Глава 5: Прощение (1/1)

Дисклеймер: Роберт Родригез – бог. Ему принадлежат Эль и Сэндз. Я лишь скромный пеон, припадающий к его ногам. И да, у меня нет денег. Я была готова бросить вторую работу, потому что болею и уже устала быть усталой все время. К тому же, это отбирает время у моего фанфикописательства.Прим. перев.: Припадать не буду, но автограф при случае попрошу.Рейтинг: R за лексику и умеренное насилиеСаммари: Эль празднует Рождество.И Melody, моей любимой бете – детка, ты лучшая.______________________________________________________Рождество оказалось катастрофой.Позднее Эль готов был рвать на себе волосы за то, что возлагал на него большие надежды, что позволил себе забыть, с кем имеет дело. Но, тем не менее, он был сильно разочарован.Когда Эль встал – около семи утра, Сэндз уже не спал. Он развалился в кресле в гостиной. Телевизор был включен, но с таким тихим звуком, что Эль едва его различал.– Счастливого Рождества, – сказал он.– Заткнись, – огрызнулся Сэндз.Эль расстроено закрыл глаза. Очевидно, было слишком самонадеянно желать, чтобы Сэндз по-прежнему оставался счастливым. Наверное, прекрасное ощущение от вчерашней ночи длилось лишь до того момента, как Сэндз засомневался в мотивах Эля. Возможно, он решил, что Эль насмехался над ним.– Мы можем снова покататься этой ночью, – предложил Эль, надеясь, что это воодушевит Сэндза.Сэндз выхватил пистолет так быстро, что Эль едва уловил его движение.– Если хочешь, чтобы твои яйца остались при тебе, советую заткнуться. И никогда больше не напоминай мне об этом или съешь собственный член на Рождественский ужин. Смекаешь?Эль был потрясен злобной ненавистью Сэндза. Он давно не слышал, чтобы тот так разговаривал.– Прекрасно, – заикаясь, произнес Эль и пошел на кухню.?Он никогда не подпустит меня, – думал он. – Что бы я ни сказал, что бы ни сделал – не имеет значения. Я могу подойти лишь настолько близко, чтобы получить дверью по лицу?.Из гостиной донесся стук захлопнувшейся входной двери.– Feliz Navidad! – прокричал Чиклет. – Счастливого Рождества!Эль заставил себя нацепить на лицо более счастливое выражение. Это Рождество. Он должен быть веселым, по крайней мере, ради Чиклета.Как оказалось, у Чиклета оставалось лишь двадцать минут.Двадцать минут. Именно столько времени понадобилось Чиклету, чтобы развернуть свои подарки, и все изменилось к худшему.Эль знал, что произойдет, в тот самый момент, когда увидел маленький, завернутый в бумагу предмет. Он попытался заговорить, чтобы остановить мальчика, но голос не повиновался ему, и он не смог вымолвить ни слова.– Вот, – сказал Чиклет, протягивая подарок. – Это для вас. Feliz Navidad, Se?or Сэндз.Сэндз нахмурился и выхватил удостоверение из руки мальчика.– Что это?– Откройте, – предложил Чиклет. Он улыбался: давал о себе знать его от природы жизнерадостный характер, несмотря на тревогу из-за того, как был принят его подарок.– Не надо, – хотел сказать Эль, но из горла вырвался лишь сиплый клекот. Никто не обратил на него внимания.Сэндз освободил кожаный бумажник от обертки и покрутил в руке.– Что это за хрень?Чиклет открыл удостоверение, и Эль заметил, как Сэндз отдернул руки, чтобы не коснуться мальчика.– Вот, – Чиклет ткнул в ламинированное фото. – Это вы. ЦРУ. Я нашел его в день… в тот день. Я хотел вернуть его вам.Лицо Сэндза потемнело так стремительно, что Чиклет отшатнулся, осознав наконец свою ошибку.Эль вскочил на ноги, намереваясь защитить мальчика – физически, если в этом будет необходимость. Он предчувствовал, что так оно и будет.