Акт 2 (1/2)
Сатклифф оказывается на верхних мостах сцены и присвистывает — отсюда же весь зал как на ладони. Прекрасно. А где же все? Трое у стены, четверо хлопочут над ребенком — плохо ему, что ли? На балконах никого, оно и правильно, кто же туда полезет во время пожара. Остальные где-то здесь... Сатклифф заглядывает в книгу, отмечая местоположение других участников новой забавы. Время — последнее, что его интересует. Он платит Спирсу по счетам, всегда и до конца. Пусть хоть что-то станет его заботой.
Но сцена. Что на ней сегодня было? Какой жизнью она жила в этот вечер? Дорогие кресла, на столике — граммофон. Значит, современность. Какая скука. Но постойте. Граммофон. Значит, музыка. Глаза у шинигами загораются ярким, негасимым пламенем возбуждения, удовольствия, даже некоторого счастья. Грелль спрыгивает с помоста вниз, вызвав тем самым испуг у его жертв: кто-то кричит, кто-то вжимается в стены. Не обращая внимания на реакцию, Сатклифф нетерпеливо перебирает пластинки. Не то, все не то... Зачем Сальери? Чайковский? Не то. Но тема сегодняшней ночи найдена. Грелль со странной, немного нежной улыбкой ставит иглу на выбранную пластинку — Вагнер, ?Валькирия?.
-O, Fortuna, velut luna statu variabilis,... — нетерпеливо повторяют губы, едва задрожавшие от проходящей по телу волны наслаждения. "Воплощения Ада и Рая". Что сейчас может быть лучше?Алый вихрь эффектно, прямо под музыку, двигается к своим жертвам. Кто-то пытается бежать, и именно их оружие жнеца настигает первым. Зачем бежать за тем, кто и так парализован своим страхом?
-Иди ко мне.А ты, бедная, жмешься к стене, падаешь на колени, плачешь, кричишь, пытаешься закрыть лицо руками. Ну куда ты, разве я настолько страшен? Посмотри внимательнее, я же красив. Мои волосы закрывают тебя от всего остального, всего живого. Прости, но схватить тебя за подбородок необходимо. Нежно, практически невесомо касаюсь твоих губ своими, забирая крик. Следом — отодвигаюсь вбок, но не отстраняюсь от тебя, только лишь даю ход своему оружию. А твоя кровь попадает мне на лицо, очки, ты сама захлебываешься ею. Какая замечательная... прощай, моя милая, прощай, пусть твоему пеплу будет спокойно.
Спирс отправляется в ближайшую гримерку, через которую есть проход в ванную комнату, где он оттирает от шеи и рубашки — насколько может — липкую субстанцию. На шее алеют следы от укуса красной бестии, и Уильям только презрительно хмыкает своему отражению. Но в глазах начальника Отдела по надзору уже гуляет недобрый огонек. А спустя несколько секунд, Уильям отдаленно слышит музыку. Однако это не заставляет его двинуться. И лишь когда к музыке присоединяются вопли, можно считать представление начавшимся. Насухо вытерев руки и снова поправив очки, Спирс неторопливо отправляется в зал. Он даст Греллю всего пару минут. Если Грелль не справится с работой, что же, придется как всегда брать ответственность в свои руки. И ни столько потому, что больше это некому сделать, и ты начальник, сколько потому это лишний раз дает замечательный шанс уличить Грелля в неисполнении обязанностей и безответственности.
Спирс лишь подходит к арке, ведущей в зал, как в него врезается девушка — молодая, лет 20. В глазах — ужас, на руке — рваный порез от зубьев пилы. В списке ее нет, и Ти Спирс делает шаг в сторону, позволяя девчонке стремглав пуститься дальше по коридору.
Что, Сатклифф, теряем навыки?
Грелль проносится следом за ней красным ураганом, даже не обратив внимание на начальника. Вот за это — получит особенно. За отсутствие элементарного уважения. Но бегать за диспетчером не входит в кодекс начальника, поэтому Спирс, насмешливо покачав головой, заходит в зал. Пока Сатклифф гонится за одной девушкой, что все равно уже обречена, хотя и не должна умереть сегодня, можно заняться делом.Алый жнец бежит за жертвой с улыбкой безумной, с улыбкой зверя, который просто не отпустит никого, который разорвет каждого. Сильно, на клочки. Мимо Спирса, дальше по коридору.
