Часть 3. Рассвет (1/1)

Струя пены, отбрасываемая кормой корабля Локи ?Хвёдрунг?, прошла через Асгардское море белой чертой и погасла в блеске вечерних огней в устье реки Ивинг. Драккар встал на рейде недалеко от маяка.По Ивинг предпочитали не ходить. Овеянный легендами, а пуще того?— негласными запретами противоположный берег внушал ужас асам. Ледяной мир считался пристанищем всяческих кошмаров.Но любопытство одолевало Локи всё сильнее. Исколесившего едва не весь Асгард на своём драккаре, его неумолимо манил к себе Ледяной мир. К тому же хотелось хоть единожды увидеть родного отца.—?Я намерен пересечь Ивинг,?— объявил Локи команде под вечер, прежде, чем та расползлась по портовым кабакам и притонам. —?Кто со мной? Думайте до завтрашнего утра.Команда его по большей части состояла из освобождённых им работников Судри, кой-кто прибился в пути, прослышав о чудном драккаре. По большому счёту кораблём можно было управлять и двум-трём людям, но Локи внезапно понравилась роль капитана.Озадаченные, асы разошлись, про себя ворча что-то насчёт причуд капитана и опасностей Ледяного мира. Локи же, оставшись в одиночестве, опёрся ладонями о борт ?Хвёдрунга? и, глядя на противоположный невидимый отсюда берег, сосредоточился.Слегка загорелая, но всё ещё светлая его кожа приняла голубоватый оттенок, с каждым мигом всё ярче наливаясь глубиной и синевой. Зелёные дотоле глаза, сделавшие бы честь величиной своей и густотой ресниц любой красавице, заалели, будто зажёгся внутри них неукротимый костёр. На вытянутой левой ладони сам собой возник ледяной шар, причудливо утыканный ледяными же иглами. Уголки синих губ тронула усмешка, и шар исчез за кормой, булькнув напоследок. Локи долго всматривался в сгущавшиеся сумерки, не меняя облика.Странные мысли преследовали его. Обо всём и ни о чём, плавные и текучие, словно ровная струя воды, вспоротая носом ?Хвёдрунга?. Драккар оправдывал своё прозвище: как-то раз по уходе его из порта следом поднялась страшная буря, разметавшая в щепы двинувшийся одновременно с ?Хвёдрунгом? караван. Локи потерял двух членов команды, смытых за борт огромной волной, прежде чем догадался скомандовать драккару подняться выше беснующихся волн; однако вскоре поползли слухи о некоей силе, присущей чудному драккару и его не менее чудному капитану. Особо искусные вруны выводили его родство едва ли не с богиней смерти. Зелёные глаза лишь вспыхивали насмешливыми искрами в ответ на долетавшие слухи, и мало находилось тех, кто мог разглядеть за теми искрами печаль?— редкую, но властную гостью.Ночь Локи провёл без сна, бездумно стоя на носу драккара и блуждая взглядом то по тёмной, казавшейся чёрной в ночи реке, то по едва подсвеченным небесам. Когда же заря омыла собой сбившиеся облака, и река, словно приветливое дитя, радостно покатила волны ей навстречу, Локи спустился вниз, к команде.—?Кто пойдёт со мной через Ивинг? —?звонко повторил он вчерашний вопрос. Голос его разбил хрустальную тишину утра, будоража, предвещая собой нечто неожиданное, томительное и невыразимо прекрасное.Команда заворчала. Кто-то протирал глаза, кто-то уже бодро поднимался с деревянных лавок, а иной и вовсе с дощатого пола.Бывшие пленники, искатели лучшей жизни и приключений, почти все они согласились отправиться в Ледяной мир, несмотря на мрачную славу, которой тот был овеян. Лишь трое отказались: у одного была семья, которую не хотелось покидать надолго, а двое не скрывали своего неодобрения к этой затее.—?Попомни мои слова, капитан: тебе там не будут рады. И вам никому не будут,?— сплюнул заросший светлой бородой по самые, казалось, глаза ас. —?Не зря ходу туда асам нет, ох, не зря!.. Пропадёте ни за ломаный грош?— дело ваше, а мне покамест жизнь дорога.—?И холод, там мертвенный холод,?— поддакнул второй отказавшийся и так зябко передёрнул плечами, будто уже оказался средь снегов Ледяного царства.—?Насильно никого не держу,?— молвил Локи. Взмахнул рукой в сторону Золотого Города:?— Прощайте! Остальным?