Глава 5. Судный день. (1/1)

Авторское примечание: прототипом Фриды Эббесен является фем!Дания. Ее образ возник благодаря Lady Claire, которой эту главу и посвящаю. Спасибо за то, что так же, как и Фрида поддерживает Арти, ты не покидаешь меня и мотивируешь на написание продолжения истории. :) Лучи любви тебе, дорогая!_____________________________________________________________Утро добрым не бывает. Об утре рабочего дня в середине недели даже заикаться нечего. А утро рабочего дня вкупе с диким похмельем… Мне продолжать или и так все понятно?В общем, первым моим желанием по пробуждению стало стремление испепелить будильник дотла. До жалкой кучки серого пепла, лишь бы это чудовище больше не издевалось надо мной и не взрывало мой воспаленный мозг звонкими трелями. С хриплым, вымученным стоном я поднял налитую свинцом руку и кое-как нащупал кричащий аппарат на прикроватной тумбе, но на заветную кнопку выключения так и не нажал, прибор просто с тоскливым предсмертным писком рухнул на пол и затих. Я опять чуть не застонал, но на этот раз от облегчения, уткнувшись лицом в подушку. В голове было пусто, комнату больше не нарушали никакие посторонние звуки, глаза упорно не хотели разлепляться и я уже практически заснул обратно, но кое-что заставило меня резко оторвать взъерошенную голову от подушки.Я вспомнил то, что произошло вчера. И, пожалуй, это было самое ужасное пробуждение в моей бессмертной жизни, будь моя воля, я бы вообще не просыпался – лицо ненавистного Альфреда уже выплыло из темных недр сознания и теперь откровенно глумилось надо мной.Болезненно кряхтя и страдальчески заламывая брови, я перевернулся на спину и пальцами буквально продрал зеленые очи, в которые по ощущениям словно насыпали пляжного песка. Мысли о тех проблемах, которые настигли меня накануне, да так и остались не решенными, с лихвой прибавляли мучений пульсирующим под коркой черепа извилинам, я мечтал о самом быстром и эффективном способе самоубийства, причем, желательно, максимально безболезненном. Потому что еще грамм этих головных коликов и я просто напросто сойду с ума, мигрень давно перешла всяческие границы, я чувствовал, как в мозг втыкаются тонкие металлические иголки, превращая его в подобие лесного ежа. Отвратительный привкус во рту и без того вызывал не самые приятные ассоциации с тем, что я мог есть и пить накануне, а, учитывая головную боль, меня и вовсе тянуло в туалет к белому фарфоровому другу.Вообще ангелам крайне тяжело напиться, мы сильнее людей в плане выносливости, так что и алкоголь в наших организмах расщепляется быстро, без фатальных последствий. Но, видимо, я вчера очень хорошо перебрал, выцедив не один литр виски или чего там еще было, раз уж подмывает на тошноту… Поэтому я пока боялся беспокоить реку памяти, удерживая воображаемую блокирующую плотину из последних сил, бурлящие воды так и норовили смести все преграды на пути, а вместе с тем и мои слабые попытки подняться с кровати. Мне срочно, просто жизненно необходимо было взбодриться, а энергией меня зарядить могли лишь два процесса: а) опохмеление; б) холодный душ.Я решил начать с варианта ?б?, так как в трещащей голове прочно засело предложение, подслушанное в какой-то научно-документальной передаче: ?Желание употребить дополнительную дозу горячительного на утро – первый признак алкоголизма?, а идея стать первым в мире ангелом-алкоголиком меня не прельщала. И, приложив титаническое усилие, я с вымученным сипом сел на постели, хватаясь за виски, а потом свесил с кровати ноги и принял вертикальное положение. Комната тут же предательски поехала куда-то вбок, и я едва не поцеловал лицом ковер, но вовремя оперся рукой на прикроватную тумбочку, попутно чуть не сшибив с нее торшер.Будь проклят тот день, когда человечество изобрело алкоголь.Нетвердой походкой, сгорбившись, я поплелся в ванную, сглатывая рвотные спазмы и изредка цепляясь за стены. Все свои действия я совершал словно в тумане, абсолютно автоматически, и только когда на меня обрушились обжигающие ледяные струи, и я, вытаращив глаза, как рыба, стал хватать ртом воздух, одновременно с ним глотая холодную воду, мир наконец-то обрел четкость и ясность. Тошнота исчезла, как будто ее и не было, голова продолжала неприятно зудеть, но это было делом десятым – теперь мне поможет таблетка анальгина и кружка крепкого чая. Конечно, лучше бы кофе, но так уж вышло, что этот напиток я на дух не переносил.