Глава 9. Вспомни, вспомни (1/1)

Североморск, СССР Горев проснулся от пронзительного телефонного звонка в темноте. Он все еще чувствовал легкий дурман после крепкого сна и ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что происходит. Его первым разумным действием был взгляд на циферблат будильника – 3.11. Три часа утра! – подумал он, уверенный, что звонит какой-то шутник или просто ошиблись номером. Он поднял трубку.– Слушаю, – мрачно проворчал Анатолий.– Капитан-лейтенанта Горева, пожалуйста.– Это я.– Говорит дежурный офицер разведывательного управления Северного флота, – послышался бесстрастный голос. – Вам приказано немедленно вернуться в штаб. Прошу подтвердить получение приказа, товарищ капитан.– Вернуться в штаб. Понял. – Анатолий инстинктивно сел на кровати и опустил босые ноги на пол.– Добро, товарищ капитан-лейтенант. – Щелчок и связь прервалась.По пути в душ он включил радио.– … Это просто катастрофа. Подробного террористического акта Германия не помнит со времен Мюнхенских событий. Здесь, в Берлине, у Бранденбургских ворот, только что произошел взрыв. Ужасное событие произошло под занавес великолепного концерта, накануне подписания официальных документов об Объединении Германии. По первоначальным данным погибших около двух тысяч, среди них есть дети, а также дипломаты из разных стран….Через сорок минут Горев сидел в служебном автомобиле вместе с другими офицерами, направляясь на север. Радио уже было настроено на станцию ?Маяк?, постоянно передающую новости. Ему было ясно, что происходит сейчас в военных кругах. В Берлине во время концерта взорвана, по-видимому, бомба. Если это действительно бомба, то Горев не сомневался, что немцы инстинктивно придут к выводу о причастности к этому СССР и тут же повысят боевую готовность своих войск. Весь Запад автоматически сделает то же самое, ведь атака на одну страну НАТО – это атака на все страны НАТО и плевать, что уже утром Германия должна была объявить о своем внеблоковом статусе! Предвидя опасность со стороны НАТО, СССР и страны ОВД предпримут свои меры по повышению боевой готовности. Это не будет сделано демонстративно, чтобы избежать обвинений в провокации, а будет выглядеть как учения, проводимые разведывательными управлениями и службами. В НАТО поймут причину такого шага. Именно таковы правила игры, больше с их стороны, чем с нашей, думал Горев, вспоминая о покушениях на жизнь американских президентов.А вдруг они действительно истолкуют происшедшее, как дело рук СССР? Нет, решил Горев, они не могут не знать, что в мире нет таких безумцев. А если есть?Он прибыл в штаб, и торопливо ввалился с вой кабинет к своему удивлению, увидел, что полковник Летов уже сидит за своим столом.– Мне нужно прибыть в штаб полка во вторник, вот я и решил приехать сюда и поинтересоваться, как развиваются события. Как доехал?– Как видите, сплю на ходу. Так что же происходит?Полковник кивнул на самовар и включил телевизор:– Давай посмотрим.– Рич, это говорит Дайон Макги, ведущая программы новостей. – Изображение журналиста Рича Садлера и полутемных каменных берлинских зданий, за которыми в черное небо поднимался освещенный всполохами пламени столб дыма и отодвинулось на задний план, и на экране появилась привлекательная темнокожая девушка, ведущая программу ночных новостей ?CNN?. – Вы вели съемку заключительной части концерта. Что же там произошло?– Видишь ли, Дайон, мы можем показать это, если ты подождешь минуту, пока мои техники включат запись. Я… – Он плотно прижал наушники к голове. – Вот, Дайон, начинаем передачу…Записанное на пленку изображение появилось на экране, вытеснив прямую передачу. Оно было застывшим на паузе. Садлер замер указывающим на что-то, скорее всего на ту часть сцены у Бранденбургских ворот, где среди толпы зрителей на помост поднимались большие шишки, чтобы объявить о финале, подумал Горев. И тут же фигуры на экране начали двигаться.