Глава 2 (1/1)

Золотисто отсвечивал столетний виски в бутылках, джин переливался, как аквамарин, а бурбон был как сама жизнь. Словно налитые свинцом, они восседали за столом бара, и бытие их было сильным и светлым. Оно мощно разливалось в молодой литературной груди, и дощатый стол преображался в капитанский мостик корабля жизни, на котором художественные умы Гранады шумно врывались в революционное будущее.Среди них был и он. Задумчивый и любимый, как гитара, простодушный и отзывчивый, как прозрачный родник.Федерико Гарсиа Лорка.У него были черные башмаки, черные носки, белые брюки, белый пиджак, а под ним – белая жилетка и белая рубашка с черным галстуком. Платок, выглядывавший из кармана пиджака на положенные три дюйма, был также идеально белым и чистым. Белой была и его душа.В этот вечер, в кругу товарищей, Лорка пил за свою возлюбленную – за Испанию. Без меда, но с песком, цикутой и солью, он исповедовался ей в стихах, признавался ей в любви и вместе с ней был готов на самые страшные муки. Он чувствовал, как на него накатывается огромная и нежная волна, как она подхватывает его, как сумеречные часы наполняются образами, и как призрачной вереницей парят и тянутся общие высокие мечты. Постепенно, стены бара раздвигались, и он переставал существовать, а вместо него возникал какой-то уголок мира, какое-то пристанище, укрытие, где таились они, вакхические безумцы пера и слога, сведенные воедино и занесенные ветром событий.Гранада. Ее черное марево. Призрачные силуэты деревьев. Колода теней. Луна как желтый лампион. Пробивающиеся огни звёзд в вышине и теплый ласковый ветер.Бросив сигарету, Лорка неторопливо брел по пустеющему бульвару. Он рассеянно смотрел на проносящиеся мимо машины. Мелькали их освещенные салоны - застегнутые на все пуговицы мирки, в которых люди прятали себя от пугающей необъятности позднего вечера. Лишь теперь молодой поэт чувствовал, как перебрал. Хоть он и не качался, но это ощущение было совершенно отчетливым. В родительском доме, против его ожиданий, царило непонятное оживление: играл патефон, слышался звон посуды. Щедро и тепло оседали голоса отца, матери и двух сестер. Стало жарко, а потому, расстегнув пиджак и проведя ладонью по затылку, Лорка остановился перед калиткой, давая себе минутный перерыв.