Глава 8. Зло сильнее добра? (1/1)

Глава 8.Зло сильнее добра?Ты кто? Я ангелА где крылья?Люди оборвалиТомас очнулся от холода, голова раскалывалась. Он стиснул зубы и с трудом открыл глаза, но тут же зажмурился, тихо застонав. Тошнота подкатила к горлу, и мальчик почувствовал, что его сейчас вырвет. В затуманенном болью и страхом мозгу проносились лихорадочные мысли.—?О, черт! Что со мной? Где я? Ничего не помню. Как холодно. И почему так мерзко воняет?Сердце замерло от ощущения чего-то ужасного и непоправимого. Боясь пошевелиться, Томас осторожно приоткрыл один глаз и попытался сфокусировать взгляд. Над головой он увидел низкий сводчатый потолок, покрытый сажей и плесенью. Зловещая тишина накрывала с головой, до холодного пота, до дрожи, до звона в ушах.—?Господи! Я умер, что ли? Я в семейном склепе? Нет! Нет! Не может быть! Мертвые не дышат, не мыслят, ничего не чувствуют. Значит, я жив. Просто мне снится страшный сон. Надо проснуться!Томас резко открыл второй глаз и поморгал. Тошнота отступила, взгляд прояснился. Мальчик замер, и ужас охватил все его существо. Явь превзошла своей реальностью самые жуткие кошмары,?— он увидел, что лежит обнаженный на куче прелой соломы, руки и ноги закованы в ржавые кандалы, прикрепленные к цепям, концы которых вмурованы в стену. Тяжелое железо впилось в запястье и лодыжки, причиняя мучительную боль. Осмотревшись, Томас понял, что находится в старом, промозглом подземелье, слабо освещенном факелами, закрепленными в щелях полуразрушенной кладки. Их призрачный свет отражался от влажных стен, по которым тонкими струйками сбегала вода, собираясь в грязные лужицы на неровном земляном полу. По углам серыми гирляндами свисала паутина. Пахло гнилью, нечистотами и смертью. Услышав какую-то возню, Томас оторвался от созерцания этого жуткого места, повернул голову на шум и увидел недалеко от себя прикованный скелет в полуистлевшей одежде, у ног которого дрались несколько тощих крыс. Мальчика передернуло от омерзения. Он закрыл глаза, не в силах смотреть на это.—?Повезло тебе, приятель,?— тоскливо прошептал он,?— Для тебя уже все закончилось. А вот у меня все только начинается. Но кто сотворил со мной такое? За что? Кому я так насолил, кого обидел? Не могу поверить, что в нашем доме затаился враг. И кто он? Ой, мамочка! Моя бедная голова!От горьких мыслей боль снова запульсировала в затылке, и Томас, с трудом подняв руку, нащупал в копне спутавшихся волос огромную шишку. Пальцы стали влажными и липкими. Кровь! Нет! Только не смотреть! Он не выносил вида крови. Ужас и отвращение накатывали на него удушающей волной, лишая разума и воли. Сильнее зажмурившись, мальчик стал лихорадочно вытирать руку о волосы, путаясь в длинных локонах и чертыхаясь.Занятый своими переживаниями, переходящими от страха к панике, Томас не замечал, что из темного угла за ним наблюдают глаза, полные ненависти и похоти.—?Красив, бесстыдно красив, проклятый! —?прошептали тонкие губы, злобно кривясь. —?В цепях, на грязной соломе, а выглядит как языческое божество. Прекрасный, гордый, недоступный. Искуситель! Демон с лицом ангела! Его пленительное очарование несет погибель женщинам и мужчинам, заставляя их терять голову. Стоит ему появиться на каком-нибудь празднике, все будто с ума сходят: лыбятся как идиоты, заглядывают в глаза, ловят каждое слово. Придурки! Не понимают, что это дьявольское отродье выползло из ада, чтобы погубить их души!Маленькие, глубоко посаженные глазки сверкнули фанатичным огнем.—?Но я уничтожу тебя и отправлю туда, где твое место,?— в геенне огненной!Человек вышел из тени и, приблизившись к юноше, пнул его ногой в бок. Томас вздрогнул и, широко открыв глаза, увидел отвратительное жабье лицо отца Стефана.—?О, нет! —?простонал мальчик, моментально поняв, в какую переделку он попал.—?О, да,?