Когда громовой раскат взрыва прокатился по всей площади, Садлер вздрогнул и почти сразу повернулся. Оператор, повинуясь профессиональному инстинкту, мгновенно перевел камеру за спину журналиста настраивая четкость изображения, и телевизионная камера замерла на столбе дыма и пыли, поднимающемся в небо со стороны сцены. В следующее мгновение изображение места катастрофы разрослось благодаря электронному увеличению. Рухнули колонны Бранденбургских ворот, сама сцена просто исчезла в облаке пыли и пламени, вопли раненых и умирающих людей даже заглушили грохот разрушения.Затем объектив камеры опустился до уровня улицы, и в поле зрения оказалось неподвижно лежащее на мостовой тело, а рядом, по-видимому, еще одно и еще – десятки, сотни тел, раздавленных рухнувшими на них обломками ворот и сцены и осыпавшимися от взрыва окрестными зданиями.В следующее мгновение площадь наполнилась множеством одетых в армейскую форму людей, которые бежали к месту взрыва, примчался первый служебный автомобиль. И тут же какая-то темная фигура человека в мундире закрыла рукой объектив камеры. На этом видеолента остановилась, и на экране снова возникло лицо Рича Садлера с надписью ?прямой эфир? в нижнем левом углу.– В этот момент капитан полиции, сопровождавший нас заставил прекратить съемку и конфисковал нашу видеокассету. Нам не позволили снимать пожарные машины и сотни вооруженных солдат, прибывших к месту взрыва и оцепивших сейчас весь район. Однако нам только что вернули видеокассету, и мы смогли передать сделанные нами кадры разрушенного здания в прямом эфире, после того как там потушили начавшийся пожар.Честно говоря, я не виню капитана – на какое-то время ситуация вышла из-под контроля и возникла паника.– Тебе кто-нибудь угрожал, Рич? Я хочу сказать, может быть, они вели себя так, словно думали, что вы… Садлер выразительно покачал головой.– Ничуть, Дайон. Более того, у меня возникло впечатление, что они в первую очередь беспокоились о нашей безопасности. Помимо капитана полиции, сейчас рядом с нами находится отделение солдат, и их офицер подчеркнуто вежливо объяснил нам, что получил указание защищать нас, а не угрожать. Нам не разрешили приблизиться к месту взрыва и, разумеется, не позволили покинуть площадь, но мы и сами не уехали бы отсюда. Видеокассету вернули несколько минут назад и сообщили, что разрешают вести прямой репортаж. – Теперь в поле зрения телевизионной камеры виднелось разрушенное здание. – Как видите, здесь все еще находятся примерно пятьсот пожарных, сотрудников полиции и службы безопасности, разыскивающих среди обломков раненых и тела погибших. Справа от нас расположилась съемочная группа советского телевидения, занимающаяся тем же, чем и мы. – Горев внимательно всмотрелся в изображение на экране. Единственное тело, которое он видел, казалось очень маленьким, но это, возможно, объяснялось, расстоянием и углом съемки.– Дайон, мы стали свидетелями того, что, по-видимому, можно назвать первым крупным террористическим актом в истории Объединенной Германии…– Нам точно известно – по крайней мере, так нам сообщили, – что взрыв бомбы произошел за или под сценой. Немцы не сомневаются, что там была подложена бомба, это не могло явиться следствием какого-то несчастного случая. Кроме того, мы знаем, что погибли до полутора тысяч человек, может быть, больше, и ранено от четырехсот до пятисот. Однако самым страшным является то, что в это время на сцене находились дипломаты, политики и мэр города, должно было звучать обращение от канцлера объединенной Германии.– Твою мать! – Горев снова поставил на столик стакан с чаем, чтоб не расплескать его.– Тебе известно, имеются ли среди убитых или пострадавших члены правительства и дипломатических служб? – тут же спросила Дайон.