— разжиться тёплой одеждой, да и припасами заполниться надо. Оружие держать под рукой, но без нужды в ход не пускать! Неизвестно, как нас встретят йотуны.…Йотуны их не встретили. Ни души не было средь холмов, покрытых снегом. Тишина царила, не нарушаемая ни привычным посвистом птиц, ни шорохом листьев на ветру, ни копошением живности?— ничем, привычным асовскому уху. Лишь мороз, безраздельный и полноправный хозяин, царствовал среди застывшей белизны.—?Ух, и х-холод-д-дно же! —?стуча зубами, асы спешно натягивали шубы и высокие собольи шапки. Зимы в Асгарде случались, но они были не в пример мягче.Локи же как будто до сих пор не очнулся от охватившей его накануне задумчивости. Лишь когда ?Хвёдрунг? ткнулся в толщу снега над обрывом, он вернулся к реальности, глядя на неё новыми, будто обновлёнными глазами.Команда привыкла к некоторым чудачествам своего капитана. Резкая смена настроения была одной из его свойств, и хочешь-не хочешь?— приходилось с ней мириться. Но удача, сопутствовавшая Локи, и его ловкость перевешивали причудливый нрав бродяги.Локи готов был изучать новый для него мир столько, сколько потребуется, но прежде у него имелось дело?— разговор с царём Ледяного мира и, по совместительству, родным его отцом.Ледяной дворец оказался многим выше и изящнее Золотого Чертога, высокие его колонны, поддерживавшие огромный купол, были причудливо изукрашены местными мастерами. Локи назвался, и его провели прямиком в главную залу, к ледяному трону, на котором восседал огромный йотун с короной в седых уже, некогда рыжих волосах.—?Локи… Сын. Подойди. —?слова гулко раздавались в огромном зале.—?Здравствуй… папа.Бродяга пересёк тронный зал?— тем же свободным шагом, каким мерил пыльные асгардские дороги. Следовавшие за ним два стража неодобрительно переглянулись, но остались безмолвны.—?Я слышал, ты сбежал из дворца Одина,?— молвил Лафей, поднимаясь с трона навстречу сыну. —?Слышал, тебя заставили отказаться от престола. Я много чего слышал, не слышал лишь одного?— правды.Губы Локи тронула улыбка.—?Правда в том, что я бог дороги.—?Как и твой приёмный отец,?— неприязненно ответил Лафей. —?Однако это не мешает ему царствовать.—?Это мешает ему странствовать так, как он бы желал,?— возразил Локи. —?Мои кудри слишком густы, чтобы на них удержался царский венец,?— тряхнул он головой в подтверждение своих слов. И улыбнулся.Царь ледяного мира покачал головой. Он почти не помнил старшего сына, росшего на той стороне. Когда-то Золотой Город и Ледяной мир были дружны, но разногласия, которые ни одна из сторон не желала улаживать, поставили их на грань войны. Чтобы избежать кровопролития, цари обменялись заложниками. В Асгард ушёл мудрейший из йотунов, Мимир; Один же возжелал запретного: ребёнка Лафея. Нипочём бы не отдал разозлённый царь сына, только заключили они уговор, и пришлось, дабы сдержать царское слово, отдать неизвестное дома. Всё знал Лафей о своём царстве. Не знал только, что прибавление в семье собственной ждёт.Скрепя сердце, отдал он ребёнка асам, и с тех пор поползли по Ледяному миру слухи о коварстве и бессердечии асов. Молва живо пририсовала им самые тяжкие пороки, матери принялись пугать непослушных детей ужасными пришельцами из Золотого Города… Асы вскоре стали платить той же монетой, и через полвека-век оба народа забыли, что когда-то были дружны.—?У меня есть братья или сёстры? —?поинтересовался Локи.Лафей кивнул.—?Два брата. Сводных. Мне… пришлось жениться снова. —?Лицо его дрогнуло, и дрожь та эхом пробежала по лицу Локи.—?Мамы… нет? —?только и спросил он. Лафей вновь кивнул, не желая облекать давнее горе в слова, и наконец-то обнял сына.В честь сына царь Ледяного царства устроил пир, на котором Локи познакомился с братьями и сделал официальное заявление об отказе от трона. Средний его брат, Бюлейст, очень удивился, узнав о решении сводного брата, но осознание, что царём теперь станет он, мигом перекрыло удивление.Пиршество затянулось, и хмельные гости были вовсе не прочь праздновать и следующий день, и всю неделю. Локи же, глядя на подобострастные лица?