Сказание 3. 2. О союзниках-женщинах и умении лгать (1/1)

—?Я ждала тебя…—?Я пришёл.—?Я ждала тебя, о Литос…Шепот накатывает приливной волной. Делает алыми щёки. Стыдливость и скромность тонут в каплях коротких поцелуев, боязливо проглядывают, поднимают голову, бросают осторожные взгляды?— будто дичь на охотника. Движения дичи пугливы, неловки, трепетны, скованны: что сделать? снять пеплос? Или нет, ответить на поцелуй? Или вот еще плечо оголить, или обнять его, или, или…Движения охотника?— плавны, уверенны: дичь от него не уйдет.Охотник заставляет добычу повернуться, касается высокой прически под черепаховым гребнем, шепчет:—?Почему боишься?—?Ты первый у меня… я знаю?— как должно быть, но не знаю, что делать.—?Это знаю я.Не так много у меня было тех, кто учил этому знанию. Но Левка?— пропавшая, не вернувшаяся, ушедшая Левка?— она была, и та нимфочка… как ее, с черными волосами, пахнущими свежестью и сладостью?— тоже была, еще почему-то обижалась, когда я сказал, что меня не тянет к ней вернуться. И несколько одиноких вдов, приветивших в своем доме Странника?— и они тоже были, а учусь я быстро.Нам с тобой хватит на двоих, Разумная.—?Мы поступим разумно,?— шепчу я, и Метида успокаивается в моих руках, обмякает, отдается неизбежному, отбрасывает стеснение. Нимфы смеются, так, Разумная? Смеются и называют Покровительницей Дев?— за то, что ты, зрелая богиня, дочь титанов, не завела мужа, не завела даже любовника… не знала мужчины.Пусть подавятся своим смехом, а мы поступим разумно.Волосы выскальзывают из высокой прически, медленно распускаются, развиваются, окутывают пока еще не обнаженные плечи, в свете факелов начинают отливать красным деревом, а тело?— словно искупалось в волнах заката… два тела.—?Знаешь, чего я боюсь больше всего на свете? —?шепчет Разумная, когда мои руки начинают высвобождать ее от одежд?— словно очищая диковинный плод, подбираясь к его мякоти. —?Страсти. Влюбленности. Любви. Ты видел Афродиту, рожденную из пены? Её стихия туманит разум, забирает, растворяет его в себе. Проклятое чувство, которое оглушает настолько, что становится невозможно думать. Которое противостоит разуму.—?Я видел,?— шепчу я, рассыпая поцелуи по ее коже.Она теперь гостит то у Зевса, то у Посейдона?— оба хотят на ней жениться, не знаю, кого Киприда выберет. Наверное, ждет, когда на Олимпе появится царь, чтобы припасть уже к его коленям. Основательно так припасть, навеки. Подарить бездонную, ласковую, небесную синеву глаз, и золотистость волос, похожих на подсвеченные солнцем облака, наградить рассветным румянцем, поцелуями губ, горящих ярче заката…—?Я видел,?— шепчу я и касаюсь Метиды словно лука, который вот-вот выгнется под моими руками. —?Я видел, я устоял.Не знаю, чьей женой она станет, Афродита. Зевса или Посейдона. Или кого-то из титанов?— Эпиметей с нее глаз не спускал… Моей женой ей не бывать. Из-за того, что ее стихия туманит разум.А мне предстоит очень много думать, когда я стану царем.—?Я не буду будить в тебе страсть, Метида,?— шепчу я. —?Не стану будить влюбленность.Не страшись, я дам только то, чего ты хотела. Ласка будет не настолько горяча, чтобы ты вспыхнула. Наслаждение?— не таким глубоким, чтобы ты утонула. Останется только благодарность к тому, который принял твое приглашение через столько лет?— но с этим тебе придется разбираться уже самой.—?Мне прийти еще? —?спросил я наутро.Она торопливо подбирала волосы с плеч и уже опять была серьезной. ?Кислая??— наименовала ее та черноволосая нимфочка, как ее. ?Яблоки вкуснее с кислинкой,?— сказал я ей тогда. —?И червей в них меньше, сладкая моя?.—?Не нужно. Иначе я могу воспылать страстью. Или влюбиться. Или… еще что-нибудь. Теперь ты возьмешь от меня оружие в дар, Литос?Я пожал плечами. Набросил хитон, поманил лук со столика, куда бережно пристроил его вечером.—?У меня есть оружие. Какая-то мудрая богиня… я не помню, какая… сказала как-то, что оружие может быть?— одно.—?Смотря что ты считаешь оружием,?— пробормотала задумчиво. —?Хорошо. Приходи, когда нужен будет совет. Или дар. Приходи, за моей благодарностью, Литос, потому что я не хочу быть тебе должна за эту ночь.—?Приду,?— сказал я, помедлив.Она завернулась в одежды. Прислушалась к чему-то в самой себе. Тихо улыбнулась.—?Помнишь, ты сказал мне, что придешь, когда станешь царем?—?Помню,?— сказал я, стоя на пороге ее дворца. —?Ты поняла верно.Я пришёл не так скоро?— через двенадцать лет. Когда Менетий, Титий и Эрифальт всё-таки договорились и все-таки собрали войска.Когда братья решили устроить первый бой?— боги против титанов. На каком-то неизвестном поле, поросшем полынью.—?Мне нужно время,?— сказал я.Метида кивнула. Указала мне на резную деревянную скамью под пышно цветущей яблоней?— во дворец звать не стала (слуги, да и вообще…). Сказала тихо:—?Подожди. Схожу за моим даром.И отправилась во дворец, оставив меня наслаждаться теплым вечерком и яблоневым запахом.И копьем, которое просвистело у меня возле уха.Легкое такое, но если с такой силой попасть в глаз?— из затылка, пожалуй, на локоть выйдет. Спасибо еще?— мимо пролетело, усвистело куда-то в яблоневый цвет.