя, - проворковал Малик своим бархатным голосом, вылавливая упрямца из воды и закутывая в простыню. - Я немного опоздал, но у меня есть оправдание. Если ты перестанешь дуться, то услышишь кое-что интересное. Дай-ка я тебя пока согрею, а то ты дрожишь от холода. Он уселся в кресло, пристроив мальчика у себя на коленях, и зарылся лицом в его душистые, влажные локоны. Даниель расслабился в сильных руках эмира и томно прикрыл сияющие глаза густыми ресницами. Стоя на пороге своего кабинета, я видел, что на лице мальчика появилось выражение полного блаженства. С тяжёлым вздохом я отвернулся, горестно осознавая, что многодневные усилия повелителя увенчались успехом, - неукротимый маленький бунтарь покорён, и готов мурлыкать от счастья в ласковых объятиях своего господина. -Что же ты молчишь, мой бриллиант? - шептал эмир, покусывая ушко разомлевшего красавца. - Я приготовил для тебя нечто, чему ты будешь несказанно рад. Не фыркай так злобно, котёнок. Это не драгоценности и не золото. Я давно понял, малыш, что ты, - самое дорогое, что у меня когда-либо было…а сейчас давайте позавтракаем и пойдём смотреть мой подарок. Мы вышли на галерею, миновали беседку, примыкавшую к покоям повелителя, и вышли на небольшой балкон с резными перилами, увитыми вьющимися растениями сплошь, покрытыми мелкими, душистыми соцветиями. К балкону была пристроена широкая лестница, ведущая в роскошный сад. Внизу, по обе стороны лестницы, стояли огромные вазоны с аккуратно подстриженными кустами жасмина. В тенистом уголке балкона был расположен изящный диванчик, обтянутый золотисто-синей парчой. Рядом стоял круглый столик, на тонких, витых ножках. Столешница была украшена инкрустацией из ценных пород дерева. На ней красовалось серебряное блюдо, покрытое искусной чеканкой и наполненное свежими фруктами. -Здесь ты можешь уединяться, чтобы поиграть на кифаре. Тебе надо разрабатывать руку, моё сокровище. А устанешь, спустишься в сад. Там есть на что посмотреть. Попозже мы с тобой побродим по его тенистым дорожкам. Даниель осмотрел это буйное великолепие сияющими глазами, но не проронил ни слова, лишь благосклонно кивнул головой и, подойдя к столику, выбрал из блюда самый румяный персик. Мы с эмиром переглянулись. Малик в недоумении приподнял брови. Я пожал плечами, - невозможно предугадать, что выкинет вздорный мальчишка. А тот, повернувшись лицом к эмиру, впился жемчужными зубками в мякоть плода так, что душистый сок брызнул и оросил губы и подбородок юного соблазнителя золотистыми каплями. В этот момент Даниель выглядел до такой степени потрясающе-пленительным, что Малик рыкнул и, бросившись к мальчику, рукой охватил его гибкую талию, крепко прижал к себе, жадно слизывая сладкий нектар с желанных губ. Даниель прильнул к мощному телу эмира, запрокинув голову и тихо постанывая. Не знаю, во что вылился бы этот страстный порыв, если б я осторожно не кашлянул. Молодые люди нехотя оторвались друг от друга, и, с одинаковым недовольством на разгорячённых лицах, осуждающе посмотрели на меня.Первым опомнился Даниель и, покраснев, вывернулся из объятий мужчины. -Я благодарю вас от всей души за этот чудесный дар, - сказал он, отступая на несколько шагов. -Это ещё не всё, Дани, - прохрипел эмир. Подойдя к двухстворчатым дверям, ведущим с балкона внутрь дворца, он широко распахнул их, приглашая нас войти, а сам замер на пороге. Мы осмотрели большую, светлую комнату, середину которой занимал квадратный бассейн чёрного мрамора с дном, выложенным светло-зелёной плиткой, отчего вода казалась бирюзовой. Из четырёх углов водоёма били тугие струи фонтанов, соединяясь в центре, и превращались в водопад, с лёгким плеском падая вниз, на небольшое возвышение. Водяные брызги сверкали в ярких лучах солнца, словно алмазная россыпь. Даниель ахнул и удивлённо посмотрел на эмира, стоявшего в проёме двери с довольной физиономией. -Это твоя купальня, малыш. Я же знаю, как ты любишь плескаться в воде.Малик обвёл рукой помещение. -Здесь всё устроено для приятного отдыха в полуденную жару. В шкафчиках одежда, обувь, простыни, ароматические настойки, ну и прочая мелочь. Сам потом разберёшься. Я рассматривал мягкие диваны, заваленные атласными подушками в серебристо- зелёных тонах. Их было два, и стояли они с противоположных сторон от бассейна. Над каждым, на витых шёлковых шнурах, свисали балдахины из лёгкой, полупрозрачной ткани, образовывая уютные, даже, можно сказать, интимные уголки. По стенам, покрытым росписью, располагались шкафчики из светлых пород дерева, инкрустированные чернёным серебром. В тон им стояла пара овальных столиков и несколько кресел. Я был поражён красотой убранства, но самое потрясающее было впереди. Малик взял Даниеля за руку и подвёл к небольшой стрельчатой двери, скрытой за тяжёлыми занавесями из плотного шёлка. -Это твоя спальня, мой принц, - сказал эмир ошарашенному мальчику.Мы вошли в комнату, большую часть которой занимало огромное, круглое ложе, застеленное белым, атласным покрывалом, с вышитыми в середине и по краям узорами, в виде золотых лотосов. Пол был застелен пушистым светло-зелёным ковром, в котором ноги утопали по щиколотку. Над всей этой блистательной красотой парил лёгкий полог из драгоценной кисеи, тоже расшитой золотыми, шёлковыми нитями. На остальные предметы интерьера у меня уже не было сил смотреть. Я не был ханжой, но развратная, чувственная роскошь возмутила меня до глубины души. На ложе я чётко представил обнажённое, прекрасное тело, с гладкой золотисто-смуглой кожей, извивающееся от страсти в объятиях огромного, волосатого мужика, и кровь ударила мне в голову. -Даниель, тебе не кажется, что эта, с позволения сказать, спальня, больше подходит распутной одалиске, чем юноше, ещё не потерявшему достоинство.Малик потрясённо замер, во все глаза уставившись на меня. Он понимал, что это было ничем не прикрытое оскорбление, но не мог вымолвить ни слова.Даниель посмотрел на меня затравленным взглядом, его лицо побелело и исказилось от мучительного стыда. Но он тут же взял себя в руки. В глазах полыхнуло золотое пламя, а ноздри хищно затрепетали. Насмешливо посмотрев сначала на меня, потом на эмира, это непостижимое создание, этот нахальный бесёнок тряхнул своей чёрной гривой и, соблазнительно покачивая бёдрами, подошёл к ложу, на котором и развалился, в небрежно-вызывающей позе.На его по-детски невинных губах застыла язвительная улыбка. -Я что-то не понимаю вас, уважаемый Гаяс, - холодно сказал он, надменно глядя мне в глаза.- Вы же сами учили повелителя, как обольстить меня и поскорее затащить в постель. Чем же вы теперь недовольны? У вас всё получилось, ваш общий план сработал и, как вы там сказали, я созрел. Не удивляйтесь, у меня очень тонкий слух. Сначала я злился, обижался, даже потихоньку плакал в подушку, чувствуя себя преданным. Но, как-то ночью, я вспомнил одну старую, шкурную байку. Сейчас расскажу! Даниель завозился, устраиваясь поудобней, откинул волосы за спину, подпёр щёку кулачком и прикрыл шальные глаза длинными ресницами. -Однажды, - начал он, звенящим от ярости, голосом, - летел через пустыню воробей. Ночью он замёрз и упал. Мало того, на него ещё надристал верблюд, проходивший мимо. Говно было тёплым, воробей отогрелся, обрадовался, что, жив и громко зачирикал. Его услышал песчаный кот, очистил от говна и съел. Мораль: не тот твой враг, кто тебя обосрал и не тот твой друг, кто вытащил тебя из дерьма. А если тебе тепло и уютно, то сиди и не чирикай. Уловили суть, уважаемые заговорщики. А теперь представьте, что, я, как тот воробей, только поумнее: я решил сидеть и не чирикать, пока мне хорошо!С этими словами Даниель соскочил с ложа и, даже не взглянув в нашу сторону, вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой двери. Мы остались в томительной тишине, чувствуя себя, поистине, обосранными. -Что на вас нашло, Гаяс? - прервал молчание повелитель.- Вы всё разрушили. Почти два месяца я окучивал мальчишку, терпел все его капризы. И, что теперь? Всё в жопу?! Гаяс! Скажите правду. Вы ревнуете? -Нет, повелитель, я боюсь. Вы, как горячий жеребец, стремитесь к поставленной цели. А когда достигнете её, что будет там, за чертой? Вы добьётесь своего, покорите мальчика, заставите его доверять вам, даже полюбить вас, и азарт охотника, который сейчас будоражит вашу кровь, пропадёт. Вы отшвырнёте его, как надоевшую игрушку. Малыш будет страдать и зачахнет, как цветок. -Этого никогда не будет, поверьте! Дани не такой, как все. Он не может надоесть! Умный, озорной, своенравный маленький строптивец. Он будто ходит по лезвию ножа, гордо и бесстрашно. Никогда не знаешь, чего от него ожидать, потому что он непредсказуем. С ним не соскучишься. Мальчишка держит тебя в постоянном напряжении. Каждый раз, подходя к нему, я не знаю, увижу ли его улыбку, или получу коленкой в пах. А его голос, такой чистый, нежный, завораживающий. А с каким потрясающим цинизмом он нас отбрил! Это было восхитительно! Такого чуда у меня никогда не было и не будет. От одного его вида в моей душе начинают петь райские птицы. Да как он может наскучить?! Я не помню, когда последний раз так веселился. Нет, нет, Гаяс, вы не правы. -Но эта чрезмерная роскошь… -Драгоценному бриллианту нужна достойная оправа. Но никакая роскошь не затмит изысканной красоты моего Дани. Он будет блистать, даже если я покрою все стены его покоев чистым золотом! Запомните, Гаяс, я люблю его! Я некоторое время смотрел на эмира, на лице которого появилось мечтательное выражение, а зелёные глаза светились нежностью. -Но, что же нам теперь делать? - растерянно спросил я. -Вымаливать прощение, что же ещё! – хохотнул Малик. Мы нашли его в любимой беседке с алыми розами. Он задумчиво обрывал увядшие лепестки, тихо что-то напевая. Замерев на месте, мы прислушались. Ты меня заворожил, окрутил, околдовал. Словно войском окружил, как страну завоевал. Ворожбу благословляю, прославляю колдовство. Славлю чудо поцелуя, чары взгляда твоего. А ты скажешь мне: ?До встречи!? Но когда, когда, когда?! Засмеёшься, поцелуешь и исчезнешь навсегда!...Малыш, почувствовав чьё-то присутствие, замолчал и оглянулся. Увидев наши виноватые физиономии, полные восхищения и искреннего раскаяния, он засмеялся и подошёл к нам, протягивая руки. В силу своего доброго и великодушного характера, Даниель не мог долго злиться. Я радостно вскрикнул и схватился за одну тёплую ладошку, вторую нежно взял эмир и поднёс к губам. -Мир? - сказал он, заглядывая в освещённые солнечным светом глаза Дани.И, не дожидаясь ответа, подхватил юношу на руки и прижал к груди. Потом мы гуляли по великолепному саду, наполненному ароматом цветов и птичьим гомоном. Птиц было много. Они летали над нашими головами, сверкая разноцветным оперением. Даниель, радостно смеясь, поднимал руки, и самые нахальные особи без страха усаживались на его раскрытые ладони и пощипывали пальцы, в надежде чем-нибудь поживиться. Множество фонтанов поднимали искрящиеся на солнце струи воды, наполняя воздух свежей прохладой. Дорожки из отшлифованных гранитных плит были обсажены фруктовыми деревьями, между которых стояли удобные скамейки.Дорожки прямыми лучами сходились в центре сада, где располагался большой фонтан с плавающими в нём золотыми рыбками. Вокруг него росли финиковые пальмы, гордо поднимая свои ажурные кроны к небу. Тугие струи фонтана высоко поднимались вверх, и водяная пыль, не успевая оседать, преломлялась в солнечных лучах разноцветной радугой.Даниель на все эти красоты реагировал с наивным мальчишеским восторгом.Он носился по дорожкам, как маленький самум (горячая песчаная буря пустыни), хохотал, шаловливо зачерпывая воду из фонтанов и пытаясь нас обрызгать. А мы, поддавшись его заразительному веселью, громко смеялись, бегая от него и стараясь увернуться. Но больше, чем эта парадная роскошь, мальчику понравились тенистые тропинки, посыпанные золотистым песком и обсаженные гранатовыми деревцами. В укромных уголках стояли уютные беседки, увитые виноградными лозами. По бокам каждой беседки были разбиты клумбы, усаженные цветами. А широкая кайма из очаровательных гиацинтов тщательно подобранных оттенков, довершала великолепную картину. Даниель задумчиво разглядывал нежные султанчики, и в его глазах промелькнуло какое-то смутное воспоминание. Я замер, боясь дышать. Если сейчас к нему вернётся память, то это будет полный крах спокойной жизни и начнётся новая, непримиримая война. -Это гиацинты, верно? - тихо спросил он. - Они такие красивые. -Тебе понравились эти цветы, малыш? - сказал эмир. - Не мудрено. Они так напоминают тебя, - с виду хрупкие, но стойкие и гордые. Ты мой Гиацинт- прекрасный цветок пустыни!Я мысленно застонал: ?заткнись, заткнись, ради Аллаха!? Ведь именно так сына называл Равиль! -А что там? - поспешно вякнул я, показывая куда-то в сторону. -Ах, да! Чуть не забыл! - вскричал повелитель, взяв Даниеля за руку. - Пойдём, милый, я покажу тебе нечто удивительное.Я вытер со лба холодный пот и поплёлся следом за ними.Мы свернули с тропинки, прошли под аркой цветущих акаций и оказались возле грота, вход в который закрывала сплошная стена воды, каскадом падавшая с живописной искусственной скалы в небольшой канал, облицованный гранитом.Канал с двух сторон закачивался маленькими запрудами, в которых цвели розовые и белые лотосы. Красота была неописуемая, но мне стало совсем плохо. По-моему, сегодня эмир решил меня окончательно доконать. -Внутрь можно пройти? - спросил Даниель дрожащим голосом.Повелитель довольно рассмеялся. -Конечно, мой Гиацинт! В том-то и заключается чудо, что в грот можно войти, только если знаешь один секретик.Мне конец, про себя застонал я. Сейчас малыш всё вспомнит! Ведь дома грот был его любимым местом, где он прятался, чтобы помечтать или погрустить. -Какой секретик? - полюбопытствовал юноша, нервно сжимая кулаки.Эмир подошёл к валуну средних размеров, живописно поросшему ярко-зелёным мхом. Без видимых усилий он отодвинул камень, который внутри оказался полым. Мы с Даниелем сунули любопытные носы, и увидели большое железное кольцо, лежавшее поверх каменной трубы, уходившей глубоко под землю. Повелитель взялся за кольцо и сделал три полных оборота вправо. Раздался щелчок, и тихо заработал какой-то механизм. Довольный нашей реакцией, Маликуказал рукой на грот. Даниель пискнул от восторга, а у меня отвисла нижняя челюсть, - поток воды, скрывавший вход стал редеть, и одновременно с этим из глубин канала поднимался мостик с резными перилами. Когда мост замер на одном уровне с краями канала, со скалы упала последняя капля воды. Даниель сорвался с места и помчался к мосту. -Осторожно, малыш! Не упади! Доски могут быть скользкими. Держись за перила, - закудахтал повелитель, а я тихо засмеялся. Если бы эмир знал, какой ловкостью обладает мальчишка, то не орал бы сейчас, как резанный.Юноша тем временем уже скрылся в глубине грота. -Пойдёмте, Гаяс. Посмотрите, какой чудный уголок я устроил для малыша, чтобы он мог уединиться, если у него возникнет такое желание. -Нет, нет, повелитель. Сегодня с меня достаточно впечатлений. Вы идите, а я ещё прогуляюсь по саду и буду ждать вас у центрального фонтана.Малик не стал меня уговаривать и поспешно ринулся к мосту.Про себя я трусливо подумал, что если в гроте Даниель всё вспомнит, то первый яростный удар пусть принимает на себя эмир, а мне лучше переждать в сторонке.Я поплёлся к фонтану, и, уже почти дойдя до него, вдруг резко остановился и хлопнул себя ладонью по лбу. Что же я делаю?! Оставил малыша наедине с озабоченным самцом! А вдруг эмир попытается вновь его изнасиловать. Резко развернувшись, я помчался к гроту.Картина, открывшаяся моим глазам, выбила из меня дух. Даниель, полностью обнажённый, выгнувшись, лежал в мощных руках эмира, стоявшего на коленях. Изящными пальчиками юноша цеплялся за его плечи, а длинные, точёные ноги охватывали бёдра дрожащего от возбуждения мужчины. Голова красавца была запрокинута, и роскошные локоны рассыпались по мраморным плитам пола чёрным, блестящим ковром. В широко открытых, бездонных глазах пылал золотой огонь страсти и желания. Зрелище было настолько сладострастно-завораживающим и прекрасным, что я замер, боясь даже вздохнуть. Эмир покрывал поцелуями это нежное, гибкое тело, не пропуская ни одного сладкого местечка. Маленькие ушки, шея, плечи, хрупкие ключицы и беззащитная ямочка между ними не оставались без внимания. Розовые бусинки сосков подверглись особенно яростной атаке. Малик вылизывал, покусывал, играл с ними языком, а Даниель еще сильнее выгибался, полностью отдаваясь этим изысканным ласкам и тихо вскрикивал, утопая в новых, неизведанных ощущениях. Мне показалось, что он окончательно выпал из реальности и парил в другом, загадочном и волшебном, мире, полном головокружительного наслаждения. Когда эмир лёгкими поцелуями проложил дорожку любви от груди к паху мальчика и осторожно лизнул розовую головку налившейся желанием плоти, Даниель содрогнулся и подался бёдрами навстречу, широко и бесстыдно разведя колени. Малик с восторгом принял этот жест доверия и охватил губами его аккуратное естество, зажмурив глаза, словно пробовал на вкус экзотическое лакомство. Пока эмир с нежной страстью ласкал его, мальчик дрожал и всхлипывал, изнемогая от блаженства, потом вдруг на мгновение замер и с громким криком, полным радостного изумления, забился в руках любовника. Из его прекрасных глаз брызнули слёзы. Малик испуганно посмотрел на, почти рыдающего, красавца. -Малыш, я сделал тебе больно? Почему ты плачешь?Он прижал Даниеля к груди и зарылся лицом в его волосы. -Я…Мне…- глухо лепетал мальчик, уткнувшись зарёванной мордашкой в шею эмира. - Это…Что это было? Малик поднял личико юноши за подбородок и повернул к себе. -Это твоё первое благословение на любовь, мой прекрасный Гиацинт, - нежно сказал повелитель, целуя влажные глаза своего Дани. - О, небеса! Мой маленький, неистовый, такой ещё наивный, ангел. Откуда появилось на земле подобное совершенство?! Ты немыслимо, ослепительно, невыразимо красив! Никого, подобного тебе, я в своей жизни не встречал. Как же я мог так жестоко поступить с тобой?! Прости, прости, сокровище моё! Клянусь, что ни одна слезинка не прольётся из твоих чудесных глаз, только если это будут слёзы счастья.Эмир принялся лихорадочно покрывать лицо юноши жаркими поцелуями, одной рукой обнимая его за тонкую талию, другой нежно поглаживая упругие ягодицы. Добравшись до пленительно-розовых, приоткрытых, словно бутон цветка, губ, он жадно припал к ним, как путник к живительному роднику, со стоном наслаждения погружая язык в эти сладкие глубины. Уф! Кажется, я увлёкся! Но мне никогда не доводилось видеть, как мужчины занимаются этим…по любви и обоюдному желанию. То, что вытворял повелитель с Даниелем, когда насиловал его, было противоестественно и отвратительно. Я не был ярым сторонником морали, но всё-таки считал, что однополые отношения по меньшей мере…э…несколько ненормальны. Однако, наблюдая за этой завораживающей сценой, полной нежной страсти, любуясь умопомрачительной прелестью мальчика, так непринуждённо и естественно смотревшегося в сильных объятиях мужчины, этот чувственный контраст нагого, золотисто-смуглого тела юного красавца с полуодетым любовником, перевернула в моей душе все мои прежние принципы. Пара смотрелась невероятно, ошеломляюще, восхитительно эротично.Когда эмир выпустил губы юноши из сладостного плена, Даниель вдруг пристально посмотрел ему в глаза и замирающим голосом сказал: -Возьми меня, повелитель. Возьми и владей!Дальше я не стал подсматривать, - мне было совестно. Подобное таинство предназначено только для двоих. Третий, как говорится, лишний. Я долго сидел у фонтана, наслаждаясь прохладой и ароматом цветов. На душе у меня было светло и радостно. Возможно, малыш будет счастлив, окружённый любовью и обожанием эмира. Очень хотелось в это верить!Наконец, на дорожке появилась сладкая парочка. Даниель, слегка прихрамывая, держался за руку повелителя, а тот обнимал его за талию, нежно заглядывая в лицо. На слегка припухших губах юноши трепетала блудливо-мечтательная улыбка, а глаза сияли от восторженного потрясения. Вид у него был до такой степени встрёпанный и обольстительно-распутный, что я невольно рассмеялся.Да, мальчишка сегодня познал радости плотских утех и остался весьма доволен!Мы ещё немного побродили по саду, любуясь красотами ландшафта. Малик срывал с веток самые спелые абрикосы и угощал нас. Мы с удовольствием лакомились сладкими плодами, слизывая с пальцев сок и беззаботно хохоча, как дети. Внезапно мы вышли к высокой, каменной стене, увитой шпалерными розами. Среди кустов была едва приметная дверца, наглухо закрытая. -А что там? - полюбопытствовал Даниель. - Можно туда пройти?Эмир покраснел и тихо выругался. -Тебе лучше туда не ходить, малыш, - смущённо сказал он. - Там нет ничего интересного. Обычный сад, не более того.И тут, как назло, из-за стены донеслись звонкие юношеские голоса и громкий смех. Лицо Даниеля потемнело, а глаза сузились в злобном прищуре. -Понятно, - яростно прошипел он. - Значит, у тебя целый гарем! А я, выходит, просто свежая задница, которую ты будешь окучивать, пока не надоест. -Ну, что ты такое говоришь! - забормотал повелитель. - Я уже очень давно не посещаю ту часть дворца. Зачем, когда у меня есть ты, моё сокровище. -Вот-вот, и я о том же! Когда тебе наскучит развлекаться со мной, или, когда найдёшь себе новое сокровище, ты отправишь меня в ту часть дворца и забудешь даже моё имя. Так не лучше бы мне заранее познакомиться с братьями, по несчастью. Может быть, мы найдём утешение в объятьях друг друга? -Дани, прекрати язвить! Ну что ты так завёлся? Во-первых, я никого из тех мальчишек не любил. Во-вторых, ты моё единственное сокровище, мой самый драгоценный алмаз, отрада души моей, ясный свет моих очей. Я безумно люблю тебя! А в-третьих, тебе нельзя туда потому, что тебя могут обидеть. Зависть, это сильное и опасное чувство! -Ах, так они могут мне позавидовать?!- окончательно закусил удила вздорный мальчишка. - А чему, собственно? Моей разодранной жопе? Так я могу уступить им это сомнительное удовольствие.Малик беспомощно посмотрел на меня. Я возвёл глаза к небу и пожал плечами. Сами разбирайтесь в своих заморочках! Даниель тем временем развернулся, собираясь гордо удалиться. -Малыш, а ты часом не ревнуешь? - воскликнул, внезапно озарённый догадкой, эмир.Юноша вздрогнул и остановился, опустив голову. Но необузданный и вспыльчивый характер возобладал над очевидностью. Даниель гордо встряхнул своей роскошной гривой, и, не оборачиваясь, надменно процедил: -Ещё чего! Размечтался! Кого ревновать и к кому? Я - само совершенство, и мне не пристало испытывать подобные низменные чувства. Понятно?И он умчался прочь, стремительно и легко, как порыв весеннего ветерка. -Ревнует! – одновременно сказали мы с эмиром и, переглянувшись, громко захохотали. Даниеля мы застали в его новых покоях, безмятежно плескавшимся в бассейне. Малик быстро разделся, нырнул в воду и, подплыв к юноше снизу, легонько укусил его за попку. Мальчик взвизгнул, и началась весёлая возня, полная чувственных прикосновений и ласк.Я оставил молодых людей наслаждаться друг другом и пошёл к себе. Через некоторое время до меня донеслись приглушённые крики, то пронзительные, то упоительно-томные.Дни проходили счастливой вереницей. Утром мы вместе завтракали, гуляли по саду, болтали, читали стихи, потом обедали. Повелитель с неохотой покидал нас, чтобы заняться государственными делами со своими советниками, я удалялся отдохнуть, а Даниель брал кифару, уютно располагался в беседке и задумчиво перебирал струны, тихо что-то напевая. Но чаще всего он бегал к гроту, чтобы полить цветы и прополоть сорняки на клумбах. Этому занятию малыш отдавался со всей своей неуёмной энергией. Вечерами мы собирались в покоях эмира. Ужинали, играли в шахматы, или в кости на раздевание (причём мальчишка жульничал самым наглым образом), шутили и хохотали до упада, плескались в бассейне. По нашей просьбе Даниель пел, устроившись в атласных подушках в изящно-соблазнительной позе, и мы таяли от звуков его чудесного голоса. Красивое лицо эмира становилось отрешённо-мечтательным, он не сводил жадного взора с юного обольстителя, и в его зелёных глазах вспыхивал огонь страстного желания немедленно овладеть этим чудом. Потом он нежно, но властно брал своё сокровище на руки и уносил в спальню.Я с улыбкой представлял, что они будут вытворять на том роскошном, белом ложе, а потом засыпал под чарующие, полные неги, стоны и вскрики. Прошло около месяца безоблачного счастья. Даниель, со всей страстью и безоглядностью, присущей юности, полностью окунулся в огненную стихию чувственных наслаждений, которые дарил ему повелитель. Мальчик расцветал, как бутон, обласканный солнечными лучами. Красота его (хотя куда уж больше!) становилась какой-то пленительно-томной и сияющей. От него невозможно было оторвать взгляд. Хотелось впитывать в себя тот дивный, завораживающий свет, тёплыми волнами исходивший от его прекрасных глаз, и тонуть, тонуть в их таинственной бездонности. Я стал замечать, что эмир всё больше мрачнеет и хмурится, следя жадным, горящим взором за каждым движением юноши, будто надеясь и страшась найти что-то, скрытое от него. Он начал подробно расспрашивать, чем Даниель будет заниматься в его отсутствие, а потом требовал подробного отчёта о проведённом времени. Мне делалось не по себе. Неужели повелитель ревнует? Но к кому?К цветочкам и фонтанам? Как-то днём, когда повелитель был занят делами, Даниель пригласил меня с собой на прогулку. Он делал это каждый раз, но я, чаще всего, отказывался. Дневная жара изводила меня, я предпочитал оставаться в своих покоях и, под тихое журчание воды, заниматься своим трактатом. А ещё я изобретал тайнопись для шифрования особо важных рецептов. Но в этот день я согласился сопровождать малыша, и мы направились сначала к центральному фонтану кормить рыбок, а потом к гроту поливать цветы. Даниель занялся любимым делом, опустившись на одно колено, а я юркнул в самую тенистую беседку и разложил на коленях свои записи, иногда отвлекаясь, чтобы полюбоваться грациозной фигуркой, склонившейся над клумбой. -Посмотрите-ка, друзья! - раздался вдруг насмешливый голос, полный затаённой злобы. - По-моему, это новая сучка нашего повелителя. Эй, ты, убогий, встать, когда с тобой разговаривает любимец твоего господина.Я в страхе замер, - к нам подходили трое молодых парней, роскошно одетых и увешенных драгоценностями. Их наглые, растленные физиономии были ярко накрашены, они развязно виляли бёдрами, манерно растягивали слова, томно закатывали подведённые сурьмой глаза и, на мой взгляд, выглядели смешно, нелепо и омерзительно. Я хотел было выйти из беседки, но, встретив твёрдый, без тени паники, взор Дани, остался на месте. Да чего, собственно, я испугался! Воин пустыни, закалённый суровой жизнью, не нуждается в защите. Тело юноши слегка напряглось, как у хищника, готового к прыжку, но он невозмутимо продолжал своё занятие, даже не повернув голову в сторону говорившего.Высокий, красивый молодой человек, с высокомерностью баловня жизни, видимо, был главой компании и обладал определённым авторитетом. Двое остальных, смазливые мальчишки лет по девятнадцать, угодливо хихикали, заглядывая ему в глаза, но лица всех троих были искажены ненавистью. -Вы только посмотрите, как он одет! Да во дворце самый последний слуга выглядит лучше. Видимо, он плохо ублажает повелителя, раз ходит, как нищий. Но что может дать господину этот навозный жук? Маленький, хилый недоделок!Давайте-ка поучим недотёпу, как надо работать задницей. Держите щенка, а я натяну его по самые яйца.Все трое громко заржали и направились к Даниелю. Юноша поднялся на ноги и медленно повернулся в сторону противников, откидывая за спину чёрный каскад волос. Он стоял в расслабленной позе, скрестив руки на груди, но я видел, как под тонкой рубашкой напряглись мышцы спины. Парни захлебнулись смехом и во все глаза уставились на роскошного красавца, представшего перед ними. -О! Да ты, оказывается, лакомый кусочек! - наконец выдавил старший. - Тем приятнее будет поучить тебя. Ну, сам снимешь штаны, или тебе помочь. А то мои яйца уже распухли от желания. -А ты уверен, что они у тебя есть? - засмеялся Даниель. -Ах ты, грязная тварь! Да как ты смеешь так со мной разговаривать?! Сейчас я разукрашу твою мерзкую рожу так, что сам себя не узнаешь. -Интересно, кто же размалевал твою морду? Скорей всего, ученик маляра, - уже откровенно хохотал юноша.- Или, под этим слоем штукатурки, ты скрываешь прыщи? Парень взвыл от ярости, а его дружки поспешно отвернулись, скрывая ехидные улыбки. Было видно, что они побаиваются старшего друга, но им явно не хотелось ввязываться в эти разборки. -Для раба, у тебя слишком острый язычок. Его можно и укоротить, - рявкнул задира.- А заодно выбить твои белые зубки, чтобы ты их так нагло не скалил. -Знаешь, что бывает с упёртыми идиотами, которые ищут неприятности? - скучающим голосом сказал Даниель. Чувствовалось, что ему надоела эта перепалка. -И что же? -Они их находят, придурок! -Ох, напугал! Да что ты мне сделаешь, дохляк?! А вот ощутить моего дружка в своей заднице ты можешь прямо сейчас. -А ощутить мой палец в своём глазу ты можешь немедленно.С этими словами, Даниель стремительно подскочил к противнику и неуловимым движением ткнул его указательным пальцем в глаз. Раздался дикий вопль боли, парень упал на землю, закрывая лицо руками. -Я сегодня добрый, поэтому сохранил тебе глаз. Некоторое время будешь испытывать неприятные ощущения, потом всё пройдёт. Это почти то же самое, что хрен в жопе, - сначала больно, потом привыкаешь. Тебе ли этого не знать., дружок! Но если ещё раз посмеешь угрожать мне, я выбью твои гляделки, чтобы они больше никогда не зарились на чужие задницы. Я потихоньку смеялся, наблюдая за распалёнными мальчишками. Даниель перешагнул через поверженного врага и направился к каналу, вероятно, помыть руки. Дружки, отмерев, бросились поднимать катавшегося по траве парня, но тот уже и сам очухался, вскочил на ноги и заорал не своим голосом: -Хватайте эту крысу! Утопим в канале! Его никто никогда не найдёт.Светлейший вернётся к нам и всё будет по-прежнему. Валите гада! Что застыли, трусливые олухи! Он один, а нас трое, мы справимся с ним.И, как разъярённый бык, помчался на Дани, с раскинутыми для захвата руками. Оба ?олуха? последовали за ним, окружая мальчика с двух сторон.Даниель обернулся, его глаза полыхнули гневом. -Аллах свидетель, я этого не хотел, - сказал он и, когда парень подбежал к нему, малыш пригнулся, нырнул под рукой, сделал подсечку, молниеносно развернулся и локтём резко ударил в поясницу. Задира, с направленным ускорением пробежав пару шагов, отчаянно вскрикнул и бухнулся в канал, поднимая фонтан брызг. С двумя другими мой отважный воин расправился ещё быстрее, - только они приблизились к нему почти вплотную, Даниель отступил на шаг, схватил их за волосы и столкнул лбами, как баранов. Инерция бега усилила эффект, раздался звук, словно раскололи пустой орех, и, отлетев друг от друга, мальчишки упали на задницы, хватаясь за головы. Я выбежал из своего укрытия, держась за живот от безудержного смеха. -Малыш, ну и представление ты устроил! Давно я так не смеялся. -А у меня давно не было случая так славно поразмяться, - хихикнул Дани.Тут его внимание привлекли странные жесты парней, указывающих в сторону канала. -Ну? - недовольно спросил юноша. - Тоже хотите искупаться? Так я вам сейчас это устрою. -Нет, нет! - испуганно заверещали мальчишки. - Там Фарух! Кажется, он утонул. Он не умеет плавать!Мы обернулись и увидели, как по глади воды медленно расходятся круги, а на поверхность вынырнул пузырёк воздуха и, сверкнув на солнце, тихо лопнул. -О, шайтан! - воскликнул Даниель и, не успел я опомниться, как он с разбега прыгнул в воду.Томительно потянулись минуты, показавшиеся мне вечностью, но, когда появилась голова Фаруха, а следом и Дани, мы радостно загалдели, помогая вытащить на берег бесчувственное тело парня. Я быстро проделал нужные манипуляции, восстанавливая дыхание, через несколько секунд из его рта хлынула вода, он судорожно вздохнул и закашлялся. -Пойдёмте, Гаяс, - устало сказал юноша. - На сегодня с меня достаточно приключений. -Да, да, малыш! Нам пора. -Постойте! - раздался позади нас хриплый голос.Мы обернулись и увидели, как Фарух, с трудом поднявшись, идёт к нам. -Ну, что ещё? - разозлился Даниель. - Ты не остыл? Хочешь продолжения? -Ты спас мне жизнь! Почему? -Я не убийца! А ты не враг мне. -Ты прав, Дани! Ты не враг! Отныне ты мой друг, а я твой брат по крови. Знай, если тебе когда-нибудь понадобится помощь, можешь рассчитывать на меня. Вот, возьми. Это ключ от калитки. Приходи в любое время, мы все будем рады. И прости за те слова, что я наговорил тебе.Фарух протянул руку, и Даниель, чуть помедлив, вложил свою изящную ладошку в его сильные пальцы. Парень осторожно, словно боясь причинить боль, пожал её.Мы медленно шли по дорожке, направляясь к дворцу. -Зря ты их не отделал по полной, - кровожадно сказал я.- Распущенные, наглые, самодовольные бездельники. Особенно этот Фарух. Можно было его и не спасать, рискуя своей жизнью! -Они просто глупые мальчишки, Гаяс. За это не убивают. -Мальчишки?! Да каждый из них старше тебя на два-три года! -Хорошо, скажу по-другому. Они влюблённые, брошенные мальчишки. Их надо пожалеть. -Ты слишком великодушен, мой дорогой. Они ведь могли тебя покалечить. -Гаяс, вы обижаете меня! Неужели я выгляжу настолько беспомощным, чтобы позволить трём раскрашенным павлинам причинить мне вред. Но, если вы испугались за меня, тогда почему же не пришли мне на помощь, а хихикали в своём укрытии?И, не дожидаясь ответа, Даниель обнял меня за плечи и чмокнул в щёку. -Я очень люблю вас, мой единственный друг! - внезапно сказал мальчик, серьёзно глядя мне в глаза. - Пообещайте, что никогда не оставите своего малыша. -Ангел мой, я никогда, никогда не оставлю тебя, куда бы не занесла нас судьба. Я всегда буду рядом, что бы ни случилось!Меня встревожило странное поведение юноши, но расспросить его не успел, - по лестнице спускался эмир, хмуро и подозрительно осматривая нас. Неужели видел, как Даниель поцеловал меня? Опять ревность взыграла? Но это же бред! -Ты почему такой мокрый, душа моя? - вкрадчиво спросил он. -Я свалился в канал, когда хотел сорвать лотос. -И где он? Почему не сорвал? -Передумал. Мне стало жаль губить красивый цветок.Повелитель подошёл к нам вплотную, гневно сверкая глазами. -Дурака из меня хочешь сделать, тварь похотливая?! Сразу с тремя кобелями блудил? Ну и как, знатно они распахали твою ненасытную задницу? Что ты вылупил глазищи? Отвечай, кто это был? Хотя, какая разница! Они не виноваты, ведь перед тобой практически невозможно устоять, когда ты идёшь, ослепляя своей чистой, невинной красотой и виляя бёдрами, как базарная шлюха. Маленькая, развратная дрянь. -Повелитель! Вы в своём уме? - не выдержал я, поражённый и испуганный этой вспышкой ярости. - Да что вы такое говорите! Опомнитесь! -А вы, Гаяс? - словно не слыша меня, продолжал шипеть эмир. - Где были вы, когда ваш подопечный весело проводил время? Спрятались где-нибудь, чтобы не мешать или караулили, чтобы никто не застукал? Так знайте, у меня повсюду глаза и уши, и мне всегда всё известно… Куда это ты собрался, Дани?Юноша, взяв меня за руку, уже сделал несколько шагов в противоположную от дворца сторону. -Надоело слушать эту галиматью, - тихо ответил он, не оборачиваясь. Но я видел, как задрожали его губы и потемнели глаза. - Если у вас везде есть уши и глаза, так чего же вы до сих пор не узнали, кто покушался на вас? Мне, конечно, льстит, что моя задница вам дороже жизни, но не пора ли побеспокоиться о своей, вместо того, чтобы нести всякую чушь. Как сказал один поэт: ?Никто не избежит конца пути земного. Поберегись, глупец! Ведь ты не золото! Тебя, раз закопав, не откопают снова!? -Ты опять распустил свой поганый язык! - загрохотал эмир. - Я слишком разбаловал тебя, щенок. С подлыми рабами нельзя быть настолько снисходительным, раб должен знать своё место. Ты достоин примерного наказания. С завтрашнего дня будешь жить в казарме, и ублажать моих воинов по первому их желанию. Испытаешь на своей шкуре, а, вернее, на своей заднице, каково это, - быть дешёвой, грязной казарменной подстилкой. Всё познаётся в сравнении, мой милый. Тогда ты поймёшь, чего лишился! Даниель медленно повернулся и пристально посмотрел в глаза повелителя. -Добрый хозяин решил бросить объедки своим преданным псам! Как это великодушно! А главное - справедливо. Попользовался сам, - дай другим!Лицо юноши окаменело, а в глазах застыли непролитые слёзы горького разочарования. Он судорожно сжимал мою руку, и я чувствовал, как холодеют его тонкие пальчики. Я замер, не в силах принять и осознать весь ужас происходящего. Наступила гнетущая тишина. Казалось, даже птицы перестали петь. На побелевших губах Даниеля появилась ледяная улыбка. -Что ж, этого следовало ожидать! - голосом, дрожащим от напряжённой борьбы с обидой и болью, продолжил юноша. - Ваш характер изменчив, как ветер пустыни. Только утром вы называли меня своим сокровищем, и вот уже готовы бросить его к ногам наёмников. А может, вам что-то нашептали придворные интриганы? Есть люди, которым очень плохо, когда другим хорошо. Вы сами говорили, что зависть, это убойная сила. Значит, их можно поздравить. Они добились своей цели, найдя в вашем лице благодарного слушателя с ослиными ушами. А глупому ревнивцу много и не надо, - посей в нём зерно сомнения, и оно буйно прорастёт, как сорняк под забором. Идёмте, Гаяс. -Нет, маленький засранец! - в бешенстве взревел эмир. - Ты просто так не уйдёшь. Я выслушал твои дерзкие речи, но это всего лишь слова. А мне нужны доказательства твоей невиновности в измене.