– К сожалению, да. На данный момент уже известно, что погибли канцлер, его помощник, министр иностранных дел Германии, три дипломата – послы США, Франции и Великобритании, два военных атташе – Италии и Австрии, мэр Берлина. Все они находились на сцене в момент взрыва. – Рич, не мог бы ты сказать, какова реакция на происшедшее в Берлине?– Нам все еще очень трудно выяснить это, Дайон, поскольку мы не покидали места, откуда вели съемку в момент взрыва. Кроме того, почти все лидеры страны погибли, а обращение Президента ФРГ мы пока не слышали, но у простых немцев, я думаю, реакция одна – гнев смешанный с ужасом, но я хочу подчеркнуть, что их ярость направлена не против кого-то конкретного. Так что, если бы от меня потребовалось выбрать одно слово, чтобы описать реакцию на происшедшее, я выбрал бы слово ?шок?.Таким образом, подводя итог того, что нам известно на данный момент, можно с уверенностью сказать, что внутри сцены у Бранденбургских ворот была взорвана мощная бомба. Возможно, произведена попытка ликвидировать руководство объединенной Германии, хотя хочу подчеркнуть, что мы не уверены в этом. Полиция подтвердила, что погибло по крайней мере до полутора тысяч человек, и ранено от четырехсот до пятисот, их отвезли в ближайшие больницы. Мы будем информировать вас, по мере того как к нам поступят новые сведения. Репортаж в прямом эфире из Кремля вел Рич Садлер, CNN. – Изображение на телевизионном экране снова переместилось к столику ведущей.– Вот это тебе понравится. – Летов отключил телевизор и протянул Гореву телекс. – Мы перехватили это сообщение с линии связи агентства Рейтер полчаса назад, и КГБ подтвердило достоверность происшедшего – они, наверно, тоже получили сведения из того же источника – БНД арестовал некоего Герхардта Фалькена, гражданина ГДР, по обвинению во взрыве бомбы в Берлине! – Полковник громко рассмеялся. – Ему удалось уничтожить руководство ФРГ, и по сообщению прессы среди убитых оказалось триста детей – детские хоры! – которые должны были исполнить гимн Германии! Теперь разразится вселенский скандал.Горев покачал головой. Трудно придумать что-то худшее.– Значит, они утверждают, что это дело рук немца?– Восточного немца, – поправил его Летов. – Даже поляка. Наши разведывательные службы уже сбились с ног, пытаясь разыскать его. В официальном заявлении ФРГ приводятся его имя, фамилия и адрес – где-то в пригороде Шведта, – а также место работы, ему принадлежит какая-то маленькая фирма, занимающаяся импортом и экспортом. Больше никакой информации. Но в заявлении Госдепартамента США говорится, что они рассчитывают, что этот ?ужасающий акт международного терроризма? не окажет влияния на переговоры по ограничению вооружений в Вене и что, хотя они не считают, что действия Фалькена – это поступок террориста-одиночки, им все-таки ?не хочется? верить в то, что мы имеем к этому какое-нибудь отношение.– Забавно. Как жаль, Яков Сергеевич, что вы возвращаетесь к себе в полк. Вы с такой легкостью подыскиваете важные цитаты.– Анатолий, не исключено, что нам скоро этот полк потребуется. Мне кажется, что от всего случившегося пахнет дохлой кошкой. Вот смотри: вчера вечером завершающий концерт, наутро – официальное объединение Германии, внеблоковый статус и вывод всех войск. Мы свои войска уже вывели, остались только амеры, франки и британцы. И взрыв, уничтожающий руководство новой страны и полторы тысячи берлинцев только-только получивших свободу от злобного СССР, а бомбу подложил восточный немец-поляк. Единственное, что кажется немного странным, это то, что все сделано настолько топорно.– Может быть, вы и правы, – задумчиво произнес Горев. Он выступал в роли нерешительного адвоката дьявола. – Вы думаете, нам поверят, если мы расскажем об этом сочетании факторов газетам или вообще кому-нибудь в Москве? Все кажется таким безумным, прямо-таки набором случайностей – что, если американцы с самого начала не стремились к излишней утонченности, рассчитывая, что в этом и таится подлинная утонченность? К тому же суть всего не в том, чтобы убедить нас, а в том, чтобы убедить свой народ. Вы ведь сами говорили, что у каждой медали есть и обратная сторона. Как ваше мнение, Яков Сергеевич?