Он двигался слишком медленно. Сэндз швырнул удостоверение и, как всегда, попал точно в цель. Кожаный бумажник ударил Чиклета прямо между глаз. С болезненным воплем мальчик упал на пол.– Какого черта это значит? – крикнул Сэндз. Он встал, скинув на пол с коленей скомканную оберточную бумагу от своего подарка. К ужасу Эля он вытащил один из своих пистолетов. – Сначала Эль, теперь ты… Что же вы со мной делаете, люди??Он собирается застрелить нас, – вяло подумал Эль. – На самом деле?.Он встал между Сэндзом и мальчиком. Не оглядываясь, он произнес:– Уходи отсюда. Сейчас.Чиклет выскочил за дверь.– Убери это, – сказал Эль. Он говорил тихо, не желая пугать Сэндза и давать ему повод спустить курок.– Да пошел ты на хрен, – устало произнес Сэндз. – Убирайся. – Он махнул пистолетом в сторону двери. – Просто убирайся. Оставь меня.– Я тоже здесь живу, – ответил Эль. – И никто не уйдет, пока ты не извинишься перед мальчиком.– Я сказал, пошел вон! – Сэндз сделал ложный выпад, и Эль уклонился в сторону. Он позволил тому выстрелить первым и почувствовал, как содрогнулась вся его рука, когда костяшки пальцев встретились с подбородком Сэндза.От удара Сэндза развернуло, и он упал на пол. Темные очки слетели, но пистолет он сжимал все так же крепко. Другой рукой он немедленно принялся шарить по полу, разыскивая очки.Эль наступил на них. Хруст, который они издали, ломаясь, несколько приободрил его.– Ах ты, сукин сын! – Сэндз вскинул пистолет, и Эль знал, что сейчас ничто не сможет удержать его от того, чтобы не нажать на курок.Он вырвал оружие из пальцев Сэндза, стараясь при этом не причинить тому вреда. Пистолет пролетел по гостиной и приземлился на столь любимый когда-то Рамирезом кофейный столик со стеклянной столешницей, вдребезги расколотив его.Но Сэндз даже Рождественским утром носил два пистолета. И Эль не стал ждать, пока тот использует второй. Мариачи развернулся и выбежал за дверь, выскочив наружу в тот момент, когда две пули впились в дверной косяк позади него.Чиклет, рыдая, стоял на крыльце. На его лбу наливался огромный синяк. Эль схватил его за руку и побежал с ним вниз по ступенькам.– Идем, – сказал он.Так вместо тихого счастливого праздника, который он рисовал в воображении для троих членов своей маленькой семьи, Эль Мариачи справил Рождество в большой шумной семье Чиклета.Он выждал день перед тем, как вернуться в дом. Родители Чиклета были более чем рады, если бы он остался с ними, хотя было ясно, что им, в первую очередь, любопытно, зачем Элю вообще понадобился кров. Но они были хорошими людьми и не задавали вопросов, за что Эль был им благодарен.Он провел Рождественскую ночь на полу, глядя в потолок и думая о своей потерянной Каролине.На следующее утро Эль пошел в церковь на исповедь. Он исповедался в грехе гордыни, и падре в наказанье велел ему прочесть две молитвы.Вернувшись в дом Чиклета, он сообщил мальчику, что возвращается. Чиклет принялся плакать.– Я не хочу, чтобы вы шли, – говорил он. – Я хочу, чтобы вы остались.Эль удивленно поглядел на него и на синяк у него на лбу:– Почему?– Я ненавижу его! – крикнул мальчик. – Он всегда так груб со мной!Эль опустился на колени, обнял мальчика и дал ему выплакаться. Он часто задавал вопрос, когда этот день настанет. У Чиклета было доброе сердце, но никто не способен выдержать то отторжение, которое он получал ежедневно, без того чтобы это на него не повлияло. И Чиклет, при всей его очевидной зрелости, был всего лишь ребенком.– Оставайся здесь, – Сказал Эль. – Я вернусь и поговорю с ним.