- 6 - (1/1)
Ночь?— чёрная река длиной на века.Смотри, как эта река широка.Если берега принять за рассвет,То будто дальнего берега?— нет.И переправа не проста,И нет ни брода, ни моста,Лишь только лодка в два весла…… И нас снесло к большой воде,И нам не видно в темноте,Что берега уже не те.А.Макаревич, "Машина "Времени"***—?Так страшно? —?усмехнулся Майкл.—?Нет, просто… неожиданно.Один единственный светильник горел возле холодильника и света его вполне хватало, чтобы немного рассеять густой сумрак, скрывавший помещение от первого взгляда, но мне, чрезмерно погружённой в собственные мысли, он не помог.Майкл сидел, опершись локтями о колени, и вертел в руках пустой стакан. Невозможно было определить: то ли он только что встал, то ли ещё не ложился.—?Прошу прощения, никого не хотел пугать… Не подумал, что в такой час кому-то может понадобиться кухня.—?Добрый вечер,?— запоздало вспомнила я о хороших манерах.Закрыв дверцу холодильника, нашла стакан, налила молоко. Поймала себя на том, что делаю это как-то особенно медленно, словно жду, когда со мной заговорят. Я чувствовала, как Майкл смотрит мне в спину и, не выдержав, оглянулась.—?Как вечер? —?спросил он, подхватив мой взгляд, и осторожно улыбнулся. Как будто, в свою очередь, только и ждал когда я обернусь.Он держался с забавной нерешительностью. Быстрые острые взгляды на меня и в сторону отражали замешательство и лёгкую едва заметную досаду, словно он находился в непривычной для себя обстановке или был вынужден играть несвойственную роль. Как неуверенный пловец перед стартом, он топтался на месте, не зная на что решиться, высматривал признаки отклика со стороны собеседника, чтобы определиться в своих поступках.Мне показалось?— он был рад неожиданной встрече. Оживление проявилось в голосе и позе. Он словно устремился мне навстречу, подыскивая слова.Я замешкалась, не зная на что решиться. Сумерничать вдвоём не хотелось, но и уйти просто так, ответив дежурно и односложно, было неловко. Его вопрос казался не просто вежливостью, но искренним интересом.Я пожала плечами:—?Весёлый.Не дождавшись от меня объяснений, Майкл отвёл взгляд:—?Многозначительно,?— хмыкнул он, немного погодя добавил,?— и непонятно.—?Почему?—?Потому что разные люди под словом ''весело'' понимают разное. Мне было бы интересно какой смысл вкладываешь в это слово ты,?— не дождавшись от меня ничего более вразумительного, чем покачивание головой, усмехнулся,?— Мойра, ты просто титан красноречия!Глаза его заискрились от сдерживаемого веселья. Это было заметно даже в неярком освещении.—?Я… как-то особо нечего рассказывать,?— смутилась я и пожала плечами. О чем я могла рассказать? В конце концов, Майкл был моим начальником. Его статус не располагал к откровенности.Стоять и дальше у холодильника со стаканом в руках было как-то неловко. Я прошла и села напротив, не решаясь взглянуть прямо и чувствуя, как Майкл рассматривает меня. Не то, что мне это было неприятно, вовсе нет. Но почему-то хотелось спрятаться под стол.—?Так уж и не?чего?Майкл оставил в покое стакан и теперь неотрывно смотрел на меня.Его явно забавляло моё смущение. Чем больше смущалась я, тем увереннее чувствовал себя он. Мне пришла в голову мысль о сообщающихся сосудах. Светлые, искристые впечатления отражались на его лице, и я невольно откликалась на них. Я видела, как, в свою очередь, он светлел или хмурился в ответ на эмоции, которые испытывала я. Подобное пробуждалось подобным. Воображение представило мне яркий образ в виде мелких серебристых бусинок, в которые воплотились впечатления текущего момента. Я почти осязала, как гладкие перламутровые бусинки, путешествуя по серебряному шнурку, двигались от него ко мне, а от меня к нему совершенно свободно. Они беспрепятственно хозяйничали в каждом из нас до тех пор, пока приходило время покинуть приветливое пристанище, чтобы вернуться домой или посетить гостеприимный кров. Краем сознания мелькнуло изумление: в этот самый момент я могла настроиться на его волну и почувствовать то же, что и он. Было ли причиной тому мои недавние открытия, моё приключение с Омаром или же сумерки, которые, хотела я того или нет, создавали романтичную, чувственную обстановку. Не знаю. Но в этот глухой час нас с Майклом объединяло нечто, что не поддавалось простому и логичному объяснению.