Глава третья (1/1)

Дневник Элены дель Кастильо и Гарсия— Ну что, — не отставала я, — Как? Какая она?— Какая? — Алехандро пожал плечами, — Тоненькая. Кудрявая. Большеглазая. Немного испуганная.— Испуганная? Ана? — я рассмеялась. — Но ты ей понравился?— Думаю, нет.— О, Алехандро! Что ты несешь?— Но, Элена, что это за допрос? Откуда я знаю? — мой муж усмехнулся. — Зато я, кажется, понравился губернатору…***Подготовка к балу — дело всегда хлопотное и беспокойное, особенно в нашем доме, где я, хоть и приучив наконец Алехандро подбирать жилет под цвет фрака, так и не сумела объяснить ему, какой ущерб репутации семьи может нанести употребление модных в прошлом сезоне манжет. Но в этот раз сборы напоминали вавилонское столпотворение. Пусть портной уже закончил работу под моим неотрывным присмотром, пусть за прошедшую неделю мы с Чикитой, споря до хрипоты, перебрали все детали модных нынче в Мадриде причесок и, разумеется, отвергли каждую из них. Пусть каждая мелочь была обдумана и подготовлена лично мною, танцы разучены, а роли разыграны и придуманную мной легенду о прошлом брата моего мужа уже тайком пересказывали в гостиных соседей — все равно теперь я дулась перед собственным зеркалом в твердой уверенности, что именно сейчас, когда я лишена возможности вмешаться, все обязательно пойдет не так. Нэнни вплетала жемчужную нить в мои волосы, то и дело отвлекаясь, чтобы одернуть вновь замеченную складочку на приготовленном с вечера платье, и не скрывала своего неудовольствия моим ?чересчур кислым? лицом. Все остальные сновали вокруг мужской гардеробной и, разумеется, лишь путались под ногами друг у друга.К моему удивлению, собрана в этот раз я была быстрее обычного, но желанного успокоения это не принесло. Нервно сжимая руки, я мерила шагами гостиную и была уже совершенно уверена, что на бал мы не едем, когда дверь гардеробной отворилась, и в залу вышел Хоакин.— Ох! — только и сказала я. За его спиной уже столпились домашние.— Что? — высунулась из-за двери мордашка Чикиты, столь самодовольная, будто все, что я видела сейчас, было делом исключительно ее ручек. — Правда же, хорошо?Хорошо ли? Боже правый, потратив несколько недель на то, чтоб продумать этот образ до мелочей, ожидала ли я, что однажды мелочи сложатся воедино? Сообща сочиняя сказку об ужасных невзгодах, что выпали на долю брата моего мужа на военном поприще, думали ли мы, что она окажется столь удачной? Этот чуть небрежно сидящий полувоенного покроя костюм, эта страшная бледность, которую наши барышни наверняка сочтут ?интересной?, эти черные пряди, так расчетливо более длинные, чем того требует мода, эта истинно романтическая мрачность. И чуждая свету угловатость движений как нельзя лучше дополняет сложившийся образ… Хорошо ли?— Ох, — сказала я. — Будет фурор!Хоакин закатил глаза.— Майский жук, — вынес он приговор, подходя к высокому зеркалу передней. — Так выглядит майский жук!— Ну что ж, — Алехандро ободряюще похлопал его по плечу, — тогда остается только тебя поздравить. Примерно этого мы и хотели добиться.— Перчатки, — вмешалась вдруг Нэнни, — перчатки нужно бы на тон светлее.— Нет-нет, — отозвалась я, — Так как раз. Впрочем, если только на полтона…Хоакин застонал.***Оставив мужчин на милость дона Мануэля, я взбежала на женскую половину губернаторского дома — дома, где когда-то жила я сама.Она стояла перед зеркалом, спиной ко мне — тонкая фигурка в волнах шелка — и нетерпеливо перебирала оборки с придирчивостью ребенка, разглядывающего новую куклу.— Я похожа на бабочку, — прозвенел недовольный голосок. — Разве это не легкомысленно, Кончита?— Думаю, более прелестной бабочки еще не видели здешние сады, — улыбнулась я, остановившись в дверях.Она закричала, рывком отвернувшись от зеркала, прижимая ладони к губам. А через миг вокруг моей шеи обвились тонкие, невесомые, как в детстве, руки Аниты.— Нели! — шептала она, то ли смеясь, то ли плача. — О, Нели! Нели!Слезы навернулись на мои глаза. Но она вдруг отстранилась, снова поправляя свои оборки, поглядела на меня как будто с опаской.Вместо девочки-сорванца, какую я помнила, передо мной стояла хорошенькая девушка: платье для танцев приоткрыло точеные плечи, богатые локоны ?по-взрослому? убраны, где-то на донышке глаз — незнакомая мне печаль. Но это была она, та же Ана, и обращенный ко мне ее взгляд вновь начинал светиться лукавством. — Такая же… ведь такая же? — говорила она, кончиками пальцев касаясь моей щеки, точно боялась, что я исчезну. — Ведь правда же, я дурочка?