Сказание 3. 1. О союзниках-женщинах и умении лгать (1/1)

Господа! Я всё больше съезжаю с сетевого формата в романный, с обилием диалогов и раздумий. Потому здесь - первая часть третьего сказания. Как всегда - вступление, потом встреча в пещере, потом воспоминания - что происходило перед встречей в пещере. Именно воспоминания о подготовке к Состязанию продолжатся в следующей части. Ну, и само Состязание будет, если я не распишусь уж чересчур. —?Я ставлю на небо.—?Я ставлю на море.—?Я ставлю на…Молчи, Мнемозина, этого не было.Выглядит насмешкой, фантазией упившегося аэда: трехсотлетняя война, великие битвы, трое братьев?— три стороны Силы. Сестры, ждущие братьев с войны, интриги, истребление целых племен, пожары… Война?— стоглавая, ненасытная гидра, глотающая судьбы, калечащая жизни…Кому, спрашивается, и на что понадобится такое выращивать?Разве что каким-нибудь юнцам. Возомнившим по недомыслию, что они выше самой Ананки. Новоявленным пупам Земли.К которым вовремя не явилась бабуля с игрушками.Или, может быть, она там тоже к кому-то явилась? К этому, чужому, который смотрит из отражений неодобрительно?— или к братикам его?Что он там сказал ей?— тот, к кому она пришла? ?Мне не нужен древний лук, мне нужно что-то получше?? ?Не хочу стрелять в отца, так царями не становятся??Кажется, я даже иногда вижу его. Белозубого, гибкого, ослепляющего блеском волос. Гордого?— зачем такому старые игрушки, такой заведет себе новые…И бабушка, пришедшая посмотреть на внука, в том моем видении, усмехается сухо и печально. Поднимается, складывает дрожащими пальцами яблоки в котомку. К яблокам кладет белую стрелку из адамантия. Старый, истертый лук. Потом вздыхает и медленно бредет по зеленому лугу, и трава ласкается к ее ногам, а она не замечает этого?— грустна и растеряна, словно встретила не того.А тот, кого она встретила, так и остается?— без игрушек и с наивной уверенностью в том, что он знает, как становятся царями.Наверное, садятся на золотой трон. На голову венец надевают. Выкармливают дикое, безразмерное страшилище?— войну, когда могли бы?— отсекать ей головы.И стоят с тремя братьями над пропастью, выстраивают жертвенник, имя которому?— клятва, считают потерянных и приобретенных союзников, строгают детей, вызывают восхищение, истребляют народы…—?Малыш,?— говорю я этому, который в видениях. —?Ты думаешь?— так становятся царями?Дожидаюсь его кивка там?— гордого, ликующего. Да! Так становятся царями! В таких кузницах куются правители!И тогда уже пожимаю плечами.—?Ну, тогда это отвратительные цари.Эос не жалела росы на траву?— сандалии стали мокрыми вмиг. Над головой раздалось заливистое ржание?— приветствовала четверка солнечного Гелиоса, как раз выводящего колесницу в полет. Остроглазые красавцы?— Ламп и Бройт, по голосам слышно. Ржут призывно, нетерпеливо: ?Давай, давай! Заезжай к нам, наши соскучились!?Всегда хотел себе колесницу?— Гелиос, с которым я сошелся лет сорок назад, утверждал, что у меня талант. Коней предлагал даже?— смоляных, с таким нравом, что Амалфея обзавидуется.Только вот по колеснице тебя слишком легко найти. Отследить по летящей четверке скакунов.А если уж ты?— Аид Стрелок…Лук трепетно соскользнул с плеча, лег на стол неуютного жилища?— горной пещеры, кое-как уставленной грубой мебелью, какую сумел добыть мой распорядитель. Вчера в пещере был только стол, да ещё лавка у стены. Сегодня прибавилось ложе, устланное шкурами, кресло взялось откуда-то, светильники?— страшные, но все-таки горят. Вода в тазу для омовения. Уют для невидимки.Шлем лёг рядом с луком?— кажется, они там перескрипнулись на столе, подарок и подарок, близкие родичи через тех, кто их создавал. Чем-то даже и похожие?— шлем получился лёгким, холодным и серебристым, будто застывшие воды текущей воды переплелись с морозным воздухом. Хтоний?— по имени того мира, куда я время от времени наведываюсь втихомолку.Наверное, лучникам невидимость больше всего к лицу. Можно бы с этим поспорить?— кому она вообще к лицу бывает? Только вот что-то титану Титию, который ныне отправился жить в Тартар, спорить не хочется.Он-то армию собирал. С драконами ездил, договаривался. Уже провозгласил?— что сделает с нахальными щенками Кронидами, когда взойдет на Олимп.Теперь вот драконов нет, Тития нет, а армия… что армия? Разбредется, нового хозяина себе искать будет. Хозяева?— они ведь не переводятсяОдно плохо: эти титаны… пока допрёшь, пока в Тартар скинешь. Ещё с отца заметил: хорошо бы на такое колесницу. Везти быстрее, опять же. И устаешь меньше: если шагать по-божественному, изламывать мир вокруг себя, морщить покрывалом, рваться к Великой Пасти в обход всего и вся… спать потом хочется?— аж жуть.Даже есть не хочется?— только спать…Хорошо бы еще?— без снов, так дружок-Гипнос неумолим: такое подсовывает… То мать, воющую над телом Крона, то послов этих?— от Прометея до людей Золотого века, в первые годы, когда они дружно все убеждали, что мне суждено владычество…Издевается, наверное, белокрылый.Нужно будет спросить?