17.5. Бонус (1/1)

Десять лет назадУ Раттаны была прекрасная жизнь. Судьба, о которой мечтают многие женщины. Она вышла замуж за любимого, помогла ему создать дело жизни, родила чудесного сына, обитала в огромном особняке, имела возможность носить красивые вещи и помогать другим. Но все-таки за счастье приходилось платить. С возрастом Раттана осознала, что ничто не дается без последствий. Любовь к мужчине – жертвами собственных желаний. Замужество – свободой. Рождение ребёнка – отметинами на теле. Богатство – одиночеством. Возможности – завистью. Не смотря ни на что, она была рада, когда узнала о своей внезапной второй беременности. Спустя тринадцать лет… Она подумала, может это знак? Событие, которое вернёт прежний вкус отношений с Равитом.Она скучала по дням их молодости. Она знала, что Равит казался всем слишком серьёзным, прагматичным, иногда даже бессердечным. Но это было лишь поверхностным мнением, ведь она знала, какой он на самом деле и чем жертвует, чтобы помогать людям. Он всегда был нежен с ней, кто бы что не думал. Однако как на ладони была правда – работа всегда будет для него на первом месте. Таким уж он уродился. И даже ей было его не переделать. Но ей и не хотелось.Спустя тринадцать лет, она к своему стыду начала задумываться – может остальные были правы? Тогда она была слишком счастлива и влюблена. Её муж был героем. Но иногда герои в процессе своих миссий забывают о собственных семьях.Она помогала Равиту в воплощении его мечты – создать и управлять собственной больницей. Она сделала это своей мечтой. Теперь у них была целая сеть, носящие их фамилию. Тысячи людей имели возможность спасти свою жизнь за счёт того, что они сделали. Разве это не та мечта, за которую стоило бороться бок о бок с любимым человеком?Всё же в самые тяжелые дни, когда запасы самоотверженности исчерпывали себя, было сложно притворяться, особенно когда в голове возникал вопрос: ?А кто спасет меня??Впрочем у неё был сын. Её любимый мальчик, которым она так гордилась. Мин был таким чудесным ребёнком и всегда помогал переносить одиночество. Но в последнее время он не так часто бывал дома и иногда на её предложения заняться, как раньше, чем-то вдвоём, куда-то ускользал. Но она понимала: сын растёт и постепенно отдаляется от неё. Наверное, это испытание для всех родителей – уметь отпустить ребёнка, несмотря на то, как хочется удержать его рядом с собой навечно.Теперь у неё будет ещё один малыш, и это давало много повода для мыслей. В первые месяцы она очень переживала, ведь теперь она не была молодой девчонкой, ей было уже тридцать восемь. Но когда твой муж известный врач, бояться нечего. Конечно же, Равит не мог быть с ней постоянно. Поэтому на приемы к лучшим докторам, коллегам мужа, она отправлялась с незаменимой Нун, которая была ей за все прошедшие годы как семья.Но чем больше становился срок, тем уязвимее Раттана себя чувствовала. Она старалась совладать с гормонами, но теперь она плакала по несколько раз в неделю, скрутившись на большой, но пустой постели, и не могла уснуть, думая о том, почему при всём своем счастье чувствует себя… несчастливой?Она казалась себе неблагодарной, имея всё это. Ей было стыдно перед мужем, за то, что она начала задумываться, а вдруг он не бывает дома не только из-за спасения чужих жизней и управления больницей? Разве не может быть у такого занятого и успешного мужчины поклонниц? Она ведь в отличие от остальных знала, что её Равит не был таким уж хладнокровным. Муж мог быть страстным и любил её так, что сбивалось дыхание. Но с каждым годом это происходило всё реже. Ведь больницы росли, а вместе с ним и ответственность. Время ускользало среди потока нескончаемой борьбы между жизнью и смертью. Ей было стыдно перед сыном, на которого она впервые ощущала обиду в своём сердце. У него появлялись секреты; дела, о которых она не знала. Раттана чувствовала