Глава 4. Сокровища короля Эдвина часть 5 (1/1)

В горле Густава торчала стрела, ещё слегка покачиваясь и тихо шелестя на ветру оперением. Томас упал на колени и, не веря своим глазам, склонился над поверженным рыцарем. Верный друг, с самого детства бывший для него идеалом благородства, образцом преданности и отваги, ставший для мальчика родным человеком, лежал перед ним, бессильно опираясь спиной о холодные камни стены, а в его серых глазах, наравне с болью, светилось…о, Боже..., светилось радостное облегчение.Густав тщетно пытался что-то сказать, но вместо слов из его рта вырывались бессвязные звуки, сопровождаемые натужным хрипом. -…У…с…п…е…л… Я…у…с…Дрожащими руками он закрывал рану, из которой пульсирующими толчками лилась кровь. Томас тихо взвыл, не в силах отвести растерянного взора от окровавленных пальцев рыцаря, сквозь которые медленно утекала жизнь. Осознание того, что его друг, умирая, помнил о том, до какой степени чувствительный мальчик не выносит вида крови, и, из последних сил, старается оградить его от жестокого зрелища, а понимание того, что стрела предназначалась ему, что Густав принял на себя смертельный удар, буквально сломило юношу, вытянув из души всё тепло. Гнетущее чувство невосполнимой потери затопило разум, в глазах потемнело от тошнотворного головокружения, а в ушах нарастал оглушительный звон. -Скорей, - еле шевеля онемевшими губами, выдохнул, наконец, Томас, неимоверным усилием воли выбираясь из липкого оцепенения и заставив себя разжать сведённые судорогой челюсти.- К Ахмеду…скорей…Только стрелу не трогайте…Ахмед сам…Густав, миленький, держись…Только не умирай…Как же я…Как же мы…без тебя…Рыцарь попытался улыбнуться, но из уголка губ тонкой струйкой потекла кровь, задыхаясь, он стал лихорадочно хватать ртом воздух.Оглушённый горем, Томас с трудом, будто ему на плечи легла непомерная тяжесть, поднялся на ноги и обернулся к замершим от ужаса воинам. -Быстро,- сам не слыша своего голоса, заорал он, срываясь на мальчишеский фальцет, но ему показалось, что из его горла вырвался беспомощный мышиный писк,- Быстро!- простонал эльф, едва шевеля онемевшими губами, уже не надеясь, что его услышат.Оцепенение длилось не более минуты. Никто не хотел принять, никто не хотел поверить в то горе, что на них обрушилось так внезапно. Но пронзительный вопль Томаса привёл людей в чувство. Кто-то скатился с лестницы, торопясь предупредить Ахмеда, кто-то срывал с себя плащи, делая из них носилки, кто-то просто бестолково суетился…Джон, сокрушённо качая головой, тихим голосом давал распоряжения, пытаясь не дать распространиться панике. С глубокой печалью он понимал, что Густав не выкарабкается. Вытащить из горла стрелу, не повредив жизненно важные органы, невозможно. Томас ничего не воспринимал. Всё вокруг померкло, все звуки исчезли, время, казалось, остановилось, глаза заволокло багровым туманом. На мгновение он выпал из реальности и, словно в горячечном бреду, увидел представший перед ним уродливый лик смерти, омерзительно скалящийся в торжествующей ухмылке. -Вот и ты нюхнул кровушки, чистоплюй малолетний,- гнусно хихикая и потирая костлявые ручонки, прошепелявила она.- Тяжело видеть, как умирает твой друг, да? Но ещё страшнее понимать, что он умирает по твоей вине. Горе-то какое! Ха-ха! Ну, и как тебе эта сторона жизни? А ты думал, что так и проживёшь беззаботно под крылышком своих многочисленных опекунов, словно птенчик в тёплом гнёздышке? Нет, милый! Так не бывает! Жизнь,- не увеселительная прогулка по солнечным долинам, усыпанным цветами. Не сверкающий праздник, наполненный смехом и песнями. Не вечная любовь, которую не осквернили изменой и предательством. Жизнь, в основе своей, состоит из страданий и горечи потерь, зависти и злобы, грязи и мерзости, боли и слёз, тоски и разочарований. И апогеем всех этих человеческих трепыханий, под названием жизнь, являюсь я, смерть! Великая и безжалостная! И мне плевать, кого я заберу, грешника или праведника. Для меня все равны. Жалкие букашки, в тщетной суете забывающие о неминуемом конце своего никчёмного существования… -Нет!- вскричал юноша, упрямо тряхнув головой.- Нет! Это ложь! Ты ужасна, но не всемогуща! С тобой можно побороться и тебя можно победить! Любовь бессмертна, а память вечна! Это и есть торжество жизни! И здесь ты бессильна. Прочь, убогая! Сердце эльфа замерло, перестав биться, внутри всё заледенело, и лишь глаза, яростно засверкав, налились расплавленным золотом и, казалось, оно сейчас выплеснется наружу и потечёт по бледным щекам огненными слезами. -Томас, очнись!- сквозь пелену мрака и отчаяния донёсся встревоженный голос Джона.- Что с тобой, малыш? Ну же, приди в себя. Тёплые руки крепко сжали хрупкие плечи юноши и легонько встряхнули безвольное тело. Эльф содрогнулся и неимоверным усилием отогнал жуткое наваждение. Замороженным взором он обвёл солдат, окруживших его плотным кольцом. Пожилые ветераны стояли молча, виновато отводя глаза. Томас физически ощутил волны жгучего стыда, исходящие от них, но, затуманенный горем, не мог понять, в чём причина и отчего у них такой побитый вид.А воины осуждали себя за легкомыслие, считая, что проморгали гнусное покушение на своего любимца, увлечённые потешным отступлением противника. Не заметили летящей стрелы, не оградили от неминуемой смерти. И если бы не Густав…Опытные солдаты, прошедшие не одну кровавую бойню, так глупо опростоволосились, чуть не потеряв это хрупкое, нежнейшее создание, за которое все, без исключения, несли ответственность перед лордом и своей совестью. А от представшей в их воображении жуткой картины Томаса со стрелой в затылке, его мёртвого тела, распростёртого на холодных плитах, им становилось дурно до тошноты.Молодые же воины и новобранцы, испуганные трагическим происшествием, но больше всего странным видом Томаса, недоумённо переглядывались, отводя глаза, в которых застыло сочувствие, насторожённость и…страх. Простые деревенские парни, привыкшие воспринимать только то, что им было понятно, сейчас были свидетелями необъяснимой и пугающей метаморфозы, случившейся с их юным хозяином. Его прекрасное лицо, такое живое и пленительное, ещё недавно сияющее немыслимо ослепительной, ласкающей душу, красотой, теперь превратилось в мёртвенно застывшую маску. Побелевшее, истончившееся от горя, оно, в сочетании с пылающими очами, выглядело каким-то нездешним, недоступно чужим и до жути устрашающим. Джон смотрел на Томаса с состраданием. Мальчик вновь столкнулся с грубой, жестокой и кровавой действительностью. То сам едва не погиб от рук бесноватого монаха, а сейчас на его глазах умирает друг. Невозможность чем-либо помочь, иссушающее чувство беспомощности и ужас потери сломили его, выкачав весь свет из души. У горя тёмный лик, лишённый надежды и радости бытия! Но, как же изменчивы люди в своих суждениях! Как быстро могут низвергнуть кумира, которому только что неистово поклонялись!