— пробуждения не он мне устраивает? А то они у меня иногда бывают такими…Из сна меня вырвал запах еды. Настойчиво растолкал, защекотал нос, зашептал: ?Эй, у меня тут утка с приправами в меду, что ж ты такое пропускаешь?!?—?Что,?— сказал я, продирая глаза. —?Утка в меду?—?Ага,?— отозвался девичий голос,?— ты ж не жрешь нектара с амброзией. Но от Деметры фиников я тоже притащила.В голову мне прилетел мой хитон?— нечего, мол, смущать.От удивления я облекся в одежду мгновенно, а глаза продрал еще быстрее.—?Ты как меня вообще нашла?!—?Пф,?— сказала Гера, которая расставляла по столу еду, подвинув лук и шлем в сторону. —?Твой распорядитель орёт на всю Коркиру. Твоя коза очень громко бодает твоего распорядителя. Мой тебе совет?— хочешь скрыться, избавься от этих двоих.Прислушался?— ну да, всё как обычно, Эвклей и Амалфея на два голоса выясняют?— кто из них ?м-м-м-мерзавец?, а кто ?отродье Ехидны?. Пожал плечами, ополаскивая руки в тазу.—?Этак придется совсем отшельником заделаться. И в мудрецы окончательно прописаться. Как Хирон.—?Тебя и так считают отшельником. И мудрецом,?— Гера пораздумала секунду, высыпала оливки на тарелку и добавила решительно:?— Идиоты.И взвизгнула, прикрываясь от летящих в нее водных брызг.—?Так ведь к Хирону же еще засылают на обучение сыновей?— особая честь, царского сына учит мудрый кентавр Кронид… ко мне по крайней мере не зашлют.Слухи, которые обо мне ходят?— там от ?нелюдимый? до ?сумасшедший? и ?познавший тайны бытия??— отбивают желание искать моих советов пока еще недостаточно охотно. А вот бешеная коза и не менее бешеный распорядитель…—?И вообще, у добровольного изгнанника и отшельника должно быть что-то такое… чтобы видно было?— отшельник. В войны не суюсь, в Состязании не участвую, трона не хочу, уйдите все, у меня коза! И Эвклей еще.Гера прыснула, прикрываясь углом хламиса. На встречу со мной сестра выбралась в мужской одежде?— ни дать ни взять, охотник, если не считать кое-каких форм да пышных, убранных под капюшон золотистых волос.—?Деметра тебя за это безумцем считает,?— сказала весело из-за хламиса. —?Сидит, мол, полвека в изгнании с козой да с толстым распорядителем, а мог бы…Мне это многие говорили?— не только Деметра. Сразу же после того, как я отправил отца в Тартар. И после того, как вторично заявил, что брать правление не буду. Тогда, помнится, ко мне года три всё советчики ходили?— бесконечные, некоторые так и по несколько раз, всех и не упомнишь. Сперва Япет, потом тот же Гелиос, Атлант еще, Прометей, Нерей (этот еще и с извинениями), Фемида, Фетида… Всё убеждали, что я нарушенный порядок ломаю. Что из меня вышел бы отменный царь. Советы предлагали?— мол, давай, ты на трон, а мы тебе с головой надаем, тебе и делать-то ничего не надо.Когда я посоветовал им посадить на трон золотую болванку работы тельхинов и давать советы ей?— чтобы еще и головой кивала хорошо бы?— они, кажется, все скопом обиделись. Иначе не могу объяснить, почему они объявили меня негласным судией в своих спорах.Наверное, высмотрели в моем нежелании править какую-то неведомую мудрость.Очень возможно, что мне подгадил Прометей, с которым мы как-то не сошлись во взглядах. Провидящий сперва все доказывал мне, что я своим решением начал войну, что сейчас?— каждый против каждого, что все хотят занять проклятый трон на Олимпе, что я должен немедленно отказаться от своих слов и взять правление…Когда я поинтересовался?— правда ли он хочет, чтобы на трон сел юнец-пастух, Прометей посмотрел недобро. Посмотрел как-то очень провидяще полными жалости голубыми глазами.А потом всплыло: старший Кронид, оказывается, мудр настолько, что на плечах не унесешь. Он, мол, трон презрел ради своей невозможной мудрости. Давайте у него советы спрашивать!Это тогда я начал бегать. От тех, кто считал, что я должен править. От братьев, которые считали, что я должен помочь им занять престол (каждому по отдельности). От жаждущих мудрости.И обрел дополнительный ореол труднодоступности: мол, старшего Кронида нелегко отыскать, зато уж если отыщешь?— тогда о-о-о-о!К сестрам вот первое время наведывался?— рыжая худышка Гестия рассказывала, как там мать (никак, всё поет и встречает штормы лицом). Потом как-то стал всё реже.А Гера нашла меня сама.Мы с ней тогда двух слов друг другу не сказали?— она как поприветствовала меня ?Хм!??— так особенно ничего и не добавила. Потом нашла?— я тогда скитался по Лесбосу, смотрел, как живут тамошние лапифы.—?Мудрости надо? —?скучно спросил я, посмотрев на ее решительное лицо.Она поднялась с камня, на котором сидела при дороге, одернула мужской хитон и отрезала:—?Без мудрости твоей я как-нибудь обойдусь. Научи меня. ?— Чему? ?— Стрелять. Научи меня стрелять. Тут только я заметил, как она смотрит на мой лук?— не отрываясь, жадно. Вскинул брови, крутанул в пальцах стрелку из белого адамантия. ?— Зачем тебе, сестра? Хочешь богиней охоты заделаться? Вскинула подбородок, вспыхнула яростно, глянула мне в глаза… остыла, не увидев того, чего ожидала?— насмешки. Я просто спрашивал. Просто ждал. ?— Где ты вырос, на Крите? —?