Я не допускала мысли о том, что его интерес ко мне мог быть вызван чувством более глубоким, чем любопытство. Это было бы слишком большим искушением. Если бы я допустила это хоть на миг, меня разорвало бы от внутреннего противоречия.Майкл уходить явно не собирался. Я мысленно искала повод, как бы половчее и незаметнее улизнуть, чтобы это не выглядело грубо. Ничего не придумывалось. Когда я совсем уже было решилась встать и тихо уйти, меня остановил всё тот же искренний интерес:—?Где вы были?Это не был допрос?— любопытство сквозило в выражении глаз, нетерпеливых движениях.—?В… —?я назвала известный ночной клуб в Манаме.Майкл изумленно изогнул брови:—?Кажется, в наше время охрана неплохо зарабатывает. Решено! Пойду в охрану!Он едва слышно рассмеялся.Нить разговора вновь оборвалась, но первое время неловкости не было. Не было того самого чувства, которое заставляет нести чушь только бы не молчать.Безмолвие опустилось, как ночь на землю, и скрыло непроницаемым покрывалом мысли, возникавшие в голове. Я не знала, что сказать, молчание затягивалось. На самой границе, когда ему суждено превратиться в тяжёлую неподъемную ношу, мы оба одновременно вздохнули, чтобы сказать что-то, произнести слова, которые могли бы предотвратить надвигающуюся неловкость. Майкл успел раньше:—?Мойра, я хотел спросить, что значит ?нисэй?. Это слово ты употребила сегодня утром…Я удивилась: он не только услышал меня, но и запомнил всё, о чем мы переговаривались с Джермейном. А я-то думала, что его ответ был механическим! Мои губы сами растянулись в улыбке. Это вызвало моментальный ответ на лице моего визави. Майкл смущённо улыбнулся, словно угадал причину удивления, и глянул как будто хотел сказать?— мол, да, я такой! Что здесь удивительного?—?Дело в том, что урождённые японцы в Америке, да и других странах,?— приступила я к объяснению,?— используют термины-самоназвания, другими словами?— сами себя называют так.—?Эти слова что-то значат? —?Майкл встрепенулся, как будто нащупал что-то безмерно любопытное и приготовился изучить со всем старанием, на какое был способен.—?Да,?— я постаралась подавить волнение, вспыхнувшее при таком явном интересе. Пусть интерес был направлен в сторону каких-то знаний, но спрашивалось у меня, а значит, частичка внимания перепадала и на мою долю! —?Эти слова образуются с помощью соединения японских числительных, которые обозначают номер поколения иммигрантов, и японского слова ?поколение?. В японском языке есть для этого специальные иероглифы.—?Ты можешь показать их? —?он словно подзадоривал меня.—?Конечно.На маленьком столике в углу стоял телефон, рядом с ним всегда лежали стопка бумаг для записи и карандаш. Я уселась за стол, Майкл примостился рядом, опершись локтями о столешницу и едва ли не носом уткнувшись в мой рисунок. Освещение было очень слабым, но мне почему-то даже не пришло в голову включить свет.—?Вот,?— я уверенно чертила иероглифы, объясняя попутно их значение. —?Так обозначается первое поколение иммигрантов, произносится ?иссэй?. Так называли мою бабушку и маму. Дальше ?нисэй??— это я, ?сансэй?, ?ёнсэй?, ?госэй??— третье, четвёртое и пятое поколения соответственно.Я старательно рисовала называемые иероглифы, едва ли не высунув язык от усердия, стараясь как можно точнее и полнее ответить на вопрос. И?— небо свидетель?