Часть 2. Глава 1. (1/1)

Точно пробиваясь сквозь толщу воды, раздался мягкий звук. Различить звучания становилось всё проще, но давило тяжёлое ощущение, будто бы находишься на дне ледяного озера. Кромешная тьма. Снова отдалённый звук приобретает нечто схожее с человеческим голосом. Сознание медленно возвращалось к Алексею. Он ощутил своё тело, которое было разбито свинцовою тяжестью, а голова будто отлита из чугуна. Звук собственного сердца тревожно отдавался в горящих висках. Под собою Басманов ощущал мягкие тюфяки, схожие с подушками. Видать, накануне свалили их вповалку, дабы не спать на голом полу. Сил не хватало шевельнуться, а горло иссохлась, точно брёл Басманов по пустыне, объятой неистовым жаром. Медленно приходил в себя Алексей, когда вновь услышал голос подле себя. - Батюшка, служба зовёт! – раздался голос Фёдора. Алексей насилу продрал глаза и тотчас же тяжело вздохнул, протирая свои очи. - Да сними уже маску эту… - тяжело произнёс воевода. Пестрил перед мутным взором облик сына его, разодетого во время пира. Отрывки вечера да ночи возвращались к Алексею. Звуки музыки, крики и песни – всё мешалось и доносилось далёким эхом. То ли сон, а то ли взаправду всё было, но помнил Алексей и сына своего, вновь резвящегося с дураками и скоморохами. Не помнил Басманов, что молвил Иоанн на пиру, да помнил, каков был государь. Весел, да ребячлив, точно на волю отпущенный. Смех царя помнил Басманов, громкий, да которому вторили все, кто на пиру том собирался, ибо каждый жаждал не только разделить государеву радость, но и показать царю великому, что одного они мнения. Алексей с трудом приподнялся на локтях и оглядел зал, в котором и заснул вчера, упившись на пиру до беспамятства. Фёдор стоял подле отца своего на одном колене. Длинные красные косы, креплённые к маске, ниспадали до самого пола. У ног Фёдора стоял серебряный кувшин. Ручка извивалась листьями, выкованными из металла, а снизу были выгравированы узоры. Фёдор снял маску опустил её на пол, подавая своему отцу кувшин. Алексей тотчас же припал губами к питью. То был холодный квас. Бодрящий вкус, прохлада и свежесть возвращала воеводе покой в голове, унимала шум в висках и тяжесть во всём теле. За несколько больших глотков, мужчина осушил кувшин. Пока отец утолял неистовую жажду, юноша поднялся на ноги и потянулся. Затем Фёдор принялся обходить зал, подходя к иным боярам, что валялись прямо на полу, сражённые винами на пиру. Юноша будил одного за другим – в общей сложности двенадцать человек. Бояре и воеводы лежали прямо в одежде и в обуви. От каждого стоял крепких запах спирта. Мужчины с недовольным ворчанием мало-помалу оживали – лениво ворочались с боку на бок. Многие постанывали спохмела, а иные, что были моложе али крепче, поднимались на ноги, пущай и шатаясь, точно медведь со спячки. Алексей уже был на ногах. Он развёл свои ручища в стороны и со стоном потянулся, резко выдохнув. После того он поднял кувшин, принесённый сыном, и на всякий случай проверил – не осталось ли на дне чего. С недовольным фырканием, Алексей опустил кувшин на стол. Оперевшись обеими руками, Басманов обернулся через плечо на своего сына. Фёдор по второму, а то и третьему кругу обходил бояр, тормоша их. Иной раз он опускался на колено, тряся за плечо воевод, иной раз лишь носком сапога пинал в бока пробуждающихся. - Ты сам-то когда пробулся-то? – спросил Басманов-отец, когда юноша завершил очередной обход и опустился на одно из мест за столом. Фёдор пожал плечами и вкинул голову свою кверху, точно стараясь припомнить. - Верно, около часу назад. – ответил юноша. - Чёрт бы тебя драл, одинаково же испили мы? Али ты больше? – с деланною, игривой досадой Алексей всплеснул руками. - Кто-то же должен вас растолкать. – просто произнёс Фёдор, хватая кусок рыбы со стола и отправляя его себе в рот. Лишь сейчас смог Алексей мутный взор свой напрячь, да и разглядел кровь на лице сына. - С каким же зверюгой уже сцепиться успел? – спросил Басман-отец, указывая сыну на лицо его. На правой щеке Фёдора, над скулой, прямо возле уха блестела