Хотя, что с них взять! Молодо-зелено! Видят лишь то, что снаружи.Джон нахмурился и, покачав головой, укоризненно посмотрел на парней. Те, неловко переминаясь с ноги на ногу, виновато потупили глаза, и, подчиняясь властному жесту командира, стали медленно расходиться по стене, занимая свои места в дозорных башнях. Служебные обязанности никто не отменял.А Томасу было всё равно, кто и как на него смотрит, или что о нём думают.Как-то издалека, холодно и равнодушно, он осознавал, что выглядит, наверное, необычно и пугающе, раз парни, с которыми он всего несколько дней назад самозабвенно гонял тряпичный мяч и хохотал во всё горло, сейчас отшатнулись от него, как от чумного. -Рога у меня на лбу выросли, что ли,- вяло подумал юноша.Безжизненным взглядом он проводил рыцарей, бережно несущих своего командира. Душа захлёбывалась от невыплаканных слёз, а внутри всё разрывалось от чувства вины. Он, он один виноват во всём! Стратег хренов!Чего он подставился под удар, как последний идиот? Лёгкая победа затмила разум, заставив забыть об осторожности и неистребимой людской подлости. Выстрелить в спину мог только человек, полностью лишённый чести, трус и мерзавец. А он, глупый мальчишка, не подумал о таком повороте событий, и вот страшный результат его легкомыслия. Теперь он горько раскаивался в своей недальновидности, но исправить уже ничего нельзя. О, Боже! Густав…Но, всё же, слабая надежда на чудо теплилась в сердце юного эльфа, и он пестовал её глубоко в себе, боясь спугнуть. Ахмед может…нет, должен спасти Густава! Ведь его самого лекарь вытащил с того света, изломанного, истерзанного, почти мёртвого. Вернул ему жизнь и здоровье. Даже жутких шрамов на теле не осталось! Так почему же подобное не произойдёт с рыцарем?! Он такой большой, сильный и крепкий, настоящий боец! Томас оглядел людей, молчаливо столпившихся во дворе. На их встревоженных лицах мелькала целая гамма чувств: облегчение и радость, что он цел и невредим, скорбь, при виде носилок с окровавленным телом Густава, которые медленно и осторожно спускали с крутой лестницы рыцари, гнев, злость и та же робкая надежда на чудо.Томас понимал, что надо сказать что-то ободряющее, успокоить, обнадёжить, поблагодарить за мужество, с которым эти мирные люди стойко защищали замок, не позволив разгореться пожару. Но нужных слов не находилось, да и не было никакого желания толкать пламенные речи в то время, когда один из всей их дружной семьи находится между жизнью и смертью. Томас обвёл взглядом стены замка, покрытые копотью, оконные щиты и двери, сплошь утыканные ещё дымящими стрелами и скрипнул зубами. Хорошо, что с тыла к замку невозможно подступиться. Его охранял каменистый хребет, омываемый широкой излучиной реки, течение которой в этом месте было бурным из-за порогов, а дно усыпано огромными, острыми валунами, торчащими из воды, словно зубы дракона. Если бы не эта природная защита, им было бы трудно держать круговую оборону с таким малым количеством бойцов. Отвернувшись, эльф медленно подошёл к бойнице, заледеневшим взглядом наблюдая, как наёмники, еле сдерживая в поводу разъярённых лошадей и громко ругаясь, беспорядочной толпой сворачивают на боковую от главной дороги тропинку, ведущую к реке. В том месте была очаровательная песчаная заводь, где в детстве Томас любил плескаться и играть с деревенскими мальчишками. Его всегда сопровождали Густав, или Дитер, а то и оба сразу, и с добродушными улыбками наблюдали за маленькими шалунами. Иногда к ним присоединялся Дитер, и малышня с визгом и хохотом облепляли его со всех сторон, пытаясь окунуть с головой в воду, а он доставлял им это счастье, барахтаясь с ними на мелководье и поднимая сверкающие на солнце брызги. Эх, как же было здорово! Но беззаботное детство пролетело, словно чудесный сон. Проблемы посыпались, как из рога изобилия, и во всём виноват он сам. Если бы не его смазливая морда, жили бы они все тихо и спокойно, не было б грязных домогательств графа, не умирал бы сейчас Густав…Томас хмуро смотрел вслед солдатам, кусая губы от бессильного гнева. -Пошли отмываться, гады- прошипел он. - Ох, и долго же вы будете вонять, мужики! Язвительная усмешка едва тронула припухшие губы, не отразившись в глазах, по-прежнему сверкавших золотым пламенем от невыплаканных слёз, ярости, выжигающей душу, неутолённой жажды мести и боли, что мучительно скручивалась внутри, будто стальная пружина. Сквозь крепко стиснутые зубы прорвался хриплый то ли стон, то ли надсадный рык, вдребезги разбивший зловещую тишину, и остановившееся время содрогнулось, вновь начав отсчитывать свои неумолимые мгновения. Томас поёжился, сам испугавшись этого, почти, звериного воя, исторгнутого из его горящей души. Холодное оцепенение схлынуло, в голове прояснилось, и он расправил плечи, сжав кулаки. Что-то тёмное, болезненно-муторное, ужаснувшее самого юношу, стало подниматься из глубин его сознания. Как ядовитая змея, расправляя кольца, вскидывает голову, готовясь к смертельной атаке, так эльфа охватывало неистовое желание убивать. До зуда в кончиках пальцев хотелось взять лук и выпускать стрелы, одну за другой. Видеть, как падают на землю тела, залитые кровью, и торжествующе хохотать, упиваясь стонами раненых. Безжалостно истребить всех этих людей, что пришли на его землю, посмели диктовать свои условия, едва не сожгли его дом и не погубили невинных женщин и детей. И, может, тогда леденящий холод и безысходная ярость, клокочущая внутри, отпустят его и дадут, наконец, вздохнуть полной грудью. Багровый туман вновь заклубился перед глазами Томаса, а в висках мучительно забилась вскипевшая кровь. Забыв обо всём от гнева, затмившего разум, юноша едва не утратил самообладание. Он сжал кулаки, чувствуя, что находится на грани безумного срыва. Ещё немного, и он бы совершил непоправимое. С величайшим трудом юный эльф взял себя в руки, внутренне осознавая, что не может убивать людей, а тем более, стрелять в спины, и за это неуместное благородство ненавидел и презирал себя ещё больше. Но понятие: ?