спросила она тогда. —?Меня мать отдала Фетиде, своей подруге. Сразу же после рождения. Остальные были в других местах. Нимфы и морские титаниды умеют петь песни. Расчесывать волосы, водить хороводы… только защищаться не умеют совсем. Она шагнула вперед, стиснув маленькие кулаки?— тогда она еще чуть доходила мне до груди. Метнула взгляд, полный пронзительной синевы. ?— И когда мать наведывалась… она только плакала. От бессилия. От страха и неумения защитить себя и нас. И нимфы подвывали хором?— о том, что вот, придет ее сын, защитник и предназначение… А потом, когда Крон со своими выродками наведался к Фетиде и стал убивать их за то, что они помогали меня прятать… ни одна не попыталась даже кусаться.Она так и сказала?— Крон, будто не была ему дочерью. Так, какая-то малознакомая сволочь, теперь вот в Тартаре.—?Потом Олимп. Мать плакала, Деметра голосила, а Гестия пыталась всех согреть. Братья?— ну, какие это вояки, у них еще пока молоко на губах… скажи, тебе когда-нибудь приходилось ждать? Что кто-то придет, защитит, закроет… потому что ты бессилен сам? Совершенно?!Я не ответил, но она по глазам увидела?— не приходилось. Мне?— не приходилось. Кивнула и закончила сухо:—?Если вдруг у меня будут дети?— я хочу уметь их защитить. Чтобы… не ждать.Я кивнул. Не сказал, да и она тогда не сказала?— что они ждали меня. И что я мог не прийти, мог не выстрелить, мог выбрать не то оружие…Наверное, тогда мы это понимали все.Почему она пришла ко мне?— я ее тоже не спросил. Потому что не выдам. У них там, кажется, было какое-то четкое представление о роли Геры?— у Фетиды и выживших нимф. И у сестер тоже. Что-то о роли будущей царицы, которая ей якобы предназначена.Не знаю что там с царственной ролью?— а вот стрелять сестра научилась быстро. Не из бабушкиного лука и не адамантовыми стрелами?— зачем! Но вот из изделия тельхинов она яблоки с камней сшибала?— залюбуешься. Зевс вот недавно проверил…—?Забыл спросить. За что ты Зевса-то?Гера хмыкнула?— у нее это получается на редкость хорошо. Сунула мне под нос утку в меду, сама уселась напротив.—?Так он чуть ли не к самой пещере Фемиды заявился. Кукушкой, понимаешь ли?— Гестия говорила, он как-то научился превращаться и пользуется этим… ну, в общем, сколько у него там уже детей от смертных? Словом, не знаю я, какие у него были намерения… гуляю себе, а тут эта птаха. Клюв золотой, летит прямо на меня и кукует жалобно-жалобно… Наверное, думал, я эту птичку к груди прижму.—?Угу. А ты ее?— стрелой,?— сказал я лениво.—?По касательной, и даже не ушибла,?— буркнула Гера и тут же надулась. —?Разлетались тут всякие, в другой раз не полезет.Зевс мне это сам рассказывал?— в один из редких моих к нему визитов. Открытый младший хлопал по коленке и заливался смехом: ?Я к ней! А она лук наводит с таким прищуром: и тихо?— ?Ну, здравствуй, братик?. Сам не помню, как оттуда летел!?—?Вот Тартар, это ж я ее научил,?— ляпнул я. Зевс замер, чуть не подавившись медовой брагой. Потом осмотрительно проглотил и только после этого зашелся в хохоте.Сказал, правда, что так ему еще больше нравится. Когда ?добыча труднодоступна?.—?Ну, как хочешь,?— ответил я ему на это. —?А то она задумывалась над тем, чтобы у тельхинов серп попросить. Ну, чтобы с виду как у Геи. Тот, которым Урана… Да и натаскивал я ее не на глаза, сам понимаешь.Вроде бы, после этого пыл у Зевса немного остыл. А может, он просто перенаправил его на другое?— на Состязание…Состязание! Всех?— со всеми! Победитель в котором займет престол Олимпа. И воевать не нужно?— так, свою удаль показать. Поиграть мышцами перед судьями.Судей выбирали лет пять. Или десять?— не помню. Склок из-за этого кипело?— не сосчитать. Зато и выбрали пятерых?— на заглядение. Нерей, Япет, Хирон, Стикс, Фемида Правосудная. Столько честности в одном месте с рождения Геи из Хаоса не собиралось. Потом еще выбирали площадку, обговаривали правила поединков,?— и неудержимо славили того, кто подал такую замечательную мысль. Потому что?— зрелища, возможность показать себя, старые счеты свести. И никакой войны.Меня вот тоже в судьи приглашали. Как мудрого отшельника. Только я не пошёл.Мне, в общем-то, и в пещере неплохо. Коза есть (Эвклей стонет?— ?Когда ж эта тварь сдохнет?, а Амалфея ничего?— мекает и секрет долголетия не выдает), распорядитель есть. Сестра вот утку в меду принесла?— чем не жизнь бедному, мудрому отшельнику?Гера вдруг тихо хихикнула, глядя на то, как я сгребаю выращенные Деметрой финики.—?Сестра говорит?— ну, что за брат. Нектар не любит, в Состязании не участвует, бегает ото всех. Дворца даже не построил за полвека. Зевс и Посейдон себе?— первым делом…, а у этого и дворца нет, представляешь?! А я сказала…—?Ну? Что сказала?—?Что у тебя уже давно есть дворец. Просто живешь ты пока не в нем. А он закрыт, ждет, пока ты в него войдешь. Царский дворец. На Олимпе.Поднялась, махнула рукой?— принесу еще утки, потом, подкормить брата. Подарила прощальный взгляд?— острый, сияющий синевой. Исчезла.