С этими словами повелитель вцепился в волосы Даниеля и резко нагнул вперёд, другой рукой стягивая с него еще влажные штанишки. Плотный шёлк не поддавался, тогда эмир с силой рванул их за пояс. С громким треском швы разошлись, обнажая золотисто-смуглую попку мальчика. -Что вы делаете! - закричал я, пытаясь оттащить эмира. -Не встревайте, Гаяс! - задыхаясь от злобы, прошипел Малик. - Ничего такого, что бы я уже не проделывал с этой мелкой, похотливой гадиной. Он имеет наглость строить из себя святую невинность, вот я и хочу проверить, так ли это. Внутри должны остаться свежие соки его любовников. -Вы окончательно спятили! Малыш прав, - вы наслушались подлых наветов людей, которые, возможно, устраивали покушения на вас. Как вы не поймёте, что всё это устроено, чтобы ослабить вашу бдительность и осторожность. Пока вы будете пребывать в таком состоянии, истязать себя подозрениями и ревностью, у них будут развязаны руки… -Замолчите, Гаяс! Злоумышленник давно найден, во всём признался, и казнён. А вы наплетёте что угодно, лишь бы выгородить своего любимчика. -Но…Я бросил беспомощный взгляд на Даниеля, неподвижно стоявшего в неудобной и унизительной позе, даже не пытаясь оказать сопротивление. Он ласково и благодарно смотрел на меня сквозь спутавшиеся, влажные локоны, а на осунувшемся личике застыло такое безысходно-трагическое выражение, что я не выдержал и тихо заплакал.Эмир, меж тем, слегка смочил палец слюной и резко ввёл в крохотную дырочку юноши. Тот вздрогнул и сжал зубы, но не издал ни звука. А Малик протискивал свой длинный палец всё глубже в тело моего ангела, до самого основания, затем так же резко вытащил его и отпустил волосы Дани, который, от неожиданности, рухнул на колени. Пока эмир разглядывал свой палец, слегка окрашенный кровью, я склонился над мальчиком, замершим, словно изваяние, окутанное чёрным блестящим шёлком струящихся волос. Со стоном отчаяния и жалости, я попытался поднять его, но он, отстранив меня, встал сам и, не глядя на нас, скинул с себя остатки растерзанной одежды. Тонкая, гладкая кожа засияла в солнечных лучах, как расплавленное золото. Юноша, сначала медленно, затем всё быстрей уходил от нас, а потом сорвался и побежал, легко и невесомо, как лепесток цветка, подхваченный ласковым ветерком. Его точёные ножки едва касались каменных плит, отливающие воронёной сталью волосы развевались за спиной, словно крылья ангела. И мне показалось, что это юное, прекрасное божество сейчас взлетит к сияющим небесам, чтобы с неотвратимой безнадёжностью навсегда покинуть эту проклятую землю и вернуться в свой волшебный мир.Даже не взглянув на эмира, замершего, как соляной столб, я собрал одежду Дани, прижал к груди и побрёл прочь, сам не зная куда. Я должен отыскать малыша, приласкать, утешить, но сил не было. Боль в груди, долгое время не беспокоившая меня, вернулась, не давая вздохнуть. В глазах мелькали смутные тени, огненные круги и чьё-то лицо, такое любимое, милое и далёкое. Голова болела так, что я непроизвольно застонал, протяжно и жалобно. -Гаяс, миленький, - раздался вдруг откуда-то из небытия нежный, как свирель, голосок,- только не умирайте. Мой дорогой, мой единственный друг, не уходите от меня. Ну, пожалуйста, родной, держитесь! Я сейчас…Всё будет хорошо…Я помогу вам…Этот прерывистый, ласковый, умоляющий лепет, за который моё угасающее сознание зацепилось, словно за соломинку, вселял в меня надежду и веру в то, что, возможно, и вправду всё будет хорошо. В мозгах у меня постепенно прояснялось, и я осознал, что меня куда-то несут, ощутил чьи-то тёплые руки, вдохнул нежный аромат весенних трав, напоённых дождём. -Даниель, сыночек мой, - простонал я.- Отпусти меня, тебе тяжело. Со мной всё в порядке, милый. Временная слабость, не более того. -Тише, тише, Гаяс! Мы уже почти пришли… Вы так напугали меня! А ведь обещали никогда не покинуть своего малыша.Тело растворялось в этом журчащем шёпоте, и я словно плыл в сияющем, прозрачном воздухе, наполненном живительным теплом, слыша ровное биение родного сердечка, ощущая, как моё подстраивается под этот ритм и вот уже наши сердца бьются в унисон, радостно приветствуя жизнь… Окончательно придя в себя, я открыл глаза и осмотрелся. Первое, что я увидел, - это, бледное, измученное личико моего ангела. Даниель сидел рядом со мной, бессильно прислонившись к стене. Его глаза были закрыты, длинные ресницы слегка подрагивали, на губах трепетала лёгкая улыбка. Малыш спал, и, похоже, был счастлив в своём сне. Я тихо вздохнул и вдруг понял, что у меня ничего не болит. Сердце билось спокойно и ровно, без обычных болезненных толчков, от которых, казалось, треснут рёбра. Голова была ясной, а в теле ощущалась сила и энергия молодости. Я во все глаза смотрел на мальчика, и странная мысль пронзила меня, как удар молнии, - а не это ли неземное создание причина тому.Мне хотелось засыпать его вопросами, чтобы убедиться в правильности своей догадки, но Даниель так сладко спал, что я не решился его беспокоить.Я уже понял, что мы находимся в гроте. Шум стекающей со скалы воды нисколько не раздражал. Наоборот, приятной музыкой ласкал и обволакивал слух.В небольшом пространстве грота было удивительно тепло и уютно. В нише, задрапированной плотной, узорной тканью, стоял широкий диван, заваленный подушечками разных размеров и расцветок. Круглый столик на витых ножках, пара изящных кресел, шкафчик для одежды. Со сводчатого потолка на серебряной цепи свисал масляный светильник в форме лотоса. В общем, настоящее любовное гнёздышко, наполненное сладострастной негой. -Гаяс! - раздался вдруг радостный голосок, и сзади мне на плечи легли тёплые ладошки, а в шею ткнулись мягкие, шелковистые губы. - Гаяс! Как же вы меня напугали! Я уже думал, что потерял вас. -А что случилось, сынок? Расскажи. Я почти ничего не помню, кроме того, что эмир опять обидел тебя. -Он уже не раз приходил, пока вы спали, - засмеялся Даниель. - Орал с того берега, что хочет поговорить. Но я не отозвался, да и сил у меня не было. Я чувствовал себя виноградиной, из которой выдавили весь сок. -Но почему он сам не проник в грот?Юноша залился звонким мальчишеским смехом. -С этой стороны тоже есть один секретик. Малик забыл или не захотел о нём рассказать, а ваш умненький малыш разгадал его. Видите, этот рычаг? Если его опустить вниз, как сейчас, то механизм с той стороны блокируется. Поэтому, теперь, чтобы попасть сюда, эмиру придётся изрядно промочить свой царственный зад. Если он решится на это, то я буду почти счастлив. -Ты простил его? Так быстро? -Ну, я бы не сказал, что быстро. Прошли почти сутки, как мы в осаде. -Ответь мне честно, сынок, ты любишь его?Даниель нахмурился и серьёзно посмотрел мне в глаза. -Да, люблю, очень люблю! Но он никогда не узнает об этом. Я не хочу, чтобы Малик имел полную власть надо мной. Такой человек, как он, высокомерный, самолюбивый, непостоянный, добившись своего, быстро остывает. Его увлекает охота и азарт, а когда жертва падает перед ним, раскинув лапки, он тут же теряет к ней интерес. Уж лучше пусть я буду шлюхой в его глазах, чем жалкой добычей, истерзанной любовью. -Маленький мой, откуда в столь юном создании так много житейской мудрости! Но я одного не могу понять, как можно пресытиться твоим обществом.Ты так прекрасен, умён, с тобой невозможно заскучать. А твой голос, твои песни!Твоё очаровательное остроумие, непредсказуемость… -Ой, ой, ой, Гаяс! Я сейчас взлечу до небес от гордости! - прервал меня Даниель, улыбнувшись. Но тут же посерьёзнел. - Красота и счастье бродят по разным дорогам, которые почти никогда не пересекаются. И… хватит об этом. Мне больно…очень… -Расскажи, куда ты побежал от нас, сверкая своей бесподобной, голой попой, - решил я сменить тему.Юноша повеселел и, откинув со лба непослушный локон, лукаво посмотрел на меня. -А сами-то как думаете! Конечно сюда, в грот. Мне надо было успокоиться, подумать, ну и прикрыть зад, наконец. Признаюсь, я даже поревел, как девчонка. Потом уснул, но среди ночи мне стало плохо, я начал задыхаться, а перед глазами встало ваше мёртвое лицо. Во всяком случае, мне так показалось.И я бросился искать вас, проклиная себя за то, что убежал, как последний эгоист.Вы бы никогда так не поступили. Простите меня, друг мой! Я нашёл вас в кустах, без сознания. Ваше сердце почти не билось. Мне стало так страшно и горько! Я поднял вас на руки и понёс, сам не зная, куда. Слёзы застилали мне глаза, а я прижимал вас к груди и что-то говорил, говорил, будто молился… А потом вы открыли глаза и посмотрели на меня… Что было дальше, помню смутно. Силы оставляли меня, но всё-таки до грота я дошёл. Разбудили меня вопли эмира, а вы спали и я, держа вас за руку, смотрел, как вы дышите. Значит, мои предположения были верны, - малыш спас мне жизнь, через прикосновения влив в меня свою силу и энергию, заставив биться моё изношенное сердце в одном ритме со своим, поделившись со мной здоровьем. Пусть неосознанно, но искренне, желая всей своей чистой душой помочь мне. Поэтому и выглядит таким усталым и измождённым. Мой маленький, светлый, бесценный ангел! Но как жестоко с тобой обошлась судьба! -А потом? -Ночью я сплавал на вражеский берег, - хохоча, ответил мальчишка. - Мост не стал поднимать, на случай засады. Нарвал персиков и абрикосов на случай длительной осады. О, небеса! Я заговорил почти стихами, - Даниель лукаво посмотрел на меня. - Когда возвращался, чуть не столкнулся с эмиром. Хорошо, что было темно и шаг у меня лёгкий. Переждал в кустах, пока он наорётся. Уходя, заботливый повелитель оставил сумку с едой. Но я не взял, потому что гордый.Ну, а потом присел рядом с вами и уснул. Вот и всё, дорогой мой друг.Я восхищённо смотрел на это дивное создание и благодарил Аллаха за счастье, которым он одарил меня, позволив встретить подобное чудо. Мы, беззаботно смеясь и болтая, перекусили фруктами, поиграли в шахматы и кости (эмир всё здесь устроил для приятного отдыха). За разговорами время летело незаметно. Вдруг я увидел кифару, висевшую на стене, и мне так захотелось услышать пленительный голос Дани, что я умоляюще сложил руки.Малыш сразу понял и тихо засмеялся. Взяв инструмент, он провёл пальчиками по струнам и на мгновение задумался. И вот под каменными сводами раздались чарующие напевы, полные грусти и тоски. Доставлю радость я тебе, а сам умру от горя, И замолчу навек,- случится это вскоре. Для сердца твоего меня легко забыть, А я храню обет – до смерти верным быть. Всё изменяется под хладною луною. Как изменился ты, как холоден со мною. Но, если я теперь ничто в твоих глазах, То истину тебе не дал узреть Аллах!В своих печальных песнях Даниель изливал душу, растоптанную и израненную, азвуки его дивного голоса, отражаясь от стен, превращались в хор ангелов, словно молящих небеса о прощении и милосердии ко всем живущим на грешной земле.Я откровенно плакал, даже не пытаясь скрыть слёзы, но они высохли тут же, как только, подняв голову, я увидел эмира, стоявшего у входа в грот. Вода стекала с него ручьями, но он не обращал на это никакого внимания. Его пылающий взор был направлен на поющего красавца и, казалось, прожигал его насквозь.Словно что-то почувствовав, Даниель повернул голову и замер. Кифара, издав жалобный звук, выскользнула из ослабевшей руки. Они молча смотрели друг на друга, не мигая и не шевелясь. Казалось, между ними протянулись сверкающие нити взаимного притяжения, но ни один из них не решался сделать шаг навстречу. Первым не выдержал Малик. Подавшись вперёд, он раскинул руки и тихо позвал: -Иди ко мне, мой Гиацинт, мой прекрасный, чистый цветок. Моё бесценное сокровище! Иди ко мне, моё любимое шальное чудо!В глазах Даниеля вспыхнуло трепетное ожидание великого таинства, под названием – Любовь. И вера, что любовь существует, и надежда, что он её избранник! Его лицо засияло и он, радостно вскрикнув, бросился к эмиру.Повелитель подхватил мальчика на руки, крепко прижав к груди его хрупкое тело, и впился неистовым поцелуем в полураскрытые розовые бутоны желанных губ. Юноша обвил руками шею эмира и со стоном, полным блаженства, отдался во власть желаний и пламенной страсти своего возлюбленного.Я потихоньку встал и нажал на рычаг. Дождавшись, когда поток воды иссякнет и поднимется мост, я вышел из грота, оставив любовников наедине, наслаждаться друг другом.Часть 8.Правда бывает страшнее лжи. Отношения между повелителем и Даниелем закручивались новым витком пламенной любви и безудержной страсти. После примирения, молодые люди несколько дней не покидали спальню, практически не вылезая из постели. До меня долетали звуки их наслаждения, выражающиеся глухими стонами и яростными воплями эмира, которым вторили гортанные, полные чарующей неги вскрики мальчика, на пике удовольствия, переходящие в протяжное ?Мали-и-ик!?, звучавшее в его устах, как ?Мяу?, разомлевшего от ласк котёнка.Прогуливаясь по галерее, я посмеивался над ними, представляя, какими они выползут из покоев после такого любовного марафона. На утро четвёртого дня ко мне зашёл повелитель и устало плюхнулся в кресло. -Что случилось? - улыбаясь, спросил я, разглядывая его измождённое, но безмерно довольное лицо. - Вам нужна моя помощь?Эмир поднял на меня глаза, светившиеся радостным изумлением и восторгом. -Гаяс! Только с вами я могу поделиться чувствами, которые переполняют меня. Если я буду слишком откровенен, простите. Но мне надо высказаться, иначе меня просто разорвёт на части. Вы даже представить себе не можете, что вытворяет это маленькое чудовище! - замирающим от счастья голосом, пробормотал Малик. - Он укатал меня, заездил, высосал до самого дна. Такого ураганного, потрясающего, неистового в своих желаниях любовника у меня никогда не было. А его неуёмная фантазия для достижения изысканно-острых ощущений не знает предела! Это что-то невероятное! Да он заткнул меня за пояс! Мне остаётся только краснеть, чувствуя себя неопытным юнцом. Не могу понять, откуда в этом хрупком теле столько сил для подобного безумства страстей. И, знаете, что самое пленительно-трогательное и завораживающее в этом неземном создании? На пике блаженства он поёт! Его голос проникает в самую глубь души, и меня словно уносит в заоблачные дали, и я парю среди звёзд, не чувствуя своего тела. Восторг полёта накрывает меня с головой, сердце радостно замирает, и я смеюсь от счастья, видя сияющее лицо своего прекрасного принца и утопая в его пылающих расплавленным золотом глазах, полных любви и нежности. Я шепчу: ?Мой, мой, навсегда!? А он отвечает: ?Твой, твой, только твой!? И ласково улыбается, гладя меня по щеке своей тёплой ладошкой. О, Гаяс! Я без ума от него! Люблю это восхитительное, таинственное создание, люблю до сердечной боли! Моё собственное, сказочное, невыразимо прекрасное чудо! Повелитель радостно засмеялся, озорно подмигнув мне, как мальчишка, и сладко потянулся всем своим мощным телом.Мне стало как-то не по себе. Даниель настолько влюблён, что постепенно открывается эмиру? Его магия набирает силу? Или это получается непроизвольно? На эти вопросы у меня не было ответов. Но, если малыш счастлив, значит, мне остаётся только порадоваться за него. -Я рад за вас обоих, - искренне сказал я.- Но, почему вы один? Где же ваше чудо? -Плавает в бассейне. Говорит, что я его замучил. А у самого довольная мордаха, как у кота, слопавшего мышку. Несносный мальчишка! Он снова захохотал, сверкая зелёными глазами, полными обожания и нежности.А меня вдруг пронзило какое-то странное чувство тревоги. Уж слишком идеально всё складывается, чтобы питать надежды на счастливое будущее. Бурные отношения довольно быстро испепеляют души и сердца. Это, как в пустыне, - знойный день сменяется долгой холодной ночью. Закон природы! Не знаю, откуда взялись подобные мысли, но мне стало страшно за Даниеля. Нет никакой гарантии, что страсть эмира к прекрасному юноше продлится долго. Малыш поступил мудро, когда решил не говорить о своей любви повелителю. Может быть, ему будет не так больно, когда тот охладеет к нему. Хотя, возможно, я зря себя накручиваю. Будущее так туманно и неопределённо, что не стоит заглядывать вперёд, а жить одним днём, - сегодня тебе хорошо, а завтра будь, что будет. А так хочется верить в лучшее!Но всё-таки я решил прощупать почву, чтобы лишний раз убедиться, что счастье моего ангела строится на твёрдой земле истинной любви, а не на зыбучих песках сиюминутной прихоти развращённого сластолюбца. Хотя, судя по откровениям эмира, можно и поспорить, кто из этой парочки больший соблазнитель. -Любовные утехи, это, конечно, приятное занятие, - медленно начал вещать я.- Но не вся жизнь должна проходить в постели. Если целыми днями есть только халву, она скоро надоест. Пресыщение, - злейший враг любви. Страсть будет медленно угасать. Я имею в виду вас, повелитель. Для мальчика ваши отношения наполнены неизведанными, яркими ощущениями. Вам удалось пробудить в нём чувственность и жажду плотских наслаждений. Он с головой, безоглядно, окунулся в вашу любовь, и будет предан вам душой, и телом. А вот вы уже многое испытали, вы привыкли брать от жизни все блага и удовольствия, ища новизны и остроты эротических переживаний, да и особым постоянством не отличаетесь и, я боюсь, что вскоре будете искать себе свежий объект для чувственных услад. Возможно, ваша любовь к Даниелю и желание обладать им не пройдёт, но со временем превратится в привычку. Малыш умён и чуток. Он быстро поймёт перемену в ваших отношениях и затоскует. А где печаль, там и страдание. Ваш прекрасный Дани потеряет интерес к жизни и увянет, как цветок. -Гаяс, вы сами-то понимаете, о чём говорите?!- разозлился повелитель. - Я много раз повторял вам, что обожаю этого мальчика, люблю в нём всё, от чёрного водопада волос, до розовых пяточек на его маленьких ножках. Никто, слышите, никто не сравнится с ним по красоте и очарованию… Да от одного его взгляда из-под ресниц, глубокого и таинственного, меня бросает в дрожь, а огонь желания растекается по венам, как лава. Обнимая его прекрасное тело, слушая жаркий лепет, впитывая свежее, как горный воздух, дыхание своего малыша, я забываю обо всём. Мир перестаёт для меня существовать, потому что только Даниель стал моей вселенной. Сейчас я разговариваю с вами, а мне уже хочется вприпрыжку бежать к нему, чтобы убедиться, что он ждёт меня, весь такой нежный, тёпленький, вполне осязаемый, а не эфемерное виденье, или волшебный мираж, который может раствориться в воздухе без следа, оставив после себя лишь дивный аромат весенних трав, напоённых дождём. А этого я боюсь больше всего на свете! И пусть он не говорит мне слов любви, которых я жду с надеждой и трепетом, что ж, я счастлив уже тем, что он хочет меня и жаждет моих ласк. Но я верю, что он любит меня, просто из свойственной ему вредности, или ещё не полного доверия ко мне, не хочет об этом говорить. За него говорят его песни. Вы представить себе не можете, в какой сказочно-блистательный мир я улетаю вслед за его чарующим голосом! С этими словами эмир убежал, а я облегчённо вздохнул, немного успокоенный его пламенной речью.Высшим доказательством любви и доверия со стороны повелителя стало то, что он позволил Даниелю выходить из своих покоев и гулять по дворцу, наверное, боясь, что малыш заскучает, или смирившись с его неугомонным, пытливым, свободолюбивым характером. Он понял, что ему не удастся вечно держать в золотой клетке этот вольный, солнечный ветерок. Единственным условием эмира было, чтобы Даниель тщательно и нарядно одевался и носил украшения, ну, хотя бы перстни и браслеты. -Понимаешь, моё сокровище, - объяснял Малик упрямому мальчишке, нанизывая на его тонкие, длинные пальчики кольца с бриллиантами, сапфирами, рубинами и прочими драгоценными каменьями,- все должны признать твой статус и проявлять должное уважение. Чем больше на тебе этих побрякушек, тем выше ты стоишь на иерархической лестнице. Дворец - это как пчелиный улей, где чётко распределены обязанности каждой особи. Стоит только зайти за рамки, и нарушителя правил уничтожают морально. Дворцовая жизнь опасна, полна интриг и заговоров. Когда увидят, как ты носишься по коридорам или залам, одетый, словно рыночный бродяжка, тебя сожрут и не подавятся,- над тобой будут насмехаться, тебя будут презирать и унижать, или полностью игнорировать. Я не могу этого допустить! Поэтому, ты должен ослеплять всех не только своей внешностью, но и роскошью в одежде и украшениях, и тогда на тебя будут смотреть, как на человека, приближённого к трону повелителя и щедро осыпанного его милостями. А это гарантия твоего благополучия! Не хмурься, радость моя! Я знаю, что ты можешь за себя постоять, но ты бессилен против коварства и подлости, потому, что слишком наивен и чист душой. Прислушайся ко мне и сделай, как я прошу. Завтра мы совершим прогулку по дворцу. Я представлю тебя придворным советникам. Веди себя непринуждённо и с достоинством… Хотя, об этом можно было и не говорить, мой принц,- нежно улыбнулся эмир, сажая мальчика к себе на колени и покусывая маленькое ушко.- Ты и так ведёшь себя, словно персидский султан. На следующее утро, после завтрака, мы с повелителем ждали Даниеля, который побежал в спальню переодеваться. Когда, через несколько минут, он вышел к нам, мы замерли от восхищения, граничащего с восторженным обалдением. На мальчике были одеты лёгкие штанишки из чёрно-дымчатой ткани, сквозь которую слегка просвечивали точёные ножки. Гибкую талию обвивал шарф из золотистой кисеи. Чёрная жилетка, расшитая узорами из жемчуга, застёгивалась чуть выше пупочка золотой брошью в виде полумесяца, с большим бриллиантом в центре. На предплечьях сверкали широкие золотые наручни, украшенные изумрудами, а на изящных запястьях позвякивало множество браслетов тончайшей работы. Грациозную шейку охватывало то самое ожерелье, которое я принял за ошейник раба. Но на этом сказочном существе оно смотрелось, поистине, с царственной изысканностью. Роскошные волосы, тщательно расчёсанные, блестящими волнами ниспадали на плечи и грудь, а спину закрывали почти до попки. Кстати, об этой соблазнительной части совершенного тела юного красавца! Его штанишки были сшиты таким образом, что ни сзади, ни спереди не просвечивали, в ином случае, эмир ни за что не выпустил бы это ходячее искушение дальше спальни. Пока мальчишка кокетливо крутился перед нами, лукаво сверкая своими колдовскими глазищами, мы находились на грани умопомрачения. -Э-э-э..,- наконец выдавил из себя повелитель. -М-м-м..,- проблеял я, даже не пытаясь скрыть восторг.Даниель остановился и задумчиво обвёл контур губ указательным пальчиком, на котором сверкнул перстень с лунным камнем. -О-о-о..,- выдохнули мы одновременно, окончательно добитые этим жестом, полным обольстительно-трепетного очарования.Даниель нахмурился и капризно топнул ножкой. -Ну, и что вы застыли, и что за звуки издаёте, будто вам прищёмили одно место? Я ужасно выгляжу? Что не так? Мало этих побрякушек? Подождите, я сейчас!Он побежал в спальню и через минуту вернулся, прилаживая на голове тонкий обруч из платины, усыпанный изумрудами, с бриллиантовой подвеской, которая ослепительно засверкала, уютно устроившись между разлётом смоляных бровей. -Теперь нормально? Я соответствую требованиям дворцового этикета, повелитель? - насмешливо протянул ехида. -Ты нарочно устроил это представление, маленькая заноза? - отмер, наконец, эмир, выдыхая воздух сквозь стиснутые зубы и пытаясь закрыть рукой внушительный бугор в паху. -А вы думали, что я потащусь по дворцу, звеня этим железом, как свадебный верблюд бубенчиками? Да ни за что! -Но, малыш, ты даже представить себе не можешь, как ты прекрасен! Мои придворные сойдут с ума от зависти. Ты произведёшь неизгладимое впечатление на всех. Перед тобой будут преклоняться, тобой будут восхищаться, тебя будут боготворить! А твоё неотразимое обаяние повергнет их к твоим стройным ножкам. Ты знаешь, какой властью может обладать признанный фаворит правителя? Почти неограниченной! -Восхищение, преклонение, власть, - задумчиво сказал Даниель.- Вы уверены, что мне всё это нужно? А как же интриги, зависть, коварство? Ведь вы говорили, что жизнь во дворце полна таких прелестей, но хотите бросить меня в эту навозную жижу. -Я уже и сам не знаю, чего хочу, ангел мой. По мне, так я бы приковал тебя золотой цепью к кровати и никуда не выпускал. У меня очень развито чувство собственника, и я не хочу, чтобы на тебя кто-то пялился жадным взором. Но, зная твой неуёмный характер, предполагаю, что тебе скоро надоест полоть сорняки на клумбах и поливать цветочки. Ты затоскуешь, а мне тяжело будет видеть печаль в твоих прекрасных глазах. С другой стороны, я должен позаботиться о твоём будущем. Я люблю тебя, сокровище моё, ты стал смыслом моей жизни, и я сделаю всё, чтобы ты был счастлив. Года через два-три, я женю тебя на самой красивой и знатной девушке, сделаю своим советником. Если захочешь, конечно. У тебя будет свой дом, семья, дети… Ты ведь хочешь детей?Даниель смутился и его щёчки мило порозовели. -Не знаю…Я ещё об этом не думал…Да! Мальчика и девочку! Эмир засмеялся и притянул красавца к себе на колени. -А для этого, любовь моя, тебе придётся привыкать к дворцовой жизни. Ты умный и проницательный мальчик, быстро поймёшь, кто есть кто. А в остальном тебе поможет твоё обаяние и потрясающее очарование, которое ты излучаешь. Маленький мой, пойми, что это нужно для твоего будущего. Я подниму тебя на вершину и сделаю равным себе. Ты, как никто другой, этого достоин! Повелитель уткнулся носом в макушку Даниеля, вдыхая аромат его волос, а юноша посмотрел на меня и в его глазах промелькнула тоскливая обречённость.От этого взгляда меня пробрал озноб, а сердце сжалось от какого-то смутного предчувствия беды.Через мгновение Даниель, будто приняв какое-то решение, тихо вздохнул. -Хорошо, повелитель, - сказал он, осторожно выбираясь из объятий любовника.- Я сделаю всё, что вы хотите. Обворожу, очарую, покорю, ну… и всё в таком роде. Лишь бы вы были довольны!Мальчик погладил эмира по щеке, пробежал тонкими пальчиками по его волосам и чмокнул в кончик носа. Его глаза снова лучезарно засияли, и он весело пропел: - Мой трон - седло, моя на поле слава, венец мой –шлем. Весь мир – моя держава! Вперёд, светлейший! Зададим жару вашим придворным, чтоб они захлебнулись слюнями от зависти.Как было сказано ранее в моей исповеди, я много путешествовал по разным странам и многое повидал. Везде свои законы и нравы, свои запреты и обычаи. Но почти во всех знатных и богатых домах мужчины с гордостью выставляли напоказ своих жён и наложниц. По нашим законам Шариата, женщин держали отдельно от мужчин, и ни один чужой взгляд не должен был осквернять собственность господина. Поэтому, в моду вошло заводить смазливых мальчиков.На рынке рабов это был самый ходовой товар. Такую роскошь, как иметь юного симпатягу, мог позволить себе не каждый, - только очень богатый человек. Знать таскала с собой наложников на все встречи и приёмы, наряжая, как куклу и обвешивая драгоценностями, демонстрируя тем самым своё богатство. И вот с этими тщеславными и надутыми от чувства собственной значимости людьми, предстояло вступить в схватку моему ангелу.Я верил, что он выйдет победителем из этого горнила зависти, ненависти и злобы.Ради любимого человека, ради своего будущего.Мы подошли к залу приёмов, и стражники, низко кланяясь, отворили перед нами обе створки огромных дверей. До нас доносились голоса и смех гостей. Когда доложили о прибытии светлейшего, наступила тишина, и все склонились перед своим повелителем. На красивом лице эмира застыло выражение холодной надменности и высокомерия. Он медленно и величаво шёл впереди, мы с Даниелем на шаг позади него. Взойдя на возвышение, где стояло большое, инкрустированное золотом, кресло, Малик обвёл всех взглядом и его губы дрогнули в неком подобии улыбки. -Приветствую вас в нашем дворце, - сказал он.- Да ниспошлёт вам Аллах здоровья и благополучия. Зал наполнился лёгким гулом ответных пожеланий и благословений. Эмир властно поднял руку и снова наступила тишина. -Хочу представить нашего гостя, знаменитого лекаря и учёного, уважаемого Гаяса ибн Вели.Я поклонился, и мне почтительно ответили тем же. -Ещё хочу познакомить вас со своим близким другом. Его зовут Даниель.Повелитель сделал знак рукой одному из стражников, стоявшему за спинкой кресла, и тот осторожно снял шёлковую накидку, в которую был закутан Дани.Наступила такая тишина, что стало слышно, как по залу летает шальная муха.Ослепительная красота мальчика поразила всех, без исключения. Казалось, даже в зале стало светлей, когда юноша поднял длинные, трепетные ресницы, посмотрел на застывших в восторженном изумлении людей и улыбнулся. Только у него была такая неотразимая, завораживающая улыбка, от которой в душе расцветала весна.Глаза Даниеля сияли, как звёзды, и этим нежным, тёплым светом он, казалось, делился с каждым, на кого падал его лучистый взор. -Божественное создание! - выдохнул кто-то.По залу пронёсся одобрительный гул. Малик, довольный произведённым эффектом, склонился к уху юноши. -Смелей, моё сокровище! Они твои! Покоряй и властвуй!Холодные сердца важных, горделивых и надменных сановников таяли от одного вида юного красавца. Он естественно и непринуждённо влился в их среду и чувствовал себя в ней, как рыба в воде. По дворцу разносился счастливый, звонкий смех мальчика, который, с совсем еще детской непосредственностью и любопытством осваивал новые территории. Его обожали все, от главного советника до поварёнка с кухни, за доброту, отзывчивость, весёлый характер и готовность всегда придти на помощь. Даниель располагал к себе людей невероятно притягательным обаянием, присущим человеку с открытой, бесхитростной душой, чистой и светлой, как родник.Он посещал своих друзей в гареме, где пользовался оглушительным успехом. Мальчишки ( а их было около двадцати ), с обожанием смотрели на блистательного красавца, сразу и беспрекословно признав его превосходство, особенно, когда узнали, что Даниель не выдал их друзей, а без жалоб и оправданий принял незаслуженное наказание. Я не видел в их глазах ни тени ревности или зависти, только уважение и восторг. Они знали не понаслышке, каким жестоким и скорым на расправу может быть повелитель. По секрету, участники нападения на малыша, два юных ?олуха?, рассказали нам, что Фарух, узнав о том унижении, которому подвергся Даниель, сам пошёл к эмиру и признался, как всё было на самом деле. Повелитель, не смотря на их самые мрачные опасения, долго хохотал, а потом, прикрыв лицо руками, тихо простонал: ?Что же я наделал!?, но парня отпустил и даже подарил перстень со своей царственной руки за смелость и честность. Без Даниеля не обходился ни один приём или торжественный обед. Он, как райская птичка, летал по залу, присоединяясь к группкам беседующих гостей. Их лица тут же светлели и оживлялись искренними улыбками, а после нескольких минут общения, серьёзные, надутые сановники хохотали, словно мальчишки, над остроумными шутками маленького сорванца, глядя на него с обожанием и некоторой грустью, что подобное чудо принадлежит не им. Окончательно юноша добил их, когда на одном из очередных обедов эмир попросил его спеть. Такого изумления, восторга и потрясения мне ещё не доводилось видеть. Чистый, нежный голос мальчика разнёсся по залу, словно хрустальный перезвон капели, проникая в души людей, заставляя трепетать их сердца от радостного предчувствия полёта в сказочно-прекрасный мир, где сбываются мечты. Кто-то тайком вытирал слёзы, кто-то откровенно плакал, кто-то задумчиво улыбался, полностью отдаваясь во власть чарующих звуков волшебного голоса.Даниель пользовался оглушительной популярностью и искренним уважением. На всех важных советах, где, по настоянию эмира, присутствовал юноша, быстро, без проволочек, подписывались выгодные для повелителя договора, принимались важные решения, как в политическом, так и в экономическом плане. Юный хитрюга мог уболтать кого угодно, глядя на собеседника бездонными глазами, в которых мелькал лукавый огонёк истинного манипулятора, умного и дальновидного. Недаром, с грустью думал я, калиф Бахтияр хотел сделать Даниеля своим преемником, разглядев в нём талантливого и мудрого политика. Это же надо всё вывернуть в свою пользу так, чтобы, как говориться, и волки были сыты, и овцы целы! Маленький мой принц, попавший в сети несправедливой судьбы! Что ждёт тебя в будущем. Каким оно будет? Безоблачным, полным счастья, или горьким, полным разочарования? Пролетело пять месяцев. Жизнь во дворце бурлила и кипела, как лава в жерле вулкана. Эмир, попав под благотворное влияние Даниеля, стал более мягким и терпимым. Он отменил некоторые драконовские налоги и пошлины. Городские ворота снова были открыты для караванов, рынки заполнялись шумными толпами торговцев, ремесленников, простого люда, снующего между рядами с разнообразными товарами. Над всем этим столпотворением поднимался аромат специй, пряностей, свежих лепёшек, жареного мяса. Слухи о том, что повелитель сменил политику полной изоляции от внешнего мира, решив возобновить дружеские отношения с другими странами арабского эмирата, разлетелись со скоростью горячего жеребца. С визитами стали приезжать правители крупных и мелких халифатов и княжеств, везя эмиру богатые дары, в основном золото, драгоценные камни, изысканные украшения, дорогие ткани. Но я особо не вдавался в эти политические хитросплетения. Для меня было самым главным, чтобы мой малыш был здоров и счастлив. Малик запретил Даниелю носиться по дворцу в одиночестве и приставил к нему охрану, главой которой назначил моего знакомца Али. Мальчик не возражал, так как было несколько случаев, когда кто-нибудь из гостей, распалённый вином и желанием сорвать поцелуй с розовых губок красавца, зажимал его в укромных уголках. Во избежание конфликта, Даниель не жаловался эмиру, сам справляясь с нахалами, но посчитал, что всё таки безопасней для всех будет, когда рядом с ним важно шествует огромный воин с обнажённой саблей, готовый в любой момент закрыть малыша своим телом. В общем, жизнь налаживалась. По утрам мы втроём завтракали, потом гуляли по саду. Днём эмир принимал посетителей, вечером устраивались пышные застолья, на которых Даниель, сидя рядом с повелителем, принимал активное участие в разговорах, блистал остроумием, вызывая у гостей весёлый смех, а потом пел, услаждая слух своим ласковым, прозрачным голосом.Малик, вопреки моим мрачным прогнозам, влюблялся в Дани всё сильнее и неистовей. Где бы они ни были, он не спускал с мальчика пылающего взора, в котором, кроме томительного и страстного желания, мелькало уважительное восхищения. Эмир был в восторге от того, что за внешней оболочкой легкомысленного красавчика и добродушного сорванца, скрывался тонкий, гибкий и проницательный ум прирождённого правителя. Даниель же купался в обожании своего возлюбленного, полностью отдавшись во власть чувствам, которые теперь даже не пытался скрывать, хотя, вслух так и не признался эмиру в любви. Но, несмотря на взрослую жизнь, в которую его бросила безжалостная судьба, в сущности, он был ещё совсем мальчишкой, вздорным и шаловливым. Иногда его ?заносило? и он начинал играть с эмиром в опасные игры, словно желая иметь лишнее подтверждение своей безграничной власти над сердцем влюблённого мужчины. Даниель начинал вести себя, как избалованный, развращённый ребёнок, которому всё позволено. Он доводил повелителя буквально до исступления, когда на каком-нибудь важном обеде начинал беззастенчиво соблазнять его. Маленький озорник бросал на эмира жаркие взоры из-под ресниц, сладострастно пробегал язычком по розовым губкам, улыбался призывно и томно, будто приглашая взять его прямо здесь, на столе, среди изысканных блюд и чаш с вином. В его арсенале было множество подобных штучек, способных навести на грех и святого. Однажды, дойдя до точки кипения, эмир, не в силах побороть искушение, вытащил юного провокатора из-за стола и, под одобрительные смешки и завистливые стоны, закинул мальчишку на плечо, как охотник свою добычу, и гордо пошагал к двери. Даниель протестующее завопил, дрыгая ногами, но под общий неудержимый хохот, получив звонкий шлепок по заднице, примолк и, тяжело вздохнув, покорно затих. (Хочу пояснить, что в те далёкие времена нравы во дворцах правителей не отличались скромностью. В тёмных уголках всегда можно было наткнуться на стонущую парочку в весьма недвусмысленной позе.) Поэтому выходка эмира не вызвала недовольства или осуждения. Наоборот, присутствующие провожали любовников восторженными и завистливыми взорами А когда повелитель, обернувшись, чтобы попрощаться, многозначительно погладил округлую, обтянутую тонкой тканью, попку юноши, присутствующие, при этом откровенном бесстыдстве, просто выпали из реальности, уже ярко представляя себе, что сейчас будет происходить в покоях любовников. Я до утра не мог уснуть от воплей, стонов, дикого, почти звериного, рычания эмира и протяжных, полных страсти и наслаждения, криков Дани. Когда он пришёл ко мне, чтобы пригласить на завтрак, вид у него был потрёпанный. Бесстыдник, прихрамывая и держась за поясницу, со стоном плюхнулся на диван, но тут же подскочил, злобно зашипев. Я расхохотался и достал из сумки горшочек с мазью. -Похоже, тебе это понадобиться, - всё ещё смеясь, сказал я.