себя преданной. Мин был её лучшим другом. И одна эта мысль, что тринадцатилетний мальчик, её же сын, был для неё самым близким человеком, вдруг выставляла её жалкой в собственных глазах. Близкие подруги молодости разъехались в разные точки мира, с некоторыми она просто потеряла связь. А с женами коллег Равита она никогда не могла сблизиться до такой степени. Ей даже не хотелось. Большинство из них были мелочными, завистливыми, поверхностными женщинами. И она знала, что они шепчутся. Она чувствовала себя уже не настолько сильной, чтобы игнорировать подобное. Возможно, она забыла каково быть беременной или с Мином всё протекало иначе. Но она ощущала себя беззащитной, ничтожной, покинутой.Ей пришлось пойти с Равитом на званый ужин на одно из мероприятий, от которого зависело подписания договора на сотрудничество с новыми партнерами, и главе холдинга нужно было появиться с женой, чтобы показать их счастливую семью. В таких делах репутация всегда служила лучшей гарантией партнерства. В качестве жены основателя больниц она давно это уяснила. Раньше Раттане не нужно было симулировать и играть на подобных событиях. Она научилась ими наслаждаться. Сегодня же впервые чувствовала — она держит улыбку, притворяясь. Шёл восьмой месяц беременности, и она уже мечтала поскорее родить. Равит хотел оставить её дома, но она понимала, что это тот редкий шанс побыть с ним и ей отчаянно хотелось почувствовать себя любимой. Поэтому она привела себя в порядок и когда услышала комплимент из уст любимого, почувствовала себя лучше.Сидя за столиком под шум мероприятия и окруженная высшим светом, она осознала, что зря пришла. Она всегда любила эти выходы в свет, но многое изменилось с тех пор, как она забеременела. Казалось, будущая дочка высасывала из неё все силы и радость. Хотя она корила себя за такие мысли и тихо плакала в подушку ночами, чтобы никто не слышал. Ребёнок ни в чем не виноват. Это с ней что-то не так.Когда Равит отошел переговорить с коллегами, она была вынуждена остаться в кругу их жён.– Восхищаюсь, что ты пришла при твоем положении, Раттана. Тебя так давно не было видно рядом с мужем, что я подумала у вас проблемы. Ведь доктор Пхиравит не слишком многословен. Но оказалось, это проблема другого рода, – сказала одна из жен. Они были знакомы не так давно, всего несколько лет, но это был тот тип женщин, которые Раттана всегда пыталась избежать. Но в данном случае у неё не было выбора, она могла лишь вежливо улыбаться и делать вид, что не поняла насмешки в чужих словах.– Да, это застало нас врасплох. Вторая беременность оказалась сложнее первой, – она ограничилась отстраненной вежливостью. Не в её характере устраивать публичные скандалы. От одной этой мысли ей становилось тошно.– К сорока тело уже не такое как прежде. А что будет после беременности, уж лучше и не думать. Но хорошо, что наши мужья врачи. Всегда можно обратиться к их надежным коллегам, – её собеседнице было едва за тридцать, в то время как Раттане тридцать восемь, но она не стала исправлять собеседницу. На чужом лице Раттана с легкостью заметила отчетливые следы вмешательства пластических хирургов. Она не имела предубеждений на этот счёт, всегда рассматривала пластическую хирургию как возможность сделать людей счастливее. Вот только жаль, что исправленная внешность не меняла человеческую душу. Становясь красивее снаружи, они не становились лучше внутри. – Простите, я на секунду отойду к мужу, – она чувствовала, что не выдерживает этого открытого выплеска чужой желчи, который будто пачкал её саму. Ей хотелось спрятаться и оградиться. Но она была выставлена на всеобщее обозрение, и её огромный живот, хоть и скрытый отлично сшитым платьем с подходящим фасоном, все же приковывал внимание других. Она попыталась найти мужа, но пройдя по залу, не заметила его. Вернуться к столику так сразу было выше её сил и она направилась в дамскую комнату, мочевой пузырь в последние недели убивал её. Ей казалось, она проводит в ванной четверть своего дня. Женщина зашла в кабинку и облегченно выдохнула, оценив минутку уединения. Достав из сумочки телефон, она написала сыну сообщение, спросив, не скучно ли ему одному дома. Хотя вряд ли он сейчас чувствовал нужду в ней, скорее она в мальчике. Но Раттана не могла быть настолько эгоистичной, чтобы только из-за своей трусости заставить прийти и сына, зная, как он не выносит подобные выходы в свет.