Глава 4. Приглашение на казнь (1/1)

Орлеан поутру мало чем отличался от своего обычного дневного состояния. Та же лиловато-серая дымчатая тишь стелилась по пустым улицам, трогая свисающие с балконов простыни, тот же мелкий гравий пылил под ногами и колесами в ответ на малейшее дуновение ветерка. Ветерок дул пока еще исключительно с озера и нес с собой запах йода и застоявшейся воды. Немного выручала сырость: ночной дождь утих только с рассветом, и в воздухе все еще чисто пахло озоном, а облепиховые кусты в кои-то веки блестели зеленой листвой, отряхнув с себя пыль. Даже машина, катившаяся по щебенке к выезду из города, хвалилась своим старым, винтажным оттенком голубого, хотя ее хозяин ни разу в жизни так и не удосужился сам ее помыть.Ее хозяину в принципе по жизни было немного не до красоты своей машины. Красота еще не проснувшегося Орлеана занимала его и того меньше. На пассажирском сидении спал, укрывшись светлым плащом, щуплый небритый человечек, и на каждой дорожной выбоине его подбрасывало над сидением, как шарнирную куклу. Каждый раз он рисковал стукнуться макушкой о потолок, и каждый раз его от этого спасала протянутая с водительской стороны рука, останавливавшая полет на середине.Амаретто уснул, и Меглин берег его покой, стараясь ехать как можно медленнее, оттягивая приближение к тому рубежу, на котором он дал себе обещание остановиться и разбудить спящего. В открытое окно втекала утренняя прохлада, и спокойная сонливость, окутавшая его существо, меняла мир вокруг по сравнению с прошедшим днем до неузнаваемости. На мгновение ему даже показалось, что в зарослях умирающей облепихи есть своя затаенная красота, не познанная никем в этом мире, кроме, пожалуй, него да серебристых рачков из мудрого соленого озера, которые другой радости в жизни и не видели, кроме как смотреть на пыльных облепиховые кроны через толщу воды. Но мыслям этим он не позволил задержаться в своей голове надолго.Голубой ?мерседес? мягко притормозил у пограничного плаката, шурша резиной по щебенке. Меглин вздохнул и, обернувшись к спящему Амаретто, мягко потряс его за плечо:— Вставай... Приехали.Амаретто наморщил переносицу и сонно потянулся под плащом, с трудом разлепляя веки.— Уже? — спросил он, рассеянно выглядывая в окно. Меглин кивнул:— Уже.Тихо лязгнула и глухо захлопнулась за его спиной дверца. Облокотившись на голубой капот, он смотрел на пустую дорогу, простирающуюся за широким стендом, и только прерывисто выдохнул, когда Амаретто, хлопнув дверью со своей стороны, вышел к нему и встал рядом.— Почему казнят всегда по утрам? — мрачно усмехнулся он. Меглин пожал плечами.— Традиция, наверное.— Может быть... — протянул Амаретто и вдохнул полной грудью прохладный йодистый воздух. — Или потому что утром красиво и тихо. Уходящий утром уносит с собой весь мир в его первозданной чистоте.Он вдруг умолк. Меглин смотрел на него украдкой, ожидая, когда он скажет еще что-нибудь, но он все молчал.— Ты знаешь, — сказал он вдруг, — ведь если стрелять в голову, то всегда есть шанс выжить, но остаться идиотом. Я читал когда-то про такого мужика. Он словил себе пулю в лобные доли и выжил, но соображать уже ничего почти не мог. Это как лоботомия, только с долей вероятности.— С маленькой вероятностью, — хмыкнул Меглин, поправляя его, и закусил губу. — А ты к чему это вспоминаешь?Амаретто вздохнул, кончики пальцев его царапнули по блестящему капоту.— Я просто думаю... — пробормотал он. — Ты же мне в голову выстрелишь? Значит, у меня есть шанс... Ну, хотя бы теоретически шанс выжить. — Шанс остаться овощем с неадекватными реакциями, так точнее будет, — резко ответил Меглин, не поворачивая головы. — Твое счастье, что шанс маленький. Умереть в твоем случае будет правда лучшим раскладом.