То, о чём ты просишь (1/1)

Чанёль бросает маленькие монетки и хлопает так, как показывает смиренно улыбающийся пожилой синтоист в снежно-белой и алой одежде в дух захватывающем Мэйдзи Дзингу. Очень нервничает, боясь ошибиться, но вроде бы боги услышат, а милосердная Каннон очнётся ото сна после звона, одарит вниманием очередного просящего. Гудящее эхо происходящего лёгкой волной проходит и через рёбра, до самого-самого сердца проникает, наполняя восторженным вздрагиванием, резонируя с самим естеством этим божественным звуком.Желание загадано и обещано быть услышанным. В благословенной глуши укрытого в деревьях храма синто тишина властвует безраздельная, проникновенная, слышимая куда яснее, нежели звуки естественно приглушающегося мира, и это так странно. Слышать себя гораздо сложнее в тиши, нежели в какофонии механически-людских звуков и бесконечно изменяющегося пространства обещаний.Изумрудная зелень и монохромная серость чистой стали над головой, вечный летний флёр с едва ощутимым намёком на безысходность, вчера так и не разразившиеся желанной грозой небеса, всё ещё тяжело дышащие, поджидающие верного момента, и воздух. Густой и сладкий, осязаемый на кончиках подрагивающих пальцев - не правда ли, всё это вернейшее сочетание для успокоения мятущейся головы и никак не желающих забыться мыслей? Безвредный природный эфир для воспалённых нервов и памяти?Для такой, как у Чанёля, правда, это бесполезно – сопротивляющейся отчаянно и злостно, подкидывающей всё более яркие обрывки воспоминаний и вызывающей необъяснимое, но кажущееся жутко правильным желание вернуться.К тому дому и к тому человеку.Иррациональность зашкаливает.Чанёль не спал до самого рассвета, отчаянно борясь с собой, самым страшным из всех врагов, ведь навязчивый образ дьявольски красивого хоста не просто отпечатался в сознании – был так же искусно вырезан, как и когда-то чернильный рисунок опытного мастера на заранее подготовленной коже (это один из секретов пока, не требующий разглашения). Что закрывай глаза, что нет – видишь всё равно одно и то же, точнее, его, одного и того же. Так нельзя, это почти ненормально - думать о ком-то с подобным ощущением отчего-то сжирающей сердце тоски, тем более, если эта встреча – случайна.Одна из сотен, тысяч возможных, и только.Почему же тогда так… ноет?Воет?..Чанёль наудачу загадывает желание: найти хоста вновь, и, хоть и понимает, что затея бесполезна, верит на самом деле искренне. Как может, как хочет. Говорят, боги - милостивы, и это почему-то обнадёживает.Просто хочет верить.Чанёлю, не только как специалисту, но вообще человеку любознательному, жуть как нравится дух синто, его обряды и верования. Последователи его - определённо хорошие люди, это и по лицам видно. Чтящие традиции молчаливые мудрецы, кроткие созерцатели проходящих времён и судеб, всегда готовые поделиться с желающими бесплатными надеждами и ласковыми ободрениями.И эти подарки намного дороже, чем люди привыкли думать.В мире, подобному этому, обыкновенной доброты не хватает слишком очевидно.Даже если она и кажется чем-то вроде одной только жалости.---В двухкомнатном съёмном домике в небезызвестном Икебукуро, районе в самом деле настолько же опасном, насколько и описывало известное аниме*, для раннего-раннего завтрака нет совсем ничего, кроме сухой сладкой приправы к карри в пакетике. И вина в этом - исключительно Чанёля, заболтавшегося поздним вечером уже прошлого дня с тем самым монахом, которого встретил в храме.В храме, на который без особой цели вышел спустя четверть часа блужданий после расставания у Дома Желаний.Для Чанёля всегда были интересны люди, и чем больше было разницы – тем лучше, потому что обговаривание, познание чужих верований и ценностей всегда приводило в необъяснимый детский восторг, что-то вроде снятие яркой праздничной бумаги с высящейся горы подарков, которые всё никак не закончатся.