Закончив поправлять платье, она хотела уже выйти из кабинки, когда чужой разговор заставил её задержаться.– Доктор Пхиравит становится всё краше с каждым годом. Честно, я позволяю мужу таскать себя на эти скучные мероприятия, только чтобы налюбоваться на таких красавчиков, как он. И почему чужой муж всегда выглядит привлекательнее собственного? – вещал голос, который она узнала. – И не говори. Я надеялась, он будет один, а женушка увязалась за ним, несмотря на своё положение. Я бы на неё месте из дома не выходила до тех пор, как не приведу себя в порядок. Не понимаю, чем она думает, или действительно верит, что в её возрасте беременность может красить? – Уверена, Равит нашел кем занять себя, пока его жена в положении. – Ты что-то знаешь? – Просто посмотри на него, а потом на неё. Разве это не очевидно? Иногда обидно, что мужчины с возрастом, как вино, становятся лучше, а женщины увядают, как срезанные цветы. Знаю, она считает себя выше пластики, хотя попросту отрицает реальность. Она уже не так хороша, как раньше, а беременность уж тем более заберёт остатки привлекательности.– Вот поэтому я не хочу ещё одного ребёнка, – это была последняя фраза, после чего женщины, закончив прихорашиваться перед зеркалом, вышли из уборной.Раттана пыталась взять себя в руки. Она не могла сейчас плакать. Было глупо расстраиваться из-за сплетен и злословных замечаний. Но больше так продолжаться не могло. Раньше она была в состоянии это вынести, но может ей и правда лучше больше не показываться в своем положении среди этих людей. Пытаясь держать себя в руках, она вышла и вновь обвела большой зал взглядом и, наконец, заметила мужа.– Дорогой, можно тебя на минутку? – нежно прикоснувшись к его локтю, она привлекла его внимание, одновременно вежливо кивком головы поздоровавшись с его собеседниками.– Что случилось?– Давай уедем. Я себя плохо чувствую, – она знала, что Равиту, как основателю, нужно здесь присутствовать. Но ведь они уже отсидели здесь час и официальная часть закончилась, а у него были заместители и помощники, которые справятся не хуже.– Что-то с ребёнком? – он оставался внешне спокойным, но она всегда могла видеть его истинные переживания по взгляду. Она всегда читала его по глазам. Именно в эту удивительную способность она и влюбилась – пока другие сыпали нескончаемыми признаниями на словах, один его взгляд выражал больше и сильнее этого. В них была искренность, которая в словах легко теряется.– Нет-нет, с малышкой всё хорошо. Просто… возможно, это была не лучшая идея выйти в свет за несколько недель до родов.– Ты чудесно выглядишь, тебе не о чем беспокоится. – Равит, прошу, – она не могла объяснить ему среди всех этих людей, как себя чувствует. Ей просто хотелось, чтобы единственный человек, чье мнение для неё действительно было важно, был сейчас рядом и выбросил все эти глупые мысли из её головы. – Я должен остаться, нужно обсудить новые исследования. Если тебе нездоровится, давай я отправлю тебя с водителем домой? Позже он вернётся за мной, я не буду сильно задерживаться.Кто угодно мог подумать, что это было типичное поведение для него, известного и уважаемого доктора Пхиравита. Но она была его женой, она знала его так, как никто. Несмотря на профессионализм и увлечённость, он всегда возвращался к ней. Когда она была беременна Мином, невзирая на загруженность Равит всегда спешил домой.