Рассмеявшись, я вновь притянула ее в объятия.Как и в детстве, мы умели смеяться о своем, не особо задумываясь о причинах.— А я боялась, Нели… Разве взрослая дама захочет знаться со мной? Разве нет? Я теперь всего боюсь, Нели!Но мы обе смеялись.— Вот глупости-то? Ну чего ты набросилась на сеньору Элену?— Кончита! — закричала я. Совершенно забывшись, или же, наоборот, вспомнив, как когда-то мне было двенадцать, — я бросилась на шею старой креолки.— Ох! Ну, что одна, что вторая, — проворчала та с напускною суровостью. Я видела, как она была довольна. — И какие уж из вас взрослые дамы? Смех один.Я знала, что Кончита рада видеть меня не меньше, чем я ее. Сколько я помнила себя, кормилица Аны, всегда была рядом, наставляя двух непослушных избалованных девчонок. Мы обе росли сиротками, и с тех пор, как умерла донья Лусия, я не помню, чтобы кто-то проявлял ко мне больше участия, чем служанка-креолка, привезенная матерью Аны из Нового света.— Ну-ка, ну-ка, — отогнала она питомицу от зеркала. — Ступайте-ка обе к гостям!И старая нянька, заботливо перекрестив нас, открыла дверь гардеробной.***Она улыбалась нарочито весело, но глаза Аны, казалось, ставшие за годы еще огромнее, настороженно глядели по сторонам, словно ожидали подвоха. А вокруг лилась музыка, плелись кружева светских бесед, расстилались шелка любезностей. Мы же говорили о своем.— Ты не поверишь, отец ведь хотел оставить меня в монастыре. Но разве я бы позволила! Отец ужасно не любит Калифорнию. Кончита, напротив, я знаю, очень хотела вернуться. Здесь похоронены ее сыновья…— Я и не знала, что у Кончиты с Хосе были дети, — призналась я со стыдом. — Ана, что с тобой!Она вдруг побледнела, как полотно, рука до боли сжала мое запястье.— Что с тобою?— Нет, ничего, душно здесь очень… Элена, кто это? — вдруг спросила она, указывая глазами.Проследив за ее взглядом, я рассмеялась.— Мой муж. Разве ты не помнишь его? Неужели это он так тебя напугал?— Вовсе я не пугалась, ты выдумываешь… Нет, кто рядом с ним?Я пожала плечами.— Брат моего мужа, дон Хоакин дель Кастильо и Гарсия. Не правда ли, хорош собой?Во мне еще играла гордость Пигмалиона.— Что за глупости ты говоришь! — наконец рассмеялась Анита, и лишь в глубине ее глаз мне почудилась затаившаяся паника. Впрочем, у меня не было времени в этом удостовериться, подбежавший мальчишка позвал сеньориту Корсо к отцу. Я устремилась к Алехандро, на лице которого явственно читалось: ?Помогите!?.Было от чего. По всем правилам военного искусства Алехандро держал оборону против доньи Ф., почтенной супруги одного из богатейших ранчеро округи. Ловко вовлекаемый в беседу Хоакин кусал губы. Было ясно, что почтенную матрону, мать троих рябоватых девиц на выданье, интересовал вовсе не мой муж. И не менее очевидно делалось, что даже вдвоем продержатся они недолго. ?Элена, убери ее?, — прошептал Алехандро одними губами, когда я приблизилась.Я завела разговор о здоровье дона Ф., похоже, вогнавший мою собеседницу в глубокую тоску. Впрочем, через двадцать минут кусала губы уже я.— Я только что сделала ужасную вещь, — сообщила я, когда, наконец присоединившись к своим спутникам, смогла перевести дыхание. — Лишила Хоакина по крайней мере половины возможных невест.— Какое счастье! — вздохнул возможный жених без тени иронии.***Разговоры в зале постепенно стихали, уступая место звенящей завороженной тишине. Согласно обычаю, дон Мануэль представлял дочь. Маленькая, по-настоящему крошечная посреди огромной полной людей залы, будто и вправду чем-то напуганная — какой незнакомой казалась мне сейчас эта хрупкая взрослая девушка. Что за тайны взрастила ты в своей душе, сестренка, за то время, пока мы были разлучены? Детская любовь? Первое горе? Ведь откуда-то должна была взяться эта нотка печали в глубине твоих глаз.По старинной традиции, бал открывал Танец розы — это странное таинство, первый танец девушки, вступившей в совершеннолетие, танец, кавалера для которого она выбирает сама.Музыка звала, и огромная зала, казалось, затаила дыхание, замерев, прислушиваясь к тому, как плывет по ней мучительно медленно маленькая фигурка. Ах, как она была серьезна! Должно быть, и я волновалась не меньше в мой первый бал. Губы сжались в тонкую ниточку, кровь отлила от щек. Настороженно распахнутыми глазами обводила она гостей, вглядывалась в каждое лицо — но видела ли? Алая, ?