– Он вас застрелит, – всхлипнул Чиклет.– Он может попытаться, – произнес Эль, зная, что такой сценарий весьма вероятен. Более чем вероятен. На самом деле, в данный момент он казался неизбежным. – Но со мной все будет в порядке. Не волнуйся.– Я не хочу возвращаться, – сказал Чиклет и потер нос. – Я не хочу его больше видеть.– Ты не обязан, – проговорил Эль. – Делай то, что велит тебе сердце. – Он поднялся. – А сейчас мое сердце говорит мне, что я должен вернуться.– Будьте осторожны, – сказал Чиклет.– Буду, – ответил Эль.Когда он свернул на подъездную дорожку, то сразу же увидел Сэндза. Тот сидел на переднем крыльце. На нем были старые солнечные очки, а на коленях лежал пистолет.– Привет, Эль, – сказал он ровным голосом.Эль остановился, не решаясь подняться на крыльцо. Обманчивое спокойствие агента не обмануло его. Даже если он склонится, чтобы дать себе шанс, все, что он увидит – это дырка от пули в третьей ступеньке, где Сэндз однажды стрелял в Белинду Харрисон всего лишь за час до того, как убить ее.– Хорошо справил Рождество?– Да. А ты?– Неплохо, – сказал Сэндз. На его подбородке – там, куда попал Эль – сиял темный синяк. – Что ты тут делаешь?– Я здесь живу, – ответил Эль. Он все еще не ступил на лестницу.Сэндз задумчиво кивнул:– Достаточно честно. – Он сунул пистолет обратно в кобуру.– Ты должен знать, – сказал Эль, – что мальчик больше не хочет тебя видеть.Что-то промелькнуло на лице Сэндза – может быть, сожаление.– Ему больно?– А как ты думаешь?– Я имею в виду, физически.– У него синяк, но с ним все будет в порядке.– Это была твоя светлая идея? Удостоверение?– Нет. Он показал его мне и спросил, что, как я думаю, он должен сделать.– Что ты ему сказал?– Ничего, – ответил Эль. – Я не знал, что он должен делать.– Да ты знаешь… ты можешь представить, на что это похоже… представляешь, что это было?Эль опустил взгляд. Он смотрел на траву под ногами.– Нет.– Нахождение в рядах ЦРУ было, если угодно, моим собственным маленьким переворотом, – проговорил Сэндз. – Я работал на это. Тяжелее, чем я когда-либо работал в своей жизни. Я должен был одурачить их всех, понимаешь? Здесь были деньги, которые не были засвечены нигде. Я должен был получить их за свои заслуги, убедив всех, что я один из тех слегка двинутых гениев, чуть нестабильных, но лишь потому, что я был чертовски великолепен. Понимаешь, на что я намекаю, Эль, друг мой?Эль покачал головой.– Скажи мне.– Я заслужил это удостоверение. А теперь им даже нельзя подтереть мою задницу.– Я понимаю, – сказал Эль.– Заткнись. Ты ничего не понимаешь, – Сэндз говорил с той заботливой медлительностью, которая нервировала Эля больше, чем если бы тот кричал. – Если бы кто-нибудь явился к тебе и вручил обрывок окровавленной ткани и сказал: ?Смотри, это от платья Каролины, в которое она была одета в тот день, когда Маркес ее убил. Я хранил его все эти годы, но теперь, я думаю, это должно быть у тебя?. Что бы ты сказал? Что бы ты сделал?– Я понял тебя, – произнес Эль.– Нет! – с яростью проговорил Сэндз. – Этого недостаточно. Что бы ты сделал, Эль? Скажи мне.Эль задумался. Честно задумался об этом. Одна мысль об этом заставила его ощутить боль в животе, хотя он знал, что это не может случиться, потому что он сжег платье, испачканное в крови Каролины.– Я бы возмутился, – согласился он. – Я даже мог бы убить того, кто дал его мне. И я понимаю, что ты хочешь сказать, – продолжил он, – но Чиклет не заслужил такого дурного обращения.– Ты ничего не понял, – горько повторил Сэндз.– Я понял, – упорствовал Эль. ?