То, что ты выбираешь (1/1)

Исину снова снится озеро, в котором вся вода – чернь от мучительных предостережений и зловоние вечно шепчущих сказаний, дно бездны в самом сердце тишины. И воздух всюду в этом странном месте – из порошка-стекла прозрачного, что оставляет раны без следов и сожалений. Призывно тянет из беззвучия сотканный реквием искусная сирена, прячется почти незаметно в густоте смол, под обездвиженной поверхностью, белоснежность песочного берега у кромки со страхом и ненавистью оттеняет. Вынуждает делать шаги навстречу неуверенные, боязливые, лишённые всякого сопротивления; от её несуществующего пения внутри всё оглушается, каменеет.Стальное небо над головой всё такое же безучастное. И сердце – почти сталь, будто не бьётся.Сглатывать шумно, но всё равно недостаточно, чтобы себя уверить в существовании хотя бы не здесь, а вообще - Исин тщетно пытается замедлить всё глубже и глубже проваливающиеся в песок ноги, но лишь сильнее увязает; всё чаще перехватывает без того слабое дыхание. Пауз становится ненамеренно много, в глазах постепенно выцветают до неразличимой сепии окружающие пятна. Смотреть больно на эту неестественную, будто отшлифованную статикой белизну мелкого песка под собой, такого холодного на вид и ощупь, что невольно сводит скулы – как если бы зимние сумерки обнажённую кожу облизывали жадно, вспарывали иглами нетерпеливо, ухмыляясь.Безмолвные деревья с резными алыми листьями остались далеко позади. Стенания их, жалобный вой и неразличимым шёпотом скользящие мольбы уже не в силах помочь.Исину страшно, но сделать ничего нельзя – и от осознания этого становится почти дурно, до потери равновесия и застрявшего в голе крика нехорошо, а он всё равно идёт, и расстояние до этой тошнотворной бездны сокращается слишком быстро, оставляя по-человечески беспомощное и душащее, беспросветное отчаяние.Всё вышло из-под контроля.- Исин… Исин…Песок странно хрустит, почти лопается что под стопами, что во враз потяжелевшей голове; с трудом развернувшись, Исин задыхается мгновенно от сковавшего ледяного ужаса. Вместо жизни-крови, такой дикой и пугливой, горячей почти надежды, внутри него теперь, кажется, застывает в ранящие алые осколки что-то совсем неизбежное, неотвратимое; вся земля позади, бескрайний бесплодный кошмар, наваждение, белоснежными льдами порастает, гибнет навечно. И зима эта ближе и ближе.Исин слышит довольное дыхание ночи на своей побелевшей щеке.Вода так же пугает, чернит восприятие, и нет ни единого шороха ветра, ни капли намёка на то, что творится поблизости, будто нет ничего и не было. Теперь даже от этого от пруда посреди Никогде тянет ненастоящим, обманчиво спасительным теплом. Исин понимает, что ему в эту чернь – нельзя. Что бы ни случилось. Даже если метель за спиной разорвёт на части, даже если…Умрёт здесь.А ноги идут.Исин пытается кричать громко, хочет вопить и визжать, если придётся, но ни звука в белой пустыне безмолвия – лишь открывать рот и сдерживать слёзы, когда бессилен, испуган, под чужим контролем ходишь. До сияющей кромки не больше десятка метров – осталось совсем немного. Мало настолько, что мысли о том, что всё вокруг – не больше, чем сон, уже растворяется бесполезным отблеском.Сны плотнее реальности, кажется.Во сне легче всего умирается.- Исин… Исин…--- Исин резко просыпается почти тогда, когда стопы касаются оглушающей тьмы у берега, ещё немного – и стал бы уходить под воду. Он дышит быстро, прерывисто, будто пробежал не одну сотню миль без остановок, во рту вкус такой кислый, словно наглотался монет, очень сухо. Перед глазами - просвечивающие тёмную крышу деревянные балки, такие алые и яркие, что смотреть больно, а где-то в стороне расплывается светлое пятно чьей-то фигуры.