Часть 7 (1/1)

— Джошуа Гильермо Ангуло! Ты ведёшь себя как ребёнок! Выходи немедленно, не позорь родителей! Мисс Романов приехала специально, чтобы поздравить тебя с окончанием учёбы, прояви уважение, в конце концов. Немедленно выходи!Мать ещё пару раз ударила кулачком в дверь и развела руками. Она запланировала шикарный ужин, но сын срывал все планы.Взяв её под руку, Наташа мило улыбнулась и обняла её.— Не переживай так. Дети — они… — она взмахнула рукой в воздухе, обозначив несерьёзность детских поступков.Женщина кивнула в ответ.— Знаешь, Джошуа ещё вчера был собой, он так ждал завтрашнего бала. Ждал тебя, чтобы ты оценила, как он танцует. А его партнёрша позвонила сегодня утром и сказала, что пойдёт с другим. Мальчик расстроился и просидел в комнате весь день. Не завтракал и не обедал. Эта сучка испортила ему праздник. Это муж ещё не знает. Он должен вернуться через пару часов. Как быть завтра — я не знаю. Подхватив бокал с розовым шампанским, Наташа сделала крохотный глоток.— Отличное шампанское. Не волнуйся, дорогая. У меня есть мысль. Посиди пока здесь, я поговорю с твоим сыном. Уверена, меня он послушает.Приняв из рук подруги бокал, женщина кивнула, следя за уходящей Романов. Вот кому-кому, а ей она бы сына доверила целиком и полностью. Эта женщина умела найти подход к кому угодно.Бальные танцы. Подумать только, из чего делают трагедию современные дети. Наташу это изрядно повеселило. Такой, казалось бы, умный мальчик, отличник, а какая-то девчонка выбила его из колеи. Видимо, не просто партнерша по танцам, а любовь всей жизни — не иначе. Её подруга не должна грустить, и это главное, а уж с юношей она, решавшая проблемы на уровне мировых политиков, справится. Все мужчины одинаковые, даже если различаются возрастом и толщиной кошелька.Скинув туфельки, она без труда вскрыла замок двери в комнате мальчика и шагнула внутрь.Джошуа спал. Она обошла кровать, чтобы убедиться. Если он и плакал, лицо уже не было опухшим, хотя брови страдальчески изгибались даже во сне. Точно — любовь, тут и гадалка не была нужна. Прикрыв окно, в которое задувал холодный предгрозовой ветер, Наташа зашла за спину юноши. Он явно не ждал, что его кто-то застанет врасплох. На нём были лишь тонкие тренировочные штаны. От отца ему досталась крепкая фигура, которая ну никак не подходила танцору, и тяжелая нижняя челюсть. От матери — как помнила Наташа — дерзкий взгляд и гордая осанка, её привлекательность, хотя характер был сложным. Горячий, как южанин, он был, тем не менее, упорен и стоек. То, что случилось, должно было его действительно серьёзно задеть.Присев на кровать, Наташа погладила юношу по предплечью.— Давай, мой хороший. Вставай. Не расстраивай свою мать.Джошуа выныривал из сна нехотя, подслеповато щурился, приподняв голову. Поняв, кто перед ним, он дёрнулся прикрыться, но Наташа ему помешала, всё ещё улыбаясь, и потрепала по волосам.— Я слышала о произошедшем. Но ты должен завтра пойти туда, Джо.Парень некрасиво скривил губу в злой усмешке.— Зачем? Чтобы стать посмешищем для этой парочки и всех остальных? Танцевать в гордом одиночестве?Наташа улыбнулась, и, будь паренёк поопытнее, может, что-то понял бы раньше.— Ну, во-первых, ты и соло прекрасно танцуешь, как я помню. Во-вторых, у меня есть идея получше. Как думаешь, я сгожусь тебе в партнёрши?Он не успел ответить, когда она, хищно извернувшись, оседлала его бёдра и положила скрещенные руки ему на обнажённую грудь. Скребнула на пробу коготками.— Я не так уж стара, вообще-то. Уверена, что ещё умею танцевать, хотя мне больше нравится балет. Так как?Дёрнув за одну-единственную шпильку, она тряхнула головой, эффектно растрепав причёску, рассыпавшуюся густым рыжим водопадом крупных локонов. Джошуа под Романов стремительно краснел, боясь шевельнуться, хотя определённая его часть была намерена пошевелиться без особого вмешательства своего владельца, и от понимания того, что женщина всё это чувствует, парнишка смущался ещё сильнее.Продолжая улыбаться, Наташа полностью улеглась ему на грудь, дыша практически в губы, плавно потираясь всем телом. Когда Джошуа крепко зажмурился, Наташа коснулась его губ своими в почти невинном поцелуе и отстранилась.— Это аванс. Завтра ты приглашаешь меня на танец. Не забудь: чёрная рубашка, чёрные брюки. Себе я платье подберу, не волнуйся. А теперь приведи себя в порядок и спускайся, твоя мама волнуется.На словах о порядке она тронула ткань брюк возле влажного пятна и тихо закрыла дверь, заметив, как мальчишка прикрыл лицо предплечьем. Он действительно спустился к ужину.С едва заметным румянцем на щеках, в костюме, даже при галстуке. Он извинился перед женщинами, обнял и поцеловал в щёку мать, галантно коснулся губами пальчиков Наташи. Минут через десять, когда они уже готовились сесть за стол, пришёл отец с двумя розами. Одну из них — белую — он вручил своей жене, целуя без малейшего стеснения, вторую — цвета застоявшейся венозной крови — Наташе, и тоже изобразив поцелуй чуть ниже тонких костяшек. Поймав взгляд сына, он стал чуть задумчивее, но так и не сказал ни о чём. За ужином они говорили о куче ничего не значащих вещей, о будущем Джошуа в основном, и немного о его прошлом, о том, каким славным карапузом он был.Уже после ужина, когда мальчишка вызвался помыть посуду, прекрасно понимая, что взрослым есть о чём поговорить, они вышли на веранду. Закат был великолепен, как и приличный виски. Мариэлла покачала свой бокал и полуобернулась к Наташе.