И не важно, если сам подарок придётся не по душе, к нему всегда можно вернуться, когда другие станут надоедать.Бывало и так, что обёртка совсем не стоила своего содержания, обычная шуршащая пустышка вроде того печенья с обязательными пожеланиями в каждом. Чаще, однако, Чанёлю было над чем подумать и о чём спросить, проблем с общением даже с иностранцами не возникало – ради своего занятного хобби Чанёль выучил и английский, и японский, немного хромал с китайским, правда, но это вполне можно было простить, если не придираться.Главное – возможность разговаривать.И хотелось бы узнать, что под такой привлекательной обёрткой хоста.Чанёль, бессовестно-широко зевая, направляется в сторону ближайшего конбини, по дороге смотрит устало на грязно высветляющееся белёсое небо – вот славно бы было, начнись сейчас тихий предрассветный дождь. Омывающий и свежий, прохладный в своей тишине и долгожданности, утоляющий жажду одним присутствием.Но не больше желания за раз, Пак Чанёль, иначе это уже наглость, не так ли?..Магазин пустует, как и всегда в подобное время, а миловидная продавщица едва не засыпает на кассе, подпирая рукой уже покрасневшую щёку. Негромко льётся из динамиков популярная музыка, и Чанёль не без гордости улавливает родную корейскую речь, проходя мимо стеллажей с замороженными морепродуктами, прямиком в молочный отдел направляется.Есть немного свободных денег, премия после успешно выполненной работы здесь, в Токио, так что он без возмущения совести купит много-много сладостей и клубничный calpico, а может, ещё и персиковую газировку с соком, слишком уж хороши эти неординарные японские штучки, чтобы так просто взять и остановиться на одной.Можно потом и свежей рыбки взять с парочкой огромных онигири.Заворачивая за угол под немного тягучий музыкальный мотив, качающий головой в такт Чанёль видит стоящую прямо напротив полок с всевозможными сыворотками невысокую фигуру растрёпанного молодого человека, странного, в одних только лёгких белых шортах и мятой лавандовой футболкой со скачущим пони из мультика (и вопреки всему с витиеватой надписью go to hell, bastards на груди), босоногого, с тёмными от явно долгого хождения по асфальту ступнями. С поразительно знакомым лицом и умопомрачительными светлокожими руками, от движения которых просто дух захватывает.Чанёль осторожно подходит, не веря, и пристраивается рядом, чуть за спиной, бесстыдно косится, скрипя пустой тележкой. Парень оборачивается на шум, заспанный и удивлённый, непонимающе-медленно моргающий. Он с доступной для его состояния пристальностью смотрит на теперь неловко улыбающегося, счастливого как дурака Чанёля, отворачивается, чуть морщась, затем вновь поворачивает голову.- …Ты…? – тянет настолько неуверенно и мило, поднимая тон голоса, что Чанёль, не дослушав даже, кивать начинает как обезумевший.Желание услышано и принято к исполнению.- … А где я? – парень начинает нервно озираться, просыпается окончательно, кажется, часто моргает и для большей уверенности безвольно шлёпает себя по лицу. – В Икебукуро?!- Именно здесь, - удивительно жизнерадостно подтверждает Чанёль.Однако его заявлению не то, чтобы рады.- Какого чёрта так далеко…- Разве не сам сюда приехал?Чанёль получает короткий раздражённый взгляд, но совсем не пугается.- Сомнамбулизм с детства, иногда заносит очень далеко от кровати, - поясняет некоторое время спустя хост, вдруг беря с полки несколько бутылок с нежно-розовой жидкостью и безо всякого предупреждения укладывая их в тележку Чанёля. – Придётся переждать у тебя до обеда, потому что идти обратно в таком виде я не собираюсь, да и…Он ещё что-то говорит, но недовольное ворчание в сознание Чанёля уже проходит смутными обрывками: похоже, маленький храм действительно способен творить чудеса.