— в этот момент думала только о роли говорящей энциклопедии. Где-то в середине объяснения, глянув на Майкла, я перехватила его пристальный и серьёзный взгляд, направленный на меня.В один щелчок мир вокруг разделился на две реальности. Одна, в которой находились два человека, обменивающихся энциклопедическими знаниями и фразами, которые содержат какие-то интересные познавательные факты; другая же скрывала в себе нечто иное, чувственное, возбуждающее. Тайная реальность, открывающая в себе и собой путь иных знаний, неразгаданных и завлекающих намёками, очертаниями, предположениями. Тайнопись чувственного голода, едва угадываемая за внешним приличным фасадом, манила своей неизведанной глубиной, и я?— её невольница?— на цыпочках пробиралась по тёмным коридорам в поисках лекарства от бессонницы. Бессонница охотилась на меня с невидимыми кинжалами?— желаниями, скрывающимися в самом ядре моих клеток. Охота меняла облик мой?— ласковый, тихий и приятный?— на жадный и ненасытный, пожирающий не только себя самое, но и всех вокруг. Картины мелькали в моём воображении со скоростью кинокадров: я чувствовала на губах чужое дыхание, я чувствовала мягкость и теплоту чужих губ и ярость чужих рук на моей коже творила невиданный пожар. В секунду я едва не упала в обморок от навалившихся ощущений. Опасная близость ослепила красным прожектором и почти заставила отскочить на другой конец стола. Я едва удержала себя на месте.Взгляд Майкла стал цепким и внимательным. Он слегка нахмурился и мне показалось, что в глубине расширившихся зрачков его глаз мелькнул страх. Первобытный страх перед неведомой и грозной стихией, которой, вероятно, представилась я оглушённому подсознанию.Здесь, на бумаге, мой пересказ длится почти страницу, в реальности на всё описанное хватило мгновения, в ощущениях растянувшегося на неисчислимое количество минут, часов и дней.Заметив, что я обнаружила его внимание, Майкл перевёл глаза на мои художества и слегка отстранился, словно для того, чтобы лучше разглядеть на расстоянии.Страх разоблачения прокатился ледяными каплями по моему позвоночнику. Не знаю заметил ли что-нибудь Майкл или нет. Он выглядел совершенно невозмутимым. Когда он перевёл взгляд на рисунки, на лице его отразился неподдельный интерес. Однако, прежде я заметила иное выражение. Выражение непонятной горечи проявилось и тут же исчезло, словно растворилось. Майкл досадливо поморщился и вздохнул едва слышно. В моей голове заворочалась беспокойная мысль: чем была вызвана эта досада?—?И? —?спросил он нетерпеливо.—?А, да. Так вот. Кроме того, всякие социологи обозначают иероглифом ?никкэй? всех японских иммигрантов во всех странах.—?То есть, вы называете себя так, а учёные называют вас этак?—?Можно и так сказать.Лекция была окончена, говорить больше не хотелось. Я собрала листочки и хотела выбросить в мусор, но Майкл отобрал их.—?Буду изучать,?— сказал он и осторожно сложил рисунки в карман.Я не поняла то ли он смеется надо мной, то ли говорит серьёзно и в самом деле решил разглядеть их при случае. И тут же меня охватило сомнение?— верно ли я изобразила иероглифы. Я ведь рисовала их по памяти.—?Может быть, я ошиблась,?— неуверенно произнесла я. Будь я посмелее, я бы выхватила листочки из его рук.—?Да не беспокойся ты так,?— пожурил меня Майкл. —?Даже если ты в чём-то ошиблась, в основном, скорее всего, изобразила всё верно,?— он хмыкнул и внезапно забавно по-мальчишески почесал себе макушку. Пожал плечами. —?Если уж на то пошло, то я совсем ничего не знаю.—?Так уж и не знаешь? —?недоверчиво переспросила я. —?Что? —?он смотрел на меня и молчал. На губах его то проявлялась, то исчезала странная полуулыбка.—?Мойра-сан обратилась на ?ты? к своему боссу… Она повысила его в звании.—?Каком звании? —?