Жизнь, смерть, работа (1/1)

День клонился к закату. Безразличный к делам смертных лик огненного солнца медленно закатывался за рыжие горы, предвещая скорое наступление короткой ночи. Темнело здесь быстро, и горячая земля, калившая стопы в жаркое время суток, после заката остывала за каких-то три-четыре часа. Мы с Демо стояли на крыше и наблюдали заход солнца. Я любил эти молчаливые, исполненные покоя минуты. Когда ты находишься рядом с кем-то, пускай даже малознакомым, и молчание ваше не тревожит ни одного из вас, является естественным, парящим над всеми порождениями бытовой жизни, ты ощущаешь себя выше всех проблем, видишь себя чем-то сверхъестественным, предназначенным для великой цели, частью таинственного и мудрого замысла Божьего. Созерцать величественное и вдохновляющее вместе с кем-то, кому не чужды светлые чувства, разделять одни и те же ощущения благоговения и смирения перед прекрасным – вот величайшее наслаждение на земле, перед которым меркнет в своей низости весь сонм плотских утех. Мне было легко и радостно на душе, и одновременно некая светлая грусть пронизывала тонкое полотно моих мыслей.Думаю, Подрывник чувствовал то же, что и я. Лицо его выражало какое-то невероятное сочетание благородных душевных порывов, добрых намерений, глубоких переживаний. Его единственный карий глаз со смутной скорбью следил за сияющим диском, завершавшим свой путь по небу. Мы были уже немолоды, наша жизнь тоже клонилась к закату, скоро и мы должны были потускнеть, померкнуть. И уйти навсегда. Звезда твоей жизни может закатиться через тридцать лет, а может и завтра. Может, ты, уже седой старец, тихо отойдешь в лучший мир, находясь в светлой комнате, окруженный родными и близкими, а, может, уже сегодня ночью твою проломленную голову будет победно держать в руке перепачканная машинным маслом металлическая развалина. Тяжелый вздох невольно вырвался из моей груди. Нет. Я не позволю каким-то там бездушным машинам убить меня или кого-то из моих соратников, моих названых братьев, пускай даже еще не все мне знакомы. Даже этого надменного немца я не дам в обиду, пускай он… Пускай он такой вот гадкий и нескладный.- Ты чего вздыхаешь?Голос шотландца вырвал меня из стягивавшегося узла тяжелых мыслей. - Я… Да так, - ответил я неопределенно, застряв глазами на каком-то хилом кусте, росшем на отвесной скале. – Скажи, ты думаешь о смерти?Демо ответил не сразу. Было видно, что мой неосторожный вопрос всколыхнул какие-то невыносимые воспоминания, которые он всеми силами старался держать нетронутыми в своем сознании.- Постоянно.С сиплым вздохом он оперся о железное ограждение, протянувшееся по краю крыши, и я невольно сделал то же самое.- Я думаю о смерти постоянно, Хэви. Я боюсь. Я не хочу умирать, - он помолчал. – Я не хочу, чтобы другие умирали. Я ненавижу этих металлических блядей, хоть и не видел их еще. Я не хочу, чтобы ты погиб, не хочу, чтобы погиб Солдат или Энджи, или еще кто-то из нашей команды.Подумав, он добавил: - А этот фашисткий гондон пускай подохнет на первой же волне, я не расстроюсь, если ему раскроят его безмозглый жбан. Или нет! Пускай его возьмут в плен и ебут всем взводом, вот это будет весело!Он тихо фыркнул, обнажив белоснежные зубы, ярко выделявшиеся злорадным оскалом на его темном лице. Да, полевого врача он страстно невзлюбил еще с первых минут знакомства. - Демо, ну что ты несешь, - толкнул я его легонько своим плечом. – Доктор тоже человек, и он все же часть нашей команды, мы должны и его защищать. А он будет нас лечить. - Ага, как же, - не скрывая раздражения, шотландец заглянул мне в лицо. – Готов побиться об заклад, что при первых же звуках бегущих роботов он пулей усвистит на базу! – Подрывник стукнул массивным черным кулаком по перилам. - Ну а если у него есть хоть капля достоинства, то он нас не бросит, нет. Просто будет отсиживаться в укромных уголках до тех пор, пока все не стихнет.