Часть 4 (1/1)
Конец весны вышел неожиданно богатым на банкеты, для обслуживания которых требовался весь персонал ?Гринс фарм?, и Элфрида Марш едва-едва смогла выкроить время, чтобы помочь дочери с подготовкой к выпускному балу. Два часа они потратили, только чтобы выбрать подходящую по фактуре и цвету ткань, обойдя все магазины в городе, заставляя несчастных, напуганных суровым лицом Элфриды продавцов показывать им буквально все образцы, даже припрятанные для особых клиентов. В конце концов, безмерно довольная Беверли со свёртком в руках и ее мать, поджавшая губы, вышли из последнего в городе магазинчика, до смерти утомив работавшую там девушку. — Господи, и куда катится мир? — гневно заметила Элфрида, неспешно идя рядом с дочерью, — Такие огромные деньги за небольшой кусок ткани! Как будто ты не платье, а театральные портьеры собираешься шить. Беверли, уже не обращавшая внимания на скупость матери, лишь счастливо улыбнулась, прижимая заветный пакет к груди.— Да брось, мама! Зато какой отличный материал. Красивый, как небо, и совсем не мнётся. Элфрида лишь скептически посмотрела на коричневую, чуть помявшуюся от объятий Беверли бумагу, в которую была заботливо упакована их покупка, и как-то обреченно покачала головой. — Я все-таки сомневаюсь, что это удачная идея, Бевви. Слишком уж яркий цвет. — Ну ма-а-ам, — Беверли умоляюще посмотрела на мать, сжав ее сухую, узкую и мозолистую от ручного труда ладонь, — Я же один раз в жизни заканчиваю школу. Можно и принарядиться. Даже папа сказал, что он непротив, помнишь? Сама Бев заполнила это слишком хорошо, настолько это было неожиданно. Тогда, в парке, у неё в голове наконец окончательно сложился именно фасон, но не цвет, а выбрать его оказалось не так уж и просто, как она думала по началу. Ткани красивых и ярких, сочных цветов, на фоне которых ее глаза и волосы вспыхнули бы ярким ритуальным костром, стоили баснословно дорого, ее родители вряд ли смогли бы себе позволить такую расточительную, а главное, абсолютно бесполезную покупку, уверенные, что слишком нарядное платье, купленное для бала, дочь потом наденет едва ли пару раз. Однако Беверли убедила их, показав эскиз, что платье должно было получиться вовсе не вечерним, не слишком нарядным, чтобы в нем, скажем, было бы неловко выйти прогуляться субботним вечером. И, о чудо, они дали добро, но прежде строго настрого наказали выбирать как можно более дешевую ткань. Беверли помнила, как затаив дыхание так, что даже голова чуть закружись от нехватки воздуха, сказала родителям, что хочет сшить себе на выпускной яркое, бирюзовое платье. Ожидала чего угодно, криков, побоев, которые наутро зацвели бы фингалом под глазом, но никак не одобрения. Если от матери Бев и могла его ожидать, хотя и сомневалась до последнего, все-таки Элфрида придерживалась более строгих взглядов по многим вопросам, включая и внешний вид современных девушек, то, услышав такое заветное и, казалось, недостижимое ?хорошо? от отца, даже зажмурилась, подумав, что на самом деле Эл Марш сказал совсем другое, и сейчас ей придётся ой как несладко. Бев так и простояла посреди комнаты целую минуту, зажмурившись, но удара, как и криков, не последовало. Чуть приоткрыв один глаз, Бев робко оглядела комнату. Никто о ней не тревожился. Мать, сидя в своём уютном кресле у окна, зашивала отцовскую форменную рубашку, которую он продырявил на прошлой неделе, напоровшись на торчащий из стены гвоздь. На улицу уже опускались сумерки, поэтому женщина включила стоящую рядом лампу. Мягкий желтый свет бликовал на разложенных на подлокотнике иголках и булавках. Пальцы матери двигались быстро, иголка серебряным метеором мелькала в полумраке. Эл Марш, полностью скрывшийся за вечерней газетой, не проявлял никакого интереса к происходящему вокруг, в том числе и к затаившей дыхание дочери и цвету ее выпускного платья. Бев медленно, с едва слышным свистом, выпустила из легких воздух. У неё получилось! Теперь осталось так мало, всего лишь...