изумилась я, совершенно не понимая в какую сторону сворачивает наш разговор и оттого снова испытывая неловкость. До моего сознания дошли только слова о том, что я обратилась к нему фамильярно. —?О! извини… те.Майкл рассмеялся:—?Я бы хотел, чтобы Мойра обращалась ко мне запросто. Это возможно?И опять я не поняла тона, которым произносились слова. В свете пробуждающегося дня выражение лица просматривалось ясно и чётко. Майкл смотрел спокойно и дружелюбно. Но мне казалось?— он смеётся надо мной! Что из этих представлений было реальностью, а что воображением, я не могла разделить.Мои губы поджались сами, выражая недовольство и сомнение:—?Как угодно…—?Обиделась! —?изумился Майкл.—?Нет, что … ты.—?Обиделась,?— убеждённо повторил он и моментально выудил из кармана халата две конфеты,?— предлагаю в качестве примирения поужинать,?— он глянул в окно,?— нет, наверное, уже позавтракать конфетами. Они повышают настроение. Проверено!Я просто не могла не рассмеяться в ответ!Чувственное потрясение пережитое несколько минут назад, тихонько расползалось по периферии моего тела. Неимоверная усталость пригибала к земле. Я встала и просто ушла, совершенно не заботясь о том, насколько грубым может показаться моё поведение.Я вернулась в свою комнату, чувствуя, что мои ноги больше не повинуются мне. Подружка-бессонница снова была тут, ласково улыбаясь неуклонно светлеющим за окном небом. Я устроилась на подоконнике и до утра качалась на волнах своих видений, то бурных и неистовых, то плавных и ласковых. Временами я видела очертания то одного берега, скрывавшегося во мраке туч, изредка прошиваемых молниями, то другого, хотя и ярко освещённого, но всё равно зыбкого и непроглядного. Страх держал меня на стремнине?— я боялась выбрать берег. Боялась не разбиться о невидимые скалы, а ошибиться и не найти дороги назад, если захочется вернуться. Когда же небо покрылось нежными розовыми сполохами, а море приветливо заискрилось ему навстречу, я наконец решилась…Уже много месяцев, с того самого момента, как я оказалась на новой работе, я не брала в руки карандаш. Настало его время. Лист, который должен был принять в себя все оттенки моих переживаний, нашёлся быстро. Я хорошо представляла себе то, что собираюсь нарисовать. Композиция не вызвала затруднений. Перед глазами возникла фотография, которую я видела не так давно на просторах интернет-сети. Она как нельзя лучше подходила к моему замыслу. Лёгкий невесомый штрих добавит образу мягкость и лиричность; острая, густая тушь придаст необходимую величественность.Рука быстро вспомнила прежние навыки, и каждая новая линия всё ярче и чётче являла мне мою мечту. Моё сердце стихало с каждым новым штрихом.Я закончила набросок за два часа. Следующие несколько дней я просиживала над ним целыми вечерами, играя с направлением штриха, светом, тенью, нажимом и растушевкой. Иногда?— далеко за полночь, прежде дождавшись, когда затихнет дом, чтобы никому даже случайно краем глаза не довелось раскрыть мою тайну. Как в далёком детстве, я снова тряслась над своим сокровищем, не допуская даже намёка мысли о том, чтобы поделиться им с кем-нибудь сколь угодно отзывчивым и доброжелательным. Моё визуальное сокровище с каждым новым штрихом становилось мне всё дороже и дороже. Прошло не меньше недели пока рисунок не покорился мне полностью, и я изобразила в точности то, что хотела. Я скрыла его в папке среди листов, а папку спрятала в ящик под кроватью.Рисунок помог мне?— я почти справилась с собой. Я смотрела на него и мало-помалу строила стену. Стена, кирпичик за кирпичиком, отделяла меня от моей проблемы.В этот период я старалась видеться с Майклом как можно реже, проскакивая мимо него на предельной скорости, которую позволяла вежливость. Но как долго подчиненный может избегать непосредственного начальника? Когда меня призывали обязанности, все мои усилия шли прахом. Одним взглядом ему удавалось в считаные секунды разрушить стену, над которой я корпела полночи.