Ужасно хотелось сжалиться над собой и включить горячую воду, чтобы перестать клацать зубами и согреться, но я знал, что теплый душ разморит меня, и тогда я точно никуда из своей конуры не вылезу. А Теодор второй день сачкований вряд ли простит. В конечном итоге, основательно промерзнув, я вылез из ванны и, обернув полотенце вокруг бедер, тщательно почистил зубы, с мрачным удовлетворением избавляясь от омерзительного вкуса во рту. Когда с водными процедурами было покончено, я открыл дверь в спальню и только теперь смог оценить масштабы учиненного ночью погрома – оказывается все то время, пока я собирал свое сознание в кучку, я даже не замечал окружающего беспорядка.Разбросанная по углам одежда, выдвинутые ящики комода, сбитый волнистый палас, завалившийся на бок стул и разбитый будильник. Картину довершали оторванная с одного края гардина, находящаяся под углом в сорок пять градусов к полу, съехавшая по ней тяжелая штораи открытое нараспашку окно. Так вот почему, мистер Кёркленд, Вам было холодно ночью…Тяжело вздохнув, я оперся плечом на дверной косяк и с тоской подумал о том, что пить мне вообще противопоказано. Если поврежденная гардина еще объяснялась тем, что я вломился в квартиру буквально через форточку, то вот как я смог устроить такой бардак, моему трезвому уму в данный момент было непостижимо. Да тут полтергейст должен был танцевать самбу, не меньше! Если только я, действительно, не пригласил к себе какое-нибудь мифическое существо – в Нью-Йорке волшебного зверья было мало, но некоторые были совсем не против тесного соседства с людьми, извлекая из этого выгоду.Чувствуя, как холодные потоки воздуха гуляют по моим едва согревшимся плечам, я поежился, разгоняя по озябшей коже стайки мурашек, и торопливо прошествовал к окну, чтобы закрыть его. Гардина, словно перечеркнувшая собой раму, существенно осложняла подобные мотивации, но я из упрямства добился своего, не собираясь сдаваться какой-то обнаглевшей палке – босые ноги уже начали колеть. Пожалуй, стоило прибраться в принципе, но я решил оставить погром до вечера из-за нехватки времени, в моих утренних сборах никогда не было внеплановых событий, я делал все строго по распорядку. Единственные действия, которые я предпринял, подходя к шкафу, так это задвинул ящики комода и поставил стул на место, а вот кровать не тронул. Я всегда заправлял ее по пробуждению, но после вчерашней пьянки мне хотелось сменить постельное белье перед сном, хотя никакой притащенной с улицы грязи или разводов пролитого алкоголя, я не заметил. Но почему-то было противно следующей ночью возвращаться в эти простыни, я не знаю, как это объяснить, просто в голове поселилось стойкое ощущение, что это будет как-то мерзко… липко…Если следующей ночи вообще суждено состояться, а меня не пришьют сегодня.Мысль яркой вспышкой ослепила сознание, и я понял, что она стала роковой ошибкой: ту самую плотину, которая все это время удерживала течение отчаянных дум, смело напрочь и меня понесла, закрутила, потащила по подводным камням река памяти. Каждый пережитый накануне позорный момент был, как удар под дых, я почувствовал, что начинаю захлебываться в этих воображаемых бурлящих водах, то и дело судорожно шумно втягивая воздух через расширенные ноздри. Я не знаю, сколько бы я еще простоял так, не донеся руку до дверцы шкафа, с расширенными от ужаса осознания глазами, если бы не трель телефонного звонка. Этот звук подействовал меня не хуже порции воздуха, вгоняемой в забитые водой легкие утопавшего – я мгновенно вынырнул из состояния апатичной паники, судорожно закашлялся и, запинаясь о чертов ковер, сорвался искать пиликающий мобильный.– Алло? Да? – прохрипел я в трубку, когда сотовый агрегат (внезапно!) обнаружился на прикроватной тумбочке, а не оказался затерянным где-то в окружающем бедламе.– Артур? Ты что, только встал? – послышался удивленный девичий голос на том конце провода.Я прочистил горло, чтобы не скрежетать, как спросонья, и ответил:– Нет, Фрида, я встал давно. Что-то случилось?Фрида, а точнее Фрида Эббесен была моей давней знакомой и так же, как и я, являлась сотрудником ?