— ...сшить платье, выбрать туфли, сумочку... Ох, как же много всего нужно успеть, — всплеснула руками Элфрида Марш, внезапно осознав, что одним выходным они, похоже, не отделаются. Беверли вынырнула из недавних воспоминаний, вопросительно посмотрев на мать. Та уже торопливо шла по улице, высматривая обувной магазин. — Вот бы существовал магазин, где продаются только самые нужные именно тебе вещи, — задумчиво проговорила Бев, оценив предстоявшие дела и согласившись с матерью. Едва ли они успеют все это провернуть за неделю, оставшуюся до бала. — Не зарекайся, Бев. Как бы не пришлось платить за эти нужные вещи слишком высокую цену, — флегматично ответила Элфрида, наконец заметив обувной магазин в дальнем конце улицы. — А теперь туфли. С туфлями они промучились ещё пару часов. В Дерри продавалась практичная, удобная и неброская обувь, а вот изящные вечерние туфельки днём с огнём не сыщешь. Примеряя очередную пару, которая казалась Бев ещё более убогой, чем предыдущие пять, девушка с завистью подумала, что Грета Боуи со своей подружкой Салли Мюллер наверняка поехали в Бангор или ещё более крупный город, может, даже Портленд, чтобы купить себе баснословно дорогие, модные туфли. Ей же осталась невзрачная, серая или чёрная обувь для секретарш и учительниц младших классов, с толстым, как снисходительно говорили, устойчивым каблуком и широким, квадратным мысом, которым можно было только гвозди забивать. Бев тяжело вздохнула, в отчаянии уронив голову на грудь, и так и замерла в этой позе, скрытая за тяжелой копной волос, упавшей ей на лицо. — Мистер, Вы похоже не совсем понимаете, что нам нужно, — рявкнула Элфрида, уставшая от этого шоппинг-марафона, она хотела поскорее вернуться домой — завтра ей рано утром нужно было на работу, на очередной банкет по поводу какой-то крупной сделки местных предпринимателей, — Мы ищем выпускные туфли, а не повседневную обувь. Есть или нет у вас что-то более нарядное? В голосе ее звенела строгость и уже плохо скрываемое раздражение. Беверли удивленно посмотрела на мать, которая редко позволяла себе повышать голос и тем более хамить, ведь работала она официанткой в самом престижном ресторане города, вежливость уже просто въелась ей под кожу и была такой же привычной, как дыхание. Как ни странно, ее резкий тон самым благоприятным образом подействовал на продавца, который весь подобрался и инстинктивно вытянулся по струнке, как солдат на перекличке перед генералом, и, что-то пролепетав, понёсся со всех ног в подсобку. Вернулся он уже с четырьмя или пятью коробками в руках, высившихся неровной башней, грозившей в любой момент обвалиться, как то странное строение в Пизе где-то на другом конце земного шара. Торопливо разложив коробки перед Бев и ее матерью, он поспешил отойти на безопасное расстояние, смиренно сцепив руки в замок за спиной. Теперь уже дело спорилось. На этот раз туфли действительно были красивые. С тонкими каблучками, острыми мысками, разных ярких цветов. У Беверли даже глаза загорелись, а Элфрида Марш спокойно выдохнула — теперь без туфель они не останутся. И действительно, не остались. Домой мать и дочь добрались только вечером. Отец ещё не вернулся, квартира встретила их полумраком и непроницаемой тишиной. Из окон лился лунный свет, серебря мебель, которая, будучи дешевой и потертой днём, теперь казалась почти сказочной, как убранство в