раненая? роза оттеняла бирюзовый шелк ее платья.Я улыбнулась ободряюще, но вряд ли Ана увидела мою улыбку, когда прошла мимо нас, так же равнодушно, как проходила мимо прочих. Каждый из собравшихся здесь кабальеро почел бы за честь танцевать с дочерью губернатора, но музыка звала, и осталась позади уже половина залы, а ?раненая? роза так еще и не нашла приюта в руках достойного ее принять. Миновав то место, где я стояла, Ана все замедляла и замедляла шаг. Я теперь не могла видеть ее лица, как вдруг непонятная мне причина заставила ее остановиться. Анита на миг замерла и, будто на что-то решившись, стремительно обернулась. Не думая больше и не медля, точно боялась раскаяться, она шла обратно, туда, где стояли мы. Подошла — и присела перед Хоакином в низком реверансе, подавая ему ?раненую? розу. Глаза ее в последний миг вспыхнули таким знакомым мне с детства шаловливым огнем и опустились долу. Зала встрепенулась единым вздохом. Музыка смолкла. Мне вдруг стало слышно, как дышат они оба, почти в унисон.— Ну! — громким шепотом потребовал Алехандро.Хоакин стоял, закусив губу, ему словно бы передалась робость и недавняя нерешительность его неожиданной дамы. Но в тот миг, когда я уже собралась придти ему на помощь, медленно, очень медленно он склонился в поклоне, принимая розу из ее рук. А потом непринужденно, так, будто было ему далеко не впервой, вывел свою даму на середину залы. И смолкший было оркестр грянул фанданго.Нет, я ошиблась, она ничуть не изменилась, моя прежняя проказница-сестренка! Алехандро не отводил глаз от танцующей пары, наверняка вспоминая, как оскандалили когда-то мы с ним нашим танцем политический вечер Рафаэля Монтеро, и мечтательная улыбка играла на его губах. А я все думала, смог ли бы кто-то еще из присутствовавших здесь господ составить достойную пару этому чертенку, выросшему на моих глазах и вложившему сейчас всю необузданность своей натуры, всю красоту и коварство души в этот танец. Танцем она дразнила, танцем дерзила, не поддавалась, не уступала, то вдруг становилась беспомощно-хрупкой, то нападала опять. И Хоакин, как ни странно, будто чутьем уловил это ее настроение, все до мелочей, принял его, включился в игру. И я задумалась, понимал ли кто из сотен гостей, что происходит сейчас на этом паркете? Да и я сама — знала ли, что это было: игра? охота? война? Выйдут ли две души неприкосновенными из этого поединка?Оркестр смолк, Анита замерла, вся изогнувшись, в руках кавалера; выбившиеся пряди ее волос едва не касались земли. И вдруг, видно решив оставить за собой в их незаконченной схватке последнее слово, выгнулась всем телом в каком-то змеином броске и губами своими коснулась скулы Хоакина.— Ана!!! — прогремел по залу голос дона Мануэля. Словно опомнившись, она отпрянула прочь — настоящий ужас мелькнул в ее глазах — и опрометью выбежала из залы. Хоакин остался стоять, растерянный, оглушенный.Дневник Аниты Корсо де АлькесарДева Святая, моя заступница, защити меня, сбереги! Я схожу с ума, я гибну! Может быть, прав отец, и эта земля — злая земля, что иссушила мою мать — хочет теперь наказать меня за мои грехи?Дева Мария, кто он такой? Что делает здесь этот человек? Что он делает рядом с Эленой? Демон ли он, явившийся из Ада за моей душой? Убийца, сумевший обмануть доверие моих близких? Дух-искуситель? Или только фантом — причудливая игра моего воображения, которое всеми уважаемому, почтенному человеку придало черты, столь часто являвшимися мне в страшных снах?Но я не могла его не узнать, не могла спутать! Столько раз снились мне страшные эти глаза, столько раз в сновидении касались моего лица эти руки. Что он делает здесь? Как может сон воплотиться в яви? Видно, мой рассудок слабеет, и я уже не могу различить, где сон, а где жизнь. Помоги мне, Святая дева!***Я была на балконе одна — после этой глупости с танцем отвратительны стали перешептывания гостей, и не хотелось долее оставаться под перекрестными стрелами взглядов. Прокатилась по небу падающая звезда — я успела попросить ангела об исполнении желаний, как вдруг позади меня послышались тихие шаги. Я обернулась, и вазочка с мороженым выпала из моих рук. У двери стоял Он, и бежать мне было некуда.