Летов кивнул.– Достаточно убедительно, чтобы взяться за проверку. Давай попытаемся разнюхать что-нибудь. Прежде всего, свяжись с КГБ и узнай, когда этот парень Садлер обратился с просьбой о съемках в Берлине. Сколько времени прошло после его запроса, когда ему дали разрешение, через кого он пытался получить его и не получил ли он согласия от кого-то другого, кроме того человека, с которым он обычно общался. Да и других журналистов можно проверить.– Подтасовка. – Горев произнес это слово вслух. Он не мог понять, проявляют ли они с Летовым поразительную проницательность или просто страдают манией подозрительности. Он не сомневался, каким будет мнение большинства людей.– В Берлин не так уж и много можно провезти, не пользуясь дипломатической почтой, и нас пытаются убедить, что немец-поляк сумел ввезти туда бомбу? А затем решил уничтожить Правительство?– А мы смогли бы сделать это? – задумчиво поинтересовался Горев.– Ты хочешь сказать, если бы в КГБ или ГРУ работали такие сумасшедшие? Твою мать, Анатолий, да это не просто безумие. – Летов покачал головой. – Не думаю, чтобы кто-нибудь смог успешно осуществить такое, даже сами немцы. Пришлось бы преодолевать несколько рядов защиты на границе и при въезде в Берлин, у самой площади у ворот. Просвечивание рентгеновскими лучами. Специально тренированные на взрывчатку собаки. Пара сотен охранников, причем из трех разных подразделений, да и полиция, наверно, тоже. Черт побери, Анатолий, ты ведь знаешь, с какой паранойей они относятся ко всем вокруг? Как, по-твоему, настроены они к восточным немцам или полякам?– Таким образом, нельзя сказать, что он был безумцем, действующим в одиночку.– И это значит…– Да. – Горев протянул руку к телефону, чтобы позвонить в КГБ.Кувейт – Дети! – с трудом произнес Александер. – Вот о чем они говорили, когда имели в виду, что немцы сами захотят воевать! Что с нами происходит? А что происходит со мной? Если я могу оправдать судебную расправу над четырьмя полковниками и десятком рядовых солдат, почему ЦРУ не может оправдать убийство нескольких сотен детей? Александер попытался убедить себя, что это не одно и то же.Командующий тоже был бледен, когда выключил телевизор.– Дерево свободы иногда нужно поливать кровью, – пробормотал он. – Мы не должны думать об этом, Пол. Это нелегко, но так нужно. Государство не идеально, но это то государство, которому мы служим.Александер внимательно всмотрелся в лицо своего командующего. Генерал едва выдавил эти слова; он уже готовился произнести их, обращаясь к тем немногим офицерам, занимающим критически важные должности и узнавшим об этом вопиющем преступлении, но вынужденным выполнять свои обязанности, словно ничего не случилось. Придет день расплаты, сказал себе Александер, день расплаты за все преступления, совершенные во имя демократии. Он подумал, доживет ли до этого дня, и пришел к выводу, что не доживет.Вашингтон, Округ Колумбия Так вот к чему привели игры патриотов, подумал Стерджес, глядя на груду развалин на экране телевизора. Солнце все еще сияло в небе, хотя близился вечер. Пожарные и солдаты почти закончили свою работу. Разбирая развалины, они забрасывали тяжелые обломки в кузова самосвалов, которые подходили один за другим. Нужно будет зайти в церковь, подумал Стерджес, глядя на то, с какой запоздалой осторожностью подняли очередное маленькое тельце. Оставалось еще несколько ненайденных детей, и надежда по-прежнему теплилась в сердцах спасателей. Рядом стоял военный врач в армейском мундире, держа наготове в дрожащих руках сумку с медикаментами. Слева армейский майор содрогался от рыданий. У этого человека несомненно есть семья, подумал министр.