Война и голуби (1/1)

Следующий день был объявлен пустым и был посвящен отдыху, подготовке к бою и общению между наемниками. Очень важно было наладить дружественную связь, лучше познакомиться с коллегами, обсудить первую победу и сделать устную работу над ошибками, поэтому мы собрались все вместе теплой компанией в прохладном холле (исключение, естественно, составили Медик и Солдат). Притворяться кем-то другим - профессиональный навык Шпиона, и неудивительно, что в этот вечер общего ничегонеделания мы не стерпели и упросили его показать нам пару пародий. Он отнекивался, хихикал и жеманно отмахивался от наших настойчивых просьб, но, в конце концов, вдоволь насытившись нашим вниманием, согласился кое-что нам показать. Все хохотали до слёз, громче всех, конечно, смеялся Демо и, утирая кулаком слезы, умолял остановиться, скидывая с плеча священную руку Папы Римского, трогающим за душу голосом увещевавшего очистить свою душу исповедью о самых грязных своих грехах. - И не скупись на подробности, сын мой, - добавил он с самодовольством, которое не могла скрыть эластичная маска, облегавшая его лицо. - Я ж только ради них и исповедую!После этой реплики засмеялся даже Снайпер, обычно выказывавший одобрение таинственной молчаливой улыбкой и вообще любивший помолчать, пока дело не доходило до баек. Вечер был очень душевным, пропитанным юмором и всеобщим желанием отвлечься от мыслей о металлических врагах.- Эй, Шпион! А спродируй Хэви! - гаркнул вошедший в раж техасец, с размаху хлопнув меня по плечу.Я удивленно вскинул брови и перевел растерянный взгляд на Энджи:- Меня?Шпион уже стоял рядом со мной, чуть касаясь меня рукавом легкой льняной рубашки, и сосредоточенно хмурил лоб, изучая линии моего лица. Наконец его осенило, и, театрально встряхнув руки, он развернулся к публике спиной, готовясь вжиться в новый сценический образ. Провисла недолгая, но очень томительная пауза.- Я - специалист по большим пушкам, - прогудел он наконец совершенно моим голосом, медленно поворачиваясь к восторженным зрителям всем корпусом, блестяще повторяя за мной мои массивные, исполненные монументальностью движения. - А это, - не напрягая руки, он потряс меня за плечо, и я подыграл ему, качнувшись от воображаемой силы невиданной мощи. - Моя малышка.Скаут прыснул. Демо закусил кулак, чтобы не заржать, как шотландская лошадь, Снайпер сжал губы в узенькую полосочку, еле сдерживая смех. Шпион же продолжал, медленно заходя мне за спину и укладывая на меня вторую ладонь.- Она весит сто пятьдесят килограммов и поглощает в минуту тридцать сэндвичей по двести баксов каждый, - публика уже с беззвучным истерическим смехом съезжала со своих мест. - Нужно четыреста тысяч долларов, чтобы накормить этого Пулеметчика... - здесь он выдержал особо долгую паузу, предоставляя предвкушающим окончание шутки мужчинам извиваться в беззвучных корчах. - На двадцать минут.Дружный взрыв хохота огласил, пожалуй, всю базу. Я думал, что оглохну, и умирал от смеха вместе со всеми, в восторге придавив рукой маленькую кисть руки шпиона на своем плече. - Ой, нет, я больше не могу, перестаньте, я лопну! - умолял скатившийся на пол Подрывник, накрывая рукой мокрое от неудержимых слез лицо. - Пощады! Ха-ха-ха!!Энджи звонко хлопнул себя по ляжке, сотрясаясь от беззвучных судорог смеха. Разведчик же просто рыдал, уткнувшись лицом в скользкий, насквозь пропитанный дымом костюм Поджигателя. - Очень похоже, - утирая слезы, только и смог выдавить я, поднимая глаза на невероятно польщенного всеобщим признанием Шпиона. - А можешь Разведчика?Француз только фыркнул, с улыбкой закатывая глаза и вальяжно отмахиваясь:- Да легко!Он оторвал руки от моей широкой спины и поправил на своем ухе невидимую гарнитуру, по которой выходец из Бостона получал распоряжения от Солдата. - Меня хорошо слышно? - он мягко постучал пальцем по воображаемому микрофону и прочистил глотку. Разведчик напрягся.- Это Скаут! - вякнул Шпион нарочито писклявым голосом, деланно заламывая руки и прижимая их к груди. - Увижу радугу - тут же обревусь!Возмущенный мат Разведчика потонул в громогласном хохоте шестерых мужчин. - Ну, мужики, это уже ни в какие ворота! - рявкнул молодой человек, сердито взмахивая затянутыми в замусоленные тяги руками.Поджигатель что-то прогнусавил сквозь свою вечную маску и участливо ткнул парня тыльной стороной ладони в ногу. - Ладно, мальчишка, не петушись, - с самодовольной улыбкой бросил француз, делая ленивое движение рукой, будто отмахиваясь от назойливой мухи. - А теперь - трагическая роль! Внимание...