— Я не хотел напугать вас, — сказал он с легким поклоном. — Я скорее бы умер сам, чем причинил вам беспокойство.Фу! Это отдавало заученной фразой из учебника по этикету и демону-искусителю вовсе не шло. Страх тянул меня за язык, и я сказала ему про учебник. Мне показалось то в сумерках, или мой собеседник и вправду стремительно покраснел?— Что вам угодно? — не отступала я, боясь, как бы страх не овладел мною вновь. — Отец ведь уже заставил меня извиниться за танец.— Я сам хотел повиниться, — сказал он тихо. — Мне бы не хотелось, чтобы вы таили ко мне вражду.Его глаза скользили по моему лицу и будто пытались проникнуть в мысли, узнать, что же я думаю о нем. Решимость вновь оставила меня.— Ваши извинения приняты, — прошептала я, отворачивая лицо. Губы мои дрожали. — Уходите.— Ана, — произнес он просящее и сделал еще шаг ко мне.— Уходите! — закричала я, вжимаясь в балюстраду балкона.Он развернулся и вышел, а я — постыдно разревелась, съежившись у балконных перил. Не показалось ли мне, что он назвал меня по имени? Услышав мой плач, он остановился было у двери, но, так и не решившись обернуться, вскоре ушел. Святая Дева, а ведь я и правда хотела, чтобы он вернулся!Дневник Элены дель Кастильо и ГарсияАна танцевала с незнакомым мне молодым дворянином: приехал ли он со свитой губернатора или появился за те два месяца, что я была далека от светских забав — это следовало узнать. Красивый юноша, судя по тому, как он смотрел на свою даму, он был уже влюблен. Какая скука!Хоакином завладела Алисия Роблес Фрага — до вчерашнего дня признанная первая красавица побережья. Во время танца она умудрялась трещать без умолку, и, зная острый язычок Алисии, я пожалела ее кавалера. Он что-то отвечал, наверняка невпопад — впрочем, девица должна была отнести это на счет своего обаяния. Лицо его было мрачным.— Позволите? — прошептал появившийся за моим плечом Алехандро, увлекая меня на середину залы. Танцевали, будто молодожены.— Ты решил погубить мою репутацию? — спросила я, улыбаясь, в очередном туре вальса.— Твою репутацию? Это еще почему?— Танцевать с собственным мужем — какой mauvais ton! А уж смотреть на него влюбленными глазами на втором году брака!По дороге домой Хоакин был молчалив и рассеян, сделавшись легкой жертвой для неостроумных шуточек Алехандро, все не желавшего забыть ребячливую выходку моей Аниты. Наконец, нечто увиденное за окном отвлекло внимание мучителя.— Поглядите-ка! — Алехандро встрепенулся, указывая на стену в глубине площади. — Новый губернатор даром времени не теряет!Я обернулась. Подобные объявления давно уже не были нам в новинку. Значительная сумма предлагалась за голову ?бандита Зорро, будь он захвачен живым или мертвым?. Менялись лишь цифры.— Сколько-сколько? — искренне изумился Хоакин. — А когда-то не давали более двухсот песо за нас обоих! Твоя маска дорого стоит.— Чему же ты удивляешься? — спросила я у хмурящегося Алехандро, почувствовав необходимость вступиться за дона Мануэля. — Любой властитель предпринял бы все возможное, чтоб изловить преступника, который только что разнес в осколки крупнейшую тюрьму провинции и погубил его предшественника…— Ну еще бы! — зло усмехнулся мой муж. — Особенно если вспомнить, что оный преступник наверняка прикарманил то золото, о котором, кроме нашего губернатора никому не известно.На это мне нечего было ответить. Я сама уже не раз задумывалась, знает ли дон Мануэль о золоте Монтеро, и какие неприятности нам это сулит.Остаток пути молчали, каждый погруженный в свои мысли. Когда за изгибом дороги уже показались водопады, Хоакин встрепенулся.— Сандро, — спросил он без каких-либо предисловий, — что ты будешь делать, если тебя узнают?— Прости, что?— Рано или поздно может случиться, что кто-то признает в тебе Алехандро Мурьету. Ты думал об этом?— Кто признает-то? Доны?— Мы грабили многих из них. Скажешь, нет? Вспомни, С. ведь обо всем догадался.— Хочу тебе напомнить, — раздраженно оборвал Алехандро, — что команданте С. трагически погиб при пожаре в крепости. И живых при этом не осталось, среди стражи, я имею в виду. Так вот пусть и дальше догадываются, проблему нашел!Хоакин угрюмо смотрел в окно.— Что если однажды устранить кого-то тебе не удастся? — обронил он сухо.— Устранить можно всех, — Алехандро пожал плечами, но вдруг нахмурился. — Тебя, что, кто-то узнал?