— Знаешь, я так рада, что он не пойдёт по нашим стопам. С этой его любовью к машинам… пусть лучше он проектирует их, чем разрабатывает операции. За рулём люди, конечно, тоже гибнут, но никто не зовёт инженеров убийцами.Муж, чьи руки лежали на её талии, устроил подбородок на её плече. — У нас назавтра вылет. Я выпросил разрешение отложить операцию на полдня. Не каждый день у нашего сына такое событие.Мариэла заметно приуныла и прижалась ближе к мужу.— Натали, ты — моя лучшая подруга. Ты тоже варишься во всём этом. Скажи мне, не стоит ли нам закончить со службой. Всё же у нас ребенок, хоть и взрослый, но мы его толком не видели с рождения. Его за нас воспитали чужие люди, научили всему. Я приезжаю из командировок и вижу, как он меняется. Говорят, чужие дети растут быстро, и я боюсь, что однажды он скажет мне, что мы чужие.Коснувшись иссиня-чёрных волос, Наташа погладила их. С этой парой она никогда не чувствовала себя чужой. Сын ее подруги был ей как родной племянник… ну, до этого вечера. Что она могла посоветовать? — Я думаю, стоит решить это, когда вы вернётесь. Знаешь, возможно, ты и права. Если уж есть такие мысли — возможно, стоит завязать с такой карьерой. Может, вас переведут на штабную работу здесь. Будете недалеко от дома. Мальчик уже взрослый, вам скоро нянчить внуков. У неё таких проблем, к счастью или к сожалению, не было.***Джо, закусив губу, откинул голову к стене. От неудобной позы ныла спина, запястья были стянуты жёстким джутовым канатом. Новым, прочным. Хоть ноги не связали — и то хлеб. Они и так ныли от пройденного за день пути. Были бы на нём его сапоги — он бы осилил и больше, но его разули и раздели для обыска, и одевали потом уже в местное: ношеная дырявая роба и жёсткие башмаки из воловьей кожи, больше чем нужно размера на три. Кровавые мозоли он уже себе обеспечил. Завтра его грозились пристрелить, если Штаты не отпустят их людей. План был не без изъянов, и главным из них были те, кто его придумал. Непроходимые идиоты, они были годны только на то, чтобы таскать на горбу землю день и ночь, роя братские могилы, лишь изредка находя драгоценные камни. Или выращивать на куцых плантациях хилые от недостатка влаги кустики коки.Бросать вызов Америке они, наверное, додумались, употребив то, что произвели на продажу, не сумев сбыть из-за того, что их курьеров взяли ещё на подлёте. Взяли даже не американцы, а местные пограничники, не дождавшись, пока те выведут их к главарям. Впрочем, это не было проблемой Джо. Он должен был освободить заложников, взятых ополоумевшими дикарями, которые не разбирались даже в цвете кожи и нации своей добычи: просто ворвались в крупный торговый центр и вывели всех, кто там был, под прицелом винтовок. Это не было специализацией Джо, но он был ближе всех, да что греха таить — в том же городе: завершив предыдущее задание, ждал самолета, чтобы улететь домой.Наташа позвонила сама, когда он уже устраивался спать — до рейса оставалось часов пять, но в самолётах он спать не любил. Он вообще их не любил. Новое задание он воспринял спокойно, тут же снять бронь с билета на рейс. Через полчаса он уже пробирался сквозь заросли кустарника к месту, куда согнали заложников.Через час его и пятерых крепких мужчин связали, отпустив остальных.Через полдня он заговаривал зубы главарю заговорщиков, развесившего уши перед мужчиной, рассказывающим, как нужно брать заложников и как их содержать. К вечеру из заложников остался он один. Крестьяне. Ни один даже не задумался над тем, что делали они сами, о чём говорил он. На закате ему объявили, что если Америка не послушает их — его убьют. Он, кстати, говорил уже пару раз, что на самом деле итальянец, но аборигены оказались на редкость забывчивы.И ушли спать, утомлённые дневными подвигами. Нет, ?часового? они оставили, но он заснул первым, пока ещё остальные справляли нужду в кустах. Дождавшись, пока захрапят остальные, Джо выпутал руки и растёр запястья. Свернув шею ?часовому?, он покопался в его грязных карманах и обнаружил плохонький телефон, у которого, правда, зарядка была под завязку. Отправив сообщение, он кинул аппарат в костёр. Не в самый центр, где взрыв батареи был бы быстрым.Он нашёл ещё пятерых противников. Четверо мирно спали, пятый блевал в кустах и наверняка бы сдох и сам, но Джо ему помог.Он отлично помнил дорогу, которой его вели, и нашёл бы её и с закрытыми глазами, но в ночной тропический лес без нужды соваться не стоило, и, собрав побольше толстых веток, он перетащил их внутрь пещерки. Вот не могли идиоты изначально развести огонь в ней? Лёжа на спине и бездумно пялясь в потолок пещеры, он вспоминал совсем другие места и других людей.Ближний Восток всегда славился своими палачами. Они были умны, хитры, терпеливы.Они не угрожали смертью, но каждый, попавший в их руки, о ней мечтал. Кто-то просил.Джошуа терпел, пока мог. Там к каждому находили подход.Ему стало страшно, когда он понял, что забывает своё звание и номер. Они даже почти не пытали его.Он не помнил, как выбрался. Помнил только женщину и мальчика из Сербии. Он нёс ребенка на руках, но куда и зачем шёл — не мог потом вспомнить. Помнил ещё, как женщина пыталась обработать его рану, но когда и как его подстрелили, он не помнил тоже.