— гнусно улыбаясь, передразнил монах, потирая руки. Он с ненавистью разглядывал беспомощное тело, распростертое перед ним. Томас стиснул зубы, и надменно вздернул подбородок, хотя ему хотелось заорать во все горло от ужаса. Он понял, что это конец. Ни мольбы, ни слезы не помогут. Монах замучает его до смерти. Если бы он знал, какие мысли бродят в воспаленном мозгу отца Стефана, ему стало бы еще страшней. А монах не спускал горящих глаз с юноши, похотливо облизывая тонкие губы и представляя, как запустит сейчас пальцы в роскошные локоны, вопьется поцелуем в эти розовые невинные губы и будет терзать их, вырывая стоны, пока не почувствует вкуса крови. А потом он надругается над этим прекрасным телом. Унизит, растопчет, уничтожит его гордыню и оставит умирать в одиночестве от боли и презрения к самому себе. Но сначала… Монах приподнял Томаса и прислонил спиной к холодной скользкой стене.—?Если ты сделаешь мне одну вещь,?— вкрадчиво сказал он,?— я не буду тебя долго мучить. Ты умрешь быстро. Но для этого тебе надо потрудиться. Открой свой сладкий ротик и доставь мне удовольствие. Только не вздумай укусить! А то я выбью тебе все твои острые зубки.Отец Стефан задрал подол рясы и подошел ближе. Томас брезгливо поморщился от тяжелого запаха немытого тела, потом взглянул на вялый отросток, болтавшийся перед его глазами, и вдруг громко захохотал.—?Ты хочешь, что б я взял в рот этот ошметок? Да твое вонючее хозяйство даже собаки жрать не будут,?— и, продолжая смеяться, повалился в солому.—?Может сразу убьёт,?— с надежной подумал мальчик.Томас знал, что никогда не уступит грязным домогательствам святоши, в этом была уверена его гордая душа, но где-то глубоко внутри горько плакал ребенок, беспомощный и одинокий перед лицом неминуемой, мучительной смерти.—?Ах, ты, мерзкое отродье! —?завопил монах, брызгая слюной и схватил плеть. Я выбью из тебя спесь, наглый ублюдок. Ты будешь корчиться от боли и молить о пощаде, ползая у моих ног, как червь. Маленький, избалованный сучонок. Тебе повезло,?— ты родился с золотой ложкой во рту. Все твои капризы, все желания выполняются, как по волшебству. А появись ты на свет в какой-нибудь нищей хижине крестьянина? Что б с тобой было? Какой от тебя толк? Ты не приспособлен для тяжелой работы и твои родители, пожелав избавиться от лишнего рта, продали б тебя богатому извращенцу, который разодрал бы твою нежную задницу в клочья.Томас скривил губы в презрительной усмешке.—?Ты озвучиваешь свои похотливые мечты, монах. Тебе самому хочется это сделать, да не судьба. Про таких уродов, как ты, говорят: ебут глазами, кончают носом. Все, что ты можешь,?— это пару раз шлепнуть яйцами, но не советую, потому, что я их тебе оторву.Монах заскулил от бессильной ярости и поднял плеть, но встретив непокорный, горящий взгляд юноши, опустил руку.—?О, я болван! —?провыл он. —?Надо было сделать иначе. Только сейчас я понял, что для тебя позор страшнее пыток. Как я мог забыть про графа Роджера! Про его любовь к смазливым мальчишкам. Он еще не положил на тебя глаз? Жаль! Это я, дурак, поторопился. Надо было во всех подробностях рассказать ему о тебе. Вот было бы зрелище,?— надменный Томас Вайдинг визжит от боли и унижения под этим грязным боровом. А еще он любит делиться своими подстилками с друзьями. Говорят, они делают с ними страшные вещи, а потом выкидывают подыхать от голода и дурных болезней.Томас вскочил на ноги и в ужасе уставился на монаха. Господи! Маргарет, его любимая нежная Маргарет попала в руки этого чудовища. Знал ли ее отец, кому отдает свою единственную дочь? Юноша забился в цепях с такой силой, что нежная кожа на запястьях и лодыжках лопнула и кровь потекла тонкими струйками в прелую солому.—?Что задергался, щенок,?