2. Цыгане в городе (1/1)

Две маленькие птички порхали с ветки на ветку, весело чирикая. Пичужки наслаждались бархатной теплотой утра. Они, щебеча, сели на толстую ветвь акации, что наполовину закрывала окно покоев дона Алехандро.По словам лекаря, старик был близок к серьёзному ущербу для сердца.—?В общем, три дня даже не думай вставать с постели. Только воздух да пение птиц из окошка. А, и приятная музыка. Час?— минимум, дорогой мой. Ты не мальчик уже. Танцы с цыганами, виданное ли дело… Хотя та цыганка, с рыжими волосами, нагадала мне повышение по службе и представь себе, женитьбу! В мои-то года, а?И врач засмеялся. Переливчато и задорно. Но сам дон Алехандро был ещё слишком слаб. Да и отчасти склочный характер давал о себе знать: три дня ?…слушать птичек?! Этот мерзавец снова вернулся в их жизнь. Нельзя было сидеть на месте. Хоть есть Зорро, защитник слабых, но… в том-то всё и дело, что Алехандро знал, КТО носит маску народного героя. И он даже из последних сил будет рвать и метать за единственного сына.—?Молочко вот хорошо… —?зудел тем временем лекарь Териго,?— главное, желудок тоже не перегружать. Спать не менее девяти часов. Так же на пользу пойдет старое-доброе чтение. Вот на днях вышел роман некоего Себастьяно Перейрито. Говорят, весьма недурно. Но чтоб никакой самодеятельности! Ты слышал меня, упрямец?—?Зануда,?— пробурчал де ла Вега-старший,?— с молодости таким был.—?Не отрицаю. Ну, будь здоров!И доктор ловко захлопнул чемоданчик, взял шляпу и трость, и был таков.Внизу Диего места себе не находил. Он знал, что люди не вечны. И что рано или поздно отец уйдёт, но… к такому он никогда не будет готов. Добавьте к этому бродягу-Монастарио. Все треволнения, что доставил бывший комендант снова всплыли в его памяти. Арест сеньора Торреса, унижение арестом его жены и дочери, и много чего другого. Ещё и тот факт, что Монастарио знает, что он?— Зорро… Он должен увидеть его ещё раз. Но как там отец?Как раз спустился врач. Он постарался успокоить Диего и дал ему рекомендации.—?Диего, переживать за отца ты можешь. Но паника?— плохой помощник. Если ты хочешь, чтобы твой отец встал с постели поскорее, держи себя в руках.Лекарь по-отечески похлопал молодого мужчину по плечу и вышел вон. Зорро тут же поднялся к отцу. Ему пришлось приложить все свои душевные силы, чтобы убедить отца отложить разговор о Монастарио. Второго приступа быть не должно. А значит, волнения придется отложить. Чтобы сменить тему, он взял гитару и намеренно заиграл легкую, медленную мелодию. Сказался стресс в сочетании с музыкой и старший де ла Вега постепенно задремал.Диего замер. Перестал играть.За окном беспечно зачирикали те самые птички. Закружились, заигрались на лету. Диего поднял карие очи, посмотрел на листву… Что он чувствовал сейчас? Смятение? Может, беспокойство перед грядущим? Или возрастающее желание пуститься по следу Монастарио, подобно тому, как лис выслеживает шакала. ***?Шакал? в это время дрых в кибитке, раскинувшись ?звёздочкой? на всяких тряпках, служивших постелью. Храп стоял феерический. А как же иначе? Весь прошлый вечер, пока у какого-то старика не прихватило сердце, он танцевал, пел! Его мастерство делало его, можно сказать, ?звездой?. Публика очень часто хотела его, вызывая на бис. Петь, показывать трюки, танцевать. Ног под конец вечера он не чувствовал. Плюс дармовая бутыль вина. Ах да, дрых он один. Все его соседи уже проснулись (так как они не были именно артистами, а выполняли хозяйственную работу и не так умаялись).Тихонько отворилась дверка в повозку. Женская рука приподняла полог, и внутрь вошла Таккара. Подняла глаза: в полумраке лился неясный солнечный свет из дырявой крыши. Красиво танцевали пылинки…Рыжая уже прошла к ?