красная полоса, точно от ножа или кинжала. Юноша взял серебряное блюдо, перевернул его чистою стороною и гляделся в него, точно в зеркало. С недовольным цоканьем, Фёдор осторожно коснулся пореза, прищурив глаза. - Говорил я тебе – носи бороду, как издавна все люди и носят! – произнёс Алексей, почёсывая подбородок, точно вдовесок к словам своим. - Того глядишь, лишь изранишься сильнее, покуда бриться выучишься! - Уж наловчился я шашкою махать, наловчусь и бриться. – ответил юноша, опуская блюдо обратно на стол. Алексей улыбнулся и взглядом окинул кушанья на блюдах. После вчерашних гуляний яства лежали надкусанными ломтями на подносах из серебра и жести. Басманов-отец опустился на стул подле своего сына, не глядя хватая какой-то кусок мяса. На вкус он показался слишком солёный, аж жгло иссушенные губы. Алексей вытер рот рукою и широко зевнул, потирая глаз. – И, батюшка, - ехидно добавил Фёдор, - в покоях ваших прибирается сейчас Глашка. Я велел ей дождаться прихода вашего, прежде чем покинуть покои ваши. Баба-то смышлёная, по глазам видно, что поняла, с чем велено ей остаться. - Глашка? – переспросил Алексей, потерев лицо своею тяжёлой грубой рукой. Мысли клубились в голове, точно пар над котлом. Среди путаницы образов, припомнил он крестьянку, того гляди, и в самом деле Глашкой звать. Лицо её, круглое, с румянцем на щеках, весною да летом веснушками покрывалось. Делалась точно юною прелестницей, да при её годах. Один образ фигуры округлой её заставила воеводу окончательно пробудиться. - Кухарка-то? – с улыбкой спросил Алексей. - Она самая. – кивнул Фёдор. – Велено выезжать нам лишь опосля часу, времени предостаточно. Отец довольно усмехнулся, хлопнув сына по плечу. Встряхнув головою, Басман точно сбивал с себя остатки хмельной пелены, что мутнила разум его. Взбодрившись, он встал из-за стола и тяжёлым шагом направился в свои покои. Проходя по коридору, перебирал он образы вчерашнего застолья, стараясь упомнить что важное. Он помнил смех государев. Звучал он легко, раскатисто. Пел государь, что было добрым знаком для всех, кто при дворе служил. Остальной шум, музыка, танцы, стальной звон тяжёлых бокалов слились в единый поток. Хоть слабость и ломила ещё не пробудившиеся окончательно тело воеводы, на его губах горела довольная улыбка. Поднявшись по лестнице во свою опочивальню, он тихо присвистнул, видя, что дверь уже приотворена. Алексей взялся за кованую ручку и осторожно потянул её от себя. Тяжёлые петли лишь тихо проскрипели, не делая много шума. Воевода заглянул в свою опочивальню. Глаша соскребала воск с подоконника. Стояла она ко входу спиной, отчего не видела вошедшего. Алексей боле приоткрыл дверь, и старые петли дали о себе знать. Женщина тотчас же обернулась на барина и коротко поклонилась, глядя в пол. - Алексей Данилыч, я… - лишь и пролепетала Глаша, как Басманов грубо ухватил её за руку и потянул за собою к кровати. На лбу у женщины выступила испарина от работы, которой она придавалась минутой ранее. Алексей крепко держал её руку за запястье. Пальцы её, равно как и ладони, раскраснелись от холодной воды и долгого труда. Алексей тотчас припал губами к её белой шее, отводя тугую тёмно-русую косу. Он ощутил запах её тела – то было тело зрелой женщины, которая уже не цвела весенним цветком, но была сочна, как налившийся плод. Мужчина завалил её на постель, задирая неровный подол её платья. Глаша не смела противиться, а лишь напротив, отвечала на грубость ласкою, на коию была способна. Она не отталкивала его, не пыталась отбиться, а даже отвечала устами на поцелуи Басманова. Алексей любил не саму её, но быть в тёплых объятьях этой женщины, чувствовать её пылкость, касаться жаркого тела, пробираясь под юбки. Она дозволяла себя касаться, точно у неё был выбор. Басманов обладал ей, отдавшись страсти. Крестьянка же, зажмурившись, отвела голову к стене. Оттого открылась белая шея её, к которой вновь и вновь припадал губами Алексей. В тяжёлым, хриплым выдохом, Басманов выпустил её из своих объятий. Глаша тотчас же опустила подол платья, жадно