То, что остаётся после пробуждения (1/1)

Чондэ не помнит, как ему всё же удаётся провалиться в походящий на топкое болото сон, как вообще выходит прикрыть зудящие красные веки, когда мир что внутри, что снаружи никогда уже не станет хотя бы относительно знакомым. Давящая цельной глыбой плотного мрака, бескислородно-жуткая, душная тьма, контрастно холодные невидимые руки, смыкающиеся у горла почти заботливо и нежно... Едва слышное дыхание у щеки и глухое биение чужого сердца – без перерыва, пока своё сердце молчит. Ещё, кажется, настойчивый сладкий шёпот, неразличимый и вязкий.Сехуна рядом нет. Но на сухих губах нестерпимым жаром – выжженная для забывчивых метка его личного владения, от которой избавиться вряд ли получиться. Есть такое ощущение. Чондэ до ещё большей пульсации трёт чувствительную кожицу, разрывая новой болью и по-детски упрямо отказываясь принимать это.?По-детски?, наверное, сравнение не самое лучшее.Звонить Исину нужно сейчас, без промедлений и глупых пауз для ?подумать?, ведь он обязательно скажет, что нужно сделать. У него всегда есть, должно быть решение, какой бы трудной ни была проблема, не так ли? Он избавит от приходящего наваждения, от кошмаров тягучих и влажных, на грани выносливости невозможных, от этого воспалившегося августовского бреда и вдруг вспыхивающих скручивающим жаром воспоминаний.В которых Сехун, развращающий демон с улыбкой лживой и влекущей, - почти зыбкий призрак из приторного марева лунного света, блаженный в своём откровенном желании, обжигающий на вкус, алкогольный, делящий страх и желание надвое. Сидит на чужих напряжённых коленях слишком расслабленно, прижимается узкими бёдрами ближе и льнёт просяще, голодно стонет и требует ласки. Чистое помешательство.В котором его на удивление прохладный и влажный язык скользит по чужому кадыку до самого подбородка неторопливо и чувственно, мягкими поцелуями следуя после, пока силой приставленная к собственному паху ладонь Чондэ щекочет нервно сквозь тонкую джинсовую ткань.Личный дьявол в измятой постели, пример идеальной сексуальной жажды, без стыда и сомнения мастурбирующий в оплавляющихся ладонях под тугой перебор басовых струн разогнавшегося сердца.Открывающая покорно рот Мария с душой продажной и дикой Саломеи. Чондэ для верности бьётся головой об успокаивающе твёрдую поверхность стенки, надеясь хоть немного выбить ненормально жгучие мысли. Но делает, как и всегда, впрочем, лишь хуже – кончики пальцев прекрасно помнят Сехуна и его нервно ходящие под полупрозрачной кожей рёбра, судорожно дрожащее тело и горячую светлую сперму, заливающую жёстко надрачивающую руку Чондэ.Он помнит, к сожалению. Единственное, в чём остаётся уверен, что приносит слабое, но всё же облегчение несколько мучительно долгих минут спустя – это существо открыто хочет от него лишь секса, не кишок или жизни, что уже не так уж и плохо. И ещё Чондэ немного смущённо понимает, что его тело хочет определённого того же. ---Сехун даже чуть-чуть счастлив, неловко проводя рукой по спутавшимся снежно-белым волосам. Он наконец-то нашёл нужного человека, для себя подходящего невероятно, почти идеального – сильного и умного, возможно, излишне пугливого, да, низковатого, конечно, но всё же - до ужаса красивого, с одуряюще приятным запахом ни на какую больше не походящей крови. Кровь никогда не обманет. А ещё с глазами, которые правда стали чернее сехуновских, почти настоящей резной тьмой у границ людского безумия обозначились, когда человек отпустил себя.Ким Чондэ – самый лучший.Мучить его – бесконечно экстатическое, с отзвуками трещащего электричества удовольствие.Лухань, надоедливо правильный сводный старший брат, появляется на пути словно призрак, возникает из ниоткуда, пугая. И пусть это – особенность Сехуна, к которой и привыкнуть давно можно было бы, младший от неожиданности резко отшатывается, едва не теряя равновесие.- И чем только ты занимаешь, когда нужно искать Исина?