Расстроив сам себя, мужчина лишь отмахнулся и горестно уставился на голые верхушки рыжих скал. Я благоразумно не стал развивать тему, чтобы не провоцировать взрывного горца на штампование теорий о том, как же будет вести себя на поле новобранец, каких подлостей от него надо будет ждать, какой из самых ужасных участей следует его настигнуть, и так далее.- Красивый закат, да?Он кивнул в ответ. Окрашенное в тусклый розовый цвет небо затухало, медленно и тягуче принимая насыщенный фиолетовый цвет. Набежавшие к вечеру длинные тонкие облака простерли свои расслоившиеся края к горизонту, скрытому за горами, и рдели в предзакатных лучах яркими алыми пятнами. Я чувствовал, как мое могучее сердце начинало биться медленнее и тяжелее, благоговея перед монументальностью природы. На душе было тревожно, неотчетливо боязненно и спокойно одновременно, и над всей этой небольшой, но насыщенной гаммой чувств витало необъяснимое ощущение величия самой Жизни.- Вот голубки! – раздался за спиной радостный возглас, будто нас с Демо застукали на чем-то пикантном и очень интересном.Мы обернулись. За нами стоял Инженер, улыбаясь во все свои техасские тридцать два зуба и сиявший оттого, что ему удалось застать нас на такой тихой и величественной минуте мужского взаимопонимания.- Иди сюда, друган, сейчас ты у меня голубкой станешь! – задиристо ответил горец, разворачиваясь и в шутку натягивая и без того короткие рукава красной футболки чуть ли не до мощной своей шеи.- Ну, ну, полехче! – выставив перед собой ладони в капитулирующем жесте, притворно испугался Энджи. – Я тож пришел псмотреть на закат.Посмеиваясь своим густым низким смехом, он втиснулся между нами и стал вертеть головой во все стороны, разглядывая скудный на растительность, но щедрый на живописный предзакатный камень ландшафт. - Ну ты бы хоть очки снял, - укоризненно заметил я, приподняв с техника каску и стягивая с него круглые затененные очки.Энджи охнул и протер глаза. Очевидно, работа в темном помещении, да еще и с постоянными всполохами искр, режущих глаз, не шло ему на пользу. Я усмехнулся.- Маленького человека поразило величие природы, - сказал я, натягивая позаимствованные очки для сварки на глаза. – Ну как, я теперь техасец?Мужички посмотрели на меня да так и покатились со смеху. Еще бы: выдающийся вперед щетинистый подбородок и суровое выражение лица так нелепо контрастировали с круглыми, плотно сидевшими под бровями стеклышками, что сохранять серьезную мину было невозможно. Я был похож на какого-нибудь мужественного фэнтезийного гнома внушительных размеров, которому не удалось подобрать по размеру очки для работы с бурильной установкой, и который вынужден был теперь мучиться с этими крошечными черными стекляшками.- Энджи, да это ж вылитый ты! – обхватив одной рукой плечо Инженера, восторженно охнул шотландец, продолжая хохотать.- Вовс и не похож! – возмутился механик, не в силах сдержать улыбку. – Мне они идут намног больше!Демо окинул меня оценивающим взглядом, и по его лукавому прищуру я понял, что он что-то задумал. - Да, ты прав. Чего-то не хватает, - и, задорно улыбнувшись, он ловким движением стащил с Инженера его желтую каску и ускользнул с ней в мою сторону, - Йо-хо-хо!На автомате схватившись рукой за покрытую короткими жесткими волосами макушку, Энджи замер от неожиданности и удивленно поморгал глазами. Перед ним стояли Пулеметчик в его очках и Подрывник в его каске.- Мы Инженеры! – гордо воскликнул Демо, для пафоса выставив вперед левую ногу и уперев кулаки в бока. – Мы строим турели и раздатчики, и мы никого не боимся!