Так и шло некоторое время: я строила?— он разрушал.Как-то под утро, которое в положенное время сменило одну из таких наполовину бессонных ночей, меня разбудил нешуточный грохот. Встрёпанная и полуодетая я выскочила из комнаты и выбежала в коридор, уверенная, что случилось что-то страшное.—?Доброе утро! —?жизнерадостное приветствие Джермейна заставило меня проснуться окончательно.—?Что случилось? —?язык ещё плохо слушался меня.—?Это к нему, я тут не при чем! —?переложив в другую руку моток проводов, который он держал, Джермейн ткнул пальцем в сторону брата, стоявшего рядом и глядевшего на меня круглыми то ли от страха, то ли от изумления глазами.Джермейн явно вселился, наблюдая за тем, как мы с Майклом, уставившись друг на друга медленно и неуклонно покрываемся краской. Он — незнамо от чего, я?— от осознания, в каком виде предстала перед ними.В конце коридора маячили Омар и Латиф, тащившие какое-то большое устройство. С первого взгляда я даже не поняла, что это такое.—?Извини, Мойра, честно говоря, я как-то не подумал, что мы можем разбудить тебя,?— пробормотал Майкл и опустил глаза.—?Ему сложно представить, что кто-то спит в двенадцать часов дня,?— ехидный комментарий от Джермейна заставил Майкла покраснеть ещё сильнее, а меня скрыться за дверью.—?Впечатляет,?— донеслось до меня из-за двери.—?Прекрати, Эрм! —?в голосе Майкла отчётливо проступала досада.—?Чисто отеческое восхищение,?— примирительно проговорил Джермейн. —?Ничего такого…—?Что мы делаем? —?спросила я, включившись в работу спустя несколько минут — ровно столько сколько потребовалось, чтобы запрыгнуть в брюки, натянуть футболку и собрать в хвост волосы. Я решила, что лучший способ избавиться от неловкости?— начать что-нибудь делать.—?Мой брат решил, что студия здесь ему не нужна. Всё оборудование мы переносим в гостевой домик в парке,?— обстоятельно объяснил Джермейн. Майкл молча стоял рядом и говорить явно ничего не собирался. —?Возникли некоторые идеи и ему потребовалось уединение…Джермейн хотел сказать ещё что-то, но Майкл прервал поток красноречия быстрым взглядом.—?Мне кажется неправильно устраивать студию звукозаписи в жилой части дома,?— отрывисто проговорил он,?— работа в ней мешает отдыху живущих в доме,?— постояв немного, направился к лестнице.—?Поможешь? —?проводив брата взглядом, дружелюбно спросил Джермейн. —?Помощник нам не помешает.***На улице припекал август.Члены семьи прибыли на день рождения своего знаменитого сына и брата. Прибыли не все, но их было достаточное количество, чтобы дом на время превратился в восточный базар: яркий, шумный и смешливый.—?Так, значит, вот где вы обитаете,?— мягкий грудной голос Кэтрин Джексон моментально вывел меня из задумчивости, в которую я погрузилась, как в омут, едва удалось скрыться в своём убежище.Она?— окинула взглядом комнату и внимательно посмотрела на меня, я?— почувствовала, что краснею.Краснела я всегда, при любом пристальном внимании в мою сторону. Кто бы это ни был: мой начальник, преподаватель или мимо идущий человек, которого чем-то привлекла моя внешность?— всё вызывало краску на лице. Я никак не могла справиться с этим, поэтому в конце концов оставила все попытки. В последнее время старалась воспитать в себе невозмутимость, несмотря на охватывающий щёки пожар, но и это не всегда удавалось, как, например, сейчас.Кэтрин я, конечно, видела и не раз, но никогда ещё она не смотрела на меня так долго и внимательно. Мне казалось, что она снимает с меня всю ментальную одежду, которой я пыталась прикрыть свои самые сокровенные мысли. Слой за слоем и вот?