XVI. (1/1)
POV БеларусьТак тихо... Так пусто... Но тихий стук сердца кажется ужасно громким... Оно бьется, а жаль. Нет, я не самоубийца. Но чувствую, что больше не могу. Ничего уже не осталось внутри, кроме единой надежды. Лишь она еще держит меня в разуме, хотя я буквально чувствую, что вот-вот – и свихнусь от ожидания и незнания всего, что творится на этом чертовом свете! Германия все дальше продолжает держать меня взаперти, изолируя не только от остальных, но и от любой информации о ситуации в мире. Я чувствую, как медленно умираю в неведении. Тогда поскорей бы. Надоело мучиться. Надоело чего-то ждать. Надоело. Все надоело. Хоть бы этот ублюдок обмолвился насчет моего брата, что ли, – отступил он от него, дал ли его и моему обескровленному народу покой в конце концов?Иллюзия... Вот что меня сейчас окутывает, медленно сжимая в своих лапах. Забыться, не знать. Особенно то, что было неделю назад – когда я выполняла позорное обещание, данное Людвигу, в обмен на свободу брата. Я до сих пор не могу забыть этот стыд... Да, в тот момент я была вынуждена специально, скажем так, перебрать с алкоголем – чтобы быстрее закончился мой позор, ибо в нормальном состоянии мой мозг отказывался принимать все эти условия, и мои чувства к брату, желание ему помочь и, возможно, спасти его, были уже выше ума и всяких разумных действий. У меня не было другого выбора, и от осознания у меня чуть не началась сильная истерика. Поэтому, надо было срочно забыться. Пусть на утро и жутко раскалывалась голова, но я все же вынуждена признать – алкоголь кое-как смягчил мою ужасную участь. Слава Богу, что большинство вещей, которые я вытворяла той ночью, мною благополучно забыты. Ибо уже после трех хороших глотков шнапса алкоголь сделал свое дело. Но некоторые моменты я все же помню и от этого хочу провалиться под землю, скрыться с глаз долой, чтобы никто не знал, не видел и не слышал. Даже сейчас помню, как буквально впиваюсь в губы Людвига, как изучаю взглядом его тело, что-то говорю, как даже чуть ли не трепетно целую его перевязанное плечо, немного усмехаюсь слегка пьяной усмешкой, как перебираю его волосы, как смотрю на его прикрытые глаза, а потом спускаюсь вниз, к штанам... А дальше вспоминаю фрагментами, и, сложив их мысленно в одну-единственную картину, прихожу в ужас... Я поверить не могу, что такое проделывала! А потом еще ипостоянные, как бы насмехающиеся взгляды Людвига с его такой же издевающейся ухмылкой. Теперь мне кажется, что он еще похабнее стал на меня смотреть, нежели раньше. Мне становится жутко неловко, и зачастую я краснею – не от смущения, нет, а от осознания всего мною содеянного в ту проклятую ночь. И как только он ко мне подходит, начинает говорить, я стараюсь перебарывать свой стыд и страх одновременно, и вновь отвечать ему в привычном мне ледяном тоне, дерзить и глазами сверлить его глаза, в надежде их проесть своим острым взглядом... Я сидела в запертой комнате и заламывала руки, думая, чем бы заняться. Ей-богу, чувствовала себя, как средневековая принцесса в замке, правда, которая не ждала своего принца и, наоборот, жутко боялась уже чьего-либо появления. Ждала, видимо, всего лишь свободы, как своей, так и брата. Ну живем же в 1917 году! Можно же чем-то себя занять?! Этот вопрос меня вечно беспокоил, когда Крауц отсутствовал в комнате, но, признаюсь, сидеть и бездельничать намного лучше, чем находиться с этим моральным уродом в одном помещении. Все книги, которыми хвастался Людвиг, приговаривая, что раздобыл их специально для меня – всех их я прочла, даже и не один раз. И мне все равно так хотелось его убить... хотя бы и книгами. Рвать ценные бумаги немца не было смысла – он всегда хранил копии, и, разумеется, от меня подальше. Поэтому целыми днями напролет, я сидела и куковала здесь, как в темнице, чем эта комната, по сути и была, и заучивала от постоянного перечитывания, книги. А вечером, как могла, отбивалась от новых приставаний этого изверга. Но во многих случаях они заканчивались для меня безрезультатно. Поражением. И Людвиг часто зажимал мне рот, чтобы я не звала на помощь. Тем более, в этом даже не было нужды – все равно никто не пришел бы, в чем я неоднократно убеждалась. Вот и сейчас я со скучающим видом переворачиваю страницу за страницей и вдруг слышу какие-то приглушенные приближающиеся армейские шаги. Хм... у Германии хоть и уже закончилось очередное совещание, но его голос я везде различу, говори он даже шепотом... и шаги у него гораздо тише. И шли, кажется, два человека. Успокоившись тем, что это не мой