Теперь же он позволял оставить её одну так просто. Даже когда она сказала, что ей нехорошо. Она видела, как его губы сжимаются, а глаза постоянно возвращаются к мужчинам, с которыми он беседовал до этого. Она знала, как проявлялась нетерпеливость в любимом мужчине, когда его отвлекали от важных дел. Так вот кем она была – помехой. Она мешала ему там, где он чувствовал себя рыбой в океане. И неважно, что рядом кричит его любимая. Даже если кричит так, что никто не слышит. Он разучился понимать её душу. Он даже в глаза ей по настоящему не смотрел, чтобы различить боль, которую причиняет ей своим поведением. Он смотрел, но не видел. Сидя в машине, она пыталась сдержаться, чтобы не смущать водителя истерикой. И всё же слёзы катились по щекам, и она была благодарна, что он делал вид, что не слышит тихие всхлипывания.Может быть, Равит разлюбил её. Она давно примирилась, что стоит на втором месте после работы. Хотя раньше они оба понимали — есть моменты, когда семья важнее всего. Равит забыл об этом. Он спасал чужие жизни, но не видел, как разрушается любимая женщина рядом с ним. Он смотрел, но не видел.* * * * Мин осторожно зашел в дом через запасной вход на заднем двору. Он знал, что если зайдет через парадный, ему попадёт. Он пропустил дополнительные занятия по китайскому, и вместо этого пошел с одноклассниками в интернет-кафе и не отвечал на звонки целый день.В особняке полном прислуги было крайне проблематично оставаться незаметным и неуловимым. И, конечно же, когда он поднимался по лестнице в свою комнату, его поймали.- Вот ты где! Твоя мать переживала за тебя, ты не брал трубку и опоздал, – с первого этажа на него строго смотрела Кхун Нун. Формально, она была домоправительницей, а не его нянькой, но все же обладала авторитетом в его семье, и поэтому Мин, виновато потупив взгляд, спустился к ней.– Прости. Мама сильно сердится? – хотя он знал, что мама никогда не сможет по-настоящему рассердиться на него. Но теперь почувствовал вину, ведь в последнее время они не так много времени проводили вместе как раньше. Чем ближе приближалась дата рождения его сестры, тем больше Мин переживал. Он чувствовал в себе ревность к ещё неродившейся. Он привык быть единственным ребенком, получавшим всё внимание, которого между прочим и так было сложно добиться со стороны отца. И что-то внутри него кричало, что всё измениться, хоть он и не знал, как именно. Ему было неуютно в этих неизбежных обстоятельствах, которые принесут перемены. Обычно он всегда делился с мамой своими переживаниями, и она охотно его выслушивала и помогала. Но как сказать маме, что его беспокоил то, что у неё в животе? Плюс, Мин видел, какой уставшей она была в последний месяц. Мама перестала улыбаться, и все чаще он находил её задумчивой или расстроенной. А ещё он слышал, как она плакала, хотя она пыталась это скрыть.– Кхун Раттана уже давно ждёт тебя. Сейчас она говорит с твоим отцом, он вернулся домой пораньше. После того как оставишь рюкзак, зайди к ним. О нет, в большинстве случаем Мин был рад тем редким возможностям увидеть папу, но сейчас мог попасть в просак и быть отруганным. Он с опаской последовал указаниям женщины: оставил вещи в прихожей и направился к спальне родителей, но остановился, когда услышал долетающий разговор на повышенных тонах.Мин вздрогнул. Родители ругались... Это было непривычно. Он никогда прежде не видел и не слышал, чтобы они ссорились. Он жил с уверенностью, что у родителей всё хорошо, а теперь впервые задумался: может он просто никогда не становился свидетелем этого? – Я всегда гордилась тем, что ты делаешь, но так нельзя… Ты окончательно перестал замечать свою семью. Тебя никогда не бывает дома, ещё немного и Мин забудет, как ты выглядишь.– Дорогая, ты же знаешь, у меня операции и постоянные встречи...