Очнулся он уже на больничной койке с прохладной ладонью Наташи на горячем лбу, с пакетом капельницы розового цвета, которым она заменила то, что ему уже капали. Он быстро заснул, так и не поняв ничего из её слов.Он довольно часто слышал, как про него говорят, что за ним будто ангелы присматривают, но не сразу понял, насколько они правы, не сразу сопоставил мелькавшие, будто во сне, рыжие локоны и то, что происходило с ним.Он не верил в ангелов, в бога, в демонов. Да даже если они и были, то не заслуживали внимания, раз игнорировали его просьбы.Давно, пока ещё был маленьким, он молился. Один раз, сумев сбежать от строгих гувернанток, он добежал до ближайшей дворовой церквушки — крохотного совсем строения, тепло освещённого и сладко пахнущего чем-то незнакомым ему. Родители не были набожными и никогда не приводили его на службы.Падре, озабоченный появление мальчика без взрослых, выслушал его сбивчивый рассказ, удостоверился, что тот не потерялся, и объяснил ему, как нужно молиться. ?Моих родителей часто нет дома, и я очень боюсь за них?.Джо закрыл глаза, позволяя себе лишь поверхностно задремать. У входа в пещеру он разбросал тонкие хрусткие веточки и мелкие камешки: услышит, если кто-то попробует войти.***Таксист оказался смышлёным, и, выслушав его просьбу, быстро довёз его до ещё работающего цветочного магазина. Джо успел буквально за пять минут до закрытия, и в благодарность оставил девушке-цветочнице пару баксов на кофе.Тот же водитель понимающе улыбнулся, глядя на него в зеркало, пока Джо устраивался на заднем сиденье с небольшим букетом кроваво-красных роз.Джо не рассматривал ночные улицы. Они его раздражали. Раздражала ночная жизнь и оживающие к ночи обитатели города. Наружу выползала вся грязь, что днем копилась по тёмным уголкам. Хотя и они были нужны. Дешёвое мясо для тех, кому предстояло многому научиться. Дичь для притравки, как для охотничьих псов. Охотники на людей учатся, убивая людей.Нет интереса в том, чтобы загнать и прикончить работягу, трудящегося на двух-трёх работах, чтобы прокормить семью. То ли дело раскачанные ублюдки, вертящие напоказ ножи, от которых шарахаются даже копы. Умеющие и любящие драться, они великолепная дичь, и страх в их глазах от понимания своей внезапной обречённости куда слаще. Начинают, конечно, с тех, что попроще. Никому не жаль упившегося в стельку идиота или пускающего слюни наркомана — эти опасны даже сами для себя. Идеальны, чтобы почувствовать первую кровь, а потом, совершенствуясь, агенты брались за добычу посерьёзнее, вырезая и стравливая целые кланы, наблюдая, как вспыхивают пожары делёжек, и гася их — если наставники того требовали.За городом он опустил стекло. В лицо приятно бил упругий ветер, приятно-влажный, без всех этих туч тропических насекомых, без буйных ароматов, от которых приступ астмы начнется даже у прежде здорового человека. Всё же он больше чувствовал себя северным человеком и любил холод. У руководства почему-то для него были в основном задания именно поблизости от экватора. Ничего не поделаешь.У ворот охранники не появились, но Джошуа их и не ждал. Он знал, что умная система уже считала и сетчатку его глаз, и параметры тела, и радиоэлектронный ключ, лежавший в кармане пиджака. Люди, находившиеся в небольшом здании, скрытом растительностью, были системе не так уж нужны. От полотна ворот отделилась едва заметная дверь, приглашающе открывшись, и так же закрылась, когда он вошёл.Гравий дорожки знакомо поскрипывал под ботинками, вызывая чувство лёгкой ностальгии. Он всегда был здесь гостем, но всегда чувствовал себя гостем желанным. Как минимум один человек был ему рад. Он рос едва ли не рядом с Натальей Романовой, лучшей подругой его матери. Они были словно сёстры, и русская относилась к нему, как к сыну. Эти тёплые отношения так и остались, но стали… несколько ближе.******Он открыл дверь промокшей до нитки женщине и пустил её в дом, не сразу обратив внимание на то, что она держала в руках. Наверное, его сознание сообразило первым и просто отключило восприятие. Рыжие волосы повисли сосульками, на влажном лице было не понять, но покрасневшие глаза её выдавали.И два флага, сложенные треугольником, которые она ему протянула.Он понял всё. Взяв их и прижав к груди, он застыл, не в силах даже вздохнуть. Вот так потерять обоих родителей разом и даже не проститься толком. Наташа обняла его и прижала к себе, всё ещё плача. — Прости меня. Прости, мой хороший. Я всегда буду рядом, я обещала им, что всегда присмотрю за тобой. Ты не один. Не один…Авиакатастрофа. Их самолет сбили прямо при подлёте к базе. Погибли все, а обломки разбросало на несколько километров. Тела не повезли домой. Их хоронили в горячем песке африканской пустыни, дорого взяв с тех, кто осмелился на эту дерзость. Впрочем, его это едва ли могло утешить, но тогда у него даже ненависти не было, только ступор и полная беспомощность. Наташа осталась рядом на несколько дней, чтобы помочь ему, но легче не становилось. Следующая ступень обучения так для него и не началась. В день, когда Наталья уезжала, он, сидя за обеденным столом, взял её ладонь в свою и сказал, что хочет изменить своё будущее. Хочет стать солдатом. Как отец, как мать. Уговоры на него не подействовали, и Наташа сдалась, согласившись помочь ему, если он даст слово, что не станет делать глупостей. Джошуа согласился.