любовной корпорации? месье Теодора Вашона. Она не была ангелом-хранителем, а в иерархии амуров стояла на самой низшей позиции – ребята из шестого Поколения не особо почитались в наших кругах. Офисные работники, секретари и курьеры – такие должности занимали эти ангелы, им практически никогда не поручались задания, они служили связистами.И хотя роль Фриды на мой взгляд была незавидной, девушка никогда не жаловалась на сложившуюся ситуацию и говорила, что ее все устраивает. В конце концов, на место главного секретаря месье Вашона метили многие, но именно Эббесен выпала честь занять эту вакансию в свое время. Пару раз Теодор пытался ее повысить, предлагал перевестись в отдел вместо того, чтобы просиживать свою жизнь около двери его кабинета, но девушка лишь отмахивалась, заявляя, что не потянет ответственности выше заваривания чая или кофе. И здесь правда оставалась за Фридой – с чем нельзя было поспорить, так это с ее легкомыслием… Помнится, японские коллеги были очень недовольны, когда об их визите по странным стечениям обстоятельств забыли, и они проторчали в терминале аэропорта почти пяти часов. Я усмехнулся, а звонкий голос продолжил трещать:– Что случилось? Это я у тебя должна спрашивать, что случилось! Хотя Тедди истерил так, что, наверное, все здание успело посочувствовать судьбе некого Артура Кёркленда.– Только не говори мне, что все уже знают, – я моментально скис, хотя внутри все еще теплилась крошечная надежда на ложность удручающих предположений.– Знают-знают! – весело заверила меня Эббесен и эта надежда поспешила самоубиться. – И про то, что ты промазал мимо мальчишки, и что девчонку упустил… Не будь ты моим другом, Арти, я бы назвала тебя мудаком.– Поздравляю, Фрида, ты только что сказала это вслух, а значит и так меня обозвала… – приглушенно пробормотал я, девушка же лишь захихикала.Я продолжал трепаться с ней ни о чем, скрашивая мучительные сборы непринужденным общением, которое возвращало хоть какую-то бодрость духа, хотя внутри все продолжало дрожать натянутой гитарной струной. Успев за болтовней проглотить долгожданную чашку крепкого черного чая и расчесать свои спутанные вихры, я принялся одеваться, обдумывая информацию, непрерывным потоком льющуюся в ухо. Из слов Фриды становилось понятно, что в подробности моего фиаско никого не посвятили, все думали, что я допустил обычную осечку, то есть о влюбившемся в меня белобрысом американце ничего не знали тоже. С одной стороны, это обнадеживало – издеваться надо мной не станут, по крайней мере, открыто; с другой, выносить многочисленные насмешливые взгляды представлялось делом неблагодарным и раздражающим.Удушая в зародыше рвущиеся наружу непотребные ругательства и придерживая телефон плечом, я пытался совладать с брючинами штанов, пока беззаботное щебетание Фриды постепенно теряло свое воодушевление, приближая окончание разговора. Рассмеявшись напоследок моему усердному пыхтению, когда я предпринял новую попытку просунуть ногу в непокорный предмет гардероба, девушка серьезно проговорила:– И, Арти, я прошу тебя – не опаздывай. Да-да, я знаю, что никогда так не делаешь, не надо сопеть еще громче! Я лишь хочу уберечь твой зад от молний божественной ярости.– Спасибо, конечно, за заботу, но лучше сама постарайся в кои-то веки прийти вовремя, – я фыркнул.– Дорогуша, я-то уж не горю желанием попасть Тео под горячую руку, так что сегодня, так и быть, сделаю исключение. Все, до встречи в офисе, мазила! – со смешком бросила девушка и положила трубку.В иной раз я бы обязательно припомнил Фриде это оскорбление, уже на рабочем месте пустив какое-нибудь едкое замечание, например, в адрес ее внешнего вида – нечесаной гривы густых блондинистых волос или же помятой юбки, которая до выхода в офис явно переживала не лучшие мгновения своей жизни в забитом вещами шкафу. Но сейчас, убрав мобильный от уха и рефлекторно бросив взгляд на экран, я увидел девятнадцать пропущенных вызовов от месье Вашона, обозначенных вчерашним числом, и все мое сладкое предвкушение мести сдулось подобного куполу прохудившегося воздушного шара. Теперь, понуро заправляя рубашку в брюки и застегивая ремень, я думал о том, что мне не помешало заиметь хотя бы каплю несокрушимого оптимизма, присущего Фриде Эббесен.