То, что тебя преследует (1/1)

Мягкие фиолетовые сумерки тонким слоем полупрозрачного марева окрашивают блёклые, как старый выцветший деним, небеса, походят местами на эфемерные полосы прорванного шёлка, заботливо покрывающего бледное лицо уставшего мироздания. Скрывают совсем истончившиеся от времени глаза его, ноющие и давно ослепшие, а потому несправедливые, лелеют нежным шёпотом задыхающегося в бездействии ветра. И тишина.Редкие облака почти сливочные в смеси с размытым виноградным на выступающих тёмных пятнах остывающего воска, и в этом есть что-то такое, отчего взгляд отвести невозможно, прекращая быть ?здесь? и проникая против воли в совсем рядом стоящее ?там?, в странное место без времени и сути, владеющее сознанием зачарованного Исина уже которые дни.В воздухе – тихая грусть и ощущение тянущей пустоты, что ноет у сердца и горла одновременно, вяжет горькой слюной и является частью, но в то же время бродит отдельно, словно поджидающий зверь. Исин не уверен, что сможет продержаться ещё, явственно слыша затихающие отголоски чужого смеха и смазанный звон стекляшек на колокольчике, что висят на одном из краёв прогнувшейся крыши, которую он точно уже где-то видел.Знает место, не знает причин.Новый спазм сжимает неопределённым одиночеством, а ещё предчувствием, что что-то не так.Токио не может быть таким тихим и светлым, каким он видит его прямо сейчас - истинным течением времени, пойманным врасплох хитроумной ловушкой пространства, успокоенной приходящим вечером прохладной гавани для мятущегося тела. И ещё чем-то таким, от чего во рту от неявного напряжения пересыхает. Есть болезни, от которых нет лекарства. У Токио нет сна, и он не спит. Никогда.Исин пытается вдохнуть и понимает, что не может.Лёгких будто бы нет. - Твоё время для этого места ещё не пришло, - мягко укоряющий незнакомый голос чуть усмехается, и перед глазами вдруг стремительно начинает темнеть, унося всё, что только можно увидеть, в лишающий красок вихрь из одного сплошного чёрного. – Возвращайся.Исин бесшумно проваливается прямиком сквозь землю, ощущая невыразимую боль в резко подогнувшихся ногах, испуганно озирается, пытаясь выискать хоть что-то, чтобы ухватиться как за реальное, спасительное, но вокруг темнота. Она везде, и сверху, и снизу, и по сторонам, но за ней – ничего больше, плотная невидимая стена, зажавшая Исина в излишне крепких объятьях.Страшно.И больно – телу.Исин крепко зажмуривается, хоть в этом и нет необходимости, и неожиданно начинает говорить. Быстро и часто, едва не глотая замысловатые окончания, бесконечным потоком выдаёт нелепо звучащие слова и не может остановиться, словно он - вышедшая из берегов после паводка река, бурным течением погребающая под собой несчастное живое и нет на своём пути.Просто говорит и говорит, ничего не понимая.Это не его слова.- Вот так, умница…Исин понимает, что вернулся – не важно, откуда, когда становится очень холодно, а ещё его отчего-то бьёт крупная дрожь. Распахивая глаза, над собой он видит укрытое дымной занавесой неразличимое токийское небо, яркие огни насквозь пропитанной светом и ароматом жжёного сахара Сибуи, также - одно из разрисованных черепами лиц, плывущее немного и двоящееся из-за сбитого дыхания.По ощущениям выходит так, словно лежит на коленях его владельца.Человек с диковинными алыми маками в уголках длинных чёрных губ довольно улыбается, протягивает узкую ладонь, выбеленную до безумия, как и вся его видимая кожа, и аккуратно касается глаз, словно желая прикрывать враз потяжелевшие веки.Вместе с этим весь остававшийся скрытым шум почти обрушивается на уши, и Чжан отчаянно закрывает руками голову, не зная, как вынести этот разрывающий перепонки удар. Смех и визг машин, странная музыка и зазывающие крики, и он, лежащий прямиком на асфальте на незнакомом фрике, что заботливо поддерживает вот-вот готовое разорваться от переизбытка человеческого сознание.- Бедный мальчик, - успокаивая, приговаривает голос, поглаживая теперь растрёпанные волосы. – Я не отдам тебя им раньше положенного, не получат, нет, как и просила твоя анеки…Анеки, анеки – услышанное зудит и бьётся в голове, трепыхается пойманной бабочкой.