То, что ты не хочешь принять (1/1)
Исина ничто уже не может удивить – так он думал, был честно уверен, но, ступив на прохладную, исколотую иглами и напоенную дождями землю, всё же забирает мысли обратно. Старый лес гудит в равнодушном приветствии, тёмный и чистый, не слышно ни птиц, ни животных; обернувшись, Исин не может сдержать хриплого вскрика из самого горла – на том месте, где секундой раньше стоял Чунмён, теперь лишь полупрозрачное существо с маской лисы на лице. Белая и матовая, с вытянутым носом, алым и чёрным по краям, тонкими ровными линиями - и с брызгами золота вокруг прорезей для глаз, будто разгорается пламя. Точно так же скрыты все присутствующие, что стоят позади, нестройный ряд возвышающихся из полумрака фигур; Исин не знает, откуда вдруг они взялись здесь, и не думает, что хочет. Всюду лисы, будто в самом страшном сне, но нервирует больше всего – дьявольские огоньки на концах зажжённых и вычищенных костей, покоящихся во всех сжатых кулаках как свечи для молебна.- Они лошадиные, так положено*, - голос Чунмёна прохладный и слабый, глаза – уже не живые. Без отблеска от голубоватого пламени, совсем без человеческого тепла, которое и так с трудом задерживалось в его теле. – Иди вперёд и ничего не бойся, мы в колдовском лесу. Не поднимай головы и не снимай ткани, ни с кем не разговаривай больше. Не смотри на огни.Он осторожно достаёт из широкого кармана хакама кусок белой холщовой ткани, широкой и плотной, с поддетым на изнанке красным шёлком. Повязывает Исину голову, надвигая края так, чтобы глаза были прикрыты, и выходит вперёд. Наклоняется к земле, к тому самому мешку, который держал до того, как оказался здесь, и достаёт крупную вытянутую кость. Подносит к маске неторопливо, безликий и будто опутанный мраком, приподнимает за край едва заметно, чтобы виднелись губы. Тихо выдыхает – и частица духа его, голубоватый мерцающий дым, обволакивает конец кости, собираясь в тихое пламя.Процессия начинает движение молчаливо и по-тёмному торжественно. Исин искоса смотрит на Ифаня, единственного без маски, на его чутко ловящие любой шорох ушки и покачивающийся пушистый хвост. Он спокоен, глаза как у отца – совсем не такие, какие у людей бывают. Влажный воздух смягчает напряжённые черты, касается почти трепетно, и кажется, что чем дальше в чащу, тем больше влаги и тумана вокруг.Солнце ещё не село, но в этом месте ему точно не рады.Исин слышит нежный шорох дождя и касания его о свой белоснежный саван.Среди старых деревьев мелькают глаза – десятки и сотни любопытных свечений из дыма и крови, алые и жёлтые, любопытные, ухмыляющиеся хищно и зло. Люди бывают здесь слишком редко, чтобы не вызывать интереса, тем более, если люди – не еда и не те, кому мстили. Гул в ушах, те удары по барабанам, которые слышались ещё в Городе, звучат теперь сильнее, злорадно и ниже, заставляют сердце тревожно ныть, стучась о рёбра.Всё равно ничего не изменится, никто не придёт на помощь. Исин облачён невестой, ею же и станет, и кто знает, чего ради идёт сейчас уже по мокрой траве, зачем слушает дождь, прорывающийся сквозь тусклые лучи слепого солнца. Предназначению нельзя противиться? Нельзя отказаться от того, что решили за тебя и для тебя? Должен ли он, втянутый насильно, проклятый родной сестрой и ею же так нежно любимый, плыть по течению ею выбранной судьбы как другие делают?- Ты не можешь не быть тем, кто ты есть, - шёпот Сехуна, идущего позади, нервной дрожью давит на затылок – ему не спрятаться за лисьим проклятием, потому что он совсем не такой. – Тебе нужно лишь подчиниться… Почему только здесь нет Луханя? Почему так страшно, а туман внутри лишь густеет?..Постепенно дорога начинает уходить куда-то вниз, петляет и сужается, так что идти приходится друг за другом. Исин покорно следует за Ифанем, за гордым гневливым лисом, смотрит на его подрагивающий хвост и не чувствует ничего, кроме размытого страха и сомнения. Интересно, узнает ли когда-нибудь Бэкхён о том, что с ним сейчас происходит. Сумеет ли Джун простить себе, что не защитил дитя, чьему появлению так противился?..