Глава 2.7. (1/1)

Снег всё тяжелел. Не было того сыпучего снега, что легко кружился от слабого дуновения ветра. К концу зимы сделался он иного свойства – то были крупные хлопья, что лепились меж собою уже в воздухе. Изредка на дорогах, что продавили тяжёлые сани, выступали ледяные отмели. Двор уж расчистили к тому моменту, как на улицу спустилися двое опричников. Одеты они были для службы, и оружие у обоих было наготове, да только прохаживались, будто бы и вовсе без дела какого были. Не хотелось, конечно же, верить словам крепостного заики. Служивал при дворе забавный малый, Стёпкою звали. Во всём парень складный, да только ежели молвить что и захочет, так уж изведётся, да не сможет. - Та-та-там воро-ро-рота-та… - заикаясь, изъяснялся Стёпка. Фёдор кивнул, да махнул рукою, дабы уж и не старался мальчишка. Поделать ничего и нельзя было, только ждать. Всё оборачивался Фёдор через плечо, всё ожидая, что конюший али иной крестьян подбежит, да молвит, что всё готово для путь-дороги, да понапрасну. С преградою боролись десятки крестьян – вооружившись кто топорами, кто жестяными колышками, да принялись сбивать панцирь изо льда, что охватил ворота с такой суровостью, что не было возможности никакой отворить их. Оттого и вся опричнинная братия и осталась ныне в крепости, когда верные слуги государевы уж готовы были обнажить свои сабли да окропить кровью паскудный врагов. Уяснив наверняка, разошлисся опричники от конюшен. В недобром настроении пребывали и Андрей-чужестранец с другом своим Фёдором, что бесцельно прохаживали во дворах царского замка. Со скуки умаясь, Андрей пнул ногою снег с сугроба, тот и повалился липкими комьями прямо на расчищенную дорогу. Чужеземец глядел под ноги себе, продолжая мыском сапога пинать снег, что тяжелел день ото дня из-за прибавляющегося солнца. Длинными ледяными когтями сползали массивные сосульки, что громоздились с торцов, обращённых к солнцу. Ожидание одинаково докучало и Штадену, и Басманову. Они оба бесцельно прогуливались по двору, глядя себе под ноги. Молчаливая прогулка затянулась. Фёдор был немногословен, вопреки своему обыкновению, а Андрей, угадывая тревоги своего друга, решил поддержать это молчание. Конюших всё не было. В глаза Андрея ударил отблеск ото сабли Фёдора – Басманов, точно вслепую водил в воздухе оружием своим. С короткой улыбкой немец оголил свой клинок, да встряхнул плечами, не сводя глаз со своего друга. Фёдор усмехнулся в ответ, хоть глаза его оставались безжизненными, точно стеклянными. Басманов легко ступал к Андрею, поглядывая за каждым движением чужеземца. - Неужто столь рвёшься уж в битву, Тео? – спросил немец, обходя Фёдора кругом. - Уж боишься со мною биться? – спросил Басманов в ответ. - Да что ж ныне остаётся? – вздохнул Андрей. - И право. – усмехнулся Фёдор, следя за шагами немца. Оба опричника не спешили ринуться сразить соперника своего – то было следствие не только дружеского характера предстоящего боя, но и осторожности. Уж боле выжидать не было сил, и Штаден сделал первый выпад. Глаза Фёдора точно озарились вспышкой жаркой жизни – этот неистовый огонь точно пробрал всё его тело. Во мгновение Басманов уклонился он удара, да с тем в атаку сам не спешил. Едва ли это можно было назвать битвой – рокового исхода никак быть не могло, но то вовсе не означало, будто бы опричники дрались вполсилы, али не были ловки или проворны. Каждый из них был готов замереть, прежде чем нанести смертельный удар, но едва ли опричники подпускали соперника к себе. Штаден был выше Басманова и много старше. В его движениях сказывались прожитые годы – он твёрдо стоял на ногах, сурово поглядывал на соперника, вцепившись