—?Почти попала,?— сказал я, щурясь в густые кусты шагов за десять от меня.—?Хотела бы?— попала бы,?— спокойно отозвалась девчонка и неторопливо себя мне явила.Не совсем девчонка?— девушка уже почти.Черные волосы кудрявятся, одна прядь так вообще непокорная?— лезет на нос, хоть что хочешь с ней сделай. Серые глаза острее копья?— пристальный взгляд вот-вот на себя нанижет.Светлый пеплос перехвачен голубым поясом, лежит аккуратно, складка к складке, будто это диво не из кустов вылезло, а только что оделось.—?Ты Литос? Старший из трех братьев, сын Крона и Реи?—?Да. Как зовут тебя?—?Афина, дочь Метиды.—?Только Метиды?Девочка усмехнулась. Прищур стал совсем взрослым, а во взгляде вдруг проскользнула лукавинка.—?Разве ты не слушаешь песен аэдов, о Литос? Метида Разумная презирает мужчин. Она считает их недостаточно мудрыми для себя. Поэтому когда она решила, что нужно подарить миру Мудрость,?— тут она небрежно ткнула себя пальцем в грудь,?— она родила ее сама. Не прибегая, так сказать.—?Да ты что? —?усомнился я, почесывая подбородок. —?Так уж и без всего?—?Так ведь это же Метида Разумная,?— поведали мне, как несмышленному младенцу,?— она на то и Разумная, чтобы придумать, как обойтись…—?И как же обошлась?—?Аэды поют,?— непоколебимо начало мудрое дитя, обрывая яблоневый цвет,?— что Метиду Разумную как-то преследовал какой-то божок. Или смертный, или лапиф?— не столь важно… Он был яростным воином и возжелал ее. И тогда, поняв, что ей не скрыться от него, она притворилась, что согласна разделить с ним ложе. Убаюкала его ласковыми словами, потом превратилась в львицу и…Что ?и??— Афина показала дальше. Жестами. По всему выходило, что львица-Метида неплохо подкрепилась спящим воином, кем он там был.—?Вскоре почувствовала богиня Разума, как у нее сильно начала болеть голова,?— нараспев продолжала маленькая Мудрость. —?И вот, когда уже не в силах стала она терпеть?— попросила она слугу расколоть ей голову. Вылетела у нее из головы грозная богиня Афина, с копьем и при доспехах. Потрясла она копьем и громко воскликнула…—?Что воскликнула-то? —?осведомился я.Афина пожала плечами. Откинулась на скамейку, лениво помахивая яблочной веткой.—?Этого я пока не придумала. Думаешь?— стоит?И подняла на меня смеющиеся серые глаза.Не помню даже?— когда я так хохотал. За десяток последних лет. Даже моложе себя стал чувствовать. Чуть со скамейки не свалился, пока ржал?— мне б Посейдон позавидовал, которого уже зовут Жеребцом…Дочь смотрела на меня, слегка приподняв брови?— мол, а что? Я тут вообще-то мудрые вещи говорю.—?Неужели Мудрость нынче дружна с Атой-Обманом? —?спросил я наконец.Она повела худым, девичьим плечом.—?Эта подземная гостит у нас время от времени. Мать добра к ней. Говорит, что мудрость не должна чураться обмана, если есть достойная цель. Говорит, что лучше видеть у себя Ату-Обман, чем Ату-Глупость.Да, подруга по играм многолика?— кого просто обведет, а кого и дураком выставит.—?Что же ты собираешься делать, о Афина Мудрая?—?Идти туда,?— сказала она, и улыбка в ее взгляде потухла. —?К Кронидам. К титанам. Мудрость не отвергнет никто, ее ведь так мало. Говорят, есть какой-то Аид Странник?— жуть какой мудрый, только он все держит при себе.—?Зачем тебе?—?А зачем тебе брать трон, Литос? Чтобы мир не погрузился в Хаос? Чтобы не началась кровопролитная война? Чтобы из Тартара не встали Гекатонхейры? Вот и не спрашивай.Метида вернулась наконец. Осмотрела нас, болтающих на скамейке?— меня и грозную богиню мудрости Афину. Удовлетворенно кивнула, подошла и протянула шлем.Легкий, серебристый, словно скованный из адамантовых стрел, переплетенных с водными струями.Словно волосы пропавшей Левки.Нащечников не было?— шлем оставлял лицо открытым.И на боках его змеились прихотливые, изменяющиеся узоры?— облака, и луки, и стрелы, и чьи-то улыбки…И истаивающая фигура лучника, словно шепчущая: ?Хочешь?— исчезну??—?Это не оружие,?— сказала Метида, пока я поворачивал шлем в пальцах. —?Потому что оружие у тебя уже есть. Циклопы были щедры.—?Почему они не дали такое же моим братьям?—?Потому что те не просили. И не хотели. А тебе вот сделали. Сказали?— для имени.Хтоний невинно лежал под моими пальцами. Тогда еще безымянный, хтонием я его назвал где-то через год?— бабушку вспомнил…—?Хорошо,?— сказал я. —?Это даст мне время.Метида смотрела с улыбкой. Качала головой.—?Нет, о Литос… время даст тебе лишь Мудрость.И Афина тихо засмеялась?— хотя вообще-то она смеется редко, это все уже потом поняли.Она тогда явилась прямо перед армиями, посреди полынного поля. В ослепительном белом пеплосе, с эгидой, на которую мы пристроили голову какого-то чудовища, по которому я между делом не промахнулся. В вихре, в громе, в блеске, грозная и прекрасная (только вот прядь на нос так и лезла, все равно). Подняла копье, громогласно заявила:—?Остановитесь, глупцы! Зачем вам истреблять друг друга?!И просвещенные Атой заранее сатиры, и чудовища, и лапифы, и божки с двух сторон зашептали: ?Афина, дочь Метиды Разумной! Воплощенная Мудрость!?—?Если вы хотите выяснить, кто могущественнее и кто достойней?