- Чувствую, что твоя пятая точка изрядно пострадала. -Гаяс, вам смешно! А я сидеть не могу, - заныл мальчишка, сморщив точёный носик и обиженно надув губы. Но в томных глазах я заметил лукавые искорки и полное довольство собой. Он доказал самому себе, что его обаянию и чувственной привлекательности нет предела, и был безмерно счастлив. -Эмир сегодня будет занят целый день, а мне велел отдыхать, - говорил Даниель, пока мы шли по галерее к его покоям. - Сегодня должен прибыть важный гость, но моё присутствие не обязательно. Да и не в форме я сегодня, - хихикнул он. - Поэтому мы с вами пойдём к нашим друзьям. Фарух давно приглашал меня на соревнования по стрельбе из лука. Правда, не знаю, умею ли я стрелять, но попробовать можно.?В этом искусстве тебе не было равных, малыш?, - горестно подумал я.Почти весь день мы провели у мальчишек, там и пообедали. Настроение у меня было прекрасным. Я поражался неуёмной энергии Даниеля, с которой он, после жаркой, бессонной ночи, самозабвенно предавался играм с друзьями. Они стреляли из луков, метали ножи, гоняли тряпичный мяч, толкаясь, ставя подножки и хохоча во всё горло. Вернуться в свои покои Дани решил через дворец, так было ближе. Я не спорил, поскольку заметил, что мальчик всё-таки немного устал. Мы обсуждали прошедший день, и малыш крутился вокруг меня, подпрыгивая от радостного возбуждения. -Гаяс, оказывается, я ловко обращаюсь с луком и метко стреляю! - смеялся он. - Интересно, какие ещё таланты скрываются во мне! -Самый главный талант в тебе уже открылся, мой мальчик. Ты стал потрясающей шлюхой! - раздался вдруг голос, дрожащий от едва сдерживаемого гнева.Занятые разговором, мы не заметили, как из бокового коридора вышел высокий, пожилой мужчина и преградил нам дорогу. Даниель отшатнулся, а я замер от страха. Перед нами стоял калиф Бахтияр и презрительно осматривал юношу с ног до головы. Меня он не узнал, да, в общем-то, и не смотрел в мою сторону. Его взор был прикован к юному красавцу. -Подумать только, - этой маленькой, грязной сучке я хотел доверить свою дочь и свою страну,- продолжил калиф, и в его глазах застыло отвращение.- Гнилой плод благородного древа! Позор старинного рода! А прикидывался таким скромником, таким очаровательным, невинным ангелочком. Божественный дар! Ха-ха! Продажная тварь! Змеёныш! Что ж, ползи к своему любовнику, стелись под ним, ублажай его. Ты сделал свой выбор!Бахтияр брезгливо сплюнул под ноги Даниеля и ушёл, оставив нас униженными и раздавленными. Через минуту, придя в себя, я схватил оцепеневшего мальчика за руку и потащил к его покоям. -Не обращай внимания, сынок! - шептал я.- Этот человек обознался. Он стар, плохое зрение, в коридоре темно. Точно, обознался!Дани посмотрел на меня невидящим взглядом, будто на пустое место, и, вырвав руку из моей ладони, стремительно помчался по коридору. У дверей меня остановил встревоженный Али. -Что случилось, господин Гаяс? Почему вы без охраны? Что с Дани? Его кто-то обидел? На нём же просто лица нет! Кто посмел?! -Успокойтесь, Али. Всё хорошо, поверьте. Мальчик целый день провёл на жаре. Скорей всего перегрелся.И, провожаемый недоверчивым взглядом, я прошёл в комнату и плотно прикрыл дверь. Даниель плавал в бассейне, надолго уходя под воду и нехотя выныривая с последними пузырьками воздуха. Я стоял у бортика, сокрушённо глядя на своего ангела. Сердце сжималось от боли и обиды за него, но мне в голову не приходило ни одного слова утешения. Да и существуют ли такие слова?! Подойдя к окну, я печально смотрел сквозь решётку, вспоминая сегодняшний день, наполненный смехом и радостью.Из глубокой задумчивости меня вывело лёгкое прикосновение. Передо мной стоял обнажённый красавец, оплетённый мокрыми волосами, словно чёрными, сверкающими чешуёй, змеями. Он пристально смотрел мне в глаза, и в его бездонных зрачках плескалась мучительная боль смутных воспоминаний. Я отвернулся, не в силах выдержать этот пронзительный и страшный взор. -Гаяс, вы ничего не хотите мне сказать? - тихим, напряжённым от едва сдерживаемого гнева, голосом спросил юноша. - Я чувствую, вы что-то скрываете. - Малыш, ну что на тебя нашло?!- пробормотал я, едва ворочая языком в пересохшем рту. - Выживший из ума старик наговорил гадостей, с кем-то тебя перепутав. Только и всего! Стоит ли из-за этого так напрягаться. Забудь!Приведи-ка лучше себя в порядок, а то скоро придёт эмир, а ты стоишь тут голый, мокрый и холодный, как… -Змеёныш! - захохотал мальчик, нетерпеливо смахивая с ресниц злые слёзы. - Вы считаете меня полным идиотом? Да с кем меня можно перепутать? Такие, как я, по вашему мнению, пачками валяются под любым забором? Ходи и подбирай! Мелкий, женоподобный, с волосами до задницы, по имени Даниель! Не слишком ли много совпадений, чтобы обознаться? А мои навыки рукопашного боя, метание ножей, меткая стрельба из лука? Откуда я всё это умею? Этому обучают на рынке рабов, в перерывах между торгами, да? Гаяс, у меня была другая жизнь, и вы что-то знаете, но…Постойте! А ведь это вы назвали меня Даниелем в разговоре с эмиром. Значит…От разоблачения меня спас приход повелителя. Малик окинул нас внимательным и напряжённым взглядом. -Что случилось, сокровище моё? Ты выглядишь расстроенным. Кто обидел моего мальчика? Что тебя тревожит, душа моя? Расскажи мне.Даниель медленно подошёл к эмиру и посмотрел ему в глаза. Губы слегка дрогнули, словно он хотел о чём-то спросить, но, вместо этого, прильнул всем телом к повелителю, пряча лицо у него на груди. Мужчина подхватил мальчика на руки, нежно прижав к себе и понёс в спальню, что-то ласково нашёптывая на ушко. А я поспешил к себе, благодаря Аллаха за отсрочку тяжёлого разговора, к которому не был готов.Мне не спалось. Обида ворочалась в душе клубком змей. Даниель отвернулся от меня, холодно и неумолимо, ища поддержки у человека, разрушившего его будущее. Всё забыто, всё выброшено из памяти, как ненужный хлам. А ведь мы столько пережили вместе! И почему именно мне он задаёт вопросы о своей прежней жизни? Ну сказал бы я ему, что он сын шейха. И что бы это изменило? Кому от этого легче? Этот дворец стал бы его тюрьмой в лучшем случае, в худшем- могилой. Эмир никогда не отказывается от того, что ему принадлежит, тем более от такого сокровища. А правда не всегда бывает во благо. Но упёртый мальчишка не хочет этого понять. Ну зачем, зачем ему надо всё знать?! А если уж ему так не можется, пусть спросит своего любовника, как попал в рабство, и кто его продал. Я и сам хотел бы это знать!Тяжёлые мысли окончательно измучили меня, и, плюнув на тщетные попытки уснуть, я вышел на галерею. Вдыхая ароматы ночного сада, я постепенно успокаивался. Но тут до меня донеслись тихие, гортанные стоны, вскрики, полные желания, страстный шёпот, требовательный и властный, как таинственный зов дикой природы весной. Эмир утешает своего маленького хищника, с язвительной иронией подумал я. Им сейчас хорошо вдвоём, они купаются в блаженстве, а мне одиноко и грустно.Почему бы не присоединиться к ним, если не физически, то хотя бы зрительно!И, отбросив сомнения, я осторожно подошёл к окну спальни, затянутому ажурной решёткой. Сквозь лёгкую ткань балдахина было видно два обнажённых тела, раскинувшихся на огромной кровати. В обольстительно-небрежной позе, Даниель полулежал на шёлковых подушках в ореоле чёрных, блестящих локонов. Прекрасное лицо поражало изысканной утончённостью, а выражение исступленного вожделения делало его похожим на лик языческого божества, не знающего предела в своих необузданных желаниях. Неземные глаза, в обрамлении трепетных ресниц, горели золотым огнём, припухшие от поцелуев губы подрагивали какой-то царственно-надменной улыбкой, будто он оказывал милость, позволяя доставлять себе удовольствие. Его длинные, стройные ножки, согнутые в коленях, были широко разведены, а эмир, придерживая попку мальчика сильными руками, вылизывал внутреннюю сторону атласных бёдер, аккуратные яички, напрягшуюся плоть от основания до розовой головки, истекающей любовным соком. Даниель протяжно стонал, подаваясь навстречу губам и проворному языку любовника, но, не выдержав сладостной пытки, взял своё орудие двумя пальчиками и властно направил в рот повелителя. Тот зарычал и жадно принял этот дар, прикрыв глаза от удовольствия. Юноша подался ему навстречу и задвигался в страстном любовном ритме, выгибаясь всем телом. На пике наслаждения он на секунду замер, а потом забился в чувственном экстазе, широко раскрыв свои колдовские глаза. Из груди вырвался пронзительный крик, полный опьяняющего восторга, перешедший в довольное мурлыканье. А потом Даниель тихо запел, глядя на эмира с трогательной нежностью: О, виночерпий, я в огне! Налей же мне, налей! Дай мне напиться влагой, что диких роз алей. Я болен жаждой, и одно лекарство от неё Заветный мёд любимых уст- целебное питьё. Глубины сердца моего закрыты для людей. Тебе же душу распахнул. На, господин, владей! И я молю тебя, Аллах, его благослови За счастье этих светлых дней, за высший дар любви!Малик прижал мальчика к груди, ласково поглаживая спинку, будто успокаивая ребёнка, а по щекам текли слёзы счастья. Только что, из уст этого потрясающего существа, прозвучало долгожданное признание в любви!Ну, или, хотя бы завуалированный намёк. Но повелитель был и этому рад. -Мой неистовый, дикий, маленький хищник! - задыхаясь от нахлынувших чувств, хрипел эмир, покрывая золотистое тело красавца пылкими поцелуями.- Обожаю тебя, боготворю, преклоняюсь перед тобой, как перед божеством, спустившимся с небес, чтобы сделать меня счастливым. Люблю, люблю тебя до безумия, до слёз, до головокружения. Мой Гиацинт, мой нежный, прекрасный цветок!Даниель таял в ласковых, мощных руках повелителя, выгибаясь всем телом навстречу его губам. Тонкие ноздри хищно трепетали, а глаза сияли, словно звёзды. Запрокинув голову, он сладко постанывал сквозь стиснутые зубы, и стоны, вырываясь из горла, превращались в тихое мурлыканье. Налившаяся силой плоть юного соблазнителя, подрагивая, прижималась к бархатному животику, и он стал играл с ней, медленно водя пальчиком вокруг головки, томно прикрыв глаза и скаля жемчужные зубки в возбуждающе-распутной усмешке. Малик на мгновение застыл, потрясённый этим зрелищем, потом содрогнулся, его орудие запульсировало и взорвалось мощным выплеском горячего освобождения. Повелитель поднял голову и, как животное, завыл от невыносимого удовольствия, сжимая в кулаке член и дрожа всем телом.Даниель торжествующе расхохотался, опьянённый своей властью над этим сильным мужчиной, а эмир, тяжело дыша, бессильно упал рядом с ним. -Что ты со мной делаешь, маленький искуситель?!- прохрипел он. - От одного твоего вида я схожу с ума! Ты даже не прикоснулся ко мне, а я уплыл, как неопытный подросток. Мальчик хихикнул, ласково пробежав пальцами по щеке любовника. -Ты говорил, что боготворишь меня, - через некоторое время сказал он, лукаво посматривая на мужчину. - Значит, я божество! Так давай совершим святотатство. Это так возбуждает! Потрясает воображение! Смертный поимеет небожителя! Возьми меня сзади, как течную сучку, вонзись в меня своим огненным клинком, заставь захлебнуться от блаженства, а я вознесу тебя к звёздам. Кто не совершит святотатства, тот не познает сладости греха! С этими словами Даниель перевернулся на живот, с гибкой кошачьей грацией томительно медленно потянулся, выгибая изящную спину, а потом, так же медленно, прогнулся в пояснице, поднимая идеально-округлую попку навстречу жадному взору любовника. Эмир тяжело задышал, облизывая вмиг пересохшие губы. А юный развратник, похотливо глядя на него через плечо, огладил шелковистую кожу ягодиц, раздвинул аппетитные половинки, проник пальчиком в розовую, трепетную дырочку, и тихо мурлыкнул, призывно вильнув бёдрами. От подобного зрелища крышу снесёт и святому! Малик рыкнул, и стремительно метнулся к юноше. Одной рукой вцепился ему в волосы, заставляя опустить голову, а другой надавил на поясницу. Даниель заскулил, уткнувшись лицом в подушку, и покорно приподнял попку ещё выше, полностью открывая своё потаённое местечко. Эмир, с восторгом подчинившись необузданным желаниям капризного красавца, стал покрывать быстрыми, как укусы, поцелуями плечи, спину, поясницу мальчика, провёл языком по ложбинке между ягодиц и проник в тугое колечко, вылизывая атласные стеночки. Юноша сладострастно застонал, содрогаясь от удовольствия. -Хочу… хочу…о…о…о…хочу тебя…в своём теле, - лихорадочно шептал он.- Войди… в меня…глубоко.., по самые яйца…Чтоб искры из глаз.., чтоб душа вон.., а…а…а.., чтоб умереть и родиться вновь…От этого страстного, исступлённого лепета, Малик окончательно потерял остатки разума. Рыкнув, он приставил головку своего орудия к трепещущей дырочке и плавно вошёл в мальчика. Даниель подался навстречу, двинул бёдрами, усиливая проникновение и протяжно закричал, задыхаясь от наслаждения. Эмир толкнулся в глубь желанного тела до самого основания, одной рукой вцепившись в плечо юного любовника, а другой сжимая его каменную, возбуждённую до предела, плоть, обнажив истекающую соком головку и щекоча пальцем уздечку. Он двигался сначала медленно и осторожно, но, подчиняясь недовольному шипению своего дикого котёнка, увеличил темп и стал остервенело вбиваться в него, меняя направление, чтобы доставить ему максимальное удовольствие. Даниель извивался в руках повелителя, насаживаясь на его стержень с необузданной силой и яростью, словно обезумевший от запаха крови хищник.Меня бросало то в жар, то в холод от этого, потрясающего воображение, зрелища, красота и какая-то первозданная мощь которого будила в душе забытые инстинкты дикой природы, свободной от всех запретов.А для этих двоих уже ничто в мире не существовало, кроме счастья обладания и принадлежности друг другу. Эмир неутомимо двигался, наполняя тело любимого своим желанием, лаская его плоть и покрывая поцелуями плечи и спину вопящего от удовольствия красавца. Почувствовав приближение разрядки, Малик с хриплым рычанием сделал несколько мощных толчков, одновременно скользя рукой по стволу мальчика. Оба подняли головы, и, на секунду замерев, с громкими, протяжными криками забились в агонии головокружительного экстаза.Всё ещё содрогаясь и тяжело дыша, любовники повалились на постель, не разнимая объятий. Эмир поглаживал грудь и живот юноши, уткнувшись носом ему в макушку. Даниель что-то тихо лепетал, теснее прижимаясь попкой к паху мужчины. Через некоторое время повелитель шевельнулся, но был остановлен возмущённым фырканьем. -Нет, нет! Не уходи! - заныл Даниель. - Останься во мне.Мал-и-и-к! Мне так хорошо с тобой! О-о-о, как же я люблю., люблю… -Что, малыш? - замирая от надежды услышать заветные слова, шепнул эмир. - Скажи мне! -Я так люблю…люблю…Твой хрен в своей заднице! И несносный мальчишка, выскользнув из рук любовника, упал в подушки, звонко хохоча. Он смеялся так заразительно, что Малик присоединился к его безудержному веселью, и вот уже оба громко ржали, катаясь по кровати. Хихикая, я сполз на пол, зажимая руками рот, чтобы не обнаружить себя… Теперь я понял, почему эмир в таком восторге от своего юного красавца. По какой-то ненасытной, звериной жажде чувственных удовольствий, неиссякаемым эротическим фантазиям и поразительной неутомимости, они не уступали друг другу. А обладание этим прекрасным, отзывчивым на ласки телом, было поистине жизнеутверждающим гимном плотской любви!Перечитав эти строки, я почувствовал ужасный стыд за своё неприглядное поведение. Поддавшись раздражению и, в какой-то степени, ревности, я нагло вторгся в чужие интимные отношения, не предназначенные для посторонних глаз.Да, мне стало обидно, что мой мальчик, проигнорировав меня, кинулся в объятия эмира, ища в них утешение. Но сейчас до меня дошло, что, устроив этот разгул безудержных страстей, он выплёскивал унижение, которому его подверг Бахтияр. Как я мог злиться на это непостижимое создание, зная его ураганный, непредсказуемый нрав? Глупо ворчать на изменчивую погоду или пытаться противостоять стихии. А Даниель – истинное дитя природы, таинственной и могучей. Дитя, рождённое в непостижимом нашему разуму мире, куда нет доступа никому из смертных. Им невозможно управлять, как и капризами природы. Его надо принимать таким, каков он есть! Принимать и благословлять!Успокоенный этими мудрыми мыслями, я пошёл к себе и, упав на кровать, моментально уснул. Утром меня разбудило лёгкое прикосновение чего-то тёплого и нежного. Ещё не совсем проснувшись, я сразу понял, кто это. Только от единственного человека в мире может исходить такой чарующий аромат свежих весенних цветов. Открыв глаза, я увидел очаровательную мордашку Даниеля, склонившегося надо мной.Он ласково гладил мою щёку своей изящной рукой, а на лице было выражение такой вины и скорби, что я чуть не рассмеялся. -Гаяс, миленький! Простите меня за вчерашнее хамство. Я вёл себя, как последняя скотина, - заныл хитрюга, пряча за длинными ресницами лукавый огонёк. - Я не спал всю ночь, места себе не находил. Измучился от…э…угрызений совести. Мне так стыдно за своё поведение! Вы ведь не сердитесь, а? -Конечно, не сержусь, мой хороший! - ласково сказал я, погладив мальчика по влажным волосам. - Тебе не стоило так…э…переживать и… э…мучиться. Всё хорошо, милый!Даниель пристально посмотрел на меня, и его щёчки порозовели. Не знаю, какой вывод он сделал, скорей всего догадался, что я в курсе его ночных ?страданий.?Проказник отвёл взор и с притворным стыдом опустил голову, но тут же тряхнул своей роскошной гривой и громко рассмеялся, сверкая жемчугом зубов. -Ну, раз вы не держите на меня зла, значит жизнь прекрасна! - сказал он, соскочив с кровати. - Поднимайтесь, мой друг. Мы ждём вас к завтраку, а потом, как всегда, гулять.Неспешная прогулка доставила нам истинное удовольствие. Мы с эмиром вели тихую беседу. Даниель носился по дорожкам с неуёмной энергией юности.Повелитель не спускал влюблённых глаз со своего мальчика, следя за каждым его движением. Я посмеивался про себя над этой одержимостью взрослого мужчины юным красавцем. Не будь меня рядом, он бы тут же завалил мальчишку и поимел по полной. Ночи ему мало! У центрального фонтана мы побрызгались водой, хохоча, как дети. Покормили рыбок, а отдохнуть пошли в грот. Там поиграли в шахматы и кости. Даниель спел нам несколько песен. Довольные проведённым временем, мы возвращались во дворец. Эмир держал мальчика за руку, что-то нашёптывая ему на ушко. Я немного отстал от них, польстившись на румяный персик, свисавший с ветки.Сорвав плод, я уже хотел предложить его малышу, но заметил, что спина Дани напряглась. Он вскинул голову, и вдруг сделал молниеносную подсечку, опрокидывая повелителя навзничь. От неожиданности, Малик плюхнулся на задницу, и в тот же миг над его головой что-то пролетело. Я в ужасе замер, выронив персик. А Даниель, загораживая эмира своим тельцем, потащил его к толстому дереву, бесцеремонно пиная ногой под зад для ускорения. -Сиди здесь и не высовывайся, если тебе дорога жизнь! - прошептал мальчик, внимательно оглядываясь по сторонам -Ты что творишь, засранец?!- рявкнул эмир, придя в себя от изумления. - Совсем заигрался, наглый щенок! А ну, иди сюда! Сейчас твоя похотливая жопа почувствует всю силу моего гнева! Ты куда? Вернись немедленно!Но Даниель уже скрылся в кустах, а через минуту мы услышали его тихий вскрик.Малик побелел и бросился на звук. -Дани, малыш! - испуганно закричал он.- С тобой всё в порядке?! Ты не ушибся? Иди ко мне, маленький. Я пошутил, не бойся…Мы добежали до того места, откуда раздался крик, и застыли, как громом поражённые, - из ствола пальмы торчали две длинные, тонкие стрелы, глубоко вонзившиеся в дерево.Эмир хотел было вытащить смертоносные жала, но Даниель остановил его, дрожащей рукой вцепившись в плечо. -Осторожно, наконечники могут быть отравлены!Повелитель прижал мальчика к груди. -Ты опять спас мне жизнь, моё бесценное сокровище! Но как тебе удалось так быстро среагировать? -Я говорил вам, что у меня очень тонкий слух. Я услышал характерный звук поющего ветра в оперении стрел. Скорей всего, стреляли с верхней галереи дворца. Оттуда прекрасный обзор. Убийца поджидал вас, и как только мы вышли с боковой аллеи, он выстрелил. Даниель выбрался из объятий эмира и гневно посмотрел на него. -Так значит, вы казнили злоумышленника? И кто же этот бедолага? В чём он ещё признался под пытками, а? Что переспал со всем вашим гаремом?А вы знаете, что стрелять сразу несколькими стрелами умеют только воины пустыни. Этому искусству их обучают с раннего детства. -И что ты хочешь этим сказать? - недовольно спросил мужчина. - Причём здесь воины пустыни? -Не тупи, светлейший! - мальчик нетерпеливо топнул ногой. - Я поражаюсь вашему легкомыслию и беспечности. Неужели вы не чувствуете, что здесь сильно воняет заговором? Сколько уже покушений на вас было? Кто вёл расследование? Кто тот несчастный, который смог достать редчайший яд, поймать пустынную гадюку, а теперь вылез из могилы, чтобы убить вас из лука воинов пустыни? Столько вопросов, и ни одного ответа. А знаете ли вы, что пронести подобный лук во дворец не так-то просто? -Почему? Что в нём особенного? -А потому, что лук, стреляющий на длинные расстояния и поражающее цель со страшной убойной силой, по размерам должен быть почти в средний человеческий рост. Сделан из особой породы дерева, гибкого и упругого, обладающего сильной отдачей, что способствует увеличить скорость полёта стрелы. Оперение сбалансировано таким образом, что в полёте стрелы вращаются вокруг своей оси, буквально ввинчиваясь в плоть по самое основание. Вытащить их практически невозможно, поскольку наконечники выкованы с острыми, как иглы, зазубринами, торчащими в разные стороны. Направленные опытной и сильной рукой, стрелы слегка расходятся и поражают цель сразу в нескольких местах. Короче, нет никаких шансов на спасение. Смертельное оружие! Так вот, я спрашиваю вас, кто мог пронести лук во дворец сквозь бдительную стражу? Только человек, у которого во дворце есть сообщники, обладающие определённой властью и деньгами, чтобы подкупить нужных людей! Кто подкараулил вас в нужное время? Только человек, знающий ваши привычки. Кто стрелял в вас? Только человек, с детства живший в пустыне. Причём, не нищий кочевник, а по меньшей мере близкий по крови к родовитым шейхам пустыни. Так что, если вы лично проведёте расследование, то найдёте врагов… О…о…о…Даниель вдруг застонал, прижав ладошки к вискам. Его лицо побелело, он пошатнулся и стал падать. Эмир успел подхватить обмякшее тело мальчика на руки, а я с тревогой заглянул в его гаснущие глаза. -Что с тобой, душа моя?!- испуганно закричал Малик, прижимая малыша к груди. -Голова, моя голова! - всхлипнул юноша. - Будто тысячи раскалённых иголок пронзили мозг…А…а…а.., отпусти меня, милый, я сейчас блевону… -Милый?! Ты сказал, - милый!!!- задохнулся от радости повелитель. -Да, да! Любимый, дорогой, единственный…ик…Отпусти…Не дай мне опозориться…ик…Эмир осторожно опустил мальчика на травку, и тот заполз в самую гущу кустов.Снаружи виднелась только его округлая попка, соблазнительно обтянутая шёлком белых штанишек. Я замер, прислушиваясь к надрывным и жалобным стонам малыша. Мне стало страшно от мысли, что в любой момент к нему может вернуться память. Головная боль, - первый признак того, что мозг пробуждается после длительного сна, и вот-вот начнёт восстанавливать картины забытого прошлого. Рассказ Дани о смертоносном оружии воинов пустыни, только начало его воспоминаний о прежней жизни в родном доме. Мои раздумья прервал встревоженный голос эмира. -Гаяс, что с мальчиком? Неужели так испугался? Маленький мой, он весь дрожит! -Вы когда-нибудь видели его испуганным? - хмыкнул я.- Да легче кота напугать дохлой мышкой! А если Дани и испугался, то только за вас. -Но, тогда что с ним? -Я думаю, к нему постепенно возвращается память. Эти стрелы послужили толчком к каким-то смутным воспоминаниям. Но ничего определённого я сказать не могу. Мозг весьма тонкий инструмент и совсем не изученный. Но то, что сейчас происходит с мальчиком, говорит об активизации мозговой деятельности, выразившейся в сильнейшей мигрени. Отсюда и тошнота.Это как при сотрясении, только удар был нанесён изнутри. Большего сказать не могу, не знаю.В этот момент Даниель выполз из кустов и попытался подняться, но Малик взял его на руки и ласково заглянул в осунувшееся лицо. -Ты как, малыш? Тебе лучше?Юноша устало прикрыл глаза и ткнулся носом в грудь возлюбленного. -Всё нормально. Только очень хочется спать. Даниель проспал почти до вечера. Мы не стали будить его к обеду. Иногда крепкий сон полезнее любых яств. Эмир ушёл на очередное заседание совета, но попросил меня, чтобы я предупредил мальчика, что сегодня он должен присутствовать на торжественном ужине в честь прибытия знатного гостя.Я догадался, что важный гость, - это калиф Бахтияр. Вот ещё проблема! Тени прошлого буквально идут за нами по пятам. Как Даниель среагирует, когда память окончательно вернётся к нему? Какими глазами будет смотреть на меня, узнав, что всё это время я скрывал от него правду? Во что превратится его любовь к эмиру? Смирится ли гордый, неукротимый сын шейха с унизительным положением постельной забавы, даже во имя любви? О, мне и думать об этом было страшно. Я чувствовал, что надвигается буря, которая переломает наши судьбы и сожжёт сердца в прах. Любуясь прекрасным лицом моего спящего ангела, таким спокойным, невинным и умиротворённым, я с ужасом представлял себе, как оно исказится от боли, как погаснет золотой огонь его глаз, и они станут чёрными и пугающими, словно бездонная пропасть, в которую невозможно заглянуть без содрогания… Даниель шевельнулся, ресницы затрепетали, он сладко зевнул, открывая розовое, как у котёнка, нёбо. -Гаяс, вы здесь? - улыбаясь и потирая заспанные глаза, сказал юноша. - Вы охраняете мой сон? Мне было так плохо? Но теперь я прекрасно себя чувствую. Не беспокойтесь, друг мой! Мальчик спрыгнул с кровати и побежал в купальню. Я поплёлся следом, вознося благодарность Аллаху за отсрочку. Похоже, Дани ничего не вспомнил. -Гаяс! Мне нужно кое-куда сходить. Вы со мной? - говорил юноша, стоя под тугими струями фонтана. -Конечно, милый. Но эмир просил передать, чтобы к ужину ты был во всём блеске своей божественной красоты. -Мы успеем. Это не займёт много времени.Я уже понял, куда направляется неугомонный мальчишка. Мы прошли через покои эмира в его спальню, и Даниель отодвинул щеколду на небольшой дверке, замаскированной под шкафчик для одежды. Сразу за дверью была узкая мраморная лестница, обвивающая мощную колонну и уходящая высоко вверх. Ажурные перила из кованного железа с полированными деревянными поручнями страховали от падения. Мне только однажды удалось пройти здесь, но это удовольствие я запомнил надолго. Оказалось, что я ужасно боюсь высоты.Там, под куполом дворца, находилась гордость эмира, - оранжерея с редкими цветами и кустарниками, привезёнными из далёких стран. Этот своеобразный сад был окружён балюстрадой, обвитой шпалерными розами. В нишах стояли мраморные вазоны с цветущими деревцами. По балюстраде можно было прогуливаться, обозревая окрестности почти с высоты птичьего полёта. В оранжерею был и другой проход, для гостей и садовников. Даниель бежал по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек. Я кряхтел сзади, держась за перила. -Малыш, - проныл я, задыхаясь. - Ну почему мы не пошли по центральной лестнице. Она не такая крутая. На площадках можно отдохнуть на мягком диванчике. Куда ты так мчишься, егоза? Пожалей мои седины. И, потом, если повелитель узнает, что ты опять без охраны, то будет недоволен. Надо было взять с собой Али. -С некоторых пор, дорогой Гаяс, я никому не доверяю, - ответил юноша, приостанавливаясь, чтобы дождаться меня. - А бегу потому, что мне не терпится проверить одну мыслишку. Что касается недовольства эмира, то я это переживу. Лестница заканчивалась площадкой с резными перилами и калиткой. Даниель ловко перепрыгнул через неё, и мы оказались в центре оранжереи. Влажный воздух от бьющих тугими струями фонтанов был наполнен тяжёлым, сладковатым ароматом экзотических растений и цветов. Юноша фыркнул. -Как может нравится эта вонь гниющей плоти?! Мы поспешно выскочили на галерею и замерли от восторга, любуясь картиной, открывшейся нашему взору. Белокаменный город, освещённый лучами заходящего солнца, раскинулся перед нами во всей красе. -Великолепно! - выдохнул Даниель, убирая волосы, которые тёплый ветерок шаловливо бросал ему в лицо. - Но нам сейчас не до лирики. Надо найти лук. Убийца спрятал его где-то здесь. -Ты прав, малыш! - согласился я.- Не потащит же он оружие средь бела дня. Да и принёс он его сюда, видимо, минувшей ночью. -Уважаемый Гаяс, я всегда говорил и буду говорить, что вы умнейший человек нашего времени. -Я знаю, мой дорогой, - скромно ответил я. Даниель тихо засмеялся и ласково погладил меня по плечу. -Вы идите направо, а я налево. Встретимся на той стороне. Мы разошлись, внимательно осматривая кусты и деревца. Злоумышленник мог замаскировать лук где угодно. Но я не сомневался, что мы найдём его, это ведь не иголка в стоге сена, а большое, грозное оружие. Да и времени у негодяя было мало, сюда могла и стража нагрянуть. Мои надежды оправдались. Пройдя несколько шагов, я увидел в нише цветущее деревце, а под ним несколько опавших лепестков. Меня это заинтересовало. Сильного ветра не было. Каждое утро садовники наводят порядок в оранжерее. Значит, дерево кто-то потревожил днём. Я осторожно просунул голову и увидел то, что мы искали. Лук был воткнут в землю и тщательно скрыт в густых ветвях. -Даниель, - радостно вскричал я.- Иди сюда! Юноша подбежал, и мы аккуратно, чтобы не поломать ветки, вытащили оружие. -Гаяс, посмотрите! - тихо сказал Даниель. - Всё именно так, как я и говорил. Он выглядит устрашающе. Настоящее орудие смерти! Только сильный и опытный воин способен натянуть тетиву подобного лука. Мне это никогда не удавалось…О, что это я…Опять в голову лезут какие-то странные мысли… -Малыш! - поспешно перебил я юношу. - Мы ведь пришли сюда не только для того, чтобы найти лук. Ты хотел что-то проверить. -Да, да! Понимаете, мой друг, как я уже говорил, чтобы натянуть такую тонкую и упругую тетиву, нужна недюжинная сила. Но с такой же силой тетива впивается в пальцы стреляющего. Получается прямо противоположный эффект.Чтобы не повредить руку, лучники придумали специальные колпачки, сшитые из плотной кожи. Они одеваются на два рабочих пальца и ремешками крепятся к запястью. Стреляй сколько угодно, твоим сухожилиям ничто не угрожает.Так вот я и подумал, что у нашего стрелка не было времени одевать это сложное приспособление ради одного выстрела, ведь потом его надо ещё и снять. А это значит, что он мог порезать пальцы.Даниель, с видимым усилием держа лук двумя руками, подошёл к ограждению, где было светлее и стал внимательно осматривать тетиву. Я встал чуть позади, заглядывая ему через плечо. Через минуту юноша радостно вскрикнул. -Гаяс, смотрите! Вот следы запёкшейся крови! Убийца сильно порезался. Теперь вычислить его не составит особого труда. Это высокий, сильный мужчина, по рождению из клана шейхов пустыни, с глубокими порезами на двух пальцах правой руки. Вот так! Ах, да! Его сообщник из ближайшего окружения эмира и, скорей всего, мечтает занять его трон. А это значит, что он имеет какие-то права.Возможно, он кровный родственник повелителя. Вот теперь всё! -Вот теперь и правда, всё! - раздался вдруг позади нас язвительный голос.Мы вздрогнули и обернулись. Перед нами стояли двое мужчин. В одном из них я узнал визиря Башара. Другой, высокий и стройный, кого-то мне напоминал. И тут меня будто ошпарило кипятком. Этот красивый человек был очень похож на Равиля, вот только печать жестокости и порочности искажала благородные черты. Хафиз! Подлый негодяй, предавший брата, погубивший свою семью, разоривший родовое гнездо. И сейчас он стоял перед нами, с гнусной ухмылкой осматривая мальчика с головы до ног. Его глаза горели жадной похотью. -Ну, вот мы и встретились, дорогой племянник. Я давно хотел поближе познакомиться с тобой. Ты понимаешь, в каком смысле, мой красавец. Да к тебе не подступишься, уж больно рьяно тебя охраняют. Ну, прямо наследный принц! И вот такой счастливый случай! Здесь нам никто не помешает. - Хафиз мерзко рассмеялся, и его лицо стало ещё более отталкивающим.Даниель надменно вздёрнул подбородок, но промолчал. Я незаметно сжал его пальчики, а он бросил на меня мимолётный взгляд, будто говоря: ?Не бойся, я с тобой.? И страх ушёл, осталась лишь уверенность, что мы выберемся и из этой передряги, потому, что со мной самый отважный боец, в хрупком теле которого бесстрашно бьётся сердце льва. -Умненький малыш! Обо всём догадался правильно. Я предположил, что твоё любопытство приведёт тебя сюда. Вижу, вижу, ты нашёл, что искал, - продолжал вещать Хафиз, упиваясь своей властью над нами. - Дай-ка мне лук, мой ненаглядный. Это оружие настоящих мужчин, а не сладких мальчиков, вроде тебя. Такими ручонками только за хрен любовника держаться. Визирь засмеялся, но его глаза оставались холодными и полными ненависти.Даниель отбросил лук в сторону мужчин, и тяжёлое оружие упало на ноги Башара, обутые в мягкие, бархатные туфли. Тот взвизгнул от боли. -Кончай с ними, Хафиз! - злобно прошипел он. - Мне нельзя опаздывать на ужин. Эмир и так уже косо на всех посматривает. А всё этот дрянной мальчишка!Такую игру нам испортил. И змею укокошил, и от твоих стрел уберёг. А ещё Гаяс, прыщ учёный, спас эмира от яда. И теперь они всё про нас знают. Убей их, и дело с концом! -Сейчас! Не торопи меня. Дай насладиться счастливым моментом воссоединения семьи. Даниель, мальчик мой, не хочешь обнять своего дядю?Не хочешь? Маленький упрямец! А ведь ты многим мне обязан. Это я устроил тебе сладкую жизнь. О, ты не можешь оценить мою доброту. Ты лишился памяти. Жаль! Видно, здорово я тебя приложил. -Мне не нужна память, у меня есть глаза, чтобы видеть, кто стоит передо мной, - холодно сказал Даниель. -И кто же, по твоему мнению? -Жалкое, злобное, подлое нечто, считающее себя человеком.Хафиз рыкнул и со всей силы ударил мальчика по лицу. От хлёсткой пощёчины юноша качнулся, но удержался на ногах. В тот же миг, яркий луч заходящего солнца, преломившись в чёрных гранях перстня, сверкнувшего на мизинце мужчины, золотой молнией скользнул по глазам Дани. Он тихо вскрикнул и зажмурился. Его прекрасное лицо превратилось в окаменевшую маску, лишённую всех красок жизни. Я с ужасом понял, что память вернулась к нему с неожиданностью громового раската и затопила всё его существо осознанием чудовищного предательства, которое нельзя ни понять, ни простить. Но в тот момент я ещё не знал всей страшной правды. -Значит, это ты продал меня в рабство? Но зачем? Почему просто не убил? - спросил Даниель, судорожно вздохнув, словно ему перехватило горло. -Это долгая история, мой божественный рахат-лукум, - засмеялся негодяй.- Но, если ты так хочешь всё знать, то я вкратце расскажу. Я всю жизнь ненавидел своего брата Равиля. Уж больно он был правильный, благородный, до тошноты. Мне удалось ловко его подставить, и он вмиг лишился всего. Я верил, что никогда больше не услышу о нём, и стал жить в своё удовольствие. Но мне не повезло. Я разорился и вынужден был поступить на службу вот к этому уважаемому человеку. Мы быстро нашли общий язык и общие интересы. Я выполнял его особые поручения., но это к делу не относится. Однажды мне пришлось побывать в Басре. Покончив с делами, я забрёл на лошадиные торги. Так, из любопытства. И кого я там увидел?! Своего братца! Холёного, довольного жизнью, счастливого. У купца я спросил, кто это. А он с почтением ответил, что это Равиль аль Аман, самый уважаемый и богатый шейх пустыни. Шейх! В тот момент я проклял отца, чтоб он и в могиле не знал покоя. И я решил для себя, что сделаю всё, чтобы испортить брату жизнь. Но пока не знал, как. Уж слишком он был влиятельным среди шейхов, да и старый эмир благоволил к нему. Прошло несколько лет, и однажды, на весенних торгах я снова увидел Равиля. Он беседовал с Джафаром, а рядом крутился мальчонка, лет семи-восьми. Я был поражён в самое сердце необычайной красотой ребёнка. Ты, наверное, уже догадался, кто это был? Да, прелесть моя, это был ты, маленький ангелочек с глазами демона и кудрями, словно лепестки гиацинта. А когда я заметил, как принц Малик пожирает глазами это неземное чудо, у меня созрел план. Я решил сделать тебя орудием мести. Но для этого нужно было дождаться подходящего момента. Опытный охотник всегда умеет ждать.Летели годы, и в суете разных событий, я чуть не упустил удобный случай.С нашей помощью, Малик стал эмиром. Но у моего друга были далеко идущие планы. Он сам хотел власти, и, как ты верно рассуждал, умница моя, имел на это право, поскольку у повелителя нет прямых наследников. Но всё разрушил проклятый лекаришка, начав успешно лечить эмира от яда, который я с таким трудом достал. По правде, мы испугались, что, выздоровев, Малик займётся расследованием и может выйти на нас, он далеко не дурак. И тогда я решил убить сразу двух зайцев: отвлечь эмира и отомстить брату. Гениально, не правда ли?!