в оружие, будто бы это был истинный бой не на жизнь, а насмерть. Фёдор же имел другой дух у каждого своего движения – он вечно пребывал в движении, но не было в том суеты. Каждый шаг его был лёгок и быстр. Он не сводил глаз со Штадена, плавно обходя его для иного выпада. Губы Басманова в битве невольно искажала улыбка, которая порой переходила в чудовищное подобие оскала. И вновь схлестнулись сабли, и звон стали вознёсся над двором царским, уносясь ввысь по морозному воздуху. Парируя очередной удар Андрея Фёдор ступил назад, не ведая, что под тонким покровом сокрыт тёмный лёд. Равновесие было сбито, и резкий удар по всей спине оглушил юношу. Андрей было замахнулся, чтобы лишь приставить к горлу юноши клинок, верша свою победу, да вдруг на мгновение отвлёкся - из ниоткуда раздался гулкий звук, будто удар о пол каменный. Фёдор же, проворно захватив горсть снега над своею головой, в одно движение слепил ком и бросил в Штадена – да бросил метко! Холодный снег обдал всё лицо воина. С улыбкой ругнувшись на своём наречьи, отошёл немец от юноши, вытирая лицо своё ото снега. …- Нынче никак – токма через час, никак не меньшой. – доложил Малюта, сжимая шапку в огромной руке своей. Иоанн тяжело вздохнул и кивнул пару раз. Глаза его так и не шевельнулись, точно вглядывался он во что-то, что таилось за стеною. Отдалённо до него доносились слова Малюты – отголосок вестей, что донёс опричник отражались слабой тенью в его рассудке. ?Ежели Алексей не оправится, точно двоих воинов разом лишусь…?Мрачные мысли охватывали разум государя, и по мере того, как тревоги сгущались над ним, тем крепче охватывал подлокотники трона своего. - Что с Басмановым? – спросил Иоанн, касаясь своего виска. - Так это… - Григорий неловко почесал затылок, да обратил взгляд в пол. – Всё это, спит всё… Вот уже второй день, великий государь. Царь закатил глаза, рука сама собой упала на его колени. Иоанн запрокинул голову и тяжело вздохнул, да так, что видно было сквозь чёрное одеяние, как вздымается его грудь. - Фёдор как? – спросил царь, и в голосе в том слышался поднимающийся гнев. - Так это, много лучше, государь! – тут же молвил Малюта. - Передал указ мой? – Иоанн чуть наклонил голову, оставляя взгляд неподвижным, застывшим. - Передал, слово в слово передал. – кивнул опричник. - И что же Фёдор? – спросил царь, едва прикрыв глаза веками. - Посмеялся лишь. – Малюта пожал плечами. – Уж подумал, что потешаюсь я над ним. - Что именно молвил ты? – спросил Иоанн, подпирая голову рукою. - То и передал – мол, сам государь дозволяет ныне оставить службу, покуда батюшка его не придёт в себя. – ответил Скуратов. - И что было тебе ответом? – вопрошал царь. - Так ничего… ну, токма усмехнулся, да этому, Андрюшке-то что-то на басумарманском-то и бросил. Царский лик озарила слабая улыбка – то лишь угол губ дрогнул, да глаза будто бы засияли ярче. - И вести с ратного поля пришли. – продолжил Малюта. – Всё эти латины не дают покою нам. Не успел опричник закончить речи своей – был прерван жестом царским. Иоанн поднялся с трона и встал в полный рост. - Нынче жар от печей утомляет меня, пуще обычного. – вздохнул царь, потирая переносицу. Малюта отдал низкий поклон. Вдвоём они направились ко внутреннему двору – вот уж он завиделся с высоты второго этажа царского дворца. В пролётах меж арками белел снег, да пестрели тёмно-голубые следы да расчищенные тропки. Складно изъяснял опричник государю своему о раскладе сил, о проклятых латинах, что подступали к священной земле русской. Свежий ядрёный воздух возвратил покой разуму Иоанна – он внимал словам опричника своего, но ровно до тех пор, покуда не заметил во дворе две