— почему не устроить состязание? Зачем хотите проливать кровь, безумцы?!Вот уж точно?— устами младенца глаголет Ананка. Хотя… к такому младенцу сунешься?— получишь копье между глаз.Как они ухватились за эту мысль… Соревнование! Все?— против всех! Каждый может вызвать каждого! И зрелище, и убивать не надо, и честнее некуда. Хочешь?— можно устроить драку на мечах, а хочешь?— попробуй себя в борьбе. В соревнованиях на копьях, в стрельбе, в кулачном бою…В чем угодно.Все?— против всех, и драться не нужно.Афину превознесли до небес за ее мудрость. Прозвали Сохранившей Мир. Еще как-то прозвали?— я не вдавался в подробности, мне не до того было.Они выбирали судей, определяли площадку, где проводить игры (возле Олимпа, где ж еще), они согласовывали правила, соглашались и ссорились?— и все под пиры…Я был занят теми, кто тайно не согласился с Состязаниями. Кто знал, что не выиграет на открытой площадке и потому готов был силой захватывать власть.Когда начались сами Состязания?— я был занят еще и недовольными проигравшими. А то им тоже приходило время от времени в голову?— почему бы и нет, тут нас Зевс с Посейдоном победили, а мы как соберем армию, ка-а-ак…А вот как-то не получается.Куда-то пропадают союзные басилевсы. Или драконы. Или чудовища из подземного мира, которые решили присоединиться к армии?— выступить против Кронидов. Да и сами незадачливые титаны и божки непонятно куда деваются.Словно сговорились все вместе и решили спросить у мироздания: ?Хочешь?— исчезну?!?Играют в прятки.Прячутся надежно, исчезают надолго, если не насовсем. И сколько не ищут?— ну вот никак…В Тартар-то никто пока не заглядывал, а если бы даже заглянули?— где их там найдешь, в вечной тьме.Тартар заставляет исчезнуть надежно, бесследно.Делает всех?— невидимками.Наверное, только немного менее невидимками, чем?— я.* * *Титий был последним. Титаны шепчутся?— окаменел. Пошел к какой-то бабе, а она оказалась чудовищем, взяла, в скалу его превратила (все-таки очень удобно, когда Ата-Обман играет на твоей стороне!). Кто там знает, может, это была Трехтелая Геката, зачем-то навестившая поверхность.А может?— еше что случилось, кто знает (про Менетия вот ходят слухи, что он в Стиксе потонул. Стикс не опровергает и только жутко ухмыляется).На самом деле было проще?— с Титием, и с Менетием, и с другими.Я не промахивался.Свивал стрелу из холодной, спокойной, терпкой уверенности, из ожидания, из предназначения. Отпускал в лет?— из пустоты, из невидимости.После под невидимостью же добирался до Тартара… и Великая Пасть с благодарностью встречала очередного жильца.Если тот, в кого я стрелял, был смертным?— он пропадал из жизни. Становился тенью, которая никому не может пожаловаться на внезапную острую боль в горле, удушье…Мои стрелы не оставляли ран, если я этого не хотел.По моим подсчетам, за годы я успел отправить на асфоделевые поля или в Тартар всех, в ком могла таиться хоть какая-то настоящая опасность.Для Состязания или для хлипкого, временного, шатающегося мира.И скоро?— день, когда Гелиос совершает свой самый длинный путь, и на этот день назначено Большое Состязание, и значит?— скоро…В тазу с водой для омовения?— отражение лица. Сурового, остроскулого, с цепким взглядом черных глаз. Взгляд вопрошает: ну как? Ну что? Разве сделано не все? Разве еще не все исполнено? Твоя дочь изливает свою мудрость на титанов и Кронидов, удерживает их от схваток, настаивает на честном состязании. Выбраны судьи?— они, кажется, уже сами догадались, что будет… Ты убрал всех, кто смог бы оспорить твое воцарение. Что же мне сделать еще, Аид Тихий? Хочешь?— исчезну?Качаю головой. А тот, в воде, не унимается. Глядит, как из сна, пытается прочитать взгляд.Так что же тебе не хватает, Аид Странник? Дворца? Одежд? Союзников?—?Чудовища.Отражение моргнуло изумленно. Я потянулся, сполоснул руки в тазу.Вышел во двор, осмотрел окрестности пещеры. Костер попыхивает под котелком. Одно чудовище развалилось шерстистым пузом кверху. Второе ему бок чешет?— когда Эвклей и Амалфея заключают мир, они неплохо уживаются вместе.Богам бы так.Жаль, чудовища эти?— не те. Свои, домашние. Если их на Состязание выпустить?— особенно никого не напугают. Ну, Амалфея-то кому-нибудь наподдаст рогами под зад, Эвклей сожрет что-нибудь… не то, аж жалко.Да и вообще непонятно, где взять такое, чтобы его на месте не укокошили. Чтобы произвело достаточно страха, чтобы…Последний год над этим маюсь, уже сроки подошли?— а у меня все нет нужного. До края света доходил, смотрел на драконов, на великанов, на порождений подземелий… Гипноса слушал. Перебирал чудовищ, словно бусины, которые собираюсь пришить к подолу парадного плаща.Не настолько жуткое, не настолько сильное, не настолько внушительное, не то, не то, не то…—?Чего тебе не хватает?Я не повернул голову в ее сторону. Утки у нее больше нет, в конце концов, на что там смотреть?—?Думал, ты ушла.Представил, как она хмыкает, упирает руки в бока… точно, хмыкнула. Но руки, вроде, никуда упирать не стала. Подошла, оперлась о молодое деревце. Сказала:—?Уже скоро. Так?Пожал плечами. Какой смысл запираться, если она сама додумалась?—?