бесчувственному? телу. Нагнула голову вправо, хмыкнула и окинула взглядом соню. Ох, какая фигурка… Спал Рауль по пояс обнажённый. Если бы цыганка хоть как-то могла видеть живописцев Возрождения, она бы без сомнения особенно прочувствовала красоту линий и изящность поджарого и стройного тела. Да и безмятежное от сна лицо вызывало желание любоваться. Ресницы были не сильно длинными, но когда они трепетали во сне, сердце щемило… Будьте осторожны! От долгого созерцания возникало желание провести ладонью по его коже и ощутить твёрдость мышц и гладкость слегка смугловатой кожи.Только Таккара всё это видела с детства. Выросли как брат и сестра, как-никак.Уперев руки в боки, она пихнула его босой ногой в бедро. Рауль поморщился, но не проснулся. Следующий пинок был явственнее. Наконец цыган раскрыл глаза, сморщился и сонно попросил:—?Отвали…—?Нет. Уже солнце давно встало. Поднимайся. Пока мы тут, надо выжать побольше монет. А о тебе после того вечера уже весь городок судачит. Объявился, дескать, красавец-мужчина. ?Страстный, жгучий и прекрасный.? Давай, вставай, обормот! А то водой окачу.—?Иди уже отсюда. Хоть пять минут будет, пока ты ходишь…—?А, так тебе не страшно? Ничего, поднимаем ставку! Дети даааавно встали и им хочется поиграть. Напомнить, сколько детей у нас в таборе? Подсказать, что они устроят тут?Перспектива была столь пугающей, что двойник Энрике Монастарио решил не рисковать и встал.Пообливался водой из бочки. Одеваться как-то празднично, как он обычно это делал для публики, было лень. Поэтому он ограничился штанами (без них никак) и белой (если это можно так назвать) рубахой, какую обычно носят пираты. Хорошо хоть серебряная серьга-кольцо отыскалась сразу. Намотал ленту на руку?— потом волосы в хвостик заберёт. Его чёрная грива как раз достигала лопаток. Ограничился двумя-тремя движениями гребня.У стоянки лошадей уже ждала Таккара и тасовала карты. С ней её муж?— Рикардо (тоже названный брат Рауля) и ещё кровный брат той самой беременной девушки Рейны?— Зобар. Всей компанией они отправились на охоту.Наконец они дошли до таверны. Рикардо отправился в саму таверну (слушать, когда здесь больше посетителей), Зобар пошёл ближе к военной части (пошукать насчёт властей), а Таккара пошла ?ловить рыбку? туда, где останавливались экипажи богачей?— гадать.Рауль остался сторожить те нехитрые музыкальные инструменты, что они захватили с собой. Засунул руки в карманы и пошёл к колодцу перед таверной?— ждать, когда выйдет Рикардо и тогда начать снова танцевать и петь для толпы.По дороге он сунул монетку торговцу фруктами, сцапал яблоко и только потом уселся ждать.В это время сержант Гарсия вышел из ворот военной части, естественно для того, чтобы пойти в таверну. Хоть Роза сегодня не должна была работать, но таверна так и манила… И вообще, он же пока временно исполняющий обязанности коменданта города Лос-Анджелеса! Это его долг?— проверять порядок везде, в том числе и таверны… особенно качество вина. А потом можно за работу! При этих мыслях сержант немного погрустнел. Иногда ему казалось, что ему уже не так хочется быть заместителем коменданта. Толстяк на ходу вспоминал те такие далёкие-далёкие дни, когда комендантом её был Монастарио. Хоть от него Гарсия регулярно получал нагоняй, но всё-таки он был, как думал сержант, неплохим комендантом. Так сказать, твёрдое серебро. Золото было у капитана Толедано. Вот бы хоть кто-нибудь из них вернулся. Ностальгия приятно грела душу. Оставалось ещё совсем немного до порога таверны, как желание Гарсии начало стремительно исполняться. Он случайно повернул голову влево, затем снова вперёд… и вдруг застыл, как громом пораженный. Тут же снова обернулся в сторону колодца и глаза сделались круглыми, как плошки.Это же был Энрике Санчес Монастарио собственной персоной. Немножко потрёпанный, но он!Сержант аж присел от шока. Затем страдальчески поднял глаза к небу: ну почему вот там наверху исполнили именно это желание, а не связанное с большим жалованием?