XXX (1/1)
Переняв ритм жизни Харуто, Кайто вскоре потерял счёт дням. Они, проносясь мимо, складывались в недели, месяцы – неумолимый ток времени. Уносимый этим потоком, Кайто вовсе не ощущал его, а в последствие и бросил попытки осознать себя в нём. Будучи ?младшим братиком Хару, о котором тот так много рассказывал?, он не пытался бороться с этим статусом и улыбался при знакомстве с друзьями-знакомыми Харуто, для которых его персона была вся окутана флёром братской любви. Он брался за любую работу, не отказывался от посещения всевозможных семинаров и курсов. А в редкие моменты, когда его охватывала апатия, на помощь приходили сохранившиеся в памяти слова Отори-сэмпая: ?Ты хорош во всём?. Эти же слова похвалы не уставал повторять Харуто. И в Кайто, охваченном злым возбуждением, крепла решимость достичь своего предела. Так, балансируя на границе между сном и явью, они пережили зиму.Харуто перестал принимать антидепрессанты с тех пор, как Кайто начал спать с ним, но отказаться от курения не смог, хотя под строгим надзором урезал суточную дозу вдвое.Вечера с выпивкой же стали традиционными. При свете одной лишь лампы, стоящей у дивана, они сидели по разные его стороны, накрыв ноги одним пледом на двоих, соприкасаясь коленями. Кайто был уже достаточно пьян, чтобы не кривиться от строчек сонетов Шекспира, том которых держал в руках, и благодушно воспринимал болтовню Харуто, как некий не раздражающий фон.– Театр запада для нас закрыт, – с прискорбием сообщил Харуто. Он удерживал бокал с вином одними кончиками пальцев, позволяя жидкости свободно плескаться, ударяясь о хрустальные грани, переливаясь множеством оттенков. Блики света отражались в полуприкрытых глазах Харуто, так что взгляд изменивших цвет глаз казался чужим. Кайто поднял голову, выглянув из-за книги, отреагировав на изменившийся тон брата. – Мы можем выйти на сцену только в роли героев дальних планов. Проще с кинематографом. Но и в нём ты будешь позиционироваться в качестве диковинки с востока. Фактор национальности играет свою роль, как ни крути. Мы чужаки здесь.Кайто с недовольством сощурился, выгнув бровь. Произносимые Харуто слова выражали очевидное. – В таком случае, почему ты не вернёшься? – с нарочитым пренебрежением задал вопрос он.– Под крыло отца? – слабо усмехнувшись, отозвался Харуто, повернув лицо к Кайто. Глядя ему в глаза, невыносимо мягким тоном он сказал: – Не хочу. Кайто с трудом заставил себя опустить взгляд, не желая утонуть в чужом омуте. Харуто хохотнул, но сдержался от комментариев, хотя наверняка же хотел назвать Кайто милым. Вернувшись к созерцанию тонущего в тенях потолка, он сказал:– Никто из покинувших Японию не торопится возвращаться, заметил? Но для многих из нас момент неизбежности рано или поздно всё равно наступит. Хираги предстоит занять руководящую должность в академии, возвращение неизбежно, и он знает это. Отори бежит от ответственности, в частности за самого себя, как от огня. Он не может представить себя посвятившим всю жизнь чему-то. Человек бесконечно талантливый, он боится оказаться к чему-то привязанным. Он мальчишка, боящийся взрослеть. В этом мы с ним похожи.Книга оставалась прикрытием Кайто, но он уже не разбирал написанного, глядя сквозь страницы, но упрямо отказываясь поднимать взгляд. Спонтанные приступы откровения для Харуто были в порядке вещей, но Кайто не отвечал тем же, поэтому испытывал неловкость. Но нисколько этим обстоятельством не смущённый, его брат продолжал говорить:– Благо, бегущий следом Хошитани его подстёгивает и не даёт отчаяться и, признав поражение, вернуться, – Харуто усмехнулся, тихо хмыкнув. – Смешные они ребята.Кайто смолчал, хотя осознание того, что о делах его друзей Харуто известно больше, чем ему самому, неприятно укололо.– В общем, мы не лучшие примеры для подражания, – подытожил Харуто. Кайто со вздохом закрыл книгу, отложил её на стол, взамен взяв в руки бокал, уверившись в том, что его брат решительно настроен на то, чтобы спровоцировать у него эмоциональную реакцию. Последующими своими словами эту уверенность он лишь подтвердил. – Сознаёшь ли ты, насколько умница твой Тенгендзи? Он не только принял уготованную ему роль, но умудрился ещё и полюбить её. Или Уозуми, который однажды, ради какого-то странного извращённого развлечения выдумав соперничество со мной, отказался признавать свои личные достоинства. А я считаю, что он лучше меня буквально во всём.Проигнорировав упоминание об Асаки, Кайто сказал:– Тенгендзи не мой.