— Умирать никогда не хочется, Меглин, даже если ты сам понимаешь, что других вариантов просто нет. — Голос дрогнул, Меглин обернулся и столкнулся взглядом с черными глазами, полными неизъяснимой надежды. В горле встал комок, и он медленно произнес:— Да, других вариантов нет.Амаретто молча оттолкнулся от машины и, разметая мысками кедов каменную крошку, зашагал к выходу из города, туда, где залит был всеми четырьмя ножками в бетон старый, почти антикварный стул, напоминающий трон. Его Меглин заметил еще когда разговаривал с рабочими, выпрашивая у них телефон на ?звонок другу?, но так и не удосужился ни у кого спросить, в чем именно был смысл его нахождения здесь. А теперь смысла не было уже в самом вопросе.Он увидел, как Амаретто, оправив полы плаща, сел на краешек стула, ковыряя мыском цемент, и, неспеша подойдя следом, опустился на свободную половину рядом. Через рубашку и плащ он чувствовал жар костлявого плеча.— Я не боюсь, правда, — пробормотал вдруг Амаретто. — И я знаю, что так и надо. Просто... Не знаю. Я первый раз умираю, могу ошибиться. Это Павлючеку просто было, я так думаю, не я первый его пилил. — Он рассмеялся, и Меглин улыбнулся тоже. Над озером и пустошами медленно поднималось пока еще сероватое солнце. Амаретто пошевелился и, запустив руку в карман плаща, взвесил на ладони исцарапанный пистолет.— Ты что, серийный номер пытался стереть? — недоуменно спросил он. Меглин в ответ только тактично, но многозначительно кашлянул, и Амаретто понятливо спрятал оружие обратно.— Так бы вечно и сидел, — вздохнул он, прикрывая глаза. — Даже Орлеан таким уж скучным не кажется. И сумасшедшим... Кажется, сегодня всех здесь отпустит. До следующего припадка. Ты знаешь, Меглин... Мне даже не жаль, что я его не увижу.Что-то острое больно кольнуло под лопаткой, и Меглин сглотнул острый кубик, вставший в горле. Без лишних слов он протянул руку, едва касаясь запястья Амаретто, и тот молча, без единого звука вцепился в его ладонь. Звенела лиловая тишина.Наконец он сказал:— Поехали. Ты обещал, что это будет не здесь. — И добавил: — А надеяться я все-таки буду......Через пять минут в квартире орлеанского следователя Неволина зазвонил телефон.— Алло? — мрачно прорычал он, спросонья жмуря глаза и почесывая пересекающий лицо шрам.— Шеф, Балашов на связи! — Неволин промычал в ответ что-то неопределенное, и голос в трубке затрещал дальше: — На установленном вами кресле только что сидели двое.Сон как рукой сняло. Этого звонка Неволин ждал с того самого дня, когда, вдохновившись московскими еврейскими газетами, решил дожидаться Мошиаха в своем захолустье. По его приказу у въезда в город рабочие залили цементом трон, на который, как утверждали газеты, должен был рано или поздно воссесть мессия, и вот уже давно его верный напарник Балашов вел за объектом неустанное наблюдение. До сих пор стул оставался нетронут, на него разве что изредка залетал пакет или испражнялся голубь. До этого момента.— Опиши их.— Один высокий, бородатый, крепкий такой мужик, — отчитывался Балашов, — другой, наоборот, мелкий, худой, в плаще светлом, но явно чужом: больно велик.— Когда они вошли в город?— Да в том и дело, шеф, что они не вошли! Они выехали из города буквально минуты две назад, да, выехали на голубом ?мерседесе?. Прикажете погоню?— Нет, — упавшим голосом произнес Неволин, чувствуя, как ноги отказываются его держать. — Не нужно погони. Все в порядке.— Хорошо. Шеф... — Балашов на том конце провода замялся. — А я могу спросить?— Спрашивай.— А вот этот стул, вот эта слежка, эти люди, которые на нем сидели, — что это все значит?Старый шрам неприятно, зудяще засаднил. Неволин вдруг представил, как нелегко было Балашову без сна и отдыха дежурить на своем посту, и ему отчаянно захотелось сказать ему что-нибудь приятное. Но лезла только честность.— Да нихрена это не значит, — сказал он. — Ни-хре-на.