И как ты собираешься это сделать? Появишься на площадке, победишь победителя? Нет, наверное. Тогда ведь останутся обиженные?— проигравшие. А ты хочешь сделать так, чтобы даже братья никогда не подняли голос. Как?Я поднял глаза, поймал ее взгляд?— синюю стрелу вопроса, оперенную темными ресницами.?Скажи мне, как, я хочу помочь тебе…??Для чего тебе…??Мужчины заключают союзы. Чем женщины хуже? Я пришла заключить союз с тобой?— хватит твоей хваленой мудрости, чтобы осмыслить это? Ты готовишься к царствованию, как к войне, и тебе нужна будет сильная союзница в этом. Нужна будет… царица?.Погасил взгляд ресницами. Откинулся, прислонился к теплому входу пещеры, закрыл глаза.—?А ты почему-то решила ей стать. Что там?— пророчество Мойр? Или мать…—?Не надо о матери.Кивнул?— не надо. Рея Звездоглазая… то, что от нее осталось?— скитается по краю Света под присмотром подруг-океанид. Песни поет. Говорят, наведывается к Мойрам?— непонятно только, зачем.Небось, узнать о роковом пророчестве. О том, что было бы?— если бы она все же скормила Крону первенца.Или не только первенца.—?Я предлагаю тебе это, потому что это выгодно. Для меня и для тебя. Зевс не забыл моей стрелы. Сейчас он занят Состязанием, но потом… рано или поздно?— возьмет свое. Не знаю, хотел ли он раньше сделать меня женой, но теперь… теперь хочет только?— взять. Показать, что может. Я могла бы принести обет девственности, но я… не хочу, брат. Я выбрала свой путь?— я хочу беречь семьи. Быть богиней домашнего очага нельзя, если сама не нянчила детей.Голос сестры, ровный и надтреснутый, тихо плыл в воздухе?— комарье заслушалось, дудеть перестало. Амалфея изогнулась, скосила желтый глаз?— что там, мол, такое?—?Собираешься закрыться мной от Зевса? —?спросил я с пониманием.Гера передернула плечами.—?Думай как хочешь. Ты ведь тоже не останешься внакладе. Аид, я наблюдала за тобой… Я знаю, зачем ты возьмешь трон. И знаю, как ты будешь править.—?И как же?—?Наверное, мудро,?— сказала Гера неохотно. Будто одолжение сделала. —?Ты будешь справедливым правителем. Не как отец. Но власть?— это не только правление. Еще толпа сплетников. Пиры. Танцы. Подарки сыновьям и дочерям братьев и дальних родичей. Плачущие жены, которые просят приструнить их мужей… Одежды, церемонии, славословия… В этом бою тебе нужен кто-нибудь, кто прикрыл бы тебе спину.—?И ты думаешь, я выберу тебя.Здорово она все же хмыкает. С разными интонациями, я иногда говорю менее выразительно. В этом вот звуке так и слышно: ?Ну давай, давай, назови мне других?.—?Могу выбрать кого-нибудь из титанов,?— сказал я. —?Стикс занята, но вот Фемида Правосудная, к примеру…Жаль, Метида не согласится: не любит она дворцовой суеты.—?И будет укорять тебя за каждый поступок, который ты совершил неправедно,?— мягко добавила Гера. —?За ложь. За уклончивый ответ. За то, что ты дружен с богом снов…Согласен, с этой титанидой я промахнулся.—?У меня есть еще сестры. Гестия, к примеру…Главное?— чтобы не Деметра. Во-первых, на Деметре, кажется, собирается жениться Зевс, во-вторых, у меня пока мозги на месте?— такое в свой дом приводить.—?Да,?— согласилась Гера. —?Она будет хорошей женой. Будет пытаться согреть тебя. Будет жалеть тебя и взывать к твоей жалости, а если ты будешь жесток?— она будет дрожать губами, молчать и разжигать очаги.Жаль. Хорошая сестренка?— Гестия… только вот правда?— сестренка. С Посейдоном она дружнее, чем со мной?— неужели меня не нужно согревать?Или нельзя согреть?—?Кто тебе сказал, что я вообще собираюсь жениться.—?Здравый смысл,?— отчеканила Гера и пригвоздила меня к пещере очередным хмыком. —?Владыка без детей?— тоже, нашел сказку. Не говоря уж о том, что тогда ты станешь завидным женихом, и каждая?— слышишь, каждая дура в Элладе…Я приподнял руки?— сдаюсь. От такого роя стрел не укрыться.Я вообще-то думал, мне чудовище нужно. А вот оказывается?— еще и жена.Я бы все-таки предпочел чудовище, наверное.—?Там ведь вообще-то еще Афродита где-то бегает…Засмеялись вдвоем?— и она, и я. Владыка женат на ветреной богине любви. Ну да, как же.—?Я думал, женятся по любви,?— сказал я потом. Неправильно, наверное, вышло. Не грустно, не по-философски.Насмешливо, колко.—?О нереиде своей думаешь? —?вдруг спросила сестра. —?Об этой… Левке?И пожала плечами в ответ на мой взгляд?— болтают, мол… кто только не болтает!Левку мне не удалось найти. После той истории, с отцом. Может, стоило тогда к ней и отправиться, но я пошел к Ате…А потом все не было времени.Не знаю, может, я думал?— она дождется.Не дождалась. А сестры так и не смогли сказать?— что с ней. Говорят?— давно не слышали ее песен.Больше ничего не говорят почему-то.Не знаю, может, мне стоило пристальнее искать.—?Ты же ее не любил,?— тяжело вздохнула Гера. Показалось?— это море где-то в отдалении?— тоже вздыхает, укоризненно. ?Не любил, не полюбиш-шь…?. —?Аид, кого ты обманываешь, какая любовь… ты на себя-то посмотри. У тебя на уме, кроме трона, хоть что-нибудь есть? Кроме этого?— как избежать войны? Как договориться с титанами? Кроме мыслей, как будешь править??Ты чудовище, Аид,?— ударило синевой из глаз. —?Спроси у самого себя?— кого ты любил, хоть когда-то??