— Где? — Хоакин широко ухмыльнулся. — На балу у донов? Да, поверь, мне там каждый знаком по этому… как его… Барселонскому университету! Та женщина, помнишь, еще уверяла, что я должен был там учиться в одно время с ее сыном, наверняка у него остались приятные воспоминания.Дневник Аниты Корсо де АлькесарДева Святая, успокой мою душу, развей мои страхи! Что я себе навоображала вчера? Мама, милая мама, видела бы ты, какие глупости творит твоя глупая дочка! Отец уже надо мною смеется. Да поделом, и недели не прошло на новом месте, а его дикарка уже успела скандализировать провинциальное общество.— Знаешь ли, о чем я говорил вчера с Алехандро дель Кастильо, — посмеиваясь, спросил он за завтраком. — Этот достойный кабальеро предложил сосватать тебя его брату. Славная вышла бы пара! Да и с Эленой вы так и останетесь неразлучны.Кровь бросилась мне в лицо. Выйти замуж? Замуж за Него?— Нет, папочка! — залепетала я, кинувшись ему на шею. — Если только ты меня любишь, нет! Не отдавай меня им.Слезы катились по моим щекам. Сердце наполнилось детским сказочным ужасом. Так замирала я в детстве, слушая страшные выдумки, что пересказывала Кончите наша кухарка. Я уже чувствовала себя невестой Синей Бороды, отворившей запретную дверь и увидевшей кровь первых жен.— Нет, папа, пожалуйста, нет!— Да что ты, дикарка? — отец с удивлением вглядывался в мое залитое слезами лицо. — Пошутил я. Да кому ты нужна, не жена — смех один! За кого порешишь, за того и пойдешь, стану я еще выбирать! И кто вас, девиц, поймет: вчера танцевать зовешь, сегодня слышать не хочешь. Слезы-то утри. Сумасшедшая!Высыхавшие слезы будто уносили с собою ночные страхи. Чего я боялась? Чего навыдумывала? Как же нелепо я себя веду!— Папа, папочка! — я крепко обняла его. — Ты прости меня, я глупая очень. Ну, прощаешь?— Какое там, — усмехнулся отец. — И куда тебе замуж? В куклы еще не наигралась! Ступай, попроси Хосе приготовить коляску.И что только я напридумывала вчера?Про него говорят ужасные вещи. Здесь все сплетничают, точно в школе для девочек, и Алисия Р. сочла своим долгом сообщать мне все, что ей удастся выведать у кумушек о Х.К.Г. Говорят бесчисленно ерунды. Говорят, что именно он — старший из двух братьев. Говорят, что он был лишен наследства, и причиной тому стал ужасный скандал, будто бы связанный с какой-то женщиной. Говорят, что до того, в Барселоне, он был ужасным повесой, позором семьи. Что после уехал в Африку, как байронический герой, ища смерти. Что участвовал во всех войнах континента, долгое время считался погибшим, что разбил этим сердце старушки-матери. Говорят, будто он ужасно страдал, был в плену — в плену у мавров! — и бежал, и прошел пешком весь Марокко…Муж Элены в этих россказнях то святой, несмотря ни на что христиански любящий брата, то корыстолюбец, незаконно присвоивший деньги семьи. А Он сам — не то негодяй, не то мученик...Говорят — страшно подумать — будто некие неподобающие отношения связывали его с Эленой…Верю ли я во весь этот вздор? Да зачем! Я не верю в то, что он жил в Барселоне. Не верю в Африку. Не верю в то, что он воевал! Верю ли я в то, что он человек?Иногда мне кажется, что он — Ангел…Дневник Элены дель Кастильо и ГарсияПоложительно, сегодня все и всё сговорились, чтобы мне досадить!Муж вернулся под утро, терпко пахнущий дешевыми чужими духами, и на мои упреки, вдруг заявил, что Хоакин — мой любовник. Так весь свет говорит. Говорят даже, что он пытался воспрепятствовать моей свадьбе с собственным братом.Я прямо спросила, во что из сказанного он верит?Черт возьми! Еще бы не говорили! Я сама так заботливо распускала эти слухи. И давно пора — все уж шепчутся, что Элена дель Кастильо и Гарсия влюблена в собственного мужа. Какая пошлость! Тем более что и муж этот предпочитает проводить ночи в публичных домах.Я хлопнула дверью. День прошел в ожидании бури.Я не разговаривала с Алехандро за завтраком и была подчеркнуто холодна с Хоакином. Тот глядел виновато. Днем у маленького резались зубки, и он извел своим криком и меня, и Милагрос, и Нэнни. Вечером дон Мануэль давал обед.Этот вечер обещал стать изысканно скучен. Алехандро сонно манерничал и пытался навести хозяина дома на разговор о золотых рудниках. Я по-прежнему дулась. Ана… Ана, как с ужасом осознала я слишком поздно, расспрашивала Хоакина об Африке.— Разве берберы живут в Марокко? — уточнила эта плутовка с видом воплощенной невинности. — Разве их родина не Берберия?