II. (1/1)

POV Германии Что же... Получается вполне неплохая ситуация, по крайней мере, для меня. Россия ослабел настолько, что начались революции и забастовки... Хм... не думал я, что все произойдет так быстро. Точно не думал. Тогда дела у меня обстоят лучше. В любом случае мой брат, Гилберт Прусский Байльшмидт, вновь вступил в сражения с армией Ивана, потерявшей боеспособность из-за внутренних конфликтов в стране. Взгляд на военную карту мира – и в голове машинально рождаются уже новые возможности и перспективы ведения войны. Взгляд на громадную территорию, где большими черными жирными буквами выведено «Das Russische Reich»*, и я, уже машинально перечеркивая эту страну, вывожу ее из игры, ставя на ней крест. Теперь у меня есть надежда, есть шанс обрести победу, несмотря на такое уже уменьшившееся, раз в пять, мое войско. Мною овладевает та привычная уверенность, при которой я обычно кричу: «В атаку!». Я не замечаю вдруг обрушившейся на всю комнату тишины и взглядов, устремленных на меня, - то ли удивленных, то ли недовольных от того, что я просто сижу и, якобы трачу понапрасну их драгоценное время. Мне уже плевать на них. Я выныриваю из потока своих победных мыслей и осматриваю взглядом каждого из присутствующих здесь. Голубые холодные глаза задерживаются подолгу на каждом, и, не выдержав моего тяжелого и в то же время, хитрого взора, каждый отводит свой взгляд в сторону, стараясь на меня не смотреть. Мне никто никогда не говорил, что у меня давящий взгляд. Но я это чувствую и упиваюсь этим. Но только один-единственный человек и еще не состоявшаяся страна, мог вынести его и даже меня «переглядеть». Порой, она сама на меня смотрела так угнетающе, что даже я отводил от нее глаза, не говоря обо всех тех других, кто хотя бы видел ее мельком. Это была Беларусь. О, Беларусь... Оставив в покое генералов и приказав им продолжать разрабатывать стратегию, я прячу рот за сцепленными вместе руками, чтобы остальные не видели, как я вновь расплываюсь в усмешке. Всего два с половиной месяца назад, под Верденом, ко мне в плен попала прекраснейшая девушка по имени Наталья Арловская. Информацию своего чертового любимого братца она мне так и не выдала, зато... Кхм... за что была наказана. Буквально дня через три-четыре после этого я приказал собираться, а после - и вовсе снести этот несчастный, но зато такой удобный бункер. Ни себе, ни людям. В данном случае – ни людям. Перебравшись ближе к границам своей империи, я, естественно, захватил с собой и Беларусь. Она вновь упиралась, вновь что-то кричала на своем белорусском, похоже, снова угрожая, и даже больно укусила меня за руку, когда я попытался ее успокоить более гуманным способом, нежели делал до этого. Даже осталась пара несильно заметных шрамов – подарок от ее зубок. Правда, потом Наталья все-таки сильно заболела, а на зажившем бледном бедре красовалась тоненькая багровая полоска. Как я ей и обещал – я вызвал врача и держал ее под замком у себя в комнате. Она должна быть мне благодарна за то, что я хотя бы не оставил ее гнить в этом промозглом грязном подвале и прислал лекаря, а не позорно пристрелил. Но она... Она смотрит на меня таким же давящим и тяжелым взглядом своих темно-синих глаз, каким я смотрю на всех этих генералов. И эти недобрые искры ненависти... Улыбка сползает с лица, не оставив после себя и следа. Ну ничего, она привыкнет. Скоро привыкнет и смирится. Мне вдруг неожиданно вспомнились ее слова, еще перед тем, как я тогда собрался покидать камеру: «Тебе это так просто с рук не сойдет! Меня найдут, а войну ты проиграешь! Я обещаю тебе. Нет. Клянусь». И снова, уже привычный для меня, истребляющий взгляд. На взгляд – плевать, но на слова... Слова