– Знаю, но я устала. Понимаешь? Устала. Я беременна и постоянно одна. Когда я носила под сердцем Мина, ты всегда старался приехать ко мне быстрее и утешал, обнимал, делал всё возможное, чтобы мне стало легче. Но сейчас, с исполненной мечтой в руках, тебе всё равно недостаточно и ты все ещё не можешь остановиться и быть с нами …. – Ты слишком эмоционально реагируешь из-за гормонов.– … а теперь я слышу сплетни, что моя беременность — повод для измен. Ты становишься краше, а я старею. Люди обсуждают, что мой муж не только справляется со своими обязанностями врача, но ещё находит время для других женщин.– Ты лучше меня знаешь, что это глупые, не имеющие никакого смысла слухи. Всем этим женщинам нечем заняться и я крайне удивлён, что ты стала обращать внимание на подобное.– Может, если бы ты обращал внимание на меня, я бы не стала обращать внимание на это? Мне это тоже не по душе. Знаешь каково это чувство – усомниться в самом дорогом тебе человеке? – Тогда не веди себя подобным образом. Знаю, тебе тяжело, но и я устаю. И приходя домой, мне не хочется ругаться с тобой. – А ты думал о том, чего хочется мне? Или моя любовь позволила тебе так вести себя со мной? Ты перестал ценить эту любовь, Равит. Перестал ценить меня!– Достаточно! Поговорим завтра, когда ты успокоишься. Я постараюсь почаще вырываться с работы, если для тебя это так важно.– Это должно быть важно для тебя, Равит. Я не должна умолять тебя об этом. Ты не делаешь мне одолжение, это твоя семья... твои дети...Мин не уловил передвижения родителей, поэтому, когда дверь резко открылась, он чуть не упал в отцовские руки. – Что…? Ты подслушиваешь? Он покраснел, но после услышанного разговора родителей, не знал, что чувствовать, поэтому промолчал и лишь угрюмо смотрел себе под ноги. Из-за двери показать мама, стирающая слезы с лица.– Милый, ты вернулся? Прости, что ты услышал это. Это всё глупости, не расстраивайся, – Мин знал, что не может расплакаться, как маленький, прямо перед родителями. Это было не в его характере, но видеть маму такой было больно, и он впервые почувствовал неприязнь к отцу. Папа мог не обращать внимание на него, но почему позволял себе доводить маму до такого состояния? – Это не ты здесь должна извиняться, — Мин осмелился поднять взгляд и посмотрел прямо на отца. Инстинктивно он сжался, бросая вызов своему герою, однако подавил это чувство. – Не вмешивайся в дела старших. И не дерзи мне, – это все, что сказал отец, когда покинул коридор, оставив их наедине. Мин перевёл взгляд на маму, такую хрупкую, несмотря на сильно выпирающий округлый живот. Без слов он подошел к ней и неуклюже обнял. Ему стоит обнимать маму почаще, напомнил он себе. И всё равно на то, что мальчику его возраста уже вроде бы как стыдно так ластиться к матери. Он сам ставит границы того, что считает правильным. Утешать и любить маму он никогда не перестанет, как бы стыдно это не было по мнению каких-то придурков. – Не расстраивайся, мам. Я буду рядом с тобой вместо него, обещаю, — она снова расплакалась, и он, уткнувшись ей в грудь, сжал глаза с такой силой, что они пекли, зато он не позволил слезам вырваться наружу. Он должен быть сильным. Оказалось, мама нуждалась в его защите, ведь папа этим пренебрегал. * * * * Прошло три недели и наступил Сонгкран (прим.автора: тайский Новый год). На эти два дня всю прислугу отпустили на праздники, и даже экономку мама уговорила отправиться к своей семье, хотя женщина не хотела бросать её в таком состоянии. Но мама сказала, что будет не одна, а с ним, и нечего бояться.Через неделю мама должна была лечь в больницу, но всегда сохранялась вероятность преждевременных родов. Это могло напугать других, но только не Мина, ведь он вырос в семье врача. Он не видел никакой угрозы — просто не знал, что это такое.