Мать. Наверное. Когда-то.—?Судьба прихотлива,?— сказал я, не обращая внимания на тихое хихиканье из-за плеч. —?Кто знает. Что будет, если вдруг ты полюбишь? Если я полюблю?Она опять хмыкнула. На этот раз?— ухитрилась запихнуть в этот звук пропасть сомнения. Мол, с Атой в обман играй, а со мной…—?Останусь тебе верна,?— сказала потом. —?Долг превыше всего. Очаг превыше всего. Для меня… от тебя я такого ждать не стану. Если вдруг ты… воспылаешь?— я уйду с Олимпа. Расторгну наш союз, если вдруг ты решишь последовать за стихией Афродиты и жениться на той, в кого влюбишься. Объявлю, что ты свободен. Об одном прошу?— если вдруг соберешься бегать по любовницам?— не бери их на Олимп, не дари бессмертия. Позора я не потерплю.—?Не собираюсь,?— сказал я. —?Царю не к лицу.Потом мы еще молчали, глядя как Амалфея и Эвклей решают возобновить прерванное выяснение?— кто тут у пещеры хозяин. Выясняли бурно, с переворачиванием котелка, прыжками через котел, воплями. Эвклея коза все-таки отогнала, подошла победительницей. Ткнулась лбом в колени Гере?— признала хранительницу очага.Предательница.Ох, и пара из нас будет?— вообразить страшно.—?Так что тебе нужно? —?нарушила молчание Гера. Уверенно. Громко. На правах союзницы.Я почесал нос. Покосился на овец Нефелы?— облака лениво гуляли по небесному пастбищу.—?У тебя, случайно, нет чудовища?—?Какого?—?Лишнего. Которого не жалко. И желательно, чтобы еще?— могучее и жуткое. А?—?А тебе оно нужно?Качнул головой. О-о, как оно мне нужно. Нужно до того?— хоть к бабушке иди, проси, чтобы она родила что-нибудь. Только ведь потом бабушка обидится?— когда увидит, что с чудовищем случилось.Нужно до того, что я на тебе прямо сейчас жениться готов, сестренка. Если вдруг у тебя есть какое-нибудь чудовище.—?Состязание,?— тихо сказала Гера. —?Зрители на трибунах. Бойцы. И вдруг…?Вдруг появляется беда. Многоглавая?— хотелось бы?— могучая беда, которая идет править. Идет… побеждать. Беда, с которой не справиться никому из победителей. Которую не одолеть?— даже если вдруг состязающиеся заключат союз. И тогда…?—?Тогда появится царь. Который одолеет общую беду. Спасёт всех. Который станет победителем, не участвуя в соревновании и…?…и против которого никто не осмелится поднять голос. Которого полюбят глупцы. Против которого промолчат те, кто умнее. Царь для всех?.Только вот оказывается?— чудовище не так-то просто откуда-то взять.—?Не взять,?— сказала она тихо. —?Но можно ведь вырастить… Ты знаешь гору Арим? Драконы устраивают свои гнезда на ее склонах. Закапывают в камень, хоронят в почву?— и гора рожает их из камня, из почвы… говорят?— если на склон Арима посадить трость?— она прорастет.—?Драконье яйцо? —?переспросил я. —?Понадобится что-нибудь покрепче. Кровь подземных чудовищ или…—?Кровь того, кто один раз был уже побежден и внушает страх всем,?— кивнула сестра.— Только вот у кого могла сохраниться кровь Крона, повелителя Времени? Даже и не знаю.И задумчиво кивнула, снимая с шеи искусно выделанный маленький сосуд.—?Что ты так смотришь, брат? Богине домашних очагов приходится быть запасливой.Странное это чувство?— когда скрепляешь собственный союз не своей кровью, а кровью отца, сброшенного тобой в Тартар.И еще вопрос, какой из союзов будет нерушимее.* * *—?Не повезло, брат! —?улыбается Эпиметей. —?А я-то думал, ты и участвовать не будешь.Прометей в ответ хмурится, смотрит строго голубыми, полными жалости ко всему глазами. Прижимает тряпицу к боку, в который угодило копье.Голос Провидящего тих, но ясен.—?Скажи мне, кто не участвует. Скажи, кто не участвует… в этом.И кивком указывает на арену, где Зевс как раз одолевает нового противника?— великана с Запада.Арена велика?— можно удаль и на колесницах показать, и в беге развернуться. Только вот никто не хочет похвалиться прытью. Вызывают противников соревноваться на копьях, драться на мечах, на кулаках, бороться, метать диски…Заменяют войну: все против всех.Титаны против богов. Боги против великанов. Великаны против лапифов. Лапифы против людей Золотого века. Люди Золотого века против титанов…Все?— против.Все?— за одно.За трон Олимпа, будь он неладен.Состязание бурлит не один год, побежденных глотает забвение, победителей славят в песнях, и круг сужается?— к сегодняшнему бою остались закаленные, удачливые бойцы, хорошо знающие друг друга.Сторукий Эгион и Эпаф?— герой Золотого Века?— сплелись в борьбе, схватились не на шутку, тела блестят от пота и масла?— за Олимп!Кронид Посейдон и титан Бий сражаются на копьях?— яростно, так, что дрожит арена.Царь Лапифов Гиперант и вождь людей Золотого века Атлет?— пробуют друг друга на мечах.Кронид Зевс и титан Иксион?— бросают вызов друг другу в кулачном поединке.Осталось не так много, и все сильнее дрожь предвкушения?— кто?!Эпиметей вызывает Посейдона?— гонки на колесницах?— и побежден, но не огорчен, потому что показал себя как следует. Машет Плеядам, рассевшимся на трибунах, машет брату?— Атланту. Шепчет Прометею: ?Как думаешь, она заметила??Прометей щурится на удобную трибуну, где возлегла с кистью винограда красавица Афродита?— окруженная юными нимфочками и юными же почитателями. Пожимает плечами?