От меня не убежать, детка. Твои шаги у меня в ушах, твое платье мелькает впереди. Ты за этим поворотом. Кровавый след ведет меня. Мне остается всего ничего — включить пилу и бросить тебе ее прямо в спину. И, будучи от тебя в пятнадцати шагах, я делаю это.Коса всегда находит жертву. Душу. Твоя третья, и она у меня.
-Идиотка, — вздыхает Грелль, вытаскивая из пилы клочья кожи и мяса, — отвлекла меня. Там теперь все попрятались.
Но книжка всегда подскажет, кто и где. И сейчас она выручает. Идти мимо Спирса? Нет. Диспетчер открывает ближайшую дверь, за ней коридорчик. Еще одна. Балкон второго этажа. Лихо. В зале только трое. Эй, я так не играю. Что мне, всех выискивать по отдельности?
За кулисами кто-то кричит, что-то падает. Это где-то в глубине. Значит, огонь добирается сюда. Грелль прикрывает ладошкой рот — сейчас же огонь доберется до граммофона. Впрочем, музыки и так уже практически не слышно, но отдельные, резкие звуки доносятся до ушей.В это время, сверяясь с книжкой, Уильям подходит к ребенку с матерью. И если остальные благоразумно с их точки зрения спрятались от Красной смерти, то вот у этих уже сил не осталось. Ровно как и...надежды?
Движение четкое, быстрое, и душа ребенка забрана. Уильям переводит взгляд на мать и чуть кивает головой в сторону.-У вас может быть долгая жизнь. Если поспешите уйти отсюда.Женщина непонимающе ошарашенно смотрит на Ти Спирса, который, обогнув ее, направляется к следующим людям, что спрятались в буфете.
Он не ангел, чтобы спасать людей. Его работа — забирать души. Его долг, когда в одном помещении с ним Грелль Сатклифф в своем истинном облике, сообщить всем возможным жертвам об опасности. Причина этому — вся та же возня с документами, от которой даже такой бюрократ как Уильям устает, особенно после всяких катастроф и таких дней, как сегодня. Если она спасется, Спирс сэкономит 3,5 минуты на заполнение бумаг. Но проверять, что его послушались и поспешили убежать — большая роскошь.
Однако Уильяму приходится остановиться и оглянуться, потому что за ним раздается жуткий грохот, и в воздух поднимается облако пыли. Огонь добрался до занавеса и конструкций, повалив одну из них. Тяжелая бордовая ткань пожирается пламенем, и Спирс даже жалеет, что Грелль не видит этого. Ему бы понравилось. Он любит смотреть на огонь и разрушения. Уильям тоже — но никогда не признается в этом. Ведь за многие года службы он должен был уже привыкнуть, да и выражать эмоции не полагается. Но в смерти и разрушении есть своя краса. Наверное, именно поэтому Уильям позволяет Сатклиффу творить такое. Наверное, именно поэтому Уильям и выбрал Сатклиффа. Он дал себе слишком много запретов, чтобы позволить такое поведение. Наблюдать за чужим сумасшествием и изредка менять данные о количестве погибших, а после получать незабываемые ночи с Греллем — чем не вариант?
Сатклифф с балкона следит за Спирсом с хищной улыбкой, показывает миру акульи зубы.
Ты тоже сегодня мой. Только мой. Мой-мой-мой-мой... ты позволил этой женщине сбежать. Фи. Не прощу. Но как бы поступить — кинуться за ней, или же прямо туда, в пламя за душами...
Грелль сверяется с книгой — там погибло трое. Ну, с этим и Уилли справится. И почему ему попадается только женская плоть? Мужская на сегодня в дефиците.
Грелль спрыгивает вниз, прямо в проход, выпрямляется и находит глазами Спирса. Оный недоволен, это чувствуется. Грелль улыбается, посылая очередной воздушный поцелуй своему начальству, а после бросается к женщине, которая, обнимая мертвое тельце ребенка, пятится к выходу.-На небеса! — это звучит так звонко, радостно, с явным оттенком безумства. Весело. Ярко. Кровь вновь пачкает одежду, лицо, попадает под ногти. И твоя душа — вновь моя.
Уильям зажмуривается, когда кровь и куски мяса летят на Грелля. Слишком много красного, глаза от него режет. Ти Спирс устало трет переносицу, мрачно глядя на Грелля из-под очков. Эти взгляды не нужны никому, кроме совести Спирса. Галочки, что он не остался равнодушным к такому безумству — внешне. Внутри Спирсу давно уже плевать на людей, мир, души — когда ты несколько веков видишь одно и то же день ото дня, сталкиваешься со всеми людскими пороками, в итоге кроме скуки и презрения ничего и не остается.