Все находившиеся в общей комнате навострили уши. Мужчина вышел из-за моей спины, чтобы его было лучше видно, и достал из нагрудного кармана свои очки для чтения. С печальным видом водрузив их на свой замаскированный нос, он выпрямил осанку, закинув одну руку за спину и прикрывая глаза в глубокой скорби. Я уже догадывался, кого он собрался пародировать, и мне это не понравилось.- Господа, когда я пришел сюда, я ожидал увидеть балаган, зверинец, базар, - он окинул нас презрительным взглядом поверх очков. - Но то, что предстало пред моими глазами, не поддается никакому описанию...По публике поползла череда ядовитых улыбок.- Я настолько несчастен, что отыгрываюсь на всех подряд, моя жизнь мне невыносима, и заставлю всех и каждого страдать так же, как и я! У меня уже полгода не было женщины, слава богу, хоть Солдат меня трахает...Я заметил, что Снайпер весь напружинился в кресле и как-то странно начал кивать головой, подавая Шпиону знаки. Я обернулся туда, куда он смотрел.- Браво, герр Шпион, я себя узнал, - тихий, но резкий голос раздался у меня за спиной, заставляя подражателя подскочить от неожиданности. За ним стоял как из-под земли выросший Медик. Тело, словно напряженная струна, готовая разорваться и больно хлестнуть прямо по лицу, ладони погребены в сложенных на груди руках.- Что же Вы замолчали? - желчно спросил он, выедая Шпиону глаза своим пронзительным взглядом. - Закончились английские слова в вашей французской голове? Что ж, позвольте тогда и я что-нибудь изображу.Он обвел нас уничтожающим взглядом и снова вперил его в съежившегося бедолагу.- Давайте, попробуйте угадать, - голос его дрожал от рвавшегося наружу негодования. - кого я изображаю. Я корчу из себя комика, я клоун, веселящий народ. Я переебал сотни шлюх и собрал такой удивительный букет венерических заболеваний, что удивительно, как он еще не лежит у изножья моей могилы, вырытой мной же самим. А собрал я эту потрясающую линейку гонорей и сифилисов только лишь потому, что страстно обожаемая и почитаемая мной за богиню женщина никогда не сможет полюбить человека в маске и родить ему детей, потому что им нужен отец, а не жалкий призрак, проклятый весь свой короткий век скрывать истинную сущность ото всех и даже от родных.Под конец его ожесточенной речи он уже цедил сочащиеся черным ядом слова сквозь зубы, смакуя мучительное смятение в глазах француза.- Что, никак не можете угадать? О, дорогой Шпион, мои соболезнования, кретинизм на таких стадиях уже не лечится. Придется как-то жить с этим дальше. Хотя до сей поры Вам как-то это удавалось.Скулы его сводило озлобленное напряжение, граничащее с жестокостью. Он вновь оглядел притихшую компанию и, не получив ни одного ответного взгляда, остановился на мужчине в оптической маске.- Герр Поджигатель, я ожидаю Вас через десять минут в своем кабинете. Всем же остальным желаю приятного вечера.И Медик вышел вон так же тихо и резко, как и появился.Повисло гробовое молчание. Все перекидывались пристыженными взглядами и прятали глаза друг от друга, чувствуя себя неловко оттого, что человек, которого они высмеивали, застал их в самый разгар насмехательств. Своим приходом он словно развернул для них большое зеркало, в отражении которого каждый на мгновение увидел себя запаршивевшей гиеной, единственным развлечением которой было лишь озлобленное высмеивание чужих недостатков ради собственного развлечения; однако отблеск образов блеснул лишь мельком, и его эффект быстро был задавлен быстро вернувшимся в привычное состояние сознанием наемников.- Не, ну чо он... - начал было Разведчик и смутился оттого, что все наемники впились в него взглядом, словно желая, чтобы он дал оправдание сложившейся ситуации.- Нет, серьезно, - вдруг раздраженно сказал Шпион, снимая и складывая очки и переключая на себя внимание. - Это простые пародии, зачем же переходить на личности? Я не собирался никого оскорблять. Грубиян и бурбон. Я поднялся со своего места. Лазутчик с вызовом скользнул по мне взглядом, очевидно ожидая, что я развяжу спор и встану на защиту врача, но я лишь покачал головой и промолвил:- Ты обидел Доктора.