Предатель (1/1)

Ночь была необычайно звёздной – вон – Альдебаран, вон там – Южный крест, на небе ни тучки и можно вспоминать все, чему учил дедушка. Видеть во всем прекрасное, вслушиваться с шум листвы и мечтать, ведь мысли – начало наших поступков. Возле костра валялся пустой котелок, но мыть его не хотелось. Пусть моет хозяин утром, ведь солдату на посту нельзя заниматься подобными глупостями. Венециано зевнул, вытянув длинные ноги и опираясь спиной на ствол дерева. Виновато покосился на далекий шатер Германии. Ничего ведь не будет, если...Сквозь полуприкрытые веки было отлично видно ночное небо, такое бескрайнее и свободное, как раз созданное для полета. А какой итальянец не мечтает о крыльях? – Вечер добрый, мон амуррр.. – мурлыкающий и хрипловатый голос явно разбудил молодого итальянца, хотя тот и не подозревал о том,что уже свободно лавирует в мире дремы. Венециано вздрогнул и поднял взгляд на заслонившую небо тень. Блики пламени играли на складках синего мундира и отражались от широкой улыбки француза. – Ты не пришел и я решил навестить тебя, мой маленький Италия. Как у тебя там дела? Все по прежнему – прекрасная архитектура, плодовитые земли, широкие холмы – долины – горы? – Франция сел на бревно рядом с Венециано и приобнял его за плечи, настойчиво протягивая бутылочку вина. – Братик, я в дозоре и...Пробка осталась в зубах у блондина, а сладкий пряный аромат тут же ударил в нос Венециано и бутылка быстро переместилась в его руки. – Мы тут лагерем стоим, скоро будем атаковать Англию. Дойцу придумал отличный план – у всех есть слабые места и мы решили на этом сыграть, представляешь?Франция внимательно слушал наконец нарвавшегося на собеседника итальянца, иногда подталкивая к его губам бутылку.Стратегия все никак не хотела выстраиваться. Вроде бы идеальная логическая цепочка, учтены все слабые и сильные места как своих людей, так и противника, и особенности местности, и даже погодные условия. Но все равно герр Людвиг не мог избавиться от мысли, что ему что – то мешает. Как назойливый комар зудит у уха, не давая сосредоточится на идее. Немец оторвался от карты, прошелся по шатру, помассировал виски. И вдруг понял, что ему мешает. Голоса. В это время в лагере должно быть идеально тихо, а вместо этого кто –то неустанно болтает. Отчётливо слышался голос Венециано. Наверняка разговорил кого – то из своих напарников, и теперь не замолкают. И это на посту! Сейчас кому – то покажут, как нужно работать...

Германия тихо вышел из шатра, прячась за ближайшим деревом. Можно было и не скрытничать, но хотелось преподать урок обоим нарушителям. Осторожно, практически бесшумно, он приблизился к Венециано... и замер, не веря своим глазам. Франция. "Братик Франция", черт его побери. Сидит и слушает, как Италия, присасываясь к бутылке, разбалтывает военную тайну. Ариец вскинул руку с зажатым в ней верным Маузером и нажал на курок.

Красная жидкость брызнула во все стороны, заливая форму Италии и безупречную кружевную рубашечку Франции, оседая брызгами на лицах и волосах обоих.

Осколки разбитой вдребезги выстрелом бутылки вина осыпались на землю.Венециано был повержен. Нет, дело было не в осколках бутылки, что рассыпались по местности вокруг, вызывая у итальянца приступ паники. Он никогда не видел, чтоб кто – то убегал так же быстро, как и он. И так...эффектно. За такой быстрый и зрелищный бег надо давать Оскара и титул секс –символа среди дезертиров. Франция только что был тут, а потом раз – и все. Италия завертел головой по сторонам, все еще сжимая в руке горлышко разбитой бутылки и рискуя в любой момент перерезать вены острыми осоколками. Да, такие явно долго не живут. Солдат чёртов – вместо того, чтоб скрываться от снайпера он просто его разыскивает, ибо любопытство сильнее страха.Ариец невозмутимо убрал пистолет в кобуру, подождал еще пару секунд и вышел из – за дерева в свет костра. Жесткие пальцы перехватили запястье Италии, забирая осколок и отбрасывая его подальше. На всякий случай, в те кусты, куда сбежал Франция. Вдруг он сбежал недостаточно далеко?

Германия молча, без единой эмоции на каменном лице, поднял восхищённого Венециано на руки, о чем – то задумался на секунду, перекинул его через плечо и унес подальше.