- Да! – подхватил я, делая вид, что постукиваю себя по ладони массивным гаечным ключом, - А наши телепорты доставляют бойцов прямо к месту битвы! Мы – достояние команды!И, не сговариваясь, мы с Демо хлопнули друг друга по плечам в дружественном жесте. Эффект был достигнут: Энджи расплылся в добродушной улыбке:- Ладн, сдаюс, вы отличные инженеры! Куда мы без вас!Я стащил с себя очки, начинавшие давить, и прищурился на небо. Солнце уже зашло за горы, и просторный небосвод стремительно темнел, лениво укутываясь в бесконечное звездное покрывало. - Что ж, - сказал я, возвращая мутные стекляшки владельцу. – Пойдемте навестим Солдата и узнаем, что же нам преподнесет завтрашний день.Тесной шумной компанией мы отправились вниз, в кабинет главнокомандующего.Когда мы вошли, Солли сидел, откинувшись в кресле, закинув ноги на заваленный бумагами стол, и мрачно смотрел вперед себя, держа около уха лакированную телефонную трубку. Он был в своей любимой белой майке, облегавшей мускулатуру, и в бежевых штанах защитного цвета "Пустыня" с большими карманами на металлических кнопках. Окинув нас мимолетным взглядом, он кивнул в сторону длинного стола, торцом стоявшего напротив его собственного, и, сняв ноги со стола, сел ровно, не отнимая трубку от уха. Мы расположились по одну сторону крашеного деревянного стола, стараясь не мешать Солдату своими разговорами. Тот не беседовал, а лишь слушал оператора, мягким голосом повторявшего заученную фразу, и озабоченно хмурил свой квадратный лоб. Наконец с легким щелчком трубка отправилась на базу. Мы перестали перекидываться шуточками и приготовились слушать. Солдат взглянул на серебристые наручные часы.- Итак, - промолвил он задумчиво, собираясь с мыслями. – Я перенес вечернее собрание на десять часов, надеясь, что остальная команда подтянется в течение дня. Но, как вы видите, этого не случилось.Я бросил взгляд на часы. Было без пяти десять. Слева от меня с шумом сменил позу Инженер. Я взглянул на него и поймал удрученный его взгляд.- Тем не менее, - продолжал руководитель, - у меня появились сведения о приблизительном местонахождении не прибывших на базу наемников. Снайпер и Шпион на пути к Биг Року и должны прибыть рано утром. Снайпер позвонил мне из города и сообщил, что в его машине обнаружилась утечка тосола, и что они выезжают, как только его фургон отремонтируют. А вот с Поджигателем и Разведчиком пока неясно. Мне известно, что их поезд задерживается в связи с аварией на железнодорожном полотне, однако никаких подробностей относительно этого из Центра мне пока не приходило. Мобильные у них не ловят. Во всяком случае, машина будет дежурить на станции до победного. А, вот и наша едкая девочка подошла! Почему опаздываешь, голубушка?Демо прыснул. Я поднял глаза и не без удивления наткнулся взглядом на садящегося напротив меня Медика. Мой слух не уловил легких его шагов и, похоже, никто, кроме Солли, не заметил, как он вошел в комнату.- Я пришел вовремя, - сухо ответил врач, подтягивая стул поближе к столу и усаживаясь поудобнее. Его холодный взгляд с вызовом встретил взгляд главнокомандующего.Солли вздернул брови и со скептичным выражением лица посмотрел на часы. Я автоматически сделал то же самое. Было ровно десять часов.- Что ж, правда на твоей стороне, - медленно и с расстановкой сказал командир и, не став акцентировать на этом внимание, перешел непосредственно к теме нашего собрания.