— точь-в-точь лизоблюды Одина, только синекожие?— ощутил неимоверную тоску и усталость. Пройденные мили так не утомляли его. Дорога была сурова и требовательна даже к своему богу, но в суровости её таилась застенчивая ласка. Здесь же, среди разряженных в золото и парчовые повязки придворных, душно было бродяге, рождённому царевичем. Локи хотел бы ещё поговорить с Лафеем, но к царю было не пробиться.Глубоко за полночь пировавшие наконец угомонились, уснув прямо за столами: кто?— лицом в блюдо, кто?— сползя под стол, к разгуливавшим там лохматым собакам. Вздохнув, Локи пообещал себе вернуться?— и бесшумно выскользнул из дворца.Небо было особенно тёмным, черноту его, казалось, можно зачерпнуть?— и непременно перемазаться. На краю его узкой полосой обозначилась грядущая заря. Звёзд не было видно, но бродягу это не пугало: глаза его, привычные ко всему, неплохо видели и в темноте. С рассеянностью он брёл, не имея конкретной цели. Он думал, но без участия воли; в этом состоянии мысль, рассеянно удерживая окружающее, смутно видит его; она мчится, подобно коню в тесной толпе, давя, расталкивая и останавливая; пустота, смятение и задержка попеременно сопутствуют ей. Она бродит в душе вещей; от яркого волнения спешит к тайным намёкам; кружится по земле и небу, гасит и украшает воспоминания. В облачном движении этом всё живо и выпукло и всё бессвязно, как бред. Так думал Локи, бредя по спящему Ледяному миру, но был ?где-то??— не здесь.Местность, дотоле равнинная, сменилась холмами. Взлетая на иные холмы с лёгкостью птицы, иные огибая, продолжая пребывать в странной своей рассеянности, он спустился с очередного холма?— и остановился с чувством опасной находки.Не далее как в пяти шагах, свернувшись, подобрав одну ножку и вытянув другую, лежала головой на уютно подвёрнутых руках утомившаяся Сигюн. Её волосы сдвинулись в беспорядке; украшений, привычных йотунским женщинам, не было, лишь тонкая цепочка перечёркивала беззащитную шею; с маленькой груди присполз край лифа, не открывая ничего сверх приличий, но будоража воображение. Она вся была?— грёза, очарование; неизведанное, тайное и манящее?— то, ради чего и ушёл Локи из обоих чертогов, ради чего отказался от трона?— всё сошлось в ней дивным прозрачным утром, когда заря едва прочертила собой алую полосу, будто клинком полоснули по горлу.Быть может, при других обстоятельствах эта девушка была бы замечена им только глазами, но тут он иначе увидел её. Всё стронулось, всё усмехнулось в нём. Разумеется, он не знал ни её, ни её имени, ни, тем более, почему она уснула здесь, недалеко от берега, но был этим очень доволен. Локи любил картины без объяснений и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее; её содержание, не связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли.Тонкая вначале полоса на востоке разливалась всё шире, вот уж она подсветила собой взошедшее светило?— а Локи всё ещё всматривался в спящую. Всё спало на девушке: спали тёмные волосы, спали сладко подвёрнутые руки и вольно отведённая ножка; казалось, самый снег вокруг неё задремал в силу сочувствия. Локи любовался переплетением узоров на синей её коже, как, бывало, любовался портретами и пейзажами в галерее Одина. Ему казалось, что картина ожила, рамки пропали, и теперь он внутри, в самом кипении и тихом ворчании жизни, и не знает, как выбраться обратно.И не уверен, что хочет выбираться.Йотунам не страшен холод, Локи знал это. Он сам, обернувшись, не испытывал и половины тех страданий от непривычного мороза, что достались на долю его команды. Но безотчётное желание сделать что-то новое, дивное, тёплое властно диктовало свою волю. Покорившись ему, Локи медленно стянул с плеч тяжёлую шубу и укрыл ею спящую девушку. И тихо выдохнул, наблюдая, как разглаживаются витые узоры, как отступает синева под разливающимся молочным цветом кожи?— таким же, как у асов. Как у него самого.Поняв наконец, что его смущал маленький рост девушки?— она была вровень едва вступившим на порог отрочества йотунам, тогда как выглядела сформировавшейся?