глотая воздух. Алексей рухнул на кровать, закатив глаза. Могучая грудь его заметно вздымалась. Глаша села на кровати и принялась дрожащими руками своими заплетать косу, что растрепалась. Мельком оглядывалась она на Басманова, ожидая приказа. - Хорошая ты баба… - протянул Алексей, привставая на локтях. Крестьянка обернулась вполоборота и коротко кивнула. - Желаете чего, Алексей Данилыч? – спросила она, сглотнув и поправляя волосы на голове. - Да нет, Глашенька. – довольно вздохнул Басманов. – И про ублюдков твоих, молокососов, помню. Не тронет их никто. Крестьянка тотчас же взяла руку Алексея и припала к пальцам дрожащими губами. - Нет у них опоры иной, нет у них защиты, токма ваша благодетель, барин! – точно взмолилась она. - Да полно, полно тебе! – добродушно произнёс Басманов, однако руки не отнял. Нравилась ему та мягкость, тот трепет, с которыми крестьянка сжимала руку, как тёплые губы её вновь и вновь целовали его. - Да полно, в самом деле… - вздохнул Алексей. – Ныне от, я в опричнину учреждён. А значит, что сам Земский суд не указ мне. Надо мною лишь государь, да сам Господь-Бог. Ну, полно, полно! Не было на то охоты большой, но долг звал, и Басманов поднялся с мягкой кровати и велел Глаше помочь ему одеться. ... Небо заволокли тучи молочного цвета. Когда Алексей вышел на каменную лестницу, припорошённую снегом, в воздухе кружились мелкие хлопья снега. Морозный воздух щипал нос. Воевода облачился в чёрную накидку поверх своего одеяния. На поясе его висела широкая шашка. Басманов голою рукой захватил снега с перил и освежил им лицо свою, издав нечто вроде резкого выдоха. Как раз в то время, что воевода сходил во двор, из-за угла вышел человек странного вида. То был взрослый мужчина, но бороды он не носил. Его высокие скулы рассекали несколько шрамов. Прямой и узкий нос, светло-серые глаза. Неизвестный рыскал своим взглядом, прежде чем увидел Басманова и направился к нему. Алексей со мнительностью оглядел наряд гостя. Он носил сапоги странного кроя, мантия его имела узоры, но то были точно не русские умельцы. Незнакомец был сухощав, но сложен хорошо. По летам он был младше Басманова – на вид шёл третий десяток, самое большее – четвёртый. Когда тот человек подошёл достаточно близко, Алексей разглядел оружие его. ?Латин…? подумал Басманов, глядя на шпагу, которые носили при себе заморские чужестранцы. Невольно мысль та насторожила Алексея, и сам опричник не заметил, как рука его опустилась на рукоять шашки. - Доброго дня вам, - произнёс тем временем, безбородый мужчина, снимая шапку свою из меха, - нынче я на службе Иоанна Васильевича буду. Велено мне было разыскать Басманова, не знаете, где он, сударь? Алексей был удивлён не только тем, что латин этот искал его, но и речью иностранцы. Хоть акцент и выдавал немца, языку он был выучен боле, чем сносно. - Как звать тебя и на кой тебе этот Басманов? – спросил воевода, продолжая путь свой к конюшне. - Андрей Штаден, сударь. В письме своём ваш светлый владыка велел Басманову истолковать порядок и уклад ваш. – ответил немец, доставая из-за внутреннего кармана своих одеяний конверт. Приняв послание, Басманов принялся вчитываться в те слова. ?… как прибудешь в Александровскую Слободу, разыщи опричника Басманова. Укажет он тебе порядок и уклад наш…? Алексей с недовольством поджал губы и обернулся на конюшню, которую уже было видно за спиною немца. Лошадь Басманова уже была готова, и двое конюших держали её под уздцы. Она билась копытами по снегу, и с нетерпением рвалася на волю. Сам Алексей, подстать лошади своей, с нетерпением оглянулся на двор и лестницы. На улицу постепенно спускались опричники, звеня оружием своим и кольчугами. Одна за другой, чёрные фигуры выходили из проёмов царского дворца. И вот, Басманов довольно улыбнулся, указывая на перила широкой белокаменной лестницы, где стоял сын его с Ваською Грязным. - Видишь молодца? Вот того, безбородого, в красном кафтане под накидкою чёрной? – спросил Алексей у немца, возвращая Андрею его письмо. Чужеземец кивнул, убирая письмо от снега. - Тот, что