— перед ней стояла маленькая глупенькая девочка, которую угораздило влюбится в её сына. Я точно знаю, что она поняла это. И я боялась её реакции на это открытие. Я знала, что Майкл высоко ценил свою мать, был предан ей и прислушивался к её мнению, и теперь я, наконец, поняла почему.Как бы мне описать эту удивительную женщину? Она была не выше меня, но полнее. Не толще, но словно полноводнее. Сила её личности распространялась вокруг неё подобно глади неоглядного озера. Она носила своё озеро с собой и всякий, кому случалось оказываться рядом, неизбежно окунался в него. Я уверена, что сама она об этом даже не подозревала, поскольку это не было итогом воспитания или чертой характера, приобретённой в результате жизненных неурядиц. Эта сила была частью её самой, пришедшей вместе с ней на землю. Когда этой женщине придет срок покинуть мир, она унесет озеро с собой. После неё останется сушь. Думаю, именно это заставляло Майкла оставаться рядом с ней так долго. Он не мог не чувствовать этой силы, способной убаюкать его в любых жизненных неурядицах. Кэтрин не могла решить за него его вопросы, да и не пыталась. Успокоить на время?— возможно, чтобы он смог набраться сил для новых вершин. В момент суда она была нужна ему гораздо больше всей остальной семьи. И она была рядом, как и до?лжно отважной женщине?— любящей матери.Я не знала, как себя вести с ней. До недавнего времени я обитала на периферии звездной системы по имени Майкл Джексон и контактировала в основном с его менеджерами, которые непосредственно принимали меня на работу. Я, конечно, встречала почти всю семью раньше, но не уверена, что хотя бы кто-нибудь из них меня запомнил. Мало ли служащих работало на Майкла!Кэтрин осмотрелась ровно так же, как сделал это её сын, посмотрела на меня и приветливо улыбнулась:—?Можно мне где-нибудь… —?она глянула вокруг.—?А, да, да, конечно,?— спохватилась я.Неловко сгребла с кресла, лежавшие там грудой диски. Мне долго не удавалось пристроить их на стол, они все время падали и рассыпались. Кэтрин помогла собрать их и сложить аккуратной стопочкой, чем повергла меня в ещё большее смущение. Она села, я стояла, не зная куда себя деть.—?Ну что же вы,?— с милым детским укором произнесла она,?— я совсем не хотела вас смутить, мисс Сайленс. Я прошу вас видеть во мне просто гостью, а не мать вашего босса. Мне хотелось просто познакомиться с вами. Вы теперь входите в число тех, кто находится ближе всех к Майклу.В ответ я неловко хмыкнула и присела на краешек компьютерного стула.—?Я должна сказать вам спасибо. Благодаря вам, Майкл изменился…—?Но я не … мы вовсе… —?кажется, краска стыда покрыла не только лицо, но и всё моё тело.Кэтрин протестующе подняла руку:—?Не стоит! Я сказала так потому что вижу, что он … оттаял. Вас тут немного, так что большой загадки нет в том, кого мне благодарить.—?Он очень много времени проводит со своими детьми, много встречается с разными людьми,?— ещё больше смутилась я.Если учесть, что видела я Майкла нечасто, в основном, на кухне во время обедов, то моё смущение и удивление намеками, которые я услышала в голосе Кэтрин было объяснимо. После его щедрого подарка в форме комнаты для жилья, других презентов, которые говорили бы о его внимании к моей персоне, не поступало. Да я и не ждала. Правда, Майкл был вежлив и внимателен, но таков он был со всеми.Особенная предупредительность и даже нежность сквозила только в его обращении с Грэйс, не считая детей. И это было понятно и объяснимо?— она была рядом уже очень давно и, безусловно, заслужила особое отношение и доверие. Чем не могла похвастаться я, особенно, если вспомнить мои отчеты для Брайана. Отчеты не частые, не содержавшие ничего, что невозможно было бы узнать из любых других источников. Они остались в прошлом. Но они были и, вспоминая, я часто внутренне сжималась, думая о том, чем это может кончится.—?Да, конечно,?— тонко улыбнулась Кэтрин,?