XXIII (1/1)

Поздно вечером Какеру и Кайто возвращались из ванны. Последние несколько дней в лагере погода не жаловала теплом, а за городом, в лесу температура опускалась ещё ниже. Разгорячённая кожа быстро остывала, и Какеру, ёжась от холода, торопливо вышагивал впереди Кайто. Обнимая себя за плечи, он едва не стучал зубами от холода. Поднимающийся от него тёплый пар веселил Кайто.– Футаба-сан с ребятами явно горят желанием провести напоследок испытание на храбрость, – сказал он. – Как ты рассчитываешь провести ночь в лесу?– Надеюсь убедительно сыграть окоченевшего мертвеца. Какое к чертям испытание на храбрость? Мы ведь в тренировочном лагере, а не развлекательном!– Да ладно тебе, Тенгендзи, разве у тебя не осталось замечательных воспоминаний о предыдущем разе?Какеру очевидно вздрогнул и обратил осуждающий взгляд на Кайто. Предыдущий раз случился на летних каникулах на втором году обучения. После мюзикла Хошитани хватался за любую возможность развлечься и придумывал самые безумные вещи. И, разумеется, идея притащиться на самое большое кладбище и устроить там соревнование принадлежала ему. По жребию Юта оказался в паре с Какеру, и их совместные крики разносились по всему кварталу, сведя на нет все ужасы, с которыми могли столкнуться остальные. Потому как высокое ?А-а-а-а!? Юты и обозлённый рык Какеру ?А-а-а! Чего ты орёшь?!? заставляло остальных хвататься за животы от смеха. Даже Тору, который поначалу порывался подговорить ребят отправиться на помощь, в конце концов, и сам поддался всеобщему веселью и был одним из тех, кто по итогу больше всего подшучивал над друзьями. ?Из вас, парни, получилось бы просто потрясающее цуккоми-комбо, – хохотали после Угава и Тораиши. – Бросай, Тенгендзи, своё кабуки. По тебе мандзай [1] плачет?. Какеру раздражённо огрызался, впрочем, без особого энтузиазма, потому как вынужденные крики исчерпали все его силы, в отличие от лучащегося светом юности Юты. Обессиленный, Какеру тогда по дороге домой споткнулся на ровном месте. И упал бы, если бы Шу его вовремя не поддержал. А потом случилась их первая и последняя поездка к океану.В реальность, прочь от серо-голубого марева, Кайто вернуло бормотание Какеру.– Ты и правда становишься злее, что ли…Кайто не успел решить, сделать ли вид, что он ничего не услышал или соответствующим образом ответить. Потому что вдруг раздался глухой удар, а вслед за ним приглушённое шипение и какая-то возня.Какеру и Кайто переглянулись и одновременно перевели взгляд на приоткрытую дверь, ведущую в один из пустующих библиотечных кабинетов. Из щелки выглядывала темнота. Какеру подошёл ближе, крадучись, остановившись за дверью. Кайто шагнул следом, но замер, услышав голос.– Отпусти меня. Отпусти!Какеру вздрогнул, чуть отпрянув, оглянулся на Кайто. Тот не глядя кивнул, подтвердив наверняка возникшую в голове друга догадку.Голос принадлежал Агехе. – Прости, но не хочу, – раздалось в ответ, произнесённое с ленивой, посмеивающейся интонацией.Кайто был знаком лишь один человек, говорящий в подобной манере: Нандзё.– Чего ты хочешь? Чего добиваешься? Отпусти.Сдавленное рычание Рику было прервано шелестящим, едва уловимым смешком.– Что-то я устал, Агеха-кун. Очень устал. Нет сил и дальше это терпеть. – Что ты несёшь?!– Я просто хочу дать тебе реальный повод себя ненавидеть.После голоса затихли. Отступив от двери, Кайто перестал слышать и шорохи.Остаток пути до комнаты они не обронили ни слова.Закрыв за собой дверь, Кайто и Какеру разошлись по разным углам, убирая банные принадлежности. По растерянности, даже не включив свет.– Может, нам стоило вмешаться?– Пожалуй, нет…– Ну что за день. Куда катится этот мир? – Навстречу своему концу. Они молча расстелили свои постели.Лёжа на спине, Кайто смотрел в потолок, на котором дрожали в тенях причудливые лунные зайчики.– Кажется, я понял, какой будет наша история, – прошептал Кайто. Тишина, царящая по правую его руку, вздохнула голосом Какеру: ?Продолжай?. И Кайто, вняв просьбе, продолжил: – Ламберт влюблён в лунный свет. И ему всё равно, что свет луны – лишь отражённый свет солнца, и сама по себе луна ничего не стоит. Он очарован этим мнимым светом. А Алексис ревнует, потому что он считает, что лунный свет принадлежит ему, что он сам – часть луны, её тёмная сторона, которой не касается солнце. И он мечтает сохранить этот свет для себя, дотянуться до его источника… [2]– Чепуха, – устало отозвался Какеру. – Не используй иносказания, говоря о себе.– Иначе я бы не смог этого сказать, – ответил Кайто. Он слабо улыбнулся. – Но теперь мне полегчало.