Ну что ж делать… В конце концов, это когда-то был его патрон. Да и раз он прибыл в Лос-Анджелес, он, увы, должен спросить у него документы.Но шляпу Гарсия снял. ?Монастарио? сидел и, глазея по сторонам, ел яблоко с ножа. Из всех, кого сержант знал, только у Энрике была такая привычка есть яблоки именно таким способом.—?Здравствуйте, господин коменд…ээ, то есть сеньор… —?немного жалобно начал толстячок. А когда бывший комендант поднял на него такие знакомые голубые глаза, и вовсе замолчал.Рауль окинул ироничным взглядом тучного военного и, пожав плечами, буркнул:—?Привет.—?Я… рад, что Вы вернулись. Как Вы? И надолго?Рауль захлопал ресницами. Эти вопросы?— последнее, что он ожидал услышать от стражей порядка. Цыган осторожно ответил:—?Это самое… пёс его знает, надолго ли. И я здесь впервые, если что.И получил от неизвестного толстяка ответ:—?О, я понял, сеньор, Вы хотите остаться инкогнито. Я понял, понял. Хотя, если честно, вряд ли у Вас получится начать здесь новую жизнь, Вы… как бы это помягче выразиться… ну в общем, может Вам лучше обосноваться в Монтеррее?Рауль стал потихоньку напрягаться. Либо он чокнутый, либо это какая-то ловушка, подстава, если можно так сказать. Ведь цыган мало где любят. На них уже не раз пытались повесить чужие грехи.Он поджал ноги так, чтобы в любой момент отпружинить от каменных стенок колодца и задать стрекоча.—?Да вроде… был там уже.—?Да? О, ну тогда ладно. Может и хорошо, что Вы вернулись. Тут у нас много чего произошло с тех пор, как Вас разжаловали.На этих словах Рауль вообще перестал что-либо понимать. И желание дать дёру стало совсем уж заманчивым. Но природное кочевое любопытство тоже вступило в игру. Он решил пока соглашаться и посмотреть, может так станет яснее.—?И какие же новости?Как назло, тут же из головы несчастного сержанта выдуло нужные слова. Новостей было немало. С какой же начать? Первое, что пришло в голову, было:—?А! Цыгане вот пожаловали. Говорят, на празднике у дона Диего был какой-то особенный танцор, что приглянулся многим прелестным гостьям. Я был бы не прочь тоже увидеть, как они танцуют.И сержант заулыбался, стараясь разрядить неловкость разговора. А для Рауля всё стало хоть немного яснее. Так вот оно что: странный толстый солдат просто хотел, чтоб тот спел да сплясал для него. И судя по ?дикому? диалогу, всё это было, чтоб получить зрелище задарма. Отказывать властям?— значит быть тупым, как бревно, и навлечь на себя и своих недовольство власть имущих этого города. Тем более, если он привлечёт внимание еще и прохожих, то точно получит несколько монет.—?А, так ты, уважаемый, хочешь посмотреть на то, как я танцую? Нешто я откажу? Да какой я цыган после этого?И прежде чем Гарсия успел что-либо сказать, Рауль подскочил, легко подхватил бубен и громко затянул песню:—?Цыгааааанская подкова срабоооотана толково! В ней золотоооой любой железный гвоздь. Цыганская дорога?— она не до порога, она ведёт, ведёт до саааамых звёзд!Ловко развернувшись на пятках (где непрофессионал рухнул бы на месте), он стал танцевать. Порывистые движения сменялись плавными, но вновь и вновь он резко вскидывал руки, словно крылья, и, мелко потряхивая плечами, шёл по кругу. При этом каблуки его стучали, обозначая такт.Люди вокруг, конечно, обратили внимание и стали устраиваться возле сержанта Гарсии, чья челюсть валялась где-то возле сапог.Всем хотелось посмотреть. Пуэбло всегда нуждается в таких представлениях. Ведь их жизнь каждый день нагружена разными делами, которые здорово выматывают. Хочется иногда чего-то яркого, пёстрого, совсем как этот танец. Песня стала звучать на таинственном языке, и оттого она стала ещё более цепляющей внимание.В это время из таверны выскочил Рикардо. Быстро сориентировавшись, он протиснулся сквозь кольцо зевак и, подхватив гитару, прислонённую к колодцу, стал аккомпанировать соплеменнику.