на войне, как на войне?, было для него неприемлемо. Пролить кровь, отнять жизнь у человека - кощунственно. И, в какой бы ярости эльф сейчас не пребывал, перешагнуть через собственные принципы он не мог. Но как затушить тот опаляющий гнев, что разъедает нутро? Нет, нет! Он не должен поддаваться излишним эмоциям. Всё правильно! Они не пролили ни единой капли крови. Хотя это и слабое утешение, но у графа не возникнет никаких претензий к лорду. Они не дали повода для развязывания междоусобицы. Убийца останется безнаказанным, зато войны не будет… Но как же тошно!Из-за лёгких, пушистых облаков выглянуло солнце, осветив неприглядную картину вытоптанной и загаженной лужайки перед замком, ещё утром покрытой молодой, нежно-зелёной травкой. Катапульты продолжали лениво разбрасывать оставшиеся снаряды, чтоб добро зря не пропадало, да чтоб противнику не пришло в голову вернуться. Но, судя по спорому драпу солдат, дерьмом они были сыты по горло. Вскоре последний наёмник скрылся из виду за покатыми холмами, среди которых петляла тропа, ведущая к реке. Томас зябко повёл плечами и тряхнул головой, отгоняя кровавые картины сладкой, но несостоявшейся мести, тяжело вздохнул и сделал пару шагов к лестнице, чтобы последовать за носилками. Заглянуть в тёплые глаза друга, ободряюще сжать мозолистую ладонь, уверить, что всё будет хорошо.., но наткнулся на воинов, стеной вставших у него на пути. Впереди, с каменным лицом, стоял Джон, решительно сжав губы.Мальчик недоумённо приподнял тонкую бровь. Это ещё что за фокусы? Почему они не пропускают его? Томас попытался скорчить надменно свирепую мину, хотя сразу понял, что это их не проймёт. Раз Джон решился его остановить, то все попытки прорваться будут выглядеть смешно. Вон как стоят! Плечом к плечу, ни малейшей лазейки, чтоб проскользнуть. Прямо защитники рубежей, мать их! Ну, не драться же с ними! Хотя, подспудно, эльф уже понял, что они не пускают его к Густаву, оберегая от тягостного зрелища. Боятся очередного срыва, считая его чересчур впечатлительным и ранимым. Томас до крови прикусил нижнюю губу, сдерживая нервный смешок. О, как же они правы! Да, он слабак и нюня. Мальчику стыдно было признаться себе в том, что сейчас его, наравне с лёгким раздражением, охватило чувство малодушной благодарности воинам, не позволившим ему лишний раз в клочья рвать сердце. Полная апатия накатила на Томаса. Он смирился с жестокой правдой о собственной несостоятельности, и это чувство безжалостно съедало остатки его самоуважения. Юноша опустил голову, ему было невыносимо смотреть в эти мужественные лица, он боялся прочитать на них выражение сострадания и унизительной жалости, которая окончательно добьёт его. Ни при каких обстоятельствах гордый эльф не хотел принимать жалость, а, тем более, откровенно показывать свою слабость. Как никак, а он сын лорда и должен уметь держать лицо и вести себя достойно. Юноша вскинул голову, тряхнул роскошной гривой и, фыркнув, как рассерженный котёнок, холодно отвернулся, не заметив, каким теплом, пониманием и отеческой заботой наполнены глаза солдат. Он был зол, раздражён и угнетён, а внутри клокотала бессильная ярость, которой не было выхода. Но через мгновение эльф мстительно улыбнулся. Ну, ничего, защитнички! На вашей стороне сила, а на моей,- хитрость. Всё равно улучу момент, и хрен вы меня поймаете.Вдруг его взор зацепился за яркое пятно, полыхнувшее в солнечном свете красноватым сполохом. Юноша встрепенулся, будто пробудившись от тяжёлого сна, и впился глазами в рыжего всадника, горделиво стоявшего на каменистом взгорке и пристально смотревшего в сторону замка. Даже издали было видно, как он скалится в злорадной ухмылке. -А, вот и сэр Поганус!- тихо сказал Томас, ни к кому не обращаясь и вмиг забывая о своих переживаниях.- Где ж ты был, красавец? Умчался впереди своих солдат говно отмывать?Воины, радостно переглянувшись, приняли его слова, как признак того, что их любимец не очень сильно злится на них. -Почему ?поганус??- хохотнул седой ветеран. -А вы приглядитесь к выражению его морды лица. Это он стрелял, вне всяких сомнений! Видите, какой довольный и гордый. Сделал гадость,- на сердце радость. Это его жизненный принцип. Люди, подобные ему, очень опасны. Коварство и мстительность сочетаются в них с трусостью и подлостью. Такие, не моргнув глазом, могут ударить в спину и считать себя героями. Он не простил мне насмешек, вот и решил отомстить. Ах да, ещё и причёску ему попортили. Если судить по её первоначальному виду, Карл весьма гордится своими волосами. Смотрите, его воины ещё только подтягиваются к реке, а он уже успел отмыться. -А, может, за его поступком кроется что-то другое?- предположил Джон. -Что, например? -Ревность? Желание устранить соперника? Обида бывшего фаворита? Вряд ли граф пропустил мимо себя такую смазливую рожу. А, по слухам, граф любит только юное мяско, но этот хмырь уже большой мальчик, вот и получил отставку.Томас пожал плечами, его губы брезгливо скривились, а в глазах промелькнуло смутное воспоминание. -Но, я слышал…мне рассказывал…отец Стефан, что граф весьма жестоко обходится со своими любовниками. -Так это с безродными мальчишками, которые не имеют для него никакого значения. Поиграл и выбросил. А Карл, скорее всего, сын какого-нибудь обедневшего лорда, или младший ребёнок в семье, отданный родителями на вассальную службу могущественному вельможе. Сначала был пажом, потом оруженосцем графа, а когда подрос, то за особые…э…заслуги был произведён в рыцари… -Фу, какая мерзость!- воскликнул юноша.- Получить благородное звание рыцаря через задницу! Гадость! И такую участь граф приготовил для меня! Я ведь тоже младший сын. -Не печалься, малыш! Дай Бог, всё уладится. Мы не дадим тебя в обиду! Тем более, ты теперь оруженосец Дитера, несёшь военную службу лорду, своему господину, и это неоспоримо. А граф пусть ищет другой объект для своей похоти. -Ладно! Оставим этот разговор. Мне до тошноты неприятно это обсуждать,- нетерпеливо произнёс юноша, зябко поёжившись и снова посмотрел на Карла.