Что ж. Солдатом он стал. Офицерские звания он получал без протекции — он сам об этом просил, Романов лишь помогала ему с выбором места учёбы и направлений. Он не сразу понял, почему про него и его отряд говорят, что их берегут ангелы. Особенно — его самого. Почему они буквально чудом выбираются из неприятностей. Сербская женщина и её сын, жавшиеся к нему, тоже лепетали что-то о рыжем ангеле, пока он не потерял сознание уже в руках врачей.Наташа объявилась сама и на сей раз осталась — уже не миражом. К утру его перевели в обычную палату, правда, в закрытой части госпиталя, а она осталась, сидя на неудобном стуле. Тогда же и состоялся их разговор, и Джошуа принял её предложение перейти в подчинение ЩИТа, работать вместе с Романов. Рассказала она и о том, что было в капельнице, и о том, что ещё его ждёт в случае согласия. Не соблазняла в тот раз, нет. Решение он принимал взвешенно. Да и предаваться утехам на больничной койке — не самое интересное занятие.Да, его немного насторожили особенности её работы, но ему такое будущее не грозило — об этом она сказала сразу. Будущее подстилки или дорогой игрушки его не ждало, он должен был стать агентом ЩИТа, оперативником, но, если бы пожелал, всегда мог бы развлечься в её доме — об этом она тоже сказала, мягко улыбаясь. Он не отказывался, как не отказываются в гостях от угощения, всегда приходя с подарками для хозяйки.Наташа встретила его в холле и обняла как сына, но целовала горячо, как любимого мужчину, сама нежась в объятиях, как большая кошка.Она любила розы, и он навсегда запомнил тот цвет, который выбирал для неё отец, лишь годы спустя поняв, что между ними тоже что-то было. Её невозможно было не хотеть. Тоже своего рода верность, и наверняка мать знала, но не ревновала: какая ревность между почти сёстрами, женщинами, которые были ближе, чем родные.Устроив розы в центре вазы в гостиной, где уже стояли срезанные цветы, сразу померкшие рядом с новым букетом, она взяла его за руку, но Джо мягко высвободился.— У меня для тебя ещё подарок.И зашёл за спину, не мешая ей смотреться в большое зеркало на стене. На слегка загорелую кожу мягко легло золотое ожерелье с дикими кристаллами спессартина, лишь чуть приполированными, похожими на кусочки апельсинового мармелада. Безделушка, какие любят в диких племенах.И Наташа. Ей быстро наскучивали бесконечные шедевры ювелирного искусства с выверено точными гранями, стоившие баснословно дорого. Грубоватые, этнические украшения нравились ей куда больше, подчёркивая её сложную натуру. Огненно-рыжий гранат сверкал как огонь, тот же, что и в её глазах, в душе.Чёрная ткань идеального костюма Джошуа выгодно оттеняла и ярко-рыжие волосы женщины, и камни в украшении, и бледноватую смуглость нежной кожи, лишь номинально прикрытую каким-то легкомысленным халатиком из белого шёлка. Её нельзя было не хотеть, увидев на собственном фоне, даже понимая, что ты именно фон, как драпировка для украшения, бархатная подставка.Склонившись, Джо коснулся губами тонкой шейки, и Наташа притёрлась ещё ближе к его груди.— Просто прелесть. Спасибо.Она погладила камни кончиками пальцев, и, изогнувшись, чмокнула мужчину в щёку с едва наметившейся щетиной. — Идём в спальню.И он пошёл, как на верёвочке ведомый, расслабившись наконец в стенах дома, безопаснее которого просто не было места. Плотно прикрыв за собой дверь, Джо потянул галстук, ослабляя его. Наташа, любуясь, замерла перед зеркалом, позволяя белому шёлку медленно соскальзывать с тела, вынуждая руки Джо слегка подрагивать.Он немного не ожидал, что из ванной шагнёт, вытирая волосы, один из стажёров Вдовы. Её любимый Ник. Вот уж к кому-кому, а к этим подстилкам Джошуа её ревновать не мог никак. Это было бы равносильно ревности к её оружию, например — такие же вещи. Но он помнил, как хорош был этот мальчишка, насторожённо смотревший на него. Боящийся его. Он не просто так считался лучшим. Изысканное угощение для самых важных гостей. У Джо было хорошее настроение, и, пока Наташа давала время, он шагнул ближе к безвольно выпустившему из рук полотенце парню, и, притянув к себе, поцеловал. Горячие мягкие губы податливо приоткрылись, позволяя его языку проникнуть глубже, приласкать, обозначив желание, поделиться влажной лаской в ответ, но менее настойчиво. С трудом оторвавшись от губ Ника, Джо взлохматил его ещё влажные волосы и, слегка сжав пальцы, потянул его вниз, заставив встать на колени. Умница-стажёр прекрасно его понял. Положив ладони ему на бёдра, он сноровисто зубами расстегнул пуговицу и молнию на брюках, ремень Джо расстегнул сам, нечаянно хлестнув его концом по лицу Ника, но тот лишь прикрыл глаза, невольно дрогнув. Хорошо выученный, он бы не пытался увернуться и от наказания.Без поддержки брюки сползли вниз сами, и Ник потёрся щекой о полувставший член мужчины. Наташа, уже оставшаяся в одном лишь подаренном украшении, подошла ближе. Погладив по голове занявшегося делом Ника, она наконец коснулась губами губ Джошуа. С ней он был нежен, позволял ей вести, с силой притягивая за затылок Ника. Способный мальчишка — он даже не давился, не портил момент. За это Джо его тоже любил, хотя предпочёл бы обойтись без него. Но Наташу он бы так использовать не мог, поэтому и не возражал.Поэтому, заласкав удовлетворённую Вдову, он наскоро трахнул её стажёра, тихо стонавшего в подушку, целуя покрытую бисеринками пота спину. Ник действительно был хорош. Не его виной было, что он стал тем, кем стал. Во второй раз мальчишка кончил под ним, болезненно вскрикивая ему в губы. Из зажмуренных глаз его стекали слёзы, намочив подушку, но он тихо прошептал ?