Он и не помнил, чтобы особняк был таким безлюдным. Только он и мама... Ему это казалось очень захватывающим. Наконец-то можно побывать там, где всегда много народа и где твердили, что ему здесь не место. Мама хоть и выглядела безмятежно, но Мин знал: она расстроена тем, что отца вызвали в больницу на срочную операцию с самого утра. Изначально планировалось, что они проведут эти праздничные дни наедине втроём, как одна семья. Но когда папа уехал, мама не захотела расстраивать работников и говорить, что они должны остаться. В этом не было необходимости – в праздники люди должны быть рядом со своими семьями.Хотя, видимо, отец думал иначе. И Мин злился на мужчину. Злился все три недели и когда услышал о планах родителей, втайне ожидал чего-то подобного. Раньше маленьким он думал, что его папа супергерой, и поэтому старался не жаловаться, что редко его видит. Но в тринадцать было уже невозможно верить в подобное. В тринадцать ты немного эгоистичнее, чем прежде. Ты начинаешь отвечать невниманию – обидой, а не надеждой. Ему всегда казалось, что будет круто стать таким, как папа. И мужчина довольно улыбался ему, когда он интересовался медициной. Но даже если и станет врачом, он не собирался быть тем, кто расстраивает своих близких. Даже взрослым он будет стараться находить время для мамы. Не хотелось быть настолько занятым и отстранённым, как папа. Хотелось жить, а не жертвовать.Сегодня был вечер киномарафона с мамой, и они собрались в гостиной, как в прежние времена. Перед просмотром разогрели еду, которую предусмотрительно оставила для них Нун, и захватили напитки. Домоправительница не могла позволить хозяйке в её положении готовить, хотя мама и не боялась подобных обязанностей.– Сынок, у меня разболелась голова. Я, наверное, полежу в комнате и приму ванну. – Позови меня, если тебе будет нужна помощь.Было бы неловко помогать маме в ванной, но он видел, как сложно ей стало передвигаться в последние недели. Её живот откровенно пугал его, хотя Мин старался не показывал этого. Однажды ему приснился кошмар, что маму разорвало тем, что находилось внутри. Проснувшись в холодном поту, он понимал, что уже слишком взрослый для того, чтобы бежать в родительскую спальню. Да и как рассказать такое маме? Он был полон решимости покончить с глупыми фантазиями. После того, как однажды он нашёл книгу о процессе родов, забытую матерью на столике в гостиной, он стал незаметно одалживать и другие книжки на эту тему. Он не мог поверить, что люди добровольно идут на такое, хотя рождение ребёнка такой ужасающий процесс. Его любопытство было сполна удовлетворено, знать ещё больше не хотелось. Это было слишком для мальчика его лет. Зато он ещё раз осознал, что мама по-настоящему любит его, раз уж прошла через это ради него. – Я справлюсь, не переживай.– Я помогу тебе дойти, – настоял он и провел её до комнаты. Мин решил поиграть немного и засел за компьютер. Сложно уследить за временем, когда ты захвачен игрой, и он удивился, когда осознал, что прошло больше двух часов. Он ничего не слышал за это время, однако решил посмотреть, как там мама.В спальне её не оказалось.– Мам, ты в ванной? – крикнул он и услышал всплеск воды за дверью.– Да, я скоро выйду.– Тебе помочь? – Я беременна, а не ранена.По его мнению, первое было ничем не легче, но он послушно сел на кровать, и копаясь в телефоне, ждал. Через несколько минут голова мамы показалась из приоткрывшейся двери.– Милый, я забыла свои лекарства на кухне. Принесешь, пока я сушу волосы? – он кивнул и пошёл выполнять поручение. Там он заглянул в холодильник, почувствовав желание перекусить, и нашёл сэндвич, а по дороге уничтожил ещё несколько печений. Поиски еды немного задержали его. Бесшумно вернувшись в комнату, Мин застыл у самого порога, когда услышал, как мама с кем-то разговаривает. Через секунду стало ясно, что с автоответчиком отца.