- Вот, что он стоит, как памятник самому себе? Чего выжидает, а? -Ну, хороший командир должен удостовериться, что среди его воинов нет пострадавших. Однако, это не тот случай. Вряд ли Карл проявляет заботу о своих подчинённых. Он их презирает так же сильно, как они его ненавидят.Слышал, как они ржали над ним, когда ты упражнялся в остроумии? А когда ему в голову попал наш снаряд, они вообще чуть не попадали от хохота, забыв даже о том, что и сами были с ног до головы в дерьме. Скорей всего, рыцарь хочет убедиться, что его стрела достигла своей цели. Густав так быстро оттолкнул тебя, что Карл мог и не увидеть результата. Вот и ждёт, когда раздадутся горестные вопли по тебе, погибшему в расцвете лет. -Ага! И траурный звон колоколов в придачу,- прошипел Томас. И вдруг его лицо преобразилось. Щёки окрасились нежным румянцем, меж соболиных бровей разгладилась скорбная морщинка, а глаза мстительно сузились. -Стой так, я всё улажу, говорил кузнец кобыле, меняя ей подкову. О, всемилостивейшая госпожа Месть!- выдохнул Томас, и, не отводя взгляда от рыжего, нащупал ногой лук, упавший с плеча, когда он склонялся над раненым Густавом.- Какой идиот сказал, что ты опустошаешь душу? Нет! Опустошает и сжигает душу невозможность наказать врага. Ты же сладка, как мёд! Ты не дала мне захлебнуться собственным ядом. Благодарю тебя! Ну, сэр рыцарь, ты дождался, но только не того, о чём мечтал. Его Величество случай дал мне возможность покарать тебя. Мой нижайший поклон!Мальчик ловко поддел оружие носком сапога и смертоносное изделие древних арабских оружейников, (подарок Ахмеда), с тихим, напевным звоном, свойственным драгоценной древесине, из которой оно было сделано, ласково, как ручной зверёк, коснулось раскрытой ладони. Томас так же ласково сжал пальцы и довольно улыбнулся, ощущая в руке прохладу отполированного дерева. Воины напряжённо следили за каждым движением Томаса, не понимая, что он задумал. Но уж больно зловещая ухмылка появилась на его губах, и она явно не предвещала ничего хорошего рыжему. Джон замер, боясь даже помыслить о том, что может сейчас произойти. Что учудит Томас? Он ведь ещё сущий мальчишка, безудержный, порывистый, сумасбродный. Какая шальная мысль пришла ему в голову? Что это будет? Необдуманный поступок или очередная каверза?А, с другой стороны, пусть делает то, что задумал, лишь бы не эта мёртвенная стылость прекрасного лица, так всех напугавшая. Да и вряд ли он решился убить Карла. Скорей всего, какое-нибудь озорство в его духе. -Самодовольный ублюдок!- бормотал тем временем Томас, на ощупь вытягивая из колчана стрелу с коротким, жёстким оперением иссиня-черного цвета.- Ты так уверен в своей безнаказанности, что даже не понимаешь, как крупно вляпался! Вряд ли граф простит тебе покушение на предмет его мечтаний. А уж солдаты не преминут доложить сиятельству о твоём подвиге. Хотя, предполагая гнусный характер графа, его реакцию сложно предугадать. Вдруг он всё ещё питает к рыжему определённый интерес? Плевать! Я не могу позволить ему уйти безнаказанным. Ну-ка, получи от меня то, что заслужил. Томас решительно вышел из-за укрытия, куда его настойчиво оттесняли воины, встал между зубцов стены и залихватски свистнул. Карл слегка повернул голову на звук, и его лицо исказилось от разочарования и ненависти. В тот же момент юный эльф вскинул лук, резко натянул тетиву и, с изуверской ухмылкой, разжал пальцы. -За Густава!Напряжённая тишина разбилась о звонкий свист ветра в оперении тонкой стрелы, неотвратимо летящей к цели. Через мгновение раздался истошный вопль. -Есть!- хищно оскалился Томас.- Награда нашла своего героя.Карл схватился обеими руками за голову. Между пальцами заструилась кровь, заливая лоб, глаза, щёки, тонкие струйки потекли с носа в широко раззявленный рот, и он судорожно отплёвывался, продолжая орать. От оглушительных криков хозяина конь поднялся на дыбы, испуганно заржав. Карл вылетел из седла, шлёпнувшись на задницу и, продолжая оглашать окрестности звериным воем, заскользил с крутого откоса, оставляя на траве примятый след от своей пятой точки. Его раскоряченные в разные стороны ноги беспомощно дёргались в воздухе, тщетно ища опоры. Зрелище было смешным и жалким. Томас презрительно усмехался, наслаждаясь унижением врага. Солдаты, стоявшие за спиной юноши, откровенно похохатывали. Джон с отвращением наблюдал за трепыханиями рыжего, недоумённо качая головой. И куда испаряется достоинство у подобных людей. Только несколько минут назад самодовольный красавчик, мнивший себя чуть ли не пупом земли, нагло ухмылялся, гордясь своим гнусным поступком, а сейчас в истерике катается по земле, отчаянно завывая, словно ему отстрелили самое дорогое. Никакой выдержки и самообладания… Взрослый парень, командир отряда, рыцарь, а визжит, тонко и пронзительно, как истеричная баба. Тьфу, противно! А вот их Томми, когда они нашли его в подвале всего израненного, да что там израненного, да на нём живого места не было, не издал ни единого крика, только слёзы текли от радости, что его успели спасти. А ведь совсем мальчишка ещё. Вот что достойно уважения!Однако, надо выяснить, чего он такого сотворил с Карлом, что тот весь на говно исходит. Вдруг сдохнет, как они потом будут оправдываться. -Ну, и что ты сделал, чумовой мальчишка! Сам же предупреждал нас, чтоб мы никого не убивали,- строго спросил Джон, развернув Томаса лицом к себе и, тем самым, отрывая его от созерцания приятной картины. - Я-то, дурак, подумал, что ты целишься в лошадь, а ты вон чего учудил. Попал в голову, что ли? Карл умрёт, да?Юноша обиженно нахмурился, обвёл недовольным взором притихших воинов и тяжело вздохнул. -Не думал, Джон, что ты такого низкого мнения обо мне. Каким живодёром надо быть, чтоб покалечить невинное существо. Это я коня имею ввиду, естественно.Мужчины переглянулись, едва сдерживая смех. -Ну, а что касается рыцаря, так, судя по его визгу, он живее всех живых. Слышишь, как надрывается? Оглушил! Мёртвые так не вопят. Лежат себе тихонечко и не вякают, молча привыкая к своей новой ипостаси.Солдаты уже откровенно посмеивались. Слава Богу, мальчик оттаивает, раз начал, пусть и мрачновато, но всё-таки шутить. -Но, в таком случае, откуда столько крови?- продолжал допытываться Джон, всё еще не понимая, какую цель преследовал их ?ангелочек? своим выстрелом. -А ты думал, мозги потекут? Что-то я сомневаюсь в их наличии у подобного ушлёпка,- злорадно хохотнул мальчишка.