Хафиз расхохотался, громко и торжествующе. Мне было невыносимо больно слушать рассказ этого выродка, но ещё тяжелей представлять, какие чувства бушуют в сердце мальчика, хотя его лицо, покрытое смертельной бледностью, было холодным и отрешённым. -Хватит ржать, дядюшка, - спокойно сказал он.- Рассказывайте, что было дальше. -А ты хорошо держишься, малыш. Уважаю! Но посмотрим, что с тобой будет, когда ты всё узнаешь. Итак, мы с Башаром нанесли визит повелителю, якобы обеспокоенные его здоровьем. Он уверил нас, что идёт на поправку, вот только своей красоты лишился навсегда. Ой, не могу! Мы так расстроились!Тогда я завёл разговор о том, что ему надо отвлечься, завести себе новую усладу, и напомнил о прелестном ребёнке, от которого восемь лет назад он не мог отвести глаз. Я в красках описал, в какого красавца превратился мальчик, и эмир загорелся страстным желанием иметь это чудо в своей постели. А теперь самое интересное! Когда я сказал, что ты сын шейха, он засмеялся и ответил, что ему плевать. Когда я спросил, какие действия можно применить, чтобы добыть тебя, он ответил – любые. Когда я поинтересовался, какова будет плата, он ответил, что даст столько золота, сколько ты весишь. Так что, ты, поистине, золотой мальчик! И этого человека ты дважды спас от смерти, дурачок! Даниель скрипнул зубами, держась из последних сил. Вцепившись рукой в перила, он пристально смотрел в глаза мужчине, который с горделивым самодовольством втаптывал в грязь его светлую душу. -О-о-о! Кажется, тебя пробрало! И можешь не сверкать на меня своими золотыми брызгами. Не боюсь! Что ты мне сделаешь, подстилка драная? Сейчас выкину тебя с балкона, и от твоей красоты останутся кровавые ошмётки. Жаль, конечно. У меня были насчёт тебя другие планы. Но, что поделаешь! Излишнее любопытство наносит невосполнимый вред здоровью. Ха-ха-ха! Но зато теперь я по праву шейх! И никто не сможет этого оспорить! -Даже если обрезать ослу уши, он всё равно не станет арабским скакуном, - хрипло засмеялся Даниель. -У тебя ещё хватает сил дерзить мне, щенок! - яростно зашипел Хафиз.- Сейчас я сотру наглую усмешку с твоей смазливой физиономии. Знаешь, с какими страшными мыслями умирал твой отец, когда я вонзил кинжал ему в глотку? Пока он хрипел, истекая кровью, я сказал, что его ненаглядный сыночек будет ублажать эмира, подставляя свою сладкую попку, а потом, когда надоест ему, будет ублажать меня, а потом ещё кого-нибудь. Я говорил, что сделаю из тебя шлюху, и ты пойдёшь по рукам, как разменная монета. Видел бы ты его глаза! Ха-ха!.. Красивые мальчики нынче в цене. А подобных тебе и вовсе не сыскать! Ты принёс бы мне много денег, перескакивая из одной постели в другую. Но своим неуёмным любопытством ты разрушил все мои планы! О, мне придётся убить курицу, которая несла бы мне золотые яйца! Я смотрел на Хафиза, которого буквально корёжило от бешенства, и моё воображение нарисовало картину чудовищного предательства, жертвой которого пал благороднейший человек, мой единственный друг и брат. Боль потери сковала грудь так, что я не мог вздохнуть. А теперь этот мерзавец убьёт и нас. Стало так страшно, что я зажмурился. Но вдруг почувствовал, как мою руку крепко сжали ледяные пальцы. Малыш что-то задумал? Конечно! Несмотря на потрясение от гнусных откровений дяди, гордый дух Даниеля не позволит нам бесславно погибнуть от рук негодяев без отмщения. Я взбодрился и стал ждать сигнала. -Но ты просто так не умрёшь, - продолжал бесноваться Хафиз.- Если мне не удалось заработать на тебе, то, хотя бы разок, попользуюсь твоей чудесной, аппетитной попкой. Ты не представляешь, как меня возбуждает одна только мысль о том, что сейчас я буду драть родного племянника. С каким удовольствием буду слушать, как ты стонешь с моим членом в заднице…Даниель плавным жестом откинул волосы за спину, и я понял, что это сигнал. -А я с наслаждением буду слушать, как ты визжишь со своим кинжалом в брюхе! - и не успел мужчина опомниться, как юноша, хищно оскалившись, метнулся к нему. Молниеносным движением руки выхватив кинжал из-за пояса негодяя, он вонзил лезвие ему в живот по самую рукоятку, провернув его в ране несколько раз. - Ты, видимо, забыл на что я способен, идиот! Хафиз, схватившись за живот, стал медленно оседать. На лице, только что светившемся злорадным предвкушением, появилось недоумение, перешедшее в ужас и осознание близкой смерти, так неожиданно настигшей его.Краем глаза я заметил, что визирь пытается улизнуть и окликнул Даниеля. Он оглянулся, и я отпрянул, увидев нечеловеческую ярость, пылавшую в прекрасных очах. Мальчик кровожадно оскалился, и, схватив лук, с силой метнул в Башара. Тот неловко рухнул мордой вниз и испуганно заверещал. Мы подошли и с трудом перевернули его тушу на спину. Дани склонился над ним, с отвращением осматривая это жалкое, дрожащее существо. -Значит, эмиром захотел стать? - злобно рассмеялся он. - Ну, ну! Попробуй теперь без своего помощника. А пока получи моё благословление, жирная куча дерьма!И юноша, сжав унизанные перстнями пальцы в кулак, нанёс несколько сокрушительных ударов по лицу визиря. Раздался хруст сломанных хрящей носа.Башар вопил и извивался, пытаясь уклониться от маленького кулачка, но тщетно.Последним мощным ударом в кадык Даниель отправил визиря в нирвану. -Ты убил его, малыш?!- испуганно воскликнул я.- Что теперь будет?! -Насрать! - равнодушно дёрнул плечом мальчик. - Мне теперь на всё насрать! Часть 9Любовь, за что ты мучаешь меня? -Есть поучение, чей смысл обнажён. Его мне завещал мудрец когда-то: Кто меч безжалостности вынул из ножон, тот будет сам без жалости сражён! - Даниель, сжав кулаки, холодно смотрел на визиря и на его прекрасном лице недрогнул ни один мускул. Мальчик словно окаменел, погрузившись в пучину горя.Я осторожно дотронулся до его ледяной руки, и он вздрогнул, будто очнувшись от страшного сна. Но явь была ещё ужасней! Тяжело дыша, он вытер со лба пот и медленно отвернулся от тела визиря. Подойдя к перилам, юноша облокотился о поручни и закрыл лицо дрожащими руками. Плечи были устало опущены, да и вся тонкая, хрупкая фигурка казалась какой-то изломанной. Мне хотелось обнять его, прижать к себе, утешить. Но я не решился, - таким чужим и далёким он сейчас был. Малыш закрылся в своём горе, переживая его в одиночестве. -Помогите! - раздался вдруг в звенящей тишине слабый голос.Мы одновременно вздрогнули и повернули головы. Хафиз, всё ещё живой, корчился на полу, умоляюще глядя на нас. Его глаза, уже подёрнутые пеленой, были полны надежды и смертного ужаса. Даниель подошёл к дяде и брезгливо скривил губы. -Живучая тварь, - презрительно сказал он. - Не хочется подыхать, да? Понимаю. Никому не хочется, особенно в тот момент, когда уже торжествуешь победу. А теперь ты валяешься у моих ног, как куча дерьма, моля о помощи. Гнусный, трусливый шакал! Ты даже умереть не можешь, как мужчина. Но я с удовольствием помогу тебе… побыстрее сдохнуть.С этими словами Даниель подошёл к дяде и, кровожадно оскалившись, медленно вытянул кинжал из раны, вместе с намотанными на лезвии кишками. Хафиз пронзительно завизжал, хватаясь за живот и забился в предсмертной агонии, кровь хлынула чёрным потоком, заливая пол. Он пару раз дёрнулся и затих. Даниель передёрнул плечами, глядя на мёртвое тело. Его холодное и отрешённое лицо напоминало посмертную маску. Вдруг он тихо засмеялся. От этого нечеловечески-жуткого смеха меня затрясло. Волосы на голове зашевелились, а по телу побежали мурашки. -Посмотрите, Гаяс, - сквозь смех еле выговорил он.- Посмотрите! У него на пальце мой перстень с чёрным алмазом. Помните, вы мне его подарили на день рождения, когда мне исполнилось шестнадцать лет? Ха-ха-ха! Я тогда ещё напился…ха-ха…и орал песни…а все смеялись…а отец…он…ха…ха отнимал у меня кифару… Помните, как я бухнулся…в…в…фонтан…Друзья…ха…ха...вылавливали меня., а я не хотел вылезать…О-о-о…Гаяс…Даниель зажмурился, и по его щеке скатилась одинокая слезинка. Он нетерпеливо смахнул её ладонью и скрипнул зубами. Потом нагнулся над телом дяди. -Я должен забрать кольцо., - словно в бреду шептал мальчик. - Оно принадлежит мне…мне!.. О, проклятье…не снимается…будто вросло…Жадный, вонючий шакал., оно же мало тебе… Но я всё равно заберу его!..Мне стало совсем не по себе. -Малыш! Дани! Оставь! Не надо! - бормотал я, пытаясь оттащить его.Даниель дёрнул плечом, сбрасывая мою руку. -Оставить?!- он посмотрел на меня безумными глазами. - Этот гнусный вор отнял у меня всё! Понимаете,? Всё!!! Семью, дом, честь! А я не могу забрать у него то единственное, что осталось от моей прежней счастливой жизни?! Нее-е-т, Гаяс! Этот перстень мне дороже всех сокровищ мира!Юноша схватил дядю за мизинец и, не дрогнувшей рукой, отсёк ему палец по самое основание. Сняв перстень, он надел его на указательный пальчик правой руки и, подняв её над головой, громко и торжествующе расхохотался. -Даниель!!!- вскричал я, поражённый этим варварским поступком. - То, что ты сейчас сделал, - ужасно. Как можно глумиться над мертвецом?! Опомнись! Это просто чудовищно! Я не ожидал от тебя подобной жестокости!Лицо мальчика исказилось такой ненавистью, что я отпрянул. -Ужасно? Чудовищно? Жестоко?! Да что вы об этом знаете?! А я вспомнил всё., всё в мельчайших подробностях. И, если бы можно было убить эту гадину несколько раз, я бы убивал его снова и снова. Не спеша, с наслаждением отрезал бы по кусочку его поганой плоти. А на десерт оторвал бы его хрен вместе с яйцами и запихнул ему в пасть. Даниель медленно подходил ко мне. Его глаза светились, словно раскалённые угли. Будто внутри него пылал адский огонь, выплёскиваясь чёрным пламенем нестерпимой боли. И этот огненный взор пронзил меня до самого сердца, и я почувствовал, что сгораю на костре его боли вместе с ним. -Гаяс! Вы мой единственный друг, мой второй отец! - содрогаясь от мучительных спазм сухих, без слёз, рыданий, шептал истерзанный навалившимся на него горем, мальчик. - Как вы смеете осуждать меня! Вы, не зная всей ужасающей правды, обвиняете меня в жестокости! Так я покажу вам, что такое настоящая жестокость! Смотрите и оплакивайте вместе со мной страшную гибель самых дорогих мне людей, павших от гнусного предательства, ибо их невинная кровь взывает к мщению.Даниель охватил мою голову ладонями и сжал виски, проникнув пылающим взглядом в самую глубь моего сознания. Передо мной всё поплыло и затянулось туманной дымкой. Я видел только жуткие глаза юноши, которые увлекали меня в чёрную бездну. Дико закричав, я стремительно полетел сквозь бушующий ураган, пронизанный ослепительными вспышками молний. Ещё окончательно не придя в себя, сквозь бешеный стук крови в висках, я услышал смутный шум. Постепенно ко мне возвращалась способность что-либо воспринимать, и моё сознание накрыло волной мистического страха и ощущения того, что я присутствую в каком-то эфемерном пространстве, будто паря над землёй. С трудом открыв глаза, я в ужасе замер, увидев картину страшной бойни, которая разворачивалась передо мной. Мужские крики, женский визг, ржание лошадей, звон оружия раздавались вокруг меня, оглушая своей безысходностью. В предрассветном полумраке метались призрачные тени всадников в чёрных бурнусах, с лицами, закрытыми до самых глаз. Бандиты, понял я. Их было много, очень много против горстки смельчаков, решивших дорого отдать свои жизни. Вот Амир и Касим, израненные и окровавленные, отбиваются от наседающих врагов. Мои глаза выхватили Равиля. У его ног валялись мёртвые тела, а он без устали продолжал яростно рубить и колоть врагов, и его мечи сверкали в свете охваченного пламенем дома, будто молнии. Мой взгляд переметнулся на группку молодых людей верхом на горячих жеребцах. Дамир, Данияр и Даниель. Три красавца-брата отбивались от наседающих со всех сторон всадников, занимая круговую оборону и защищая спины друг друга. Их слаженные действия вызывали невольное восхищение. -Мальчишку с длинными волосами беречь! - раздался громкий, властный голос. - Чтоб ни одной царапины не было! Я оглянулся. На вершине бархана стоял всадник, спокойно наблюдающий за сражением. Хафиз! Мерзкий, трусливый негодяй! Время от времени он лениво поднимал огромный лук и выпускал стрелы по выбранной цели. Одна за другой в песок падали женщины, заливая его кровью. Из горящего дома выбежала девушка, придерживая рукой округлый животик. Одежда на ней тлела, и она бросилась к фонтану. Лейла! Малышка Лейла! Я вспомнил, как Равиль с гордостью говорил мне, что уже дважды дед. Дочка вышла замуж за шейха из соседнего клана и готовилась стать матерью третьего ребёнка. Но свадьбу любимого брата не могла пропустить. Тем более, что рядом будет ?великий? Гаяс…Трясясь, как в лихорадке, я наблюдал за юной женщиной, молясь всем богам, чтобы она успела спрятаться. -Лейла, ложись! - раздался пронзительный голос молодого мужчины, бросившегося к ней на помощь.Но стрела убийцы пронзила обоих, навеки соединив их на небесах. -А-а-а, - захлёбываясь яростью и горем, закричал Равиль, и этот вопль разнёсся над полем битвы, как раскат грома. Звонкий мальчишеский голос, полный отчаяния, вторил крику шейха, переходя на самые высокие ноты, от которых заложило уши. Даниель схватил лук, притороченный к седлу и, продолжая неистово кричать, почти не целясь, выпустил стрелу в мерзавца. Хафиз громко хохотал, запрокинув голову, уверенный в своей недосягаемости.Действительно, расстояние было слишком большим для обычного лука. Но, то ли провидение помогло, то ли вся сила ярости была вложена в выстрел, но на излёте стрела всё-таки достигла своей цели, попав Хафизу в ляжку. Он заорал от боли и злости. А бойня продолжалась. Я уже не видел ни Амира, ни Касима. Равиль, весь в крови, стоял на одном колене, из последних сил отбиваясь от врагов. Его взгляд то и дело обращался к сыновьям, и в нём светились такая гордость и мука, что я не сдержал рыданий, разрывающих мне сердце. Дамир пал от предательского удара в бок. Сабля вошла в тело почти по самую рукоятку. Данияр, увидев это, зарычал и одним взмахом отсёк руку убийцы, но тут же был пронзён стрелой в грудь. -Прости, братишка, - успел выговорить он, обращая на Даниеля угасающий взор.Мальчик стиснул зубы и, подняв жеребца на дыбы, направил его на противников в последнем, смертельном порыве. Он пробивался к отцу. Верный Шаир топтал мощными копытами и грыз зубами всех, кто стоял на его пути. Даниель, с горящими от ярости глазами, размахивал саблей, безжалостно кромсая живую плоть. Но было видно, что силы его на исходе и он держится только на силе духа и мальчишеском упрямстве. -Да сделайте что-нибудь! - заорал Хафиз. - Идиоты! Не можете справиться с молокососом! Только не покалечьте! -Да они все бешеные, господин! - крикнул один из бандитов. - Сколько наших полегло! -А кто сказал, что будет легко? - рявкнул негодяй. - Я предупреждал, что это воины пустыни. Они никогда не сдаются. Их можно только убить. Но мальчишка не должен пострадать. Он нужен мне живым, иначе вы не получите ни гроша. Ясно?Даниель тем временем прорвался к отцу и, соскочив с жеребца, несколькими молниеносными движениями сабли срезал с него сбрую. Конь забил копытами, не понимая действий своего юного друга. Мальчик шлёпнул его по крупу. -Уходи, Шаир! Ты мне уже ничем не поможешь. Спасай теперь свою жизнь, мой хороший.Конь поднялся на дыбы и возмущённо заржал, но, подчиняясь приказу, сделал мощный рывок, сбивая с ног наступающих врагов, и, как чёрная молния, моментально скрылся за барханами.Даниель бросился к Равилю и помог ему подняться на ноги, не переставая размахивать саблей. И вот уже отец и сын стояли спина к спине, готовые к последнему бою. Бандиты кружили вокруг, как стая стервятников, но ближе подойти не решались. Израненный, истекающий кровью мужчина и хрупкий юноша, почти ребёнок, вызывали у них страх. Осунувшиеся, бледные, но прекрасные лица были полны отчаянной решимости. -О, какая картина!- раздался насмешливый, полный циничного сарказма, голос.- Я сейчас разрыдаюсь от умиления. Благородный шейх и его юный сынок готовы принять последний бой и умереть с честью. Ха- ха- ха!Хафиз спустился со своего наблюдательного пункта и остановил коня на некотором отдалении, всё же не рискуя приблизиться. Стрелу он уже вытащил, нога была обмотана тряпкой, и он болезненно морщился при каждом движении. Но выражение самодовольства не сходило с его смазливой физиономии. Удовлетворённо оглядев поле боя, усыпанное мёртвыми телами, он перевёл полный ненависти взгляд на Равиля. -Ну вот, дорогой братец, я снова лишил тебя всего! -Отец, кто этот выродок, называющий тебя братом? - спросил Даниель, ещё плотнее прижимаясь к спине шейха.Я понял манёвр мальчика, - если Хафиз пустит стрелу из своего мощного лука, то пробьёт их тела насквозь. Негодяй тоже это понял и злобно ощерился. Смерть Даниеля ему не нужна, ему нужна его жизнь. И он видел, что его наёмники не торопятся нападать на этих неукротимых безумцев, которым уже нечего терять. -Ты сам ответил на свой вопрос, сынок, - меж тем презрительно сказал Равиль. - Выродок! Мне было видно, что мой друг, вместе с вытекающей из многочисленных ран кровью, теряет последние силы. Видел это и Хафиз. -Думаешь, меня трогают твои оскорбления? Да ничуть! - засмеялся мерзавец. - Ты всё равно скоро сдохнешь. А я подожду, времени у меня достаточно. Отец с сыном переглянулись. Они понимали, что Хафиз прав, и время против них.Прекрасное лицо Даниеля исказилось от горя и отчаяния. Впервые за всю эту жуткую, бесчеловечную бойню, он не совладал со своими эмоциями, и передо мной предстал растерянный, измученный ребёнок, не знающий, что делать дальше. Я плакал, ломая руки и понимал, что страшная развязка близка. Вдруг Равиль выпрямился, подняв над головой скрещенные мечи, и издал боевой клич гордых воинов пустыни: -Вперёд! Лучше умереть с честью, чем жить в бесчестье!Он бросился на врагов, кромсая их тела мощными ударами сверкающего оружия. Даниель, словно очнувшись от минутной слабости, откинул за спину свою роскошную гриву, и с пронзительным криком стремительно подлетел к Хафизу, не ожидавшему нападения, высоко подпрыгнул и резким ударом ноги выбил его из седла. Оба покатились по песку, сцепившись в смертельном объятии. Юноша бил противника руками и ногами, рвал зубами, пытаясь достать до горла. Безудержная ярость придавала ему нечеловеческие силы. Сейчас это был уже не трогательно-растерянный мальчик, а опасный хищник, жаждущий крови. Его глаза пылали необузданной злобой и ненавистью. Жемчужные зубы свирепо скалились. В этот момент он был похож на демона мести. Одновременно прекрасный и чудовищный. Хафиз визжал от ужаса, с трудом уклоняясь от сумасшедшего натиска этой разъярённой бестии. -Ничтожество! Трусливый шакал! Мерзкая гадина!- орал Даниель, задыхаясь от гнева.- Дерись, как мужик! Или тебе сподручней убивать невинных женщин?! Тварь! Закопаю! Порву на мелкие вонючие куски!!! -Оттащите от меня этого ненормального мальчишку, - вопил Хафиз.- Эй, вы, уроды! Я плачу вам деньги, и за это вы должны защищать меня.Мальчик исступлённо захохотал, нанося серию ударов по расквашенной морде негодяя. -Ты взываешь о помощи, гнойная сопля дохлой гиены?! Да разве ты мужчина?! Зачем тогда тебе хрен с яйцами?! Я видел, что сообщники Хафиза не торопятся ему помочь, с интересом наблюдая за схваткой. В глазах многих светилось уважение, граничащее с восхищением.Но когда Даниель занёс руку, сжатую в кулак, целясь в кадык Хафиза для последнего смертельного удара, один из бандитов, видимо их главарь, метнул в мальчика бурдюк с водой. Мгновенная заминка оказалась роковой. Юношу скрутили и ткнули лицом в песок. Он извивался, пытаясь освободиться, но тщетно, - несколько сильных рук крепко держали его за плечи, а один уселся на ноги. Даниель беспомощно затих, и только приглушённый стон отчаяния вырвался из его груди. -Прости, малыш, - говорил мужчина, связывая руки Дани за спиной,- но мы не можем позволить тебе прикончить этого человека. Хотя он нам тоже не нравится. Но, если ты убьёшь его, кто же заплатит нам. Может, тебя немного утешат мои слова, но ты здорово нас повеселил. Хафиз, весь в синяках и огромных кровоподтёках, в растерзанной одежде, с волосами, торчащими дыбом, выглядел жалко и смешно. Послышались сдавленные смешки, а кто-то тихо сказал: -Он похож на гулящую курицу, которую оттоптало сразу несколько петухов.Оглушительный хохот пронёсся над песками, обагрёнными кровью. -Хватит ржать! - злобно прошипел Хафиз. - Сами-то хороши! Еле справились с умирающим мужиком и сопливым мальчишкой. Трусы! -Уж кто бы говорил! Сам-то небось побоялся сразиться с ними. А вот мальчонка молодец! Здорово тебе рыло начистил! -Заткнись! Кто платит, тот и прав. Вы хорошо погрели руки на богатстве шейха. Да ещё получите золото от меня. А то, что ваших много полегло, так вам же лучше. Доля каждого увеличиться в несколько раз. Да, кстати, как тамнаш непобедимый воин? -Ты о ком? - ехидно спросил главарь. - О старшем или младшем? Хафиз скрипнул зубами, но промолчал. Подняв голову Даниеля за намотанные на кулак волосы, он храбро склонился над поверженным врагом, и тут же получил смачный плевок прямо в глаз. Бандиты покатились со смеху, шлёпая себя ладонями по ляжкам. Хафиз вскрикнул, и в бессильной ярости поднял ногу, чтобы ударить мальчика. -А вот этого делать не советую. Мало чести бить связанного, - остановил его мужчина.- Да и уважение надо иметь к таким отчаянным храбрецам. Мы хоть и душегубы, но свои понятия имеем. Ладно, мы уходим. За мальчишку рассчитаемся, как договаривались. И не вздумай нас обмануть, из-под земли достану и обратно закопаю. Ты меня знаешь! Эй, грузите лошадей, соберите оружие, наполните бурдюки водой! А! Насчёт шейха! Так мы не стали его добивать. Вдруг тебе захочется попрощаться с братом. Ха-ха-ха!Даниель с трудом приподнял голову и посмотрел на главаря бездонными глазами, в которых застыли непролитые слёзы. -Вы не успеете насладиться плодами своего гнусного преступления, ибо невинная кровь убитых настигнет вас, и вы ею захлебнётесь.Мужчина передёрнул плечами, как от озноба, но ничего не ответил. Однако в его глазах промелькнул ужас от пророческих слов этого непостижимо-странного, будто не от мира сего, мальчишки. А когда кто-то крикнул, что вода в фонтане превратилась в песок, он шарахнулся и, резко отвернувшись, бросился к своей лошади. -Быстрей! Уходим из этого проклятого места! -Далеко не уйдёте, - прошептал Дани, опуская голову. - Расплата близка!И я вдруг свято поверил, что есть высшая справедливость, есть высший суд и есть небесное возмездие, которое рано или поздно настигнет тех, кто проливает кровь невинных людей. Да будет так!Хафиз и двое его помощников стали испуганно озираться по сторонам. Даниель, воспользовавшись минутным замешательством мужчин, вскочил на ноги и бросился к шейху. Упав перед ним на колени, он тихо позвал: -Отец., папа., родной… Как мне жить теперь без всех вас…и…и зачем? - слёзы текли по чумазому, искажённому страданием, лицу мальчика, оставляя светлые дорожки на осунувшихся щеках. - Что мне делать? Скажи! И почему они не убивают меня? Для чего я им нужен? Равиль приоткрыл глаза, подёрнутые смертной пеленой, и с нежностью посмотрел на сына. Его лицо исказилось невыносимой мукой осознания того, что он не смог защитить семью от гибели, а своего малыша - от позора. -Не плачь, сынок, - с трудом выговорил он. Надсадный хрип вырвался из груди, залитой кровью. - Шейхи не плачут, мой дорогой мальчик. А ты отныне шейх, и что бы с тобой ни случилось, ты должен помнить об этом и отомстить. -Клянусь, отец! Никто не уйдёт от возмездия!И, словно в подтверждение слов мальчика, вдалеке что-то загрохотало. Небо расколи ослепительные молнии, окрасив его в кроваво-багровый цвет. И над пустыней разнеслись дикие, полные ужаса, вопли людей. -Я же говорил, что они далеко не уйдут, - пробормотал Даниель, глядя на пылающие небеса. Потом устало лёг рядом с отцом, положив голову ему на грудь и закрыл глаза. Равиль ласково погладил растрёпанные локоны своего малыша и тихо вздохнул. В его потухшем взоре застыла горькая печаль.Хафиз, заметался, трясясь от ужаса, и визгливо крикнул своим подручным: -Ловите коней, идиоты! Сваливаем отсюда! А мне надо попрощаться с братишкой, да сказать ему пару слов, - уже тише добавил он, подбегая к Равилю.Пинком ноги отбросив Даниеля, как котёнка, от тела брата, он склонился, всматриваясь в его мёртвое, но всё ещё красивое лицо. -Сдох!!!- в ярости закричал мерзавец. - Сдох! И теперь я не смогу полностью ощутить всю радость победы, в подробностях рассказывая ему, о том, какое светлое будущее ожидает его нежного, невинного мальчика. О-о-о! Как мне хотелось увидеть боль, страх и отчаяние в этих гордых глазах. Будь ты проклят!Ненавижу! Даже мёртвого ненавижу!!!Хафиз выхватил из-за пояса кинжал и полоснул по горлу шейха, почти отделив голову от туловища.Даниель на мгновение замер, потрясённый подобным кощунством. -Не смей…не смей, - шептал он побелевшими губами. - Не трогай его.Но когда, обезумевший от злости, мужчина замахнулся, чтобы вонзить оружие в грудь брата, мальчик, опомнившись, вскочил на ноги и с громким, душераздирающим криком: ?Не смей его трогать, мерзкая тварь!?, бросился к Хафизу и, собрав последние силы, боднул его головой в живот. Тот пошатнулся, и не удержавшись на ногах, шлёпнулся на задницу, широко разинув пасть. Слегка оглушённый, Даниель упал неподалёку. -Тебе… не надоело… геройствовать, сопляк?!- захрипел негодяй, пытаясь восстановить дыхание. - О, как жаль, что я не могу тебя придушить! Мелкая, злобная дрянь! Мужчина подполз к мальчику и, вцепившись ему в волосы, рывком поднял голову, с ненавистью всматриваясь в прекрасное лицо. -А ведь ты мог быть моим сыном, щенок. Только твоя мамаша подлегла под Равиля, отвергнув меня. А чем я хуже своего братца? Чем!? -Ты меня спрашиваешь? - сквозь зубы процедил Даниель. - Оглянись и посмотри на дело рук своих. Ты убил людей, родных тебе по крови. Ты разорил дом, который мог стать и твоим. Равиль принял бы тебя, как брата и друга, если бы ты пришёл с открытым для любви сердцем. Но твоя чёрная душа полна зависти и злобы. И за всё, что ты сделал, тебя ждёт неминуемая расплата. Ты проклят уже при жизни, будешь проклят и после смерти! Я достаточно ясно высказался? Остальное можешь прочесть в моих глазах.Лицо Даниеля вдруг потемнело. Тонкие, нежные черты заострились, став пугающе резкими, будто вырезанными из гранита. Глаза широко распахнулись, и из бездонных зрачков на Хафиза глянула вечность. Он замер, не в силах отвести взгляд от этих жутких, неземных очей. Давай, мой маленький, у тебя получится. Утяни душу этой твари в бездну своего отчаяния и оставь там корчиться в вечных муках. Ты сможешь! Твоё горе велико, и оно поможет тебе. Но, увы! Мои надежды не сбылись! Малышу не хватило сил. Истерзанный свалившейся на него бедой, мальчик, почти ребёнок, с чистой, светлой душой, не приемлющей зла и не умеющий хладнокровно причинять его другим, не смог совершить то, что задумал. Слишком юный, слишком невинный.Даниель стал задыхаться. Его лицо исказилось от боли, и он бессильно склонил голову, надрывно застонав. Хафиз вздрогнул и очнулся, словно ото сна. Вскочив на ноги, он охватил плечи руками, пытаясь согреться. Его тело сотрясала дрожь, а зубы лязгали. Он не мог понять, что случилось. Но в его глазах застыл ужас, как будто он увидел нечто невыносимо страшное. -Ты…ты…отродье...! О, с каким наслаждением я растерзал бы тебя, да не могу, - завопил Хафиз, брызгая слюной. - Ну, ничего! Всё ещё впереди! И не смей так смотреть на меня…Не смей…И, насмерть перепуганный ублюдок, со всей силы ударил мальчика рукояткой кинжала в висок. Наступила кромешная тьма. -А-а-а,- дико взвыл я и забился в чьих-то руках, медленно приходя в себя.По лицу стекал холодный пот, смешиваясь со слезами. Грудь разрывалась от жгучей боли и, не удержавшись на ногах, я рухнул на пол, увлекая за собой Дани.Мы некоторое время неподвижно лежали, обнявшись, словно ища поддержки и утешения друг в друге. Первым пришёл в себя Даниель. Он с трудом поднялся, помог встать мне, и подошёл к перилам, задумчиво глядя на заходящее солнце. Значит, тот кошмар, куда перенёс моё сознание мальчик, длился всего несколько минут. А мне показалось, что прошла вечность.Дрожащей рукой юноша откинул с лица спутанные волосы, и я с ужасом увидел серебристую прядь, сверкнувшую среди чёрных, как ночь, локонов. -Дани, мальчик мой! - тихо позвал я, замирая от жалости и сострадания. - Ты хоть поплачь, покричи…разбей что-нибудь…выплеснись, легче будет. Что ж ты, будто окаменел, маленький. Так нельзя…Даниель медленно повернулся ко мне, и я, отшатнувшись, горестно вскрикнул. Моего нежного, трепетного малыша больше не было. Передо мной стоял пронзительно-знойный красавец с резкими, утончёнными чертами бледного лица. Глаза, лишённые блеска, были бездонны и мертвы. От крыльев носа к плотно сжатым губам пролегли скорбные морщинки. Между надменным разлётом бровей образовалась глубокая складка, придавая ещё больше трагизма и печали демоническому лику падшего ангела. Ледяной холод исходил от этого недоступного, чужого существа. Верно говорят, что правда иногда убивает. А я, со своей сопливой моралью, заставил малыша пройти через кровавое горнило ещё раз. Заново пережить весь ужас потери во всех чудовищных подробностях. О, я старый идиот! И теперь чистая, ранимая душа мальчика не выдержала потрясения, сгорев, словно падающая звезда. Но также я знал, что, когда Дани злится, или впадает в ярость, в нём поднимается что-то тёмное и опасное. Сейчас этот беспросветный мрак полностью завладел им. Но во мне теплилась надежда, что светлая сущность малыша справится с чёрной, разрушительной ненавистью. Но если я ошибаюсь, то мне лучше умереть.Я не хочу видеть его таким. Даниель, меж тем, скользнув по мне равнодушным взглядом, отвернулся и поднял с пола окровавленный кинжал. -Что ты собираешься делать? Зачем тебе оружие? Очнись, мальчик мой! - залепетал я.- Ты же не хладнокровный убийца. Разве можно… -Да заткнитесь вы уже со своими проповедями, Гаяс! Надоело вас слушать. Поплачь…Покричи…Растекись ссаной лужей...! - передразнил меня Даниель, цинично хохотнув. - А потом всё забудь и прыгни в постель к эмиру. И пока он будет драть тебя, почувствуй охерительное счастье от того, что остался жив. Так я должен поступить? Подставлять жопу и не чирикать?! Петь свои слюнявые песенки, строить глазки, вилять задницей, как последняя шлюха?! Что ещё я должен делать, чтобы вы не назвали меня убийцей, мой гуманный, человеколюбивый друг? Дайте же мне мудрый совет! Молчите? А если не знаете, что сказать, то и не лезьте ко мне в душу. Вы там ничего не найдёте, кроме кучки пепла… Предоставьте меня моей судьбе. С этими словами Даниель резко повернулся и пошёл прочь, равнодушно перешагнув через тушу визиря.Я стоял, глядя в след своему ангелу, с горечью понимая, что, наверное, первый раз в жизни не знаю, как поступить. И с ещё большей горечью осознавая, что мальчик в чём-то прав. У него только два выхода: либо смириться, либо мстить. Но, зная его необузданный характер, я был уверен, что он выберет второе. Мне не было обидно, что он так грубо меня осадил. Мне было страшно его потерять. Нет, нет! Я не оставлю своего малыша наедине с его душевными муками. Я обещал быть всегда рядом, что бы ни случилось. Сейчас он в не себя от навалившегося на него горя, растерян и измучен. Не знает, что делать дальше. Да ещё его любовь к эмиру, которой он отдался со всей силой чистой и светлой души. А любовь, - не колечко, снял и забыл. Её не так-то просто вытравить из сердца. Маленький мой, несчастный, истерзанный ребёнок. Как же тебе сейчас тяжело! Но твой верный Гаяс никогда тебя не покинет, какое бы решение ты ни принял.Тут я обратил внимание на какое-то движение. О, визирь ожил! Ну почему такое дерьмо так трудно убить, злобно подумал я. Надо предупредить малыша.Я побежал за Даниелем, и нагнал его уже на лестнице. Поравнявшись с ним, я неуверенно взялся за его руку и с радостью почувствовал лёгкое пожатие прохладных пальчиков. Мы переглянулись. Слабая улыбка мелькнула на губах Дани, а глаза потеплели. -Башар жив, - тихо сказал я.Юноша приостановился и задумчиво посмотрел на верх. Потом дёрнул плечом. -Повезло говнюку, - только и сказал он, ещё крепче сжимая мои пальцы.Так, рука об руку, мы и спустились вниз. Пройдя в спальню эмира, Дани запер дверцу, но вдруг напрягся и приложил палец к губам. Я прислушался. До меня донеслись голоса, раздававшиеся из кабинета повелителя. Мы подкрались поближе и спрятались за тяжёлыми шторами. -Попробуйте этого вина. Оно великолепно! Оцените! Какой аромат, какой вкус! - раздался бархатный голос эмира. - Но, как я понял, вы попросили меня о встрече не для того, чтобы попробовать вино с моих личных виноградников. Вы хотели поговорить со мной наедине. Вас что-то не устроило в нашем договоре, уважаемый Бахтияр? Вам бы хотелось внести какие-то дополнения? -Нет, нет! Я весьма доволен нашими переговорами, дорогой друг. Наше сотрудничество принесёт нам большие выгоды и укрепит наш дружеский союз…О, а вино действительно потрясающее! Какой букет! Но я вот о чём хотел поговорить. Насколько мне помнится, ваш отец увлекался разведением арабских скакунов. Устраивал роскошные праздники, посвящённые этим прекрасным животным. Со всех сторон съезжались купцы, чтобы приобрести нескольких лошадей, а то и небольшой табун. Но особым спросом пользовались абсолютно уникальные скакуны, которых называли ?цветы пустыни.? Слава об их необыкновенных качествах разлетелась далеко за пределы эмирата. Эти особи ценились на вес золота. Мало того, что они были преданы своему хозяину, они были бесстрашны и свирепы, неутомимы и неприхотливы, могли без устали скакать много часов, обгоняя ветер, но они ещё были и прекрасными производителями, практически до глубокой старости. Их потомки приобретали все качества своих родителей. Ваш отец имел огромный доход, золото рекой текло в его казну. -Да, это верно. Отец был большим знатоком в этой области. Я слышал, что у него был свой поставщик, каждый год пригонявший на скачки и торги по несколько могучих красавцев, которые были буквально нарасхват. Но, когда отца не стало, всё это как-то само заглохло. Я не большой знаток лошадей, да и дел навалилось выше минарета, приходилось сутками разгребать бумаги, решать насущные вопросы, ну и так далее. Но я всё ещё не понимаю, к чему вы ведёте. -А к тому, мой молодой друг, что, когда вы перестали заниматься таким выгодным делом, то золото потекло рекой в казну правителя Басры, который организовал торги в своём городе, переманив того загадочного поставщика. Но теперь, при некоторых условиях, можно изменить русло. Я слышал, что ?цветы пустыни? нынче стали дороже самого редкого алмаза. -Вот как? Вы меня заинтересовали, калиф! А почему этих легендарных скакунов так называют? -У них на лбу, ровно между глаз, стоит личное клеймо владельца в форме цветка. Подделать его невозможно потому, что оно не выжжено на шкуре животного, а будто вышито золотыми нитями рукой ангела. До такой степени тончайшая, ювелирная работа! Оно мерцает и переливается, как при солнечном свете, так и при лунном сиянии. Весьма таинственное и непостижимое явление. -Действительно, колдовство какое-то! А ваше предложение меня заинтересовало. Но где искать этого человека? Пустыня велика. И я даже не знаю, кто он. Да и вам-то какая выгода? Будем делить доходы? Каковы ваши условия? -А вот с этого момента и начинается серьёзный разговор, уважаемый Малик. В первую очередь, хочу вас заверить, что все доходы от сделок пойдут только в вашу казну. Более того, я беру на себя переговоры с хозяином на самых выгодных для вас условиях. Смею заверить, что он согласится на всё. Я даже помогу вам на первых порах, поскольку знаю толк в лошадях. Организацию скачек и торгов беру на себя. Не пройдёт и месяца, как вы будете купаться в золоте. Богатые люди, торговцы и перекупщики потянутся сюда нескончаемым потоком. Ваши владения очень выгодно расположены. Через них проходят караванные дороги, а это значит, что только ленивый пройдёт мимо такого праздника жизни. -Но...?- спросил эмир напряжённым голосом. -Что, ?но?? -Обычно, после таких необычайно заманчивых предложений, следует многозначительное ?но?, и выдвигаются определённые условия.