— но дети и чужие люди не всегда помогают прошлому отходить в прошлое и жить тем, что есть сейчас. Чужие люди?— это всего лишь чужие люди, а с детьми нельзя поделиться сокровенным?— это только дети. Я всегда считала, что мужчине нужна рядом женщина, та, которая будет любить его ради него самого. Поиски такой женщины могут тянуться годами, но её все равно нужно искать, не отчаиваясь. Отчасти поэтому я не была против ранней женитьбы моих сыновей.—?У него есть вы.—?Я принадлежу прошлому, девочка. Я не могу дать ему то, что он ищет,?— Кэтрин слабо улыбнулась и горестно поджала губы. Это едва заметное мимическое движение сделало её вдруг слабой и трогательной. Мне захотелось обнять её. —?И дело тут не в сексе. Он, конечно, считает, что у него есть верная подруга?— его музыка. Он всегда говорил, что женат на своем творчестве. Но музыка?— это все же его создание, его воображение. И её отзыв?— это его собственные реакции, которые всего лишь претерпели некоторые изменения. У неё нет рук, она не может обнять. У неё нет настоящего живого сердца, которое бьётся и которое можно услышать,?— женщина опустила глаза, словно была не в силах больше держать нить разговора в руках. Сильных руках, которые сейчас спокойно лежали на коленях.Кэтрин посидела ещё немного. Наша беседа больше не выходила за рамки простых тем и не содержала в себе чего-то особо интересного или запоминающегося, и вскоре она ушла, приобняв меня на прощанье и мило улыбнувшись.Проводив гостью, я задумалась. В последние недели задумчивость совсем освоилась у меня. Это меня беспокоило и требовало заняться чисткой сердечных и душевных закоулков, принятия определённых решений и создания путей для их достижения. До сих пор я всё же плыла по воле волн, погружаясь то в отчаяние, то в надежду, подпитывая их крохами. Требовалось срочно осмыслить всё, что происходит со мной, и принять, наконец, решение, которое будет выполнено несмотря ни на что, а не так, как до сих пор…Визит Кэтрин внёс ещё большую сумятицу в мои мысли. Наш разговор произвел на меня странное впечатление?— она как будто… сватала меня. Это подозрение подтачивало мою решительность едва ли не сильнее, чем желаемое или действительное внимание со стороны Майкла.Не могу описать насколько Кэтрин мне понравилась и не могу не признать, что, возможно, потому что я понравилась ей. Любому хочется нравиться?— и я не исключение. А если я пришлась по душе человеку, значимому для того, кто… Здесь в мою голову само по себе проникло осознание масштабов лирической перспективы.Размышляя, препарируя себя (в который уж раз за последние несколько дней!) я ужаснулась тому, какая глыба айсберга таится в глубине вод в то время, как я могла наблюдать только макушку. Там, в таинственной, темной, неопознанной и неосознаваемой купели скрывались все: и я со своими страхами и надеждами, и мама с верой и наставлениями, и бабушка со сказками и волшебством. Там был и отец, которого я, казалось бы, не помнила совсем: ни лица, ни голоса, ни фигуры. Но кто-то ведь сопровождал меня то и дело в снах? Кто-то, кого я тайком называла этим незнакомым и непонятным словом.Мне вдруг пришло в голову, что в лице Майкла соединились все мужские образы, таившиеся в моём подсознании: и тот, о котором плакала мама, когда моё любопытство вытянуло на свет её горе; и тот, о котором тихо напевая, вспоминала моя бабушка, сидя у окошка в ожидании. Когда я была маленькой, рядом не было мужчин, на примере которых я могла составить свой собственный образ любимого и желанного, как происходит со всеми девочками. Но если он не присутствовал физически?— это ведь не означает, что его нельзя было вообразить, верно? Принц из моих снов никогда не проявлял лица, потому что у меня не было достаточного количества реально существующих образов, чтобы представить его воочию. Однако, я могла составить образ, основываясь на описаниях. Образ идеальный, но искажённый, поскольку слишком далёкий от реальности; нереальный, но существующий на самом деле, потому что существовала я?