фигуры. Замерев на месте, Иоанн чуть подался вперёд, в арочный проём, вглядываясь в лица опричников, что разгуливали во дворе. Малюта не сразу заметил, что царь боле не внимает речи его, да как разумел – умолк, да обратил свой взор так же во двор. Опричники, что праздно разгуливали по мёрзлому снегу, обнажили клинки. Иоанн свёл брови. Малюта тотчас же приметил перемену на лице государя, и уж было набрал воздуху, чтобы велеть опричникам сложить оружие, но царь остановил его. - Нет. – мотнул Иоанн головой. – Пущай. Скуратов, верно, от неловкости, поджал губы и пожал плечами, будто бы он и не собирался чего учинить. Тем временем, Андрей и Фёдор, которых царь легко узнал, даже находясь на многом расстоянии, перекинувшись парой слов, скрестили сабли. Звон оружия доносился гулким эхом. ?Он же много проворнее немца… ? думал Иоанн, следя за поединком. ?Верно всё я разумел, нельзя ныне его с братией на службу отправлять… То верная погибель ему, верная…? Пока тревожные мысли сгущались над головою владыки, опасения те всё обретали сущностную форму. Иоанн не раз глядел за воинами своими. Редко удавалось углядеть их прямо в пылу истинной битвы, но часто он видывал слуг своих на игрищах али дружеских поединках, наподобие того, коий развернулся нынче во дворе. Будучи опытным да насмотренным воином и полководцем, царь недурно ведал о доблести да о силе подданных своих. Зачастую, Фёдор обходил своих старших да боле опытных братьев по оружию. Юность и пыл его, дарованный от природы, обращал каждое движение выпадом, который запросто мог стать смертельным. Не мог ныне Иоанн пропустить мимо глаз, что Фёдор явно даёт одну осечку за другой. Оттого накануне и хотел было царь дать день вольный слуге, покуда душевные его тревоги не уймутся. Стоило юноше оступиться, как царь прервал этот поединок, резко ударив посохом об пол каменный. Тот звук явно донося до Андрея – опричник тотчас же вскинул голову. Фёдор же незамедлительно ухватил шанс свой – метнул снежок прямо в лицо противника. Немец отряхнулся от снега и выругался под нос на своём наречии, пока Басманов поднялся с земли. Штаден прищурил глаза, вглядываясь в арочные пролёты, где, не без труда, углядел две тёмные фигуры – государя и Малюту. Фёдор прикрыл глаза ото света, обращая взгляд вверх. Иоанн неспешно шёл к лестнице, но, не дойдя до неё, заметил, что Андрей и Фёдор сами идут к нему навстречу. Царь замер в ожидании, не отводя взгляда со слуг. Когда же опричники поднялись, оба отдали низкие поклоны. Иоанн медленно кивнул, оглядывая их с ног до головы. На спине и плечах Басманова налипло немало снежных комьев. - Ступай, Гриш. – велел царь, медленно двинувшись к лестнице, что вела во двор. – Ступай да проследи за иными из братии нашей. Того гляди, и перережутся со скуки-то. И Штадена бери с собою. Малюта тяжело вздохнул, почёсывая бороду свою. Андрей отряхнулся ото снега да поправил одежду. Ничего не оставалось, как пожать плечами да направиться исполнять волю царскую. Фёдор и Андрей обменялись короткими кивками, точно безмолвным прощанием. Малюта увёл за собою чужестранца. Басманов облокотился спиною на каменную перегородку меж арочных проёмов. - Слышал я, - начал Иоанн, - что указ мой был потешен тебе? Юноша не без удивления вскинул бровь да усмехнулся, мотая головою. - Как же мне нынче сложить оружие, добрый государь? – спросил Фёдор. - Как же, как не нынче? – спросил Иоанн, да кивнул во двор. – Уж узрел я воочию, что растратил ты былую прыть. И ведаю отчего. Опричник едва заметно поджал губы и отвёл взгляд в сторону, пожав плечами. - Раз так, то, право, уж нет боле у державы нужды во мне никакой? – произнёс Фёдор. Голос был