- Ладно, ладно, сейчас всё объясню. Только не сердись, Джонни. Не будешь, а?Не родился ещё тот кремень, который бы не превратился в мягкую, сдобную булочку, глядя на эту умилительно проказливую мордашку с лукаво сверкающими очами и капризно надутыми розовыми губами. Джон невольно улыбнулся и ласково потрепал Томаса по голове, как нашкодившее, но любимое чадо, на которое не было ни сил, ни желания долго злиться. А раз Томми начал ребячиться, значит, вполне доволен своим поступком. Эх, чем бы дитя не тешилось… -Ну, поведай нам, что всё это значит.Юноша посерьёзнел и, привычным жестом откинув со лба блестящий локон, пристально обвёл взглядом столпившихся вокруг него воинов. -Вы же понимаете, друзья, что я не мог оставить этого человека безнаказанным. Я не кровожаден по натуре. Убить живое существо для меня неприемлемо. Даже не представляю, в какой ситуации мне надо оказаться, чтобы пойти на такое. И вы это прекрасно знаете, поэтому я понимаю ваше удивление тому, что я пролил кровь человека. С самого моего детства вы привыкли видеть во мне хрупкое, изнеженное нечто, способное только на то, чтобы распевать свои песенки. Этакий мотылёк, беззаботно порхающий среди цветочков, оберегаемый всеми от жизненных трудностей и опасностей. Да, признаю, что у меня есть недостатки, слабости и страхи, недостойные воина. Однако, должен вам сказать, что вы несколько заблуждаетесь в отношении меня. Может, мне и не под силу махать рыцарским мечом наравне с вами, но, если потребуется, то я, не задумываясь, займу место в ваших рядах и буду биться плечом к плечу, защищая наши жизни. Ой, простите за высокопарный слог. Но это правда! А ещё я твёрдо убеждён, что зло должно быть наказано, поэтому покарать за подлость, ради справедливого возмездия, имею полное право. Ибо,- Томас назидательно поднял палец, состроив глубокомысленную физиономию,- сам Господь как-то сказал: ?Око за око?… ну или что-то в этом роде…Мужчины с удивлением смотрели на юного оратора, будто видели впервые. Гордо поднятая голова, решительно расправленные плечи, несколько надменная осанка и взгляд, в котором светилась твёрдая уверенность в собственной правоте. Но в глубине чудесных глаз они заметили ироничные смешинки, мерцавшие золотыми искорками. Да, умел их маленький хозяин тонко подтрунивать над всеми, но и свою персону не обходил стороной, откровенно и самокритично посмеиваясь над самим собой. Вот и сейчас, без ложного стыда, он признавался в своих слабостях, и это вызывало уважения больше, чем если бы он похвалялся своими боевыми навыками, которых у него, кстати, было не мало. Одна стрельба из лука чего стоила!Солдаты облегчённо выдохнули. Нет, мальчик почти прежний, искренний, честный, открытый, насмешливый, только резко повзрослевший. Суровые реалии жизни постепенно вытравливали из него остатки наивной беззаботности. Детство для него внезапно закончилось в тот момент, когда на его глазах, истекая кровью, умирал дорогой ему человек.А Томас поглядывал на мужчин из-под упавших на глаза шелковистых прядей, которые шаловливо разметал лёгкий ветерок, и с радостью осознавал, что они верят ему. Они смотрели на него серьёзно и уважительно, как на равного им. Все сомнения отпали. Не такой уж он безнадёжный недотёпа, как считал некоторое время назад. И от него есть хоть какая-то польза. Он отомстил за Густава, а воины полностью с ним солидарны. И от этого в его душе поселилась гордость за себя и за них.Но тут взгляд юноши упал на хмурое лицо Джона, который требовательно сверлил его прищуренными глазами, ожидая ответа на главный вопрос. Мальчишка понял, что ему не отвертеться от объяснений, и недовольно поджал губы. Вот дотошный мужик! Всё ему надо разложить по полочкам, всё надо знать, всё проконтролировать. Хотя, Томас прекрасно понимал, что, после ранения Густава, вся ответственность ложится на плечи Джона и отчитываться перед лордом Хьюго придётся именно ему. А как же не хотелось рассказывать о своей озорной выходке! Ну выстрелил он в подонка, так тот получил по заслугам, пусть радуется, что легко отделался. Но Джону, видите ли, нужны подробности. Придётся говорить всё, как есть. Ох, чует его пятая точка, что эта проказа ему даром не пройдёт. Если Карл действительно фаворит графа, то и за эту шутку им, скорей всего, выставят счёт. Отец будет очень недоволен. Лишние проблемы с могущественным сановником лорду не нужны. Слава Богу, хоть рыжий заткнулся, а то оглушил своими воплями. Небось помчался к реке отмывать кровь. Ну и сюрприз же его ждёт! Юноша, представив физиономию Карла, не выдержал и злорадно хихикнул, легкомысленно отмахнувшись от сомнений. Ну и ладно! Что будет, то и будет, уже ничего не исправить. Зато негодяй огрёб по полной. Как говорится: кровь за кровь. -Томас, я всё ещё жду… -Ой, ну что ты привязался, Джон! Ничего особенного я не сделал. Всего лишь подправил парню причёску. -В смысле?Томас тяжело вздохнул, нехотя вытянул из колчана стрелу с чёрным оперением и отдал Джону. Воины окружили командира, с интересом разглядывая странный предмет. Стрела была тонкой, немного короче обычных, а наконечник имел форму треугольника с усечённой и остро заточенной, как лезвие ножа, вершиной. -Не понимаю, что за хрень!- недоумённо пробормотал Джон, вертя в руках стрелу, напоминающую змейку с плоской головкой. -Не хрень, а ?Летающий кинжал?,- с гордостью провозгласил юноша.- Наш кузнец выковал мне несколько наконечников по рисунку Ахмеда. А древко и оперение я сам делал. Такими стрелами пользовались древние кочевники Аравии, когда для циновок надо было срезать листья с высоких пальм. Циновки,- это такие плетёные коврики, на которых они спали. А ещё,- мальчишка усмехнулся,- с помощью этих стрел наказывали неверных жён. Ну, и мужьям тоже доставалось. -Каким образом? Их убивали с особой жестокостью? Ну, жён, это понятно, нечего на стороне хвостом крутить. А за что мужей-то? Тогда уж надо убить любовника, а не несчастного рогоносца. И разве не муж самолично должен отомстить за измену?- посыпались со всех сторон вопросы заинтересованных мужчин. -Фу, какие вы кровожадные,- засмеялся Томас.- Никто никого не убивал. Как рассказывал Ахмед, по обычаю некоторых племён, жену и её мужа подвергали общественному порицанию, осмеянию и глумлению. -Ну-ка, ну-ка, поподробней!