Я заметил, что доктор как-то расслабился, и жесткие черты лица его сменили озлобленно-агрессивное выражение на выражение серьезное и даже внимательное. Речь шла в основном о тактике борьбы против механических врагов; Солли дотошно объяснял каждому его задачи, заставлял задавать вопросы, обсуждал с нами все возможные варианты протекания боя, выслушивал предложения и давал дельные советы. "В споре рождается истина," – вот фраза, которая фигурировала в его речи постоянно, и Демо, который поставил себе целью весь оставшийся день проходить в желтой каске механика, с упоением разделял эту точку зрения, провоцируя Солдата на спор в обсуждении даже самых незначительных нюансов боя. Я слушал молча и старался вникнуть во все, что объяснял нам американец. Насчет тактики и расстановки сил на поле боя мне было все ясно, а вот сами враги… Сами роботы у меня вызывали много вопросов. Живучи ли они? Можно ли считать обезглавленных бойцов неопасными? Сколько патронов придется израсходовать на одного Разведчика и сколько – на одного Пулеметчика? Кто из них самый быстрый? Кого уничтожать в первую очередь? В моих мыслях зароились даже такие глубокие вопросы, как, например, осознают ли они себя в этом мире и есть ли у них воля к жизни, но я посчитал такие вопросы не относящимися конкретно к боевым действиям, поэтому решил просто обсудить их с кем-нибудь в свободное время. Дождавшись, пока Демо и Солли найдут компромисс в горячем споре о том, стоит ли минировать вход в основную пещеру, я задал мучивший меня вопрос:- Солдат. Мы много говорили о том, как вести бой. Но что насчет тех, против кого мы ведем этот бой?Сохранявший до той поры более или менее статичную позу Солдат вдруг распрямился и с резким хлопком ударил себя по широкой ладони, заставив всех подпрыгнуть на своих местах от неожиданности.- Вот! Вот что я хотел услышать! Как совершенно верно подметил Пулеметчик, чтобы победить врага, мы должны узнать врага! – я сомневался, что успел это подметить, но тем не менее не стал перебивать. – Рассмотрим основные классы по представленной Центром информации.Он вытащил из щели между шкафами легкий мольберт из толстой фанеры и большим зажимом прикрепил к нему квадратную стопку плотных листов. На листах были представлены семь из десяти классов: Солдат, Подрывник, Разведчик, Пулеметчик, Медик, Поджигатель и Инженер. Он долго объяснял нам особенности поведения роботов, их основное оружие, поведение на поле боя, слабые места и многое другое. Я заметил, что Инженер и Медик делали какие-то записи в блокнотах. Мы же с Демо просто сидели и слушали. Картина общей ситуации, в которой мы находились, становилась яснее и прорисованнее, и надо отметить, что не выбиравший выражения в минуты гнева Солдат оказался неплохим лектором. Даже мне, чей уровень английского стоял, пожалуй, на последнем месте из всех, все было до предельного ясно. Больше всех в обсуждении принимал участие Инженер. Он с жадностью вслушивался в каждое слово руководителя, старательно исчерчивал свой широкий белый блокнот, и делал какие-то быстрые записи, задавал много вопросов и на некоторые тут же отвечал сам. Вот этот человек явно любит свою работу! Все нюансы, любые подробности были ему интересны до дрожи в пальцах. Доктор же, напротив, выглядел скучающим. Уже записав все, что его интересовало, он смотрел перед собой пустыми глазами и лениво вертел в пальцах свою позолоченную ручку. У него был такой утомленный вид; я право, ожидал, что он сейчас вздохнет, трагически закатит глаза, скажет, что он уже наслушался, едко поблагодарит за захватывающую лекцию и уйдет в свой неприступный кабинет. Однако он продолжал сидеть и слушать, находясь, впрочем, в какой-то густой прострации, в астрале мыслей, порхающих и копошащихся, составлявших его видение основной нашей задачи. Что же творится в твоей болезненной душе, доктор, доктор…- Всем все ясно? – громовой голос Солдата вырвал меня из потоков мысли, уходивших уже далеко от темы собрания.