Скажу честно, в первый момент я злопамятно хотела предоставить неудачливому Дон Жуану выкручиваться самому. Берберы, скажите, пожалуйста! Он-то где такое слово узнал?— Ана! — укоризненно начал дон Мануэль.— Но я только хотела узнать…Алехандро умоляюще замигал мне. Он тоже не знал, где живут берберы.— А я в детстве верила, что в Синем Ниле должна течь вода цвета индиго, — сказала я, отставляя кофейник.Дон Мануэль засмеялся. Уши Хоакина порозовели — он явно пытался усвоить сведения о Синем Ниле. Ана вспыхнула вся, кинув на меня взгляд, которым можно было убить.— Врешь ты все! — отрезала соратница моих детских игр. — Никогда ты не могла так думать.— Ана! — дон Мануэль уже кричал.Анита вспыхнула вновь и уткнулась взглядом в тарелку. Кажется, я нажила себе маленького врага и потеряла подругу. Было б еще ради чего!— Ну зачем тебе понадобилось смущать моего деверя? — попыталась я вразумить ее позже. — Будто не знаешь, что мужчинам свойственно рассказывать небылицы о своих подвигах. — Элена, — спросила она серьезно, совсем, похоже, не слушая моих увещевании, — ты счастлива в браке?Я опешила.— Да, — ответил мой язык, прежде чем я успела подумать. — Да, очень.В конце концов, это ведь было правдой.Ана взглянула на меня недоверчиво, потом порывисто обняла и упорхнула к отцу.— Элена, спасибо, — смущенно говорил Хоакин, я не глядела на него. — Что мне для вас сделать?— Пригласите на танец хозяйку, — бросила я мстительно.А ведь пара из них и вправду великолепная! И пусть в течение первой фигуры злопамятная Анита так и норовила наступить на ноги кавалеру, и пусть он то и дело отводил глаза — это был очень красивый танец.Приглашение Алехандро в этот раз я отвергла. Он еще не прощен! Покружилась в вальсе с доном Мануэлем. Многого это мне не дало. Уверенный, что политика юной деве должна быть скучна, добряк-губернатор пытался развлечь меня легкомысленной светской беседой. Тем не менее, мне удалось понять: в провинции не все идет гладко. А уж виноват в этом, как здесь водится, злополучный герой в черной маске. Удивительно, право, сколько смелых мужчин клялись мне защитить мое благополучие от призрака Зорро… и как плохо это всегда заканчивалось! К моему огромному сожалению, губернатор, этот человек, которого я знала с детства, вновь был не на нашей стороне.Дневник Аны Корсо де АлькесарЯ нынче вновь видела его, когда пришла на исповедь к падре. Высокий мужчина стоял на коленях перед алтарем. Он поднялся, когда я входила, обернулся, я узнала его, а он, видно, нет. Взгляд скользнул по моему лицу, точно не видел, губы шевельнулись, договаривая молитву:?Мадонна…?Дневник Элены дель Кастильо и ГарсияАлехандро собирался было войти в исповедальню, но падре Фелипе проворно выкатился из своей половины. — Ты иди-ка за мной, — велел он хмуро. — Уж тебе точно не здесь исповедоваться!Муж мой, пожав плечами, последовал за ним в один из боковых приделов церкви и затем — сквозь едва приметную дверцу в стене. Чуть поколебавшись, удивленная необычным поведением падре, я пошла следом.В помещении, куда святой отец привел нас, на низком тюфяке лежал человек. Маленький мальчик-служка, из индейцев, поднялся навстречу нам от постели больного. Человек, закутанный в старое покрывало, ворочался и время от времени глухо стонал. Открытое лицо его было сплошь в кровоподтеках.— Соарес! — вскричал Алехандро, опускаясь рядом с тюфяком.Соарес? Я вспомнила пеона, арендовавшего участок на наших землях. Гильермо Соарес — из тех несчастных, что были с нами на руднике. Сейчас у него была уже своя жизнь, были жена и маленькая дочка.— Дон Алехандро, — прошептал бедняга, едва шевеля губами. — Это они… опять… опять они.— Кто? — голос моего мужа срывался. Казалось, он хочет встряхнуть раненого, вытрясти из него ответ.— Они… они налетели ночью… убили Хосефу… дом сожгли…— Кто — они?!— У них лица закрыты. Они и тогда… тогда были в масках…Раненый замолчал, хватая ртом воздух. Обернувшись, в дверях я увидела Хоакина, очень внимательно наблюдавшего за происходящим.— Дон Алехандро… они… спрашивали о золоте.Алехандро резко выдохнул, сжав кулаки так, что ногти впились в кожу ладоней.— Чертов губернатор, — глухо прошипел он.В дверь снова пронырнул служка-индеец, неся чашку воды и бинты. Падре Фелипе, выходя, поманил нас за собой.