– Твой телефон выключен с самого утра. Знаю, ты на операции и, вероятно, там что-то сложное, если она длится так долго. Я лишь надеюсь, ты приедешь хотя бы завтра, и мы сможем втроём провести оставшееся время. Это будет наша последняя возможность перед тем, как малышка родиться. Думаю, для Мина это важно. Мы должны показать ему, что второй ребёнок ничего не изменит, и мы любим его всё так же, как и прежде. Да и из-за нашей ссоры он переживал последние недели, хотя старался этого не показывать.Мин невольно отступил на несколько шагов, понимая, что мать не должна его заметить. Разговор был не предназначен для его ушей. Он расстроился, ведь собирался быть тем, кто позаботится о маме, но всё оказалось наоборот.Он подождал, пока она положит трубку, а после, как можно более шумно, будто и не стоял под дверью раньше, вновь зашёл в комнату.– Прости, что так долго. Захотелось есть, – он отдал ей лекарства и ещё посидел с ней какое-то время. Наблюдал, как мама расчёсывает волосы, и понимал, что было глупо усомниться в ней. Его маленькая сестра ничего не изменит. А вдруг это будет весело? Он не знал каково быть старшим братом, но был уверен, что это, как и многое другое, у него получится. Мин гордился своими успехами, особенно в учёбе. Что, если научиться быть братом так же легко, как решению задач по математике? Они пожелали друг другу спокойной ночи, и когда мама поцеловала его в щеку, он с искренним порывом позволил ей. Это и правда были последние моменты, когда она оставалась только его мамой. Совсем скоро она будет занята сестрой, и Мин постарается научиться не быть эгоистом и разделить любовь родителей с этой крохой. Он заснул ближе к полуночи, заигравшись в игры до тех пор, пока глаза не начали слипаться и держать их открытыми удавалось с трудом. Обычно он глубоко засыпал и пребывал в царстве сновидений до самого утра, но в этот раз что-то заставило проснуться посреди ночи. Ему показалось или он что-то слышал? Мин потянулся и, растерянно оглядываясь, вспомнил, что остался в доме один с мамой на праздники. Может, она звала его? Выбравшись из кровати, он выглянул в коридор — там стояла тишина.Он не боялся темноты скорее из-за уверенности, что дом всегда наполнен людьми, и ощущения безопасности, которое безоговорочно укоренилось в привычном окружении. Но теперь они одни. Что если в дом забрались воры, а здесь только он с мамой? Хотя на такой случай у них была сигнализация. Мин смотрел много боевиков и триллеров, фантазия разыгрывалась без его ведома. Проглатывая тревожное чувство, он тихо позвал маму. В ответ ничего. Он направился к родительской спальне и вошёл, но кровать оказалась пустой. Может, она спустилась вниз? Но почти сразу Мин заметил полоску еле заметного света под дверью в ванную. Он не слышал шума воды. Не слышал её шагов. Вообще ничего не слышал...Именно тогда первые ростки страха проросли в нём. Мин снова чувствовал себя ребёнком. Или осознал, что не так уж и вырос, как хотелось думать.Он подошёл к двери и открыл её, отгоняя незнакомые ранее чувства. – Мама? – сорвалось с губ, когда он понял, что темное пятно на плитке, изначально плохо различимое, было его матерью.Пол был влажным, и первое, что он подумал — вода. Однако неяркого света бра было достаточно, чтобы постепенно различить, как рядом с маминым телом растекалась другая жидкость — алая и липкая. Всё происходящее смахивало на какой-то кошмар, и тело отказывалось подчиняться ему. Кто-то другой — не он, упал рядом с ней и стал кричать. Кто-то другой пытался поднять её, и, услышав слабый голос, разрыдался. – Твой отец…. Он обязательно приедет и поможет. Он обещал… приехать, – часть его сознания, не потерявшая способность к осмыслению, услышала слова, которые с трудом и еле слышно исходили из матери.