Думаю, описывать вам свою дорогу до офиса нет смысла. Стоит упомянуть только миссис Лоусон, с которой я столкнулся уже на этаже, едва не раскрыв традиционную вылазку на крышу, а потом еле отбился от расспросов пожилой женщины по поводу того, что так сильно шумело ночью, и не пролезли ли ко мне домой воришки. Отругав себя за опрометчиво сохраненную телесную видимость, мне пришлось выдумать какую-то чушь про открытое окно, сильный сквозняк и отвалившуюся по этим причинам гардину. Старушка явно была намерена выпытать все подробности, топчась около их с мистером Лоусоном двери, но я практически затолкал ее в квартиру, заверив, что ничего ужасного не произошло. В остальном маршрут был до тошноты привычным и никогда, никогда еще мне не хотелось так сильно сменить его. Я едва справился с порывом приземлиться на какой-нибудь остановке, воспылав внезапным желанием променять всепоглощающий трепет полета на тесный и душный автобус, набитый до отказа спешащими на работу горожанами.Никогда еще так сильно мне не хотелось ощутить движение жизни и стать его частью.Рассматривая переплетения серых улиц, я думал о том, что, наверное, так себя чувствуют перед тем, как сесть на электрический стул или надеть петлю на шею. Воздуха кажется слишком мало, чтобы надышаться, солнце светит слишком слабо, чтобы согреться, а люди видятся слишком чудесными, чтобы покидать их. Часть сознания упорно цеплялась за незначительные детали, которые прежде ускользали от моего внимания: я остро ощущал пронзительный холод ветра, что морозил щеки, удивлялся отсутствию своего отражения в зеркальных окнах небоскребов, как всегда смотрел вниз под себя, а от высоты начинала кружиться голова – почему-то я только сейчас понял, что на самом деле я ее боюсь. И будь простым человеком, существом без крыльев, готовых в любой момент остановить падение, я бы боялся подойти к парапету третьего этажа, что уж говорить о том расстоянии, которое сейчас отделяло меня от земли.Все эти открытия были такими поразительными, что мне оставалось лишь жалеть об упущенном времени, когда я не замечал подобных вещей. А ведь мне было немало лет, я мог успеть пресытиться бессмертием и добровольно попросить вхождения в Пустоту, как поступали некоторые древние ангелы. Но, нет, мне все еще хотелось чувствовать пульсацию жизни, а моя история должна вот так жестоко оборваться на моменте, когда герой только осознал для себя мирскую истину – и что за дешевая трагикомедия?Как и ожидалось, этаж офиса встретил меня короткими любопытными взглядами, смехом, местами неумело замаскированным под кашель, и бесконечным шелестящим шепотом, который в любой другой день было бы легко спутать с шуршанием документов. Некоторых личностей настолько раздирал интерес узнать, как выглядит главное позорище года, что они высовывались из-за белых панельных перегородок, разделяющих рабочие места, а особо наглые сотрудники, изображая крайнюю занятость какими-то бумагами, проходили к ксероксу, огибая мою фигуру в опасной близости и юрко прошмыгивая в необходимый угол. Крепко стиснув зубы, я пару раз глубоко вздохнул, чтобы утихомирить в себе закипающие чувство злости и постараться абстрагироваться от реальности – предстояло преодолеть еще половину зала. Но, когда две девушки у кофейного аппарата взорвались звонким смехом, стоило мне миновать их, как я уже практически бежал, если не летел, по просторному офису; мне упорно казалось, что услышь я еще одну глупую шуточку за спиной, живых существ в радиусе километра попросту не останется.Достигнув необходимой цели в лице двери приемной, я откровенно пнул ее ногой, распахивая ее и больше не пытаясь укротить подкатившую волну едкой ненависти, и тут же поймал испуганный взгляд голубых глаз. Сначала я даже обмер, подумав, что чертов Альфред решил преследовать меня повсюду, но потом лишь тряхнул головой, отгоняя наваждение – за секретарским столом сидела никто иная, как Фрида Эббесен. А она явно не заслужила моего пренебрежительного отношения из-за сходств во внешности с этим американским придурком. Еще пара секунд ушла на то, чтобы привыкнуть к наличию стен цвета фуксии – приемная не была нагромождена всяческой валентиновской атрибутикой, но и на нее распространилась ?