— Чертов губернатор, — Алехандро, казалось, не мог остановиться, и святость этого места ничуть не смущала его. — Чертов губернатор! Чертов губернатор!Падре внимательно смотрел на него.— Люди пропадают, — сказал он наконец. — Как тогда, два года назад, когда насильно собирали работников для рудника. Знаю, вам было не до того, но и три месяца назад в N. пострадали только те, кто знал о золоте.Мой муж застонал.— То же две недели назад на побережье. Защити людей, Алехандро!— Как? Всех?! Вы знаете, по скольким деревням они разбросаны — те, кого мы выпустили с рудника? Даже я не знаю.— А эти знают. Помнят, похоже, откуда собирали людей в прошлый раз.— В прошлый раз… В прошлый раз началось все, когда наш нынешний губернатор еще жил в Калифорнии. Мануэль Корсо! Ну ладно уж, если он объявил нам войну, мы его тоже жалеть не будем. Я потолкую с губернатором, падре, и помолитесь, чтобы после этого не состоялись новые похороны. Здесь уж слишком часто меняется власть.***Я не могу в это поверить. Я не могу поверить в то, что Мануэль Корсо де Алькесар убивает людей, ни в чем не повинных пеонов. Странно, ведь не так давно я убедилась, что то же делал и мой отец… человек, которого я долгое время считала отцом — и тогда я поверить смогла.Алехандро озлоблен. Он много больше меня видел зла в этом мире, ему доверчивость не застит глаза. Он потребовал от меня пригласить в гости Ану, надеясь вывести приехавшего с дочерью губернатора на откровенный разговор.Дневник Аны Корсо де АлькесарНели была права, ах, как права, пристыдив меня! Разве мое поведение достойно дочери губернатора? Твердо решив выкинуть из головы свои глупости и на вечере у дель Кастильо вести себя, как подобает, я почти добилась успеха. Я была любезна с доном Алехандро — а вот он, должно быть, припомнив, мои прежние прегрешения держался холодно и молчаливо. Я старалась быть милой с… с… с доном Хоакином! А болтая с Эленой, я будто бы вернулась в наши детские годы, когда еще… (зачеркнуто)Но потом я опять все испортила!Дневник Элены дель Кастильо и ГарсияС начала вечера все шло наперекосяк, и Алехандро прямо-таки распирало от злости. Ана прибыла к нам со служанкой — дон Мануэль отговорился делами. От нее мы узнали, что к ночи губернатор ждет к себе дона Луиса Ортегу, и это только укрепило моего мужа в его подозрениях. Дон Луис, богатый ранчеро, поджарый и льстивый, точно голодный кот, был ближайшим помощником Рафаэля Монтеро, его правой рукой в прошлогодних делах. С Мануэлем де Алькесар они прежде не ладили. Что могло объединить теперь двух старых проныр, как не пропавшее золото?Пока Алехандро хмуро обдумывал тактику и стратегию дальнейших действий, Хоакин и Анита, к моему изумлению, умудрились ни разу не повздорить за ужином. Правда сразу после его окончания деверь мой удалился в свою комнату, извинившись тем… что ему необходимо дописать несколько писем! Я всегда говорила, что светскость дается Хоакину куда легче, чем брату.А мы с Анитой, не тревожимые никем, наконец смогли наговориться всласть. Мы вспоминали счастливые времена в Андалусии, делились пережитым после, и я уж в который раз пожалела, что не могу рассказать ей всего: кто понял бы меня лучше Аны?Я попросила ее сыграть — в детстве мы часто музицировали вместе — и невольно залюбовалась склонившейся над роялем грациозной фигуркой, проворными тонкими пальцами и локонами, вздрагивающими у висков в такт пьеске. Увлекшись, я не сразу заметила Хоакина. Он стоял у дверей, сложив на груди руки, и слушал так, будто внимал музыке небесных сфер, неизбывно чарующей, непонятно тревожной. Ана вскинула голову и увидела его лицо. Пальцы ее соскользнули с клавиш, рояль застонал, жалобно и тягуче, и девушка прижала руки к лицу, словно гасила вскрик.— Простите меня, — сказал Хоакин тихо, коротко поклонился и вышел. Я снова перевела взгляд на Ану. В ее глазах был неподдельный ужас. Так этого оставить я не могла.— Что у вас с Аной? — напрямую спросила я Хоакина вечером. — Она же очевидно тебя боится.Хоакин долго молчал. — Еще бы ей не бояться, — сказал он наконец. — Бедная девочка! Она знает, кто я такой.— Как это знает?Этого только мне еще не хватало!— Она помнит нас нищими. Мы однажды пытались отбить сундук с золотом у Лос-Анхелесского гарнизона. Корсо с дочерью путешествовали с тем эскортом. Губернатор не вспомнил, а она… она сразу все поняла. И отчего-то молчит.— Алехандро знает?— Алехандро ее убьет, — сказал Хоакин тихо.