Бахтияр громко засмеялся. Даниель, найдя в темноте мою руку, крепко сжал её. -Вы правы, мой друг! У меня есть одно условие, кстати, тоже очень выгодное для вас. Я бы хотел купить вашего раба, Дани, кажется, а цену вы назначите сами. Наступила такая тишина, что я услышал, как сердце моего мальчика бешено забилось в груди, или это была моя кровь, ударившая в виски. -Вынужден отказать вам, уважаемый Бахтияр, - наконец выдавил эмир. - Этот раб не продаётся. -Любой товар имеет свою цену. Главное, не продешевить. -Я повторяю, калиф, Дани не продаётся! Никакое золото не стоит даже волоска с его головы. Этот мальчик для меня бесценен. -О, я вас понимаю! Мальчишка хорош, ничего не скажешь. Ваши придворные без ума от него, все уши мне прожужжали, восхваляя его достоинства. И каждый из них мечтает заполучить это чудо. Вот и я не остался равнодушен к прелестям вашего раба. Но, раз вы так дорожите им, не смею настаивать. Жаль, что наша сделка не состоится. А сейчас налейте мне вашего превосходного вина… Благодарю! Оно просто восхитительно, сладкое и терпкое, как поцелуй любви. А, кстати, о любви! Простите за мою бестактность, дорогой Малик, но у меня сложилось мнение, что вы питаете особые чувства к мальчишке. Если я не прав, то ещё раз приношу вам свои извинения. Любить простого раба не достойно вашего высокого положения. Даже если он обладает прекрасными качествами, о которых я наслышан, он всё равно остаётся рабом. Не стоит ради постельной шлюшки жертвовать интересами государства. Обдумайте моё предложение и не спешите с отказом. Ну, я пожалуй пойду. Надо переодеться к ужину. Надеюсь, ваш красавец почтит его своим присутствием? -Непременно!- ответил эмир.- Этот ужин организован в вашу честь, уважаемый Бахтияр. А Дани будет пленять вас своей красотой и чудесным пением. И когда вы увидите его во всём блеске, то поймёте, почему я не хочу с ним расставаться ни за какие сокровища мира. -Он уже меня пленил, хотя я видел его мельком,- нахально соврал калиф.- Послушайте, мне в голову пришла некая мысль. Я смирился с вашим категорическим отказом продать мальчишку. Но если вы позволите мне провести с ним ночь, то это будет значить, что наша сделка вступит в силу, а гарантией тому послужит сладкая попка Дани. Ха-ха-ха. Наступила такая тишина, что, казалось, было слышно, как плещется вино в чашах. Ох, как велико было искушение. Что победит? Любовь или алчность? Какой ещё удар нанесёт судьба моему ангелу?! -Но он ни за что не согласится,- наконец хрипло выговорил эмир.- Дани не продажная шлюха. Он чистый и благородный мальчик. Калиф расхохотался. -Не согласится? Вы о ком говорите? О невинной деве или о постельной игрушке, предназначенной для того, чтобы выполнять все капризы своего хозяина? О, Аллах! Я вас не узнаю, Малик. Вы, всегда такой уверенный в себе, властный, гордый правитель, внушающий страх и уважение, растаяли в нежных объятиях смазливого мальчишки, забыв о благополучии государства. Вы можете подорвать свой авторитет, и с вами перестанут считаться. Вы будете вызывать лишь снисходительное презрение и насмешки. И только потому, что боитесь вызвать гнев и недовольство раба. Вам самому-то не смешно? -В чём-то вы правы, калиф,- после длительного молчания выдавил эмир.- Благо страны важнее всего! На эту ночь мой раб будет предоставлен в ваше полное распоряжение. И, поверьте, он доставит вам такое наслаждение, о каком вы даже мечтать не могли. Ночь любви с Дани вы не забудете никогда! -Вот и прекрасно! Так давайте скрепим наш союз этим изумительным вином.Раздался звон серебряных чаш и довольный смех мужчин.Даниель потянул меня к окну. Бесшумно открыв створки, он подсадил меня и выскользнул следом. -Идите к себе, Гаяс,- шепнул он.- А то вдруг повелитель придёт посоветоваться с вами, как подложить меня в постель к Бахтияру, чтобы я не очень обиделся. Вы же в этой области непревзойдённый эксперт. Юноша посмотрел на меня огромными глазами, в которых застыла мука, потом язвительно засмеялся, и резко повернувшись, лёгкой тенью скользнул в сторону своих покоев. Я остался неподвижно стоять, оглушённый жестокими словами мальчика.Но у меня не было обиды на него. Только мерзкое, липкое чувство гадливости и отвращения к Хафизу, Бахтияру, Малику, да и к себе самому. Мы, взрослые, умудрённые жизнью, люди растерзали невинную душу этого небесного создания в угоду своим личным интересам. Мы ложью, хитростью и коварством втянули чистого, светлого ребёнка в наши грязные игры. Но предательство Малика перетянуло чашу весов даже подлости и жестокости Хафиза. Даниель готов был простить эмира за гибель семьи, так велика была его любовь. Я чувствовал, как потеплели пальчики моего ангела, когда повелитель отказался продать его. В опустошённом сердце Дани возродилась вера в то, что он любим, что он не останется одинок в этом жестоком мире, что тепло и нежность согреют его холодеющую от горя душу. Юности свойственно верить в лучшее, мечтать о счастливом будущем и полной грудью вдыхать пьянящий ветер надежды. Так и Даниель, окунувшись в омут беспросветной ненависти, отомстил негодяям, пролившим кровь его близких. А вот на возлюбленного у него рука не поднялась. Он, пленённый первой, самой святой и трепетной любовью, не смог уничтожить, разорвать ту волшебную нить, которая соединяла их сердца. Робкая надежда, что счастье ещё возможно, хрупким ростком пробилась сквозь ледяной панцирь отчаяния и горя, и готова была снова расцвести небесной радугой, опьяняя и унося влюблённых в прекрасный, светлый мир, созданный только для двоих.И тут подлая судьба нанесла ещё один сокрушительный удар! Истинно любящий может многое простить, но только не такое чудовищное предательство. Очнувшись от своих горьких мыслей, я пошёл к мальчику. Я не мог оставить его в таком состоянии. И пусть он язвит, рычит или фыркает на меня, лишь бы не то холодное отчуждение, в которое он впал там, на галерее. Ворвавшись в купальню, я увидел, что Даниель выходит из бассейна, отжимая скрученные жгутом волосы. Его лицо было спокойно и непроницаемо. Только сладка между бровей обозначилась ещё чётче и глубже. Я взял из шкафчика простынь и накинул ему на плечи, ласково прижав к себе застывшее тело. Дани на мгновение расслабился, прильнув ко мне, словно дитя. Я чувствовал, как бешено бьётся его сердечко, будто отсчитывая последние мгновения жизни. Мы оба знали, что вскоре расстанемся навсегда. Предел жизненной энергии иссяк в этом хрупком теле, нить оборвалась и его уже ничто здесь не держит. Даниель отстранился от меня и слабая улыбка едва коснулась его бледных губ. -Гаяс, мой единственный друг. Я знал, что вы не оставите меня. Как хорошо, что вы пришли. Простите своего дерзкого мальчишку за очередную грубость. А сейчас, пожалуйста, помогите мне привести себя в порядок. У меня совсем нет сил, а сегодня я должен выглядеть неотразимо. На меня должны смотреть, как на божество, с восторгом и благоговением. Мой ослепительный образ никогда не исчезнет из памяти этих людей,- он хохотнул с горьким сарказмом.- А потом я буду ублажать калифа так, что он потеряет голову от наслаждения. Это и будет моя страшная месть повелителю. Я не смог его убить, но смогу заставить страдать. Он будет корчиться от боли, слыша мои крики и стоны, кусать пальцы на ногах, представляя меня в объятиях чужого мужика. Муки ревности безжалостны и терзают душу не менее жестоко, чем раскалённые клещи палача терзают плоть. -Мальчик мой, ты не находишь, что это слишком бесчеловечно?- я не смог сдержать улыбки, глядя на кровожадную мордашку Дани. -Бесчеловечно, зато справедливо. За всё в этой жизни надо платить!- тихо засмеялся юноша, и злорадно добавил,- Но окончательно я добью этого гада, когда буду петь для Бахтияра. А петь я буду громко и чувственно, чтоб обоих достало до самой задницы. -О, Аллах! Какой же ты ещё, в сущности, ребёнок! -Возможно, Гаяс. Но жизнь заставила меня играть далеко не в детские игры. Чистый источник безмятежного счастья иссяк. Осталась липкая, вонючая грязь, а среди всей этой грязи поневоле и сам замараешься. Я принял решение, мой дорогой друг, и ничто не заставит меня отступиться…Ну, а потом…Ладно, Гаяс, помогите мне, пожалуйста, расчесать волосы так, чтобы они сверкали, будто пронизанные солнечным светом…У меня сжалось сердце от страха. Что ещё задумал шальной мальчишка?!В дверь постучали и вошёл Али. -Дани, пришли от эмира. Тебя просят явиться на ужин. -Уже иду, Али.Я закутал юношу в лёгкую накидку из серебристого шёлка и мы пошли на наш последний ужин.Стражники, низко поклонившись, открыли перед нами обе створки высоких резных дверей, и Даниель грациозно впорхнул в зал. Я следовал за ним. Он остановился под огромной, серебряной люстрой с хрустальными подвесками, в которых ярко отражались мерцающие огоньки горящих масляных фитильков. В зале было три люстры, развешенные большим треугольником, в центре которого стоял огромный, длинный стол, ломившийся от различных яств. Малик сидел на возвышении в своём царском кресле. Рядом расположился Бахтияр, как почётный гость. Перед ними стоял столик на витых ножках, уставленный изысканными блюдами. Сановники и придворные тихо переговаривались, попивая вино. Когда вошёл Даниель, все радостно оживились, лица осветились улыбками. Юноша грациозно поклонился и, в тот момент, когда он медленно выпрямился, я потянул за накидку, и она, как лунный прибой, упала к его изящным ножкам, обутым в короткие, белые сапоги из тончайшей кожи. Жемчужно-белые атласные штанишки плотно облегали точёную фигурку, слегка расширяясь от бёдер и сужались у щиколоток, заканчиваясь манжетами, расшитыми перламутром. Тонкую талию охватывал серебряный пояс из узких пластин, скреплённых между собой цепочками. Такие же цепочки каскадом спускались от бёдер до паха и в центре соединялись жемчужинами. Обнажённый торс прикрывали блестящие локоны, да великолепное ожерелье из платины, с бриллиантовыми подвесками. В волосах сверкала тончайшая, как паутинка, сеточка, усыпанная мелким жемчугом. И всё это великолепие сверкало и переливалось под ярко освещённой люстрой, играя всполохами бело-серебристого, колдовского пламени. А в центре этого невыносимого свечения гордо стояло восхитительно-прекрасное создание, будто рождённое из лунного света. Лёгкий, словно бестелесный, он, казалось, парил над всеми, очаровывая, завораживая, вызывая благоговение и трепетный восторг в душах и сердцах простых смертных. Божество! И только тёмные глаза, слегка подведённые сурьмой, были бездонны и пронзительны.Тихий ропот прошёлся по залу и гости невольно встали со своих мест, будто приветствуя сказочного принца. Они были не в силах оторвать взоры от этого сверкающего, звёздного чуда. -Он похож на драгоценную жемчужину,- тихо выдохнул кто-то. -Мальчик будто повзрослел на несколько лет и стал ещё краше… -Что с нашим Дани? Он стал каким-то далёким, словно из другого мира. -Ещё краше? Да куда же больше! Он само совершенство! -С ним что-то случилось. Он очень изменился! Такой чужой…Шёпот превратился в гул множества голосов, восхищённых, радостных и встревоженных. Малик хмурился и покусывал губы, пристально разглядывая своё полуголое сокровище, потрясающее воображение своей порочно-языческой красотой, безмятежно стоявшее на всеобщем обозрении. По его лицу тенью промелькнуло множество эмоций, от восторга до исступлённой злобы.Даниель, вполне удовлетворённый произведённым эффектом, особенно физиономией эмира, в данный момент, искажённой от гнева и дикого желания, лучезарно улыбнулся и раскинул руки, словно обнимая присутствующих серебристо-прозрачными крыльями ангела…Я сидел рядом с Дани в середине стола, довольно далеко от эмира. Малыш ничего не ел, хотя его тарелка была полна разными вкусностями. Гости со всех сторон подсовывали ему самые аппетитные кусочки, но он только улыбался, склоняя голову в знак благодарности. Юноша почти не отрывал глаз от эмира, и в них мелькала тайная надежда и жгучая тоска. Одновременно с этим, он умудрялся поддерживать разговоры, острил и сам звонко смеялся над шутками других. Бахтияр не принимал участие в шумном застолье. Он неподвижно сидел в своём кресле и лишь время от времени отпивал глоток вина из чаши. Его глаза следили за каждым жестом Даниеля, но были холодны и непроницаемы. Мальчик ёжился и зябко передёргивал плечами под этим змеиным взором. -Мне помнится, Гаяс, вы говорили, что калиф хороший и достойный человек.- едва слышно прошептал Даниель, улучив момент, когда кто-то из гостей говорил тост в честь Бахтияра.- Но я теперь сомневаюсь в этом. А может, свадьба была лишь поводом заполучить меня в свою постель? Только более хитрым и цивилизованным способом, без кровопролития. Вы обратили внимание, как он смотрит на меня? Будто он голодный лев, а я аппетитный кусок мяса. -Малыш, так смотрят на тебя почти все. Пора бы уж привыкнуть! Но, я уверен, он не причинит тебе вреда. На садиста он не похож.Даниель брезгливо скривил губы. -Мне всё равно, на кого он похож! Самое отвратительное, что я буду стоять перед ним на четвереньках, с поднятым задом. Гаяс, миленький, мне страшно даже представить, что ко мне прикоснутся чужие руки. Похоже, я погорячился, желая отомстить эмиру подобным образом. Я в ужасе! Меня сейчас стошнит прямо в эту тарелку. А виноват в этом человек, которого я презираю, ненавижу и… люблю… -Дани,- раздался вдруг раздражённый голос эмира.- Ты что-то сегодня несколько рассеян. Наш гость скучает, не пора ли тебе развлечь его. Все тут же оживились, раздался одобрительный гул и стук чаш о стол. -Мой выход, Гаяс! Представление начинается, - шепнул юноша, поднимаясь и склонив голову в знак подчинения. Подойдя к возвышению, он низко поклонился почётному гостю. Я тоже подошёл, держа в руке кифару. -Простите мне мою невежливость, уважаемый калиф. Я забыл о своих обязанностях развлекать высоких гостей. Попросите моего господина не наказывать меня за эту оплошность,- тихо мурлыкал красавец, умоляюще глядя на ошарашенного мужчину. Малик же, стиснув зубы, сверлил юношу ревнивым взором. Только с ним Даниель разговаривал таким пленительно-нежным голосом, в котором переливались звонкие, хрустальные нотки журчащего ручейка, только на него он смотрел таким завораживающим, колдовским взором, от которого в душе поднимался целый ураган пламенных чувств и желаний.Дани начал осуществлять свой план мести, и ему было всё равно, чем закончится эта опасная игра. -Сегодня я буду петь для вас,- продолжал он корчить из себя покорного раба, напуганного недовольством хозяина.- Не судите меня слишком строго за мой жалкий писк. И вы, мой господин, простите меня за мою тупость.Шальной мальчишка бросил на эмира преувеличенно жалобный взгляд и, сложив ладошки в молящем жесте, склонился чуть не до пола, выставив туго обтянутую шёлком потрясающе-аппетитную попу. По залу пронёсся многоголосый стон, а Малик затрясся от гнева, сжимая кулаки. Калиф прикрыл глаза, но я успел заметить в них насмешливый огонёк. Он понял, что Дани ёрничает? -Не скромничай, мой красавец! Я уже слышал о твоих талантах. Да и не тебе судить о том, как ты поёшь, а тем, кто тебя слушает. Начинай! Мы ждём с нетерпением.И Даниель запел, наполняя зал нежными, чистыми, как родник, звуками своего волшебного голоса. Юноша легко скользил по мраморным плитам, обходя гостей, и ласково улыбался, делясь с ними светом и теплом, исходившим от него. Как его песни, он был то обжигающе-страстным, то безудержно-весёлым, то печальным и страдающим. Великолепное создание, недоступное, свободное, мятежное! Даниель пленял слушателей своей искренностью, и они полностью отдавались во власть его чарующего голоса. Когда он пел о несчастной любви, все замирали в печальной отрешённости, когда пел весёлые и озорные куплеты, все оживлялись и даже начинали подпевать, когда он пел о великом чуде страстной и преданной любви, все погружались в сладкие грёзы, мечтательно улыбаясь.Эмир, не выдержав этого искушающего зрелища, оглушённый захлестнувшими его эмоциями, резко встал и поднял руку. -Уважаемые господа! Я прекрасно понимаю, что вы можете слушать пение Дани хоть до утра. Но у нашего высокочтимого гостя другие планы. Ему очень понравился мой раб, и, по обычаям нашего государства, я намерен предоставить ему Дани в полное распоряжение на сегодняшнюю ночь. А посему, сейчас наш красавец споёт для нас ещё одну песню, и его торжественно проводят в покои калифа.Этими страшными по своей жестокости словами, повелитель отплатил своему маленькому чуду за то, что он, так красив, но сегодня не для него, что он пел, но не ему, и что ночью он будет лежать в объятиях жаждущих рук, но не его. А о том, что он сам всё это и устроил, эмир предпочитал не думать. Мальчишка сам виноват, что вызывает в мужчинах непреодолимое желание. Вот пусть теперь и отдувается, подставляя задницу…Наступила звенящая тишина. Никто не мог поверить в услышанное. Гости не сводили сочувственных взоров с застывшего, словно хрупкая статуэтка, мальчика.А Даниель молча смотрел на возлюбленного, и в его чудесных глазах медленно умирала последняя надежда. Малик отвернулся, не в силах выдержать этот пронзительный взор, полный разочарования и боли. Дани, с неимоверным трудом взяв себя в руки, поклонился эмиру, хищно оскалившись. -Подчиняюсь вашему решению, светлейший,- холодно сказал он. А потом повернулся к Бахтияру и промурлыкал.- Мой господин, обещаю, вы не будете разочарованы! Эту ночь вы запомните надолго.Повелитель содрогнулся и почти с ненавистью посмотрел на неукротимого красавца. В ледяных глазах не было ни мольбы, ни укора, ни страха. Лишь насмешливое презрение. И Малик понял, - мальчик всё знает об их с калифом позорной сделке.Юноша небрежно закинул роскошные локоны за спину и тронул струны кифары.Он обвёл гостей невидящим взором и слабо улыбнулся. -Я спою вам прощальную песню об ушедшей любви. О горечи разлуки и о разбитых мечтах.Даниель взял аккорд и по залу разнёсся мелодичный напев, полный щемящей грусти. Превратилась близость в отдалённость, Теплоту сменила отчуждённость. Твоего присутствия лишённый, Жду теперь я казни предрешённой. О, поверь мне, в этот миг прощальный. Ощутил бездонную печаль я. Что сама не старится, а старит, И, взамен улыбок, слёзы дарит… Мы любви напиток пили оба, Но кругом витала роковая злоба. К небесам мольбы врагов летели, Нашу чашу отравить хотели. И завистники не обманулись: Мы в своём напитке захлебнулись. Даже днём не вижу я светила, А с тобой светло и ночью было! Древо страсти к нам клонило ветви, Мы срывали плод любви заветный… О, блаженный час, когда надеждой Укрывали тело, как одеждой. Вместо райских кущ теперь я вижу Лишь колючки, да зловонья жижу!Даниель выронил кифару из ослабевших рук и покачнулся. С тревожными криками все бросились на помощь, сметая кресла, посуду со стола, чаши с вином.Но, неожиданно для всех, первым подхватил мальчика калиф. Он ласково прижал к груди бесчувственное тело и с нежностью заглянул в помертвевшее личико.Малик не успел всего на пол шага, но протянул руки, чтобы забрать Дани.Бахтияр отступил и собственнически обнял малыша ещё крепче. -Нет, уважаемый эмир! Согласно нашему договору, ваш раб на эту ночь принадлежит мне. Поэтому, я сам позабочусь о нём. А поможет мне Гаяс.Прощайте, господа! Не волнуйтесь, с вашим любимцем всё будет хорошо. Да ниспошлёт вам Аллах сладких снов.С этими словами он вышел. На пороге я оглянулся. Советники, придворные, знатные гости, все, как один, сверлили осуждающими взглядами эмира, молча стоявшего перед ними с низко опущенной головой. На его лице застыло выражение такого раскаяния, сожаления и безнадёжности, что мне стало немного жаль его. Только сейчас он понял, что навсегда потерял свою любовь, что Дани никогда не простит предательства, что их связующая нить оборвана.Говорят, излишняя самоуверенность бывает хуже скудоумия. Человек гордо держит удачу за хвост и верит, что так будет вечно. Он хозяин своей жизни, он презирает всех, кто ниже его по положению, он всегда знает, что надо делать, и уверен, что только он прав во всём. Но коварная судьба иной раз преподносит сюрпризы, неожиданно отбирая самое дорогое. И, опомнившись, человек понимает всю пустоту своих амбициозных трепыханий, лишившись истинного счастья. Слишком поздно он понимает, что на свете нет ничего дороже бьющегося рядом верного сердца, тёплых ладошек, крепко сжимающих руку, любящих глаз, которые никогда не предадут, нежных губ, которые никогда не солгут. И вот накатывает холод одиночества, но исправить уже ничего нельзя. Удача вырвалась из рук и, распушив хвост, полетела к более достойному. А человек остался, окружённый богатством и властью, чётко осознавая, что ему уже ничего этого не нужно. Так и Малик, в угоду своей алчности, с присущей ему самоуверенностью, что он поступает правильно, отдал своё истинное сокровище чужому человеку, который сейчас неотвратимо уносил прекрасного Даниеля, властно прижимая к груди, как драгоценный трофей. И если сначала эмир высокомерно полагал, что юноша смирится с его решением, то теперь понял, что этого не случится никогда. Малыш выполнит приказ, не из страха, а из гордого бунтарства, но будет знать, что все клятвы, все слова любви человека, которому он поверил, брошены на алтарь алчности, как увядшие цветы. Такого циничного предательства он не простит.Мы вошли в покои калифа, и он бережно опустил Дани на кровать. -Гаяс, что с ним? Его сердце едва бьётся. Он умирает?! -Он уже умер, калиф. Во всяком случае его душа. А то, что случилось сегодня, было последней каплей. -Хватит говорить загадками! Сделайте что-нибудь, вы же лекарь. Мне необходимо кое-что выяснить.Трясущимися руками я достал из сумки снадобье и влил несколько капель в рот мальчика. Потом сделал знак Бахтияру, и мы начали растирать ледяные руки малыша, восстанавливая кровообращение. Через некоторое время он глубоко вздохнул и открыл затуманенные глаза. В них промелькнули золотые искорки, но тут же погасли. -Гаяс, ну зачем вы опять вернули меня с небес на землю,- слабо улыбнувшись, пробормотал он, словно в бреду.- Я так устал от всего, от боли, тоски, страданий. У меня совсем не осталось сил. Милый Гаяс! Вы ужасный эгоист. Не хотите оставаться один на этой страшной земле. А я не могу взять вас с собой в свой мир. Смертным туда путь закрыт… -О чём это он?- испуганно спросил калиф. -Малыш бредит. Сейчас лекарство подействует, и он придёт в себя.Мы не спускали глаз с юноши, радостно подмечая, как уходит смертельная бледность с лица и жизнь возвращается в его тело. Взор Даниеля прояснился и он испуганно шарахнулся, увидев склонившегося над ним калифа. -Тихо, тихо, маленький ! Я ничего тебе не сделаю. Успокойся. -Тогда зачем вы устроили всё это?! -Да теперь и сам уже не знаю. Похоже, я причинил тебе боль. Прости!Но нет худа без добра. Теперь ты знаешь, чего стоит твой любовник. -И куда мне засунуть это знание? В одно всем известное место?! -Не дерзи старшим, паршивец! Ты сам выбрал свою судьбу, когда сбежал из дома, чтобы не жениться на моей дочери. А видишь, как получилось! Попал в рабство и стал шлюхой эмира. Аллах наказал тебя за строптивость. -Что-о-о!- возмущённо вскричали мы в один голос. -Когда вы не прибыли на свадебные торжества, я подумал, что-то случилось. Равиль не мог так унизить меня, он слишком честен и благороден.Тогда я послал своих людей узнать, в чём дело. И они доложили, что ты убежал, а шейх, опозоренный твоим низким поступком, сжёг дом и вместе с семьёй ушёл в пески. Больше их никто не видел. Об этом рассказал ближайший сосед и ваш друг. Кажется, его звали Казым. -О, лживый шакал!- пробормотал Даниель, закрывая лицо руками. -А месяц назад до меня дошли слухи, что у эмира появился чудо-мальчик, вот уже больше полугода живущий во дворце в качестве наложника, по описанию очень похожий на тебя. Но таких совпадений не бывает, чтобы и красавец, и умник, и поёт, и длинные волосы, да ещё зовут Дани. Я был уверен, что это ты, и мне нестерпимо захотелось посмотреть в твои бесстыжие глаза. Когда я, там, в коридоре, увидел твою счастливую физиономию, мне захотелось просто растерзать тебя, такая ненависть меня охватила. Я еле сдержался. Подумал, что ты не стоишь того, чтобы из-за тебя разгорелся военный конфликт. Тогда я решил перекупить тебя, а уж потом отыграться. Эмир отказал мне. Но жажда наживы всё- таки оказалась сильнее его любви, и он подарил мне тебя на эту ночь. Сегодня я был удовлетворён твоим унижением, но твоё неподдельное горе тронуло моё сердце. Я не буду тебя насиловать. Ты и так наказан! Твою любовь растоптали и продали за пригоршню монет…Я посмотрел на Даниеля, который лежал, свернувшись калачиком и прикрыв голову руками. Его хрупкие плечи вздрагивали от каждого жестокого слова, как от ударов плетью. И тут я не выдержал. Да сколько же можно терзать эту беззащитную душу! -Прекратите!- зашипел я.- Прекратите надменно рассуждать о том, чего не знаете. Расследование он провёл! Как же! Да ваши люди не соизволили добраться до становища Равиля, удовлетворившись наглой ложью подлого негодяя. А вот я сейчас расскажу вам, как всё было на самом деле. Слушайте и ужасайтесь! -Не надо, Гаяс, - простонал Даниель. - Всё это уже не имеет никакого значения. -Нет, мой дорогой мальчик! Он должен знать. Хотя бы в память о твоей семье.И я вылил на калифа всю кошмарную правду, во всех её кровавых подробностях. Вылил от начала до конца. Когда я замолчал, вытирая холодный пот дрожащей рукой, Бахтияр, словно оглушённый громом, неподвижно застыл в своём кресле. Его бледное лицо было покрыто испариной, а в тёмных глазах застыло искреннее горе и сострадание. -Что ж это за люди, способные творить такое!- наконец хрипло сказал он. –Прости, малыш! Я же ничего не знал. О, небеса! Через какой ад тебе пришлось пройти! Несчастный ребёнок… -Я уже давно не ребёнок, калиф. И…не надо меня жалеть. И так хреново! -Но, скажи хотя бы, чем я могу помочь тебе, сынок. Я так расстроен, что никакие светлые мысли не приходят в голову. -Уезжайте домой, и забудьте обо мне. Моя судьба решена. Утром на галерее найдут труп Хафиза. Башар оклемается и обвинит меня в убийстве и нападении на него. А что потом, вы и сами можете догадаться. Долгого разбирательства не будет. Раб убил свободного. Этим всё сказано! -Но Малик не может поступить с тобой так жестоко. Нет, нет! Ведь ты дважды спас его от неминуемой смерти! Ты раскрыл гнусный заговор! Наконец, ты покарал убийцу своей семьи, выполнив священную клятву, данную отцу. -Да будет вам в сказки-то верить! - горько засмеялся юноша.- Вы же сами правитель, и знаете, что такое закон. Если бы я был воин с золотой саблей в руках, меня бы чествовали, как героя. А я всего на всего постельная шлюха… Не хочу больше говорить об этом. Поверьте, мне всё равно, что со мной будет. Жаль только, что не смогу поклониться праху своих близких. Сделайте это от моего имени. Обещайте! -Клянусь! - едва сдерживая слёзы, сказал Бахтияр. -Хорошо! - улыбнулся Даниель. - И хватит о грустном. Сегодня я хочу пошалить напоследок. -Что ты задумал, Дани? -Для начала, прикажите накрыть стол здесь, в спальне. Я ужасно проголодался. Даже не помню, когда ел в последний раз. Да, и попросите принести медовых орешков, лично для меня.Бахтияр недоумевал, но покорно пошёл выполнять задание. Я печально улыбался, уже догадавшись, какую пакость собирается устроить эта бестия своему любовнику. Меня поражало только одно, - откуда он черпает силы, если их у него совсем не осталось. Откуда в этом изнеженном, хрупком теле такая сила духа, способная противостоять почти любым напастям? И почему эти самые напасти сыплются на него, как из рога изобилия? Что за страшная судьба! -Гаяс, о чём задумались? - сказал Даниель, обнимая меня за плечи.- Я зову вас, зову, а вы витаете где-то…Встряхнитесь, дорогой, сейчас будет весело. А все проблемы оставим на завтра. Помогите мне снять это барахло. Я освободил малыша от драгоценностей, свалив всё это не хилой кучкой на прикроватный столик. Вздохнув с облегчением, он упал на кровать, вольготно раскинув руки и ноги. Я стянул с него сапожки, и он смешно зашевелил пальчиками, сладко застонав. А я замер от ужаса. Из сапога выпал кинжал. -Что это! Зачем? Ты что удумал, сумасшедший мальчишка?!Даниель спокойно посмотрел на меня и пожал плечами. -После свершения моей мести, я бы перерезал себе горло. Не хочу жить с позорным клеймом подкладной задницы… Но вдруг он слегка напрягся и сделал мне знак спрятаться. Я юркнул за балдахин. А мальчишка стал ёрзать попкой по атласному покрывалу, продолжая постанывать. Вот, бесстыдник, что вытворяет! Вошли слуги с подносами и застыли, как вкопанные. Калиф выпучил глаза, ошалев от такого зрелища. А посмотреть было на что!В ореоле рассыпавшихся блестящим каскадом чёрных локонов, лежало языческое божество, в откровенной, полной соблазна и неги, позе. Его золотистая кожа сияла на фоне покрывала, цвета бирюзы, словно осыпанная солнечной пыльцой.Потрясающе-восхитительное тело завораживало, манило, обольщало, вызывая непреодолимое желание немедленно овладеть им.Мы все, полностью одуревшие от этого волшебного видения, не могли даже шевельнуться, чтобы развеять эти чары. Да и не хотели! Я перефразирую некое изречение, что можно бесконечно смотреть на огонь, текущую воду и на прекрасного Даниеля. И мы смотрели, затаив дыхание. Благоговейную тишину нарушил сладостно-призывный голос юного искусителя. -Что вы застыли, мой господин! Долго будете мучить меня. Идите ко мне, я весь горю. О, как хочется ощутить в своём теле ваш мощный клинок!Наваждение рассеялось. Калиф что-то прорычал, я захрюкал в подушку, слуги, кинув подносы на стол, опрометью бросились вон. Да, зрелище не для членистоногих! Даниель, продолжая извиваться, выгибая спину и ещё шире раздвигая длинные, стройные ножки, засунул руку за пояс штанишек и стал обласкивать своё естество, прикусив нижнюю губу и сладострастно попискивая. И тут меня осенило! Осторожно выглянув из-за балдахина, я заметил смутную тень, мелькнувшую за окном. Эмир! Как я сразу не догадался, что он будет подглядывать. А внимательный, всё подмечающий мальчишка, увидел его, или почувствовал, поэтому и устроил эту демонстрацию необузданного распутства. Но его чудесные глаза, слегка прикрытые ресницами, оставались пустыми и холодными. И я понял, откуда у него взялись силы после такого страшного дня, разрушившего его судьбу и любовь. Обида, ярость и жажда мести, - вот три составляющие, которые ещё поддерживают в нём огонёк жизни. -Мой господин! Закройте шторы балдахина, сквозит. Вы же не хотите, чтобы ваш мальчик простыл. Калиф безропотно выполнил и эту просьбу. А я успел приметить горящие в темноте глаза эмира, полные страсти, тоски и гнева. Когда занавеси были тщательно задёрнуты, с лица Даниеля слетело похотливое выражение, он вытащил руку из штанишек и покраснел, стыдливо отводя взгляд. -И..,- загрохотал было калиф. -Ш-ш-ш..,- зашипели мы с Дани, как две змеюки. -И что это было?!- сбавил тон почти до шёпота Бахтияр. - Что за разврат ты здесь устроил, дрянной мальчишка? Объясни, иначе я так тебя отшлёпаю, что твой зад превратится в гранат. -По вкусу? - невинно поинтересовался плут. -По цвету!!!- рявкнул мужчина.Даниель повалился в подушки, заливисто хохоча.Пока мальчик приходил в себя, мне ничего не оставалось, как, сквозь смех, объяснить калифу, для кого была предназначена эта феерия. -Эмир опустился до того, что решил подглядывать за нами?!- возмущённо прошипел Бахтияр. Но, посмотрев на лукавую мордашку Дани, захихикал и упал на постель, трясясь всем телом. - Так вот что ты задумал, маленький проказник!Ты знал, что ревность приведёт Малика под мои окна, поэтому и устроил это представление? Ну, теперь я понял, как ты хочешь пошалить. Я помогу тебе довести этого предателя до высшей точки безумия. Он это заслужил!Мальчик на коленях подполз к мужчине и обнял его за шею. -Спасибо, господин, спасибо за всё! - прошептал он, устало положив голову ему на грудь. - Я не представляю, что бы со мной было, если б вы оказались другим. Хоть в этом мне повезло! -А ты не представляешь, сынок, что творится в моей душе от сознания того, что злой рок лишил меня такого сокровища. -Под любым, даже самым красивым павлиньим хвостом, скрывается куриная задница. И с этим ничего не поделаешь. Вывод: если суждено, чтобы тебя имели, значит тебя будут иметь, несмотря на все твои достоинства…О-о-о! А-а-а! М-м-м! Ещё! Ещё-ё-ё! Да, да да-а-а! -Что с тобой, малыш! - заволновался калиф. -Заполняю паузу! А то Малик заскучает. А сейчас давайте поедим.Едва сдерживая хохот, мы сползли с кровати на противоположную сторону от окна, где был столик с угощением. Даниель налетел на орешки, не забывая при этом вскрикивать, стонать и лепетать всякую любовную бредятину. Потом мы снова залезли на кровать и устроили весёлую возню, кидаясь подушками. Огромное ложе сотрясалось и натужно скрипело под нашими телами, а мы самозабвенно мутузили друг друга, хоть ненадолго почувствовав себя детьми, беззаботными и счастливыми. Околдованные сиянием прекрасных глаз, очаровательной непосредственностью и бесшабашным весельем юного красавца, мы забыли, что давно уже взрослые мужчины, умудрённые сединами… Калиф, не в силах больше сдерживать смех, стал громко вопить, чтоб хоть как-то выплеснуть эмоции. Малыш вторил ему, подвывая на разные лады. Мне в этом плане было хуже, поэтому я тыкался лицом в подушку, задушено икая и всхлипывая. Не знаю, сколько времени длилась бы эта необузданная вакханалия, но, после очередного меткого попадания снарядом в голову, Бахтияр упал навзничь, тяжело дыша и воскликнул: -Всё, не могу больше! Ты замучил меня, маленький бесёнок! Это прозвучало так двусмысленно, что Даниель, не выдержав, громко засмеялся, откинувшись назад, и, не удержавшись на краю постели, свалился на пол с задранными вверх ногами. Это было последней каплей. Мы с калифом ржали уже в полный голос, не в силах остановиться. И нам было всё равно, что нас ожидает, было всё равно, что уготовила всем нам судьба. Сейчас мы радовались жизни, благословляя каждое счастливое мгновение, которое дарит нам это солнечное чудо, согревая наши сердца и души своим теплом…Мы постепенно приходили в себя, лёжа в развороченной постели, тесно прижавшись друг к другу. Дани уютно устроился между мной и калифом, держа нас за руки. Вдруг он сел и шлёпнул себя ладошкой по лбу. -Ты что, сынок? - спросил Бахтияр, поднимая голову и нежно глядя на мальчика. -Я чуть не забыл о заключительной части нашего представления. Мне ведь ещё нужно спеть, чтобы создать полную иллюзию моего низкого падения. -Может не надо? - несмело сказал я.- По-моему, эмиру достаточно того, что он увидел и услышал. Всё яснее ясного. -Действительно, малыш, - поддержал меня калиф.- Ты достаточно наказал его. Представляю, какие картины рисовало ему воображение, когда он слушал наши вопли. Остановись! Неизвестно ещё, во что выльется ревность эмира. Ты идёшь по самому краю пропасти. Не надо, сынок! -Надо, дорогие мои! Моя месть не завершена. Я хочу, чтобы этому человеку было так же больно, как и мне. Хочу, чтобы его сердце превратилось в кучку пепла, как и моё. Хочу, чтобы его душа истекала кровью, как и моя. А по краю пропасти я уже не иду, я в неё падаю. Но петь я буду! Кто знает, может быть это моя последняя песня.Даниель протянул руку, и я подал ему кифару, сиротливо лежавшую на столике.Он на мгновение прижал её к груди, закрыв глаза. Это была та самая кифара, первый подарок эмира. Первый и самый дорогой.Юноша ласково провёл пальчиками по струнам и полились упоительно-нежные звуки, пронизанные чувственностью и светлой грустью. Страстной лаской твоей истомлённый Я и сам научился томить. Из желаний твоих сотворённый, Как ты можешь меня не любить? Быть с тобой мне и страшно, и сладко,- Но таково начертание древней судьбы. Что ж! Я стану покорным и жадным. Ведь такими, наверно, бывают рабы. Но, когда замираю смиренно я На груди твоей, солнца теплей, Как ликует моё утомлённое Тело, испытавшее власть королей!Когда затих последний аккорд, Даниель устало откинулся на подушки. -Давайте немного поспим. Скоро утро, и кто знает, что оно принесёт. Нужно хоть немножко набраться сил.Мы закутали мальчика в одеяло, и он тут же тихо засопел, уткнувшись носом в плечо калифа, а мою руку, которой я обнял его за талию, крепко сжал тёплыми пальчиками. -Несчастный ребёнок, - прошептал Бахтияр, ласково перебирая серебристую прядку, ярко выделявшуюся среди чёрных локонов.- Гаяс, ему ведь всего семнадцать лет, а он уже хлебнул столько горя. Я поражаюсь, откуда в таком хрупком создании столько жизненных сил! Но, по-моему, сегодняшняяавантюра высосала его до дна. Может, зря мы всё это устроили? -Нет, калиф, не зря! Невозможно всё держать в себе, от этого и с ума сойти не долго. Там, на галерее, узнав всю правду о гибели семьи, услышав о подлом и гнусном сговоре эмира с дядей, целью которого было его похищение, Дани будто окаменел. Видели бы вы его лицо! А глаза! Мне никогда не забыть этого жуткого, нечеловеческого взора, полного жгучей ненависти и злобы. Его рука не дрогнула, когда он выпускал кишки Хафизу. В тот момент это был не наш мальчик-цветочек, это был демон, пылающий яростной жаждой мести. Поэтому, покончив с дядюшкой, он пошёл к эмиру, сжимая в руке кинжал. Он шёл убивать человека, которого считал виновным во всём. Но не смог этого сделать, - любовь не позволила. Во имя высокого и светлого чувства, малыш был готов простить своего возлюбленного. Но предательство Малика окончательно разбило ему сердце. А теперь представьте себе, когда внутри вас раскалённым сгустком пылает гнев, обида, потрясение, удушающая боль, а исхода нет, глаза сухи, а зубы стиснуты, ни стона, ни плача, ни жалоб на подлую судьбу, только смертная тоска. Нет, нет! Даниелю нужен был этот выплеск. Кто знает, может быть это спасло его от безумия. Ведь иногда надежда на отмщение придаёт человеку сил и не даёт сломаться. -Наверное, вы правы, друг мой. Маленький, влюблённый ангел с опалёнными крыльями…У меня сердце сжимается от жалости и стыда. Я ведь тоже приложил к этому руку. О, если бы я знал…Но мы должны попытаться чем-то помочь малышу. А сейчас нам тоже надо поспать. Дани прав, мы не знаем, что будет завтра, но силы нам всем точно понадобятся.