То, что решает за тебя (1/1)

Голоса в голове на удивление тихи, будто чувствуют наперёд что-то, растворились в шуме душных улиц и спят, прикрытые неизбежностью, покорным ожиданием намеченного. Мелькают неясными бликами по краям сознания, отдалённые, словно души умерших в ночи, словно память о них, тревожная и смутная. Не так уж и часто случается, чтобы долго тишина внутри держалась, а потому Чанёль – обеспокоен, хоть широкая улыбка и отпугивает на время мрачные мысли. Странные тени давно уже сгущаться над головой начали, и в воздухе остывающего августа сумерки становятся лишь плотнее – пусть днём многие из подобных вещей незаметны, но ощущения всё равно не подводят, улавливая слабые колебания изменений. Чанёль понимает, что происходит в городе на самом деле. Хочет верить, что его представления хоть чего-то стоят. Он чувствует как-то интуитивно, с кем сталкивается в магазинах, на перекрёстках, кому уступает место в метро. Для него не такой большой секрет, почему в храмах по-прежнему спрятаны резные фигурки деревянных драконов по углам, отчего так бережно относятся к изветшавшим воротам при входах, на которых – древние заклинания, что сплетаются резными линиями и персиковыми лепестками. Всё в мирах очень просто для тех, кто внимательнее присматривается, и истина эта, как и прочие простые, всегда забывается, уж тем более здесь, когда времени нет и желания, чтобы замереть и вдохнуть глубоко-глубоко, до головокружения полно, чтобы вобрать дыханием всё сущее и дремлющее.Чанёль пусть и наивен немного, но уж точно не глуп; непостоянный, несерьёзный, вопреки всему смеющийся открыто и искренне, но всё же – экзорцист.Медиум-экзорцист, если уж говорить откровенно.Или нет, скорее, лишь начинающий, совсем зелёный, года два назад ему открылось только, отчего голоса достают, почему в нём говорят беспрестанно, кричат и стонут в неразличимых просьбах, будто бы всем он помочь может или облегчить муки, обязан отпускать грехи по факту рождения. И это – другая сторона - показалось единственным здравым объяснением, лучшим из всего услышанного, ведь Чанёль давно уже замечал, что в иных местах голоса насовсем глохнут или же почти вопят от страха, воют голодно.Чанёль знает ещё слишком мало, чтобы зваться настоящим экзорцистом, ступил на первую ступень, но нашлись те, кто готов был учить его и предоставлять работу.Работу в Токио, только представьте.Вчера были обговорены последние детали с будущим начальником.Кажется, всегда так случается с Чанёлем: попросишь только от всего сердца – и вот уже люди и весь мир вокруг тебя вращаются, с ума сводят обилием возможностей и вариантов. Чанёль даже позабыл во всей суматохе подготовок о Бэкхёне, а это действительно значит много, потому что мысли все, так или иначе, – о нём. О его дьявольских улыбках и словах, застрявших в горле плотным комом, о странных, растущих в самом сердце алых маках, кровавых и трепещущих от касаний, словно крылья бабочек. Сладостное, тягучее влечение их, искушающих, подчиняет необъяснимой жажде, и тёплые волны желаний по телу в ответ ходят, покачивая тонкие бархатные лепестки. Сопротивляться этому куда труднее, чем могло показаться. Во всяком случае, не помешает перестать представлять Бэкхёна на своих коленях, чёрт знает что вытворяющего. Чанёль надевает лучшую (и единственную) тёмную рубашку, заправляет края в джинсы и крутится перед зеркалом, не совсем понимая, достаточно респектабельно выглядит или нет. Укладывает тёмные волосы наверх и улыбается, вначале смущённо, а затем всё шире и шире, сам себя настраивая, но, честно говоря, не очень-то он вяжется с образом хладнокровного убийцы, похож скорее на торговца в кондитерской или в отделе мягких игрушек, ну или на большую любопытную собаку. Даже тату, неожиданно сделанное в Гонконге несколько лет назад, не добавляет грозности, пусть и раскрывает широкие крылья у левого плеча из чёрных угловатых линий благородный феникс.Наверное, просто не суждено, Пак Чанёль, пора смириться.