сейчас глядит в нашу сторону. – добавил Алексей, видя, что сын обратил свой взор на них с немцем. Андрей кивнул, чуть прищурив свои глаза. - Вот он, кто нужен тебе. Басманов и изъяснит, что тут к чему. – объявил Алексей и поспешил к лошади своей. Андрей направился к лестнице, проходя мимо опричников. Многие из них прятали лица под нависшими капюшонами, что не было видно ни лица, ни глаз – лишь ухмылки сквозь густые бороды. Фёдор же заприметил чужеземца ещё до того, как немец к нему обратился. - Доброго дня вам. – произнёс немец. – Я Андрей Штаден. Ныне несу службу вашему государю светлому, Иоанну Васильевичу. Велели мне разыскать при дворе боярина Басманова с тем, чтобы он изъяснил мне долг мой. Юноша удивлённо вскинул брови. Васька Грязной хлопнул Фёдора по плечу и оставил их с немцем наедине. Андрей протянул письмо Басманову. Глаза юноши пробежались по строкам, после чего он цокнул с недовольством, но улыбкою. Лишь бросил взгляд он на ворота, да то и видно было, как отец его умчался прочь. - Так что же? – спросил немец, не понимая выражения смешной досады на лице Фёдора. - Да что же изъяснять тут? – ответил вопросом встречным Басманов, оглядев немца с ног до головы. Беглым взглядом изучил он не только фигуру немца и сложение его, но, видно с большею охотой, разглядывал крой заморского одеяния и эфес шпаги, что слабо поблёскивал от света, что пробирался сквозь пасмурно-молочные облака. - Смотрю, недурно ты на нашем говариваешь. – произнёс Фёдор, спускаясь по лестнице и махнув немцу, дабы тот следовал за ним. – Откуда сам будешь? - Из Алена. – кивнул мужчина. - Значит… - Фёдор коснулся пальцами подбородка своего. На секунду ясный взгляд юноши заметался, точно улавливал мысль больно вертлявую. После того щёлкнул он пальцами и взором вновь устремился прямо на немца. - От роду немецкому научен? – спросил Фёдор, вскинув бровь. - Всё так. – вновь кивнул немец, не без удивления во взгляде. - Как звали тебя в Алене твоём? – продолжал расспрос свой Басманов, всё ещё с охотой и пылким вниманием разглядывая заморские одеяния. - Генрих Вольтер фон Штаден. – ответил немец. Фёдор вскинул брови и присвистнул. - Будем величать тебя… - Басманов вновь бросил взгляд на письмо, которое дал ему немец. Пробежав вновь по строкам, Фёдор прочёл упомянутое в нём обращение: – Андрей Владимирович. Чужестранец вовсе не возражал – короткая усмешка на губах его точно дала на то согласие. - И мой тебе совет, Андрей. – добавил Басманов, возвращая бумагу немцу. – Ежели хочешь послушать, что толкуют о тебе, да какого мнения бояре али сам царь-батюшка, ты помалкивай. Авось, и сочтут, что не смыслишь ты по речи нашей. - Отчего же представать мне неучем, ежели не первый год я на Руси? – спросил Андрей. – Пущай толкуют обо, что в голову взбредёт. Мне платят за труд мой, и я несу свой долг честно перед государем, как перед Господом. - Как знаешь, дружище, как знаешь. – Фёдор пожал плечами и развёл руки свои в стороны, - Всяко, я тебе истолковал это – ныне сам решай, как поступиться. - Ты мне, Басманов, истолкуй лучше, отчего ко седлу закреплена метла да… - Андрей нахмурился, когда подошли к лошади Фёдора совсем вплотную. Басманов дал разглядеть Андрею седло лошади и жуткий оскал. Едва приблизившись, немец сперва поморщился в отвращении, а опосля и вовсе назад отшагнул. - Мы опричники, верные псы государевы. – произнёс Фёдор, чуть касаясь головы собачьей, что болталась подле седла. – Выискиваем, да выметаем весь этот сор. Басманов хлопнул рукою по метле, коию уже заприметил Андрей. - Диковинный обычай… - ответил Андрей, всё косясь на собачий оскал. Морда разинула пасть с желтушными клыками. Падаль иссохлась, оттого и жуть пробивала немца, покуда глядел он на башку отрубленную. Тем временем Фёдор свистом подозвал к себе конюшего и отдал ему узды. Видать, сегодня юноша занят будет внутри Александровской крепости. Фёдор коротко простился с лошадью своей, положив руку на её тёплую морду. Точно кутёнок, тыкалась она об хозяина со своего, прежде чем увели её. Андрей молча глядел за сценой той, и