Когда Лу-Лу так серьёзен и хмур, неизменно хочется занять его нравоучительный рот куда более полезным делом – о чём-то подобном Сехун задумывался не раз в порывах ещё подростковой злости, сейчас же мысль лишь мелькает, нелепая, ведь мир нынче строится только вокруг чужих по-лисьи изогнутых тонких губ."По-лисьи".Надо же.- Изучаю связи, а что?Отрывисто, даже более дерзко, чем отцу, – как раз так, как Лухань очень не любит.- Подставляясь под его работника? Даже для тебя не слишком низко?.. Ладно, дело твоё, тебе с этим жить.Светловолосый Лухань, устало морщась, шумно роется в карманах нежно-лавандовой ветровки, делающей его кожу ещё более розовой, почти клубничным молоком, оттеняющим каждый мягкий и плавный изгиб худого, искусно вырезанного в слабых рассветных лучах тела. Серебро в воздухе отсвечивается, смешиваясь с остаточной серостью утра - идеальное обрамление почти ангельского лица Луханя, его тихого и задумчивого духа. Наконец, найдя что-то, он достаёт небольшую деревянную дощечку с почти выцветшими японскими иероглифами. Ничего необычного или значимого на вид. Бросает затем брату, недовольно поджимая губы.Лухань на самом деле – хороший брат, заботливый, разве что злится слишком часто из-за бессмысленных шалостей. Иногда Сехуну становится не по себе от его такого спокойного и будто бы всё понимающего взгляда, но подобное не длится больше нескольких минут. Вина Сехуну чужда.- Это что? – в руках младшего дерево колкое, словно спрессованное битое стекло, совсем неприятное на ощупь. Хочется зашипеть и выбросить подальше, чувствуя неясную угрозу. - Подкинешь Ким Чондэ так, чтобы она оказалась внутри ?Половины Луны?. Нам туда не пройти, но если пронести табличку для вызова, Ифань сможет прорвать защиту, дальше дело за ним, - безразлично пожимает плечами Хань, коротко глянув на чужие руки. – Конечно, забрать человека будет трудно, если поблизости окажется Бён Бэкхён, постарайся выбрать лучшее время: дым от его сигарет растворяет наши лёгкие.- Чего вообще папа привязался к этому Чжан Исину? Обыкновенный кусок человеческого дерьма, ничего особенного.Лухань, конечно, догадывается, но дети лишь крепче спят, пребывая в неведении.- Забирает то, что принадлежит ему, не забивай голову. Он твой брат, если не забыл, побольше уважения. Фаня, кстати, не видел?Сехун быстро качает головой, всё ещё внимательно разглядывая почти ничего не весящую, однако же совсем не маленькую деревяшку. И куда он её, чёрт возьми, запихнёт Чондэ, в трусы, что ли?Лучше сам туда залезет.- Может, с Каем, животных хорошо выгуливать в такую погоду. Ещё одна из причин Луханя ненавидеть собственную семью – отношение к людям, преданным или невольным, присвоенным, украденным, вообще без разницы, главное – людям, которое гордое и прогрессивное Ашшу но Амэ видело исключительно в использовании. Как необычное развлечение на вечер, когда можно было заставлять следовать и самой безумной воле, наблюдая довольно с маленькой чашей подогретого сакэ в руке. Как бесплатную рабочую силу, покорную до отрешения, полного отречения – чтобы наблюдать за городом или строить новые тихие парки внутри поместий приближённых к отцу, Чунмёну, лиц. Как хорошеньких куколок для самоудовлетворения и мщения, наверное, – один только подобранный некогда мальчишка, Кай, которого Ифань ради забавы всегда держал на поводке, чего стоит. Привыкший жить в осознании вечной несвободы с насилу привитой ?любовью?, от которой, Лухань видел, давно не осталось и следа.Всё становится слишком похожим, стоит пожить подольше на границе.Так что, пожалуй, ненавидеть – даже слабое слово.- Сделай как можно быстрее, - негромко бросает Лухань, разворачиваясь и уходя от растерянно уставившегося в спину брата. Сехун – хороший ребёнок, как бы ни пытался это скрыть, излишне избалованный не знающим меры родителем. Типичный человек, можно сказать, никакой не ёкай, если прикрыть глаза на мгновение. Человек, в котором вседозволенность поколения кипит, стремясь и к саморазрушению в числе прочих забав. Жаждущий всего на свете за одно только капризное ?хочу?