С этими словами я вышел, оставляя воинов между собой решать, кто прав, а кто виноват, и направился в сторону врачебного кабинета. Неправильно это все. Нельзя так грубо оскорблять человека, пускай даже в сатирических целях и для потехи коллектива. Ведь он не был частью нашей компании, и в такой утрированной зарисовке он не смог бы разглядеть ничего смешного, даже если бы пожелал это сделать. Смеяться над коллегами может быть уместным, когда они с тобой тесно дружат и понимают, что это лишь провокационные тычки, которые не несут ничего злого, а вот врач, кажется, был оскорблен нами до глубины души... Я толкнул дверь с потертым крестом. Закрыто. Странно, я был уверен, что полевой врач направился именно сюда - готовиться... к приему Поджигателя? Да что у них там творится? Я наклонился к двери и приложил ухо к тонкому дереву, но ничего не услышал.- Доктор, Вы тут?Ответом мне была гробовая тишина пустого кабинета. С досадой я распрямился и огляделся.- Эй, ты! - я заметил одного из служащих, мужчину лет тридцати. - Ты Доктора не видел? Куда он пошел?- Наверх, - пожал плечами сотрудник и пошел дальше по своим делам.Мне подумалось, что врач решил что-то взять из своей комнаты и потому пошел на последний этаж, на котором и были размещены наши с ним комнаты, и я поспешил взлететь по лестнице, чтобы поймать немца по горячим следам. Я почти его догнал - как только я перепрыгнул через последние две ступеньки, я услышал, как тихо щелкнула аккуратно придержанная бережной рукой металлическая дверь на крышу.Я замер в нерешительности. Зачем я, собственно, побежал за ним? Что я должен был сказать? Извиниться от лица наемников? Это прозвучит глупо и по-детски наивно. Поддержать и объяснить, что это безобидная шутка? Скорее всего, это его лишь пуще разозлит. Медленно отсчитав ногами ступеньки к двери на крышу, я решил про себя, что ничего нарочно не буду говорить, и пускай разговор пойдет так, как пойдет, и, даже если его не будет толком, я просто постою рядом и вместе с ним буду бессмысленно скользить взглядом по окружающей нас пустыне в обоюдном молчании. "Надеюсь, хоть, он решил просто освежиться, а не сброситься, а то..." - мысль прервалась, когда я распахнул дверь и сощурился от лучей закатного солнца.Черная из-за бьющего в глаза солнечного света фигура, облокотившаяся о высокие перила, отняла от лица сигарету и повернула ко мне голову. Меня поразил тот факт, что Медик курит, мне казалось, что он как никто другой не имеет права на вредные привычки. Его лицо скривилось, и он снова отвернулся, не желая меня видеть. Упавшая было бессильно рука, зажимающая между указательным и средним пальцами сигарету вновь поднялась, накрывая нижнюю половину лица врача.- Что... - он выдохнул дым сквозь пальцы и будто намеренно продолжил говорить в руку, словно не желая со мной контактировать, - Пришли насмехаться, герр Пулеметчик?Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что он сказал. Я сделал пару шагов к нему и встал рядом, так же опираясь о перила.- Да нет...Мне безумно хотелось поддержать его, но я не знал, с чего начать, чтобы не расстроить его еще больше и, как следствие, совершенно разрушить налаживающийся между нами мост.- Думаете, можно вот так просто людей оскорблять. Если уж и хотите позубоскалить над кем-то, то удосужтесь выбрать такое место, где он не сможет вас услышать, иначе проблем не оберетесь, - неожиданно и с раздражением начал он, выкидывая бычок и без интереса наблюдая за его траекторией.Поджав губы, он уставился на сухую землю далеко под нами, резко оборвав речь. Повисло неловкое молчание, по крайней мере, оно было таковым для меня: по врачу, вечно носившем кислую мину, все равно ничего нельзя было понять. Я сцепил руки и отвел взгляд в сторону, мусоля пальцы между собой. Что я должен был сказать? Он был прав.- Слушай, Медик...- Нет, не "слушай", - перебил он меня, развернувшись ко мне корпусом и резко полоснув гневным взглядом по моему лицу. Он хотел сказать что-то еще, но слова не хотели идти из-за бури эмоций, рвущих его душу на части.Повисла еще одна пауза. Он сверлил меня глазами, пытаясь обуздать свое всеразрушающее негодование, заблокировавшее его речь, а я терялся, не зная, что предпринять: уйти, оставив раздосадованного врача наедине с самим собой, или остаться и попытаться вывести разговор на более приятную тему, способную развеять пасмурное настроение напарника. Вдруг его нахмуренные брови расслабились, разгладилась гневная бороздка над переносицей, и все его лицо приняло выражение опустошенности и отрешенности от всего мира: гнев быстро сменился горечью и бессилием перед навалившимся скопом проблем и обид. - Мне очень тяжело... - промолвил он тихим, совершенно другим голосом, и отвел взгляд.