мягкая улыбка оживила его лицо. Когда конюший увёл лошадь Басмановскую, Фёдор вновь обратился взором своим к чужестранцу и жестом велел следовать за собою. - И какие же права вменяют нам на службе сей? – спросил Андрей, когда вышли они с конюшни. – До ныне я нёс службу свою в земщине. Слегка подтаявший снег хрустел от каждого шага. Погода та грозилась обернуться гололедицей. - Ох, дружище, тут государь нас не обидел доверием да щедростью своей! – произнёс Басманов. – Нет над нами власти, кроме царя нашего светлого, да Господа-Бога. Да сам Земский суд стоит не боле гроша ломаного, ежели поперёк слова опричника будет. Андрей дивился, притом не без радости, тому раскладу, который изъяснял Басманов. - На родине, видать, и не поверят. – усмехнулся немец. - Чудно, что упомянул ты о том! – Фёдор хлопнул в ладоши, сплетая пальцы свои замком. – Светлый государь наш не хочет, чтобы вести об опричнине перебегали границы, а уж тем паче переплывали моря. - Не хочу вызывать гнев на себя, но слухи уже бродят. – заметил немец. - Ну и пусть себе дальше бродят, да ты главное сам помалкивай. Того гляди – не сыщешь опалы, со славою и богатством вернёшься в свой Ален. – Фёдор мягко улыбнулся, точно сам радуясь счастливому раскладу в голове своей. Дворами шли они к оружейной с тем, чтобы выдать немцу снаряжение его. Сейчас Фёдор и Андрей переступали через широкий внутренний двор, усыпанный свежим снегом. Во мгновение Басманов замер, щуря взор свой. Взгляд его ясных глаз поднялся на арочные своды, что мостились на втором этаже дворца царского. - Немало премудростей учинил царь московский! – с усмешкою произнёс Андрей, почёсывая затылок. - Так можешь сам ему то и доложить. – улыбнулся Басманов, указывая плавным жестом на широкую каменную лестницу. Предо взором опричников предстали две величественные фигуры. Царь со своею царицей спускались по лестнице. Шубы их, исшитые премудро золотом, волочились подолом своим по ступеням, стряхивая снежный покров. Фёдор и Андрей тотчас же низко поклонились. Царица, приблизившись к опричникам, подала руку свою, унизанную перстнями. Даже того мягкого рассеянного света, что пробирался сквозь снежные облака, хватало, чтобы одеяния супружеской четы переливались бесчисленными отблесками от золота да драгоценных камней. Младший Басманов широко улыбнулся, завидев, что государь с женою своей пребывают в добром расположении духа, и припал губами к перстням царицы. - Отчего же, – улыбнулась она и устами, и взглядом своим, – не признаю я вас?С теми словами глянула она на чужестранца. - Ни как иначе, как Андрей, немец мой, на службу с земщины явился к опричнине моей. – ответил Иоанн, опуская взгляд свой на Фёдора. Юноша в поклоне прислонился губами своими к царскому перстню. С живым любопытством разглядывал Басманов, как рубин играет на свету. Лучи солнца перескакивали с грани на грань, точно студёная вода по каменному источнику. За тем и не заметил Фёдор, как государь коснулся подбородка его, да и отвернул в сторону. Юноша подивился, но противиться не стал – лишь взглянул на государя, пытаясь угадать волю его. Лицо же Иоанна не хранило ни мрачности, ни гнева. Взгляд глубоких карих глаз скользнул по щеке Басмановой, да и отвёл руку свою. - От я, близорукая, гадала – кто ж это в мужицком платье, да небритый? Басманова-то Федьку я уж признала, подле Федьки что за барин идёт? – усмехнулась тем временем царица. – То-то говаривал Иван мне, будто бы и впрямь латин при дворе служить будет! Она радостно всплеснула руками. Браслеты да кольца её вновь запереливались игрою на свету. Глядела царица на немца, точно впервые увидала пред собою чудо какое. - И в самом деле, мужчины не носят бороды на родине вашей? - добавила она с развесёлою улыбкой. - Всё так, государыня. – кивнул Андрей. – С измальства приучаем отроков своих бриться. - Так научи Федьку искусству тому. – приказал Иоанн, сохраняя тёплую улыбку на лице и в голосе своём. – Да сам выучись у него езде верхом. Лихой у нас наездник. - Как велите, царь-батюшка, да лихих наездников и у нас сыскать