Тут же находились, конечно, съемочные телевизионные группы. Американские средства массовой информации, промелькнуло в голове Стерджес. Объективы телевизионных камер запечатлевали для вечерних новостей каждую ужасную подробность. С удивлением он увидел, что рядом с немецкими телевизионщиками работают русские и американцы. Итак, мы превратили массовое убийство в международный вид спорта для миллионов зрителей.Ярость, охватившая Стерджеса, была слишком велика для внешнего проявления, он выключил телевизор и откинулся в своем кресле разглядывая потолок. Значит, этот взрыв и явился решающей фазой прикрытия. Чтобы разбудить наш народ, народ Германии, только-только поверивший в мир, заставить НАТО вступить в войну, понадобилось сделать вот это. Не может быть, сказал себе Стерджес, я ошибаюсь. Часть его сознания изучала проблему с ледяной объективностью, тогда как другая часть рассматривала личные отношения с другими членами Кабинета. Он не мог решить, чему верить. Странная ситуация для одного из членов высшего руководства страной.Североморск, СССР – Меня зовут Герхардт Фалькен, – произнес мужчина. – Я въехал в Берлин шесть дней назад. В течение последних десяти лет я был агентом Министерства государственной безопасности ГДР и Службы безопасности ПНР. Мое задание заключалось в том, чтобы ликвидировать руководство ФРГ в четверг, во время концерта, с помощью бомбы, заложенной в кладовой прямо под сценой у Бранденбургских ворот. – Летов и Горев, словно зачарованные, не отрывали взглядов от экрана телевизора. Поразительно, насколько тщательно все подготовлено! ?Фалькен? говорил по-немецки без малейших ошибок – прекрасная дикция, точное соблюдение грамматики, то, к чему стремились учителя немецкого языка и литературы в ГДР. У него была речь жителя Берлина.– На протяжении многих лет я руководил фирмой по импорту и экспорту и торговал с ФРГ. Неоднократно приезжал сюда и всякий раз пользовался прикрытием своей фирмы, чтобы руководить действиями агентов немецкой и польской разведок, в задачу которых входило ослабление вашей страны и шпионаж, направленный на подрыв деятельности правительства и вооруженных сил.Наплыв камеры, лицо Фалькена крупным планом. Он читал свое признание монотонным голосом по листу бумаги, лежащему перед ним, и почти не поднимал глаз к устремленным на него объективам. С одной стороны лица, за очками, виднелся огромный синяк. Когда он перелистывал страницы, руки его дрожали.– Похоже на то, что его как следует обработали, – заметил Летов.– А ведь это интересно, – ответил Горев. – Создается впечатление, что они намеренно дают нам понять, что избивают людей во время допросов.Летов фыркнул.– Ты хочешь сказать, что они дают нам понять, что избили парня, убившего не одну сотню маленьких детей? Да этого мерзавца можно сжечь на костре, и никто не возразит, даже пальцем не шевельнет в его защиту. Они все очень серьезно обдумали, Анатолий.– Я хочу подчеркнуть, что в мои намерения не входило убивать этих детей, – продолжал Фалькен более твердым голосом. – Правительство ФРГ – закономерный объект политического терроризма, но моя страна не воюет с детьми.Яростный шум донесся откуда-то из-за телевизионной камеры. Словно по команде камера отодвинулась назад, и на экране появилась пара сотрудников БНД в офицерской форме, они стояли по обе стороны от арестованного, бесстрастно глядя перед собой. Аудитория состояла из двух десятков людей в штатском.– Зачем вы приехали в нашу страну? – резко спросил один из них.– Я не приезжал. Я живу здесь.– Почему ваша страна захотела убить руководство ФРГ?– Моя профессия – шпион, – произнес Фалькен, пожав плечами. – Я выполняю задания и не задаю таких вопросов. От меня требуется только одно – следовать приказам.– Как вас арестовали?– Меня схватили на Восточном вокзале. Мне не сказали, каким образом им удалось выследить меня.