Слова давались ему с трудом. Он словно решал, есть ли смысл изливать почти чужому человеку душу, истерзанную непониманием и неприятием соратников. Его пальцы неслышно и мягко постукивали по блестящим перилам ограждения, а взгляд отсутствующе плутал по выжженной солнцем земле. Его образ был в тот момент на удивление поэтичен и необычайно шел ему: чеховская печальная задумчивость, тяжелый взгляд забитого и очень одинокого человека и контрастно открытая поза повернувшегося ко мне целителя создали необычное, притягательное сочетание. Рука сама потянулась коснуться его плеча, да так и осталась на нем согревающей ладонью. Он вздрогнул, но не отбросил мою руку и не поднял на меня взгляд. Пальцы его сжали металл ограждения.- Думаете, легко... - еле слышно проговорил он с удивительной кротостью. - Думаете, легко за день до отъезда на фронт, где тебя могут убить, где ты сражаешься ради кого-то, ради самого обожаемого на свете человека... Узнать, что этому человеку, единственному, который понимает меня, моей богине... Я не нужен больше. Что она носит под сердцем чужого ребенка…Голос его дрогнул, и он несколько раз часто моргнул. У меня в душе словно что-то оборвалось: вот что скрывалось за личиной ядовитого и склочного врача - обыкновенное разбитое сердце, изувеченное предательством любимого человека. Я мягко погладил его по плечу, желая дать ему знать о своем сочувствии.- Думаете, легко, - продолжил он, снимая с носа очки и потирая переносицу. – Легко держать в руках умирающую любимую голубку с пораженной нервной системой, которая не может дышать и задыхается, как и пятьдесят ее братьев и сестер? Не думаю, что вам, зубоскалящим гиенам, известно, каково это…Как это символично и как гадко – измена, умирающие голуби и война… Уничтожающая ирония судьбы. Мягким движением я привлек его к себе и крепко обнял, кутая в свои огромные ручищи и страстно желая, чтобы немец предал забвению свои страдания раз и навсегда. Его лицо уткнулось мне в шею; он стоял смирно, в позе обреченного и смирившегося с судьбой человека, он даже не поднял руки, чтобы обнять меня в ответ.- Думаете, легко… - сказал он совсем тихо. – Каждый день желать смерти. Каждый божий день желать умереть, чтобы все это прекратилось… Его голос снова характерно дрогнул, и я почувствовал у себя на шее крупную горячую слезу, скатившуюся под воротник моей футболки. За ней последовала еще одна, и еще. Бедный Медик… Я крепко прижал его к себе так, что его повлажневшее от слез лицо вжалось в меня. Мокрые ресницы, вздрагивая, щекотали мою шею. Я потерся щекой о его висок и почувствовал, как неуверенные руки слабо обняли меня за пояс; в ответ я начал медленно гладить его по спине, плавными движениями ладоней стараясь загладить мучительно раскаленные и болезненные трещины в его душе. Кажется, он успокаивался и начинал чувствовать себя увереннее: его тело подалось ко мне, словно ища спасения, и он мягко прижался ко мне в ответ, все тише и тише всхлипывая от беззвучных рыданий. Не знаю, сколько мы так простояли, время для меня остановилось. Мне было так хорошо. Я понял причину нелюдимости и агрессивности врача. Я узнал, в каком направлении нужно двигаться, и ощутил под ногами почву. Наконец он глубоко вдохнул и затих совсем. Какое-то время мы стояли в молчании, а потом он напрягся. Я нутром почувствовал эмоции полевого врача: он, взрослый мужик, с высшим медицинским образованием, самодостаточный, аккуратный, успешный, - плачет, как школьник, у какого-то туповатого здоровяка на плече. Он почти вырвался из моих рук, хотя я не собирался его удерживать вопреки его воле – несмотря на то, что мне не хотелось его отпускать, – и отошел на шаг назад. Длинные, еле заметно дрогнувшие пальцы выудили из нагрудного кармана аккуратно сложенный платок и легким встряхиванием развернули его. Немец с мрачной миной на лице аккуратно промокнул уголки глаз и лицо и спрятал платок обратно. Проверив на свет очки и небрежно протерев их от соленых следов, он надел их и только под их защитой осмелился на меня глянуть. Его взгляд был вновь холоден, он отталкивал и ненавидел все живое, в первую очередь – человека, который теперь знал о его слабине.- Если Вы кому-нибудь проговоритесь об этом – я подстрою Вашу смерть на поле как несчастный случай, - процедил он и рывком двинулся с места, спеша скрыться из поля моего зрения.Я молча проводил его взглядом. Перед крашеной металлической дверью он вдруг обернулся на мгновение. О только что произошедшем говорили лишь красные и чуть влажные глаза доктора, в которых читались прежние высокомерие и презрение. Он нахмурился, заметив, что я слежу за ним, и скользнул в прохладу базы, хлопнув за собой дверью.- Глупый Доктор…Неизвестно чему, я улыбнулся. Думаю, помочь тебе будет легко.