О том, что не сопроводил свои слова каким-либо достойным утвердительным жестом, Кайто пожалел в тот самый момент, когда Харуто, наклонившись к нему, с нестерпимым пониманием в опьяневшем взгляде, преисполненным сочувствия голосом сказал:– Очень жаль, правда? Кайто со стуком поставил бокал назад на стол, так и не сделав глоток. Разозлившись из-за вдруг промелькнувшей на краю сознания мысли-сожалении: ?Он мог быть моим. Стоило только пожелать. Всего лишь попросить…?Харуто наблюдал за ним украдкой. Допив вино, он поставил бокал на книгу с сонетами. Кашлянул, он вынудил Кайто обратить на него внимание. Игриво подмигнув, он, мгновенно придав лицу одухотворённое выражение, с чувством проскандировал [1]:Мой Друг, твоя любовь и добротаЗаполнили глубокий след проклятья,Который выжгла злая клеветаНа лбу моём калёною печатью.Кайто сдержал смешок, только дёрнул уголком рта. Поднявшись, он отвернулся к окну и, глядя сквозь своё отражение в потемневшем стекле на брата, сказал, чуть повысив голос:Какою ты стихией порождён?Все по одной отбрасывают тени,А за тобою вьётся миллионТвоих теней, подобий, отражений.Кайто увидел, как по лицу Харуто скользнула одобрительная улыбка. Он неторопливо поднялся, потянув за собой плед, словно то был подол императорского одеяния. И его мелодичный голос и без музыки был подобен пению:Усердным взором сердца и умаВо тьме тебя ищу, лишённый зренья.И кажется великолепной тьма,Когда в нее ты входишь светлой тенью.У Кайто перехватило дыхание, когда Харуто приблизился к нему. Он встал позади него, раскинув руки, точно тёмные крылья, которыми накрыл его, прижав к своей груди. Сердце забилось сильнее, и голос предательски дрогнул, когда Кайто, прикрыв глаза, произнёс:Оставь меня, но не в последний миг,Когда от мелких бед я ослабею.Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,Что это горе всех невзгод больнее.Запрокинув голову к плечу Харуто, наслаждаясь теплом объятий, Кайто позволил неслышимой музыке руководить своим телом, вовлекая его в тихий танец, ведущий ритм которого – резонансное биение их сердец.Далеко внизу, у их ног, один за другим гасли фонари, погружая мир в уютную темноту. В момент, когда последний огонёк, моргнув напоследок, исчез, серебристое сияние луны мелькнуло среди тонких облаков.И шёпот Харуто растаял последним. Одна судьба у наших двух сердец:Замрёт моё – и твоему конец.* * *– В миру бытует мнение, что талантливый человек талантлив во всём. Нандзё-сан безусловно талантлив. Все, кто видели его в роли Лукаса, думаю, со мной согласятся. После того нашумевшего спектакля многие пророчили ему великое театральное будущее, самые смелые критики даже упоминали имя Цукигами Харуто в своих позитивных рецензиях, дескать, аура у Нандзё-сана схожая с той, которая является визитной карточкой великого и ужасного лунного императора. Ну, аура это дело такое, чисто субъективное, и зависит не иначе как от количества принятого на грудь. Кхем. Будем считать, что я этого не говорил. Так вот, возвращаясь к объекту нашего обсуждения. По всей видимости, чужие ожидания были Нандзё-сану абсолютно побоку, потому как от всех предложений именитых агентств он, блаженный мудрец, отказался, поступил в университет на филологический факультет и – вот, спустя едва ли пару лет, уже разродился целой книгой, содержание которой оказалось настолько восхитительным, что издательство взялось за публикацию сразу же. В одном из интервью Нандзё-сан иронично так заметил, что его школьных воспоминаний хватит на пару десятков новелл. М-да, звучит опасно. Книга его называется ?Рассказчики? [2], появилась на прилавках она буквально на днях. Я лично приобрёл, но оценить содержание ещё не успел, но рад буду услышать ваше мнение на счёт книги, дорогие мои, кто уже успел прочитать. Пишите письма, пока играет песня [3], пишите, это может быть вашим первым шагом на писательской стезе.Детка, детка, детка, я покидаю тебя.Я сказал, детка, ты знаешь, я покидаю тебя.Я покину тебя летом.Пока Роберт Плант пел о той, кого хотел и не хотел оставлять, Кайто купил и скачал книгу на планшет, с любопытством пролистав её до послесловия.?Мне странно писать эти слова. Я не уверен, должен ли рассказать что-то о себе самом или о книге?, – прочёл Кайто и усмехнулся: ходить вокруг да около с искренним невинно-хитрым видом, ничего не говоря прямо, откровенно заигрывая, было так похоже на Нандзё. Перелистнув страницу, Кайто нашёл глазами последний абзац: – ?…Сейчас я точно уверен: я благодарен своей первой любви за то, что она оказалась безответной. В противном случае, я бы никогда не осознал, что ослеплённым светом мотыльком всегда был я, а не он?.Вот оно, меня зовутЯ сказал, вот оно, меня зовут домой...* * *