- Не ходи туда, тебе ещё рано.Сморгнув несколько раз, Исин тяжёлой рукой тянется к ноющим от неприятного пробуждения глазами, чтобы вытереть выступившие у краёв век слёзы. Двигаться тяжело, будто сквозь толщу воды пробраться пытаешься, а ещё воздух, кажется, переполнен тяжёлым дымом горчащих благовоний.- У меня нет выбора.Мелькание цвета перед глазами постепенно утихает, и уже можно понять, что лежит Исин на полу, внутри почти звенящего блаженной летней тишиной храма, и только шипят где-то совсем далеко затухающие угольки у подношений, шелестит едва слышно свежая сочная листва за открытой деревянной террасой.- Выбор есть всегда, его наличие зависит лишь от того, под каким углом ты смотришь на мир.Этот голос Исину не знаком, но звучит он бесконечно мягко и нежно, словно ласкает живительной влагой вспотевшее тело и лицо. От него прохлада разливается по венам и почти что умиротворение, притупляется пробуждающаяся опасность и желание сбежать подальше.Придя в себя до почти приличного состояния, Исин пытается сесть, подняться с пола. Выходит не с первого раза, но всё же; он с трудом поворачивает голову и на мгновение застывает, не веря собственным глазам. А видит он фигуру хрупкую, мужчину светлокожего, белее снега, кажется, светлее фарфора для императорского стола, и волосы его будто вобрали всю кровь и сладость винных подношений рисовой Инари, настолько вишнёвые они, глубокие по цвету и свету. Глаза темны и бездонны, завлекающие в собственные глубины беззвучными обещаниями, а на тёмных полных губах всепрощающая, слишком понимающая улыбка.Но даже не эта внезапная красота режет восприятие; позади незнакомца на несколько секунд вспыхивают слишком настоящим туманом иллюзий длинные и тёмные лисьи хвосты. Почти полыхающие чем-то, живые, пока ещё спокойные. И только на мгновение; стоит лишь моргнуть, как вновь виднеется один лишь умиротворяющий сердце пейзаж пустующего сада.- Меня зовут Чунмён, и я тот, кто желает впустить тебя в свою семью.Улыбка, что слаще любого вина, и взгляд, что приковывает к себе мгновенно, лишает речи и каких-либо мыслей – так вот какой он, лидер ?Ашшу но Амэ?, главный поток Пепельного Дождя, от которого не спрятаться, не скрыться. Тот, от кого так настойчиво пытался уберечь Джун, от которого в последние дни – ни одного сообщения.- Мой сын Ифань, - неторопливо продолжает Чунмён, складывая до болезненности светлые руки на худых, виднеющихся из-под разодранных джинсов коленях, - грубоват временами, но таковы признаки молодости, так что я извиняюсь перед тобой от его лица, - и Лидер едва склоняет голову. – Чжан Исин, ты, вероятно, уже знаешь, по какой причине мне хотелось бы заполучить тебя, точнее, ты знаешь то, что тебе внушили. Потому что на самом деле всё не так, как кажется, я вовсе не собираюсь использовать тебя в угоду прошлому нашего клана. Прежде всего, прости ещё раз за столь грубое перемещение, я знаю, насколько тяжело людям даются все эти фокусы… Чунмён улыбается, и делает это так искренне, что Исин почти забывает о своих болях и кошмарах. Он будто бы исцелять может, нет? - Ты уже должен был привыкнуть к этому месту и его духовным течениям, трое суток ведь…- Трое?Исин испуганно смотрит на негромко выдохнувшего, будто ожидавшего подобной реакции Лидера, внутренне отчего-то содрогаясь от его ленивого кивка.- Именно. За это время тело твоё должно было настроиться на этот мир, хоть даже столько времени – непозволительно много. Хочу пригласить тебя на семейный ужин, чтобы познакомить со всей будущей семьёй. Конечно, ты уже можешь знать некоторых, да и они в курсе дел, но всё же не помешает представить тебя официально…- Я… не хочу…Чунмён как-то невинно, заинтересованно наклоняет голову в сторону, внимательно разглядывая побледневшую будущую ?