Хакен сказал, что пришлёт адрес места встречи, и его секретность, конечно, странна, но вдруг у экзорцистов так принято, что уж тут поделать, не возмущаться же в телефон и пытаться свои условия ставить, так никто не делает, нанимаясь. Всегда можно воспользоваться метро, да и вряд ли ехать придётся в Йокогаму, так что это ничего, правда. Чанёль просто хочет понять, что именно заставляет голоса в голове шептаться, отчего он чувствует так много и так глубоко иногда, что хочется отключиться в бессилии, когда таблетки перестают помогать и лишь портят. Сам Хакён – тоже весьма мистическая, нужно сказать, личность.Сплошные загадки вокруг, куда ни глянь.Чанёль вышел на него через очередного сеульского знакомого, ну, нашедшегося в парке странного мужчину, кричащего на невидимого кого-то рядом с собой, требующего тишины и молчания, хотя явно было видно, что он – один, ни птиц, ни животных поблизости, что уж о людях говорить. Заинтересовавшись, проходивший мимо Чанёль сменил курс, спросил прямо, уж не с духами ли болтает незнакомец, и ответ получил неожиданно внятный.Мертвецы этого места требуют покоя и цепляются ужасно, будто делать им больше нечего.Всё требуют перезахоронения, вопят, что живые не должны по костям их ходить, неправильно это и некрасиво, вообще-то, где уважение к старшим и всякое такое.Но, конечно, Чанёль сейчас послушает, покрутит пальцем у виска и ничему не поверит, а может, и полицию вызовет, так что иди-ка к чертям, молодой и любопытный, нечего свои уши растопыривать и к несчастным людям приставать.Однако Чанёль немного холодеет и продолжает спрашивать. Уточняет, скорее, сравнивая собственные симптомы и находя совпадение за совпадением. Мир теряет границы здравия и уверенности, ведь он понимает с ужасом, что такой же, как этот мужчина, что слышит нечто большее, опасное, и что теперь-то пути назад у него нет совсем.Мужчина, признавая за своего, шепчет быстро, всё время оглядываясь, что он – когда-то медиум, почётный экзорцист, сейчас же просто перепуганный до дрожи, уставший и проклинающий, и что если Чанёль так хочет знать больше, то путь ему один – в бескрайний Токио, где Ча Хакён умеет пользоваться потусторонним, где держит в узде и отслеживает всю чёртову нечисть, где готовит экзорцистов для борьбы и порядка, потому что доверять демонам никто и никогда не станет. Великое trust no one воплоти.Чанёля порекомендуют, если это важно. Чем раньше он научится держать голоса под контролем, тем больше шансов будет не свихнуться под конец, как этот самый мужчина, уже до истерики заведённый, накрученный бессонными ночами и тошнотворными видениями – а остановить никак, почти как попытаться на едущий поезд крикнуть.Так Чанёль и попадает в Город, жаждет учиться и понимать, не думая, правда, что последует за простыми и понятными желаниями, но ведь он человек, а такое всем свойственно - хотеть без оглядки. Когда-нибудь Чанёль осознает, что загадывать желания действительно нужно осторожно - они ведь любят сбываться много позже, и бед приносят слишком много, чтобы окупиться. Людям Ча Хакёна и убивать случается, куда чаще притом, чем позволено – но об этом ни слова пока, не нужно. Как и о том, что голоса – меньшее из существующих зол, пусть и редкое.Чанёль мечтает усмирять духов в голове, неспокойных и тревожных, гневных, угнетающих, и мысли его радуются ложному смирению, принимают тишину за покорность и страх перед будущим, не могут пока ещё в суть проникать, а потому вплетаются лишь в вязкую поверхность разрисованной маски, отражают затянутое белым небо и сетуют негромко на городскую духоту. Он не знает, во что ввязывается.Не хочет понимать, надеясь на лучшее, как и всегда, впрочем, как и во всём.--- Ча Хакён пишет, что встретиться нужно будет в Сэтагае, и это немного неудобно, но чёрт с ним, главное – заполучить знания и место, ради этого и поездить можно, так что Чанёль говорит, что поторопится, уже продумывая краткие пути.Он хочет узнать о себе всё, впервые за долгое время.Появляется по-детски озорной интерес и предвкушение собственной необыкновенной жизни.