— честный до конца. Прометея волнует не Афродита, не бои, не Состязание.Предчувствие пропитало воздух?— только слепец бы не увидел, глухой не услышал бы.Предчувствие вкралось на арену, где все чаще повторяются одни и те же имена.Влезло на трибуны, где сидят жены, сестры, дочери тех, кто решил попытать себя в битве за трон. Мечется среди слуг и рабов, которые торопливо готовят освежающие напитки, разносят чаши, двигают опахала, предлагают фрукты, подготавливают пиры?— пиры обязательно будут вечером, после дня состязаний, чтобы соперники могли примириться друг с другом за чашами медового вина.У певцов, которые восхваляют славные поединки,?— хриплые голоса и дребезжащие струны кифар: на струны налипло предчувствие, оно же залезло в глотку.Предчувствие допрыгнуло даже до судейской трибуны: Нерей слишком нервно завивает седую бороду, вещий Япет мрачен, Хирон не смотрит на поединки, Стикс задумчива и даже не поглядывает на сына?— Кратоса, хотя он тоже участвует… Фемида Правосудная печальна и разговаривает лишь с Афиной?— дочерью Метиды, которой позволили сидеть с судьями в качестве чести: все же придумала Состязание…Состязание, которое никому не нужно?— ни судьям, ни зрителям, ни самим состязающимся.Все устали?— когда все против всех.Истрепались, измотались за годы в поединках. Наелись по горло благородством противников и честностью судей. Некоторые шепчут?— лучше бы уж война…Прометей усмехается горько и думает, что война не лучше.И что предчувствие не зря разлито в воздухе.Все кончится в эти дни.Быть битве между Кронидами!Кто обронил это с утра?— непонятно. Говорили?— какая-то безумная тварь из подземного мира. Кривляющаяся, мерзкая девчонка. А все поверили, подхватили, шумят, ждут?— иступленно…Вечером на пиру чаши бросают, не допив. Песни до конца не дослушивают. Скорее, скорее, скорее?— быть бою!Между Кронидом Зевсом и Кронидом Посейдоном.Ни один, ни другой не знали поражений. Оба повергают оставшихся противников с легкостью: Кратос побежден Зевсом в кулачном бою, Эгион?— в бою на копьях. Посейдон одолел Дрианта, Астрея, кого-то подземного?— тот отказался называть имя…Братья идут друг другу навстречу, побеждая по пути?— словно обниматься собираются.Вот только они собираются не обниматься.—?Ну что, подеремся?!Зевс смеется, показывая белоснежные зубы. Машет зардевшейся Деметре. Машет Гере?— та в ответ только хмыкает. А Гестия тоже начинает махать.Посейдон не смеется?— стоит, набычившись, досадливо сопит?— шуточки, тоже…Остальные побеждены. Зрители пресытились зрелищем. Зрители ждут главного?— кто?!Божественное оружие?— трезубец против двузубца. Блестящие черные локоны?— против косматой гривы. Гибкость?— против грубой силы…Брат против брата.Все?— против всех.Зевс встряхивает волосами, игриво улыбается?— словно нимфочку решил соблазнить. Прокручивает в пальцах трезубец?— легче перышка. Посейдон топчется, морщит лоб, лохматит иссиня-черную гриву, делает двузубцем короткие, нервные, острые выпады.На трибунах затаили дыхание. Замерли чаши. Бараньи ляжки у титанских ртов тоже замерли.Вот он?— бой дня! Бой года. Нет, полусотни лет. Полсотни лет пустого трона с того времени, как Аид Мудрый сказал, что не хочет править. И из эха его голоса родился неизбывный вопрос: ?КТО?!?Уран?— и тот онемел в вышине: старик вытянул шею?— посмотреть на внуков. Обронил с себя покрывало?— и оно упало на арену тишиной. Растеклось, заглушая звуки?— и шорок песчинок показался оглушительным.И колесница Гелиоса поехала медленнее в вышине.Стикс взмахивает платком, затканным сценами битв и состязаний: можно…Предчувствие падает на арену вслед за тишиной.Брат?— на брата. Брат?— против брата.Кронид?— против Кронида в бою за Олимп.Кто?!—?А-а-а-а-а! Чудовище!Небо содрогнулось от ужасного кощунства. А может, от вопля. Вопль прокромсал тишину?— хриплый, но пронзительный?— долетел до старика-Урана, щелкнул по носу, вернулся к богине обмана и заметался вокруг нее:—?Чудовище! А-а-а-а! Спасите! Помогите!Ата ворвалась на арену, пошатнулась раз, пошатнулась два, уселась на песок на подломившихся ногах. Пролепетала слабо:—?Я… предупредить… чуть успела…Но ее все равно услышали. Все слышали только ее. Все видели только ее?— с растрепавшимися волосами, с правдиво перекошенным испугом лицом… Одежда порвана, закопчена, на лице?— следы слез.—?Там… родился. Тифон… говорят, что сын Тартара. Или сын Крона, от крови, которую кто-то… какие-то злодеи сохранили. Чу… чудовище! Вместо ног?— змеи. Сто голов, сто тел, сто рук… изрыгает пламя и так… мо-могуч!Фемида Правосудная покачала головой. Наклонилась, шепнула Афине:—?Лжет, конечно. Не может удержаться, чтобы не сорвать главный бой Состязания. Подземная…—?Может быть,?— склонила голову воинственная дочь Метиды,?— только скажи мне, о Правосудная?— как удалось этой дочери Нюкты заставить дрожать землю?!Земля сотрясалась мелко, часто?— не в такт могучим шагам, ибо тот, у кого вместо ног змеи, скользит бесшумно… Земля тряслась от страха перед тем, кто шествовал вслед за Обманом?— и ветер уже доносил клубы дыма…За дымом явился рев, потом?— вой.Потом?