невестку?. Кажется, ребёнок не до конца ещё понял, в какой именно ситуации оказался – ну что же, этого стоило ожидать, они ведь с Сехуном одной крови, а младшенький тоже не с первого раза понимает, что хорошо, а что плохо.- Твоего мнения никто и не спрашивает. Пожалуйста, смирись со своей участью и постарайся получить удовольствие, - проступивший лёд в голосе Лидера режет почти физически ощутимо, и Исин не может не задержать дыхания, вновь уловив странное колебание воздуха за спиной невысокого мужчины. – Скоро зайдёт Лухань, он обучит тебя правилами поведения. И не думай сбегать – теперь не удастся, как бы ни пробовал.Проходя мимо так и оставшегося сидеть Исина, Чунмён едва ощутимо проводит по его спутавшимся волосами, и тело Сина, кажется, чистым током на мгновение потряхивает, сводит лицо и руки мгновенно, а перед глазами мелькает до тошноты пугающая светлая пелена.Может быть, действительно…Действительно стоит смириться?..---Лухань приходит бесшумно, поражает плавностью и лёгкостью движений, и к этому времени уже выветривается весь плотный дым от затухших благовоний. Голове становится намного легче, почти что просветление, словно выход из колодца, а лёгкие дышат свободнее - однако на сердце по-прежнему та же ядовитая тяжесть собирается.- Эй, Чжан Исин.Неуверенный голос зовёт, заставляя повернуться, и Исин видит всё то же заботливое, мило нахмуренное лицо в обрамлении светлых русых волос, какое запомнил, оказавшись здесь впервые. - Привет?..- Привет...Лухань приближается осторожно, но очаровывающе плавно; Исину уже почти всё равно, что может ещё с ним случиться, да и правда, не важно же. От него действительно ничего не зависит, и он был бы полнейшим кретином, соберись доказывать обратное и за это точно поплатившись – так сказал бы ему Чондэ.А Чондэ всегда настаивал на самом безболезненном пути решения проблем.- Папа сказал, чтобы я подготовил тебя, - только сейчас в чужих светлокожих, но немного темнее, чем у отца, руках Исин замечает стопку аккуратно сложенной одежды и обыкновенную расчёску на ней. Так забавно, не правда ли – будто утку для стола готовить будут, дичь для праздничного обеда. – Мне и самому не нравится, как неопрятно ты выглядишь.Исин слабо пожимает плечами, отворачиваясь и глядя на разбитый прямо на выходе из этой части открытого храма сад, в котором тишина, казалось, на каждом камне оставила отпечаток несомненного владения, на каждой подрагивающей и сухой ветке сливы или давным-давно отцветшей сакуры.Всегда ли в этом месте так мало отблесков жизни?- Сегодня встретишься со всей семьёй, и я тебе правда не завидую, человек. – Лухань подсаживается сзади, становится на колени, сминая ткань лёгких тёмно-серых штанов. – Потому что пережить этих монстров даже мне не всегда удаётся.Для Исина, в детской попытке утешения обнимающего собственные колени и так и сидящего, первое прикосновение к волосам вызывает неприятно-колкий испуг вдоль по позвоночнику, но когда становится понятно, что ничего угрожающего в этом нет, проводящий расчёской Лухань кажется даже чем-то вроде успокоительного, так осторожно и аккуратно он всё проделывает.- Сехун, твой названный брат… С ним не стоит разговаривать, с этим чёрным языком тебе точно не совладать, - короткий выдох. - Будет лучше, если вообще будешь пялиться в еду, Чжан Исин, - голос Луханя почти как песня, от звука которой так и тянет прикрыть глаза. – Ифань – самый дикий из нас, и папа, скорее всего, посадит тебя рядом с ним. Не касайся его, не смотри и не вздумай обращаться каким-либо образом, потому что он может и ударить тебя – и никто не посмеет тебя защитить.