- Живи долго и счастливо, наш великий амэфури кодзо-сан…** Чунмён останавливается у небольшой открытой поляны, поросшей высокой, горько пахнущей травой. У продолговатого каменного постамента в центре примостилось существо, похожее на человека, – Исин видит его, всё же выглядывая из-под намокшей от усилившегося дождя ткани. Молодой мужчина одет в простое серое кимоно, на босых ногах - старые деревянные гэта***. Улыбается очень мягко и почти исцеляюще, тёмные волосы влажные, а на прямой нос налипла чёлка – в нём больше простого человеческого, чем во всём окружающем мире, и Исину кажется, что сердце его начинает тянуться навстречу.- Пусть процветает Дом Пепельных Лис ещё сотни тысяч лет, - ответная благодарность звучит от него легко и искренне. – Давно я уже не соединял настолько неравные браки, Чунмён.- А я давно не видел тебя в рабочем кимоно, Донхэ.Кажется, оба хорошо знакомы, потому что Чунмён, наконец, снимает свою лисью маску. В глазах его мгновенно вспыхивает отблеск багрянца, как и тогда, во время первой общей встречи в доме – Исин запомнил навсегда то, чего так теперь боялся. Но даже с ним он всё ещё – ёкай, не живой и не мёртвый.Существо, которого назвали ?Донхэ?, движется бесшумно в шелестящей пелене усилившегося дождя, приближается словно тень, и тяжёлые тёплые капли, касаясь его, будто бы впитываются в саму кожу. Последние остатки солнечного света глухо преломляются о бледное лицо и руки, отсвечивают розоватым, а в глазах - только ровный и ободряющий карий цвет.- Пока идёт дождь, пусть помыслы ваши будут чисты и благородны...Исин только сейчас понимает, что стоящие позади него лисы – исчезли, спиной ощущает сосущую пустоту, от которой сам себе кажется опасно беззащитным. Оказавшись совсем близко, Донхэ осторожно снимает укрывавшую голову белую ткань и смотрит пристально, почти что оглядывает. В его дыхании - запах влажных полей и подступающей ночи, Исин чувствует, как странно немеют руки, едва замечает мерцающие голубоватые огоньки по краям тяжелеющих глаз. -… Дух человека и сердце его соединяю с божественной лисой, веду по пути, в котором нет страха и сомнений… Шум в голове, гул барабанов – всё внутри колотится вопреки этим словам, отрицает их всем естеством. По-настоящему страшно и хочется вырваться, но когда в руках Донхэ появляется небольшой, свитый из изогнутых будто бы костей венец, в горле раздувается настоящий ужас. Сияние огней смазывается в сплошную тонкую линию, слова уже не различимы, и сопротивляться не получается. Дышится почти на грани возможного, хвост Ифаня вдруг начинает колотиться о землю, и от этих касаний полыхают золотистые искры, которые только тяжёлый дождь приглушить способен. - … как на земле, так и на небе…Очень сильно тошнит, холод от закатывающихся за шиворот капель проникает в самые кости, а монотонный голос Донхэ почему-то начинает напоминать тихий плач, как при горе. Песня, которую не понять, почти налипает на лицо, вода с необычно чистых и ясных небес бьёт всё сильнее.- … Соединяю вас как небо и звёзды, как ночь и луну…Исин тщетно пытается вырваться из плена собственного бездействия, резко поворачивает голову, ища обратный путь, путь беглеца, с которого его насильно столкнули, но всюду лишь лисы и старые деревья, и перед глазами сплошной водоворот; чья-то обжигающая рука крепко хватает за запястье, не позволяя двигаться. -… Живите счастливо сейчас – и навсегда.Кажется, что сердце на секунду остановилось. Вся кровь и жизнь изменила вдруг направление, мир ёкнул в груди и пошатнулся, заставив всё вокруг исчезнуть. Жар чужих пальцев на мгновение стал чистым и трепетным, близким как никогда, но всего на мгновение. Костяной венец, надетый на голову, показался невыносимо холодным и царапающим. - Какая жалость, что вы пропустили клятву...Голос Чунмёна – довольный донельзя и вкрадчивый, появляется из ниоткуда и обволакивает, заставляя Исина вздрогнуть. Развернувшись, он в который раз за сегодня чувствует подкатывающую к горлу тошноту, и поплывший по воздуху светлый дым, вишнёвый, горчащий в своей крепости, со стрельнувшей в самую голову болью заставляет сознание проясниться.Бэкхён бессильно опускает зажатый в руке костяной мундштук, от дыма которого лисы вокруг испуганно бросаются в разные стороны. ****