* * *Истина смотрит на меня глазами сестры. Там много слов, в этом прощальном взгляде. Так много, что финики Деметры начинают отдавать горечью.?Рано или поздно ты возьмешь трон. Это как с отцом. Ты мог бы выйти на битву с ним когда угодно?— но проиграл бы. И потому ты готовился. И пришел тогда, когда был готов. Что ты делаешь теперь? Заключаешь союзы? Учишься править? Неважно, главное?— однажды ты будешь готов, и тогда ты придешь за тем, что принадлежит тебе. Потому что привык всё делать сам?— а это лучше тебя никто не сделает?. Острая, острее любой стрелы истина?— странно, что ее пока рассмотрела только Гера.Может, я все-таки слишком хорошо притворялся отшельником и мудрецом все это время. Каждым поступком своим кричал: ?Да не хочу я править!?Вот, сестру обмануть не смог. Ата-Обман, подружка по играм, надуется за такое. Скажет?— это была отвратительная игра…Я начал её тогда?— после того своего выстрела. Когда настойчиво, истово твердил направо-налево, что не хочу становиться царем. Нет, совсем. Вот потому что сеять рознь не желаю?— и не хочу. Да, мне плевать, кто сядет на этот олимпийский трон. Идите вы… в Тартар со своими вопросами, у меня дела. Да, к слову, о Тартаре?— вот там у меня и дела. Нужно, понимаете ли, папу туда спихнуть. Эй, никто не поможет мне мать от тела отца отцепить?!Твердил, когда плачущую мать увели сёстры. Когда всё решилось с телом Крона и был объявлен примирительный пир. На пиру тоже повторял одно и то же?— не желаю на трон! Повторял, ловил недоуменные и презрительные взгляды Зевса, Посейдон так вообще у виска крутил, не стесняясь…Потом, когда все примирившиеся?— боги и титаны, сатиры и кто там еще был приглашен на эту попойку… когда все захрапели?— вышел во двор, взглянул на звезды. Прикрыл глаза, уловил едва заметный шепот?— тот самый, за плечами:—?Радуйся, маленький Кронид… только что ты начал войну.Тогда открыл глаза и ответил тихо:—?Иногда приходится.Кровопролитие будет небольшим?— когда все воюют против всех… у них уйдет много времени на мелкие стычки. Они будут находить союзников, строить интриги, похваляться друг перед другом пышностью дворцов и заручаться благосклонностью смертных племен. Будут выяснять?— кто из них достойнее трона.—?Разве не мог ты предотвратить вражду? Стоило взойти на трон?— и…—?Хочешь, я расскажу тебе сказку, Ананка моя?Примолкла, насторожилась. Там где-то?— за спиной? За плечами? Хорошее все же дело?— когда таскаешь за спиной незримого собеседника, пусть даже твою Судьбу.Потому что кем еще может быть эта, со смехом, похожим на зарницу?—?Я не очень хорошо умею рассказывать, но попробую. Смертные рассказывают своим детям у очага диковинные сказки. О мальчиках-пастушках, которые становятся царями. Вырастают в глуши, учатся сражаться и побеждают жестоких тиранов. Потом всходят на трон, принадлежавший отцу… правда, никто из смертных никогда не говорит?— как правят пастушки, ставшие царями. Смертные придумывают для своих сказок невнятное ?долго, мудро и справедливо?. Я знаком с Атой-Обманом?— она говорит, что сама подсказала людям такие концовки. И никто из сказителей не задумывался… никогда не задумывался?— вот приходит на трон пастушок, у которого козье молоко на губах не обсохло… незваный, нежданный. Ничего не совершивший, кроме свержения старого царя. Вокруг?— толпа тех, кто сам желал бы править. Пастушок ничего не знает о своих подданных. И недоумевает?— почему под ним колеблется трон? Можно сесть на трон, нацепить на себя венец, окружить себя советниками и делать вид, что правишь. Так становятся царями.—?И это тебе не интересно, маленький Кронид?—?Это мне не интересно. Мне интересно?— как становятся Владыками.Кажется, эта, за плечами, обрадовалась. В ладошки захлопала почему-то. Голос пролился жидким, только что вытопленным из сот мёдом:—?Мне помочь тебе чем-то, маленький Кронид?—?Да,?— сказал я тогда. —?Ответь мне честно. Скажи мне?— что такое быть Владыкой.Я спрашивал у других. У мудрых людей Золотого века. У нимф?— моих воспитательниц. На нынешнем пиру я даже ухитрился спросить об этом у Япета.Все давали разные ответы, а кто-то так даже молчал. Я слышал о преклонении, о величии, о власти. Япет?— тот об ответственности что-то нес. Красиво так нес, заслушаешься.Только голос этой, из-за плеч?— правдив и грустен.—?Наверное, ты сам уже догадался, маленький Кронид… Быть Владыкой?— значит воевать. Значит?— лгать. Значит?— пойти на все, чтобы сохранить свое место. Это?— значит всегда быть одиноким. У Владык не бывает…Я молчал. Смотрел на перемигивающиеся звезды?— Уран-Небо понуро глядел с небосклона тысячью глаз. Подтверждал каждое слово из-за плеч: да, у Владык не бывает.Не бывает любви?— жены или любовницы.Не бывает дружбы?— подданные или враги.Не бывает…Я смотрел на звездное покрывало от подножия Олимпа. Где-то там, наверху, притаился дворец?— лег в засаду, приготовился к прыжку. Наверное, хотел навалиться всей тушей на плечи. Пастушку, ожившему пророчеству, будущему царю… Владыке?—?А теперь скажи мне, маленький Кронид. Ты действительно хочешь себе такую судьбу?