- То есть, мне просто быть мальчиком для битья? – впервые раздражение Исина прорывается сквозь благоговейную тишь помещения. - Если хочешь жить здесь – то да, именно. – Лухань отвечает слишком серьёзно. – Ты ещё не знаком с Каем, человеком Ифаня, возможно, увидь его, понял бы, чем полезен мой совет. С Ифанем не стоит пререкаться, он чудовищно сильный лис, а кроме того – настолько же чудовищно несдержанный.Конечно, снова сила – как и везде и всегда, власть имеет самый ?одарённый?.Исин думает, что с этим уж он точно не собирается считаться.- … Затем папа. Думаю, ты понял уже, что пытаться его переубедить – затея пустая, он лишь злиться начнёт, а этого тебе точно видеть не стоит. Просто… постарайся проявлять к нему как можно меньше ненависти, ведь твоё положение сейчас полностью в его руках. Чжан Исин, тебе так же не стоит влезать в разговоры или выражать своё мнение, не смотри на других людей, которых встретишь здесь, не пытайся говорить с ними, у нас в семье не принято потакать… прислуге, - последнее Лухань будто выплёвывает, и не очень понятно, поддерживает ли он ?традицию? или же выступает против. – Будь тих и незаметен, и тогда, возможно, всё пройдёт гладко.Конечно, Лухань, как скажешь.Только вот Исин уже кое в чём не согласен, а значит, непременно решит высказать собственное мнение. Даже если для него это может обернуться какими-то там ?неприятными последствиями?.---?Плохо, плохо, плохо??Как только так смог вляпаться?!?Тэхён ещё сильнее давит на газ и пытается выжать из своей полуспортивной хонды последние силы, нервно оглядывается на преследующих, прикидывая оставшееся между ними расстояние. Сквозь чёрное стекло шлема видны слишком хорошо ослепляющие миганием разноцветные огни полицейских мотоциклов, и вспыхивают-гаснут они ближе, чем хотелось бы. Новый поворот, привычно лишь по случайности не кончившийся заносом, истошный визг оказавшихся поблизости прохожих и дым от плавящихся покрышек – этот вечер мог бы кончиться чем-то более приятным, нежели яростной гонкой вроде на выживание по широким проспектам всё ещё пытающегося жить ?нормально? Икебукуро.Тэхён не перевозчик Сэлти, но кто-то очень вроде, если подумать.?Плохо!?Эти дороги Тэхён знает лучше, чем пять собственных пальцев, впаял их набросками, со всеми углами-искривлениями, в память, ориентируется теперь по ярким вывескам, однако полицейские района – поразительный факт - не такие уж придурки, как принято считать. Лавируют они весьма неплохо в вялом потоке уставших серых машин, никак не хотят потеряться.Ещё несколько поворотов, и смазавшиеся лабиринты улиц вновь выстраиваются в чёткую схему. Тэхён знает, как можно уйти по-английски.Вообще, всё это началось не так уж и страшно, в смысле, незачем было поднимать подобный шум и светопредставление, ведь ничего ?такого? Тэхён точно не делал, если, конечно, не брать в расчёт излишне быструю езду. Но кто этим сейчас не грешит, а, никто же не умер, аварий не произошло – он очень аккуратный водитель, если кто не успел заметить. А если претензия к тому, что до этого был ограблен очередной ювелирный дом, а похититель уехал как раз на чёрном полуспортивном мотоцикле – так совпадение, чистейшее совпадение. В Токио всякое бывает, так почему бы и этому не стать истиной?Подумал Тэхён, ещё раз ощупывая тяжёлый свёрток с остро проступающими сквозь плотную тёмную ткань драгоценностями, припрятанный почти незаметно под широкой ветровкой.Ладно, все мы не без греха.Как будто Тэхён для себя это делает.