Когда за немцем опустился плотный полог шатра, Италию наконец – то поставили на ноги. Тяжелый взгляд Германии пригвоздил его к полу.Венециано никогда не мог выдержать взгляд Германии, не смог и сейчас. Он потупился, слизывая с пальцев капли драгоценного вина. Его явно волновало то, что "вдребезги", а не факт разбалтывания военных тайн и панибратства с вражеским шпионом. Это же братик Франция, Германия должен это понимать. – Не злись, я хотел тебе оставить! – по своему растолковал суровый вид Германии Венециано.Германию перекосило от подобного заявления. Ничего не понимает! Он чуть было не замахнулся на него снова, но сдержался. Это в его солдат подобным можно было вбить правильное поведение. Не тот случай. К сожалению, не тот случай.–Ты пошел в дозор. На посту распивал вино с врагом, и разбалтывал ему секретную информацию. По хорошему, я должен был выстрелить в него. А потом в тебя. – В меня? – лицо Венециано вытянулось. Он перевел взгляд на влажные руки, но красные потеки на мундире и его передёрнуло. Он представил бесцветную жидкость, что тихо капала бы из простреленного черепа, развороченные кости, прилипшие к ним волосы и даже муху на открытом глазу представил. Хорошее воображение было у мальчика. – Ты бы не смог...Ты меня любишь, о мне заботишься. – прошептал он, сжимая пальцами рукава. –Да. – коротко ответил Людвиг. Одно слово было ответом сразу на два вопроса. Да, в него. Так требовали законы, по которым привык жить Германия. Если честно, то он и не знал других законов. И да, он заботится об этом мальчишке. Любит, хотя в жизни не признается никому. Италия слишком наивен… А этот лягушатник – его обожаемый брат. Он просто не понимает всей ситуации. Не понимает… Но это измена! Осознанная или нет, за нее ждет трибунал! В руку снова лег пистолет. Его рукоять украшала аккуратная гравировка. Личный девиз – ?Моя честь зовется верность?. На протяжении всей жизни герр Людвиг всегда знал, что эти понятия едины.Впервые поставленный перед выбором между честью и верностью, он не знал, что ему делать.– Д…дедушка всегда говорил, что если не верность своим убеждениям, т…то что у нас вообще есть? – Италия опустил голову и слезы капали на воротник, стекая по бледным щекам. Он не пытался убежать или оправдываться. Он пытался быть мужественным и стойким. – Т...тебе присылали письмо, но я его с…спрятал. Твой начальник говорил "принять меры" и что – то про дезертиров – итальянцев. Я п…побоялся давать тебе это читать. – итальянец сжал кулаки до побелевших костяшек, явно сдерживая недостойные пред ликом смерти рыдания. Сейчас он как никогда походил на своего предка – хоть и зарёванный, но в тусклом взоре скользит что –то безудержное, честное – шёпот на ветру знамён, в голосе, в котором слышаться нотки забытого еще в детстве заикания – топот армии и крики полководцев, стон умирающих за благое дело, за армию, за командира...Несмотря на все свои прегрешения, Венециано всегда был верным. Глупым – да, но все равно верным. – Если н...надо, то стреляй! – его голос сорвался на крик.Закон, по которому жил Германия, был законом военного времени. Его обучали этому и свои собственные предки, и кумиры, которым он всегда старался подражать. Особенно Древнеримская Империя. И один из пунктов закона гласил: "Предательство, вольное или невольное, карается смертью".

Ариец стиснул зубы, стараясь не дать трещинам сомнений пробить железную броню самоконтроля. Медленно поднял руку с зажатым в ней Маузером. Длинное дуло уставилось на Италию. Отчаянный крик мальчишки, впервые не побежавшего, готового встретить смерть от его руки, ударил по ушам. Если надо... Надо, черт побери все законы военного времени! Надо! Палец на курке напрягся. Надо. Так требует закон. Так требует начальство.

Оружие глухо стукнуло об пол палатки, отброшенное в сторону вопреки любой технике безопасности. Людвиг подошел к замершему на месте Венециано, сжал его в объятиях так крепко, что, казалось, мог его раздавить. Прижался щекой к растрепанным рыжим волосам.–Под трибунал пойдём вместе.–глухо проговорил германец,–Я не могу тебя убить. Не могу. – Ты…не можешь? – в голосе Венециано проскользнуло такое облегчение, что из него исчезло даже заикание, но тут же расслабившееся в хватке Людвига тело снова напряглось.Его друг, его командир и защитник собирается пойти под трибунал, а это значит, что армия лишиться основного источника планов, которые приводят к победам. Жизнь одного солдата вполне разумная цена за жизнь легионера, это знает каждый. – Если т...ты не можешь, то я могу! – Венециано змеёй вывернулся из объятий Людвига и метнулся к брошенному пистолету, споткнувшись о протянутые по всей палатке провода. Мальчишка двигался быстро. Действительно быстро. Людвиг, больше инстинктивно, чем осознанно, метнулся наперерез. Схватил Венециано за худое запястье, дернул на себя, но влажная рука легко выскользнула. Итальянец упал на колени, подбирая пистолет, снова его выронил, судорожно кусая губу – не думать, делать. И делать быстро, потому что…потому что решимость терять нельзя, от этого зависит все. Пистолет выскользнул из влажной ладони и Венециано снова зашарил рукой в его поисках. Прижатое ко лбу дуло, темнота палатки, выпавшая обойма...Италия чертыхнулся и неумело собрал пистолет снова, проверил предохранитель, тонкий палец снова лёг на курок. Германия сжал его руку чуть ниже локтя, где рукав не даст выскользнуть, вывернул, заламывая за спину. И уже знал, что не успевает. Выстрел прогремел одновременно с последним ударом сердца Людвига.Прошла тягуче долгая секунда, прежде чем ариец снова смог дышать. – О..осечка. – Венециано с ужасом смотрел на пистолет в своих руках. А Германия мимолетно поднял глаза вверх. Хвала всем богам, которые есть. Осечка.

Он отобрал из разжавшихся пальцев Италии свой пистолет, убирая его в кобуру, и поднялся на ноги. Герр Людвиг сильно подозревал, что уже успел благополучно поседеть. Глупый наглый мальчишка обеспечил ему такую встряску, которую он не испытывал уже несколько веков. Железная хватка Германии сгребла Италию за шиворот, оторвала от земли и подняла в воздух. Сантиметров на восемь.–Доигрался. – вынес приговор немец, без особого труда перенося итальянца поближе к походной койке. Взял с ящика лежавший на нем моток бечевки, и ловко связал запястья, не хуже, чем наручниками. Края веревки оказались привязаны к железному каркасу, лишая возможности убежать.

А сам Германия не спеша стал расстегивать кожаный ремень брюк.