Спасибо?, когда Джо отстранился, вновь поцеловав напоследок искусанные губы.Было что-то неприятное в том, как звучала эта благодарность, и Джошуа искренне не понимал, зачем Наташа требует этого от своих шлюх. Он бы ещё понял, если бы был с ними мягче, ласковее. Он и пытался, но не мог. Это с Наташей он обращался как с нежным божеством. С её подопечными тормоза срывало напрочь, независимо от того, кого ему предлагали — мужчину или женщину. И каждый из них говорил ?Спасибо?. Обтёртый тёплым влажным полотенцем, Ник уснул первым. Джо и Наташа ещё лениво целовались. Наташа оказалась посередине между мужчинами, но Джо устроил руку так, чтобы обнять обоих, ладонью прихватив стажёра за поясницу.Утром, когда он проснулся, под рукой уже была только сладко спящая Наташа.***Он не мог ненавидеть человека, на которого привык равняться с тех самых пор, как увидел его.Тихая смертоносная тень за плечом командира АЛЬФы-СТРАЙК. Группы поддержки, о которой ходили легенды ещё до того, как они сами пошли за легендой. Джек Роллинз был знаменит не меньше своего командира, хотя был не так заметен, как взбалмошный итальянец-полукровка. Холодный, угрюмый, надёжный, как скала в северном море, он намертво приковал к себе внимание Джошуа. Тот и сам не мог сказать, чем. Он не блистал красотой, не был общительным, не привлекал к себе как человек, и Джошуа, только специально интересуясь, добрался до документов об операциях АЛЬФы.Скуповатые отчёты, наполовину замазанные чёрной краской. Наполовину заблокированные электронные документы. Ему редко доводилось видеть их в деле, но когда видел — у него дрожали и позорно потели ладони.Когда кто-то становится идолом — это не доводит до добра.Он считал, что, став полноправным агентом, работающим далеко за пределами страны, он пережил свою глупую одержимость. Напрасно надеялся. Стоило только Романовой обмолвиться о том, что произошло в ЩИТе, что они начали операцию по возвращению беглецов, что Джек Роллинз жив и за ним нужно присмотреть, Джошуа почувствовал себя как наркоман, которому дали наконец-то дозу, разукрасив мир красками снова.Разница с прошлым была только одна. Джо успел почувствовать собственную силу и больше не стеснялся её применять. Роллинз, оказавшийся вне закона, становился хоть и более лёгкой, но не менее желанной добычей. Трофеем давней войны с самим собой, когда он ещё хотел его любым, лишь бы своим.Они не виделись давно. С фото на него смотрел уставшими глазами человек, изрядно потасканный жизнью, но Джошуа передёрнуло всего, до кончиков пальцев на ногах, когда он осознал, что уже скоро коснётся этих заострившихся скул и волен будет ударить или поцеловать, взглянуть в светло-зелёные глаза и назвать своим. Своим трофеем. Своей добычей. Своей беспомощной игрушкой.Он не ненавидел.Он знал, на что можно пойти по приказу, тем более — ради того, кто дорог, что бы с тобой самим ни сделали. Он видел войну ближе, чем многие из живущих. Ему самому довелось кричать от боли, умирая в собственном лагере, когда у них кончились медикаменты, и полевой врач — дышащий на ладан старик — придерживал ему полный до краёв стакан дрянного виски вместо воды, которая закончилась давно, шепча на ухо: ?Вот так, сынок, вот так. Ещё немного, и отдохнёшь, всё кончится…?. Не умер: в самый последний момент про них вспомнило командование. Вспомнило не без давления авторитета Вдовы, как он потом узнал. Он тоже подчинялся приказам. И после всего этого он имел право забрать свой трофей, когда притащит Наташе две другие игрушки. Ни Рамлоу, ни англичанин его не волновали.Перелёт до Невады он едва заметил, жадно всматриваясь в фото на своём планшете, касаясь экрана кончиками пальцев.***— Алекс, к тебе клиент.Негромкий стук в дверь заставил Алекса вздрогнуть. Из рук выпала книга, но, глядя на неё, он понял, что не представляет, о чём она. А ведь он её ?читал? с полудня, даже дольше, когда только узнал, что Романов ждёт приезда Джо.Ника не было весь день, и Алекса к вечеру уже ощутимо тошнило от нервного напряжения. Он боялся. Он до чёртиков боялся этого недоитальянца, любимчика и любовника Наташи — одного из, но они все не были ровней ему, как блохастые уличные шавки не ровня холёному домашнему псу со столетней родословной. Джошуа Гильермо Ангуло. У него было даже собственное имя, а не кличка, как у них. Офицер армии США, оперативник ЩИТа.Не дешёвая подстилка.Он был другим. Алекс на едва слушающихся ногах поплёлся к двери. Джо не любил ждать. Он не был самым грубым из клиентов, самым жестоким. Были и хуже, но только перед ним Алекс испытывал какой-то иррациональный трепет, недостойный для него: всё же он не был юной девушкой, на его руках было по локоть крови. Да и в постели он редко спал один.Почему-то вспомнился затравленный взгляд Мадиро, его тяжёлое дыхание и отчаянное сопротивление бьющегося в захвате тела, пока не прошло пары минут с того мгновения, как Алекс до конца вдавил поршень шприца. Он даже не стал кормить его: не мог собраться в ожидании персонального кошмара.Перед закрытой дверью гостевой комнаты он в последний раз перевёл дыхание. На стук гость не ответил — дверь приоткрылась, впуская, и у Алекса едва не подломились ноги.