– Любопытно, – задумчиво сказал Летов.– Он назвал себя шпионом, – заметил Горев. – Так не принято говорить. В таких случаях называют себя разведчиком, офицером, сотрудником. Агент – это иностранец, работающий на нас, а ?шпион? – вообще унизительное слово. Немцы и американцы пользуются теми же выражениями, что и мы.Час спустя прибыла информация, собранная сотрудниками КГБ и ГРУ. Телекс гласил: Герхардт Ойген Фалькен. Сорока четырех лет. Родился в Штеттине. Учился в школе, успешно, но на фотографии среди выпускников школы он отсутствует. Служил в армии ГДР согласно воинской повинности, в транспортном батальоне, все документы о котором погибли двенадцать лет назад при пожаре казармы. Уволен из армии с благоприятными отзывами командования за безупречную службу – документ найден среди его личных вещей. Окончил университет, бакалавр гуманитарных наук, хорошо учился, но и здесь его фотография отсутствует, а три профессора, поставившие ему хорошие оценки, не припоминают его. Небольшая фирма, занимающаяся импортом и экспортом. На вопрос, откуда у него деньги, чтобы основать фирму, никто не смог ответить. Жил тихо и незаметно в Шведте, на границе с Польшей, одинокий холостяк. Приветлив, неизменно здоровался с соседями, но не ходил к ним в гости и не приглашал к себе. Хорошо – его пожилая секретарша сказала ?очень вежливо? – относился к своим служащим. Часто путешествовал. Короче говоря, многим известно было о его существовании, немало компаний сотрудничало с его фирмой, но никто ничего не знал о нем лично.– Представляю себе, что напишут газеты, – на этом парне явный отпечаток сотрудника КГБ или ?Штази?. – Горев оторвал с телекса лист бумаги и вложил его в папку. Через полчаса ему предстоит доложить о происшедшем командованию Северного флота. И что он может им сказать? – подумал он.– Скажи адмиралам, что западные немцы собираются напасть на Польшу и ГДР. Кто знает, может быть, на этот раз им удастся захватить её полностью, – посоветовал Летов.– Да ну вас, Яков Сергеевич!– Ну, хорошо, пошутил. Тогда, может быть, просто операция направлена на то, чтобы реально ослабить международные позиции СССР, подставить Польшу и саботировать выход Германии из НАТО? Такой будет позиция амеров, Анатолий. – Летов посмотрел в окно. – Перед нами классическая операция, проведенная ЦРУ. Этот Фалькен – глубоко законспирированный штатовский агент. У нас нет ни малейшей возможности узнать, кто он, откуда появился или, разумеется, на кого работает – если только не произойдет чего-то неожиданного, а я готов поспорить на ящик коньяка, что такого не случится. Мы знаем – вернее, предполагаем, – что поляки или ?Штази? не настолько безумны, но все указывает на них. Передай адмиралу, что происходит что-то катастрофически опасное.Горев так и поступил, хотя при этом подвергся жестокой критике со стороны командующего флотом, который желал получить достоверную информацию.Кувейт – Джентльмены, через полтора месяца мы начнем наступательные операции против сухопутных сил ОВД – того, что останется от них и СССР, – начал генерал Александер. Он объяснил причину такого шага. Собравшиеся командиры корпусов и дивизий бесстрастно выслушали его. – Нашей свободе и демократии угрожает более серьезная опасность, чем когда-либо за последние двести лет. Мы потратили четыре месяца, чтобы привести наши армии в состояние высочайшей боевой готовности. Вы и ваши подчиненные отлично проявили себя, и я могу только сказать, что горжусь службой вместе с вами.– Впрочем, о душах пусть заботятся капелланы. – По лицу Александера пробежала улыбка. – Мы профессиональные офицеры Армии США. Нам известна поставленная перед нами задача. Мы знаем, почему она поставлена. Судьба этой страны зависит от того, насколько успешно мы выполним свой долг. Все остальное отступает на второй план, – закончил он. И тут же мелькнула мысль: чепуха, здесь нет ничего второстепенного.