каком-нибудь древнем замке принцессы. Щёлкнув выключателем, Элфрида Марш разрушила магию, комната снова стала всего лишь их обычной гостиной. Беверли прошмыгнула мимо матери к себе в комнату, чтобы припрятать свои сегодняшние покупки. Вернувшись, девушка застала мать у плиты. Та как раз включила газ и поставила на конфорку сковородку с толстым, тяжелым дном, кинула туда кусочек сливочного масла. — Поможешь мне приготовить ужин? Отец скоро вернётся. — С удовольствием, мама, — Бев подошла к кухонному столу, сняла с крючка, вбитого в стену, разделочную доску, достала овощи. Она и сама была голодная, как волк. Элфрида разделывала целую курицу. Отрезала крылышки, ножки, разделала грудку на две части, срезав филе. Достала огромную миску, налила туда немного подсолнечного масла, чайную ложку паприки и в конце на кончике ножа перец чили — Эл Марш любил острое. Перемешала вилкой, попробовала, добавила соли, а затем вывалила туда мясо, перемешав прямо руками. Затем стала помогать дочери с овощами. Мать резала лук и морковь, Беверли чистила картошку. Аккуратно вычищала лезвием ножа все чёрные точки, помня как однажды отец влепил ей пощечину, найдя одну такую, которую Бев в спешке пропустила. Мусорное ведро наполнялось очистками, очищенной картошки прибавлялось в миске. Элфрида украдкой взглянула на дочь. — Счищай потоньше, Бев, так мы совсем без еды останемся. Нечего кормить бездомных на свалке. — Фу, мама, — поморщилась Бев, внезапно вспомнив прокаженного Эдди. Господи, как же давно это было. Она постаралась усилием воли отогнать воспоминание. Воображение лишь мстительно подкидывало ей картинки, которые рождались в ее мозгу, когда Каспбрак описывал свои злоключения на Нейболт-стрит. — Кстати, Беверли, ты уже решила, что будешь делать после выпускного? — Элфрида искоса посмотрела на дочь, надеясь, что ее голос звучал как можно более буднично. Когда Бев перешла в выпускной класс, они с мужем стали все чаще обсуждать эту тему. Эл хотел, чтобы дочь начала учиться взрослой жизни как можно раньше, взяла где-нибудь подработку. Элфрида же, против обыкновения, не соглашалась с мужем, заявляя, что сейчас дочери лучше сосредоточиться на учебе. Ведь они не какие-то нищие, чтобы даже дети с самого юного возраста уже начинали пахать за гроши, при этом не умея толком ни читать, не писать. Элвин в конце концов с ней согласился — лучше пусть его дочь получит должное школьное образование, чтобы не драить сортиры в больнице, как он. — Я ещё как-то даже не думала об этом, — Бев пожала плечами, задумчиво глядя на очередную картофелину. Подцепила край шкурки ножом, провела вниз, скинула очистки в мусор, провела снова. — Лучше задумайся об этом, Беверли, — Элфрида не сводила взгляда с дочери, нарезая морковь на маленькие кубики и скидывая их к уже подготовленному луку. — Твой отец не хотел бы, чтобы его дочь маялась бездельем после окончания школы. Да и я тоже. Так и до выпрашивания милостыни недалеко, — женщина на мгновение вспыхнула праведным гневом: боже, какая наглость — просить денег у незнакомых, честно работающих людей. Затем, успокоившись, вернулась к готовке. Ты очень тревожишь меня, БеверлиГоловная боль на мгновение прострелила висок Беверли, когда мать упомянула отца. О да, папа мог очень сильно разозлиться, узнав, что его дочь после школы не работает. Так можно и с плохой компанией связаться, с наркотиками и беспорядочным сексом. Сексуальная революция ещё не добралась до Эла Марша, и вряд ли когда-нибудь доберётся. Скорее он сам раздавит ее, как бульдозер. Ты все ещё моя малышка, Беверли?