---Ча Хакён – с ужасающе тёмными кругами под глазами, с помятым лицом, но идеально уложенными волосами, медленно, слишком медленно помешивает ложечкой кофе в одном из кафе возле выхода на станцию. Укутанный мраком, глубокий и трагичный, будто тушь у опытных гейш, почему-то он кажется проклятым, стоит только взглянуть, это слово само собой возникает в голове, и от этого немного жутковато. В его глазах, смоляных и матовых, ни единого блика, бледные губы плотно сомкнуты, и весь он кажется уставшим смертельно, каким-то скоплением мрачных переплетений всего существующего.Чанёль никогда раньше не видел лидера ?Погребальных Венков?, но интуиция срабатывает сама по себе, да ещё и атмосфера вокруг этого человека какая-то слишком выделяющаяся, сразу ясное, с кем имеешь дело. Взгляд, который на мгновение бросает на него этот мужчина, почти прорезает линии на теле. В кафе людей не то, чтобы много, негромко играет в колонках что-то девчачье, и снующая официантка в белоснежном передничке уже предлагает Чанёлю чай, кофе и пирожные, однако он отказывается, хоть хотел бы, конечно, чего-нибудь сладкого, к этому у него давнее и необъяснимое пристрастие. Но нужно иметь представительный вид, Чанёль не развлекаться сюда пришёл.- Итак, Пак Чанёль… - Хакен тянет устало, мельком оглядывая торчащие уши и широко раскрытые глаза напротив. – Хотите получить место в ?Погребальных Венках?, так?- Совершенно верно, - несколько кивков Чанёля скрывают на миг вспыхнувшее волнение.- Вы знаете, насколько… специфична наша работа?Вот этого Чанёль не знает, но всё равно не думает, что иметься в виду может что-то сверхопасное или жестокое; вышедшие из-под контроля ёкаи – событие настолько редкое, что вряд ли его вообще можно будет застать, а что там во время его уже делать – дело десятое. Главное – чтобы научили избавляться от голосов, там видно будет.Конечно же, Чанёль предпочитает думать о сознательных и более-менее устроенных в жизни ёкаях, о тех, кто пытается существовать мирно, не помышляет никаких революций и прочего такого. Он правда не догадывается даже, что есть и такие, от которых потом бежать захочется.- Как я понял, Вы – медиум. У нас, знаете ли, большой недостаток специалистов данного профиля, - продолжающий голос Хакена размеренный и тихий, как и движения его руки, помешивающий ложечкой остаток кофе. – Я-то готов хоть сейчас принять, но такое чувство, будто у Вас никаких представлений нет о том, куда пришли. Это беспокоит… в определённой степени.- Ну, так и есть? – короткий смешок Чанёля заставляет мужчину поднять тяжёлый взгляд. – В смысле, я только недавно узнал обо всех этих потусторонних штуках, ничего не умею ещё, кроме как слышать что-то в своей голове, не буду скрывать. Но мне очень хочется научиться. Вот очень-очень, иначе когда-нибудь голова просто лопнет.Ча Хакён про себя страдальчески вскидывает вверх загорелые руки, внешне же сухо кивает, понимая, что отпускать добровольца, который жаждет работать хоть круглые сутки (при такой-то зарплате нищенской) – себе дороже, тем более что он может оказаться полезным, когда придёт время одной из самых дерзких задумок Хакёна. Приставить к нему Минсока и забыть на время, пусть учится, раз так хочет. А там уже Тэгун скоро вернётся из Китая, сам пускай занимается ребёнком, это по его специальности. Сейчас без шуток ведь напряжёнка с кадрами, лишние руки не помешают.- Ладно, Пак Чанёль, под Вашу же ответственность Вы приняты. Простите, что не блещу от радости, но в душе я улыбаюсь. Просто очень много дел. И мало часов для сна. Сейчас поедем в офис, Вас оформят, познакомлю со старшим, а там уже пусть он решает, что и как. План понятен?Ча Хакён не замечает, насколько грустно вздыхает, говорят это, ведь парнишка перед ним такой надеющийся и уверенный, и вся его жизнь впереди, если не пришьют, конечно, во время задания, и всё у него так легко и просто, и правил нет, и забот… Когда-то Хакён тоже таким был, смотрел радостными глазами наивно, познавал мир чистыми руками и сердцем, да только было это лет десять назад, в совсем другой реальности и при других порядках, слишком давно и безвозвратно, чтобы ещё пытаться надеяться.Смотреть, как ожесточаются и деревенеют молодые – очень тоскливо.