Бахтияр скоро уснул, а я до утра так и не сомкнул глаз. Тревожные мысли бередили душу, от страха за судьбу мальчика замирало сердце. О, небеса! Какие трагические стечения обстоятельств! Как могло всё сложиться, если бы Даниель грохнул визиря? Тогда никто не узнал бы, откуда на галерее взялись два трупа. А если б эмир не соблазнился на предложение калифа? Малыш простил бы его. Ведь, в сущности, он уничтожил непосредственного виновника гибели своей семьи. Если б Малик не унизил гордость и достоинство юноши, отдав, как вещь, в чужие руки, не было бы этого представления, полного неистовой, горькой бравады. И, возможно, Дани нашёл бы утешение в сильных руках любимого? Я уверен, что любовь и понимание лечат многие душевные раны. Тогда всё могло закончиться хорошо? А если бы калиф не оказался таким благородным? Если бы мальчик, из мстительного упрямства, отдался ему, чтобы насолить Малику, а потом покончил с собой? О, вопросов больше, чем ответов! Но высокомерный правитель так и не понял, какое чистое и преданное создание находится рядом с ним. Сколько любви, нежности и счастья мог дарить ему этот пленительный цветок. А теперь всё кончено! Даниель раздавлен и оскорблён. Чаша его терпения переполнилась. Гордая, мятежная душа воина пустыни проснулась в нём. Зная необузданный характер своего ангела, я понимал, что он никогда не будет оправдываться, тем более молить о пощаде. Он объявит войну подлости и предательству, и, если надо, бесстрашно пойдёт на смерть с чувством своей правоты…Мои грустные и сумбурные мысли прервало лёгкое движение. Это Даниель осторожно выбирался из наших объятий. Я сделал вид, что сплю. Юноша бесшумно выскользнул за дверь, а мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Мне уже стало привычно быть тенью мальчика, а тень везде должна следовать за своим хозяином. Дани лёгкой, полной грации и изящества походкой шёл по коридору, слегка покачивая бёдрами, словно танцуя. Попадающиеся навстречу ранние слуги кланялись ему, а потом долго смотрели вслед, кто сочувственно, кто насмешливо, а кто и презрительно. Да, во дворце сплетни распространяются со скоростью самума. Даниель зашёл в свою купальню и, на ходу скинув штанишки, с разбега нырнул в бассейн. Он с головой ушёл под воду, только длинные локоны покачивались на поверхности, как чёрные, блестящие водоросли. Вынырнув в центре водоёма, юноша поднялся на мраморное возвышение и встал под тугими струями каскада, подняв руки над головой, будто пытаясь смыть с себя все эти липкие взгляды, полные жадной похоти. Из-за алчности эмира, Дани лишился статуса неприкосновенного, и теперь самый последний раб, который не смел даже взглянуть на собственность повелителя, мог без зазрения совести лапать глазами это прекрасное тело. Кумир низвергнут, и с ним можно не церемонится. Я тяжело вздохнул, достал из шкафчика простынь, положил её на бортик бассейна и присел на диван, задвинув полупрозрачный полог. Не хотелось лишний раз мозолить глаза малышу, но и в одиночестве не мог его оставить. Первые лучи восходящего солнца проникли сквозь ажурные решётки, весело заиграв с прозрачными струями воды, омывающими точёное тело юноши. Сверкающие блики отражались от его влажной кожи, а стекающие с неё струи напоминали жидкое золото. Это видение завораживало своей первозданной красотой. Казалось, что обнажённый ангел омывает крылья под солнечным дождём, очищая человеческую скверну, прилипшую к ним.Я тихо сидел в своём укромном уголке, не замечая, как слёзы текут по моим щекам. Мной овладели тоска и безысходная печаль. Внезапно дверь из спальни Даниеля распахнулась, и на пороге застыл эмир.Выглядел он ужасно. Помятый, встрёпанный, с тёмными кругами под горящими от бешенства глазами. Искажённое лицо источало столько злобы и гнева, что мне стало жутко. Он до такой степени обезумел от ревности, что собирается во всём обвинить мальчика? Зная поганый характер повелителя, этого можно было ожидать. Сейчас он начнёт поливать малыша грязью, чтобы приглушить вопли своей совести. Знал это и Даниель, поэтому морально был готов выслушать кучу самых изощрённых оскорблений.Я трепыхнулся с намерением выйти из своего укрытия, но Дани метнул в мою сторону предостерегающий взгляд. (Не устаю поражаться его чутью и наблюдательности. Он знал, что я здесь!) Эмир меж тем не спускал глаз с обнажённого красавца. Взоры любовников встретились. Но, если зелёные глаза эмира пылали, то чёрные, как ночь, глаза Даниеля были пусты и холодны. И я, почти физически, ощутил, как между ними разверзлась пропасть. Понял это и Малик. С тихим, полным тоски, стоном он опустил голову и дрожащей рукой вцепился себе в волосы, будто хотел выдрать клок. Невероятно прекрасное лицо юноши было отрешённым и надменно-неприступным, только губы слегка подрагивали в пренебрежительной и злорадной усмешке. Его месть свершилась, - Малик в отчаянии, он истерзан ревностью, опустошён, раздавлен.Но от этого ещё более опасен. Осознание того, что своим гнусным поступком он убил светлое, нежное, пылкое создание, получив взамен непримиримого врага, приводило повелителя в ярость. Как посмел строптивый мальчишка не смириться с желанием своего повелителя, не покориться безропотно, как и положено рабу. Как посмел так бесстрашно смотреть на своего хозяина, обвиняя и осуждая. Как посмел получить удовольствие в объятиях чужака. Эмир прекрасно понимал, что виноват в этом сам, но честно признаться самому себе в подлости было ниже его царственного достоинства. А лучшее средство, чтобы обуздать угрызения совести, это найти крайнего и свалить всю вину на него. Как говорится, - с больной головы на здоровую. Малик с трудом взял себя в руки и язвительно спросил: -Ну, и как всё прошло? Надеюсь, калиф остался доволен тобой?Даниель равнодушно посмотрел на эмира и, небрежно дёрнув плечом, нырнул в воду. Всплыв у бортика, он откинул с лица мокрую гриву волос и на его губах заиграла довольная улыбка, полная порочного сладострастия. -Я очень старался, светлейший, - замурлыкал он.- Ваши уроки даром не пропали. Вы сделали из меня отменную шлюху, способную ублажить любого желающего. Но, если вас интересуют подробности, то спросите Бахтияра… -Бахтияра!!!- заорал эмир. - Ты запросто называешь правителя по имени, будто он ровня тебе!? Мелкая, сопливая козявка! Нахальный, избалованный щенок! Да что ты о себе возомнил!? Думаешь, что тебе всё позволено? Ошибаешься! Ты просто раб с аппетитной задницей, моя постельная игрушка и никто больше! Юноша выскочил из бассейна и, завернувшись в простыни, с горделивым сарказмом произнёс: -Вы правы, светлейший, я раб. Но в постели я – бог! Вам ли этого не знать? А ещё можно и поспорить, кто чья игрушка. Даниель чувственно пробежал язычком по розовым губам, длинные ресницы томно затрепетали, а взгляд стал глубоким и призывным. Восхитительное, совершенное создание! Идеальное оружие соблазнения. От одного вида этой черноволосой бестии и сухие сучки на дереве истекут любовными соками. Что уж говорить об эмире! Мужчина тяжело задышал и порывисто шагнул к юноше, но тот отскочил и торжествующе засмеялся. -По-моему, спорить не о чем, светлейший. Всё очевидно! Но теперь извините, мне надо прикрыть наготу. А то, как бы чего не вышло, или не вошло. Верите, у меня совсем не осталось сил для вас, мой господин. Уж больно ночка бурная выдалась.Эмир задохнулся от подобной циничной наглости и несколько мгновений хватал ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова.Даниель, посмеиваясь, достал из шкафчика простые чёрные штанишки и рубашку. Медленно и грациозно он стал одеваться, посматривая на остолбеневшего повелителя шальными глазами.Ох, маленький упрямец! Гордый, мятежный, неуступчивый. И с каким лёгким изяществом играет с огнём! А это его пренебрежительное ?светлейший?, которое он намеренно повторяет, звучит в его устах, словно оскорбление! Безрассудный, отчаянный бунтарь! Чего он добивается? Зачем доводит и так уже распалённого ревностью и злобой мужчину до точки кипения? Хочет проверить, до какой степени безумства может дойти эмир в своей ярости? Но какова цель? О, Аллах! Неужели малыш всё ещё любит? Ещё надеется и верит, что сейчас этот кошмар закончится, любимый, наконец, прозреет и всё поймёт. Вот сейчас сильные руки прижмут его к груди, бархатный голос зашепчет на ушко слова раскаяния, тёплые губы покроют поцелуями хрупкое тело, своим жаром согревая холодеющую душу.Он ждал и одновременно страшился этого? Единожды предавший, уже никогда не будет вызывать безоглядного доверия. А пережить ещё раз подобный удар мальчик не сможет. Поэтому сейчас он провоцирует эмира, заставляя его окончательно потерять голову, и ему всё равно, на какие действия решится разгневанный повелитель. Оскорбит, изобьёт или изнасилует. Главное для Дани, это отбросить последние сомнения. Убедиться в том, что этот человек не достоин его любви и окончательно порвать тонкую нить притяжения, которая всё ещё тянется от его истерзанного сердечка, причиняя нестерпимую боль. И если я прав, то вместе с любовью он потеряет смысл жизни.Трогательно-нежный, ласковый и невинный ангел с изломанными крыльями.Загадочный, необузданно-строптивый, мятежный небожитель. Какой же ты на самом деле, мой очаровательный, маленький принц? Мои мысли прервало злобное рычание. И полился мутный, грязный поток немыслимых обвинений и упрёков. -Да знаю я, на что ты способен! Развратная потаскуха! Ты перед всеми виляешь задницей, строишь глазки, соблазняешь, искушаешь. Ты прекрасно усвоил, что от твоих чар нет спасения и бесстыдно пользуешься этим, мороча всем головы. Похотливый засранец с ненасытной дыркой…Шлюха, которая с удовольствием запрыгнула в постель к чужому мужику…Представляю, что ты с ним вытворял. Вы орали, как драные коты на крыше! А потом ешё и пел для него!!! Как ты посмел…Ты должен петь только для меня. Ведь это наше таинство! Наш святой ритуал…Излияния эмира прервал звонкий, полный гневной иронии, хохот мальчика. -Святое таинство!!! Ой, не могу! Сейчас разрыдаюсь от переизбытка чувств...Того гляди сопли потекут от умиления… Вы себя-то хоть слышите, светлейший?! Нет больше никакого НАШЕГО ритуала. Вы уничтожили всё, подложив меня в постель к мужику. Да ещё пообещали ему неземное наслаждение. Он его получил. Чем же вы недовольны? - говорил он, холодно глядя на эмира. В умении язвить и жалить, Даниелю не было равных. И, если Малик орал, буквально плюясь оскорблениями, то юноша даже не повышал голоса, что было в разы эффективней и болезненней. Он разил убойным сарказмом, словно молниями. Эмира уже трясло от бешенства. - А, вас обида гложет, что я пел для него! Но, смею вас уверить, Бахтияр это заслужил, потому что отнёсся ко мне с нежностью и уважением. Помните, вы как-то сказали, что всё познаётся в сравнении. Так вот, это сравнение явно не в вашу пользу! А то, что я пел… так, честно говоря, мне теперь всё равно, кого развлекать. Хотите, спою и для вас? Но, думаю, эта песня не доставит вам удовольствие. Юноша взял кифару, лежавшую на столике и яростно, ударил по струнам. Он больше не мог сдерживать свои чувства, бушевавшие в его растерзанной душе. Горькое разочарование, убитая надежда, растоптанная гордость и страшное осознание того, что внутри него сгорает и корчится в муках приговорённая к смерти любовь, затопило его чёрной волной. Эмир грубо и мерзко отхлестал его по кровоточащему сердцу с такой же неоправданной жестокостью ребёнка, отрывающего крылья бабочке. Даниель запел, и в его голосе больше не было прозрачного журчания, а был пронзительный выплеск обиды и боли. Небо бело страшной белизною, А земля, как уголь и гранит. Под иссохшей этою луною Ничего уже не заблестит. Голос мой и хриплый, и задорный. Не поёт,- кричит, кричит, кричит. За решёткой, близко, тополь чёрный Ни одним листком не шелестит. Для чего ж твоя рука меня ласкала? Для чего ты покорил меня? Чтобы я спокойно и устало С отвращеньем вспоминал тебя!Юноша отбросил кифару, и она, упав на мраморные плиты, жалобно зазвенела струнами, словно издавая последний стон умирающего ангела. Потом стало так тихо, что слышалось только хриплое дыхание эмира, да равнодушный плеск воды в фонтане. Как же так получается в жизни, печально думал я, наблюдая из своего укрытия за этим непримиримым противостоянием двух людей, ещё вчера трепетавших от любви, с безумной страстью отдаваясь друг другу. Ещё вчера юный красавец нежился в ласковых и надёжных объятиях возлюбленного, с доверчивым восторгом слушая его клятвы. Ещё вчера могущественный правитель таял под солнечным взглядом своего маленького принца и готов был молиться ему, как божеству. А теперь они оба летят в бездну своего отчаянного упрямства и неуступчивости, обрекая себя на мучительное одиночество.Да, это было только вчера, а мне казалось, что прошла вечность. Столько ужасных событий произошло за эти сутки, пропастью разделив время на светлое прошлое и мрачное настоящее. А о будущем мне даже думать не хотелось, настолько оно было непредсказуемым и туманным.Даниель, не мигая, смотрел на эмира, словно пытаясь запечатлеть в памяти это некогда любимое лицо. Потом тихо вздохнул и отвернулся. Его глаза потухли и снова стали пугающе чёрными, глубокими и безжизненными. -Ты дерзкий, неуправляемый, вздорный мальчишка, которому я дал слишком много воли, - грозно сказал повелитель.- Ты зашёл слишком далеко в своей непочтительности. Ведёшь себя, как избалованный наследник престола. Но ты всего лишь мой раб! Запомни! Твои обиды и упрёки меня совсем не трогают. Все мои действия идут во благо страны, которой я правлю. И, если понадобится, я снова подложу тебя под нужного мне человека, не спрашивая твоего мнения. А будешь артачиться, так я найду на тебя управу. Ты прекрасно знаешь, на что я способен в гневе. -А ты ещё не знаешь, на что способен я, - не оборачиваясь, глухо сказал Даниель.- Но сейчас тебе представится такой случай.В этот момент раздался топот ног, и дверь распахнулась. На пороге застыли двое стражников из личной охраны эмира. -В чём дело?!- заорал Малик. - Как вы посмели врываться сюда без стука!Мужчины испуганно переглянулись, и старший из них, низко поклонившись, пролепетал: -Чрезвычайное происшествие, повелитель! Страшное преступление! Позвольте доложить. -О, Аллах! Да что там ещё случилось? - рявкнул эмир, явно недовольный, что его отвлекают. По всему было видно, что словесной перепалкой с Дани он бы не ограничился.- Ладно, говорите, да побыстрей. -Там, на верхней галерее, садовники обнаружили труп Хафиза с выпущенными кишками и едва живого визиря Башара. Ему разбили всё лицо и сломали нос. А кровищи вокруг! Ужас!!! -Злодея нашли?Стражник замялся, с опаской поглядывая то на разгневанного повелителя, то на невозмутимого красавца-раба, гордо стоявшего со скрещенными на груди руками. -Ну…так…это., светлейший…Визирь утверждает, что злодей, - ваш…эваш… Дани… -Что-о-о?!Малик изумлённым взглядом смерил это хрупкое, эфемерное создание и недоверчиво покачал головой. -Где тело? -Там и оставили до вашего распоряжения. Мы ничего не трогали. Визирь тоже там. Ему нужна помощь лекаря. Я послал за господином Гаясом. Что прикажете делать дальше, светлейший? -Мне надо самому осмотреть место преступления.Эмир схватил Даниеля за руку и потащил к двери. -Со мной пойдёшь! Надеюсь, у тебя найдутся веские аргументы в свою защиту. Если нет, то ты знаешь, что тебя ждёт.Юноша равнодушно пожал плечами и молча последовал за повелителем.Я выбрался из своего укрытия и побежал к Бахтияру. Надо было что-то предпринять. Упрямый, своенравный мальчишка ни за что не опустится до жалких оправданий. В его душе не было страха. Тем более, судя по мёртвой пустоте его глаз, жизнь уже потеряла для него всякий смысл. В покои калифа меня не пустила его личная охрана, сказав, что он ещё спит. Тогда я помчался к лестнице, ведущей на верхнюю галерею, решив, что и сам могу сказать веское слово в защиту малыша. Несмотря на ранний час, дворец гудел, как потревоженный улей. Все уже знали об убийстве Хафиза и нападении на визиря, но никто не верил, что это мог сделать Дани. Меня пытались остановить, чтобы узнать подробности, но я лишь нетерпеливо отмахивался, продолжая бежать по извилистым коридорам. Наконец, я догнал процессию во главе с эмиром и пристроился сзади. Повелитель так и вёл юношу, не выпуская его ладошку из руки, словно боясь, что он исчезнет. Время от времени он поглядывал на отрешённое лицо мальчика, и в его глазах мелькал страх и неуверенность. Он боялся того решения, которое ему придётся принять, если вина Даниеля будет доказана. При ярком утреннем свете, кровавая картина, открывшаяся нам, смотрелась ещё более ужасающе. Хафиз лежал в запёкшейся и почерневшей луже крови, с вывороченными кишками, от которых исходил омерзительный запах. Застывшее лицо было искажённо предсмертной агонией, рот широко открыт, а вывалившийся язык распух и посинел. Эмир брезгливо передёрнул плечами и отвернулся. Его взгляд упал на визиря, который сидел на полу, бессильно привалившись к мраморному вазону. Его распухшая морда напоминала освежёванную баранью задницу, из которой торчал кривой нос, с капающими из него соплями, окрашенными кровью. Отёкшие глаза превратились в узкие щёлочки. Он хрипло дышал, держась рукой за шею, заплывшую жиром. Зрелище было отвратительным, жалким и смешным. Эмир хмыкнул и, подойдя ближе, склонился над Башаром. Тот, увидев Даниеля, стоявшего рядом с повелителем, в испуге отшатнулся и сильно ударился головой о вазон. Послышался глухой звук, и визирь громко застонал от боли. Из глаз покатились слёзы, теряясь в мясистых складках щёк. Юноша презрительно рассмеялся, холодным и неподвижным, как у змеи, взором глядя на мерзкое существо, лежащее у его ног. -Уберите от меня это кровожадное чудовище, - захрипел Башар, дрожа от ненависти и страха. - Он напал на меня, искалечил и оставил умирать! Убийца!!!Подлый раб! Гадёныш!Эмир внимательно посмотрел на мальчика, словно видел впервые. Ему казалось, что он разгадал это волшебное создание во всех его ипостасях. Он видел и знал его пылающим яростью и сгорающим от страсти, по-мальчишески бесшабашным и погружённым в лёгкую грусть, ироничным насмешником с острым язычком и проницательным, мудрым советником, весёлым, шаловливым котёнком и ненасытным, жадным до плотских удовольствий хищником. Его малыш мог беззаботно веселиться и хохотать до упаду, или тихо плакать от наслаждения в сильных объятиях возлюбленного. Непредсказуемый, вздорный, строптивый, необузданный, гордый бунтарь, и в то же время трогательно-нежный, обольстительный, завораживающий своей неземной красотой, от которой сладко замирало сердце и пела душа. Такое родное, такое любимое маленькое чудо, излучающее свет. Его собственное головокружительное счастье.Он был, словно солнечный зайчик, скользящий по щеке, даря ласковое тепло.Но таким, как сейчас, эмир его не видел и не знал. И это его испугало, ввергло в отчаяние и тоску. Сейчас в его Дани не было ничего, что так притягивало и грело душу. Холодный, жёсткий, надменный. Прекрасное изваяние, лишённое чувств. Пустые, ничего не выражающие глаза, леденяще-мёртвые и неподвижные. Даже утренний свет не отражался в них, до такой степени они были бездонны. Сейчас, глядя на это чужое, незнакомое создание, можно было поверить, что он хладнокровный убийца.Лёгкий ветерок играл с его волосами, бросая в лицо шелковистые пряди, и юноша нетерпеливо откинул их. В чёрных кудрях блеснули серебряные нити. Малик тихо вскрикнул. Пристально разглядывая неподвижный, словно маска, лик, он только сейчас заметил и глубокую складку между бровей, и скорбные морщинки в уголках бледных губ. Дневной свет безжалостно освещал повзрослевшее, измученное лицо, в котором больше не было жизни. -Повелитель, - раздался жалобный голос визиря, прервав тягостные раздумья эмира, - мне нужна помощь. Меня искалечил этот сумасшедший мальчишка. Как раб посмел поднять руку на второе лицо государства?! Это измена! Это страшное преступление! Я верой и правдой служил вам. Я пострадал, выполняя свой долг. А он напал на меня, как дикий зверь. Раб должен быть наказан по всей строгости закона! -Дани, это правда? Это дело твоих рук? - мягко спросил эмир. -Да, светлейший, - тихим, без каких- либо эмоций, голосом ответил юноша. - Я зарезал Хафиза. Жаль, не грохнул эту жирную гниду. Не хватило сил пробить его пять подбородков. -Вот-вот, слышите, государь! - хрипло завизжал визирь. - Он сам признался в содеянном. Похоже, наглый щенок даже гордится этим. -Заткнитесь, Башар! - раздражённо рявкнул повелитель. - Я сам разберусь со своим рабом. Дани, ты можешь объяснить причину своего поступка?Мальчик высвободил пальцы из руки эмира, и, равнодушно посмотрев на него, отошёл к перилам, облокотившись на них и задумчиво всматриваясь в небо, словно пленённая птичка, мечтающая улететь в эту манящую, синюю вечность. -Мне нечего вам сказать, - после некоторого молчания, ответил юноша.- Я ни одного мгновения не сожалею о том, что сделал. А если вас интересуют подробности, то пусть визирь сам расскажет правду. Если посмеет… Вдруг Даниель перегнулся через ограждение, к чему-то присматриваясь. Потом, присвистнув, низко наклонился, держась одной рукой за перила. Малик вскрикнул и, метнувшись к чумовому мальчишке, вцепился ему в лодыжки. -Ты что творишь, ненормальный?! Шею сломать хочешь?!- заорал он.Но юноша уже выпрямился, держа в руке огромный лук. Видимо, визирь хотел избавиться от улики и сбросил оружие с балкона. Но лук за что-то зацепился, а не упал вниз, в густые кусты, на что рассчитывал негодяй. Разнёсся приглушённый ропот. Я оглянулся и увидел толпу придворных, заполнивших галерею. Все с жадным любопытством наблюдали за драматическим сюжетом, который разворачивался на их глазах. -Тот самый лук, о котором ты мне говорил? - спросил эмир, разглядывая грозное оружие.Но Даниель ничего не ответил, лишь пожал плечами и снова отвернулся. -Значит, в меня стрелял Хафиз. - сделал вывод повелитель. - Гаяс, как хорошо, что вы здесь! Посмотрите, пожалуйста, есть ли на руке этого человека какие-нибудь метки?Я с готовностью подошёл к трупу мерзавца и, подняв его правую руку, показал два глубоких пореза на пальцах. А затем и следы крови на тетиве лука.Раздались возмущённые голоса. Малик повернулся к Башару и гневно уставился на него. Визирь сжался от страха, но отступать не собирался. -Государь, я давно подозревал Хафиза в измене, но у меня не было доказательств. Вы же сами поручили мне расследование покушений на вашу жизнь. Вот я и выяснил, что яд, змея и выстрел из лука, - всё это дело рук подлого негодяя, которому я доверял. Вчера я пришёл сюда, чтобы окончательно убедиться в своей правоте, и увидел, как мальчишка убивает Хафиза. Он и от меня пытался избавиться, как от свидетеля. Я отчаянно сопротивлялся и, как видите, чудом остался жив. Я невинно пострадал за свою преданность вам, государь. -Ну, прямо отважный воин в сверкающих доспехах! - внезапно рассмеялся Даниель.- И что же ты, мокрица отожравшаяся, собирался предпринять? Арестовать заговорщика или вызвать на честный бой? Присутствующие посмотрели на расплывшуюся тушу визиря и захохотали, вторя серебристому смеху своего любимца. Эмир кашлянул, скрывая улыбку. -Дани, прекрати устраивать балаган. Дело серьёзное. Тебя обвиняют в убийстве и нападении на высокопоставленного сановника. Это тебе не драка с гаремными мальчишками. Отвечай, что послужило причиной этого страшного преступления.И тут я не выдержал. Наглая ложь Башара возмутила меня до глубины души. -Повелитель! Позвольте мне рассказать, как всё было на самом деле. Я, - свидетель всего, что здесь произошло.Сделав вид, что не заметил предостерегающий взгляд Даниеля, я решительно выступил вперёд. Я понимал, что мальчик не хочет, чтобы все узнали о его высоком происхождении, не хочет, чтобы славное имя отца связали с его нынешним унизительным положением, страшась покрыть несмываемым позором честь рода. Но я и не собирался выкладывать все подробности. -Ну, конечно! Гаяс! Куда же без вас! - насмешливо протянул эмир. - Ладно, говорите, дозволяю.Даниель безнадёжно отвернулся, устало опустив плечи. -Помните, вчера утром, - не скрывая ехидства, начал я,- малыш спас вашу жизнь, когда некий злоумышленник хотел пронзить вас стрелами?Раздался многоголосый ропот, полный удивления. Я поднял руку, призывая к тишине. -Можно я продолжу? Потом Дани стало плохо, и вы отнесли его в опочивальню, а сами ушли по делам. Вы прекрасно знаете пытливый характер мальчика, а также его желание защитить вас, поэтому не удивитесь, когда узнаете, что, проснувшись, он загорелся идеей провести собственное расследование, чтобы выявить заговорщиков. Для этого мы и поднялись на галерею. Мы нашли лук, выяснили откуда в вас стреляли, и Даниель, путём логических рассуждений сделал вывод, что преступник, решивший извести вас, является вашим кровным родственником, и после вашей смерти может претендовать на престол. А визирь Башар, как всем известно, ваш дядя по материнской линии и единственный прямой наследник вашего престола.Я обвёл толпу придворных торжествующим взглядом. Эмир опустил голову. О, неужели стало стыдно! Малыш спас ему жизнь, а он так его отблагодарил! Гад! Дани прав, - нет ему прощения. -Там и застали нас эти люди. Не знаю, зачем они пришли на галерею, - слукавил я.- Но они слышали наш разговор и поняли, что их разоблачение неизбежно, что мальчик слишком умён и слишком много знает. Тогда они и решили избавиться от него, а заодно и от меня. Визирь приказал Хафизу сбросить нас с балкона. Многие сочли бы это за несчастный случай. А негодяи продолжили бы плести свои интриги…Раздались возмущённые голоса, а эмир сжал кулаки.Юноша повернулся и с благодарностью посмотрел на меня. -Да кому вы верите, государь! - завопил Башар, пытаясь подняться. - Какому-то лекаришке, который везде таскается за вашим рабом, как тень, не спуская жадных глаз с его задницы. Пока вы занимаетесь важными делами, они уходят в сад. А что они там делают вдвоём? - Хитрый царедворец знал на какую струну нажать. Ревнивое отношение эмира к юному красавцу было известно всем. - Прячутся в самых укромных беседках и подолгу оттуда не выходят. И что они там делают? Весело проводят время…Он не успел договорить. Ударом ноги в грудь, Даниель опрокинул мерзавца навзничь. Я понял, что мальчик в ярости. До какой низости может дойти человек, чтобы спасти свою шкуру! Эта циничная, грязная ложь вывела Дани из холодного оцепенения. Я радостно встрепенулся. Малыш принял вызов и в нём вновь проснулся боец. Он не допустит, чтобы негодяй вышел сухим из воды. Теперь визирю точно наступит конец. Юноша склонился над распростёртым телом и вкрадчиво спросил: -А откуда, интересно, ты знаешь о беседках, о наших прогулках по МОЕМУ саду, если вход туда запрещён всем, кроме садовников. Да и те приходят туда на рассвете и уходят задолго до нашего появления. Светлейший, вы не помните, кто доложил вам о моей стычке с гаремными мальчишками, да ещё в таких…э… интересных подробностях.Даниель ехидно посмотрел на эмира. Тот отвёл глаза и нехотя ответил: -Визирь. Он рассказал мне о твоих подвигах, будто сам был там. -Ага! Ну, его там точно не было, но видеть он мог всё.Юноша взял Малика за руку и подвёл к перилам. -Посмотрите, какой обзор. Весь сад, словно на ладони. Видите, вон ту аллейку, по которой мы гуляли? А дорожку, на которую мы вышли? Вы были чудесной мишенью. Но чтобы изучить наши привычки, убийца неоднократно поднимался сюда. Он выбирал наилучшую позицию, чтобы выстрелить наверняка. Кто знает, сколько дней он сидел в засаде и сколько дней вы ходили под его прицелом. Малик поёжился, представив себе, какой смертельной опасности он подвергался. -Государь, не слушайте эту поганую шлюху! - захрипел визирь. - Он всё выдумал, чтобы выгородить Гаяса и прикрыть свою задницу. Они любовники, уверяю вас. Посмотрите, как они защищают друг друга…,Да этот обнаглевший сосунок с длинным языком ещё и не то вам наплетёт. Грязная, порочная тварь!Вы что, не видите, как он насмехается над вами?! Он считает вас идиотом. Думает, что вам можно наболтать всякий вздор, и вы поверите! Я клянусь, что не причастен к делам Хафиза! Все покушения на вас, это дело его рук. Вот же мерзкий червь, думал я, с отвращением слушая визиря. Как он смеет оскорблять самое чистое и благородное создание, когда-либо рождавшееся на земле. Но твои плевки напрасны. Они не замарают светлую душу ангела.И ты плохо знаешь моего малыша, негодяй! Твои грязные намёки только ещё сильнее подстегнут мальчика. Он выведет тебя на чистую воду. Если уж он за что-то взялся, то доведёт дело до нужного ему результата.Придворные с неослабевающим интересом следили за этим поединком, жадно ловя каждое слово. Многие уже понимали, что визирь увяз в этом деле по самые уши, и его жалкие оправдания не имеют никакого смысла. Но всем было любопытно, как мальчику удастся окончательно добить хитрого и изворотливого противника. Ведь нужны ещё и доказательства вины Башара в подлом сговоре.Эмир злобно смотрел на визиря, но молчал, предоставив Даниелю право самому распутывать этот змеиный клубок. Но самое главное, мальчик должен и себя оправдать, предоставив веские причины бойни, которую он устроил. Закон есть закон. Его никто не отменял. -Я вам уже говорил, светлейший, что этот лук нельзя пронести во дворец незаметно. Значит, есть ещё один, или два сообщника, - продолжал юноша, будто не слыша гнусных слов визиря. - Поскольку заранее спрятать лук на галерее убийца побоялся, опасаясь, что его может обнаружить садовник, то оружие принесли накануне. Надо узнать, кто стоял в карауле той ночью и вытрясти из него правду. Вряд ли стражник будет покрывать злоумышленников. Скорей всего расколется, как пустой орех, особенно, если вы пообещаете сохранить ему жизнь. Ведь, скорее всего, бедняга не смог противоречить приказу начальника караула, а тот, в свою очередь, не смог побороть свою алчность, услышав звон монет. Как сказал один человек, всё в этом мире имеет свою цену. Главное, - не продешевить.Не так ли, светлейший? - язвительно добавил мальчишка, пристально глядя в глаза эмира. Малик не выдержал этого обвиняющего взора и отвернулся. - Ну, вроде всё. Доказательств вполне достаточно. Остальное за вами, повелитель. Ах, да! По поводу бойни, которую я устроил. - Даниель откинул волосы за спину и я понял, что сейчас наступит эффектная развязка этой трагикомедии. Плут стыдливо опустил глазки и даже умудрился покраснеть. - Гаяс, пощадив моё достоинство, скрыл один немаловажный факт. Прежде, чем скинуть нас с балкона, визирь и Хафиз хотели по очереди меня…изнасиловать. Я защищался! Собственность государя считается неприкосновенной. Шах и Мат! Браво, малыш!Раздался возмущённый ропот. Эмир позеленел. Башар затрясся от ужаса. -Нет! Нет! Нет! - захрипел он, выпучив глаза. - Я не хотел… это всё Хафиз...Всё он, он. Я ему говорил, что не надо этого делать! Но ему очень хотелось отыметь эту шлюху…, Да он буквально свихнулся на мальчишке. Бредил им…И драку в саду видел он. Так ржал, когда рассказывал, как Дани отделал этих недотёп…а мне посоветовал сказать вам, что они развлекались в кустах…Он надеялся, что вы не простите своему рабу такие шалости и продадите его. Хафиз мечтал заполучить красавчика и продавать его во временное пользование всем, кто хорошо заплатит…Прямо навязчивая идея! - Башар всхлипнул и закрыл лицо дрожащими руками. -Кажется, что-то подобное я уже сегодня слышал, - не преминул вставить шпильку Даниель, насмешливо глядя на эмира. Тот смутился и отвёл глаза. Юноша повернулся к визирю, с гадливым презрением рассматривая его. -Святая простота! - громко сказал он.- Невинная жертва обстоятельств! Смех, да и только. Однако, как легко ты предаёшь своего мёртвого друга, пытаясь спасти собственную шкуру. Но, обезумевший от страха визирь, казалось, уже ничего не воспринимал, продолжая лепетать жалкие оправдания. -А я нет…нет…даже в мыслях не было трогать мальчишку. О, проклятье! Это Хафиз подбил меня на измену. Он хотел посадить меня на престол, а самому стать великим визирем и править страной…У него была мания величия. Ненормальный, больной ублюдок! А я был только орудием в его руках.Даниель захохотал, согнувшись пополам и вытирая ладошкой выступившие на глазах слёзы. -Ну вот вам и чистосердечное признание, - еле выговорил он.Поднялся оглушительный смех, одобрительный свист и хлопки.Малик восхищённо смотрел на своего малыша и не мог оторвать взора от его прекрасного лица, такого сейчас пленительно сияющего и оживлённого. -О, проклятый щенок! - завизжал Башар, придя в себя и поняв, что попался в ловко расставленную ловушку мальчика, сыгравшего на его трусости. - Ты рано торжествуешь победу. Тебе не уйти от наказания. Ты – раб, а напал на свободного. По закону тебя ждёт виселица. Ха-ха-ха! -Ага, размечтался! - Даниель гордо выпрямился и скрестил руки на груди. -Ты плохо знаешь законы, визирь. Тоже мне, второе лицо государства. В этом законе сказано, цитирую дословно: ?Раб, причинивший ущерб своему господину или его имуществу, подвергается смертной казни.? Усёк? СВОЕМУ господину и Его имуществу. А поскольку своему господину я вреда не причинил, и даже сохранил его имущество в своём лице, то этот закон на меня не распространяется.Ясно, идиот?! Гомерический хохот раздался с новой силой. Визирь в бессильной ярости бросился было на мальчика, но получил от эмира сокрушительный удар в челюсть, от которого, не удержавшись на ногах, шлёпнулся задницей на пол.Теперь смеялся и Малик, радостно сверкая зелёными глазами. Он обнял Дани и крепко прижал к груди. Малыш на мгновение замер, а потом выскользнул из рук повелителя и отошёл на несколько шагов, словно проведя черту недоступности.Его лицо снова стало холодным и замкнутым, а взгляд отчуждённым.Малик хотел что-то сказать, но только тяжело вздохнул, решив, что не стоит выяснять отношения на публике.Он приказал увести визиря и оставить под домашним арестом до суда, позвать слуг, чтобы вынести труп Хафиза и смыть кровь, найти стражников, дежуривших накануне покушения и допросить. Пока эмир давал распоряжения, сановники потихоньку расходились, обсуждая произошедшее событие. Они поглядывали на Даниеля, стоявшего рядом со мной, улыбались, одобрительно кивали, а некоторые даже осмеливались подойти, чтобы пожать мальчику руку. Но тут же ретировались под ревнивым взором повелителя. Толпа редела, и я увидел калифа, стоявшего в тени миртового деревца и явно несобиравшегося уходить. Он с гордостью и восхищением смотрел на юношу, нежно улыбался, но в тёмных глазах таилась грусть. Его заметил и Малик. -О, уважаемый Бахтияр! - воскликнул он, выдавливая улыбку.- Хотел бы сказать вам доброе утро, да видите, что произошло. Раскрыт заговор, целью которого был государственный переворот. Да вы уже, наверное, в курсе дела. -Да, уважаемый Малик. Чудовищное, гнусное преступление. Я рад, что всё благополучно завершилось. Но мне хотелось бы поговорить о другом. -Слушаю вас, калиф.Мы с Дани переглянулись. Что задумал Бахтияр? -Извините, если этот разговор будет вам неприятен. Он касается одного молодого человека, в котором мы оба заинтересованы. Надеюсь, вы понимаете, о ком я говорю?Мужчины посмотрели на Даниеля. Мальчик стоял неподвижно, вцепившись в мою руку, и я чувствовал, как его пальчики стали холодеть. Однако лицо оставалось спокойным и замкнутым. -Понимаю, уважаемый друг, - процедил сквозь стиснутые зубы эмир, едва сдерживая гнев.- Но если вы хотите попросить ещё одну ночь с моим рабом, то вынужден вам отказать. Дани оказал мне неоценимую помощь в раскрытии заговора, и я не имею морального права обращаться с ним, как с вещью. -Вот именно об этом я и хотел сказать. Вы, уважаемый эмир, не имеете на мальчика не только моральных прав, но и юридических. -О чём это вы, калиф? - злобно зашипел повелитель. -Прежде, чем ответить на ваш вопрос, хочу задать встречный. Кто продал вам этого ребёнка? -Хафиз. -А он сказал вам, где ему удалось раздобыть подобное чудо?Эмир с гневным недоумёнием смотрел на калифа. -Я не обязан отчитываться перед вами. Но, из уважения к вашим сединам, отвечу. Хафиз уверил меня, что мальчишка, - младший сын нищего кочевника, и, кроме ослепительной красоты, не обладает больше никакими достоинствами. Он обуза семьи, поэтому за хорошие деньги они готовы избавиться от него. А что в этом такого необычного? И, поверьте, я был очень щедр. Я отвалил столько золота, сколько весил мальчишка, и даже больше, поскольку веса-то в нём, как в ягнёнке. Это всё, что вы хотели узнать? -Да, это всё, эмир! А теперь позвольте вам представить этого юношу.Даниель Гиацинт аль Аман, сын шейха Равиля, славного и благородного главы рода воинов пустыни. Наступило тягостное молчание. Малик посмотрел на Дани, но он так и стоял, застывший и невозмутимый, словно всё это его не касалось.Наконец эмир очнулся и прохрипел: -Я понимаю, что вы имеете ввиду, калиф. По закону, высокородный отпрыск, единоверец, не может быть продан в рабство. Это считается преступлением. Но почему я должен вам верить? Вы хотели купить у меня мальчишку, вы провели с ним ночь, а теперь говорите, что он сын шейха. Вы решили любым способом завладеть им, даже путём обмана? Неужели задница моего Дани произвела на вас такое неизгладимое впечатление? Да, согласен, в постели он – ураган, мощный, сладострастный, головокружительный… -Прекратите! Как вы можете так унижать этого чистого, светлого ребёнка.