— Локи бережно поправил край шубы, сползший с покатого плечика. Нежные черты лица в асовском обличии были не менее прелестны, чем в йотунском. Нельзя было назвать её красавицей, но каждая первая из придворных дам, на коих Локи успел насмотреться, при всём великолепии проиграла бы очарованию тишины и тайны, витавшем вокруг спящей девушки также неуловимо и неотделимо, как дым над разожжённым костром.Сладко причмокнув губами, разомлевшая в тепле Сигюн переложила ладонь под головой поудобнее, отчего край шубы вновь сполз с её плеча. И невинное это действие всколыхнуло Локи, будто ветер раздул спящие до того уголья. Наклонившись, он коснулся губами обнажённого плечика, в мимолётном том касании испытав и дрожь, и трепетное влечение, и тихое ликование. В последний раз окинул взглядом и девушку, и холм, и блестевшие неподалёку тёмные воды Ивинг?— и пошёл к селению.Казалось ему, у башмаков его выросли крылья.Дойдя до селения, Локи поймал мальчишку, бывшему ему почти вровень, и приказал:—?Отведи меня к старосте.Негромкий его голос не оставлял сомнений в том, что странный этот невысокий йотун имеет право отдавать приказы. Царское воспитание давало о себе знать, и Локи беззастенчиво пользовался им и в бытность свою бродягой.—?Вы, разумеется, знаете здесь всех жителей,?— тем же спокойным, не терпящим отказов тоном заговорил Локи, когда староста явился выяснить о незнакомце. —?Меня интересует имя молодой девушки, полукровки, ростом примерно с меня, с единственной цепочкой на шее, в серой юбке и белом лифе. Я встретил её неподалёку у берега Ивинг. Кто она?Он сказал это с твердой простотой силы, не позволяющей увильнуть. Староста (его звали Йорген), хмуро взиравший на пришельца, собирался было прочесть наглецу отповедь, да что-то в осанке и манерах пришельца удержало. Он усадил Локи на стул и велел слуге?— сгорбленному, хоть и нестарому ещё Гюнтеру?— поднести гостю вина.—?Гм! —?вспомнил Йорген наконец о заданном вопросе, поднимая глаза в потолок. —?Это, должно быть, ?малахольная Сигюн?, больше быть некому. Она полоумная.—?В самом деле? —?равнодушно сказал Локи, отпивая крупный глоток из поданного ему витого рога. —?Как же это случилось?—?Когда так, извольте послушать. —?И Йорген рассказал о предсказании, данном Сигюн.…Светящаяся пуще северного сияния, она поделилась новостью своей с соседской девочкой?— мнилось тогда, та могла стать ей доброй подругой. Но йотунша, услышав рассказ, лишь недоверчиво сдвинула брови и фыркнула. На следующий же день Сигюн, едва вышедшая из дому, услышала громкий крик:—?Эй, мелкая! Сигюн! Красные паруса плывут!..Девочка, вздрогнув, побросала всё и что есть духу помчалась к берегу Ивинг. Соседские дети устремились за ней, подначивая и уверяя, что они де уже видят алый парус за холмом. Запыхавшаяся, Сигюн выбежала на берег?— и увидела лишь тёмные волны реки, серое небо да далёкую линию горизонта?— всё как всегда.А следом за её спиной раздался громкий обидный смех.Взрослым было немного дела до детских проказ, но то, что суженый Сигюн должен был прийти с той стороны, внесло смуту. Детям было строго-настрого запрещено общаться ?с этой девчонкой?. Страх, нагоняемый и поддерживаемый по отношению ко всему, связанному с границей, укрепил отчуждение между Сигюн и жителями Ледяного мира. История разошлась, обрастая новыми подробностями, и обратилась в итоге в грубую и плоскую сплетню. Но суть предсказания осталась нетронутой.—?С тех пор так её и зовут,?— сказал Йорген,?— зовут её ?малахольная Сигюн?. Всё сидит на берегу, драккар свой высматривает… Ну да что с полоумной взять!Локи неспешно глотал вино с отрешённым видом, будто вовсе ему было неинтересно. Ставшие алыми глаза его, блуждавшие по жилищу Йоргена, обратились к дороге за окном?— и сердце сжало ледяной рукой, а после согрело весенним солнцем. По дороге, удивлённо кутаясь в его шубу, шла та самая Сигюн?— малахольная, по словам старосты. Черты её лица, напоминающие тайну неизгладимо волнующих, хотя простых слов, предстали перед ним теперь в свете взгляда её очей. Йорген сидел к окну спиной, но, чтобы он случайно не повернулся?