— злорадно прошипел монах, по-своему поняв отчаяние и страх, застывшие в прекрасных глазах мальчика. -Я совершил ошибку. Надо было тебя похитить и отвезти к графу и еще получить деньги за такой подарок. Судя по тому, что ты вытворял на столе, развлекая гостей, из тебя получилась бы первоклассная шлюха. Может быть, старый развратник поберег бы тебя, чтоб подольше наслаждаться твоим сладким юным телом. Но, не бойся. Уже ничего не исправить, что сделано, то сделано.—?А кого мне бояться? —?прохрипел Томас, прижимаясь спиной к холодной скользкой стене. —?Тебя что ли, жалкое ничтожество? Ты мог стать частью нашей семьи и счастливо жить, окруженный почетом и уважением, но в твоей мелкой завистливой душонке столько ненависти и злобы, что ты сам себя лишил единственного шанса на достойное твоему статусу существование. Мне жаль тебя, монах, потому, что, когда меня найдут, тебе не позавидует ни один из тех несчастных, растерзанных мальчиков графа Роджера.—?Тебя никогда не найдут,?— взвизгнул священник, покрываясь холодным потом. —?А если и найдут, то лишь твою мертвую тушку, обглоданную крысами.—?Меня уже ищут, идиот,?— засмеялся Томас. —?Я знаю, я чувствую, потому, что это моя семья, в которой мне посчастливилось родиться. Благородные и смелые люди, которыми я горжусь, которых я обожаю и боготворю. Они любят меня и, зная это, мне не страшно умереть, хотя и обидно принять смерть от рук такого мерзавца, как ты.Бледные щеки монаха покрылись красными пятнами.—?Ну, так сдохни, проклятый выродок,?— завизжал он, поднимая плеть.На юношу обрушились удары такой силы, что он не удержался на ногах и упал в солому. У него перехватило дыханье и потемнело в глазах. Томас скрипел зубами и извивался всем телом, пытаясь закрыть голову руками, но из-за коротких цепей ему это плохо удавалось, тогда он стал ругаться так виртуозно и смачно, что монах на мгновение замер, а Томас, изловчившись, с такой силой ударил его ногой в пах, что тот, выронив плеть, отлетел в угол. Тяжело дыша, они пристально смотрели друг на друга: непокорный красавец с пылающими, как угли глазами и отвратительное существо, считающее себя человеком. Отец Стефан, придя в себя, молча поднялся, подошел к жаровне и вытащил из нее раскаленный железный прут. Томас напрягся, приготовившись к последней смертельной схватке. Он понимал, что проиграет, но сдаваться не собирался. Мальчик вспомнил слова брата: лучше погибнуть в бою, чем вымаливать пощады у врага. -О, Ди,?— простонал Томас. —?Как ты перенесешь мое внезапное исчезновение. А мама, отец?! Простите меня за то горе, которое я причинил вам не по своей воле. Перед мысленным взором пронеслись картины его короткой жизни, наполненные любовью и счастьем. Мама, всегда спокойная и ласковая, отец, такой надежный и сильный. Дитер, шумный веселый, иногда грубый, но беззлобный шалопай. А их потешные стычки, над которыми все хохотали до упаду. И ничего больше не будет, кроме грязного подвала, мучений и боли, а последнее, что он увидит,?— это жабья морда этой твари в сутане. Юноша горько усмехнулся.Из задумчивости его вывела страшная боль,?— это монах подкрался и ткнул прутом ему в бедро.—?Тебе смешно?! Ну так веселись, пока жив, маленький развратник. Можешь даже поплясать под хруст своих переломанных костей.И озверевший монах стал избивать беззащитного мальчика, вкладывая в удары всю силу своей ненависти.Томас содрогался и стонал, тщетно пытаясь уклониться от жгучих ударов, но избитое тело уже не слушалось его. А когда раскаленное железо вонзилось в пах, он не выдержал чудовищной боли и пронзительно закричал.—?Дитер!Теряя сознание, сквозь кровавую пелену, Томас услышал грохот, крики, топот ног, и перед его угасающим взором появились самые любимые на свете лица: заплаканное?— матери, грозное?— отца, яростное?— Дитера. И мощное черное существо с оскаленными клыками, стремительно прыгнувшее на монаха.—?Вы нашли меня. Я знал, я верил,?— пролепетал истерзанный, истекающий кровью ангел, протягивая к ним скованные, дрожащие руки и провалился в благодатное небытие…