— крики ужаса, когда Тифон?— выше самого высокого титана?— явил себя перед теми, кто собрался у Олимпа.Величественный, как Олимп. Ужасный, как война. Убийственный, как пламя.Нагой, поросший косматой шерстью, он не стеснялся ни богов, ни титанов. Черные щупальца свисали от плеч?— придатки к могучим рукам, в одной из которых?— копье. Глаза горели пламенем, пламенем облекалась широкая ладонь с семью пальцами, и пламенем пыхали драконьи головы?— мелкие, злобные, воющие,?— вырастающие из затылка.Пламя пылало в глазах?— густое, жадное, голодное.Жаждущее править.Беда оглядела противников?— титанов, богов, судей. Беда гулко расхохоталась в небеса?— и Уран поежился там, наверху.Потом Тифон заговорил?— выталкивал слова медленно, отрывисто, словно из раны тащил.—?Бой… —?рокотнуло грозно по арене. —?Со мной. Состязание. За Олимп. Править!…молчат боги, молчат титаны. Окаменели, онемели Крониды. Бой?! Состязание? С таким противником?!Чудовище поворачивает голову, на затылке которой копошатся другие?— драконьи, мелкие, как кудряшки. Оглядывает площадку, трибуны, судей…—?Кто?! Со мной?!…молчание. Молчание, как в толосе, как в водах Стикса. Сама Стикс кусает губы, сжимает в азарте копье… расслабляет пальцы, еле заметно качает головой Силе и Зависти?— не нужно, не сейчас, посмотрим…Посмотрим.Титаны окаменели, с места не сдвинуть. Атлант зачем-то руки приподнял?— вот-вот свод на плечи примет, Прометей готов рвануться вперед: а вдруг кто-нибудь погибнет! Его держит Эпиметей: думающий после внезапно начал думать до. За брата. Потому что…—?На-а-а куски!Чудовище рычит, неспешно поворачивается вокруг себя, вращает в пальцах копье?— с парочку Прометеев, не меньше. К такому сунешься?— а оно и правда тебя на куски. У него ж Кронова кровь в венах, так что оно наверняка еще и характером в Крона, да и вообще…Да и вообще, рассуждают младшие титаны, потупя взгляд. При Кроне как-то жилось, при Тифоне тоже проживем. Точно проживем дольше, чем если вдруг на него кинемся.Всем ведь известно, что побеждает сильнейший. Кто тут сильнейший? Даже вопроса не возникает.—?Посейдон! За мной!У титанов не возникает, а у Кронидов возник. Зевс соскакивает с трибуны, всплескивает сияющими волосами, гибкий, стремительный?— залюбуешься. Младший Кронид бросается в битву сходу, разит трезубцем наотмашь, прыгает в воздух, легче птицы. Средний мчится за ним, ревет в неистовстве, двузубец занесен?— сейчас… удар…Удар.Удар-удар-удар чудесным оружием. Двумя оружиями. Собой, божественной силой…Бьют… бьются… выбиваются.И Тифон, сын без отца, ухмыляется внезапно знакомой кривой успешкой на загрубелом лице.—?Мелкота…И отодвигает мелкоту в сторону. Длинным языком пламени, огромной ручищей…Двое сыновей Крона падают друг на друга?— в жару, в чаду; чудесное оружие ковки Циклопов падает рядом с ними… Тифон вздымает руку?— добить мелкоту.Гремит воинственный клич, и в руку ударяет копье?— Афина, дочь Метиды от себя самой, вмешалась в битву.Копье хрустит, перемалывается в щепки, Тифон выдергивает его?— царапина?— ударяет Афину своим копьем.Разлетается щит. Отважная почти уходит из-под удара, но отдача велика, богиня вскрикивает от боли, откатывается к трибунам.Тифон утробно смеется, и его смех напоминает хохот гиены.—?Буду… править,?— слова тяжкие, густые, громовые, раскатываются над ареной. —?Победитель. Вы все… слушайтесь.—?Ну, что же вы! —?вскрикивает отчаянный девичий голос. —?Мужчины! Так и будете стоять?! Трусы!Гера, дочь Крона, распрямилась на своем месте, прикрыла телом худышку Гестию и пышную Деметру. Выпятила грудь, задрала подбородок. Лук достала?— обороняться, раз уж мужчины не умеют. Костерит титанов, костерит богов… кто тут еще из бессмертных собрался? Ну, и этих костерит.—?У последнего барана в стаде воинственности больше! —?прорывается сквозь смех-клекот Тифона. —?Хлебоеды! Давайте же, все вместе, или поднимать оружие должны женщины?!Но титаны безмолвствуют, мнутся, прячут глаза. Титаны плохо умеют воевать без предводителей, а предводителей?— нет (не Геру же предводителем считать?!). И вообще?— как это, все на одного? Тут же арена, состязания, он?— победитель… все честно.И да, вон уже молодые Крониды попробовали. Пусть они еще раз пробуют. Если поднимутся, конечно.Тифон ухмыляется, неспешно делает шаг?— скользкий, неуловимый?— и вот уже стоит перед трибуной с застывшей Герой. Протягивает широкую ладонь со множеством пальцев-отростков.В пальцах хрустит лук.—?Смешная. Будешь… моей… женой.Гера визжит, когда одно из длинных, ухватистых щупалец ложится вокруг ее талии.Деметра и Гестия тоже начинают визжать, крик поднимают другие женщины, мужчины орут что-то неразличимое, поднимаются Зевс с Посейдоном, в растерянности мечутся судьи, и все, все, все смотрят туда, на Тифона с Герой, на беду и беззащитную девушку в белом пеплосе и с золотистыми волосами…Красавица. Чудовище.Как тут взгляд отвести?Где тут увидеть одинокого лучника, возникшего в проходе между трибун?!Затаившего дыхание. Ждущего.Зрителя, наблюдающего за представлением.Чудище получилось изрядное?— кто ж знал, что в горе Арим такая плодородная почва? Хватило одного драконьего яйца и крови?