Оттянуть бы такие времена хоть ненадолго.---Ким Минсок кажется Чанёлю очень серьёзным и замкнутым молодым человеком, прямо вот настолько погружённым в работу, что и спросить у него страшно что-нибудь, поэтому тишина между ними напряжённая, очень даже не рабочая, но Чанёль скорее осмелится снять штаны на улице, чем заговорить первым. От этого Минсока странным холодком веет, и голоса в голове немедленно наращивают недовольный гул, пока Чанёль плетётся позади сэмпая и разглядывает его худую, спрятанную в чёрную футболку спину. Может быть, конечно, Чанёлю всё только кажется, Минсок же пока только представился, ничего более личного, кроме имени и звания, он не сообщил, а так просто судить о людях очень и очень трудно, тем более, если хочешь получать достоверные знания.Но одно то, что этот молчаливый парень уже старший экзорцист, говорит об очень даже многом.Наверное. Ну, должно же?Минсок не проявил никаких особенных чувств после появления Чанёля в главном офисе (который оформлен почему-то как юридическая контора), был вежливо-нейтрален и будто бы безучастен, только вырисовывал какие-то иероглифы на прямоугольных бумажках и складывал их в стопку, так и поздоровался, не глядя. Нет, он, конечно, послушал бойкое и жизнерадостное представление Чанёля, но дальше этого как-то у них не продвинулось. Хакён, сославшись на сверхважные дела, таинственным образом исчез, и всё, что сказал Минсок после, ограничилось сухим ?сейчас у меня есть работа, так что не отставай?. И это не то, чтобы много, чтобы соблюсти приличия и правила вежливости.Интересно, как именно сэмпай собирается учить, если планирует быть такой ледышкой.Может, это специальная токийская методика?Вскоре Чанёлю начинает казаться, что вспухшие от жара асфальтные дороги становятся вдруг подозрительно знакомыми, а следом и приятное волнение колко проходит по коже, стоит только увидеть впереди заострённые края изогнутой тёмной крыши и тихо поющие колокольчики-подвески. Теперь они со странными куколками вместо стекляшек, маленькими, почти незаметными. Сам воздух будто бы меняется здесь, и Чанёль непроизвольно глубже вдыхает источающий сочную, подгнивающую сладость соблазна кислород, чувствует с прошедшей дрожью, как приятно из-за этого тяжелеет где-то внутри. Минсок замечает это, но вида не подаёт, поэтому и Чанёль не спешит оправдываться.- Здесь – клиент, поэтому, пожалуйста, молчи и слушай. Сделай вид, что ты специалист, - негромкий голос сэмпая резко резонирует с пространством, и на секунду Чанёлю кажется, будто место это, сами деревянные стены дома наслаждений вступают с ним в странное противодействие.Наверное, это место Минсока не любит.Зато Чанёль здесь себя на удивление уютно чувствует.У самого входа смутно различается знакомая фигура, и вот уже Чанёль, удивлённый, причём не очень приятно, различает по-кошачьи изогнутые, уже чем-то недовольные губы и высокие острые скулы прогонявшего когда-то парня, и ответный взгляд его тоже немного поражённый.- Кажется, мир становится уж слишком тесным.- Мы все существуем где-то поблизости, Чондэ, - замечает Минсок, едва заметно изменившись в лице, поняв, что двое между собой знакомы.Чанёль важно поддакивает, но молчит, про себя сильно-сильно надеясь, что где-то здесь и Бэкхёна встретить сможет.Потому что думать о чём-то другом – невозможно больше.Не просто же так судьба снова сюда его привела.- Я так и не смог уговорить его, - неожиданно меняет тему явно раздражённый Чондэ, пропуская, наконец, внутрь дома. Чанёль не совсем уверен, по-настоящему ли его обдало едва различимой волной будоражащего тепла. – Только психует и отказывается. Сказал, что сам пойдёт к Чунмёну и…- Он может заболеть.Минсок хмурит лоб, поднимаясь по лестнице на второй этаж, его кожаный чемоданчик тихонько бренчит непонятным содержимым, пока Чанёль, пытаясь не терять нить чужого разговора, вглядывается в обстановку вокруг, во все эти тяжёлые бордовые занавески и длинные коридоры с тёмными пронумерованными дверями.- Забо… Чем? Как? – голос Чондэ не на шутку встревоженный, будто он и правда волнуется за человека, о котором идёт речь.