Усмехнулся, потрогал лук. Теплый металл мягко вздохнул под пальцами.—?Нет. Но я ее возьму.—?Зачем же тогда?—?Потому что все мы хотим себе не свою судьбу. Воин желал бы быть хлебопашцем. Хлебопашец?— басилевсом. Басилевс?— философом. Женщина?— мужчиной, странник?— отцом семейства… Скажи, что было бы?— если бы тебя не было? Если бы каждый мог выбирать себе судьбу по своему вкусу?Из-за плеч донесся вздох. Пролился задумчивый шепот, кажется даже?— обиженный:—?Ты думаешь?— тогда было бы лучше, маленький Кронид?—?Лучше бы не было. Потому что не всем из нас дано выбирать. Я?— ожившее пророчество, Ананка Крона. Я уже выбрал?— даже если сейчас попытаюсь все переменить… скажи, что будет, если я и правда попытаюсь все переменить?Молчит, только шелестит чем-то. Свитком своим, наверное. Или просто одеждами?— удаляться, что ли, собирается. ?— Ты решил брать трон еще до того, как пошел против отца. ?— Да. ?— Ты знал, что сядешь на олимпийский престол, когда говорил, что не сделаешь этого? ?— Да. ?— Что же тебе нужно, мой маленький Кронид? ?— Мне нужно время. Ате я потом сказал то же самое. Когда покинул подножие Олимпа и прибрёл на Крит. Вообще-то, хотелось навестить Левку, сказать, чтобы не волновалась об этом мнимом предательстве…, но пошел я?— к Ате. Предстояла долгая игра. ?— Ты солгал,?— радостно сказала она, когда я нашел ее за плетением венка из одуванчиков. Желтый венок, пушистый, выедает глаза яркостью. ?— Да,?— сказал я. —?И собираюсь лгать дальше. Амалфея, которая за мной на Крит увязалась, венком была очарована. Ата расхохоталась и нахлобучила козе венок на голову. Венца, правда, не получилось?— получилось царское ожерелье. ?— Дальше? ?— Дальше. Хочешь поиграть? Ну, еще бы она не хотела?— заискрилась вся. Подруга по играм своим весельем никогда не насыщается, готова играть дни напролет, только боги и смертные почему-то не ценят… ?— Во что? ?— В настоящего царя. В желанного царя. В мудрого, отважного, сильного, обожаемого подданными царя… ?— И откуда возьмешь такого? —?поинтересовалась богиня обмана, склоняя голову набок. Я пожал плечами. Развел руками. ?— Да из себя сделаю! Ата прыснула еще раз?— мелкими смешочками. Покосилась на меня. И выговорила наконец: ?— Ох, Тартар… это ж сколько работы, подумать страшно!* * *Работы правда оказалось?— на возах не вывезешь. Это тогда я стал Аидом Невидимым, Аидом Мудрым (Аидом Стрелком меня прозвали сразу после того, как я вогнал стрелу папочке в глотку). Аидом Отшельником.Распорядителя себе завел?— со склочным нравом и манерой жрать все, кроме Амалфеи, которая сразу же показала Эвклею?— кто тут чья еда (сжевав половину его хитона). Зачем завел? Чтобы было, кому народ гонять от пещеры отшельника. А то коза как-то в одиночку не справляется. Да и пояснить ?он проводит время в тишине и в размышлениях, его нельзя тревожить? может разве что с разбегу и рогами в больное место.У Эвклея же это получалось замечательно. Очередного гостя распорядитель привечал на пороге какого-нибудь моего убежища?— при этом сам распорядитель неизменно жрал. И чесал волосатую ляжку, проглядывающую в дыру от хитона, проеденную козой.—?Вот,?— говорил распорядитель гостю,?— понимаешь… размышлениям предается.И плевал с таким видом, что сразу становилось ясно?— во где у него, Эвклея, эти распоряжения сидят.Если гость оказывался настойчив?— распорядитель пояснял, что от моего желания постичь разумом тайны космоса меня, конечно, отвлечь можно…, но ?грозен?.Или открывал тайну?— ?шатается в окрестностях, размышляет?.Врал, словом, с таким пренебрежительным видом, что ему верили. Оставались ждать меня из раздумий. Или уходили, вздыхая. Что, мол, с него взять, с мудреца? Воевать не хочет, союзов не заключает, к власти не рвется…Посетители были почти что правы: я не хотел воевать?— и готовился к войне.В странствиях узнавал противника?— людей Золотого Века, басилевсов, лапифов, сатиров, кентавров. Бывал в племенах великанов?— неузнанный, под чужими именами. Пировал на чужих свадьбах, держал на руках чужих сыновей. Иногда, впрочем, назывался?— когда требовалось кого-нибудь огорошить мнимой мудростью. И просто так?— чтобы не расслаблялись.Они думали, что я скитаюсь просто так?— я лгал, скрывался и изучал, и через десяток лет Аид Отшельник знал, кто с кем в родстве, кто кого ненавидит, кто станет следующим басилевсом и чем дышит каждое племя.Вокруг кипели страсти, все готовились к войне против всех, и я готовился тоже, только?— иначе.Сдерживал обещания. Находил союзников.—?Радуйся, Хтония.—?Вырос,?— сказала она, когда нагляделась на меня. Покрутила, так и этак, впиваясь глазами в лицо. Прикусила губу, и морщинок на и без того морщинистом лбу стало больше. —?Знаешь, наверное, на кого стал похож?Я пожал плечами. Прошел за ней по высокому земляному коридору с орнаментом из камней. Сел в земляном зале на кресло из переплетшихся, старых корней. Вода в чаше для омовения рук мигнула, отразила лицо?— острые скулы, смоляные волосы, глаза?— чернее ночи.Бороды вот только нет, да еще безумия на физиономии не хватает. А так…—?