Сияя широкой улыбкой, бродячий танцор в движении немного прогнулся, вытягивая руку с бубном. В него понемногу посыпались мелкие монетки. Ловко убрав бубен, Рауль ссыпал заработок в карман и ударил свободной ладонью по подошвам сапог, голеням, бедру и стал выбивать такую лихую чечётку, что вызвал новый шквал восторгов у толпы. Монетки по прежнему были малой цены, но стали лететь чаще и уже просто под ноги артисту. Но они бы не пропали, ибо Таккара, лисицей крутилась вокруг и подбирала гонорар.Песня кончилась, но не кончилось представление. Зазвучала новая, но на сей раз это был уже голос Таккары:—?Наяву или во сне живет цыганкаНикто не знает точноВ глазах ее загадкаОна приходит ночьюИ зовет, зовет тебя за собойПобежишь ты за ней?— ее уже нетНочная тень обманетВернется на рассветеИ вновь тебя поманитИ зовет, и зовет и зовет…Подпрыгнула, как пружина, и закружилась в урагане дикого танца вместе с Раулем.Представление длилось еще долго, пока артисты не стали замечать, что зрители потихоньку устают. Музыканты быстренько свернулись.Тенью к своим шмыгнул Зобар. И четвёрка растворилась в толпе. Надо было осмотреть город не только в плане потенциальных ?рыбных? для заработков мест, но и на предмет того, какие настроения царят на счёт цыган. Никому не хотелось удирать в диком ужасе перед огнём суеверной толпы.Может, для большинства прохожих они и оставались неприметными, но одна пара глаз зорко следила за ними. Точнее за ним.Рауль наслаждался солнцем, незнакомыми видами, и особенно звоном монет в кармане. На ?кусок хлеба?, как говорится, хватит. Смеялся, когда Таккара клянчила зайти и купить табачку. Так они гуляли по городу до того самого времени, пока не наткнулись на Марию Уантойю, ту самую цыганку. Разговорились. Из-за того, что Мария давно не общалась со своими, периодически приходилось переходить с языка кале на испанский.Так можно было понять, что Мария пожаловалась на цены у аптекаря и на то, что маме нужны лекарства, а добывать их все сложнее. А тройка бродячих артистов позвала её к себе. Как же не помочь? Силён зов крови. День растворился в сумерках, подобно тому, как пятеро кале растворились в самом Лос-Анджелесе… Только что были перед нашими глазами?— и нету их, будто и не было вовсе.Очевидно, что даже после сердечного приступа и рекомендаций врача дон Алехандро не будет соблюдать постельный режим. Слуги чуть ли не со слезами умоляли дона лечь в постель, но только приход сына заставил старика умерить пыл и устроиться на клине.На Диего обрушился град вопросов, но молодой человек лишь напряженно кусал губы. Он просил отца дать ему время обдумать все увиденное за день. Алехандро окинул взглядом сына. Вид у Диего был столь задумчивым, что Алехандро оставил его в покое. После того (точнее, особенно после того), как он узнал, что именно его сын?— Зорро, он проникся каким-то особенным доверием. Даже не стал капризничать и отказываться, когда Диего накапал лекарство в ложку. Поддерживаемый Бернардо, старый дон отправился по лестнице в комнату.А его сын вышел в сад. Сел под старый вяз и, прислонившись, замер. Природа вокруг как бы перешептывалась: то листва, то ветер тихо шелестели. Казалось, даже луна и звезды обсуждали вопросы, что крутились в голове Зорро.Внезапно мягкая рука тихонько коснулась плеча. Это был Бернардо. Оказывается, он успел довести дона Алехандро до спальни, приготовить его ко сну и передать ночное дежурство другому слуге, после чего найти молодого господина. А Диего все сидел, не шелохнувшись.Выражение лица немого слуги всё говорило о том, как он взволнован (даже не столько из-за Монастарио, сколько из-за того, не будет ли страдать сам его господин). Диего молча поднял на него карие очи. Помолчал и сказал, как припечатал:—?Это не он.