Бев тряхнула головой, стараясь отогнать все эти мысли. Однако подумать о работе действительно не мешало — не будут же родители всю жизнь ее содержать. Тем более, подумала Бев, это будет таким прекрасным поводом уходить из дома и злить отца как можно меньше. Она вспомнила о том парне из парка. Что он там говорил? Что она сможет заработать миллионы на своих тряпках? Бев хмыкнула — миллионы, конечно, вряд ли, но действительно, почему бы не попробовать. — Я думала, может быть устроиться в какое-нибудь ателье? — Беверли говорила как будто сама с собой, вовсе не обращаясь к матери. — Поучусь шить. Потом, может быть, сама смогу воплощать в жизнь свои эскизы. Элфрида, хмыкнув, отвернулась от дочери. Надо же, ателье! Об этом она совсем не думала. Не то что бы в ее представлении работа швеи была какой-то плохой, вовсе нет. Но судя по словам, по тону Бев, ее дочь совсем не хотела провести всю жизнь, выполняя заурядные обязанности портнихи в таком маленьком городке, как Дерри. Она мечтала о большем. Может быть, открыть свой собственный магазин, самой шить по своим наброскам, а не выполнять чьи-то бесконечные, сводящие с ума рутинные поручения. В чем Элфрида сомневалась на самом деле, так это в том, что у амбиций Бев есть хоть мизерный шанс на реализацию. И дело было вовсе не в том, что у ее дочери не было таланта или она не могла трудолюбиво работать. Нет, мир такой. Но Элфриде вовсе не хотелось на корню душить все мечты ее дочери. — Знаешь, Бев, а ведь наш директор пару раз посылал меня забирать из ателье новую форму для наших официанток, она ведь так быстро изнашивается, когда за ней плохо следят, — женщина поджала губы, ведь за своей формой она тщательно ухаживала и не меняла ее уже лет пять. — Ее шьют в одном маленьком заведении, у кинотеатра Алладин. И работниц там всего две или три, они целыми днями трудятся, не поднимая головы от выкроек и швейной машинки. Думаю, помощь бы им вовсе не помешала. Возможно, мне удастся уговорить хозяйку, и тебя возьмут на летнюю практику. Бев, улыбаясь, посмотрела на мать, откладывая в сторону наполовину очищенный картофель. — О, мама, это было бы прекрасно!Элфрида уже выкладывала на разогретую сковороду, на которой весело булькало расплавленное масло, кусочки курицы, пропитавшиеся в маринаде. Во все стороны разлетались брызги, и женщина нахмурилась, ведь потом им придётся это оттирать. Даже за вкусный ужин приходилось платить. — Только не вздумай опозорить меня перед начальством! Это очень хорошее ателье, с которым наш ресторан сотрудничает уже не первый год. Не хотелось бы терять поставщика из-за одной рыжей особы, не способной пришить пуговицы на нужные места. Бев наморщила носик, рассмеялась. Несколько месяцев назад, когда она решила не ограничиваться одними эскизами, но сшить что-то самой, она перепутала пуговицы на рубашке отца, пришив их выше и ниже дырочек, куда они должны были попадать. Эл Марш устроил тогда тот ещё скандал, заявив, что он не какой-нибудь алкоголик, чтобы расхаживать по городу с голой грудью. — Ну что ты, я только пару раз так делала. — И потом твой отец два дня ходил с перекошенной рубашкой на работу, пока я их не перешила. — Подумаешь, первый блин всегда комом. Всем великим гениям надо с чего-то начинать. Мать и дочь, переглянувшись, рассмеялись. Беверли была счастлива: все шло гладко, как по свеже заасфальтированной дороге, без единой кочки или ямки. Они готовятся к выпускному, вместе ходят по магазинам, вместе жарят на ужин курицу, а ее мать смеётся, как молодая и беззаботная женщина, которой она никогда не была. Скоро вернётся отец, и они все вместе поужинают, обсуждая накопившиеся за день новости. А дальше она постепенно войдёт в новую жизнь, со школой за плечами и новыми возможностями впереди. Без каких-либо проблем.