И, думаю, больше, чем ты можешь представить. Потому что если бы ты представил, то застрелил бы меня, как только я появился в доме?. Теперь он чувствовал себя достаточно смелым, чтобы сделать два шага. – Но если ты все это почувствовал вчера, почему ничего не сказал? Почему тебе потребовалось сделать все настолько отвратительно? Я думал, ты собираешься убить мальчика.Рот Сэндза сжался в узкую полоску.– Я бы никогда не сделал этого, – сказал он. – И будь ты проклят, если думаешь, что я мог бы.Эль посмотрел на него. Он верил, что Сэндз не хотел по своей воле причинить вред Чиклету. Но еще он верил, что Сэндз не всегда способен контролировать, что делает. Как вчера. И это был тот случай, который, как чувствовал Эль, оправдывал его беспокойство.Но он выкинул это из головы. Сейчас было не время.– Чиклет заботится о тебе. Почему это так тебя пугает?Сэндз издал едкий смешок.– Ты не знаешь, о чем говоришь, черт тебя подери.– Правда? – Эль позволил сомнению отразиться в своем голосе. Он знал, что был прав. Никто не говорит ?Что вы со мной делаете, люди?? без веских причин. И Эль вновь страстно пожелал узнать, что скрывает Сэндз. Почему этому человеку доверие дается с таким трудом. Почему он не способен полностью доверять даже невинному маленькому мальчику.– Ты напугал пацана: он больше не хочет видеть тебя.По лицу Сэндза снова скользнуло сожаление, и на этот раз оно задержалось. Он склонил голову, и его волосы упали вперед, скрывая выражение лица.– Ничем не могу помочь, – сказал он наконец.Эль хотел посочувствовать ему. Он знал о битве, которую Сэндз ведет со своим безумием, но его терпение иссякло. И еще были некоторые вещи, которым нельзя было позволить произойти. Угроза Чиклету была одной из них.– Он всего лишь ребенок, – прорычал он.– Думаешь, я не знаю? – Сэндз все еще не поднимал головы. Он сам напоминал Элю ребенка, наказываемого за оплошность, за нечто, что, как он знал, было неправильным, но чего он все равно не мог не сделать.Этот образ ранил его. Злясь на себя, на Сэндза, на этот мир, который позволяет случаться подобным вещам, Эль прорычал:– Тогда продолжай в том же духе. – Он преодолел остаток лестницы и остановился в нескольких шагах от того места, где сидел Сэндз. – Он сказал, что отныне ненавидит тебя, – холодно сказал Эль.Сэндз вздрогнул. Он послал Элю болезненную улыбку, но так и не поднял голову.– Да, правильно. Хорошо. Проверни нож еще немного. Я начал было думать, что ты не такой.– О, я полон сюрпризов, – растягивая слова, произнес Эль. И прежде чем Сэндз смог сказать ему что-нибудь еще, он пересек крыльцо и вошел в дом, захлопнув за собой дверь.Остаток декабря Эль провел по большей части в городе. Он навещал Чиклета, прихватывая с собой гитару мальчика, хотя, когда визит подходил к концу, Эль всегда забирал гитару домой.Однако во время этих визитов музыки было немного. Чиклет больше не интересовался этим. На самом деле, он вообще говорил мало. По-видимому, он был рад видеть Эля, но когда мариачи собирался уходить, казалось, что мальчик ничего не чувствует по этому поводу, что ему ни жарко, ни холодно. Один или два раза Эль думал, что он может уйти, а Чиклет даже не заметит этого.Но если Чиклет был расстроен, это не шло ни в какое сравнение с тем, через что прошел Сэндз. Теперь агент сидел снаружи днями и ночами. Он был там, когда Эль ложился спать, он был там, когда Эль вставал. Он не ел, не спал, и только чувство самосохранения мешало Элю пойти и сказать ему что-нибудь. Не то чтобы это имело значение. Сэндз в любом случае ничего не говорил.