любовная? мания шефа, не зря он сидел за соседней дверью. Но, видимо, я слишком долго расправлялся со своим ступором, потому что девушка нахмурила брови и с некоторой осторожностью произнесла:– Арти, ты уже можешь расслабиться: за тобой не гонится банши, а месье Вашон пребывает в удивительно стабильном расположении духа, – легкий, едва уловимый датский акцент резанул слух.– В стабильном, еще не значит, что в хорошем, – пробурчал я, пока ненависть ко всему живому постепенно сбавляла обороты. – А я смотрю, ты все-таки не опоздала.– А я смотрю, что у тебя скоро кровь из ладоней побежит, – с толикой ехидства собезьянничала Фрида, а когда я недоуменно, приподняв густые брови, посмотрел на нее, кивнула на мои руки.Я послушно наклонил голову и только сейчас понял, что все это время судорожно сжимал кулаки до такой степени, что короткие ногти впивались в кожу, оставляя на ней красные дугообразные следы. Растерянно выпрямив пальцы, я принялся растирать впалые отметины. Девушка же обратила на меня свой сочувственный взор; я, не поднимая лица, почувствовал его и неприязненно поморщился – вот только чужой жалости мне не хватало. Кажется, от внимания Эббессен тоже не ускользнули изменения моей мимики, поэтому она лишь пренебрежительно фыркнула, закатив глаза, и откинулась на спинку своего бежевого офисного кресла.– И почему я не удивлена тому, что у тебя нет девушки?– Наверное, потому, что я ангел, а не человек, и не нуждаюсь в продолжении рода, – с сарказмом отозвался я.– Хреновый из тебя философ, Кёркленд, – усмехнулась Фрида, закидывая руки за голову в абсолютно нехарактерном для женщины жесте. – Иди, давай уже, а то еще минута задержки и босс точно тебя пришибет без лишних вопросов. – Благодарю за напоминание о моей возможной гибели, – ком предательски засел где-то глубоко в горле и окончание фразы я неловко проглотил вместе с этим гадким скоплением.Я окинул взглядом приемную еще раз и неторопливо прошел к двери кабинета месье Вашона. На ходу потянулся к ручке, чтобы открыть ее, но замер каменным изваянием, потому что мне внезапно стало страшно. Вот так элементарно, по-настоящему страшно, дико, до немого крика – холод мгновенно просочился в грудную клетку, простирая свои щупальца к самому сердцу, обтягиваясь вокруг него тугими кольцами и сжимая его с каждым пугливым ударом сильнее. Я ярко осознал, что все эти мои шаги могут стать последними, что после пересечения порога кабинета начальства меня ждет глухая неизвестность, та самая, которую я ненавидел в своем рациональном и размеренном существовании больше всего. Нет, моя душа не ушла в пятки и липкая испарина не выступила на лбу, я просто чувствовал ледяное опустошение, как перед прыжком в темную бездну: неизвестно каким окажется дно и сколько тебе предстоит лететь.В голове промелькнула дурацкая мысль о том, что лишь бы все прошло быстро и не пришлось много мучиться.– Пропустим по пивку сегодня вечером? – прозвенело вдруг в напряженной атмосфере, а я настолько погрузился в себя, что вопрос даже на застал меня врасплох.Я только вздрогнул и повернул голову к Фриде.– А… Да. Обязательно, – я несильно кивнул, а девушка ободряюще улыбнулась.Свет в ее голубых глазах невольно напомнил мне сияющие очи Джонса, но я постарался отогнать от себя навязчивый образ, намеренно подчеркивая густоту и пушистость ресниц девушки, и отсутствие частично загораживающей их оправы очков. Я натянуто, но максимально искренне, насколько мог, улыбнулся Эббесен в ответ и повторно кивнул, а потом решительно толкнул деревянную тяжелую дверь перед собой. С негромким протяжным скрипом она отворилась и, еще даже не посмотрев внутрь кабинета месье Вашона, я услышал строгий голос:– Обувь снимать не надо, Артюр.?Это конец? – единственные слова, которые по идее должны были сформироваться в лишенном связанных мыслей разуме, но до чего удивительно было думать не о своей скорой кончине, а об одном бестолковом американце, взгляд которого, словно назло, прочно засел в мозгу после последнего напоминания о себе. И до чего странным было осознание, что его улыбка оказала бы мне сейчас большую поддержку, чем привычная беззаботная улыбка Фриды.Глубоко вздохнув, я переступил порог и закрыл за собой дверь, ручка тоскливо щелкнула.