Наконец, от полиции удаётся оторваться, но это ненадолго, и Тэхён знает, что нужно поскорее залечь на дно как можно более глубокое, желательно вообще скрыться с радаров и малейшего поля видимости, пока вся суета не уляжется и ограбление вновь не спишут на таинственного ?Чёрного Гонщика?.Самое лучшее место для хранения тайн – Кабуки-тё, разумеется.Самое верное пристанище и защита – в доме у старшего брата, конечно же.Тэхён обходными путями и полуразваленными двориками, захламлёнными старыми проржавевшими велосипедами и пустыми коробками из-под пива или телевизоров, почти с облегчением едет домой, а ещё по пути размышляет, как бы побыстрее сбыть награбленное.Как любит говорить брат, ?есть и такие люди, что же сделать теперь?? ---Однако Бэкхён совсем не там, где ему положено быть – в их маленьком "родовом гнёздышке" (которое Тэхён совсем недавно прикупил), вот прямо за самим Кабуки, его не наблюдается, но зато запасной ключ – стабильно в пустом цветочном горшке, потому что Бэкхён обожает насмехаться. Никакого чувства опасности, никакой привязанности к дорогим вещам, которыми захламлён дом, но сейчас Тэхёну всё это на руку, так что жаловаться точно не будет.Мотоцикл припаркован в небольшом заброшенном саду, прикрыт буйно разросшимися кустами азалий (скорее, безжалостно запущенными, судя по их виду), да и за забором никто лишнего не увидит, даже если очень сильно захочет – чем не идеальное место для бегства, даже тут уже можно жить, только притащить бы еды и какой-нибудь футон.Красота же.Внутри всё знакомо, умиротворяюще пахнет братом – обволакивающе и пряно, ненавязчиво сладко отдаёт прохладный воздух подгнивающей сладостью алых цветов, ни с чем не сравнимым ароматом теплоты и защищённости веет от каждой вещи. Слишком приятно, чтобы удержаться от глубокого вдоха, и слишком хорошо, чтобы не прикрыть на мгновение глаза.Тэхён узнал о существовании старшего не так давно, случайно, но полюбил даже для себя удивительно быстро – возможно, потому, что Бэкхён был слишком сильно похож на мать, которой Тэхён лишился даже раньше брата, которой практически не помнил. Которая так и осталась для него далёким миражом, несуществующим понятием, до которого руки никогда не дотягивались. И оба – мать и брат - пахли одинаково: настоящей семьёй, которую отец Тэхёна, ещё один заблудившийся мужчина в жизни госпожи Бён, в одиночку подарить малышу не смог.Но так вышло даже забавней, не так ли.Бэкхён во всём лучше, но от этого – никакой зависти.Бэкхён красив, и Тэхёну нравится видеть в себе схожие черты. Это не поклонение, нет, скорее, радость брошенного приютского ребёнка в нахождении родной крови. У Бэкхёна прекрасный голос, и пусть он говорит, что тэхёновский намного более глубокий и невероятный, более звучный, густой, слушать старшего приятно-приятно, особенно, когда он негромко напевает, укладывая Тэхёна спать.Ему ведь всего девятнадцать, дайте побыть счастливым.А ещё Бэкхён – глава Кабуки-тё, секрета для Тэхёна в этом нет. Как не тайна – сущность его матери. О, нет, Тэхён совершенно обычный человек, его это вполне устраивает, тем более что в людях он совсем не разбирается, а слишком большой ответственности боится. Он просто радуется и отдыхает, пьёт свободно в любом из старых пабов на территории своего района, и это нравится. Не хочется возвращаться домой (если возвращаться), едва держась на ногах от усталости, не хочется, чтобы руки потряхивало и сводило нервной болью, чтобы желудок корчился в спазмах, не в силах выносить ?голод? или ?переедание?.О проституции Тэхён тоже знает.