Особенно после того, что он сделал для вас! Проявите хотя бы элементарную благодарность и уважение. -Не учите меня, как обращаться с собственным рабом, калиф! - заорал Малик, сжимая кулаки.- Вы зашли слишком далеко! Похоть обуяла на старости лет?! Молодого мяса захотелось? Так найдите себе другого сладкого мальчика, что вам мешает? А Дани мой, слышите, мой, и я никому его не отдам! -Вы больше не в праве распоряжаться ни его телом, ни его жизнью! - тихо сказал Бахтияр.- Я сказал вам правду о происхождении Даниеля. Отныне он свободен и может сам выбрать свою судьбу. -Интересно, откуда вы знаете, что Дани – сын шейха? И кто может подтвердить ваши слова, калиф? Есть ли этому какие-то свидетельства? - ехидно прошипел эмир.Набравшись смелости, я выступил вперёд. Даниель попытался остановить меня, но, посмотрев в его встревоженное лицо, я всё-таки решительно высвободил руку из его пальчиков. Ну надоело мне слушать, как повелитель оскорбляет малыша. Сколько можно?! Нет у этого человека ни совести, ни чести! Да, знаю, знаю, что, если дерутся два тигра, псу лучше не встревать. Но и молчать я больше не мог. Пора рассказать эмиру всю страшную правду. Может, после этого он обуздает свой поганый характер и прекратит изводить мальчика. -Я могу подтвердить всё, что рассказал уважаемый калиф Бахтияр.Если б взглядом можно было убить, моё бездыханное тело уже валялось бы на холодных плитах пола. Эмир, пылающими от ярости глазами, буквально просверлил меня насквозь. -И что же вы хотите наплести мне, Гаяс? Вы же в первый раз увидели Дани в тот вечер, когда его привели ко мне. -В первый раз я увидел Даниеля, когда принимал роды у его матери. Я держал на руках это маленькое чудо и даже представить себе не мог, какая судьба его ожидает. Второй раз мы встретились через шестнадцать лет. Тогда мой друг, шейх Равиль, рассказал мне, что Даниель просватан дочери калифа славного города Багдада и будет провозглашён его преемником. Третий раз я увидел мальчика уже вашим рабом. Избитый, лишённый памяти, он, вместо блестящего будущего, которого был достоин, как никто другой, был безжалостно брошен к вашим ногам. А устроил это родной брат Равиля, подлый, мерзкий негодяй, завистливый и злобный шакал, Хафиз. Со своей бандой наёмников он напал на семью брата и уничтожил всех, не щадя ни женщин, ни детей. И как бы храбро и отчаянно не сражались воины пустыни, у них не было ни одного шанса. Ваш Дани дрался наравне со всеми, несмотря на свой юный возраст. Погибли все, дом был разграблен и сожжён. А чтобы угомонить неукротимого мальчишку, Хафиз ударил его по голове с такой силой, что малыш потерял память. И вот этими подвигами мерзавец похвалялся перед нами здесь, на этом самом месте. Они с визирем смеялись, видя, как страдает мальчик, заново переживающий весь ужас той кровавой бойни. От страшной правды к Даниелю вернулась память, но сгорела душа. Он отомстил убийце своей семьи, исполнив священную клятву, данную умирающему отцу. А потом малыш пошёл к вам, как к самому близкому другу, надеясь обрести утешение. – О, Аллах! Прости мне эту маленькую ложь и эти розовые сопли. Но я хочу, чтобы эмир прочувствовал в полной мере всю низость своего предательства. - Может быть поплакать у вас на груди, поверить, что он не одинок в этом жестоком мире. А вместо этого узнал, что вы подарили его, как вещь, на потеху мужчине, даже не подумав о том, что этот человек может причинить вред вашему ангелу. А ведь вы клялись беречь и защищать своего Дани. Вы обещали сделать его счастливым. А на самом деле разбили ему сердце. Вот и вся правда! Надеюсь, повелитель, что свидетельство двух уважаемых людей удовлетворит вас. Шейх Даниель Гиацинт аль Аман отныне свободен!Я подошёл к мальчику и обнял его за плечи. -Благодарю вас за поддержку, господин Гаяс, - сказал калиф, пожимая мне руку. - Вы благородный и честный человек. А ваша преданность друзьям внушает искреннее уважение. -И что же теперь? - деревянным голосом спросил Малик. - У мальчика нет ни дома, ни семьи, ни средств к существованию. Куда он пойдёт и что ему делать со своей свободой? -Вот об этом вы можете не беспокоится, эмир, - ответил Бахтияр, ласково глядя на юношу, в глазах которого вспыхнул мрачный огонёк. Калиф торжествующе повернулся к Малику и продолжил. - Поскольку шейх ещё слишком юн, я беру над ним опеку. Он будет жить в моём дворце, а со временем я устрою его судьбу. -И в качестве кого он будет жить у вас? - злобно рассмеялся повелитель. - Поменяет статус наложника эмира на звание ?близкого друга? калифа? Это вы называете его правом самому выбирать свою судьбу, да? Увезёте мальчишку к себе, запрёте во дворце, где он будет жить среди чужих людей в вашей полной власти. Нет, нет и ещё раз нет! Я этого не допущу! Дани останется со мной и точка! Я тоже могу быть его опекуном. А вы, калиф… -Довольно! Хватит! - раздался вдруг пронзительный голос. Мужчины вздрогнули от неожиданности и обернулись. Распалённые жарким спором, они, казалось, забыли о присутствии Даниеля. -Успокойтесь! - уже мягче попросил мальчик. - Вы ведёте себя, как дети, не поделившие игрушку. Малик отвёл глаза и виновато опустил голову. Калиф смущённо почесал нос.Губы юноши дрогнули в лёгкой улыбке. -Я благодарен вам обоим за такое горячее участие в моей жизни. Но позвольте мне самому сделать выбор. А будет ли он верным, или ошибочным, винить в этом я стану только себя.Даниель подошёл к Бахтияру и грустно посмотрел на него. -Вы достойный и благородный человек, калиф. Я знаю, что был бы счастлив, став вашим зятем и сыном. Мне жаль, что этого не случилось, - в дрогнувшем голосе мальчика послышалась щемящая тоска. - А теперь уже ничего не исправишь. Как бы хорошо вы ко мне не относились, но выдать дочь замуж за бывшего наложника вы уже не сможете. Никакие трагические обстоятельства моего падения не отмоют меня от грязи. Эмир прав во всём. В вашем дворце на меня будут смотреть, как на шлюху и относится соответственно.- Даниель горько засмеялся.- Вспомните про хвост павлина. Какими бы выдающимися качествами я не обладал, все будут помнить лишь о моей заднице. Зачем вам осложнять свою жизнь? Нет, я не поеду с вами! Моё место здесь. Простите!Мальчик устало прильнул к груди калифа. Мужчина обнял хрупкое тело малыша и прижал к себе. В его мудрых глазах застыли слёзы. А я откровенно плакал от сострадания и жалости, и даже не пытался скрыть своего разочарования. Мне так хотелось, чтобы малыш вырвался из-под власти эмира, но в то же время знал, что Даниель поступает правильно. И, хотя, он ещё так юн и неопытен в жизненных хитросплетениях, но уже многое стал понимать.Ему некуда идти. Кроме меня и калифа, друзей у него не осталось. А наши дома он ни за что не подвергнет позору. Дурная слава бежит быстрее арабского скакуна. Где бы он не появился, слухи о его прошлом поползут, как змеи. Посыпятся непристойные предложения. А то и вовсе попытки похищения. Малыш слишком лакомый кусочек для разного рода любителей сладкого. С его ослепительной внешностью спрятаться практически невозможно, только если сидеть взаперти или носить паранджу. Но разве это жизнь?! Даниель понимал, что попался в ловушку, устроенную ему жестокой судьбой.А, судя по самодовольной роже эмира, понимал это и он. Мальчик отстранился и ласково погладил Бахтияра по щеке. -Прощайте! Резко повернувшись на каблучках, он гордо выпрямился и своей летящей походкой устремился к лестнице. Его страданий не увидит никто, его тайну никто не узнает. Для всех он останется легкомысленным, избалованным красавцем, любимым наложником повелителя. Мы молчали, глядя вслед чудесному видению до тех пор, пока оно не исчезло.Калиф тяжело вздохнул и провёл слегка дрожащей рукой по лицу, потом холодно посмотрел на эмира. -Итак, наш спор разрешился в вашу пользу. Жаль! Сегодня я уезжаю и думаю, что мы никогда больше не увидимся. -Постойте, калиф! - раздражённо воскликнул Малик. - А как же наш договор по поводу скакунов, ну, этих ?цветов пустыни?? Со своей стороны, я выполнил условие, позволив вам переспать с Дани. А вы? Попользовались моим мальчиком, получили удовольствие, он даже пел для вас, - эмир скрипнул зубами, злобно сощурив глаза,- а теперь собираетесь преспокойно уехать. Нет, дорогой калиф, так дела не делаются. Бахтияр с насмешливым недоумением посмотрел на повелителя. -Вы меня поражаете, Малик. Как вы можете, уже обладая бесценным сокровищем, мечтать о презренном металле. Неужели до сих пор не поняли, каким чудесным даром благословила вас судьба? Вы любимы самым прекрасным и чистым созданием на свете, любимы преданно и самозабвенно. На свете нет ничего дороже истинной любви! До сих пор не могу понять, за что вам выпало такое счастье. А вы не оценили этот подарок судьбы, а разменяли его на пригоршню звонких монет. Знаете, почему малыш не пошёл со мной? Не из боязни перемен в своей жизни, а потому, что не хочет потерять вас. Неужели вы так ничего и не поняли?! Вы ведь тоже его любите. Так обуздайте свой дурной нрав. Не обижайте мальчика, берегите, хольте и лелейте его, как редкий цветок, и он будет благоухать для вас, наполняя вашу жизнь радостью. Теперь по -поводу нашего договора. Он расторгается по двум причинам. Первая, - весьма печальная. Хозяином ?цветов пустыни? был шейх Равиль, подло убитый родным братом. Вторая, - забавная. Между мной и Даниелем не было близости.На лице повелителя отразилась целая гамма чувств: недоверие, потрясение, тайная надежда, облегчение, смешанное со стыдом, и, наконец, ошеломительное, беспредельное счастье. Но всё-таки, для полного успокоения, он спросил: -А как же ваши крики, стоны и прочие звуки…Бахтияр засмеялся, озорно подмигнув мне. -Это был невинный розыгрыш. Маленькая месть вашего ?ангелочка? за предательство. Он знает, что вы жуткий собственник и ревнивец, вот и решил сыграть на ваших чувствах и довести до бешенства. Как известно, месть сладка!Ну, а мы просто подыграли ему. Это было потрясающе! Я давно так не веселился.Малыш заразил нас своей неуёмной энергией, и мы расшалились, как дети. Даже устроили бой подушками. Ха-ха-ха…Малик тоже захохотал, громко и радостно. -Нет, я никогда не смогу раскусить этого непостижимого мальчишку, никогда не пойму его вздорного, безрассудного характера, никогда не проникну в тайны его загадочной души. И этим он привлекает меня с неимоверной силой. Мне хочется сжимать его в объятиях до хруста косточек, а иногда просто придушить. Он постоянно держит меня в напряжении, я никогда не знаю, что он может выкинуть в следующую минуту. Неистовый, строптивый, мятежный бесёнок с чистой, нежной душой ангела. Спасибо, Бахтияр, друг мой! Мне нужна была эта встряска, чтобы понять, чего я едва не лишился. -Вот именно! Хорошо, что калиф оказался порядочным человеком, - не преминул я всыпать горького перца в сладкий шербет. - Дани хотел покончить с собой, если бы произошло насилие. Мужчины переглянулись. Калиф побелел, а лицо Малика исказилось от страха. -О, Аллах! - прошептал эмир, еле шевеля пересохшими губами. - Я мог потерять единственную отраду своей жизни. Мне нет прощения! Я слепой глупец, чуть не убивший… -Убили, убили! - раздались вдруг отчаянные крики. - Где повелитель? Дани! Зовите Гаяса! Да как же это! Дани! Не может быть! Дани-и-и…Многоголосый хор слился в единый горестный вопль, полный гнева, страха и боли.Мы на мгновение замерли, а потом бросились к выходу, чуть не сбивая друг друга с ног. Выбежав на лестничную площадку, мы посмотрели вниз, откуда доносились голоса. Картина, представшая перед нашими взорами, повергла нас в неописуемый ужас. У подножия лестницы, как сломанная игрушка, неподвижно лежал Даниель, окутанный щёлком волос, будто саваном. Над ним в скорбных позах стояли сановники, беспомощно вглядываясь в бледное личико. Несколько придворных, сыпля проклятьями, пинали ногами тушу визиря, валявшегося поодаль. -Что случилось?!- гневно заорал эмир, схватившись за перила. -Этот жирный ублюдок скинул Дани…Малик горестно, как-то по-звериному, завывая, помчался по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Я, только успев крикнуть вслед:?Не трогайте мальчика, у него может быть сломан позвоночник!?, побежал за эмиром. Бахтияр, хватаясь за сердце и причитая, поспешил за нами со всей возможной для его возраста скоростью. Эмир, растолкав людей, упал на колени возле Даниэля и склонился над ним, в отчаянии ломая руки. -Малыш! Маленький мой! Радость моя! - хрипло зашептал он, поднимая с пола блестящий локон и прижимая к губам. - Ты не можешь умереть! Ты, - сама жизнь, а жизнь бессмертна! Открой глаза, любимый. Посмотри на своего гадкого, противного, глупого повелителя. И улыбнись, как только ты можешь, нежно и лукаво…И засмейся, как только ты умеешь, звонко и озорно. Прикоснись тёплой ладошкой к моей щеке и прости мне эту седую прядку, и эти скорбные морщинки, и каждую хрустальную слезинку, пролитую по моей вине. Ангел мой, очнись! Не уходи…Останься со мной…душа моя…Эмир, зарыдав, рухнул рядом с мальчиком, уткнувшись лицом в его волосы.Задыхаясь от быстрого бега, я, наконец, добрался до малыша. О, проклятье! Со всеми этими безумными событиями, я где-то оставил свою сумку. Опустившись на колени, я припал ухом к груди Даниеля, пытаясь уловить хоть какие- нибудь признаки жизни, но мне ответила равнодушная смерть. Нет! Нет! Неееет! Я не позволю…Положив ладонь на область сердца, я стал слегка постукивать, имитируя жизненный ритм. ?Давай, давай, сынок, дыши!?, шептал я в слегка приоткрытые губы юноши. ?Дани, дыши, дыши!?, вторило мне эхо голосов окружавших нас людей. ?Дыши, малыш, дыши!?, то ли приказывал, то ли молил эмир. ?Дыши! Дыши, маленький упрямец! Дыши!!!?, закричал я, с силой ударив кулаком по груди мальчика и…отшатнулся. На меня недоумённо уставились огромные глаза, сверкнувшие золотым огнём. -Ты чего так орёшь, Гаяс? - испуганно прошептал Даниель, пытаясь приподняться. - Оглушил! Конец света наступил, что ли?Минутное замешательство взорвалось радостными возгласами. Сановники облегчённо смеялись, хлопая друг друга по плечам, а те, кто пинал тело визиря, вернулись к своему занятию, но делали это уже с весёлым азартом.Эмир, сияющими от счастья глазами, смотрел на Дани, покрывая поцелуями его ладошку. Я бессильно опустился на пол и закрыл лицо руками. Меня трясло, и я еле сдерживал рыдания. Жив! Жив! О, Небеса! Благодарю вас!Немного успокоившись, я быстро ощупал Даниеля, но видимых повреждений не обнаружил, кроме огромной шишки на затылке. Я попросил принести лёгкий столик, объяснив, что мальчик должен лежать на ровной поверхности, - всё-таки я опасался, что у него повреждён позвоночник. Я взял его за ноги, калиф за плечи, а эмир одной рукой под попку, а другой под поясницу. Дани шипел и фыркал, как рассерженный котёнок, щурил глаза и скалил зубки. Сановники, наблюдая эту картину, умильно посмеивались. Самое главное, что их любимец жив! Мы осторожно переложили мальчика на эти импровизированные носилки. Желающих нести драгоценную ношу оказалось слишком много, поэтому произошла толкотня. Даниель, глядя на эту суету, растроганно улыбнулся, тихо вздохнул и опустил ресницы. А я был горд тем, что малыш завоевал сердца этих надменных, холодных, циничных людей, своим тёплым, ласковым светом раскрыв их души для сострадания, добра и любви. Мы понесли Дани в его покои. Малик остался выяснять подробности происшествия. Я тоже поинтересовался у сопровождающих нас очевидцев, как всё случилось. Молодой сановник виновато посмотрел на меня. -Да это был какой-то кошмар! Когда визиря увели, мы тоже стали расходиться. Некоторые, в том числе и я, немного помедлили, решив подождать Дани, чтобы ещё раз выразить ему наше восхищение и благодарность. На второй площадке мы увидели Башара. Он сидел на диванчике. Стражники сказали, что ему стало плохо, а тащить эту тушу на себе они не хотят. Вот и оставили его немного отдышаться. Мы стали смеяться и шутить, и не заметили, как мимо нас прошёл Дани. Он был чем-то расстроен, шёл медленно, его пошатывало. Когда он проходил мимо визиря, тот неожиданно вскочил и бросился к нему с криком: ?Я умру, но и тебе не жить, грязная тварь!? Мы и опомниться-то не успели, как он схватил мальчика и вместе с ним перекинулся через перила. Всё случилось так быстро. Мы замерли от ужаса. Я не знаю, каким образом малышу удалось вывернутся из цепких рук визиря, но при падении он оказался сверху, иначе эта туша раздавила бы его. Когда они упали, Дани отбросило в сторону, он сильно ударился головой о колонну, вскрикнул и затих. Мы перепугались до смерти! Думали, что это конец. Но, слава Аллаху, всё обошлось! Господин Гаяс! Вы сотворили чудо, вернув Дани к жизни!Из покоев Даниеля я выпроводил всех, чтобы более тщательно осмотреть мальчика. Я чувствовал, что падение с такой высоты не может обойтись шишкой на голове. И мои опасения оправдались, когда я увидел на правом боку Дани огромный синяк, уже начинающий наливаться иссиня-багровым цветом. -Сломаны два ребра, - забормотал я, осторожно прощупав повреждённое место.- Ага! Те самые, что сломал ему эмир. Так, а это что? О, нет! Нет, нет! Только не это!!!- я в ужасе замер, увидев, как в уголках губ малыша появилась кровавая пена. Повреждены лёгкие? Разрыв внутренних органов? Кровоизлияние в мозг? Что это?! Я был в панике. Впервые я не знал, что делать. Отчаяние, горе, беспомощность овладели мной с такой силой, что я громко зарыдал, ткнувшись головой в плечо малыша. Почувствовав лёгкое прикосновение пальчиков к своим волосам, я поднял залитое слезами лицо и заглянул в тёплые, ласковые глаза, спокойно смотревшие на меня. -Что с тобой, Гаяс? Почему ты плачешь? Всё так плохо, да? - юноша погладил меня по голове, как ребёнка, которого надо утешить. - Я умираю? Скажи правду, не бойся, в обморок не упаду.У меня не было сил хоть что-то вымолвить, я лишь молча кивнул. -Странно! Пока я летел с лестницы, то мысленно успел со всеми попрощаться. А потом удар, резкая боль и темнота. Разве я уже не умер в тот момент? Падение с такой высоты, - это верная смерть.Я сжал пальцы Даниеля и поднёс к губам, целуя тёплую ладошку. -Я заставил твоё сердечко вновь забиться, мой родной. Я хотел вернуть тебя к жизни, но обрёк на мучения, - прошептал я сквозь рыдания.- Ты прости своего глупого Гаяса… -Не вини себя, мой дорогой друг. Ты великий лекарь, великий человек, но ты не бог. Ты вернул к жизни моё тело, но душа моя мертва. Она иссохла, сгорела и превратилась в пепел. Я ничего уже не чувствую. Нет ни обиды, ни гнева, ни ненависти, ни любви. Я освободился от земных оков. От страданий и боли. От горьких разочарований и обманчивых надежд. Моя никчёмная жизнь подходит к концу, и я этому рад, потому что в этом мире я чужой. Мне не посчастливилось найти человека, ради которого моя жизнь стала бы мне дорога. Ради которого я перенёс бы все испытания и невзгоды, с радостью благословляя каждый миг его присутствия рядом со мной… Только ты, мой любимый друг, мой второй отец можешь понять меня и не осудить. Я хотел любви, настоящей, нетленной, которая дарила бы нежность, тепло и ласку, как солнечный свет дарит свои живительные лучи цветам. Фу, прости за эти розовые слюни! Но факт остаётся фактом. Я любил человека, который вдребезги разбил мои грёзы и мечты…И теперь внутри холодно и пусто. Так о чём мне сожалеть? Даниель отстранился и встал. Пошатываясь, он подошёл к окну и, вцепившись пальчиками в решётку, задумчиво посмотрел на сад, такой прекрасный и благоухающий в этот утренний час. Я стоял рядом, обнимая своего малыша за хрупкие плечи и с невыразимой горечью и тоской прислушиваясь к его тяжёлому, надрывному дыханию. Он провёл рукой по губам и брезгливо посмотрел на ладонь, испачканную кровью. -С детства не выношу вида и запаха крови, - тихо сказал мальчик. - А последнее время я просто купаюсь в ней. И в своей, и в чужой…И, знаешь, что самое ужасное? Я к этому привык, и мне не страшно! И то, что я умираю., - он замолчал, пристально посмотрев на меня. - Гаяс, а ведь я предчувствовал свою смерть,- вдруг снова заговорил он.- Я знал, что скоро умру. А теперь я точно знаю, когда это случится. Завтра, на рассвете, меня не будет. Мой земной путь завершён. Осталось лишь одно, самое важное дело. Непогребённый прах моих близких взывает ко мне. Я должен выполнить свой священный долг!Я молча кивнул. Даниель положил голову мне на плечо, и мы долго стояли, прижавшись друг к другу, с печальной безнадёжностью слушая весёлый щебет птиц, беззаботно порхавших среди цветущих кустов.Потом мальчик захотел прилечь, сославшись на усталость. Но я-то знал, что он держится из последних сил. Устроив его на диванчике в купальне (в свою роскошную постель он лечь отказался), я постоял над ним, любуясь точёными линиями этого прекрасного лица, такого сейчас спокойного и умиротворённого, словно у воина, одержавшего победу в смертельной схватке.Тяжело вздохнув, я укрыл малыша покрывалом и отправился искать свою сумку.В коридоре я столкнулся с эмиром и калифом. Их лица были бледны, а в глазах застыло одинаковое выражение горя и отчаяния. Мужчины спешили к Даниелю, но узнав, что он спит, разочарованно переглянулись. Бахтияр решил пойти в свои покои, отдышаться после бурных событий. Повелитель взял меня под руку, и мы медленно пошли в сторону его рабочего кабинета. -Уважаемый Гаяс, - тихо начал он, пристально глядя мне в глаза. Вид у него был растерянный и встревоженный. - Скажите, малыш выживет? Он сильно пострадал? По логике вещей, упав с такой головокружительной высоты, Дани должен был разбиться насмерть. Переломанные кости, раздробленная голова с вытекающими мозгами, - это ещё малая часть того, что могло бы случиться. А он внешне цел и невредим, если не считать шишки... -К чему вы завели этот разговор, повелитель? -А к тому, Гаяс, что я не верю в чудеса. Я не верю, что Дани отделался лёгким испугом. За то время, что мы живём под одной крышей, я прекрасно изучил вас. Вы не умеете притворяться, все чувства написаны у вас на лице. Всё очень плохо, верно? -Но, Малик, мне сказали, что мальчик упал на визиря. Эта жирная, мягкая туша смягчила удар, не так ли? -Нет, не так! - горестно закричал эмир. - У этой твари под рубашкой мы обнаружили нагрудник, сделанный из панцирей черепах. Крепкий и абсолютно непробиваемый. Ублюдок боялся покушений на свою драгоценную особу.Теперь вы понимаете, к чему я завёл этот разговор, Гаяс? Я опустил голову, не зная, что сказать. Последняя, крохотная надежда, что я ошибся в диагнозе, умерла во мне вместе с моей душой. -Можете не отвечать, Гаяс, - хрипло сказал повелитель и, выпустив мою руку, вошёл в комнату, громко хлопнув дверью. Через некоторое время до меня донеслись придушенные стоны, проклятья, что-то с грохотом упало, разбилось. Я понял, что в бессильной ярости эмир крушит свой кабинет. Потом всё затихло и раздались глухие рыдания. Я поплёлся по пустым коридорам, сам не зная куда и зачем. Тишина давила, будто каменная плита. Шумный дворец словно вымер. Померли краски, потускнели росписи, яркие витражи, казалось, перестали пропускать свет. Было тихо, мрачно и жутко до озноба.Даниель своим пленительным очарованием, своей солнечной энергией и озорным, искромётным весельем наполнял эту холодную, враждебную цитадель теплом и светом. Он научил надменных, важных сановников искренне улыбаться, он растопил их сердца и научил радоваться каждому мгновению жизни. Он научил их любить. Малыш доказал этим людям, что в каждой душе может рано или поздно запеть сладкоголосая птица счастья. Главное, не терять надежды.Вот только его птица счастья погибла, не успев расправить крылья…Так и не вспомнив, зачем брожу по этим бесконечным коридорам вместо того, чтобы находиться рядом со своим мальчиком, я почти побежал назад.Дани спал, тяжело и хрипло дыша. Из уголка приоткрытого рта вытекала тонкая струйка крови. Осторожно слизнув тёплую влагу с его губ, я убрал со лба серебристую прядку и с судорожным вздохом упал на свой диванчик, уткнувшись в подушку. Рыдания с болезненным надрывом вырывались из груди, но я изо всех сил сдерживал их, боясь потревожить малыша.Незаметно для себя я погрузился в тяжёлый сон.Разбудили меня тихие шаги. Я приоткрыл глаза. Эмир! Осунувшееся лицо было бледным и страдающим. Зелёные глаза потускнели. Он опустился на колени у изголовья и зарылся лицом в спутавшиеся локоны мальчика. Так и замер в этой скорбной позе, что-то шепча, словно молясь. Даниель открыл глаза и печально посмотрел на мужчину, который причинил ему столько боли, но которого он так любил. В прекрасных глазах юноши не было ни злобы, ни осуждения, ни упрёка. В них сияла вековая мудрость, понимание слабостей человеческих и всепрощение их пороков. Люди так созданы, и ни в чьих силах что-либо изменить. Дани обречённо вздохнул и коснулся плеча эмира кончиками пальцев…Что означал этот жест? Снисходительное разрешение божества? Просьба? Приказ? Или волнующий призыв?Эмир поднял голову и вопросительно заглянул в тёмные омуты глаз. Красавец опустил трепетные ресницы, и Малик восторженно вскрикнул, заворожённый прелестью невинного личика ангела в контрасте с золотистыми всполохами желания в бездонных зрачках маленького бесёнка.Я затаился, боясь вздохнуть. Не хотелось нарушать это прощальное таинство двух потерявших друг друга сердец.Малик бросил на пол покрывало, туда же полетели подушки. Взяв своего малыша на руки, он осторожно опустил его на это импровизированное ложе и стал медленно раздевать, скользя губами по коже, покусывая маленькие ушки, шею, обводя языком крохотные розовые соски. Иногда на мгновение замирал, будто в страхе, что его оттолкнут, но тут же снова начинал обласкивать и целовать это восхитительно прекрасное, желанное тело. Даниель покорно лежал перед эмиром, полностью обнажённый, руки закинуты над головой, стройные ноги слегка раздвинуты, лицо спокойное и отрешённое. Он отдавался во власть жадных губ и рук любовника, позволяя ему насладиться собой в последний раз. А Малик продолжал настойчиво и нежно скользить губами всё ниже, по слегка впалому животику, подул в ямочку пупка, прижался лицом к тугим, шелковистым завиткам в паху, провёл языком по внутренней стороне атласных бёдер и захватил в плен жаркого рта аккуратные яички красавца, слегка прикусывая и посасывая их. Малыш сдавленно вскрикнул, дёрнулся и тихо застонал. Пальчики на его ногах смешно поджались, потом разошлись веером и снова судорожно поджались так, что побелели косточки. Эмир провёл языком по всей длине точёных ножек, куснул розовые пяточки, поцеловал каждый маленький пальчик и вернулся к средоточию чувственности, пройдясь губами по возбуждённой плоти юноши, от основания, до влажной, истекающей соком желания, головки. Даниель охнул и выгнулся всем телом навстречу этим бесстыдно-упоительным ласкам. Повелитель оскалился и, облизнувшись с алчной радостью, снял языком жемчужные капельки, а потом полностью вобрал в себя этот сладостный, созревший плод, налившийся страстным вожделением только для него. Мальчик зашипел, поднимая бёдра и широко разводя ноги навстречу пламенному безумству. Его голова металась по подушкам, волосы рассыпались блестящим дождём, из приоткрытых губ рвались сладострастные стоны. Дикий блеск бездонных глаз смягчался молящим взором не останавливаться, не прерывать эту огненную пытку… Блаженство накрыло Дани жаркой волной, он забился в сильных руках любовника, громко и хрипло закричав, а потом бессильно раскинулся на покрывале, всё ещё подрагивая от наслаждения и томно глядя из-под ресниц, как повелитель облизывается, медленно и чувственно. Прекрасный Даниель молча следил за действиями эмира, и в его глазах разгорался огонь неутолённого желания. Да, печально, думал я, не сводя глаз с этой потрясающей картины, если сожжённая душа мальчика и умерла, то его тело всё ещё помнило восторги плотской близости, и с ненасытностью, свойственной горячей юности, жаждало новых головокружительных ласк.Поймав требовательный взгляд юноши, Малик зарычал и, быстро раздевшись, упал рядом, властно уложив малыша на себя. Дани вцепился пальчиками в широкие плечи любовника, запрокинул голову, покрывая тела шёлковым каскадом волос, и гибко, по-кошачьи, изогнулся, приподняв попку навстречу жаждущим рукам. Эмир огладил упругие ягодицы, раздвинул атласные полушария и, достигнув желанной цели, стал играть с крохотным колечком, то обводя его, то осторожно толкаясь внутрь, то нежно надавливая, будто прося разрешения войти в эту сладостную глубину. Даниель попискивал, извивался и дрожал, кусая губы. Он сжал коленями бока повелителя и поднял попку выше, ещё больше раскрываясь для вторжения. Малик счастливо засмеялся на это безмолвное приглашение и, смочив пальцы слюной, аккуратно ввёл сначала один, а затем и второй в тело своего восхитительного, маленького хищника. Юноша впился ногтями в плечи эмира и задвигал бёдрами, тихонько постанывая, пока повелитель творил нечто невообразимое в глубине его жаркого тела. Потом, не выдержав этого страстного томления, он выскользнул из рук любовника, лёг на бок рядом с ним, прижавшись попкой к его ноге, и потёрся ягодицами, словно давая понять, что игры закончены и пора переходить к основному действу.Эмир без слов понял, чего жаждет его неукротимый властелин. Он приподнялся на локте и навис над мальчиком, как большая хищная птица, пытаясь заглянуть в лицо красавца, закрытое волосами. Даниель ласково прижал ладошку к щеке возлюбленного, при этом нетерпеливо дёрнув бёдрами. Эмир нежно погладил спину и плечо юноши, исцеловал огромный синяк на боку, скользнул по животу к паху и удовлетворённо вздохнул, осторожно сжав восставшую плоть мальчика. Стал медленно водить пальцем вокруг розовой головки, пока не почувствовал, что она стала истекать любовным нектаром. Дани жалобно мяукнул, подаваясь навстречу ласке, но этого ему, явно, было мало. Он снова заёрзал попкой по ноге Малика, зашипел, зафыркал, как рассерженный кот, а потом умоляюще что-то пискнул. Повелитель тихо засмеялся и, наконец, сжалился над своим маленьким обольстителем. Он медленно толкнулся между ягодиц малыша, который с восторгом принял в себя вожделенное орудие. Эмир на мгновение замер, давая юноше обрести дыхание, а потом стал двигаться, сначала медленно и тягуче, но вскоре его движения стали мощными, размеренными и плавными, всё глубже проникающими в это божественно-прекрасное тело, такое сейчас покорное и податливое. Даниель выгибался, с неутолимой страстью насаживаясь на член повелителя. Откинув голову ему на грудь, мальчик сквозь стиснутые жемчужные зубки издавал таинственные, волшебные звуки, похожие на древний, языческий гимн чувственной любви. По мере приближения разрядки, любовники уже не сдерживались, их движения становились всё более необузданней и резче, крики и стоны слились в единый торжествующе-дикий вопль безумного, искромётного наслаждения. Эмир терзал рукой плоть извивающегося красавца, потом оба на мгновение замерли и с отчаянной, яростной мощью забились в экстазе, одновременно возносясь к сияющим вершинам блаженства…Даниель обессилено прижался к телу повелителя, уронив голову ему на плечо. Он тяжело дышал и на приоткрытых губах появилась розовая пена, которую он, незаметно для эмира, стёр краем покрывала. Я горестно зажмурился, прикусив руку, чтобы не застонать. Ну откуда в этом хрупком, умирающем теле взялись силы на такое безумство! Хотя, чего я удивляюсь. Я был свидетелем стольких чудес, связанных с этим загадочным, неземным созданием, что пора бы уже привыкнуть. И пусть его человеческая плоть слаба и уязвима, но силён несломленный дух природы, в колыбели которой он был рождён. И сейчас, любуясь неотразимой прелестью этого чудесного лица, такого спокойного и умиротворённого, я снова ощутил весь ужас потери, которую мне предстояло пережить. И пережить ли? Даниель сладко потянулся, как котёнок, нежась в тёплых руках повелителя. Тот склонился над своим сокровищем и впился жадным поцелуем в его губы. Малыш ответил на эту ласку, а потом нехотя отстранился. -Я устал, - тихо сказал он.- Не забывайте, светлейший, что сегодня у меня был тяжёлый день. Единственно, чем я ещё могу доставить вам удовольствие, так это спеть. Не будем отступать от нашего…э…святого ритуала.Эмир молча кивнул и подал мальчику кифару, которая лежала неподалёку, с утра оброненная на пол униженным и оскорблённым ангелом.Малик усадил Дани между ног, плотно прижав к себе и заключив в кольцо рук это любимое, драгоценное тело. Юноша положил голову на плечо возлюбленного и тихо запел, прикрыв глаза трепетными ресницами.Его хрустальный, слегка надтреснутый, голос звучал с трагической обречённостью и светлой печалью. Сыплет звёзды август холодеющий. Небеса студёны, ночи сини. Лунный пламень, тлеющий, негреющий Проплывает облаком в пустыне. О, любовь моя незавершённая! В сердце холодеющая нежность. Для чего душа моя сожжённая Падает звездою в безнадежность? Летит её знобящий свет во тьме иных тысячелетий… А вот меня давно уж нет, давно уж нет на этом свете…Даниель отложил кифару, слегка подрагивающими пальчиками проведя по струнам, словно прощаясь, затем грациозно поднялся на ноги и с разбега нырнул в бассейн. Малик, не шевелясь, смотрел куда-то в пространство отсутствующим взглядом, и по его щекам текли слёзы. Потом решительно встал и оделся. -Я приду вечером, малыш, - сказал он мокрой макушке. - У меня дела.Юноша взмахнул рукой и снова ушёл под воду.А я, обессиленный и опустошённый, провалился в сон, похожий на обморок.часть 10.Последний рассвет. Очнувшись от лёгкого прикосновения к руке, я открыл глаза и увидел склонившегося надо мной Даниеля. Его лицо было бледным и осунувшимся. Глаза лихорадочно блестели. Хриплое дыхание с трудом вырывалось из груди. Одет он был в тёмные штанишки и белую, простую рубашку с длинными рукавами, высокие чёрные сапоги облегали стройные ноги, как вторая кожа. Голова была обмотана платком, тонкую талию опоясывал зелёный шарф, из складок которого зловеще поблёскивал кинжал.Маленький воин, собравшийся в свой последний поход!Юноша виновато улыбнулся. -Извини, Гаяс, что разбудил. Но я не мог уехать, не попрощавшись. Ты бы мне этого никогда не простил. -Как уехать! - взвился я.- Куда? Без меня?! Так, подожди, подожди! Дай мне проснуться, а то я ничего не соображаю. И тут страшная реальность обрушилась на меня. Малыш едет домой, чтобы умереть рядом с останками своей семьи. И он хотел уехать один! Остаться лицом к лицу со смертью, в пустыне, среди мёртвых развалин отчего дома! Ну, нет!Я решительно поднялся. -Когда едем? На чём? Как выберемся из дворца? И почему надо ехать тайком? Ты же теперь свободен и можешь делать всё, что захочешь. -Ой, Гаяс! Сколько вопросов, - тихо засмеялся мальчик, но тут же схватился за грудь в приступе тяжёлого кашля. Губы окрасились кровью и он, отвернувшись, что-то сплюнул в платок. Я кинулся к сумке (она нашлась возле дивана, где я оставил её в это ужасное утро) и загремел пузырьками. Найдя нужное снадобье, протянул малышу. -Выпей всё, до капли, милый. Это придаст тебе сил. Даниель, не споря, проглотил лекарство и по-детски сморщился. -Фу, гадость! По вкусу похоже на блевотину! Я обнял мальчика и прижал к себе. Не устаю восхищаться его мужеству и стойкости. Даже на пороге смерти он умудряется шутить. -Гаяс, ты уверен, что хочешь ехать со мной? - спросил Дани, когда я выпустил его из объятий. - Ведь потом…ну…после того…ты останешься там один. Это страшно! -Самое страшное уже случилось, сынок. Я теряю тебя!Даниель пристально посмотрел на меня, потом, резко повернувшись, вышел на галерею. Я заспешил следом и, нагнав, вцепился ему в руку. -Как ты мог подумать, что я отпущу тебя одного? Подожди меня, я соберусь, и мы пойдём. Жди, слышишь?Мальчик кивнул, и в его глазах промелькнули благодарность и облегчение.Я побежал по галерее к своим покоям. Лихорадочно побросал в сумку готовые снадобья, натянул сапоги и уже собрался было накинуть бурнус, как вдруг дверь из коридора стремительно открылась, и на пороге застыла фигура повелителя. Он осмотрел комнату воспалёнными глазами, и обратил ко мне вопрошающий взор. -Извините, Гаяс, что врываюсь так бесцеремонно. Я возвёл очи к потолку. Уж что-что, а бесцеремонность, - один из главных твоих недостатков, подумалось мне. Можно было и не извиняться. -Мне нужно отлучиться по одному делу, - сказал он, проходя в комнату и устало падая в кресло. - Хотел перед уходом повидаться с Дани, но малыша нет в его покоях. Я подумал, что он у вас. Но, вижу и здесь его нет. Где он может быть? Куда мог пойти этот непоседа, да ещё в таком состоянии. Вы не знаете, мой друг? -Он пошёл в грот, - не моргнув глазом, солгал я.- Сказал, что хочет побыть один.Эмир кивнул и потёр измученное лицо ладонями, потом опустил голову и глухо застонал. -Что мне теперь делать, Гаяс? Малыш умирает, а я не мыслю жизни без него. Он стал для меня, как воздух, как солнце, как глоток воды в огненной пустыне. Я собственными руками разрушил и его, и свою жизнь! Как же слеп и глух я был, раз не понял, каким чудом одарила меня судьба. О, я отдал бы всё, чтобы повернуть время вспять! Но это невозможно!