можно, великий государь. – не без тихой гордости за края родные, ответил Андрей. На том Иоанн широко улыбнулся, да и рассмеялся громко, да беззлобно. - Не видал ты ещё Федьку нашего в седле, то-то и всего. - ответил государь. Фёдор приподнял брови свои, да от похвалы разулыбался, и ответил на слова государевы коротким поклоном. На том и разошлись государь со супругою своей, да Фёдор с Андреем. Продолжили опричники путь свой, да вышли к оружейной палате. …Тем вечером вернулся Фёдор в свои покои ранее, чем обычно заведено у него было. Весь день провёл он с немцем, изъясняя ему, где что расположено, к кому обращаться. То вымотало юношу много больше, нежели бой, а тем паче – езда верхом. Усталость, что охватила юношу ныне, была иного толка. Зелёною скукой она вязко обрушилась на него, и Басманов желал уже отойти ко сну, чтобы скорее в новом дне приступить к занятиям ратного рода. Подходя ко двери в покои свои увидел он мальчишку, что сидел на голом каменном полу. Прислонился ко стене, голову свесил, закемарил. Фёдор опёрся рукою о своё колено, наклоняясь к холопу громко щёлкнул пальцами прямо над ухом. Мальчишка подскочил, точно ошпаренный. Выпучив свои заспанные глаза, он пару мгновений метался, не зная, куда и подать себя. Басманов ухватил парня за плечо, и лишь тогда холоп пришёл в себя. Увидев прямо перед собою Фёдора, мальчик сглотнул и тотчас же поклонился. - Вам, барин, передать велено! – пролепетал он, рыская руками у себя за пазухой. Дыхание его частое сбито было тревогою. Басманов едва понял слова его, что лишь поднимало нём больше гнева из-за усталости. - Вам, Фёдор Алексеич… - повторил мальчик, доставая вещицу, похожую на блюдце, завёрнутое в синий бархат. Как рукой сняло всю скуку и досаду. Со вниманием и приятною волнительностью, оглядел Фёдор предмет, принимая нечто в бархате. Не успел он и развернуть роскошной материи, как мальчишка, зевая и переминаясь с ноги на ногу, пошёл по коридору прочь. Стоило Фёдору развернуть бархат, так взгляд его преисполнился трепетного восторга. То было зеркало, литое из серебра. Его обвивали диковинные чудовища, точно хотели сами увидеть свои неописуемые отражения в глади зеркальной поверхности. - От кого? – окликнул Басманов мальчишку, не отводя взгляда от собственного отражения. Жарко-красные отблески факела плавали по серебру, дрожа неровными каплями, точно калёное железо. Юноша глядел на отражённый лик свой. В зеркале видел себя, окутанного полумраком коридора. Тонкими пальцами коснулся он животных, да с таким трепетом, точно живыми были те твари, и спугнуть их боялся. - Дык от государя нашего, Иоанна Васильевича! – крикнул в ответ мальчик, да и скрылся за поворотом. На губах Фёдора засветилась мягкая улыбка. Хотел было дать ответ свой мальчишке, чтобы доложил тот царю, да холоп уже и скрылся за поворотом. Мальчик спешно спустился по лестнице, едва не оступаясь от усталости. Глаза слипались сами собою, клоня мальгучана в сон. Холоп спрыгнул с последних трёх ступеней, да и чудом не навернул ноги своей. Пройдя по каменному полу, дале держал он путь к небольшому холодному чулану. Отворя скрипучую дверь, он проник внутрь, нащупал старый полинявший заячий тулуп. Накинув сие одеяние, поспешил мальчонка к конюшне. Во двор уж выехал всадник, но лишь завидев мальчишку туго натянул поводья. На седле болталась собачья голова да метла, облачение мужчины было полностью чёрным, под которым слабо звенела кольчуга. - Всё сделал, барин, как вы велели! - произнёс мальчик, откланиваясь предо опричником. - Сказал, от кого дар этот? - спросил мужчина. Холоп лишь мельком видел часть лица опричника, коию разглядеть можно было в том мраке. Особенною чертою были следы огня, застывшие ожогами по всей щеке. Неровная борода чернела на лице его.Весь облик припугнул мальчонку, и тот опустил взгляд свой на землю. - Как вы и велели, сказал, будто бы подарок тот от государя. - ответил мальчик, сглотнув со страху. - Всё верно! - усмехнулся опричник, кинув три монеты во снег пред мальчишкой да резким ударом хлыста и погнал лошадь свою прочь.