Это был не Джо. Опёршись рукой о каминную полку и держа бокал виски со льдом, стоял человек, которого Алекс был даже рад видеть. И даже если бы Джо явился и очень захотел, из-под него он бы Алекса не вытащил. Имеющий право решать наравне с Наташей, Дэвид в этой иерархии был куда как выше. Больше Алекс обрадовался бы только Нику, но от него не было даже сообщений.Сделав пару шагов к креслу и тяжело опустившись в него, Дэвид отставил стакан с напитком на столик и похлопал по подлокотнику.Сердце всё ещё колотилось как сумасшедшее, и мужчина явно заметил излишнее волнение. Стоило Алексу устроиться на его коленях, он положил свою широкую ладонь ему на грудь.— Ты так рад меня видеть? Или дело в чём-то ещё?Дэвид был таким же проницательным, как и Романов. Он несколько секунд глядел в глаза Алекса, и того трясло всё сильнее: почти змеиный взгляд словно вынуждал сознаться, видя его до глубины души. Он почти сломался, когда ладонь мужчины сползла под грудь, чуть сжав её, самую малость. Глаза наполовину скрылись под веками, и он потянулся за поцелуем, давая позволение не отвечать на сложный вопрос.Алекс почти боготворил этого мужчину. Он не был требовательным или жестоким, но ради него хотелось стараться по-настоящему. Слишком много чувствующий и понимающий, он приезжал решать дела с Наташей и отдохнуть в этом доме, и под отдыхом он понимал возможность расслабиться со вкусом и неторопливо. Не всегда так везло Алексу, бывали в этих руках и другие мужчины, и женщины. Его прикосновения были всегда мягкими, движения — завораживающими, и Алекс поддавался ему с удовольствием и благодарностью, отдавался целиком, как умел, лишь бы твёрдые горячие губы дрогнули в улыбке и накрыли его собственные в невесомом поцелуе, за которым он потянется сам, выпрашивая, вымаливая, нуждаясь.Оторвавшись от его губ, Дэвид коснулся языком и губами соска, и Алекс выгнулся, запрокидывая голову, тихо застонав. Этот человек не любил громких криков, но ценил естественные реакции тела, а молчать Алекс уже был не в состоянии. А они едва только начали.Он позволил задыхающемуся Алексу отстраниться и перевести дыхание, глядя в запьяневшие глаза, улыбаясь. Протянул руку и едва-едва коснулся губ кончиками пальцев.— Совершенство. Прости, сегодня я слишком устал. Просто хотел увидеть тебя, детка, и отдохнуть рядом с тобой. Сердце Алекса рванулось к горлу, и он захлебнулся воздухом. Если Дэвид сейчас отошлёт его и Джо всё же приедет…Он, как смог, изобразил улыбку и потянулся ближе, расстёгивая пуговицы на белоснежной рубашке, скрывая страх ожидания того, что Дэвид действительно слишком устал и прогонит его. Вместо этого тот сполз чуть ниже в кресле, глядя с интересом и — Алекс мог бы поклясться — пониманием. Полностью расстегнув рубашку и убрав мешающуюся ткань, Алекс прижался к обнажённой груди мужчины, целуя и вылизывая каждую жилку на его шее. Рука любовника, вместо того, чтобы отогнать, мягко поглаживала. Пальцы зарылись в волосы, и, спустя какое-то время, направили его чуть ниже, к груди, которой он уделил не меньше внимания, вылизывая её, целуя и осторожно обхватывая губами соски. Заставив его приподнять голову и посмотреть в глаза, Дэвид стёр с припухших губ Алекса слюну собственными пальцами.— Ладно, раз ты так хочешь этого, детка. Заслужил. Приласкай себя.И шире развёл собственные колени, чтобы Алексу было удобнее опираться.Расстегнув джинсы и не получив приказа встать, тот запустил руку за пояс, для начала просто поглаживая себя. Ладони Дэвида накрыли обе стороны груди, сжали чуть сильнее. Подушечками больших пальцев он потёр соски, любуясь.— Двумя руками. Алекс не сразу понял приказ, но, задышав чаще, просунул в джинсы и вторую руку, вынужденно заваливаясь вперёд, опираясь на руки Дэвида. Чему бы его ни учили, но ни на одной, даже самой разнузданной оргии, устроенной Наташей, его не накрывало так, как в присутствии всего двух людей — Ника и Дэвида. Под кого бы его ни подкладывали, только с этими двоими он мог напрочь потерять самоконтроль до последней крохи.Он будто и не готовился, сжимаясь на собственных пальцах, как девственник, вздрагивая от каждого собственного прикосновения к члену, глядя в полные довольства глаза напротив.— Убери руки, откинься назад и обопрись.Проглотив вязкую слюну, он выполнил приказ, наскоро обтерев пальцы об джинсы, и сжал губы, чтобы не закричать, прекрасно зная, как будут ощущаться ласкающие его руки.Длинные сильные пальцы уверенно обхватили его член, сжимая правильно и сильно, заставляя возбуждение самую малость отступить. Этого хватило ненадолго — ровно до того момента, как пальцы второй руки неспеша скользнули в так и не снятые джинсы, и, подразнив мошонку, проникли внутрь. — Идеален. Знаешь, детка, ты будто создан для меня.Он был согласен с этим, потому что чувствовал, как правильно и по-хозяйски его держат и изнутри, и снаружи, управляясь с его телом как с хорошо знакомым механизмом. Из прокушенной губы давно струилась кровь, но Алекс её не замечал. Он старался не кричать и не двигаться слишком резко, чтобы не мешать Дэвиду, любовавшемуся им. Дэвид остановился, только когда Алекса стало безостановочно трясти в преддверии оргазма. Хорошо обученный, тот не мог кончить без позволения, и Дэвид это отлично знал. Глядя ему в глаза, он кивнул, зная, что его жест будет расценён верно. Он в последний раз двинул пальцами внутри, прикрыв член Алекса ладонью, чтобы его сперма не попала на одежду. Алекс тихо взвыл, содрогнувшись, и едва удержался.