Я молчал, нетерпеливо постукивая носком сапога по полу. Малыш ждёт меня. Его время неумолимо иссякает. Так золотой песок просачивается сквозь пальцы, и его ничем не удержишь. А этот…припёрся со своими соплями, плакаться передо мной вздумал. Когда пал конь, поздно сокрушаться о потерянной подкове. Мне совершенно не хотелось выслушивать причитания эмира. Всё и так предельно ясно. Дани умирает, и в его смерти виноват только этот человек. -Знаете, Гаяс, - меж тем продолжал свои излияния повелитель, - ведь я был болен им почти десять лет. Впервые я увидел его на скачках. Такой маленький, хрупкий и невесомый, словно мотылёк и такой красивый, что я буквально сошёл с ума от желания завладеть им. Нет, нет, не для постели, нет! Я хотел, чтобы это сияющее чудо было рядом со мной, как бесценный бриллиант украшал бы мою жизнь, согревая сердце. Тогда я потерял голову от этой незамутнённой, чистой, как кристалл, невинной прелести. С детства я привык брать и владеть, а этому ребёнку мне хотелось отдать всю душу за один только ласковый взор. Я растил бы его в холе и неге, он ни в чём не знал бы отказа, все сокровища мира лежали бы у его маленьких ножек. Видя, как он носиться среди лошадей, перепрыгивая через кучи навоза, я уже представлял себе, что отныне он будет ходить по самым драгоценным коврам, а садовые дорожки будут выложены мрамором. А когда он вырастет, то будет ублажать тебя на тончайших шёлковых простынях, цинично подумал я. Так вот, каковы были твои мечты. Воспитать для своих утех покорную, развратную, на всё готовую шлюху. Ну и ну! Какие далеко идущие планы зрели в твоей больной башке, повелитель. -А потом он исчез, как мираж. Я не знал, кто он, как его зовут и где его искать. Но я привык добиваться своего, послал людей на поиски. Однако малыш буквально растворился... -Конечно растворился, - перебил я.- Ваш отец, благородный Джафар, зная ваши…э наклонности и уважая шейха Равиля, посоветовал ему скрывать сына от всех нескромных глаз вообще и от вас в частности. -Вот как? Теперь понятно, почему, когда я спросил его, чей это ребёнок он сказал, что не знает. Старый хитрец! Он разбил мои мечты и поверг меня в многолетнюю тоску. Но, поверьте, Гаяс, от судьбы не уйдёшь. Малышу суждено было стать моим, и он стал моим. Он был преподнесён мне руками Хафиза, и мне было всё равно, какой ценой он мне достался. Но, видит бог, я не хотел смерти его семьи. Я поверил Хафизу, что он выкупил малыша у его нищей семьи. -Бог ничего не видит, светлейший. Иначе он никогда не позволил бы отдать это невинное создание вам на потеху. Я вообще не понимаю, для чего вы завели этот разговор. Что вы хотите от меня? Вы надеетесь, что я утешу вас? Нет! Мне нечего вам сказать, кроме того, что вы убили свою мечту о счастье, которым одарила вас судьба. Вместо того, чтобы благодарить небеса за то, что они вняли вашим молитвам, исполнили ваше заветное желание, подарили вам этот прекрасный цветок, вы грубо и мерзко растоптали его. Даниель простил вам то, как вы глумились над ним, как пытались сломать его гордость, как растоптали его честь. Он поверил вашим клятвам, он поверил, что вы любите его. Он отдал вам свою душу и тело. А вы?! Только вчера утром он уберёг вас от смерти, а вечером вы уже продали его…Ненависть к этому человеку затопила меня до звона в ушах. Мне хотелось причинить ему как можно больше боли, и я бросал в его лицо жестокие и горькие обвинения, словно комья грязи. -А потом, вместо того, чтобы загладить свою вину, вы набросились на него с упрёками и оскорблениями. Да что это за любовь такая?! Нет, светлейший! Это одержимость, переходящая границы нормальности. Желание покорить, унизить и растоптать. Полностью и безраздельно властвовать над строптивым мальчишкой. И вы сходили с ума от бессилия потому, что понимали, - сломить гордый дух вашего Дани невозможно. Он не боится вас! А может быть, ваше извращенное сознание не могло смириться с тем, что сопливый мальчишка дважды спас вам жизнь? Вы почувствовали себя униженным? Раб видел смертельный ужас в ваших глазах. Видел искажённое страхом лицо своего повелителя. А чтобы малыш не возгордился, вы заставили его лечь в постель к чужому мужчине, лишний раз напомнив о его статусе шлюхи. Не поверю, что вы польстились на обещанные вам калифом золотые реки… -Гаяс, Гаяс! Что вы такое говорите? - эмир вскочил, как ужаленный и забегал по комнате.Но я уже закусил удила. Злоба, ярость и раздирающее сердце горе заставили меня забыть об осторожности. Я пылал праведным гневом, и мне уже было на всё наплевать. -Вам захотелось показать свою власть, перед всеми поглумившись над благородством и преданностью вашего светлого ангела. Вы жестоко сбросили его в пучину стыда и позора. Иначе, как ещё объяснить ваш чудовищный поступок? А теперь вы пожинаете плоды собственного предательства. Ха-ха-ха! Наивно полагать, что Даниель, отважный воин пустыни, который был готов до последнего вздоха защищать свою семью. Который не побоялся вступить в схватку с обезумевшей от похоти горой мускулов. Который без промаха смог пригвоздить крохотную, но смертоносную змею к спинке кресла. Который за двадцать шагов услышал свист стрел, летящих вам в грудь. Наконец, который отомстил негодяю, погубившему его родных, мог позволить какой-то трусливой гадине сбросить себя с лестницы. Нет, светлейший! Это вы убили малыша! Вы так истерзали его, он был до такой степени опустошён и раздавлен, что захлебнулся в своих переживаниях, потеряв бдительность. Этим и воспользовался визирь. И Даниель отдался на волю судьбы, не имея ни сил, ни желания противиться ей. Ради чего ему жить? Всё разрушено, осквернено. Ложь и предательство окружили его со всех сторон, задушив последние надежды… -Вы…вы жестоки, Гаяс! -Уж, кто бы говорил о жестокости! Что посеешь, то и пожнёшь! Мне больше нечего вам сказать, светлейший. И сочувствия к вашим страданиям вы у меня не найдёте. Ваша птица счастья улетела.Я смотрел в залитое слезами лицо эмира, и во мне ничего не дрогнуло. Он стоял, покачиваясь, и безумными глазами смотрел куда-то сквозь меня. Потом сорвался с места и выбежал за дверь.Я вздохнул с облегчением, накинул бурнус и вышел на галерею. Даниель нетерпеливо ходил по дорожке, сбивая носком сапога мелкие камушки. Увидев меня, малыш бросился мне навстречу и радостно улыбнулся. Я взял его за руку, и мы молча пошли по аллее. Задавать вопросы мне больше не хотелось. Наверное, Дани уже всё подготовил к побегу, пока я спал. Но он сам нарушил молчание, когда мы подошли к большому фонтану. Присев на скамью, чтобы отдышаться, мальчик задумчиво склонил голову, прислушиваясь к затихающему гомону птиц. Солнце ушло за башни дворца, и пернатые певцы готовились ко сну. -Что так долго, Гаяс? Я уж было решил, что ты передумал ехать. -Ну что ты, маленький! Эмир задержал меня. Никак не мог от него отделаться. -А…понятно. И…как он? -Рыдает, словно дитя, потерявшее любимую игрушку, - я пожал плечами, но тут же опомнился, увидев, как Дани вздрогнул и сжался маленьким комочком, охватив голову дрожащими руками. - Прости, малыш. Но, если честно, то мне плевать на него и на его слёзы. Для меня самое важное, это ты, мой дорогой.Юноша затравленно посмотрел на меня и отвернулся. -Ты задал мне столько вопросов, Гаяс, а я не ответил ни на один, - немного успокоившись, сказал он. - У нас ещё есть время, поэтому я удовлетворю твоё любопытство. Из дворца нас выведет мой друг Фарух. Он скоро должен придти за нами. Сейчас самое удачное время, чтобы удрать. Представляешь, Гаяс, эта жирная тварь, визирь, жив! Вернее, еле жив. Али сказал мне, что когда эмир вышел из моих покоев, то был в ярости. Приказал собрать весь совет, и они быстренько вынесли решение казнить Башара сегодня же. С него живьём сдерут шкуру, а потом опустят в котёл с кипящей смолой. - Даниель зябко передёрнул плечами и сжал мою руку. - Так вот, пока все сбегутся поглазеть на это незабываемое зрелище, мы и смоемся. За стеной нас ждёт Шаир. -Шаир?!- поражённо воскликнул я.- Но как… -Да я и сам не знаю, - улыбнулся мальчик. - Просто подумал о нём, мысленно позвал, услышал его ржание, почувствовал его присутствие. Не знаю… Помните, вы рассказывали мне о каком-то животном магнетизме, которым я обладаю. Я тогда не поверил вам. А сейчас думаю, что, может быть, вы и правы…Ну, а сбегаю я тайком по двум причинам. Во-первых, не хочу, чтобы эмир потащился со мной. Мы как бы уже попрощались, - юноша хохотнул, стыдливо потупив глазки.- Не хочу лишний раз причинять боль ни ему, ни себе. Как представлю эту слезливую сцену расставания, вроде ?прости-прощай на веки?, меня начинает тошнить. Потекут сопли, слюни…Брр! Гадость! И мне невыносима даже мысль, что он будет видеть, как я умираю, выхаркивая собственные внутренности. Это отвратительное зрелище! Я не хотел, чтобы и ты это видел, Гаяс. Но всё-таки я безмерно счастлив, что ты не оставил меня… Мне...мне… очень…страшно быть…одному…там…совсем, совсем одному…Даниель закрыл лицо руками. Я обнял мальчика за плечи и нежно прижал к себе, едва сдерживая слёзы. Мне была понятна внезапная слабость малыша, которую он выказал передо мной. Умирать всегда страшно, а знать день и час своего ухода из жизни, да ещё в таком юном возрасте, страшнее вдвойне. Совсем ещё ребёнок, не успевший стать мужчиной, думал я, целуя его в макушку, но с каким сильным характером.Даниель немного успокоился и поднял ко мне несчастное личико, пытаясь улыбнуться. -Прости, Гаяс, я отвлёкся. Вторая причина, по которой я ухожу тайно, очень проста. Я не верю, что Малик совсем не причастен к гибели моей семьи, и его присутствие при погребении осквернит их прах…А, вот и Фарух идёт. -Ты ему всё рассказал? -Да нет. Только то, что все и так знают. Ну и приврал немножко. Сказал, что хочу умереть дома, среди родных мне людей. Хотя, это почти правда. Парень проникся, даже всплакнул…Юноша встал навстречу другу, и они обнялись. Фарух почтительно поклонился мне. Его лицо было угрюмым, глаза припухли, но он всё-таки выдавил из себя улыбку. -Пошли! Сейчас самое время. Все на площади, стражники на стенах. Не хотят упустить незабываемое зрелище. Мы пройдём через внутренний дворик к воротам для хозяйственных повозок. Там только один стражник, да и то полный придурок. Он откроет нам калитку для слуг. Вот, оденьте это.Фарух подал нам узелок, из которого мы вытащили длинные женские накидки из плотной, грубой ткани. Даниель скептически осмотрел наряд.Парень засмеялся. -Ну, простите, шелков и парчи не носим! Ты, Дани, побудешь моей беременной сестрой, а вы, господин Гаяс, - моей бабушкой.Даниель прыснул, а потом не выдержал и расхохотался. -Не обижайся, друг, - еле выговорил он. - Дело не в качестве одежды, а в умении её носить. Тем более беременному парню.Теперь мы ржали втроём, вытирая выступившие на глазах слёзы.Вдруг малыш бросился в кусты, и оттуда раздался надрывный кашель. Фарух болезненно сморщился и опустил глаза, в которых блеснули слёзы. -Это так несправедливо, господин Гаяс, - простонал он. - Куда смотрит Аллах, когда забирает самых лучших, а мерзкие твари ползают по земле, оскверняя всё, к чему прикасаются…Из кустов, пошатываясь, вышел Дани. Я бросился к нему, на ходу роясь в сумке.Мы усадили его на скамью, Фарух побежал к фонтану смочить платок, а я дал мальчику выпить укрепляющее снадобье. -Надо идти! Хватит прохлаждаться, - сказал Даниель, немного придя в себя. - Фарух, а ты уверен, что нас пропустят? -Не волнуйся, брат. Моя сестра подрабатывает здесь вышивальщицей. У неё много заказов из верхнего, женского гарема, поэтому вход во дворец у неё свободный. Заодно она навещает и меня. Утром она уже была здесь с нашей бабушкой. Её выпускал дневной стражник. А сейчас там ночной. Так что он не знает, что они уже ушли. А теперь давайте я помогу вам одеться. Дани, вот твоя сумка. Её надо закрепить спереди.Когда мы тщательно замаскировались, Фарух критически оглядел нас и удовлетворённо кивнул. Накидки скрывали наши фигуры с головы до ног, ниспадая почти до земли. Мы потупили глазки и посеменили вслед за парнем. Пройдя двор, Фарух сделал нам знак рукой остановиться у хозяйственной постройки, а сам выглянул из-за угла. -О, проклятье, - прошипел он, прислоняясь к стене.- Там другой стражник!Тварь, каких ещё поискать, не найдёшь. Всё время пристаёт к сестре, так и норовит заглянуть под накидку, сволочь. Дани, будь начеку. Придерживай пузо и иди помедленней, ты же всё-таки беременный…то есть беременная…тьфу ты, запутался. Короче, иди, а не порхай…Мы с Даниелем сползли, но стеночке, придушенно хохоча в свои накидки. -Прости, Фарух, - икая, выдавил мальчишка.- Но я не знаю, как ходят беременные мужики. Парень возвёл глаза к небу, но не выдержал и тоже рассмеялся. -Ладно, рискнём! И будь, что будет!Мы подошли к воротам. Увидев нас, стражник встрепенулся и сальным взглядом окинул круглую фигурку Даниеля. -А, это ты, красавица! Что-то ты сегодня припозднилась. Ох, какая же ты аппетитная, так и съел бы тебя! Ну покажи мне хоть свои медовые губки, моя прелесть. -Может тебе ещё сиськи показать? - кокетливо захихикал Даниель, и, освободив из-под накидки изящную ручку, щёлкнул нахала по носу.Ошарашенный стражник замер с открытым ртом, а мы, воспользовавшись заминкой, выкатились из калитки, еле сдерживая смех. Остальные два кордона мы прошли без осложнений, обогнули стену и спустились с насыпи. Пробежав по узкой тропинке, мы скрылись в небольшой рощице финиковых пальм. Даниель скинул жаркую тряпку и облегчённо вздохнул. -Несчастные женщины, как они ходят в этом и не задыхаются.Фарух отвязал сумку и опустил её на землю. -Давайте прощаться, - сказал Даниель, глядя в сторону. -Прощай, брат! - прошептал Фарух, обнимая мальчика. -Спасибо тебе за всё, друг! И…прощай!Парень медленно побрёл прочь, низко опустив голову. Когда он скрылся из вида, Даниель звонко свистнул и тревожно прислушался. Откуда-то раздалось радостное ржание и через несколько минут к нам вылетел огромный жеребец, и, остановившись перед юношей, ткнулся мягкими губами ему в щёку, словно целуя. У меня даже в носу защипало от этой картины. -Шаир! Шаир! Маленький мой! Дружище! - счастливо засмеялся юноша, повиснув на шее коня.- Не забыл меня, родной!Легко взлетев на спину скакуна, Даниель озорно засвистел, а Шаир поднялся на дыбы и закрутился на месте, кося на своего прекрасного наездника шальные глаза. Когда восторги от встречи улеглись, мальчик поцеловал друга между ушами и соскользнул на землю. Связав наши сумки, он перекинул их через спину жеребца, длинным концом платка закрыл лицо до самых глаз, закутался в накидку и повернулся ко мне. -Поехали, Гаяс? Надо успеть просочиться через городские ворота, пока их не закрыли на ночь. Я молча кивнул головой. Юноша вскочил на коня, помог мне устроиться позади себя, и мы помчались по узким улочкам. Людей было очень мало. Многие жители собрались на центральной площади, чтобы узреть жестокую казнь. До нас доносился гул множества голосов, свист, нетерпеливые выкрики. Даниель сжался в комочек и его затрясло. Я успокаивающе погладил малыша по плечу, и он благодарно кивнул, крепче вцепившись пальчиками в гриву скакуна.Городские ворота мы проехали без проблем, смешавшись с шумной толпой купцов, которые спешили к своим шатрам, разбитым за чертой города, где их ждал горячий ужин и приятный отдых. Сквозь ржание лошадей и рёв верблюдов до нас долетали обрывки их разговоров, в которых они обсуждали события нынешнего дня. Оказывается, глашатаи эмира уже объездили весь город, на каждой площади зачитывая приговор бывшему главному визирю и его подельнику Хафизу, которого, хоть он и мёртв, всё равно казнят, труп оставят прибитым к столбу до полного разложения, а кости затем раскидают в пустыне на съедение шакалам. Так же поступят и с визирем. Предателям отказано в погребении. Их души прокляты и никогда не найдут успокоения, они обречены на вечные муки. Так бесславно закончилась земная жизнь этих людей, а небесная для них закрыта навсегда! Предсказание Даниеля сбылось!Да, подумал я, повелитель жестоко отомстил негодяям за погубленную жизнь своего малыша. Но и ему тоже не уйти от возмездия. Слишком поздно пришло к нему прозрение, слишком поздно он понял, каким сокровищем обладал. А теперь всё слишком поздно! Не оценил, не сберёг, не защитил. Его сверкающая птица счастья превратилась в золотой песок, просочилась сквозь пальцы, и исчезла, подхваченная ветром, оставив после себя лишь меркнущий свет разбитых надежд, холод, да горькое одиночество… Мы летели по пустыне на мощном жеребце, который без устали мчался ровным галопом, словно тень, едва касаясь копытами земли. Я обнимал Даниеля за тонкую талию, прижавшись щекой к его спине, вслушиваясь в хриплое, надсадное дыхание, и тихо плакал. Вот он, рядом со мной, ещё такой тёплый, такой живой, такой близкий и самый родной, любимый мой ангел, мой сыночек. Невыносимое горе сжигало меня изнутри, отчего я теснее льнул к его хрупкому телу, будто ища поддержки и хоть чуть-чуть утешения.Быстро стемнело, и вот уже призрачный свет луны, поднимающейся из-за высоких барханов, да сияние ярких, как алмазы, звёзд освещают наш скорбный путь. Внезапно, Даниель остановил коня. -Надо передохнуть, - сказал он, спрыгивая на землю и помогая мне съехать с крупа Шаира, как с горки.- Ехать нам ещё часов пять. Разомните ноги, мой друг. Сходите вон за тот холмик, подумайте о вечном.Почесав отбитый зад, я в раскорячку сделал несколько шагов и бессильно повалился в ещё тёплый песок. Маленький вредина хихикнул, устраиваясь рядом. -Разнежились мы на мягких перинах, Гаяс. Ох, разнежились! Тяжеловато стало трястись верхом, да ещё и без седла. По-моему, я отбил себе всё, что осталось во мне мужского.Под моим укоризненным взглядом, озорник опрокинулся на спину и засмеялся. Я через силу улыбнулся и погладил его по голове. -Пить хочется. Да и снадобье тебе нужно принять, - кряхтя и постанывая, я поднялся на ноги и поковылял к Шаиру, который спокойно стоял на месте, косясь на меня умными глазами. Я залез в свою сумку и достал пузырёк, с тревогой и болью прислушиваясь к надсадному кашлю мальчика. Потом хлопнул себя ладонью, но лбу. -О, старый я глупец! В этих поспешных сборах совсем забыл про воду. -Посмотрите в моей сумке. Фарух должен был собрать всё, что нужно, - хрипло сказал Даниель.Выудив серебряную флягу, что-то завёрнутое в тряпицу, по запаху лепёшки с мёдом, и небольшую деревянную коробочку, я увидел на дне сумки тонкую белую ткань, плотно сложенную в несколько раз. -Что это, малыш? Зачем? -Для саванов, - спокойно ответил он, задумчиво глядя на небо.Я прижался щекой к горячему боку Шаира. От горя совсем растерял мозги, мелькнула в голове холодящая душу мысль, а вот Дани обо всём позаботился.И о своих близких, и о себе. А мне предстояло самое страшное и мучительное, что только бывает в жизни: хоронить безмерно дорогое и любимое существо, - сына.Даниель безропотно выпил лекарство, отказался от лепёшек, зато радостно пискнул, когда я открыл коробочку. Там оказались его любимые орешки. -Фарух! - благодарно улыбнувшись, он с удовольствием закинул лакомство в рот. - Запомнил, что я обожаю эту вкуснятину. М-м-м…Божественно!Дальше мы мчались без остановок, хотя я видел, что силы медленно, но верно покидают моего мальчика. Но он мужественно держался, лишь крепче цепляясь за гриву жеребца. Кашель стал почти беспрерывным, и Дани едва успевал сплёвывать в песок кровавые сгустки. Наконец, Шаир легко взлетел на высокий бархан и, тихо заржав, остановился, как вкопанный. Я сполз с коня и подошёл к застывшему от ужаса мальчику, прижался к его ноге, вцепившись пальцами в его ледяную руку. Даниель втянул воздух сквозь стиснутые зубы и тихонько, по-детски жалобно и горько, всхлипнул. В тягостном молчании смотрели мы на мрачные останки семейного гнезда, разорённого безжалостными убийцами.Картина, открывшаяся перед нами, ужасала своим безысходным трагизмом. В мёртвенном свете луны, некогда цветущий оазис выглядел скорбно и зловеще. С тупым отчаянием я оглядывал обугленные руины дома, засохшие деревья, тянущие свои почерневшие ветви к небесам, будто в последней, предсмертной молитве, засыпанный песками фонтан, покосившиеся лавочки, разбитые вазоны, в которых раньше цвели чудесные розы, наполняя воздух сладким, нежным ароматом. А теперь здесь витал запах смерти и безнадёжности. И лишь пальмы стояли, как безмолвные свидетели чудовищного преступления. Тёмная гряда возвышалась над этим скорбным местом, охватывая его, словно траурной каменной лентой.Даниель медленно стянул с головы платок и вытер лицо, залитое слезами. Прерывисто вздохнув, он спрыгнул с жеребца и тут же упал на колени в очередном приступе надсадного кашля. Песок окрасился кровью, и юноша с глухим стоном ткнулся лбом в алое пятно, словно проводя какой-то языческий обряд. Пока я гремел пузырьками, поспешно готовя снадобье, до меня донеслись тихие слова, полные мольбы: ?Горячая кровь моя, ты рекою жизни течёшь по моим венам, ты заставляешь биться моё сердце, ты омываешь мой разум. Молю, не покидай так быстро моё тело. Оставь мне силы, чтобы выполнить святой долг сына перед своим отцом.? Я замер со склянкой в руке, не спуская глаз с моего мальчика. Слёзы текли по моим щекам, но я их не замечал. Вслед за Даниелем я шептал слова этой скорбной молитвы и всем сердцем надеялся, что она будет услышана. Небеса не могли отказать своему ангелу в последней просьбе!Дани встал и обернулся ко мне. Его лицо посветлело от ласковой и нежной улыбки, мелькнувшей на губах и солнечным лучом отразившейся в прекрасных глазах. Я машинально протянул ему лекарство, и он, зажав пузырёк в руке, встал рядом со мной, плечом к плечу. Обратив свой взор к руинам, малыш тихо произнёс: Я пью за разорённый дом, за злую жизнь свою. За одиночество вдвоём и за себя я пью. За ложь меня предавших губ, за мёртвый холод глаз. За то, что мир жесток и груб. За то, что бог меня не спас!Выпив всё, до капли, Даниель нетерпеливо смахнул с ресниц слезинки и взял меня за руку. -Пошли, Гаяс! Времени осталось мало, не будем тратить его на долгие сантименты. Слезами горю не поможешь. Исправить ничего нельзя. Так сделаем хотя бы то, что нам по силам.Мы спустились с холма, придерживая друг друга. Ноги по щиколотку утопали в песке, идти было трудно, но мы упорно двигались вперёд, не сводя глаз с развалин дома. Но, по мере приближения, решимость покидала Даниеля. Страх, отчаяние, и горькая, бессильная ярость отразились на его помертвевшем лице. Он остановился и стал затравленно озираться по сторонам. -Я слышу их голоса! - словно в бреду зашептал мальчик. - Они взывают ко мне! Они молят о помощи! Их души просят успокоения. Я пришёл, мои дорогие, - вдруг пронзительно закричал он.- Я пришёл, чтобы уйти вместе с вами…Тихий, гортанный вой рвался из его истерзанной груди, и, наконец, скопившаяся боль выплеснулась громким, звериным криком- рычанием, далеко разнёсшимся над безжизненной пустыней. ?За что?!?, взывал испуганный, одинокий ребёнок, беспомощно сжимаясь маленьким, дрожащим комочком. ?За что?!?, хрипел убитый горем отважный воин, поднимая к холодным, равнодушным звёздам пылающие гневом глаза. ?За что?!?, скорбно шептал юный красавец, отбрасывая с лица седую прядь…За что?..Даниель бессильно рухнул на колени и закрыл лицо руками, покачиваясь из стороны в сторону в каком-то безумном трансе. Из его груди вырывались глухие стоны, перешедшие в рыдания, которые не приносили облегчения, а только ещё больше терзали душу. Я тихо позвал малыша, встревоженный и напуганный этим ураганным выплеском невыносимой боли. Шаир топтался около своего юного хозяина, тыкаясь мордой ему в плечо, но тот ни на что не реагировал, полностью погрузившись в свои переживания. Уже не надеясь на какой-либо ответ и не зная, что делать, я растерянно опустил голову, едва сдерживая слёзы.Вдруг ко мне метнулась лёгкая тень и тонкие, дрожащие руки обняли меня за шею. -Гаяс, Гаяс! Миленький! Мой друг! Мой второй отец! Как хорошо, что ты не бросил меня в самую тяжёлую минуту моей жизни. Спасибо, спасибо тебе!Мне так плохо, так страшно!Мальчик льнул ко мне всем своим хрупким тельцем. Его колотило, как в лихорадке, зубы лязгали, словно от холода, а лицо было мокрым от слёз. Я запустил руку в его растрёпанные локоны, прижимая к себе, и молча гладил по спине, пытаясь успокоить, как ребёнка. -Они все мертвы, - всхлипывая, лепетал он. - Все! Все! Ужасно! Гаяс! Что мне делать?! Где взять силы, чтобы отдать им последний долг? О, небеса! Я чувствую себя полным ничтожеством. Я слабый, малодушный, трусливый недомерок! Я недостоин называться воином пустыни… -Не говори так, сын! Эта минутная слабость простительна. Такое горе подкосило бы и сильного мужчину, а ты ещё совсем ребёнок… -Я не ребёнок! - вдруг гордо выпрямился юноша.Неимоверным усилием воли ему удалось взять себя в руки. Я не знаю, откуда он черпал силы, ведь для него это страшное горе обрушилось неожиданно, не дав ему времени хоть немного осмыслить и понять весь ужас свершившегося. Обретя память, малыш был безжалостно брошен в горнило той кровавой бойни, которая для него произошла только вчера. Только вчера он узнал, что лишился семьи, и этот чудовищный удар оставил незаживающие ожоги в его душе. И вот сейчас мучительные картины страшного преступления острой болью впились в его сердце, с яркой реальностью снова и снова представая перед его взором, потому что для него это случилось только вчера…Даниель ясно помнил, где встретили свою смерть каждый из его близких. Стиснув зубы, он принялся за своё последнее в этой жизни дело. С отчаянным упорством, ломая ногти и обдирая кожу с нежных пальчиков, не обращая внимания на кровь, которая смешивалась с холодным песком, юноша откапывал останки так любимых им людей. Каждое тело он заворачивал в куски ткани, которые я подавал ему. Меня он не допустил к этому скорбному обряду, сказав, что к усопшим могут прикасаться только кровные родственники. С состраданием и болью я смотрел, как малыш ползает на коленях, откапывая очередное тело. Вот уже на тусклом, предрассветным небе погасла последняя звезда, когда юноша устало выпрямился, трясущейся рукой вытирая со лба капли пота. Немного отдышавшись, он перенёс останки к развалинам дома и осторожно положил у обгорелой, полуразрушенной стены, а сам нырнул в покосившийся проём, где когда-то были двустворчатые резные двери. Я метнулся за ним, не понимая, что ему понадобилось в этих развалинах, зачем лишний раз травить душу. Юноша упорно шёл вперёд, перешагивая через провалы в полу. Охваченный безумным порывом, с неведомой силой отбрасывая в сторону почерневшие от копоти балки, обгоревшие остатки ажурных перекрытий, обломки досок и мебели, он будто расчищал куда-то дорогу. И тут, с суеверным ужасом, я понял, что он направляется к гроту. Мы спустились по каменным ступеням и оказались возле разбитой, кованной решётки, за которой разверзлось тёмное нутро пещеры. Привычным жестом Даниель протянул руку и достал из ниши огниво. Через минуту грот наполнился ярким светом факелов. Я поражённо застыл. Когда-то, сверкающие золотыми прожилками стены, были черны, как ночь. Водоём пуст, а из выступа в скале не вытекало ни капли воды. Каменный пол был покрыт сажей и пеплом. Даниель хрипло засмеялся. -Обломилось им наше золото, - злорадно прошептал он.Потом прошёл вглубь пещеры и, открыв шкафчик, незаметный на фоне тёмных стен, достал несколько шёлковых простыней и расстелил их на полу. -Что ж, мой друг! Где всё началось, там всё и закончится…Снова отказавшись от моей помощи, мальчик перенёс останки в грот, благоговейно укладывая рядышком, бок о бок. Только между телами Равиля Жасмин оставил небольшой промежуток. -Это место для меня, Гаяс, - тихо сказал он, не поднимая головы. Потом вытащил из-за пояса кинжал и с силой воткнул его в пол, у ног отца. Дамасская сталь вошла в камень почти до половины лезвия. - Я выполнил свою клятву, папа!На этом кинжале кровь нашего мёртвого врага. Спи спокойно. Мир праху твоему.Юноша поднялся с колен и низко поклонился. -Мир вашему праху, мои дорогие.Видеть это душераздирающее зрелище было выше моих сил. Знать, что через некоторое время мне придётся нести сюда мёртвое тело Даниеля, было невыносимо больно. Но, глотая слёзы, я стоял рядом в твёрдой уверенности, что всё сделаю так, как хочет мой малыш…Я сидел на песке, охватив голову руками и со всё возрастающим отчаянием слушал, как поодаль от меня тяжело и мучительно кашляет Даниель, выплёвывая в песок остатки жизни. От лекарства он отказался, пошутив напоследок, что лучше подавится своими внутренностями, чем захлебнётся блевотиной. Шаир неподвижно стоял рядом с мальчиком, низко опустив голову. По его шкуре волнами пробегала дрожь, бока запали, а с губ белыми хлопьями падала пена.Очнулся я от того, что вдруг наступила звенящая тишина. Я хотел броситься к малышу, но ноги подкосились, тогда я пополз на коленях, скуля и подвывая, словно пёс. Даниель лежал, уткнувшись лицом в песок. Когда я оказался рядом, он попытался приподняться, но измученное болью тело уже не слушалось его. -Он не успеет, Гаяс, - прохрипел юноша, когда я склонился над ним. - Он уже близко, но… не успеет…Это хорошо…Не хочу, чтобы…он видел меня…таким…таким…раздавленным… Я осторожно перевернул малыша на спину и положил его голову себе на колени.По мёртвенно бледному лицу моего ангела текли слёзы, и он дрожащей рукой вытирал их, размазывая по щекам грязь и копоть, вперемежку с кровью.Достав из-за пояса фляжку с водой, я прижал горлышко к губам мальчика, и он сделал несколько жадных глотков. Потом, смочив край халата, я обтёр ему лицо и невольно залюбовался дивной прелестью этого неземного лика. Говорят, что красота бессмертна. Теперь мне стал понятен смысл этой фразы. Мы молча смотрели, как из-за гряды медленно поднимается солнце, освещая нас багровыми лучами. Я всё крепче прижимал к себе мальчика, словно надеясь, что сейчас свершится чудо и смерть не сможет вырвать его из моих рук. -Как красиво, Гаяс! - прошептал Даниель. - Жаль, что это мой последний рассвет… Не плачь… Мой милый, самый верный и преданный друг…Отец!Я счастлив, что в моей жизни был такой человек, как ты. Не огорчайся так…Я всегда буду с тобой. В твоём сердце, в твоей памяти…Жизнь вечна…Меня вдруг пронзило чувство духовного единения с этим таинственным, волшебным созданием. Да, малыш прав! Он всегда будет со мной, ведь во мне бьётся частичка его жизни, которой он одарил меня…Последним усилием Дани снял с пальчика перстень и вложил мне в ладонь. -Не хочу, чтобы эта красота навеки исчезла. Я знаю, кольцо найдёт своего хозяина…И…может быть…он будет…счастливее меня…Его взгляд стал глубоким и пронзительным, а в глубине зрачков полыхнул золотой огонь. Но это было лишь мимолётное прощание с уходящей жизнью.Мой прекрасный, чистый ангел устало опустил ресницы, хрупкое тело содрогнулось и застыло. Сквозь гул в ушах, до меня донеслось тихое ржание. Я поднял голову и увидел Шаира, медленно падающего на землю. Его потухающий взгляд был обращен к Дани, а из глаз, полных грусти, текли слёзы. Столько лет прожил на земле, машинально подумал я, а не знал, что лошади могут плакать, как люди. И, как люди, могут умереть от горя. А у меня слёз уже не было. Ледяной холод сковал сердце так, что оно, казалось, перестало биться. Я отрешённо гладил Даниеля по голове, целовал серебристую прядь, подносил к губам холодеющие пальчики и дышал на них, чтобы отогреть. Жадно всматривался в завораживающее своей утончённой, небесной красотой, лицо, в щемящей надежде, что вот сейчас дрогнут трепетные ресницы, а по нежным губам пробежит шаловливая улыбка. И мой малыш легко вскочит на ноги, сожмёт мою руку, звонко и радостно засмеётся и скажет: ?Проснитесь, Гаяс! Это был всего лишь страшный сон! Всё хорошо! Жизнь прекрасна и удивительна!?С глухим стоном я склонился над мёртвым ангелом и благоговейно коснулся губами его лба. ?Прости, сынок, своего старого Гаяса. Я так виноват перед тобой!Я столько раз предавал тебя. И когда скрывал правду о твоём происхождении, и когда подкладывал тебя под эмира, даже, когда ты хотел умереть, я вылечил тебя, заставив испить чашу позора и унижений до дна. Сможешь ли ты простить меня, малыш? Как мне жить с таким грузом на душе? Кто мне ответит? Кто?!?Сухие, без слёз, рыдания рвались из груди, причиняя острую боль.Где-то заржал конь, громко и властно. Я поднял голову и замер. На фоне восходящего светила возник силуэт чёрного жеребца, застывшего, как изваяние.Он снова заржал и поднялся на дыбы, повернув точёную морду в нашу сторону.Его глаза сверкали, словно звёзды. Он ударил копытом, вздымая песок, и вдруг золотистая дымка заструилась, замерцала вокруг нас, обволакивая ласковым теплом, и в этой дымке я увидел сказочное видение, с головы до ног окутанное каскадом блестящих волос, словно чёрным, как ночь, плащом. ?Даниель! Дани!?-позвал я, но голоса своего не услышал. До боли знакомым жестом эфемерное создание откинуло волосы за спину, и передо мной предстало юное божество с сияющими глазами и лучезарной улыбкой на пленительно-чувственных губах.Он ласково посмотрел на меня и склонил голову. ?Постарайся быть счастливым, Гаяс!?, проник в меня звонкий, как ручеёк, голос. Потом подошёл к Шаиру, коснулся рукой цветка на его лбу, что-то шепнул на ухо и нежно потрепал по гриве. Затем плавно развернулся и легко взлетел на спину жеребца. Могучий конь горделиво нёс изящного седока и, казалось, не касался земли копытами, а парил над пустыней, словно ангел смерти, устрашающе-неотвратимо унося на своих крыльях самое прекрасное существо, когда-либо рождавшееся на земле. Время для меня остановилось. Я не смел дышать, заворожённый и потрясённый этим чудом. Жеребец, тем временем, поднялся на вершину гряды и на мгновение замер, потом, торжествующе заржав, поднялся на дыбы. Прекрасный юноша взмахнул рукой, прощаясь, и видение растворилось в воздухе, словно мираж, унося с собой дивный аромат весенних цветов, напоённых дождём…Чудо может узреть только тот, кто в него верит!Я улыбнулся сквозь слёзы. Моё блистательное чудо вернулось в свой волшебный мир. Его светлую душу не смогла уничтожить человеческая подлость и грязь.Он остался прежним, - юный небожитель с чистым, открытым для любви, сердцем. Ни время, ни люди над ним не властны. Он, - дитя свободы!Моя печальная исповедь подходит к концу, как и моя жизнь. Осталось добавить несколько строк.Тело Даниеля, своего обожаемого малыша, как он и завещал, я отнёс в грот. Потом долго стоял на коленях, прощаясь с людьми, которых так уважал и любил. Когда я вышел наружу, то меня встретило радостное ржание Шаира. Он подошёл ко мне и ткнулся лбом в плечо. Теперь я был его хозяином.Только я хотел залезть на него, как раздался грохот, земля под ногами задрожала, и я шлёпнулся в песок. Развалины дома рассыпались в прах, а вход в пещеру навеки закрылся, чтобы оберегать сокровище, погребённое в её недрах.На бархане я заметил фигуры всадников, которые стремительно приближались ко мне. Это были Малик, Бахтияр и несколько молодых придворных. Эмира трудно было узнать. Бледное, осунувшееся лицо, запавшие глаза, к которых погас огонь, искусанные губы. Он посмотрел на меня взглядом больной собаки. Я молча указал на подножие гряды. Все соскочили с лошадей и побежали в указанном направлении. Я поплёлся следом. -Там был грот, - тихо сказал я.- Дани и вся его семья покоятся внутри. Только что было небольшое землетрясение и проход закрылся. -Мой малыш! - застонал эмир, падая на колени и царапая ногтями холодный камень. - Любовь моя! Прости, что не понял, не оценил, не благословил судьбу за такой дар…Прости…Он упал в песок и зарыдал, громко и отчаянно.К вечеру мы вернулись во дворец. Малик заперся в покоях Даниеля, а я пошёл собираться в дорогу. На рассвете, ни с кем не попрощавшись, я отправился домой. Прошло сорок лет. За эти годы я успел ещё раз жениться. Молодая жена подарила мне двух девочек-близняшек, замечательных ангелочков. Стал дедом, потом прадедом. Но ветер странствий не давал мне покоя. Я скитался по городам и странам, много, на износ, работал. Тело моё дряхлело, но сердце, в котором билась частичка жизни моего малыша, оставалось молодым. Однажды, возвращаясь из своего очередного, последнего путешествия, я решил, что смогу, наконец, навестить то святое место, где обрели вечный покой мои самые дорогие люди. За долгие годы острая боль притупилась, но нет-нет, да и давала о себе знать, наполняя душу беспросветной тоской.А теперь, чувствуя приближение своего ухода, я нашёл в себе силы, чтобы сказать последнее ?прости? своему дорогому мальчику, своему маленькому сыночку.На днях должно было исполнится сорок лет, как он покинул меня.Я стоял на холме, откуда открывался вид на мрачный пейзаж. Ничего не изменилось. Старые пальмы молчаливыми стражами гордо стояли, слегка покачивая ажурной листвой. Гряда всё так же обнимала это печальное место, храня его покой. Только в центре этой каменной подковы, где раньше был грот, я заметил высокую стелу из белого мрамора. Почти свалившись с коня, с гулко бьющимся сердцем, я медленно подошёл к памятнику и опустился на колени. Дрожащей рукой провёл по выбитым на нём буквам, и тихо заплакал.?Шейх Даниель Гиацинт аль Аман. 17 лет. Моё утраченное сокровище?, а почти у основания более свежая надпись: ?Малик. Недостойный раб.?Вот и всё! Сейчас зашифрую эти строки, рукопись спрячу, чтобы её никто не нашёл. Этот мучительный стон моей утомлённой души останется безмолвным.Если же, всё-таки, кто-то обнаружит и сможет расшифровать сии записи, то не пожимайте в недоумении плечами, ибо в мире есть множество чудес, которые не подвластны нашему разуму…?