Сатклифф наслаждается, ловя этот тяжелый взгляд на себе.Ничего, мой милый, это ничего. За все это я расплачусь с тобой позже. Отдельной ценой.
-Это четвертая! А там, — изящная рука поднимается вверх, указывая на сцену — еще три, — легко и радостно.Говорит – и уносится. По коридору вниз, там мужчина. На его пальцах посверкивают драгоценные камни, он в ужасе пытается закрыться от алой смерти руками. Грелль хрипло, протяжно смеется. Ему хочется играть с этой жертвой, но видя, что оная ни на прикосновения, ни на слова не реагирует, сдавливает горло рукой.
Какая скука... почему они все такие? Почему? Это скучно! Они все скучные, Уильям!Уильям. Именно. Только из-за того, что на подобное обращение Спирс отвечает ударами, насмешками, и извращенным сексом, Грелль остается рядом с ним. Всегда бьет обратно. А значит, нужно поскорее закончить со всем.Пила вгрызается в чужую плоть, а спустя минуту Сатклифф снова в зале. Как всегда появляется в нужный момент. Его каблуки касаются паркета, и в тот же миг за ним довольно красочно рушится очередная декорация.
Спирс даже не глядит — уже неинтересно. Ничего из того, что здесь происходит. Вот только Сатклифф — на его очках кровь, и она капает прямо на губы жнеца, как чертовски соблазнительно — остается интересным. Причину Уильям и сам не может четко обозначить — это тоже создает интерес.
Ти Спирс разобрал по полочкам всю свою жизнь, коллег, бывших любовников. Но вот эта бестия никак не хочет поддаться описанию, классифицированию и объяснению. Грелль слишком разный. До боли яркий, неправильно нежный и пугающе безумный. Иногда Спирсу кажется, что Грелль любит его — так по-настоящему, как только может быть способен такой жнец. Даже в те моменты, когда обещает отрезать руку или нарушает правила назло с гадкой ухмылкой. Но ему Грелль показывает себя всего — разного, не стесняясь и не прикрываясь, выставляя напоказ свою чертову искренность. Великая актриса снимает все маски. Многого ли это тебе стоит, диспетчер?Но это только иногда. В остальные моменты Уильям просто не думает о подобных вещах — жнецу они ни к чему. Тем более что они оба стремятся все стычки свести к сексу — так проще, и с этим проблем не возникает никогда, в отличие от моментов, когда пытаются говорить.
Ты, Грелль, многогранен, но каждому из окружающих показываешь лишь одну-две свои сущности — и те придуманные. Такая вульгарная откровенность со мной — не только способ увлечь и заинтересовать флегматичного начальника, но и удержать его рядом. Потому что у Сатклиффа свои страхи — например, одиночество. Боязнь не справиться со своим сумасшествием — как сейчас — ведь именно поэтому ты редко творишь такое один, всегда стремясь к тому, чтобы я мог наблюдать. Быть рядом. Иметь возможность остановить. А после таких моментов и следующего за ними безумного секса, ты просишь быть нежным. А иногда поддаешься порывам непонятной истерики. Тебя не понять.Уильям вздыхает, поворачиваясь спиной и идя в сторону буфета.-Давайте закончим с этим.
Сатклифф кидается вслед за начальством, привычно хватает его под руку, готовясь получить тычок под ребра. То, что его не поступает, удивляет Алого Жнеца, и оный быстро тянется к Спирсу, целуя того в щеку.
Вот сейчас точно получит за все хорошее. За все красное.
Грелль знает, что Спирс просто спит с ним. Грелль настолько сумасшедший, что позволяет убрать с себя все свои извечные роли, и показать Уильяму то, о чем другие и не догадывались — страх и боль. Грелль умеет страдать красиво.
Уж вы-то, милый начальник, наверняка в этом убедились. Только знаете ли вы, что для вас это тоже роль? Спросите, где же я, настоящий? Меня нет, сэр, я давно растворился во всем этом.
Уильям не успевает даже сказать, что, схватив начальника за руку, Сатклифф испортил очередной его костюм — недаром же Спирс каждый раз осторожен на заданиях — как бестия так же резко отпускает его, и убирает с их пути в ад еще одну жертву. На сей раз мужчина. Он уже почти без сознания, но это никак не мешает Греллю полоснуть ему косой прямо по шее. Капли крови долетают до Спирса, попадая на рукава, брюки и ботинки.