Пистолеты все еще были при нем, и Эль не раз ловил себя на том, что стоит за сетчатой дверью и смотрит на друга. Он не думал, что Сэндз способен на самоубийство – не теперь, после всего, через что он прошел, – но все еще волновался. Когда Сэндз надолго оставался наедине со своими мыслями, ни к чему хорошему это никогда не приводило.Впервые Элю пришло в голову, что отношения между Сэндзом и Чиклетом не были полезными. Он знал, почему Сэндз сидел снаружи все это время. Он ждал звука звонка на велосипеде мальчика, звеневшего, когда тот въезжал на подъездную дорожку. Он ждал звука, который больше никогда не прозвучит.Наступил и прошел Новый Год. Эль больше не давал обещаний.На третий день января он начал разбирать елку и остановился раньше, чем снял половину украшений. Он только покачал головой и оставил ее в углу.Это нужно было прекратить. Он вышел из дома, со стуком захлопнув за собой сетчатую дверь. Сэндз на крыльце даже не вздрогнул. Не говоря ни слова, Эль прошел позади него. Он намеревался поехать в город, взять Чиклета и привезти мальчика обратно.Он едва сел в машину, когда глянул в зеркало заднего вида и увидел поворачивающий на подъездную дорожку велосипед.Эль выбрался из машины с колотящимся сердцем.Чиклет не звонил в звонок. Когда он проехал мимо, Эль увидел, что тот плачет. Чиклет бросил велосипед на траву и взбежал по ступеням крыльца.Сидевший на крыльце Сэндз выпрямился, выглядя более живым, нежели когда-либо за все это время. Он крутил головой, ища источник этих быстрых шагов.– Se?or! – Чиклет преодолел последние ступеньки. – Мне жаль! Мне так жаль! – Он обхватил Сэндза руками, и Сэндз так неистово обнял его в ответ, что Эль испугался за ребра мальчика.– Простите, – плакал Чиклет. – Простите.Сэндз ничего не сказал, но спрятал лицо на шее у мальчика, и Эль услышал рыдание: звук, который он слышал до того лишь однажды, давным-давно, в тот ужасный день в Пуэрто Валларта.И, возможно, он все-таки что-то сказал, потому что Чиклет покачал головой.– Я больше не оставлю вас, – поклялся он. – Даю слово!Эль склонил голову, предоставляя двоим на крыльце немного уединения, и вытер глаза.Когда он посчитал, что это безопасно, то поднялся на крыльцо. Когда он приблизился, Чиклет поднял руку к щетине на щеке Сэндза.– Вам нужно принять ванну, Se?or. От вас пахнет, как от моего маленького брата.Сэндз чуть хрипловато хмыкнул.– Да?Эль улыбнулся мальчику.– Я рад, что ты пришел, – сказал он. – Я уже собирался ехать за тобой.Глаза Чиклета расширились, словно он собирался снова заплакать.– Я не мог не придти, – проговорил он. – Я скучал.– Мы рады, что ты вернулся, – снова улыбнулся Эль. – Теперь ты можешь как следует играть на гитаре, как настоящий мариачи.Лицо мальчика осветилось.– Да! – Он посмотрел на Сэндза. – Сыграйте со мной, – попросил он. – Пожалуйста.– Если только чуть-чуть, – ответил Сэндз и извлек себя из кресла. – Думаю, пришло время мне войти внутрь. – Он пересек крыльцо, но, коснувшись двери, задержался. – Я ненадолго, – добавил он.Чиклет улыбнулся ему. Сейчас из его взгляда ушло некоторое слепое обожание – чтобы никогда больше не возвратиться – но это необязательно было плохо, думал Эль. Его место заняло более спокойное и понимающее чувство.Когда Сэндз вошел в дом, Эль посмотрел на мальчика.– Он извинился перед тобой?Чиклет кивнул.Эль приподнял бровь:– Он действительно это сказал?Мальчик сконфуженно опустил глаза.– Нет. Но я знаю, что он подразумевал это.– Он скучал по тебе, – произнес Эль.