лишён дрожи али иной слабости, да царь всяко понял – не по сердцу юноше слова его пришлись. - Есть нужда в тебе, – ответил Иоанн. – есть, и пуще иных. - Оттого велите оружие сложить, да подле отца горевать? – юноша переменил положение, выглянув в арку, опершись руками о камень впереди себя. - Всё верно, Федя. – ответил царь с тихим вздохом. – И ежели тревоги смиряют удаль твою, царскою волей своей не дам я тебе выступать супротив супостата. Горе мне и всей державе нашей, ежили и второго Басманова сразит чёрт какой. Фёдор глядел во двор, слушая речь царскую. Слова заставляли сердце сжиматься от боли. Сломленная гордость растекалась внутри жгучим ядом. ?И раньше ж не подпускал я Штадена к себе… а нынче…? Басманов глядел на место недавнего поединка, да на примятый снег. Царь обратил на то внимание, и, точно угадав мысли юноши, молвил: - Не будь то Андрей… - произнёс Иоанн, точно говорил сам с собою. Фёдор усмехнулся да опустил взгляд, мотнув головою. - Я не могу оставить службу. – ответил Басманов. - Не забывай о клятве своей. – молвил царь, отчего Фёдор обернулся на государя. – Не смей погибнуть, покуда я не отпущу тебя со службы. - Мой отец, верно, клятвопреступник... - протянул юноша со слабой улыбкой и неким сожалением в глазах. Царь широко улыбнулся, и с его губ сорвался лёгкий смех. То застало Басманова врасплох. Вскоре Иоанн вздохнул и перевёл дыхание. Мотаю головой, государь слегка похлопал слугу своего по плечу. - Ты, верно, плохо старика своего знаешь. – с улыбкой на устах, молвил владыка. – Скорее дождь огненный спустится на землю, нежели Басман падёт от меча али кинжала. Уж не и такое переносил батюшка твой. Силы в нём столько, что порой и зависть берёт. Фёдор не мог не улыбнуться в ответ, хотя в глазах залегла печаль. Басманов коротко кивнул, внимая речи государя. Иоанн же, видя холодный взгляд юноши, несколько переменился в лице. Улыбка ослабла, и государь вновь глубоко вздохнул, умерив дыханье. - Не ведомо мне, когда милостивый Господь призовёт в свои объятья твоего отца. Но знаю я, что в тебе есть кровь его, и сила, и ум, и доблесть. И ежели Богу угодно будет – так тому быть. - Мне бы ваше воистину христианское смирение, великий государь. – вздохнул Фёдор, коснувшись виска, да проведя рукой по лицу. - С годами придёт. – ответил Иоанн, опустив свою руку на плечо юноши. Рука царя вскользь коснулась шёлковых волн волос юноши. Фёдор опустил мимолётный взгляд, сперва на руку государя, затем и на сам царский лик. Едва взгляды их встретились, владыка отнял руку свою. Едва юноша набрал было в грудь воздуха, дабы молвить слово, как вдруг резкий звук прервал их. Невольно обратились царь и опричник во двор, в отдалённую сторону дворца, что выступала торцом на самое солнце. То обрушились ледяные сосульки, и под собственною тяжестью грохнулись, да разбились о каменное крыльцо. Божьим промыслом, ни дворян, ни крестьян в тот миг не было подле той части дворца. Фёдор присвистнул, любуясь осколками, купающихся в переливах света. Взор же царя перевёлся на юношу, что не мог упустить Басманов. Меж них вновь повисло молчание, объятое эхом от разбитого льда. - Верно, скоро весна. – не найдя, что и молвить, произнёс Фёдор, пожав плечами. – Раз уж лёд тронулся. - И впрямь. – кивнул царь. …- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. – произнёс священник, готовый принять исповедь. Иоанн же терзался многими образами, жгущие разум его. Длинными пальцами перебирал он свои чётки. Тугие узлы меж древесных бусин иной раз жалобно скриповали от натяженья. - Передано утром было в церковь вашу сорок рублей. – произнёс царь. - Послушник наш тотчас же помчался исполнять волю вашу. – кивнул служитель Господа. Иоанн тяжело вздохнул, и голова его опустилась, точно от бессилья. ?