Только теперь я поняла весь ужас нашего положения. Поняла, как отчаянно, как безвыходно боится Ана. Как боится Хоакин — и за нее, и за себя: что будет, если перепуганная девушка решится рассказать о своих подозрениях отцу? Господи, что же делать? Я должна поговорить — с Алехандро? Или с Аной? Когда мой муж появился в дверях, мы почувствовали себя заговорщиками.— Так ты идешь? — спросил он весело, и я поняла, что его прежние думы сменились решением. — Элена, не жди нас раньше утра. Пожалуй, сегодня мы выясним, что замышляет сеньор губернатор.Для меня вновь начинались бессонные ночи.Дневник Аны Корсо де АлькесарЯ не могу этого забыть, сколько бы ни старалась. В тот вечер только взошла луна — кровавая, как сейчас...Мы давно уж должны были уехать, но отец хотел напоследок переговорить с капитаном Лавом, а тот отчего-то запаздывал. Мы ждали его на крошечной станции по дороге в Сан-Педро — я остро запомнила пыль, жару и смешного большеглазого малыша, подававшего мне лимонад. Отец волновался: он должен был передать дону Харрисону какие-то сундуки, боялся чего-то и все говорил, что мне не место на пыльной дороге под палящим солнцем, что не место мне в этой недоброй стране.Не выдержав, он поехал навстречу отряду Лава, на юг, к городу, оставив меня под защитой большей части солдат гарнизона. Велел не выходить со двора. Утомленная жарким днем, я прикорнула в лачуге, под окрики наших солдат за окном да причитания старого Анибала. Пробуждение мое было ужасным.В какой-то миг крики сделались невыносимо громки. Я позвала Бето, никто не явился. Наскоро приведя себя в порядок, я вышла на крыльцо взглянуть, что происходит.Их было трое — страшных людей в разномастных нелепых одеждах, с длинными ружьями в руках — и я до сих пор не пойму, как эти трое справились со всем сопровождавшим нас отрядом. Тот, что стоял ближе всех, обернулся, заслышав мои шаги. Его лицо и сейчас встает передо мною, стоит лишь только смежить веки: прядь иссушенных солнцем волос, да глаза, бездонные, беспощадные... Он сделал шаг — я прянула назад, с криком захлопывая дверь у него перед носом. Спряталась-затаилась. Только время спустя, решившись выглянуть в окно, я увидела мельком, как страшный человек с почти отеческой нежностью треплет вихрастую голову маленького Бето, который видел от наших солдат только окрики и тычки, и глаза его, черные льдинки, наполняются теплыми искрами смеха. Стук в дверь застал меня врасплох: стук, требовательный по-хозяйски, не скрывавший намерения в любой момент разнести хлипкую преграду в щепы. Скрыться мне было некуда — я отворила, крепко зажав в кулаке отцовский нож для бумаг. — Напиться-то дайте, красавица, — ухмыльнулся незваный гость, переводя насмешливый взгляд с моего лица на незамысловатое мое оружие. Похожий на галчонка Бето жался у его ног, пытаясь оттянуть от двери нежеланного посетителя.Молча я сняла с полки графин и, наполнив чашку холодным лимонадом, подала ему, высокомерно не пряча глаз.Он принял, все так же насмешливо глядя мне в лицо, осушил ее в два глотка.— Хоакин, уймись! — окликнули его издали, — не время сейчас.— На Мадонну вы похожи, моя сеньорита, — сказал он вдруг и, с поклоном вернув мне чашку, зашагал к пристроившейся в углу двора телеге.— Не езжайте по южной дороге! — выкрикнула я ему вслед, сама не знаю, зачем. Он обернулся. — Не езжайте по южной дороге, там засада!С прежней усмешкой он поклонился еще раз.— Гляди, Сандро, — услышала я, когда он подошел к своим. — Сеньорита считает, мы испугаемся еще одной кучки синих мундиров.— Да врет ведь, наверняка, — отозвался третий участник налета, невысокий лохматый старик. — Верь им еще!Сердце мне сжало, когда их тележка скрылась на той дороге, по которой уехал отец. Кто тянул меня за язык? Они не направились бы туда, если бы я смолчала.Я увидела его еще раз в тот вечер, под недоброй багровой луной, хоть отец и пытался увести меня со двора. Замшевая куртка пропиталась кровью, расплывавшейся уродливыми пятнами. На до странного бледных губах навсегда застыла знакомая мне усмешка: чуть зловещая и как будто манящая. Тонкая алая струйка стекала из угла рта.Эта картина после долго являлась мне в сновидениях.?Тот человек умер, — стучало у меня в ушах. — Это я убила его. Это я...?Я проплакала всю ночь, тщетно надеясь умереть от слез, искупив тем свою вину. А теперь он пришел за отмщением.