подонок, я вновь втыкаюсь в книгу умирающим со скуки взглядом, и вдруг - шаги все приближались, - до меня донеслась приглушенная немецкая речь, которая становилась громче. Но не намного. Более-менее я уже научилась ее кое-как понимать. И когда я услышала слово «Ivan», меня переклинило. Я побледнела и, быстро захлопнув книгу, осторожно встала из-за стола, подкралась к двери. Может они что-то знают о моем братике? Приникнув ухом к деревянной двери, я напрягла слух, пытаясь вслушаться в их разговор. Разговаривали они быстро, а дверь «глотала» концовки их фраз, поэтому до меня доходили лишь обрывки предложений, большинства из которых для меня, все же, оставались загадкой. - Wir mussen... angreifen... dann kommen... so sagte Kommandeur...* - Ja, genau... so einfach... gut für uns...* Для меня все это было пустой болтовней. Да, конечно, для человека, который во всем языке знает около ста-ста пятидесяти слов из нескольких десятков, а может даже и сотен тысяч, это все покажется тупым разговором. Но услышать дальше такое я вообще не предполагала и еще сильнее прижалась ухом к двери.- Rußland... es bleibt in Kraft nicht mehr... Revolution... haben wir neulich wieder angefallen... aber sie ergeben sich nicht...*, - проговорил заметно затихающий и отдаляющийся голос за дверью – оба солдата, видимо, повернули по коридору. Меня как будто током ударило. Я стояла неподвижно и с широко открытыми глазами от шока. Услышанное настолько поразило, что я так и простояла, прислонившись к двери, может, минут десять, а может и целых пятнадцать. Выходит... Людвиг меня обманул? Он не освободил Ивана? Он и дальше продолжает нападать и отправлять свои войска? Сопоставив все обрывки фраз в одну единую, я и слова не могла выговорить – так все, видимо, и было.Но Германия... он же обещал! Он же говорил, что оставит моего брата в покое! Он же обещал, что позаботиться об этом и отстанет от него! Он ведь обещал!!! Обещал!!! Выходит... он мною... просто воспользовался? Просто... развлекся, заставив после сгорать от стыда и унижения. Да он... Во мне все внутри бурлило, кипело, металось, а потом вдруг... исчезло. Пустота... Осознание того, что меня использовали в своих интересах, обманули, просто попользовались, вновь набирало обороты. И моя минутная запинка в чувствах и мыслях снова возобновилась волной плача и истерики. Я чувствовала себя полностью убитой, опустошенной, униженной, ненужной. Кем я раньше была – гордой, непоколебимой, немного наглой, своевольной, с горячим нравом? А сейчас? Кто я сейчас?! Сейчас я сломлена, поставлена на колени и, кажется, уже начинаю сходить с ума от отчаяния и безысходности. Я падаю на колени, захлебываясь рыданиями, хватаюсь за голову, вцепившись в волосы. Никогда я не ощущала себя такой ничтожной. И тут я слышу щелчки в замках на двери. Пришел. Он пришел.Резко вскочив на ноги, я принялась живо стирать со щек слезы и вытирать мокрые глаза руками. - Мразь!!! Сволочь!!! Ублюдок!!! – Мои крики, вперемешку с рыданиями, разлетаются, наверное, по всему дому. Как только дверь открывается, я на удивление быстро кидаюсь на вошедшего. Бью его кулаками со всей силой, со всей ненавистью, что накапливалась во мне часами, днями, неделями, и которая сейчас требует свободы.Дверь живо захлопывается. Этому подонку, кажется, и вовсе не больно. Даже, как мне показалось, довольно болезненный удар в раненое плечо ему уже не страшен. Он лишь стоит и смотрит своим взглядом с издевкой, усмехается, а потом отталкивает меня от себя и преспокойно подходит к столу. - Ты же обещал!!! Ты обманул меня!!! Ты наврал мне!!! Использовал меня!!! - Заорала я ему в спину, вновь подбегая и лупя кулаками. А Людвиг продолжал смеяться. - Не смей смеяться, подонок!!! Ты обещал мне!!! – Слезы катились с глаз, растекались по лицу. Вдруг он резко поворачивается и с этой саркастичной усмешкой спокойно говорит. Отличный контраст между моими воплями и его спокойным голосом. - Я сказал, что подумаю. Так вот, я подумал и... нет. Свободы ему не будет. А потом он вновь тихо хрипловато засмеялся.
_______________* Wir mussen... angreifen... dann kommen... so sagte Kommandeur... (нем.) - Надо... атаковать... потом пойти... так сказал командир...* Ja, genau... so einfach... gut für uns... (нем.) - Да, точно... так просто... хорошо для нас...* Rußland... es bleibt in Kraft nicht mehr... Revolution... haben wir neulich wieder angefallen... aber sie ergeben sich nicht... (нем.) - Россия... она практически лишена сил... революция... мы недавно опять атаковали... но они не сдаются...