Оболочка есть оболочка. Жрать своих детей я, по крайней мере, не собираюсь.—?Мало ли, чего ты там не собираешься, внучок,?— задорно откликнулась Гея. —?Ты вот править не собирался. Помнишь, на Крите-то, когда в первый раз виделись? ?Да на кой мне…?—?Так я ведь и сейчас не собираюсь,?— отозвался я и уворовал фигу со стола. —?Дворца себе не выстроил. Не женился. Амброзии вот не ем. Отшельник, мудрец, кто я там еще?Мать всего сущего фыркнула носом. Подсунула поближе тарелку с темным медом?— угощайся, мол. Спросила напрямик:—?Почему передумал?—?Помнишь, я говорил тебе?— начнется война, если я вдруг сяду на трон? Если я не сяду на трон, она еще вернее начнется. Все против всех. Ты заметила, как вооружаются твои дети? Мои братья пока в союзе, но, если вдруг дойдет до раздела власти?— будут воевать друг с другом. Я отыграл время?— они пока что готовятся, и крупные военные союзы не заключаются…, но рано или поздно битва грянет. Выход может быть только один: на трон должен сесть тот, кто устроит всех.—?Посади Зевса. Или Посейдона,?— предложила Гея-искусительница. —?Чего тебе стоит, а? Стань за плечом того, кого выберешь, сделай из него правителя…Мне бы знать, куда этот новоявленный правитель меня потом запихнет в благодарность.—?Титаны Зевса не примут. Он противоположность Крону, которого они признавали. И он это знает, потому начнет избавляться от них. Всех. Не остановится, пока не останется… кто там останется? Эпиметей? Прометей вряд ли?— слишком правдолюбив. Скажи, о Хтония, тебе понравится такой выход?Отвернулась, дернула ртом. Нервно стиснула в пальцах виноградину. Как, мол, говорить с этим юнцом?— непонятно…—?Тебя титаны примут?—?Ты сама говоришь, я похож на Крона.—?Может быть, больше, чем тебе самому хочется,?— проговорила тихо и устало. —?Что, внучок? Что ты хочешь делать? Говорить с титанами? Предлагать им мир? Всем?Я поймал ее взгляд?— погрузился в густую, мягкую, распаханную ниву, будто бронзовый, отточенный плуг. Выбросил в ответ давнее воспоминание: мальчишка грызет яблоко на зеленой лужайке. Старушка в темных одеждах присела рядом, вцепилась пальцами в траву, шепчет:—?Зачем со всеми, зачем… пошел бы к своей бабке, к Гее-Земле. Сказал бы: давай ты со своими детьми титанами поговоришь. А я твоих других детей из Тартара вызволю. Вызволил бы, а, пастушок?Вздрогнула, метнула неверящий взгляд: неужели?! Ужели,?— кивнул я коротко. Еще как?— ужели… Я не стану благодарить тебя за оружие, Мать-Земля. Думаю, Крон тоже не сказал тебе ?спасибо? за серп, которым оскопил отца. Ты сердилась на Урана?— и вооружила сына. Ты сердилась на сына?— вооружила меня.Мы квиты.Но за мир с титанами я готов платить дорого.—?Ты… пойдешь в Тартар? Освободишь их?!—?Не я. Куда там бедному, мудрому отшельнику. Но твои дети?— Циклопы?— будут свободны. Если поговоришь с другими своими детьми.—?Не все послушают.—?С теми, кто не послушает, будет как с Кроном.—?Ты хочешь вызволить из Тартара Циклопов?— чтобы там освободилось место, Кронид?! Чтобы туда поместились другие мои дети? Мои внуки?—?Я тоже твой внук,?— напомнил тихо, и она остыла, уронила руки на стол. —?Они смогут выйти, потом. Если принесут мне клятвы. Я не собираюсь начинать войну. Ни с кем.Я хочу ее избежать.Она взглянула с сомнением, с подозрением… Потом улыбнулась, процвела румянцем на сухих щеках.—?Хорошо. Помни, что сказал мне сегодня. Когда мои дети будут свободны?— я поговорю… с другими моими детьми. Виноград-то будешь?Больше мы не говорили о деле. Так?— делились новостями. Она рассказывала о Рее. О своих других дочерях. О заре времен и новых цветах.Только потом, когда я собрался уходить, она заметила тихо:—?Ты ищешь странных союзников, внучок. Твои братья уговаривают присоединиться к ним богов. Воинов. Басилевсов. А ты… Ата, теперь вот я. Что могут решить слабые женщины?—?Как вить нить судьбы и когда ее обрезать,?— сказал я тогда. —?Мойры?— женщины. И воины рано или поздно возвращаются к очагам, которые поддерживают матери, сестры и жены. И после войн невольно прислушиваются к матерям, сестрам и женам. Сплетни тоже далеко не всегда разносят мужчины.Мне ли не знать, я достаточно поскитался по селениям смертных. Достаточно держал на руках чужих детей. Помогал хозяйкам и хозяевам советом. Демонстрировал свою скромность по поводу и без.Зевса славят воины. Посейдоном восхищаются во время пиров. У братьев полно любовниц, и слава об их прыти идет далеко.Только вот когда смертные возвращаются в жилища?— их встречает неизменное ?Климен? из женских уст.—?Ах, такой мудрый, такой скромный, войны не хочет, а рассудительный такой. А эти двое?— они что? Они о ком пекутся? Ах, вот нам бы не их, а этого, вот из кого бы хороший царь вышел…Воины, басилевсы, пастухи… конечно, цыкнут на жен или сестер: знай место! Нам, мол, виднее, за кого воевать. Раз цыкнут, второй раз цыкнут, на десятый?— проворчат устало: ну да, Аид Стрелок хорошо бы смотрелся на троне. Только он же, скотина, не хочет на трон, а вот если бы вдруг вернулся?— то мы не против…—?И вообще,?— сказал я, уже делая шаг наружу. —?