- воскликнул Джон, перемигиваясь с воинами, которые тоже проявляли искреннее любопытство.- Если не было пострадавших, не пролилась кровь, тогда причём здесь эти необычные стрелы? Ну же, не тяни! Ты нас заинтриговал. Солдаты закивали головами, с твёрдым намерением выслушать очередную байку всезнающего мальчишки. Томас, в часы досуга, частенько рассказывал им увлекательные истории о жизни и обычаях чужеземных народов, о загадочных и далёких странах, о бескрайних морях, непроходимых лесах, населённых хищными, свирепыми тварями, знойных, смертоносных пустынях, где глоток воды ценился на вес золота. Все, от мала до велика, заслушивались его рассказами, с, почти детским восторгом, поражаясь, как же, оказывается, велика земля и сколько тайн она хранит. Юноша, видя горящие любопытством и жадным интересом глаза домочадцев, мысленно благодарил Ахмеда за те знания, которыми тот щедро делился с любознательным мальчиком. А Томас, в свою очередь, долгими зимними вечерами, сидя у тёплого очага в окружении благодарных слушателей, с упоением пересказывал им занимательные истории, похожие на сказки.Но вот именно сейчас ему совершенно не хотелось распинаться перед воинами. Не то настроение. А что делать? Томас вздохнул, смирившись с тем, что ему не удастся по-тихому увильнуть от любопытных мужиков и беззлобно проворчал: -Вот же, дотошные какие! Хорошо, расскажу. Но если вы ждёте пикантных подробностей, то должен вас разочаровать. Всё в рамках приличий. А если даже там и было что-то…э…эдакое.., ну, вы понимаете, о чём я, а я прекрасно вижу по вашим сальным физиономиям, чего ожидаете вы, то мне об этом неизвестно. Неужели вы думаете, что Ахмед мог оскорбить мою невинность, поведав мне нечто непристойное?Юноша скромно потупил глазки, изображая святую невинность.Солдаты разочарованно переглянулись. Джон дёрнул плечом и хмыкнул. -Скорей всего, что-то всё-таки было…эдакое, непристойное, - передразнил он Томаса.- Они же варвары, полудикие племена. Ну, да ладно! Расскажи хоть, что знаешь. -Да, в общем-то, ничего особенного,- поморщился мальчик.- Даму, уличённую в измене, ставили на колени у позорного столба. Самая старая женщина племени стягивала ей волосы в хвост на макушке. Под свист и хохот зрителей, бывший любовник отстреливал несчастной волосы под корень. -Вот такой вот стрелой?- уточнил Джон. -Ну да! Как ножом. Вжик и готово! Униженная и опозоренная, она навсегда лишалась чести. Длинные волосы для восточной женщины являлись признаком добродетели и предметом гордости. Печально, но факт. -А к чему такие заморочки? Не легче ли кинжалом? Хрясь, и всё.Мужчины засмеялись, а Томас нахмурился. -На востоке очень трепетно относятся к оружию. Родовые мечи, луки и кинжалы передаются по наследству, как святыни. Его берегут, им гордятся, ему чуть ли не поклоняются. Поэтому никто из воинов не осквернит своё оружие прикосновением к нечистой женщине. А стрела, как шлюха,- использовал и забыл, других полно. -Да, странные обычаи,- протянул один из ветеранов, почёсывая затылок.- А как наказывали мужа? И, чёрт побери, за что? -Мужу вплетали в волосы косы жены, и он должен был целый месяц выполнять её обязанности по хозяйству, весьма унизительные и позорные для воина. Он безропотно сносил насмешки соплеменников, не имея права даже рот открыть, покорно выполнял все приказы. Он лишался уважения. Считалось, что если женщину потянуло налево, значит плох мужчина, раз не может ублажить свою половинку. Он достоин презрения. А в тонкостях ?высоких? отношений никто не разбирался. Изменила, попалась,- виновата! Недоглядел, недотрахал,- не мужик! И кого волнует, что, возможно, между этими несчастными никогда не было любви. А ведь любому человеку хочется тепла, нежности, простых радостей семейной жизни … Счастья хочется, настоящего…Затуманенным взором юноша окинул притихших мужчин, его бледные губы увлажнились и порозовели, и на них расцвела лёгкая, мечтательная улыбка. -Ну, хорошо!- немного помедлив, сказал Джон.- С этим всё ясно. Но, всё-таки, что ты сделал с Карлом, почему он так орал и откуда столько крови, если ты не собирался его шлёпнуть, а? Солдаты смотрели на Томаса с жадным любопытством. -Ну что тут непонятного,- возведя глаза к небу, нетерпеливо рыкнул он.- Всё вам надо разжевать и в рот положить, да? Я же говорил, что подправил ублюдку причёску. Вот такой необычной стрелой снял ему волосы ото лба до макушки. Раз, и среди колосистого поля образовалась незарастающая межа. В общем, мечта землепашца.Мгновение стояла гробовая тишина, а потом раздался оглушительный хохот. -То есть, ты облысил красавца, срезав ему волосы вместе с кожей, так?- задыхаясь от смеха, еле выговорил Джон.- Волосы на этом месте больше не вырастут? -Ну да,- пожал плечами эльф, злорадно ухмыляясь.- По гроб жизни будет сверкать плешью, если только не догадается приляпать клок рыжей шерсти. -А ты, оказывается, очень злой и мстительный, чертёнок ты эдакий,- вытирая слёзы, простонал Джон. -Да,- гордо задрав нос, ответил Томас,- я страшен в гневе! Он сверкнул на воинов проказливым взглядом и звонко рассмеялся.Мужчины с умилением смотрели на довольного мальчишку и радовались, что он хоть немного отвлёкся от тяжёлых мыслей, оживился, получив полное удовлетворение от свершившейся мести. Негодяй не ушёл безнаказанным, и всем стало как-то полегче на душе.Джон открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но его прервал надрывный вой, сопровождаемый злорадным хохотом, улюлюканьем и глумливыми выкриками множества мужских глоток. Все с жадным интересом повернули головы в сторону реки, откуда доносился гомон и прислушались, лишь Томас даже бровью не повёл, только губы чуть дрогнули в жутковатой улыбке, полной обжигающей ненависти. -Что ж, судя по характерным звукам, желаемый результат достигнут,- ледяным тоном прошептал он.- Я не промахнулся! Густав, ты отомщён.И, пока мужчины переговаривались, со смехом обсуждая результат изощрённой мести Томаса, восхищаясь его невероятной меткостью, юноша ловко прошмыгнул миом них и бросился к лестнице. Солдаты опомниться не успели, а мальчишка уже, ловко съехав на заднице с перил, во всю прыть бежал по двору, перепрыгивая через разбросанные тележки, лопаты, котлы и бочонки, так ещё и не убранные перепуганными слугами. Солдаты хотели ринуться вслед за беглецом, но Джон остановил их. -Не догоним,- тихо сказал он.