Анеки. ?Старшая Сестра?.Старшая сестра Исина, которая давно умерла.- Что… что это было… - сил на вопрос не хватает, голос дрожит испуганно и взволнованно, ведь этот человек мог знать о ней что-то… или просто кажется?- Ничего из того, что было бы вне понимания, только лишь...Явственное ощущение чужой полуулыбки, а следом незнакомый прерывающий голос.- Ты работать будешь, клоун, или снова за старое взялся? – хмуро интересуется подошедший к довольно тихому убежищу (месту на примятом газоне под раскидистым деревом) человек, такой же разукрашенный, только без чёрных пятен, с сияющей в полумраке маской из чистого белого. С кругами под глазами настолько большими и тёмными, что даже сквозь белила просвечиваются.- Это ребёнок из прошлого, Сынхо, - человек продолжает, кажется, улыбаться и касаться чужих волос, - и его чуть не украли на моих глазах. Даже нет: едва не выдернули из рук в этой толпе. Вот уж чем мне никогда не нравилась ветвь ?Ашшу но Амэ?*, так это своими методами, хоть со сменой главы они и стали менее агрессивными…- Прошлое осталось в прошлом, ты сейчас здесь, и нам нужны деньги, чтобы не подохнуть за ближайшим углом, я же отлучён из-за тебя, не забыл? - цедит с поднятыми вверх рыжевато-медными волосами Сынхо. – Будешь снова лезть в это дерьмо, Джунни-тин** – я уже помочь не смогу, имей в виду. Мои возможности не безграничны. Парень, на коленях которого притих ничего не понимающий Исин, вдруг приставляет ладони к своему подбородку и широко-широко улыбается, являя неожиданно милое эгьё - словно глоток свежего воздуха в этой напряжённой тишине. Старший, судя по обращению, Сынхо немного раздражённо кривится, но затем отмахивается и возвращается во всё ещё гудящую толпу.- Вот как ловко мы от него избавились, правда? – негромко усмехается тот, кого назвали Джун. – Пока ещё у меня есть немного времени для тебя… Снова пришли.Исин вздрагивает и резко, до глухого щелчка в затёкшей шее поворачивает голову в сторону, настороженный скользнувшей в чужом голосе сталью: только люди, люди. И никого больше.- А люди и есть монстры, Исинки, - спокойно, будто читая мысли. - Ты пока не видишь их нутра, но я наблюдаю достаточно, чтобы понять. И демоны не так страшны, как мы бываем в глубинах своих душ.- Кого ты видишь? И кому я нужен? – вопросы невнятные, но Исин почему-то очень рад, что находится сейчас рядом с этим, пусть и странным, но ?защитником?.После того, как впервые зазвучал его голос, ещё несколько, кажется, минут назад, когда Чжан только подошёл к компании разрисованных людей, он почувствовал чужие холодные руки на своей шее. Пальцы этого человека – тёплые, и это обнадёживает.- Ты же слышал о том, что земля духами полнится, так? А я скажу тебе, что твоя сестра кое-кому из них очень серьёзно задолжала. Они пришли теперь собирать урожай, возвращать долги – называй, как хочешь. ?Ашшу но Амэ? - древний клан, одна из пяти демонических семей, о которых говорят шёпотом, обвешиваясь амулетами от сглаза. – Джун хмыкает, но в этом напускная безразличность. – Я бы рассказал больше, но сейчас времени совсем нет… - Его всегда нет, - дрожаще возражает Исин, отчего-то верящий тому, что слышит. - Всему свой черёд. Дай-ка тебя обниму, - вдруг Джун силой вздёргивает беспомощного парня вверх, крепко-крепко обнимая и отчего-то начиная растирать напитавшуюся прохладой ткань джинсовой куртки ладонями. – Не бойся, ты чего? Нужно, чтобы ты хорошенько пропах мной... - Зачем?Будет ли хоть один ответ сегодня?- Потому что я принадлежу другой семье, - совсем тихо, - и несу их запах, их цвет. Я – человек Сынхо, и, честно говоря, ?Ашшу но Амэ? больше всего ненавидит именно наш клан, это война без счёта дней и жертв. Вот так, теперь всё хорошо. Поднимайся и беги домой со всех ног, никому не открывай и ни с кем не разговаривай до рассвета, понял?Исин кивает, хотя нет, ни разу не понял.- Приходи ко мне завтра днём, в кафе ?Алисы? в Гиндзе. Скажи, что ищешь Джуна из ?Мурасакииро но Кагэ?***, тебя проведут. Беги-беги, лунный ребёнок, и не оглядывайся.Исин просто делает то, что ему сказано.Ничего не понятно.И страшно. Очень.