В любом случае все решает женщина. Не вмешиваясь. Даже… не говоря.—?О чем это ты, внучок? —?полетело в спину.—?О том, что у каждого из нас своя Ананка.Позади раздалось сразу два смешка?— очень женских.* * *Потом я располагал к себе Гипноса?— крылатого близнеца Смерти. Расположить оказалось?— легко до ужаса, пса труднее приручить. Стоило как-то навестить Ату в ее дворце?— и этот прилип.Намертво, к слову. Болтал обо всём на свете?— о матери, о своих детях (их у него сотни три, и все прибывает), о своем братце, мрачном Танате, об Эриниях, о Моме, Хароне… На поверхности?— и то за мной шастал. Я с его слов за пару лет весь подземный мир заочно выучил. Сначала. Потом?— уже не только заочно, потом я по этому же подземному миру сколько-то раз прогулялся, видел Гекату, видел Харона (этот даже поинтересовался?— что я там забыл), как-то раз с Ахероном на кулачках схватился?— тому явно было некуда силу девать…Разведал подходы к Тартару, сунул туда нос пару раз?— как внутри-то?Тьма, выворачивающая наизнанку, прорастающая в твое нутро, переполненная голодом, вцепляющаяся, впивающаяся, желающая поглотить, не отпустить, сделать небытием…Не особенно понравилось, словом.А потом я принял приглашение Зевса. Явился к нему на Парнас, во дворец, который тогда только начинал возводиться. Вернее, в шатер?— за несколько стадий от стройки.—?Ну, вот и Мудрый явился,?— выдохнул младший. Встал, радушно указал на пустое ложе, щёлкнул пальцами?— служанка поднесла чашу с вином. —?Думали?— не дождёмся тебя, брат!Я кивнул. Сел, привычно натянул на физиономию маску?— мудрого брата, советчика, не-воина. Сидит?— прелести нимф не обсуждает, о войне не толкует, только внимает.Рассматривал братьев исподтишка?— они вошли в самый расцвет, что Зевс, что Посейдон. Накуролесить уже успели?— вон, легенды слагаются о том, как Зевс с какими-то драконами сладил…Ссорятся, говорят.Правда, при мне особенно не ссорятся?— так, пересмеиваются, поглядывают свысока. Мол, мы вообще-то воюем. Трон своего отца захватываем. А ты зачем вот так?—?Что, брат? —?прозвучало после часовой беседы ни о чем. —?Много ли мудрости познал на досуге?—?Достаточно.—?А говорят?— в пифос Япета не умять,?— вставил Посейдон. Он разрумянился от вина. —?Знаешь?— в доме у Япета стоит здоровущий пифос, куда все болезни и беды загнали? Так в Аиде, говорят, мудрости и побольше будет.И заржал?— понятно, за что Жеребцом прозвали.Зевс поднял на меня глаза, полные вопроса. Одного и того же вопроса?— уже сколько лет…—?Не передумал,?— легко сказал я. —?Я уже сказал, я не хочу править.Зевс огорченно вздохнул, развел руками. Мелькнула зарница в блестящих волосах.—?А какая бы история получилась,?— сказал. —?Представляешь? Трое братьев, Крониды?— против титанов! Вместе, плечом к плечу, до конца…—?Чьего? —?спросил я тихо.Зевс поперхнулся, нахмурился. Посейдон?— тот был более прям.—?Так их же, конечно,?— пояснил мне, несмышлёному. —?Если мы, все втроем?— тут же и титанам конец!—?А точно только им? —?усомнился я, глядя не на пышущего весельем среднего?— на мрачного младшего. Тот дернул ртом, нахмурился сильнее. А Посейдон бурлил себе дальше:—?Так, а кому ж ещё?!Я пожал плечами?— мало ли, кому… Может, всем вообще, кто там знает. Хорошо, конечно, представлять это?— клятва над каким-нибудь жертвенником, ?Мы втроем!?, финальная битва, которая зальет кровью Фессалию…Только кто поручится, что титаны не воззовут в час битвы к старшим братьям, к Гекатонхейрам в Тартаре? И кто поручится, что Гекатонхейры не ввергнут мир в окончательный Хаос?—?Титанам конец?— и что потом? —?спросил я еще тише. Зевс смотрел пристально и задумчиво, не мигая. Посейдон приподнял брови в красноречивом и немом: ?Братец, да ты дурак??—?Потом?— править…—?Кто?—?Что?— кто?—?Кто будет править, если мы встанем плечом к плечу? Если завоюем победу втроем?— поставите на Олимпе еще два трона?—?Так и не надо,?— оживился Посейдон. —?Зевс вот выдумал отличную штуку. Мир же и разделить можно. На две… ну, или три части, если вдруг и ты с нами. Один?— верховный, на Олимпе… морем тоже вот можно править…Понятно. С третьей частью еще не определились?— кто там знает Стрелка, его на войну-то не уговоришь! А если вдруг уговорят?— Зевс еще что-нибудь придумает.Глава Олимпа, двое наместников… ну-ну.—?И?—?Что?— и?—?Кому какая часть? Или вы и об этом договорились?Зевс, не сводя с меня взгляда, кивнул Посейдону?— продолжай, мол. Средний поерошил иссиня-черную гриву, пожал плечами.—?Ну, можно же жребием решить. Знаешь, бросить жребий… и пусть уж тогда Ананка распределяет?— кому какая…Ананка там, за спиной, засмеялась далеким, невеселым смехом.Да уж, жребий?— кому какая, никто ни у кого никакую часть не оспорит… что я там слышал глупее этого?— меканье Амалфеи?Да нет, поспорил бы.—?Понятно,?— сказал я.Зевс засмеялся невесело. Погладил начавшую прорастать бородку.—?Ты думаешь, что мы делим шкуру неубитого медведя. Так, брат? Хорошо. Мы не будем ввязывать в противостояние тебя?— ты уже сказал свое слово, ты решил уйти в сторону от войны. Твое слово мы уважаем. Конечно, жаль, что ты не хочешь просто присоединиться к нам?