---Чондэ никогда не назвал бы себя особо впечатлительным или охочим до поучительных старых баек человеком, так просто, без фактического подтверждения верящим в сверхъестественное и прочую столь ярко разрекламированную, наравне с последним синглом очередной кукольной лолиты, ересь. Даже несмотря на то, что работал в таком неординарном месте, как ?Потерянная половина Луны?, на месте которого, как говорят, когда-то был старый-старый храм для почитания местных духов, разрушенный ещё, кажется, во время бомбардировки сорок пятого года.А может, и вопреки этому работает, кто знает, клин клином, или как там. Так или иначе, никогда с ним не случалось чего-то такого ?непонятного?, о чём можно было бы потом рассказывать потомкам тёмными зимними ночами, попивая сухой асахи и предаваясь до дрожи доводящими воспоминаниями ?бурной молодости?.И, кстати, кто не верует – тот лучше других защищён.Осознание этого ?прагматичного? факта – неверия - как-то даже грело душу на фоне двух излишне чувствительных друзей-коллег: постоянно в себе пропадавшего шефа, дёргавшегося от каждого звука вне его головы и при любом удобном случае говорящего, что ?чувствует? что-то (чему не мог дать объяснения), и обладающего каким-то странным знанием (или психическим расстройством) Бэкхёна, который питал необъяснимую недоверчивость к абсолютно всем кошачьим, встречавшимся на его пути. Тоже особенно не вдаваясь в подробности своей непереносимости, он лишь туманно отмахиваясь тем, что глаза этих демонов могут в опасную темноту на раз-два утянуть, выпьют до дна и не подавятся.Как-то так.Чондэ ощущал себя как никогда здравомыслящим, лениво выслушивая подобное и глубоко вдыхая пахнущий горькой вишней дым, когда Бэкхёну требовалось поговорить. Хотя это не так уж и сложно, если подумать, не его заслуга, когда все вокруг только и делают, что будто намеренно попадаются в объятия ловко расставленных сетей-сплетений. Будучи самым младшим в этой странной компании образцовых фриков и заклинателей мыслей, Чондэ всегда выглядел куда более уверенным в непонятной жизни и завтрашнем дне вообще, упорно не покупаясь на таинственные кошмары и мутные ?видения? в полутьме коридоров. Никаких гулей не существует, никто не подглядывает ночами за мастурбирующими извращенцами и никто, точно никто не превращается в котов или прочих мифических ёкаев, чтобы собирать души, точка.Этот здорово отрицаемый мир был относительно понятен и прост, научно обоснован и разложен до малейших деталей ровно до того дня, когда Чондэ вдруг не столкнулся на пороге своей квартиры с ?этим?. Человеком или существом, от которого не просто веяло, а несло взрывоопасной, концентрированной чертовщиной прямиком из старых токийских легенд Мураками.И пойми тут, что более реально.Молодой незнакомый парень, лет двадцать по виду, не больше, стоящий впереди, смотрит до жути пристально, практически не моргая и не меняя точку внимания. От этого по плечам и шее колкие пугливые мурашки, смешанные с тошнотворно подкатывающим к горлу комом из обыкновенного страха. Даже не стыдно, нет, потому что какого-то чёрта этот ребёнок смог незаметно пройти через закрытую на замок железную, мать её, дверь без единого звука.Сейчас его взгляд заставляет неметь.Он как будто голодный и жадный, отчего-то звериный. Выжидающий малейшего движения, чтобы напасть – и обязательно сделает это, не стоит сомневатьсяЭтот взгляд Чондэ уже видел несколько раз - у Бэкхёна, и объяснения ему… нет. - Неплоха дыра, - незнакомец чуть хрипит после долгого молчания, склоняя голову с растрёпанными снежно-белыми волосами, всё ещё оценивающе разглядывая замершего у самого порога хозяина, - если подыхать совсем всё равно где.Хочется крикнуть, наконец, во весь голос: какого тут происходит вообще и чья эта уродская шутка, но Чондэ не может выдавить и слова, только считает про себя удары заполненного неясными тревогами сердца. Раз и два, раз-два, раз – так неправильно, что даже больно.