Мин понимал, что должен помочь ей... Трясясь, он поднялся и включил основной свет. Мама в ночной сорочке, наполовину влажной и пропитанной кровью, лежала в центре ванной комнаты. Огромный живот казался ещё страшнее, чем в кошмаре, который он видел однажды; живот не разрывал её, тем не менее он чувствовал, что вся эта боль и кровь из-за него. Хотелось выключить свет обратно, потому что увиденное ужасало. – Папа! — позвал он, будто тот мог услышать его и прибежать на помощь. Его отец был врачом, он спасал так много жизней. Он не мог не спасти маму. Телефон остался где-то в спальне, а ноги не хотели двигаться. Но, очнувшись от панического ступора, Мин заметил валяющийся на полу, с разбитым экраном, телефон матери. Утирая слёзы, он подобрал его и попытался унять дрожь в руках, открывая список звонков. Пятнадцать минут назад мама пыталась дозвониться отцу. Наверное, пыталась сказать ему, что ей плохо.Он нажал кнопку вызова и молился, чтобы папа ответил. Сейчас ему нужен был супергерой, в которого он раньше так верил. Если папа спасет маму, Мин готов был поверить в него снова и простить всё. Он будет хорошим сыном и перестанет жаловаться, лишь бы с мамой всё было хорошо.Пожалуйста.Пожалуйста.Пожалуйста!Но сколько бы раз он не набирал, сколько бы раз не умолял – в трубке было слышно одно и то же: ?Оставьте ваше сообщение после сигнала?. Мама снова застонала и, бросив попытки, он бросился к ней, уже не в состоянии контролировать подбирающуюся к горлу истерику. Ему никогда в жизни не было так страшно. Его маленькое тело не было готово столкнуться с тем ужасом, обрушившимся на него в обличии человека, которого он любил больше всех. – Мама, как тебе помочь? Что мне сделать? — от лихорадочных движений руки случайно соприкоснулись с кровью, окрашивающей всё вокруг мамы, и Мин в исступлении смотрел на них. Его сестра... ребёнок, которого он опасался. — Просто держи меня за руку. Папа обязательно приедет... Он спасет нас с малышкой. Всех нас...* * * *Потом он будет пытаться вспомнить, что было дальше; как прошла та ночь, утро, а за тем и весь день. Однако ничего не получится, сколько бы он не пытался. Психиатр, к которому его насильно отправят, скажет, что сознание заблокировало страшные воспоминания, с которыми не справилось. Зато слова ?просто держи меня за руку? и ?папа обязательно приедет? будут преследовать повсюду. Это и были его последние воспоминания о ней, остальное — пустота. В больнице Мин услышит, как врачи шепчутся, не зная, что он уже пришёл в сознание: ?мальчик находился в состоянии аффекта?, ?смерть наступила под утро? и ?почти сутки он, перепачканный кровью, просидел у тела матери?.После этого он осознал – его мама умерла. Он даже не помнил, когда материнская рука перестала сжимать его руку, и почему он продолжал там сидеть. Почему не позвал на помощь? Почему не побежал к соседям или не позвонил кому-то ещё? Эти вопросы будут съедать его несколько следующих лет, пока он не поймет, что ответы не спасут его. Не восстановят семью, не воскресят маму и не вернут ощущение безопасности. Он больше никогда не сможет почувствовать себя в безопасности в собственном доме. Он не будет любить этот особняк, ведь именно он стал свидетелем самой нелепой и несправедливой смерти, которая только представлялась ему. Учиться быть старшим братом не пришлось. Его будущая сестра не отнимала внимание мамы, потому просто ушла вместе с ней. И нет отныне у нее никакого будущего. Как и у мамы. И иногда казалось, что и у него самого. Была только одна мысль, отгоняющая даже эти страшные откровения и позволяющая держаться, несмотря на пережитое. Чем больше Мин приходил в себя, тем сильнее каждую клеточку тела заполняло осознание – его отец не пришёл. Его отец спасал кого-то чужого, позволив умереть своей жене, его маме.Говорят, дети не умеют ненавидеть. И до этого ему не доводилось испытывать это чувство, но уже тогда, лежа на больничной койке, Мин понял: он никогда не простит отца. Отец не был супергероем, не был примером для подражания. Он был тем, кем Мин ни за что не станет. Он был олицетворением того, что Мин собирался ненавидеть всю оставшуюся жизнь.