— твое слово многое бы значило. Ты победитель Крона…Как бы от братового голоса у меня вино в кубке не скисло. Понимаю, конечно. Ты совершаешь подвиги, убиваешь драконов, собираешь армию?— а над тобой витает проклятый образ ожившего пророчества.Ты?— великий, могучий, прославленный в песнях, воин, полководец вот…А этот?— пастушок, стрелок, мудрец, отшельник…И Кроноборец. —?последний камень, который перевешивает любые титулы.В устах воинов: ?Эх, жалко?— Стрелок не с нами. Как он Крона…?В устах аэдов: ?Я спою вам песнь про Аида Кроноборца?…В устах женщин: ?Ах, конечно, у них подвиги, но Крона-то одолел другой брат??—?Победитель по случаю,?— улыбнулся, пожал плечами. —?Мне повезло пустить стрелу прежде, чем он достал серп.Братья переглянулись с облегчением. Мол, хоть этот понимает. Какой там подвиг, какое сражение?— везение, и всё…—?Да, Климен… наверное, Ананка любит тебя, вот и послала лук Урана. Не серп, не копьё?— лук…Они все на него так смотрят?— на теплый, шершавый, истертый металл рядом с моей рукой. С почтением и желанием.Я коснулся лука пальцами. Помедлил, передал Зевсу. Тот покрутил в ладонях, погладил, будто стараясь ощутить… поморщился?— что за цацка, совсем для царя не подходит.—?Он ведь как Серп Крона? Принадлежит тому, кому передавался?Я кивнул. Говорят, Серп Крона не мог удержать никто, кроме отца. Мой лук лёгкий, удержать его просто.Только вот сотворить, соткать стрелу для него из ничего, из себя самого?— не сможет больше никто.—?Серп забрала Гея,?— пробормотал Зевс. —?Ты знаешь об этом? Мы хватились не сразу, мы же даже не знали, где он лежал… А потом как-то поняли… посмотрели… нам сказали, что она забрала его. Он выплавлялся лишь для одного?— того, который в Тартаре. Думаешь, она может использовать его, чтобы Крон…Я качнул головой. Не думаю, что Хтония жаждет освободить этого своего сына. Особенно по кускам?— ибо я сбрасывал в Тартар папашу не целиком, правда, в песнях об этом и не поют…Серп забрала Гея, лук у меня не попросишь?— кроме Стрелка, им никто пользоваться не может… что осталось?—?Оружие тельхинов,?— выплюнул Зевс сквозь зубы. —?Титаны пользуются таким же. Сделано оно добротно…, но не дает нам никакого преимущества в битве.Радуйся, бабушка,?— подумал я. Видишь, я обещал. Потому что знал, что настанет день для этого разговора.—?Есть другой способ.Достал из воздуха адамантовую стрелку. Легкую, белую, сияющую в полутьме шатра, будто игрушка.—?Лук Мать-Гея выплавляла из себя…, но стрелы к нему ковали Циклопы.И ни к чему знать, что лук?— одно, а стрелы?— совсем другое.Зевс резко выпрямился, глаза заблестели.Я не промахнулся.—?Циклопы? Те, что в Тартаре? Предлагаешь…Я пожал плечами. Не предлагаю, конечно, куда мне. Предлагают воины и полководцы. Равные. Что может тут сказать скромный мудрец?—?Великая Пасть коварна. У кого хватит смелости отправиться в нее?Даже и не знаю?— у кого. Может?— у того, кто хочет чем-нибудь перебить, затмить, проклятое, неискоренимое, вечное?— ?Кроноборец??Младший ушёл в Тартар один. Это было ожидаемо?— он жаждал подвига, который можно совершить в одиночку. Я даже не провожал его?— мне незачем было показывать, насколько хорошо я знаю местные дороги. Я, правда, следовал за ним тайком и даже сунулся во мрак Тартара?— кто там знает, если вдруг помочь понадобится…Не понадобилось: младший справился. Вызволил Циклопов, договорился с ними. После сиял тихой, удовлетворенной улыбкой, показывал подарок: гладкий, внушительно блестящий трезубец. Говорил: стрелы Циклопы ковать отказались (?Так и сказали?— ?Не, такого больше ковать не будем?,?— поддакивал Посейдон, а мне перед глазами виделась насмешливая улыбка бабули-Геи). А вот трезубец сковали?— да еще какой, глаз не оторвать! Ну, у Посейдона?— два зубца вместо трех. Тоже неплохо.Я видел, как они испытывали оружие?— в скалистых преддвериях того же Парнаса. Уран-Небо хмурился и подтекал дождем, ветры затеяли перебранку в деревьях, а трое Кронидов…—?Знаешь, как меня теперь называют? —?весело спросил брат, когда удар чудесного оружия в пыль раздробил осколок скалы размером со среднего великана. —?Ареем?— Воинственным. И еще?— Поражающим Громом.Гром при ударе трезубца и правда грянул?— раскатился, бахнул по ушам.От удара двузубого копья вывернулись деревья и почва сотряслась под ногами.—?Знаешь, как называют меня? —?спросил Посейдон, который казался отлитым из мокрого камня. —?Колеблющим Землю, ха! Потом нахмурился, засопел. Подошел, предложил по-братски.—?Слушай, хочешь?— мы тебе у Циклопов что-нибудь попросим? Чтобы получше лука. А то кто там знает?— может, война начнётся, а ты как есть…Зевс вскинулся, глянул на брата с предупреждением. Какое, мол, попросим. Что?— попросим, когда у него уже лук Урана?!Я хлопнул Посейдона по плечу.—?Не стоит. Оружие может быть одно. Знаешь, как меня называют? Аид Тихий.—?А ты предпочел бы другое? —?прорвался сквозь хохот Посейдона и ветер тихий вопрос Зевса.Я улыбнулся. Кивнул.—?Я предпочел бы?— Аид Невидимка.