— его творец.Думаю, я очутилась в окружении Майкла в тот самый, запланированный судьбой момент, когда появление моё было действительно необходимо. Сейчас я склоняюсь к мысли, что это была не насмешка судьбы?— это стало её подарком. Я не сразу поняла это. Много времени было растрачено на размышления?— времени, потраченного впустую. Однако, что-то вело меня. Я оказалась в нужном месте, в нужный час и не прошла мимо намёков и предсказаний и поняла их верно, и следовала им точно.До приезда в Бахрейн я встретилась с ним лишь однажды?— в момент приема. Я собиралась работать в его команде, а Майкл, несмотря на проблемы и горести, не изменял своим привычкам и по-прежнему знакомился со всеми своими служащими. Я только не уверена запомнил ли он меня тогда. При встрече он выглядел очень отрешенным и погруженным в себя.Взглянув на его бледное, худое лицо, измождённое и словно испепеляемое черным и жгучим пламенем обиды и ненависти, я пережила моментальный шок. Шок эмоциональный, ментальный, да и физический тоже. Потому что несмотря на отрицание, обиду и ненависть?— все то, что он переживал тогда,?— сквозь тусклое стекло его глаз смотрело на меня сверкающее существо. Существо больное, слабое и несчастное, карабкающееся из последних сил. Оно ослепляло своей чистотой и нежностью, поражало упорством и силой духа, изумляло внутренним стержнем, поддерживающим его и черпавшим силы из неведомых и неназываемых источников. Это был воин, разминувшийся со своим клинком по нелепой случайности и державшийся только на упрямстве и надежде на скорую встречу. Реальный человек, повернувшись одной своей гранью, идеально подошёл к образу, составленному в воображении.На мгновение Майкл предстал передо мной в облике древнего самурая. Одного из тех представителей рода человеческого, коих не так много на белом свете и которые готовы положить и жизнь свою за то, во что верят. Для них это и кодекс, и философия. Философия тяжёлая, невыносимая и совсем не гуманная, но философия, последователи которой вызывают искреннее восхищение. И прежде всего восхищение вершинами, которых способен достичь человеческий дух, не только достичь, но и удержаться на них!Образ вымышленный не может соответствовать в полной мере облику реального человека. И Майкл?— многогранный и не умещающийся ни в какие рамки?— то и дело выбивался из образа. Не замечать этого значило быть слепой.В его руках, сложенных на острых коленях, в тонких пальцах исхудавшей кисти, сцепленных в замок, чувствовалась необоримая мощь и в то же время большая усталость. И это была уже совсем не та сказка, о которой мечталось в детстве, когда воображение предлагало образ сильного и могучего воина. Тот воин победным маршем проходил по всем бедам и несчастьям, а если и терпел поражение, то красиво и ненадолго. Но сказка, представшая передо мной в облике худого, измождённого мужчины, была совсем другая. Слишком много крови и пота требовала она данью для себя, а дары её были призрачны и на первый взгляд обманчивы.Майкл взял меня в плен, не потрудившись даже шевельнуть пальцем. А мои собственные мысли и убеждения сделали всё остальное. Это случилось гораздо раньше, чем я обнаружила в своей крепости давнего и своевольного лазутчика. Впрочем, можно долго спорить, что было раньше?— курица или яйцо. И так и не добраться до сути. Что случилось раньше? Я полюбила, увидев, или влюбилась, разглядев? Да и так ли это важно теперь?Ну что ж, клинок нашелся. Он признал хозяина и покорился ему без вопросов. Все, что могло последовать дальше, было делом хорошего сценариста и отличного режиссера. Я была уверена: и время, и судьба справятся со своими ролями.