Дождавшись, когда анус Алекса перестанет судорожно сжиматься, Дэвид осторожно вытащил пальцы, по-прежнему внимательно глядя на любовника. Он чему-то усмехнулся и демонстративно облизал запачканные чужой спермой пальцы. Алекса, смотрящего на него широко распахнутыми глазами, тряхануло снова. Притянув его ближе, снова укладывая себе на грудь, Дэвид левой рукой прихватил его шею, а правой сжал бедро, сильно надавливая на жилы с внутренней стороны, прямо возле паха. Коротко лизнув мочку уха, он приказал, зная, что мальчишка не сможет сопротивляться тягучим и тяжёлым властным нотам голоса.— Давай. Ещё раз.Болезненно хныкнув, Алекс вздрогнул снова, и обмяк в его руках уже окончательно. Убрав руку с его бедра, Дэвид переложил её на мокрую от пота поясницу, мягко поглаживая, будто пытаясь успокоить сына, второй рукой так же неторопливо проводя по шее и загривку, задевая волосы. Алекс лежал так не долго. Упёршись ладонями в грудь клиента, он поднялся, стараясь не прятать глаза. Между их телами остались липкие следы спермы, которой было уже немного, но всё равно её стоило смыть, и он сполз ниже, осторожно проводя языком по смуглой коже Дэвида. Тот по-прежнему не делал попытки прогнать стажёра и никак ему не мешал, уложив руки на подлокотники, наблюдая. Алекса же озадачивала реакция его тела, вернее — её отсутствие. Он всё же набрался смелости.— А как же вы, сэр?Дэвид улыбнулся снова и потрепал его по влажным от пота волосам.— Я правда очень устал, детка. Всё хорошо, мне понравилось, не переживай. В следующий раз компенсируем. Ступай, нам обоим пора спать. Всё равно мисс Романов сегодня не объявится. Она слишком занята. Ваш Джо вернулся с очередной благодарностью президента.Алекс не дёрнулся под его рукой только потому, что вымотался до крайности ожиданием и его лаской. Не зря он опасался, но, кажется, опасность прошла стороной.— Ступай, отдыхай.Дэвид коснулся его в последний раз, поднимаясь с кресла, и мягко толкнул его к двери. До своей комнаты Алекс шел на ватных ногах. В душе он привёл себя в порядок и до кровати дополз уже в полусне, понадеявшись, что утром Джо уже свалит: он почти никогда не задерживался надолго.Проснулся он от едва слышного скрипа двери: в комнатах стажёров замков не предусматривалось. Было уже светло, поэтому он отчётливо увидел, как Ник, опираясь о стену, тяжело идёт к двери душевой, увидел и почерневшие синяки на смуглой коже. Запутавшись в простыне, он скатился с кровати, бросившись следом.Ник стоял, опираясь о раковину, низко опустив голову. При появлении Алекса он поднял её, и тот увидел засохшие кровавые корочки в уголках губ.Не было смысла спрашивать, кто это сделал. По непонятной причине Джо предпочитал Ника всем остальным, но привязанностью там и не пахло. Ник всегда возвращался от него таким, Наташа никогда этому не мешала, независимо от того, участвовала она сама в этом или нет. Прекрасно понимая желание смыть оставшуюся на теле грязь, Алекс почти насильно оторвал любовника от раковины и оттащил в душ.Это был не первый раз с Джо, да и кроме него были те, для кого чужое тело было не более значимым, чем резиновая игрушка, в которую можно слить. Правда, игрушки после секса обычно моют и хранят, а шлюху скорее выбрасывают из собственной кровати, а иногда — из жизни. Они оба к этому привыкли, потому Ник не сопротивлялся: они часто заботились друг о друге. Они хотя бы друг у друга были.Он не отстранился, когда Алекс мягко целовал его, соскучившись, пока вытирал. Послушно устроился на кровати и ждал, пока Алекс смажет его губы заживляющей мазью. Послушно же развёл колени, позволяя обработать себя и изнутри, приподнял с кровати задницу, потому что из растревоженных ранок снова заструилась кровь и сукровица — Алекс, как мог, старался промыть, чтобы избавиться от семени Джо, но тот, видимо, старался кончить как можно глубже. Чтобы постель не запачкалась, Алекс подложил сложенное полотенце. Обняв Ника со спины и дождавшись, пока тот заснёт, он снова задремал сам: вставать было ещё рано. Потом, когда зазвенел будильник, Алекс заставил друга остаться лежать, отправившись к навязанному им пленнику, проклиная этого ублюдка, потому что нужен был Нику, а вынужден был возиться с этим охвостьем ГИДРы.Растянутый магнитными наручниками, Мадиро хрипел в удушающем захвате, пока Алекс перечислял всё, что он с ним сделает, когда его тело перестанет быть таким неприкосновенным, что сделает с его братом и вторым любовником за всё то, что они совершили. Когда Орсо перестал дёргаться, Алекс быстро ввёл содержимое шприца в вену на ступне: Романов ясно дала понять, что видимых следов на теле быть не должно, а что ноги в кадр не попадают — ну так едва ли на это обратит внимание не особо искушённый в таких вопросах замкомандира АЛЬФы.***Рука главаря боевиков соскользнула по короткому ёжику волос, он замахнулся было, но пленника сзади за подбородок схватила рука его помощника и вынудила поднять голову, давя на челюсть так, что казалось, что она разломится. Джошуа дёрнулся, но безуспешно. Пришлось смотреть в глаза.