– Ну и славно. Ох, как я скучаю по Тавиану, кто б знал… Отвернувшись от Какеру и накрывшись одеялом, Кайто лежал с открытыми глазами, глядя в окно, в которое светила яркая луна. Шторы едва колыхались у пола, играя с густой тенью. Шорох ветра принёс мелодию, кажущуюся смутно знакомой.?I stand at your gate and the song that I sing is of moonlight? [3], – пропел Кайто пришедшие на ум слова.На другом конце поместья, у окна напротив, сидел его брат.Одно слово, ненавистное ?Прости? звучало в тишине. Он произносил его и раньше, так, что Кайто чувствовал себя виноватым. Но он молчал.И в тот раз, когда ?прости? было особенно нежным, он сдержался. Хотя удерживающие его руки были тёплыми, бегающие по телу мурашки вызывали дрожь. И хотелось обхватить себя за плечи, но он сам был слабой опорой для себя. Он держался за брата, смяв его свитер. Закрыв глаза и с силой сжав зубы.– Будет больно, но недолго, потерпи чуть-чуть, – в темноте звучал успокаивающий, ласкающий голос брата. И холодное острие иглы, застывшее у мочки его уха, перестало существовать. Мгновение острой боли исказило ощущения. Секунда обернулась тягучей вечностью, и боль осталась где-то позади, в точке отсчёта, всё дальше и дальше удаляясь. Холодная дрожь больше не потешалась над его телом, забилась вглубь, отступив перед жаром пролившихся капель крови. – Ох, прости. Не пугайся, крови немного, сейчас всё пройдёт.Терпкий алкогольных запах ударил в нос, вернув утраченные ощущения. По щекам пролились горячие слёзы, когда Кайто резко открыл глаза. И едва сдержался, чтобы не закрыть их снова, когда увидел в руке брата окровавленную вату. – Ох, перестань вести себя так мило, – со смешком проговорил Харуто.– Издеваешься? – пробормотал Кайто, утирая слёзы рукавом.Харуто хрустально рассмеялся и чмокнул Кайто в щёку, невзирая на вялые протесты. – Сейчас я надену сережку. Пока колечко, его будет проще прокручивать.– Жжёт, – глухо пожаловался Кайто. Прослыть плаксой ему вовсе не хотелось, но было так просто признать свою слабость перед братом. – Никто не говорил, что будет легко, – с усмешкой проговорил Харуто. Отстранившись, чтобы посмотреть на результаты своих трудов, он столкнулся с насупленным взглядом Кайто и не сдержал смущённой извиняющейся улыбки.– Боже, ну как тут сдержаться, – сказал он, резко приблизившись и обняв Кайто. Прижав его к себе, он гладил его по волосам.Тогда, так же как и сегодня. Как и всегда.Подувший ветер ударил в окна, словно умоляя впустить его. Он нёс ночную песню, птичью трель и стрекот насекомых, журчанье ручья и шорох листьев. Освещаемый лунным светом, мир звенел, словно натянутые струны под пальцами талантливого музыканта, делающего всё, что только в голову взбредёт. Убаюкиваемый звенящими звуками, раздающимися за пределами стен, Кайто засыпал. * * *Конечное распределение ролей между их кохаями оказалось для Кайто сюрпризом. Роль Эдди всё-таки заполучил Секай. Кроме него из команды Хошитани смазливый блондин Сай был выбран на роль Харди. Один из учеников Тацуми ухватил шанс сыграть в дуэте со своим сэмпаем в роли Перси. Но больше всего Кайто удивил сделанный сэмпаями выбор в отношении его команды. На роль Орландо был выбран Умэ, а роли теней Ламберта и Алексиса получили близнецы.– Саотомэ сразу на них глаз положил. Но это только между нами, – с заговорщицким прищуром, доверительно сообщил Асаки. – Никогда тенями не были близнецы, а ведь это такая возможность. Как-то так он говорил. А высокий уровень их подготовки, я знаю, ты будешь отнекиваться, но я настаиваю на этом – твоя заслуга. Хотя бы отчасти. И даже не думай спорить!Открыв было рот, Кайто вынужден был закрыть его, усмехнувшись.– Будет интересно, – сказал он. Тихий, загадочный Ламберт, весь окутанный флёром тайны, точно сплетённым ночными бабочками, очарованными лунным светом. Мрачный, безутешный Алексис, скрывающийся на своём чердаке и трясущийся над рукописями ещё не поставленных трагедий. Их тени – похожие как две капли воды, и всё же абсолютно разные, точно созданные солнечным и лунным светом. На контрасте с ними – сияющий всеобщий лучший друг, весь пышущий силой юности, Эдди. Восхитительный и очаровывающий всех Харди. И пугающе отчаянно неумолимый, так стремящийся жить, Орландо. Всегда так остро улыбающийся Клифф и его верный забавный и милый Перси. И в роли злодея – инфернальный Лукас, переживающий страстную, снедающую его безответную любовь. Ту самую, которую совсем скоро он низвергнет в ад прямо на сцене. И это будет его прощанием.Да, определённо, будет интересно.* * *