Ежели Филипп вновь откажет… Нет мне без него спасения…? - Очисти душу свою. – слова священника вывели царя из его мрачных мыслей. - Господь искушает меня. – произнёс царь, потирая переносицу. - То значит, есть в тебе сила противиться искушению. – молвил батюшка в ответ, на что Иоанн лишь усмехнулся. - А ежели не того Он хочет? – спросил Иоанн. - Ежели дал он мне власть надо всеми людьми, да не с тем, чтобы противился я искушеньям, но принял волю Его, принял власть Его? - Ежели так, будь же добрым пастырем, ибо, пребывая в милости, обретёшь покой в душе своей. – ответил тихий голос исповедника. Иоанн глубоко вздохнул, сжимая чётки в кулаке. - Молитесь за здравия Алексия. – молвил царь, скрестив руки пред собой. Священник благословил Иоанна, разумев, что на том исповедь окончена. Мрачная фигура Иоанна, точно тень, беззвучно проплыла к левому нефу собора. Скрестив руки пред собой, государь вновь и вновь перебирал чётки. Тысячи мыслей метались в его голове, и каждая перекрикивала, перебивала иную. Это нескончаемый шум путал разум, и царь силился найти покоя в молитве. ?Отче, услышь меня! Внемли мне, ибо молю я тебя о милости твоей! Не забирай Алексея. Я уж приму волю твою, но не оставляй его сиротою! Неужто не в усладу тебе было пение его? Неужто заставишь Ты, чей лик есть Любовь, пройти его через эту боль?? В молитве Иоанн точно задыхался – ему не хватало дыханья. Верно, от удушья на его глазах выступили слёзы, которых сам царь не чувствовал. Братия, что стояли подле него, не смели обратиться к государю во время молитвы. Лишь когда Иоанн вышел из церкви, осенив себя трижды крестным знаменьем, холодный воздух точно вдохнул в него новые силы. Пройдя несколько шагов, царь обернулся, оглядывая свою братию, которая сопровождала во время богослужения. Мимолётно он оглядел лицо Фёдора. Мгновенного, будто бы случайного взгляда хватило Иоанну, чтобы разглядеть тёмный отпечаток скорби на лице юноши. Невыносимая беспомощность вновь оковала руки Иоанна, его точно тянуло к промозглой земле. Совладав с собой, он собрался с силами и вновь принял вид величественный и грозный. …Фёдор лежал на своём ложе и глядел в потолок. Глубокая ночь опустилась за окном, укрыв Слободу своим плащом, но сон никак не шёл к юноше. ?Сложить оружие?? думалось юноше. ?Ежели так, то сыщу позора… а не сыщу ли я его, ежели дале буду рубиться мухою сонной? Надо ж было… да под царским взором!? От досады Фёдор сжимал одеяло в кулак. Сев в кровати, юноша растёр лицо себе руками да убрал волосы назад. Басманов встал с кровати. Долгие думы уж привели его к трудному решению, да на нём он прочно стоял. Одевшись наспех, юноша заткнул за пояс кинжал, ибо выучился обыкновению – денно и нощно быть при оружии. Коридоры утопали во мраке, но в бессонной ночи глаза Фёдора привыкли к тьме. Скользящей тенью миновал юноша коридор, поднялся на пролёт лестницы, да и очутился пред царскими покоями. Рынды, стоящие в ту ночь на посту, пропустили юношу. С порога Басманов отдал низкий поклон. Подняв глаза, увидел силуэт государя. Как и ранее, царя окружали стопки бумаг и книг. Во многих лежали ленты, украшенные мелким шитьём. Иной раз на страницах виднелись отметины от чернил – то был лишний взмах пера или неаккуратное прикосновение. Взгляд Иоанна, тяжёлый, удручённый трудами, на мгновение отвлёкся от дум, как только в дверях возник образ Басманова. - Отчего же не спится тебе..? – спросил Иоанн, указывая рукой на кресло подле себя. Фёдор кивком поблагодарил за приглашение и занял указанное место. Подняв взгляд на