этой жалкой девки въелись мне в душу. «... а войну ты проиграешь!», - вновь, как какая-то назойливая песня, не дающая покоя мозгу, вертелось в голове. И чувство, что это все же может оказаться правдой, постепенно возвращалось. Но Россия... Иван, он же... Революция, перевороты, он же... Снова эта фраза... Нет, ну черт! Умеет же какая-то чертовая фраза полностью испортить всю картину! Я убираю руки от лица, не заметив, что погрузившись в свои мысли, полностью потерял счет времени и прохлопал ушами все собрание. Scheiße! Опятьпридется просить кого-то все рассказать!.. Попрошу Кристофа. Он толковый парень и совсем не поинтересуется, зачем все это мне пересказывает, даже если я и присутствовал. Он просто расскажет и дальше пойдет выполнять приказы. Я же знаю, что другие (в прошлый раз я опять просвистел целое собрание) недовольны, что я их, важных и умных таких, не слушал. Конечно, они этого не говорят, но так думают. Я знаю точно. Или у меня уже, как и у Брагинского, мания недоверия ко всем? Плевать. Зато, как удачно я в начале повел войска так, что они захватили большую часть территорий. Но и как я теперь выкручиваюсь... Не гениально, правда, но это тоже надо было придумать! Не бежать же позорно вот так вот сразу, как подбитая собака, поджав хвост?! И вновь мысли о победе стали для меня уже неуловимой тенью, исчезающим и растворяющимся дымом... Я смотрю в окно – хоть глаз выколи. А когда закончилось собрание, было еще не так темно... Oh, mein Gott! И тут я проторчал еще около часа?! В своих мыслях?.. Порой себе удивляюсь. Зато это самый лучший вариант во время самых скучных совещаний. Завтра еще одно такое же... Ох, за что мне все это?* * *

Германия зевнул, поднялся с кресла и направился к двери. Две огромные немецкие овчарки, которые послушно спали в углу все это время, подскочили и двинулись за хозяином. На сей раз этот штаб был гораздо больше, однако осторожность никогда не помешает. Но зачем уже какая-то там ткань, если есть для крыши природное белое покрывало – снег?Белый пушистый снег очень удачно "укрыл" крышу, практически полностью спрятав ее от взгляда с воздуха. Только вот вытоптанная дорожка к штабу очень напрягала.Крауц был точно уверен, что в ближайшее время к этому штабу не сунутся, ибо хоть какие-то, но немецкие войска стоят буквально у границы Германии и Франции практически в том направлении, где была база. И одна команда, одно слово - и эта не такая уж большая, но хорошо натренированная, чуть ли не идеальная «специальная дивизия» (как любил говорить Людвиг) сразу же хлынет на врага спасать своего командира. Недаром ей было уделено столько привилегий! Вот пусть и отрабатывает. Заведя овчарок в псарню к остальным двум, немец поднимался по небольшой лестнице на второй этаж, ведя рукой по холодной каменной стене. А вот и комната... Не только его, но и... Людвиг усмехнулся, представляя, как засветится убийственным огнем взгляд плененной девушки, как она может набросится на него с кулаками, а он грубо отпихнет ее. Кстати, такие «нападения» со стороны непокорной Беларуси затихли, что и было странным... Ну ничего, это ничего. Потом Крауц подойдет к столу и станет рассматривать бумаги. О, сколько же раз она их разрывала, сжигала, разрезала! Но у Людвига всегда было три или четыре копии, которые, естественно, хранились в архиве – в совсем другой комнате, что находилась в иной стороне здания. А теперь, положив руку на ручку двери и достав ключ, немец представил ее выражение лица, когда скажет, что сейчас с ее обожаемым Ванечкой Брагинским. Крауц повернул ключ в замке и опустил ручку двери. Дверь с тихим скрипом отворилась.__________________________* «Das Russische Reich» (нем.) - Российская Империя