- Первая реакция всегда такая, - недовольно тянет парень, подходя ближе, но звука его шагов совсем не слышно – и это при том, что пол старый и скрипит обычно при малейшем движении. – Почему только вы, люди, всегда становитесь такими хрупкими, когда встречаетесь с другой стороной мира?..Это всё не должно происходить, только сон, сон, и не больше.- Я не сон. - Оказавшийся рядом незнакомец сжимает ледяными пальцами шею вскрикнувшего и дёрнувшегося было назад Чондэ, но делает это легко, не прикладывая сил. Снова глаза в глаза, и бездонная темнота чужих отталкивает с тем же непередаваемым испугом, с которым неожиданно влечёт.Они не блестят, эти глаза.Одна только ровная матовая тьма.- Вовсе не сон. Я - твой новый ночной кошмар, Ким Чондэ, и ты будешь наслаждаться им до хрипоты и блаженной боли, пока я тебя как самое изысканное вино буду пить, отвлекая от слежки за грязными шлюхами и бесполезной заботы о моём драгоценном старшем брате, - парень наклоняется ниже, так, чтобы шептать убийственно тягуче этот бред прямо на ухо остолбеневшему Чондэ, даже не сумевшему отвернуться, когда влажный язык мягко скользнул внутрь раковины, а острые зубы плотно сомкнулись на выступающем хрящике. – Станешь только моим, и ничьим больше.Чондэ крепко зажмуривается и до последнего верит, что всё это привиделось в мутной предрассветной дымке, ведь так бывает, пусть и не с ним. Но уверенное прикосновение чужой руки к кромке низко сидящих джинсов насквозь режет слабую плоть надежды и проливает кровь дрожащего осознания в загустевший горчащий воздух: на самом деле происходит.С ним. Сейчас.По-настоящему.Собрав все силы в маленький, но согревающий утешением комок воли, Чондэ резко отталкивает от себя парня, который вдруг кажется не тяжелее мобильного в кармане, лишь прекрасно исполненная неведанным творцом иллюзия, что лёгким дуновением несуществующего ветра относится в сторону и вновь улыбается.Мягче и теплее. Чондэ могло бы понравиться, будь обстоятельства иными.- Я пришёл за братом, а нашёл тебя, - парень, меняясь вдруг в поразительно игривую противоположность, скрещивает руки за спиной и чуть наклоняется вперёд, улыбаясь так широко, чтобы проявились красивые скулы и стали видны жемчужно-белые зубы. – Отец будет ругать, но ты мне нравишься, Ким Чондэ, а это самое главное, так что ещё увидимся…Прикасаясь к своим чуть раскрытым губам указательным пальцем, это существо закрывает на мгновение глаза, что-то шепчет отрывисто, и секунду спустя губы Чондэ почти вспыхивают живым огнём, неторопливо разливающимся, заставляющим судорожно вдохнуть после вырвавшегося вскрика, чтобы избавиться от слишком чёткого ощущения глубокого и болезненного поцелуя. Тонкая кожица вот-вот прорвётся под невидимым напором, Чондэ в ужасе пытается прикрыть отчётливо пульсирующие губы ладонью.- Я найду тебя даже так, - снисходительная усмешка. – Тебе не спрятаться, ты помечен.- Ты… ты Дьявол? – вырывается с испуганным хрипом, потому что боль по-странному успевает невообразимо сладко перетечь в незнакомое полубезумное удовольствие. Терзает и желает пущенным в тёмные вены ядом, обжигающими волнами жара расходится по телу.Парень странно морщится в ответ и фыркает, и вместе с этим всё же треснувшая губа Чондэ пускает первую тонкую струйку крови, быструю и горячую.- Вспомни, где находишься, - звучит недовольно. – Я – Сехун, и этого тебе должно быть достаточно.Исчезает так же необъяснимо, как и появился, оставляя подкашивающую слабость в коленях и стремительно подступающую к горлу тошноту. Чондэ боится шевельнуться и немного - дышать, у него внутренности тугими узелками скручиваются под этими ненормальными ощущениями, а кровь, попадающая на язык, какая-то слишком сладкая, не его точно. Он опять прижимает ко рту ладонь, широко раскрытыми глазами глядя в постепенно светлеющие очертания комнаты, такие же, какими он видел их до ухода, и в его выдохах сами по себе проявляются слабые всхлипы.Как если бы он действительно сошёл с ума.