царя, юноша глубоко вздохнул. - Вы были правы, мудрый государь. – кивнул Фёдор. – Будь там, во дворе, не мой приятель Штаден, не сладко бы мне пришлось. Многие из братии, верно, давно хотят устроить мне взбучку. Говоря это, лицо юноши озарилось улыбкой довольства, а глазах сверкнуло то ядовитое лукавство, которое придавало ему странного очарования. На несколько мгновений упоение чужою злобой даже затмило холод на лице и в голосе юноши. Царь не смог сдержать улыбки, внимая этим словам. - Но право… Неужто я боле не нужен вам, раз вы велите сложить оружие? – спросил Фёдор. Иоанн удивлённо посмотрел на юношу, да притом отложил перо и лист, наполовину исписанный мелким, но ровным почерком. Буквы сливались в длинные узоры, которые расчертили жёлтую бумагу. - Будь ты просто воином, я бы тебе и слова не сказал бы. – просто ответил Иоанн, откинувшись на спинку кресла, скрестив руки перед собой в замке. – Неужто не разумел ты особого свойства со мною? Фёдор вскинул бровь и отвёл взгляд, принявшись рассматривать перстни на руке своей. - Ты не оставишь службу мне. – продолжил Иоанн. – Сам суди, где ты ныне большую службу сослужишь – здесь, в Слободе, подле и отца своего, али в пылу битвы? Басманов поджал губы и кивнул. Иоанн же взял вновь перо и стал искать окончание строки, как вдруг за дверью раздался частый-частый беспокойный стук. - Пустить. – коротко бросил царь своим рындам, не поднимая головы. На пороге стоял заика-Стёпка. Увидев Фёдора, заулыбался, да точно зевнуть хотел. Издав неясные звуки, упал он в земном поклоне. - Чего ж тебе, горемыка несчастный? – со снисходительностью вздохнул Фёдор, вставая с кресла своего, ибо собирался уходить. - Ба-ба-барин Ба-ба… - бормотал крестьянин, судорожно распахивая челюсть. - Басманов? – резко обернулся Фёдор. Иоанн тотчас же поднял взгляд. Стёпка закивал, и пытался что-то молвить, да только терпения уж не было – Фёдор тотчас же метнулся к выходу. Он преодолел пролёты, не помня себя от тревоги и волнения. Сердце наполнилось чувством настолько сильным, что оно было сильнее его. Басманов спустился по лестнице, едва не навернувшись на старых покатых каменных ступенях. Уж вдали коридора слышалась возня да крики. Фёдор влетел в покои отца и застал человек десять, склонившихся над ложей. Среди них тотчас же юноша признал Глашу да помощницу её. Иные были князья али опричники, водившие дружбу с Басманом. Сам Алексей же пробудился от цепких когтей сна – он исхудал за то время, что лежал, ни живой, ни мёртвый. Да только удали своей никак не растерял. Будто впервые видел он всех людей, что столпились подле него. Старый воевода рычал зверем, ибо весь ослаб, и не всё тело слушалось воли его. Каждое движение его пылало разнузданной яростью и страха зверя, едва пробудившегося ото спячки. Фёдор растолкал руками людей, что преграждали ему путь, припал к ложе и крепко схватил отца за руку. Сперва Алексей не признавал никого, и верно хотел было ударить собственного сына, да только порыв тот во мгновение унялся. Басман-отец всё так же не мог говорить чего вразумительного, ибо разум его ещё дремал, но сердце подсказало знакомый образ. Волнение, гнев и ярость, охватившие Алексея в первые минуты его пробуждения, унялись, и он крепко сжимал руку Фёдора. Юноша поднял взгляд на Глашу. Подле женщины стоял кувшин с питьевой водой. Фёдор щёлкнул и указал на него крестьянке. Глаша с поклонам подала барину питиё. Алексей вцепился в кувшин, как только сын поднёс его достаточно близко. Очнувшись ото долгого сна, Басманов принялся жадно пить воду большими глотками. Фёдор глубоко вздохнул и вскинул взгляд вверх, зажав рот себе рукой, скрывая счастливую улыбку.