- По городу ходит болезнь, которой заражаются только ёкаи. Отец Чунмёна был поражён ей, множество других демонов. Невозможно выявить источник, как и нет идей, с чего начать разработку противоядия, но предполагается, что очаг заражения - в доме ?Ашшу но Амэ?. - Вот же придурок...Чанёль поддерживает – это насколько беспечным нужно быть и самоуверенным, чтобы пойти в дом к болеющим и надеяться не заболеть? Если бы такое случилось с ним, никогда бы он не стал навещать друга, будь у него ангина или лихорадка. - Давайте пока работать с тем, что есть, времени немного. Если мы хотим попасть внутрь без помощи Алого Лотоса, придётся потрудиться. И Чанёль внимательно, почти затаив дыхание, смотрит, как осторожно наклеивает Минсок по краям дома написанные ранее бумажки, снова пытается отделаться от чувства, будто ?Потерянная Луна? злится и накаляется от странных манипуляций. Чанёль игнорирует злобно шипящие голоса в голове, ведь Минсок ни на секунду не отвлекается, выглядит так, будто знает, что делает. Мало ли, что там Чанёлю послышаться может, он вообще не объективен в этом плане. Чондэ, кажется, ничего не чувствует, вот же счастливый, стоит себе и губу нижнюю закусывает, сводит у переносицы брови и думает о чём-то своём, напряжённом.Конечно, Чанёль может быть слишком впечатлительным, но, правда это или нет, однако же на шее Чондэ какие-то странные синеватые пятна расползаются паутиной, до самой ключицы, виднеющейся в широком вороте футболки. Ломкая и острая вязь из непонятных символов несмело ещё проявляется на коже, и вот интересно: Минсок тоже это видит, а потому не реагирует, или же это в Чанёле что-то новое открылось, раз и такое теперь глазам доступно?---- Видел его шею? – Минсок вдруг едва слышно спрашивает, смотрит только на дорогу, но кажется, будто и за Чанёлем следит. Они уже закончили со странным ритуалом, и Пак весь успел пропахнуть горьким и неприятным дымом неизвестной сжигаемой травы. Они совсем недалеко ещё отошли от дома удовольствий, проходили теперь дворами до широких улиц, и сэнпай пообещал Чондэ вернуться через несколько часов. Кажется, нужно будет куда-то пойти потом, за кем-то, точнее - за странным существом, о котором шла раньше речь. Чанёль не очень понял, зачем это, собственно, нужно, но и выяснять желанием не горел.Гораздо интереснее было смотреть теперь на мир, ставший вдруг…Поразительно истинным.- Вы про пятна? Такие, как паутина? – Чанёль пытается показать руками, но ловит в ответ лишь почти к земле прибивающий взгляд. – Кгхм, видел, конечно. Кгхм. Да. - Это метка заражения. Парня преследует Ночной Кошмар, но он этого видеть ещё не может. Такие, как ты и я, те, кто решается стать экзорцистом, подписывая контракт Хакёна, начинают понимать вещи и людей такими, какими им должно быть. Твоя жизнь уже не будет прежней, Пак Чанёль. Не знаю, зачем ты во всё это ввязался, но теперь остерегайся, открывая глаза по утрам.И Чанёль понимает вдруг, что те странные детали, что проглядывали подсказками под самым носом, то, что виделось, мерещилось дорогами, теперь стало вдруг настоящим, и ёкаи, и призраки, всё то, о чём только слышал когда-то, чему верил и не верил, засыпая. Сморгнув и глянув на одну из широких, залитым пылающим розовым неоном улиц Кабуки, Чанёль замирает от невыразимого, острого страха, цепенеет на месте, потому что теперь перед его глазами – алокожие женщины с телами змей вокруг клиентов вьются, желтоватые огоньки белёсых духов среди толпы блуждающих мелькают, просачиваются из будто бы дыр в воздух пузырящиеся разноцветные монстры. И крадущаяся, стелющаяся по земле плотная многотысячная тьма – слепленная из странных угольных комков, витающая вокруг голов прохожих, налипающая на их весёлые и ничего не понимающие лица.- Добро пожаловать в Токио, Пак Чанёль. В настоящий дьявольский котёл из тел и сущностей, в котором ты теперь – потенциальный труп. Нужно иметь весомые причины, чтобы ввязаться во всё это дерьмо, и если у тебя их нет... Чанёль не уверен, что хочет слышать продолжение.Ему ведь всего лишь хотелось узнать о мире чуть больше.