- А чему быть, того не миновать! Мы сделали, что могли. Потянули время, отвлекли от первой, самой острой боли, дали ему возможность придти в себя и смириться с потерей. Благодаря тому, что мы его задержали, он смог наказать Карла. А это дорогого стоит. По крайней мере, Томми не будет мучиться от неудовлетворённого чувства мести, покарав негодяя. Хоть какое-то утешение! Малыш немного успокоился, и, надеюсь, справится со своим горем. Воины согласно кивали головами, не сводя глаз с мальчика, чья лёгкая фигурка мелькала среди высыпавших во двор слуг. Томас подбежал к двери и дёрнул за тяжёлую ручку, но створки даже не шелохнулись. Значит, заперто изнутри, сделал неутешительный вывод юноша. Это в духе Ахмеда,- выгонять всех, чтоб не болтались под ногами. Наверное, оставил Агату и тётушку Нел себе в помощь, а остальных послали…двор убирать.Томас мысленно застонал, недовольно хмурясь и, подцепив носком сапога обломок стрелы, раздражённо откинул его в сторону, озабоченно поглядывая то на слуг, то на двери замка. Люди занимались своими делами, бросая тревожные и сочувственные взгляды на юного хозяина. Стояла тревожная тишина, а в воздухе витало напряженное ожидание и страх.Юноша устало опустился на порог, прислонившись головой к ещё влажной двери. Закрыв глаза, он стиснул зубы, сдерживая стон, готовый вырваться из пересохшего горла. Что ж так долго нет вестей от Ахмеда! Как там Густав? Выживет ли? Страшно!Томаса затопила волна злости на солдат. Прилипли со своими расспросами, специально отвлекали от тяжёлых мыслей. Окружили со всех сторон, не пробиться, болтали ни о чём, вопросами дурацкими задолбали. Можно подумать, что их волновала судьба рыжего. Ага, как бы не так! Да им плевать на этого урода. Поржали от души и успокоились бы. Так нет же! Время тянули, зубы заговаривали, думали, он не понимает их уловок и не видит их переглядок. Особенно Джон расстарался. У, хитрюга! Какая забота о ближнем! Ну да! А то ведь в обморок может шлёпнутся от переживаний, ангелочек немощный.И слуги ещё поглядывают с опаской и состраданием, будто он вот-вот рассыплется на мелкие кусочки, как глиняный горшок.Томаса вновь обуяли сомнения. Он снова почувствовал себя каким-то неполноценным, уязвимым и беззащитным перед жестокими испытаниями.Надо было сразу бежать за носилками, а он впал в ступор, перепугался до смерти, смалодушничал. Вот мужики и посчитали, что вид окровавленного тела умирающего друга не для его слабых нервов. И они правы. Он слюнтяй и размазня! Видок, наверное, у него был тот ещё, когда он стоял над телом Густава и дрожал, как овечий хвост. А сейчас и вспомнить не мог, чего дрожал-то? От страха? От вида крови? Или от шока. Всё смешалось в голове. А ещё распинался перед ними, чуть ли не в грудь себя бил, пытаясь доказать, какой он весь из себя отважный и стойкий. Смехота! Опытные воины, они же видят его насквозь. Отважный! Ага! А крови испугался до трясучки. Тьфу! Ладно, хоть утырку этому отомстил за Густава. Томас зябко повёл плечами. Что ж он неправильный-то такой? Даже кровь врага не порадовала. Ведь, по идее, он должен был получить полное моральное удовлетворение, наблюдая, как алые струйки заливают эту самодовольную рожу. Так нет же! Чуть не блеванул. Позорище! Как же он жалок!Томаса раздирали противоречивые мысли, отдаваясь тупой болью в висках. Кто же он на самом деле? Полное ничтожество? Сможет ли он когда-нибудь спокойно наблюдать, как льётся чужая кровь? Или так и останется слабосильным неженкой, которого всю жизнь будут оберегать от всяческих опасностей и потрясений. Как же разобраться в том, что бушует и клокочет внутри! Как разобраться в самом себе! Его опутывает и душит эта чрезмерная опека. Сможет ли он разорвать эти тенета, или смирится со статусом никчёмного придатка своей гордой и независимой семьи?Юноша сжал виски слегка дрожащими пальцами, пытаясь унять боль. Так плохо ему ещё никогда не было. Он чувствовал себя маленьким и беспомощным, слабым и раздавленным. -О, Ди! Только ты мог бы меня понять. Прижаться бы сейчас к твоей горячей груди, уткнуться носом в шею, ощутить твои сильные руки на своих плечах и слушать спокойное биение твоего сердца, впитывая в себя твою уверенность, твою мощь, твою веру. Любимый мой, единственный, желанный, самый лучший и самый дорогой в этом мире человек…Но тебя нет рядом, и вся тяжесть свершившегося в этот ужасный день обрушилась на мои плечи. Как мне выдержать всё это и не сломаться?С другой стороны, справедливости ради, юноша всё-таки был благодарен мужчинам, этим простым воинам, верным своей присяге и долгу. Они не дали ему захлебнуться в своих переживаниях и в одиночестве корчиться от боли и страха. Как могли отвлекали от тягостных мыслей. Ему стало даже немного полегче, сердце уже не колотилось в груди огненным сгустком, а затаило боль глубоко внутри, омываемое прохладными струями щемящей, трепетной надежды… Джон медленно спустился во двор и подошёл к Томасу. Он не стал его тревожить, давая возможность отдохнуть. Он просто молча любовался мальчиком, в который раз поражаясь его невероятной, запредельной, совершенной красотой. Да такая жемчужина, такая редчайшая драгоценность должна украшать трон в какой-нибудь сказочной империи. Царственно восседать среди атласных подушек, окружённый роскошью и почитанием, а у его ног благоговейно и раболепно должны преклонять колени самые высокопоставленные придворные сановники, с восторгом ловя каждый его взгляд, каждое слово, каждый жест точёной руки. Недосягаемый в своём великолепии, но, в то же время, такой родной, светлый, трогательно-нежный и хрупкий, он должен вызывать в сердцах людей лишь чистые помыслы. Неистребимое желание заботиться, охранять, защищать от скверны и грязи. Боготворить, любить, холить и лелеять.Но, увы! Волею судьбы это сокровище досталось им. Вместо сияющих чертогов,- старый замок. Вместо поклонения и восхищения,- мерзкие помыслы и гнусные желания великосветских развратников. Густав делился своими тревогами с Джоном, рассказывая, как эти хлыщи заливались слюнями, откровенно и нагло раздевая сальными взглядами юного красавца. Рыцарь был встревожен и расстроен. Оказалось, не зря!