Вернувшись из особого, призрачного мира мыслей я почувствовал, что мне как-то некомфортно. Мгновение – и я вдруг обнаружил, что доктор смотрит мне прямо в глаза своим немигающим ледяным взором. И тот факт, что он знает, что я открыто пялился на него последние пять минут, смутил меня, как мальчишку. Я поспешил отвести взгляд и, тихо кашлянув, попросил Солли повторить последние два предложения, так как я отвлекся. Подрывник издал низкий сдавленный смешок.- Для особо одаренных повторяю, - без тени раздражения ответил американец, подходя ко мне вплотную; оперевшись о стол одной рукой, он ткнул меня пальцем в плечо. – По данным Центра завтра волны не-бу-дет. Но! Я на-сто-я-тель-но рекомендую быть готовым ко всему и держать оружие на-го-то-ве! Все ясно, рядовой?- Так точно! – ответил я по-военному и рассмеялся. Солдат улыбнулся в ответ и похлопал меня по плечу своей тяжеленной рукой.- А теперь – отбой! Подъем завтра в шесть тридцать! – он громко хлопнул в ладоши, завершая собрание. - Инженер, тебя я лично проверю через полчаса, а то ты вечно норовишь смотаться в ангар к своим игрушкам. Всем р-р-р-разойтись!Энджи поднялся со своего места и так сходу и приклеился к Солдату с расспросами, что да как, да почему, да откуда же у них, да и сколько же надо, и зачем, и отчего. Усмехнувшись, я оторвал от них взгляд и мельком оглядел комнату. Доктор исчез. Демо качался на стуле, закинув ноги на стол, и бубнил под нос какую-то затейливую шотландскую песенку. Попрощавшись со всеми, я покинул зал и направился к себе, попутно слыша гневливые восклицания Солли вроде "Да отцепись от меня, лупоглазый слизень, я сказал тебе все, что знаю!", сопровождаемые настойчивыми прошениями Инженера поведать больше и раскатистыми вспышками смеха чернокожего шотландца.Моя комната была на третьем этаже – первая дверь направо, если подниматься по правой лестнице. На ней была замечательная круглая эмблема с изображением кулака – символа моего класса. Я тронул виниловую наклейку кончиками пальцев и отпер дверь. Солдат объявил отбой, время было уже позднее, и следовало было уже ложиться отдыхать, поэтому я быстро навестил душевую и с наслаждением забрался под тонкое прохладное одеяло, не забыв, конечно, пожелать Сашеньке спокойной ночи. Она всегда спала в моей комнате рядом со мной на маленьком низком столике. Это оружие лучше всех на земле. Да. Пожалуй, действительно самое лучшее оружие. Тело расслаблялось, наливаясь приятной тяжестью, но сон не шел. И даже неспешный ход мыслей никак не хотел расплываться в бесформенные клочки воспоминаний и обрывистых фантазий. Я заново переживал сегодняшний день в своей голове, и никак не мог перестать прокручивать в своей памяти разговоры и события, в которых я принимал участие. Даже мечтать о чем-то не получалось. Я закинул руки за голову и уставился в потолок. В такие моменты, когда сон отказывался принимать меня в свои трепетные объятья, а мысли начинали все быстрее и быстрее кружиться по одной и той же накатанной траектории, я всегда начинал думать о родных. Где-то там, далеко в России, сейчас уже почти полдень, моя старенькая мать, должно быть, прибирается в доме, подметая древним, как она сама, истертым веником дощатый зеленый пол, девчонки вместе с братом сейчас должны у нее гостить и помогать по хозяйству. Мы с Кириллом дюжие мужики, и баньку у мамы построили, и свинарник наладили, и дом отделали так, что любо-дорого посмотреть. Я улыбнулся в темноте. Все же мне больше нравилось любить и создавать, чем ненавидеть и убивать. Вот вернусь домой, денег привезу, сувениров, девчонок зажму так крепко, что они завизжат своими звонкими, переливчатыми голосами, приглажу их мягкие как шелк волосы, расцелую их светлые личики, приголублю губами их длинные ресницы