— а вон что получилось.Ата, которая беседовала с новорожденным титаном, утирала со лба копоть и хохотала: ?Чуть не подпалил, нравом в дракона! А играть совсем-совсем не умеет, я ему только сказала про Состязание, так он даже и не дослушал…??Что, если он не захочет править???— спросила у меня Гера до того, как отправиться к Ариму.—?Он захочет править,?— сказал я с усмешкой?— и сам почувствовал, что она получилась ледяной. —?Мы не зря взяли отцовскую кровь.Любой могучий хочет править. Иногда?— даже не признаваясь в этом себе. Если он тупой, злобный и могучий?— он вдвойне хочет править.Тифон рванул править так, что я за ним едва успел.Я уже побывал на арене, в шлеме?— чтобы сотворенная тварь не разрушила чего лишнего. Придержал руку титану, пока он отшвыривал братьев. Отклонил идущее в Афину копье.Гера же напросилась сама, всю сцену так и выстроила: ?Представь себе: чудовище хватает юную богиню… она зовет избавителя… любой вопрос о нашем браке отпадет!?—?Как бы у тебя голова не отпала до этого,?— фыркнул я. —?Ну, ладно, посмотрим, как оно будет.Может, это была и неплохая идея: чудовище и красавица, он оплетает ее щупальцами, она кричит, бьется и зовет, зовет…И все взгляды устремлены на эту картину?— прекрасную и жуткую.На скромного лучника никто не смотрит.Никто не видит лука?— древнего, истертого, невзрачного,?— который извлекается из-под плаща. Не замечает, как я ловлю пальцами легкую тетиву.Прости, Тифон, ужас богов, ужас титанов.Ты ягненок на алтаре моей игры.Ты не знаешь, как рождаются Владыки?— ты узнаешь сейчас.Но для тебя будет поздно.Стрела медленно, но верно сливается из уверенности, трепета вокруг, страха окружающих, отчаяния женщин… в нее вплетаются крупицы моей насмешки?— прости, тебя для этого создали.Такова твоя Ананка?— просуществовать несколько дней, победить на Состязании, не участвуя, и принять мою стрелу, навсегда отправившись в Тартар.Тетива дрогнула, отправляя в полет неизбежность. Светлую, разящую?— такими бывают настоящие стрелы царей.Такими бывают настоящие молнии.Я мог бы закрыть глаза в этот момент?— не видеть, как он ревет, отпускает Геру, хватается за пропоротое горло, как раскрывают в агонии пасти драконьи головы, как он извивается на арене, словно собираясь зарыться в землю…Я мог бы и не видеть этого: мне достаточно было знать.Я не промахнулся.Но я стоял и смотрел, пока судороги не утихли. На ягненка, принесенного в жертву, чтобы не было войны?— здорового, глупого, бодливого ягненка, только лучше уж такого, чем… кто там знает, что.Надеюсь, что-то большее.Теперь все смотрели на одно?— на Тифона. Не могли оторвать взгляда от дымящейся туши, от слабо скулящих голов на затылке. От Геры, которая торопливо отползала прочь в разорванном пеплосе.Они даже чуть не забыли про меня, но Гера прошептала?— ?Брат!??— и зарыдала, и протянула руки, и тогда на меня оглянулись все. Будто до того думали, что стрела прилетела из ниоткуда.Я сошел по трибунам. Шел медленно, тяжело казалось почему-то?— восхожу наверх, на крутой склон: не так ногу поставишь?— вывернется, выскользнет!Поднялся? Спустился. К туше Тифона, к стоявшим возле нее братьям?— окаменевшим. К Гере, которая с плачем скидывала с себя щупальца.К остальным?— судьи сошли со своей трибуны почти вслед за мной, а там уже и остальные подоспели.Откинул капюшон?— и дружное аханье улетело в небо, хотя они и раньше должны были догадаться, еще когда увидели лук…Хотя понимаю. Они тут полстолетия царя искали, а тут он к ним сам заявился. Вот?— стоит: высокий, прямой и статный. Глаза мудростью светятся. На лице?— суровая решимость защищать любого из своих подданных?— или всех сразу, это уж как получится.Да уж, понимаю?— это не мальчишка-пастушок с игрушечным луком. Этот и без козы, и одет получше?— не знаю, где мне Эвклей раздобыл темно-синий гиматий, но сидит он?— безукоризненно. Подчеркивает величие.Зрелый, непобедимый Владыка. А перед ним?— толпа атлетов. Посоревноваться чего-то решили, дышат тяжело, локтями друг друга пихают в изумлении.—?Радуйтесь,?— сказал я, когда тишина начала становиться льдом, трескаться и колоть острыми осколками. —?Я пришел увидеть Состязание.Кивнул на Тифона, источавшего густые клубы дыма?— мол, а вот оно что получилось, кто ж знал, что Аиду Тихому придется поднимать голос.—?Давайте же продолжим…Осекся, напоровшись на тишину. В ней плавало понимание. Признание.Какое?— продолжим, если победитель уже здесь?! Братья опустили голову?— оба. Тоже поняли. И тоже осознали?— что осталось сказать. Первой начала Гера. Опустилась на колени, припала губами к краю плаща.—?Ты спас меня. Спаситель… брат. Владыка…—?Владыка… —?эхом откликнулась Стикс.—?Владыка,?— шепнул Япет. И?— одна за одной начали склоняться головы, сгибаться?— колени, шевелиться?— губы, повторяя единое, слитное, вечное:—?Повелевай, Владыка.—?Повелевай, Владыка!—?Повелевай, Владыка…От хмурых братьев, от титанов, от сестер, от лапифов, кентавров, сатиров, людей Золотого века и всех племен?— один и тот же подарок единому царю, царю, которого любят все:—?Повелевай, Владыка! И голосам из-за спины задумчиво и тихо вторила Судьба.