Первым коршуном, возжелавшим нежной плоти, стал граф. Нет, нет! Они не позволят грязным лапам мерзкого сластолюбца осквернить это небесное создание. Джон свято верил, что жители замка с ним солидарны. Все они любят этого мальчика, своё лучезарное чудо. Но как мужественно держится! Не хнычет, не падает в обморок, не истерит. А ведь, в сущности, он совсем еще ребёнок, и правильно они решили не подпускать Томаса к Густаву. Зачем малышу лишний раз терзать свою неокрепшую, по-детски ранимую, душу. Он после похищения не отошёл, а тут снова такой удар. Смерть,- тягостное зрелище, а гибель дорогого тебе человека тяжелее во сто крат. Пусть ещё хоть немного побудет в неведении, питаясь призрачной надеждой на благополучный исход. Хорошо, что Ахмед догадался запереть двери. Знает порывистый характер мальчика. По крайней мере, первое, самое болезненное впечатление, когда от горя душа выворачивается наизнанку, приутихнет, может, станет чуток полегче, а там…а там на всё божья воля…Интересно, какие мысли бродят в этой прекрасной голове? Лицо вроде спокойное, а в глазах стылая тьма. Жутковато. Томас, выплывая из задумчивости, тряхнул головой и обвёл взглядом солдат, напряжённо стоявших за спиной Джона. Выдавив из себя слабую улыбку, он тихо и, как-то по- детски, беспомощно пролепетал: -Представляете, дверь заперта…Потом тяжело поднялся, ткнувшись лбом в доски и замер. По натянутой, как струна, фигурке мальчика, мужчина видел, что тот на пределе, что он вот-вот готов сорваться. Страх за жизнь Густава туманил разум мальчика, не давая ему трезво мыслить. Нет, они всё правильно сделали, не допустив, чтобы Томас видел, как умирает благородный рыцарь. Опытный воин, Джон знал, что с таким ранением не выживают, а надеяться на чудо бессмысленно, ведь тем больнее будет разочарование. Мальчику, с его тонкой, восприимчивой душой, с нежным, любящим сердцем нельзя было позволить беспомощно наблюдать за агонией друга и корчиться от боли и отчаяния. Ещё неизвестно, во что выльется этот страшный удар, как отразится на поведении Томаса, ведь он и сам был почти за гранью и смотрел в лицо смерти, а зрелище это, по сути своей, ужасающее и чудовищно мучительное. А то, что Томми так искренне переживает за рыцаря, понятно всем. Ведь Густав был мальчику не просто старшим другом, он был ему словно второй отец. Как схоронил жену с дитём почти двадцать лет назад, так больше и не женился. Замкнулся в своём горе, весь отдался службе лорду. А потом родился Томми и душа рыцаря потянулась к младенцу, как почти засохшее дерево к весеннему солнышку. Расцвёл мужик, отдавая ребёнку всю свою нерастраченную любовь. Маленькое чудо ласковым взглядом и забавным лепетом растопило очерствевшее сердце воина, научив его смеяться и радоваться каждому прожитому дню. И Томми-то как привязался к суровому рыцарю! Как увидит, бывало, так тут же тянет к нему свои пухлые ручонки. Дитер даже иной раз злился, ревновал. А мальчуган будто понимал, что в душе Густава давно поселился холод одиночества и боль потери, поэтому всем своим маленьким, чутким сердечком пытался заполнить эту мрачную пустоту, щедро делясь с ним солнечным теплом, светом и нежной любовью. Самыми чистыми, божественными чувствами, которыми малыш был щедро одарен. Томми рос, привязанность крепла, пока не перешла в искреннюю дружбу. Первые уроки верховой езды, когда Густав брал малыша к себе в седло и объяснял, как управлять лошадью, первый игрушечный меч и потешные бои, первый меткий выстрел из лука,- все эти основные навыки Томми приобретал благодаря спокойному, терпеливому обучению рыцаря. Он никогда не повышал голос на мальчика. Только Густав мог одним взглядом приструнить взбалмошного, избалованного проказника. Иден и Хьюго нарадоваться не могли, что у их неугомонного, озорного и неуправляемого дитятки есть такой наставник. А как в последствии пригодились Томасу уроки старшего друга, когда дальнейшим обучением парнишки занялся Дитер. Вот уж где нашла коса на камень! От стычек братьев только искры летели. Своенравный, гордый мальчишка ни в чём не уступал резкому, грубоватому блондину. Если мелкому не удавалось противостоять Дитеру в схватке на мечах и тот начинал подтрунивать над неудачами брата, или язвительно насмехаться над его неуклюжестью и слабостью, то в арсенале Томаса тут же находилось тактическое оружие, которым он весьма виртуозно пользовался. Он не давал брату спуску, сыпя в ответ такими остротами, что воины покатывались со смеху. В словесных баталиях Томасу не было равных, и он почти всегда выходил победителем, оставляя за собой последнее слово и доводя брата до белого каления. Ревя, как разъярённый бык, блондин гонялся по двору за несносным мальчишкой, угрожая всевозможными карами, а тот звонко хохотал, корча забавные рожицы. Понаблюдать за этим уморительным зрелищем собирались все домочадцы, подбадривая противников весёлыми криками и свистом. Они прекрасно знали, что их любимцу ничто не угрожает, что Дитер обожает маленького брата и никогда не причинит ему вреда. Эти шутливые потасовки обычно заканчивались тем, что Томас прятался за спиной Густава, нахально показывая брату язык. Но и Дитер не оставался в долгу. Когда ему удавалось выловить неугомонного мальчишку, он закидывал его на плечо и легонько шлёпал по попке, внушая таким образом уважение к старшим. Томас громко верещал, дрыгая ногами и колотя брата по спине маленькими кулачками. Вдоволь нарезвившись, братья шли в комнату Густава, чтобы послушать его рассказы о войнах, в которых он участвовал и попить вкуснейший медовый взвар с лесными ягодами.Эх, счастливые были времена! Ох ты, Господи! Что же будет с мальчиком, когда ему сообщат страшную весть?! Что будет с ними, когда им придётся нести мёртвое тело своего друга на согбенных от горя плечах.Джон резко провёл рукой по глазам, сгоняя навернувшиеся слёзы.И вдруг из толпы вышел старый ветеран, подошёл к Томасу и, презрев все правила этикета*, развернул его лицом к себе, крепко прижав хрупкое, заледеневшее тело к своей широкой груди, погладил огромной ручищей по голове, утешая, согревая, успокаивая. -Всё будет хорошо, дитя,- прогудел он, целуя черноволосую макушку.- Я знаю, всё будет хорошо. Ты ещё не понимаешь, какой силой наградили тебя небеса, но скоро поймёшь. Верь мне, Густав будет жить и эту жизнь ему подаришь ты, сынок…*В те времена простой человек не смел прикасаться к знатным вельможам, если только не был его личным слугой. Подобная дерзость строго каралась.