"Близнецы" (Акацуки Кёджи, Хираги Цубаса, Отори Ицуки) (1/1)

– А ты, оказывается, с сюрпризом, Кё-чан.– Не смей меня так называть!Невинно посмеиваясь, в капитулирующем жесте подняв руки, Ицуки отступил на шаг. Кёджи рассерженно фыркнул, гордо отвернувшись. И без того растрёпанные, влажные после интенсивной репетиции, волосы словно бы пылали огнём в том месте, где их коснулась рука того, кто совсем не считался с границами чьего бы то ни было личного пространства.Отношения с Отори Ицуки у него сразу не заладились. И Кёджи злился на самого себя, ведь в последнее время, и без того не отличающийся хладнокровием, его нрав то и дело подвергался испытаниям на прочность. Он терпел поражения, становящиеся всё более сокрушительными с каждым новым разом. Неспособность контролировать свои чувства, когда дело заходило о самом проблемном члене их команды, требовала активных противодействий. С этим нужно было что-то делать.– Всё хорошо, Акацуки-кун? – раздался голос, от звуков которого Кёджи сразу почувствовал себя так, словно его ноги оторвались от земли. Сердце забилось восторженной птицей, когда Кёджи рывком обернулся к неслышно подошедшему Цубасе, весь облик которого имел определённое сходство с ангельским.Где-то на фоне звучал раздражающий смех Отори и неразборчивый лепет Юзурихи. Но Кёджи стоял перед лицом уважаемого им человека и не собирался поддаваться гнусным мыслям. С успехом поборов желание поморщиться и огрызнуться на нарушающих магию момента заклятых товарищей, он поднял глаза на Цубасу.– Хираги-кун! – бодро отозвался Кёджи. – Всё в порядке. Цубаса слабо улыбнулся, едва-едва, одними кончиками губ. Выражение его глаз не изменилось, оставаясь словно бы застывшим за стёклами очков.Кёджи едва сдержал разочарованный вздох.Ему показалось. Улыбки не было.Покосившись в сторону собирающихся уходить остальных членов их команды, Цубаса в бессознательном жесте поджал губы. И Кёджи едва не захлебнулся от нахлынувших на него чувств. В один момент ему захотелось совершить множество вещей. Догнать Отори и от души врезать ему по самодовольной физиономии. Никуда не бежать, схватить Хираги за руки и клятвенно заверить его в том, что никому и никогда Кёджи не позволит причинить ему боль.Не подозревающий о его душевных терзаниях, Цубаса готовился задать вопрос. Одного взгляда на сжатые губы, нахмуренные брови и морщинку на лбу было достаточно, чтобы это понять.– Вы не ладите с Отори? – спросил Цубаса, понизив голос. Кёджи вздохнул. Цубаса не смотрел в его сторону, отойдя к шкафчикам, и он последовал его примеру, сделав вид, что его сумка нуждается в тщательном осмотре. Выждав какое-то время в тщетных попытках унять одолевающую его злость, Кёджи приложил усилие, чтобы голос не выдал его истинные чувства. Он готовился быть искренним, заперев чувства на замок. – Не то чтобы мы не ладили, – сухо начал он. Перед внутренним взором возник раздражающий облик высокого изящного юноши с безумно горящими глазами и невинной улыбкой на красиво изогнутых губах. Кёджи всё-таки клацнул зубами, избегая взгляда, с которым мнимый образ – шутка разума – смотрел на него. – Просто он всё время выглядит таким расслабленным, хотя нам предстоит важное выступление, от которого, ни много ни мало, зависит наше будущее. А Отори это словно бы совсем не волнует. Я!.. Кёджи замер, со стыдом признавая, что вопреки всем попыткам, распалился, точно ворох бумаги от одной искры, одного имени. Чувствуя приливший к лицу жар, он заметил растерянность в обращённом на него взгляде. – П-прости! – поспешно пробормотал он перед притихшим Цубасой. – Я понимаю, что вы братья и возможно мне не стоило этого говорить… Я признаю, что он способный, у него всё получается лучше, чем у меня. – ?Абсолютно всё?, – без жалости к себе, мысленно добавил Кёджи. – И именно поэтому я не могу смириться с его легкомысленным отношением. Я бы хотел, чтобы он был более серьёзным.Кёджи испытывал жгучий стыд и боялся встретиться взглядом с Цубасой. И вдруг услышал то, что было ничем иным, как смехом. Не веря своим ушам, Кёджи обернулся. Улыбка преобразила лицо Цубасой, осветив его естественным внутренним светом.Впервые Кёджи был тем, кто вызвал эту улыбку. – Понятно, – пробормотал Цубаса, всё ещё посмеиваясь. Сняв очки, чтобы вытереть выступившие на глазах слёзы, он посмотрел на Кёджи. – Правда. Я хорошо тебя понимаю. Он всегда таким был. Они ушли вместе, разговорившись по дороге, совсем потеряв счёт времени. И с тех пор Кёджи всегда находил себя рядом с Цубасой. По его левую руку, за спиной. Касаясь плечом, ребром ладони. Не касаясь. Но ощущая присутствие.Когда он перестал его ощущать, то неизменно возвращался мыслями к тому, кто был во всём виноват. У кого, вопреки всему, вопреки смеющемуся в памяти образу, был несчастный затравленный взгляд. Ещё одна черта, за которую Кёджи ненавидел Ицуки.?А ты ему кто?? – спросил тогда тот. Позволив себе слабость, огрызнувшись в столь нетипичной для себя манере. Никогда он не стремился причинить кому бы то ни было боль. До этого момента. Нанесённое другому оскорбление едва ли не ранило его самого сильнее. И Кёджи был тем, кто вынудил его пойти на это.?Как они могут быть братьями? Такие разные? Как?? – то и дело спрашивал он самого себя.Рождённые в один день, под одними звёздами, похожие каждой чёрточкой, словно близнецы, они только и делали, что причиняли друг другу боль.Сколько бы злость не слепила его, Кёджи не мог перестать видеть то, что отпечаталось глубоко в сознании, словно калённое железом клеймо. Их улыбки, сохранившиеся в памяти, звучащий смех. Осознание, что они две половинки целого. Они не должны были быть разделены. Не должны были быть врагами друг для друга.Тогда Кёджи решил, что станет между ними, станет тем, кто не даст им забыть о том, кто они есть.И обнимал Цубасу, проговаривая проклятья в адрес того, вместо кого был рядом.И зло целовал смеющиеся губы Ицуки, вместо того, кто заслуживал этого больше всего.Чтобы передать сообщение. ?Я всегда рядом?.?Я всегда буду ждать?. Перевод с языка близнецов – словно чтение карты звёздного неба.Ему не было в этом равных.