– Я знаю, – ответил Чиклет. Он поглядел на Эля, и тот увидел нечто, отчего у него перехватило дыхание. Чиклет не являлся не из-за своего горя, но потому что знал, что так надо. Он наконец осознал это, вернувшись обратно: неважно, как Сэндз ругал его или проклинал, он просто позволял агенту продолжать делать это. Чиклет, со всей своей детской мудростью, понял, что иногда нужно быть жестоким, чтобы быть добрым.Эль лишь изумленно покачал головой.Два часа спустя они сидели на крыльце: вокруг них были разбросаны остатки ланча. Эль и Чиклет, запинаясь, продирались сквозь ?Malague?a?. Это был первый раз за несколько недель, когда они попробовали сыграть песню вместе, и у них получалось не слишком удачно.– Ты знаешь, – сказал Эль, – что однажды я играл эту песню для президента?Чиклет вытаращил глаза.– Правда? Ему понравилось?– Sí, – ответил Эль. – Он специально заказал эту песню, когда я спросил его, что он желает послушать.– Вау, – выдохнул Чиклет. – Думаю, надо быть достаточно хорошим, чтобы играть для президента!– О, он не был достаточно хорош, – протянул Сэндз. – Он был больше заинтересован в том, чтобы сыграть телохранителя президента, не так ли, Эль? – Он был вымыт, побрит и переодет в чистую одежду. Сэндз все еще выглядел уставшим, но в его голосе уже снова звучала живость. Он был особенно внимателен к Чиклету, и, по меньшей мере, дважды Эль заметил, как он оборвал ругательства, которые обычно столь естественно срывались с его губ, когда он имел дело с мальчиком. Эль знал, что эта выдержка не вечна, но, тем не менее, ему нравилось это видеть.Чиклет несколько утратил оживление, поняв, что рассказ Эля был связан с переворотом. Он не любил говорить про переворот. То, что могло бы стать великолепной историей для любого другого мальчика, всегда теряло свою привлекательность для Чиклета – от осознания того, что в тот день его лучшего друга так сильно изувечили.– Вы когда-нибудь еще видели его?– Президента? – Эль покачал головой. – Нет. Но перед тем как попрощаться с моими друзьями, он сказал, что нам всегда будут рады в Мехико, если мы решим навестить его там.– Вы когда-нибудь ездили?– Нет, – ответил Эль. – Не было необходимости.– А ваши друзья ездили?Эль опустил взгляд.– Нет, – сказал он.– Черт возьми, Чиклет, давай не будем спрашивать Эля про его друзей, – произнес Сэндз. Он сказал это обманчиво легким голосом, который использовал, когда пытался спрятать что-нибудь поглубже. – Давай добавим это в список вещей, о которых мы не должны больше никогда говорить, хорошо?Чиклет кивнул:– Ладно. – Затем он посмотрел вверх и показал пальцем. – Кто это?Эль проследил взглядом в направлении, куда указывал мальчик, и моргнул от изумления. Машина, припарковавшаяся на подъездной дорожке, была ему незнакома, но водителя он знал очень хорошо.– Кто там? – требовательно поинтересовался Сэндз, тревожно выпрямляясь.– Мужчина, – ответил Чиклет.Машина остановилась, и из нее вышел водитель. Его длинные кудрявые волосы были стянуты на затылке в конский хвост. Он был в запыленной одежде, очевидно знававшей лучшие времена, а на макушке у него красовались темные очки.Он посмотрел прямо на Эля и назвал мариачи по имени.Сэндз подпрыгнул.– Господи, – выбранился он. – Не думал, что когда-либо снова увижу его.– Как и я, – сказал Эль. Он медленно встал, передав свою гитару Чиклету.Мужчина прошел по дорожке и подошел к крыльцу. На верхних ступеньках он остановился и перевел взгляд с Сэндза на мальчика – и обратно, на Эля.Эль взглянул на своего старого друга.– Привет, Фидео, – сказал он.