Лицо человека перед ним скрывалось за грубо сделанной маской — мешком с прорезями для глаз и рта. Кожа лица, проглядывающая в отверстиях, казалась смуглой, но Джо бы не поручился. Его столько били, что собственные заплывшие глаза уже давали мало информации. Били всех. Хоть они и успели содрать нашивки до того, как их схватили, он вынужден был признаться, что он командовал отрядом. Боевиков было меньше, но он не хотел терять людей и приказал сдаться, надеясь на собственный опыт. Пока все были живы, он мог действовать. Он тянул время, давая им информацию по крупицам, пытался планировать побег и расправу, но противники бдительности пока не теряли. Либо с ними работали неплохие инструкторы из элитных подразделений, либо они сами были наёмниками: наркомафия может себе позволить нанимать не падаль из трущоб, а людей, умеющих держать оружие и думать в боевой обстановке.Они не торопились, не перегибали, и это нервировало больше всего. Он привык к орущим в лицо, свихнувшимся от вседозволенности — сколько раз ему приходилось оказываться в плену, чтобы вытащить заложников без лишней стрельбы… Спокойная речь, грамотные вопросы. Они даже не выказывали злости, когда он не хотел отвечать или пытался вывести их из себя, чтобы потом можно было управлять ими, их эмоциями. Каждый раз один из боевиков просто приводил кого-то из его солдат, их командир наносил всего несколько ударов, но настолько точно поставленных, что Джо видел: следующий будет последним. Создавалось впечатление, что с ним играют. Это оскорбляло и нервировало уже его самого. Он не мог понять, кто его враг. Речь ни о чём не говорила. Они свободно общались на классическом английском, испанском, и, кажется, он слышал что-то сказанное по-русски, но у него тогда очень некстати зашумело в ушах от очередного удара. Периодически к губам подносили бутылку с водой. Он никогда не встречал прежде никого, кто стал бы так обращаться с пленными. Причём, пуская эту бутылку по кругу, они пили из неё и сами, наполняя из большой канистры, когда она пустела.Кажется, им было просто скучно, и они забавлялись с ним, с его отрядом. Его насторожил звонок мобильного телефона одного из людей в масках. Приняв вызов, их главарь коротко глянул на Джо, оборвал соединение и зло бросил, указывая на двоих кивками головы:— Ты и ты — пристрелите остальных, мы уходим. Сам же нехотя вытащил пистолет из кобуры, проверил наличие патронов. Бросив взгляд на Джошуа, дёрнувшегося после отданного приказа, он подошёл к нему, остановившись за пару шагов и спокойно взвёл курок.— Ты был хорошим солдатом. Прости, но у меня приказ.Глухой звук выстрела заставил Джо дёрнуться, но он, не отрываясь, смотрел в серые глаза напротив. Ему нельзя было показывать, что с ним делали эти звуки. Второй выстрел.— Skol’ko tebe zaplatyli? Ili otkuda ty?Третий выстрел.Человек напротив замер изумлённо, и было заметно, насколько неожиданным это было.Четвёртый выстрел.— FSB? GRU? Пятый выстрел. У него была очень хорошая русская речь, с незначительным акцентом какого-то тамошнего наречия, благодаря чему ему часто удавалось вводить в заблуждение солдат в арабских странах, где было много инструкторов из России.Шестой выстрел слился с грохотом от выстрела, ударившего по ушам Джо. Висок ожгло огнём, но ему удалось дёрнуться так, что пуля угодила в стоявшего за ним бойца — не стоило тому кидаться хватать пленника. Молниеносная реакция не всегда благо.Стул, к которому его приковали наручниками, был неплохим на самом деле, довольно прочным, но и Джошуа не был пушинкой — спасибо отцу и тренировкам, спасибо ?мастерам? за то, что сварка и плоховатый мебельный металл всё же не выдержали. Седьмой выстрел. Бросившиеся на него люди помешали выстрелить главарю, но им самим почти не помешало их количество. Они были достойными противниками, и может быть, они бы справились, но Джо рвался туда, где умирали его люди, и с каждым выстрелом сердце будто рвалось на ещё более мелкие клочья. Он тоже умел убивать одним ударом, и, когда остался последний — главарь, Джо рявкнул в сторону коридора на чистейшем русском: ?Otstavyt’?, одновременно ударяя согнутыми пальцами в кадык мужчины.Пятеро. Только пятеро его ребят остались в живых. Остальных пристрелили как бешеных собак. Как скот при вынужденном убое на карантинной ферме. Просто подходили к решётке камеры, оборудованной в другом конце коридора, и спускали курок, целясь точнее, в лоб. Их даже не держали. Его парни смело смотрели в глаза своей смерти, гордо подняв головы.Пока остальные обшаривали тела боевиков и осматривали их временное пристанище, собирая всё, что могло бы быть полезным, он, отказавшись от помощи, выносил тела своих людей. Все, и живые и мёртвые, поместились в один грузовик. Сам он за руль садиться был не в состоянии, и остался в кузове, отупевшим взглядом наблюдая, как чуть колышется на ветру брезент, накинутый на тела.На резко заболевшую голову он почти не обратил внимания. К счастью, в транспорте, прибывшем для эвакуации, каким-то чудом оказался врач. Он что-то понял раньше, чем сам Джошуа, быстро вынудил его лечь на землю и зарылся в свою сумку чуть ли не с головой.У него начинался припадок из-за тяжёлых травм головы. Ему озвучили в госпитале все его диагнозы. Он многого не заметил, придавленный иной болью. Если бы не тот врач, до госпиталя, да и до базы, он бы даже не дожил. Его это мало волновало на тот момент. Он всё равно, держась за стену ангара, наблюдал, как тела его людей укладывают в металлические ящики. Чьи-то руки потом насильно отволокли его обратно, кто-то вколол снотворное, и он отрубился снова, ненавидя этот медикаментозный сон.