— Локи имел мужество отвести взгляд на могучую грудь старосты. После того, как он увидел глаза Сигюн, полные живого огня, участия и лёгкой задумчивости, рассеялась вся косность Йоргенова рассказа.Между тем, ничего не подозревая, Йорген продолжал:—?Ещё могу сообщить вам, ежели желаете знать, что её отец сущий демон. Нелюдимый молчун. Наверняка тоже тронулся умом после смерти жёнушки. Она была с той стороны, из проклятых асов; хорошего ждать не приходилось ни от брака, ни от потомства…Гюнтер, поднёсший Локи вина, всё это время стоял рядом, и чем красочнее звучал рассказ старосты, тем он мрачнел всё больше и больше.Йорген умолк?— перевести дух. Локи же по-прежнему безмолвствовал. И в наступившей тишине слово Гюнтера упало веско и звонко, будто рыба сорвалась с крючка и плеснула о воду:—?Ложь.Йорген обернулся было к слуге, но тот, не дав хозяину и слова вставить, продолжал:—?Ложь всё это, не слушайте его, сударь! Можете быть покойны, что она также здорова, как мы с вами. Я с ней разговаривал. Я говорю, что у неё хорошая голова. Это сейчас видно. С тобой, Йорген, она, понятно, не скажет двух слов. Но я, сударь, презираю суды и толки, я кое-что повидал в этой жизни?— видите этот горб? Родился-то я с прямой спиной, как у всех… Впрочем, о чём бишь я… Так вот, Сигюн. Странная она, это конечно, но хорошая она, её эта странность. Правильная, я так скажу. Край наш скуден да уныл?— куда ни кинь взгляд, всё в снег упираешься, и год за годом, век за веком одно и то ж. Вздёрнуться порой с тоски хочется, не то что… А она как ни пройдёт?— так и будто солнце на землю спустится. Да не наше, холодное, а то, из легенд о граде Золотом, где тёплое оно да ласковое. Будто бы и не делает ничего, а на душе светлеет. И разговоры её причудливы. Вот казалось бы?— северное сияние. Уж до того штука привычная, никто и внимания не обращает, кроме детворы, да и то совсем уж маленькие если. А она каждый раз, как увидит, так и замирает вся. Похоже на радугу, говорит. Рассказывал ей отец про мост такой чудной небесный, что из одного конца в другой богов перебрасывает. Хочу, говорит, по нему пройти… И так-то посветлеет лицом вся, что стоял бы, дыхание зажав, да смотрел бы на неё. А которые слушать да смотреть не умеют, те и дразнят её малахольной! А сами-то… —?Гюнтер махнул рукой.—?Я понимаю, что после этих слов мне более тут уж не служить,?— добавил он, глядя на потемневшее лицо Йоргена. —?Ну да давно уж хотел уйти, лучше в Лесу Железном с чудищами повстречаться, чем с тобой жить, Йорген, вот что я тебе скажу!—?Убирайся. Прочь! —?только и ответил староста.Слуга горько улыбнулся одними губами и развернулся к выходу. Горб его будто стал ещё больше, пригибая к земле.—?Стойте! —?Локи поднялся. —?Вы оба оказали мне услугу?— ответили на вопрос. И я хочу наградить обоих, каждого по чину.Он извлёк из-за пазухи два камня. Один, алый, сверкал даже в полумраке, грани его будто бы испускали свет. Второй же был тёмен и сер: невзрачный булыжник, коих немеряно на дороге.Глаза старосты вспыхнули алым, в тон драгоценному камню.—?Возьми дар свой,?— протянул Локи ему дивный рубин. Тот схватил его жадно, рассыпался в благодарностях и поклонах. Рявкнул на замешкавшего Гюнтера:—?Ты здесь ещё? Духу твоего чтоб не было через минуту! Собак спущу!..—?Возьми и ты свой дар,?— окликнул Гюнтера Локи, протягивая серый камень. Губы слуги искривились, он качнул головой в знак отказа.—?Возьми. Я не могу отпустить тебя без награды. Он принесёт тебе удачу. —?Локи почти насильно вручил Гюнтеру камень, после чего принялся и сам прощаться.Выйдя, он зашагал?— спешно и широко, чтобы поскорее скрыться от селения. И, оказавшись в одиночестве, расхохотался, запрокинув голову?— звонким мальчишеским смехом. А после, сорвавшись с места, помчался, меняя на ходу обличие, становясь вновь асом, в одних портках и тонкой рубахе. Смех его долго ещё звенел среди снежной равнины, над которой уже давно рассвело.И, хоть он и лишился шубы, холодно ему не было.