и осыплю каждую сотней любящих поцелуев. С Кириллом мы обязательно сходим в баню, попаримся, шашлычков приготовим, а потом как-нибудь – на охоту с ночевкой в лесу. Принесем домой оленя или кабана, или грациозную косулю. Вечером мама сядет вязать, а я буду с ней рядом, с благоговением гладить ее маленькую сгорбленную фигурку своей ручищей и рассказывать о том, как я работал за границей, как свирепо и неудержимо крушил и ломал механические создания, как работал в команде и как было весело. Конечно, ни слова не будет сказано о животном страхе, о дыхании смерти, веявшем от раскаленного на солнцепеке металла, о ранениях и мучительных мыслях о родном доме. Мама будет улыбаться и говорить, что настрадалось ее сердце, что никогда она меня больше от себя не отпустит, и оба мы будем знать, что я все равно уеду на заработки… Я сел в кровати и спустил ноги на пол, нашаривая в темноте сандалии. Нет, мне не заснуть. Надо пойти и выпить чего-нибудь, хоть молока. Американцы верят, что стакан молока перед сном помогает скорее забыться и отойти в мир Морфея. Что ж, попробуем.Крадучись спустился я по темной лестнице на первый этаж. Ночью главный холл освещался тусклыми светильниками, и мне не пришлось оббивать собой углы, чтобы добраться до кухни. Я проскользнул в темную курилку, отделявшую главный холл от кухни и столовой, и заметил, что из-под двери, ведущей в помещение, куда я направлялся, простерлась яркая полоса света. Там кто-то был. "Странно," – подумал я и тихонько приоткрыл дверь. Резким движением на меня обернулся Медик. Черты лица его, лишь секунду назад бывшие мягкими и расслабленными – я успел это заметить, – вдруг сделались жесткими и мгновенно приняли провокационно надменное выражение. Я застал его врасплох на каких-то личных мыслях, на пребывании в каком-то своем, одному ему понятном мире, и теперь потревоженный полночный врач испытывающе смотрел на меня своими колкими глазами, словно ожидая от меня болезненный тычок по воспаленному самолюбию. В руках, облаченных аккуратно закатанными рукавами белоснежной рубашки, он деликатно держал своими длинными элегантными пальцами маленькую фарфоровую чашечку с чаем. Как и сегодня днем, я замер на месте, не зная, как лучше поступить. Я внезапно почувствовал себя очень глупым, несносным ребенком, по неосторожности своей нарушавшим хрупкий и такой редкий покой уставшего человека. Доктор отвел взгляд и безучастно приник краем губ к тонкому фарфору с такой кислой миной, будто ему самому это было противно, и он пришел сюда только потому, что прохождение этого омерзительного ритуала испития чая было совершенно обязательным. Его глаза были устремлены в стол, и более не морозили меня своим пронизывающим взглядом. Во мне прибавилось решимости. Я прошел к холодильнику, достал упаковку молока и налил себе стакан. До этого момента все прошло гладко. А потом я не знал, куда себя деть. Вот я стою около холодильника со стаканом в руке и чувствую, что в любой момент на меня может кинуться эта равнодушная на вид гремучая змея, тихо, но предупреждающе напряженно шелестящая концом своего омертвевшего хвоста. Медик не смотрел на меня и открыто меня игнорировал, но я буквально ощущал этот комок гнева, стиснувший его глотку и оттянувший вниз в презрении уголки его упрямых губ. Пальцы невольно стиснули стеклянный граненый бок. Я не мог долго находиться рядом с этим человеком. Я понимал, что любое слово может спровоцировать его на стремительный выпад, поэтому, залпом выпив злосчастное молоко, я сполоснул чашку и поспешно вышел вон, словно школьник, без разрешения вторгшийся на частную территорию. Вернувшись к себе, я сразу завалился в кровать и стал обдумывать произошедшее. Мысли взроились с новой силой.