Всё в порядке, пока Бэкхёну это доставляет удовольствие. Нет, правда, он наполовину демон похоти и разврата, почему тогда Тэхёна должно волновать, что в его природе нечто подобное? Секс какой-то, мафиозные разборки и прочие ерундовины – нет, что, серьёзно? Своих дел по горло, столько не обворованных простофиль по городу шляется, столько ошарашенных туристов забывают закрыть свои рюкзаки, а ещё и Хакён с Минсоком вечно достают поручениями!..Так что никаких проблем.Тэхён собирает по городу сплетни, золотые часики и хрупкие ювелирные украшения.Чужие жизненные хитросплетения он точно подбирать не хочет.Как всегда, в комнатах Бэкхёна – бардак, причём решительно во всех, и Тэхён уверяется вновь, что доводить некоторые детали до совершенства – работа, не терпящая для старшего отлагательств. Уж если разрушать – то до конца, до возможной границы. Но и над хорошими вещами он трудится упорно. Тэхён, небрежно разуваясь и оставляя кроссовки один через метр от другого, с разбегу плюхается в гору мягких, наспех выброшенных, кажется, вещей, не забывая при этом коронное ?уиииииии!..? и потягушки, чтобы совсем предаться блаженному тихому отдыху. Тонуть в приятно пахнущей одежде, словно на дно уходя, так круто, кто бы знал.Вот сейчас точно спать, денёк ведь не из лёгких выдался.Но поверхностный сон то и дело прерывает неприятный чужого разрывающегося мобильного Бэкхёна – кто уже там названивает старшему, пока его самого дома нет, неужели нельзя быть менее настойчивым, большим уважением относиться к личной жизни Бён Бэкхёна (и его младшего брата)?Трезвонящий телефон обнаруживается совсем близко, поэтому Тэхён нашаривает его рукой, продираясь сквозь тканевые сплетения, а затем безжалостно зашвыривает подальше, совсем не боясь разбить – повсюду почти шёлковые ковры с длинным густым ворсом, а ещё другая одежда, так что нормально с ним всё будет.--- Времени совсем не хватает, а Тэхён проспал достаточно, чтобы покинуть гнёздышко и упорхнуть по делам в большой и жестокий, полный разочарования и порочным радостей мир. Конечно, жаль, что брата он так и не дождался, но у того наверняка свои проблемы и заморочки, так что незачем просто так занимать пространство.Поплотнее упаковав сегодняшний краденый товар, Тэхён лениво покидает дом, запирает дверь и кладёт ключ туда, откуда достал, чтобы ничем не показать своего присутствия. Затем, зевнув и сощурившись на уже загоревшиеся ночные огни фонарей, плетётся к заросшему внутреннему дворику, чтобы засесть на любимую хонду и поехать на встречу с некими подозрительными клиентами, уже внёсшими неплохой задаток, так, для уверенности.По дороге завести посредникам безделушки, заправиться, купить что-нибудь поесть, может даже посидеть в какой кафешке и залить в себя кофе, ну да это неважно уже, разберётся на месте. Сейчас главное – распределить время и успеть везде и сразу, как он это любит, умеет и практикует.Токийские дороги даже ночью звенят и гудят, полыхают огненно-красным светом и мутными бликами от ветровых стёкол, а Тэхён проезжает как обычно, по тротуарам и узким проёмам между автомобильных рядов, и для него ночь – самый разгар веселья, настоящее начало жизни и ускоренное биение крови внутри.А вообще – интересно, сколько тысяч людей не спят сейчас вместе с ним и сколько из них – наслаждаются жизнью? Сколько умирает, пока никто не видит, и сколько набивают животы, развлекая себя третьесортными репортажами или смердящими нафталином комиками из ночных передач для ?только за пятьдесят?? А сколько решает для себя, что завтра обязательно будет лучше, и что с завтрашнего дня начинается новая жизнь и любовь, стремление к новому телу или даже проще – к новым привычкам?Хах, так много людей и много – пустых обещаний.Интересно было бы услышать хоть немного, ну просто так, ради забавы.В чём бы только они стали себя убежать?..