Глава 4. Этюд в багровых тонах или "Какого черта!?" (1/1)

Стоило мне открыть дверь бара, как в нос ударил терпкий запах выпивки и табака. Помещение словно насквозь пропиталось пивными парами и никотиновым дымом, а теперь эта гремучая ароматическая смесь оседала на моей одежде и волосах – я брезгливо поморщил нос. Вот именно поэтому я обычно предпочитал напиваться дома, предварительно закупив пару бутылочек старого доброго виски или бренди прозапас, чтобы при следующем загуле не надо было далеко ходить и из этого далёка непонятно в каком состоянии возвращаться. За последний подобный визит паба мне было особенно стыдно перед четой Лоусон (хорошая, кстати, марка виски – ?Уильям Лоусон?), ибо сколько моих соплей пришлось выслушать старику Катберту, а Поппи и вовсе чуть удар не хватил, когда я полез на стол, чтобы… В общем, это совершенно другая история, не будем вдаваться в подробности.Так вот сегодня я решил пойти в бар, дабы не оставаться в одиночестве, как вы помните, испытывать это чувство мне пока жутко не хотелось. Вечер только начинался, само заведение популярностью не блистало, поэтому людей было не особо много, но меня это и не расстраивало, главное, что вокруг меня просто был хоть кто-то. И, неспешно пройдя по длинному затемненному залу, я уселся за барную стойку на высокий деревянный табурет в самом углу, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания – порой здесь случались потасовки, а быть втянутым в драку я не горел желанием. Уперевшись локтями в гладкую столешницу и сложив пальцы в ?замок?, я стал ждать, когда ко мне подойдет бармен.– Что будете пить? – работавший сегодня бородатый мужчина был мне незнаком, видимо, взяли новенького за то время, пока я старательно избегал этого места, вспоминая несчастную Поппи.– Тройной виски, пожалуйста, – ответил я, бармен кивнул и удалился исполнять заказ.Конечно, можно было начать с чего-нибудь меньшей крепости, с пива, например, чтобы потом постепенно увеличивать градус, но сегодня я пришел не растягивать удовольствие, а откровенно напиться, а значит, и ломаться было нечего. Вскоре передо мной с характерным звонким стуком опустился тублерс, почти до краев наполненный янтарной жидкостью, и я принялся вливать в себя жгучий алкоголь.Первый стакан выпивался с некоторой неохотой при всем стремлении надраться, я слегка хмурился, когда горький напиток опалял мое горло, отвыкшее от такого обращения. Но, когда на донышке бокала ничего не осталось, старт определенно был задан и дальнейшие порции виски я заглатывал без лишних раздумий. Уже после второго захода в голове приятно потяжелело, неприятные мысли улетучились, словно их и не было, а настроение значительно улучшилось. Я заказал себе закуски, чтобы было чего пожевать и просто не было скучно пить, и продолжил свой заплыв в безмятежный океан легкости.Я не помню, сколько продолжалось мое методичное опрокидывание алкоголя в нутро желудка, но в какой-то момент виски сменила водка и дело пошло совсем на ура. Я уже практически ничего не соображал, но по усиливающемуся вокруг шуму понимал, что народу в баре прибавляется – работники покончили со своими будничными делами и пришли отдыхать. И хотя свободных мест становилось все меньше, ко мне все равно никто не подсаживался, потому что я дошел до стадии, когда начинал вести разговоры с самим собой. С моих губ срывались бессвязные обрывки возмущенных фраз, заплетающимся языком я проклинал и посылал к черту сегодняшний день, а иногда срывался на разъяренные восклицания, приподнимаясь на стуле, но вмиг стушевывался и начинал бормотать что-то под нос.Возможно, я так бы и просидел весь вечер в абсолютной обособленности от кого-либо, возможно, моей единственной компанией так и остался бы верный стакан. Возможно, никто бы вообще меня не заметил и, придя к выводу, что выпивки в моем организме более чем достаточно, я бы расплатился и уполз к себе домой.Но, видимо, судьба разложила карты по-своему. И над моим ухом раздалось веселое…– Привет!– Ты кто?.. – промямлив, выдал я и попытался сфокусировать мутный взгляд на человеке, который яркой вспышкой красной куртки приземлился на стул рядом со мной.– Я? Я – Альфред, а тебя как зовут? – жизнерадостно откликнулось пятно.В моем мозгу что-то переклинило.– АЛЬФРЕД!? – взревел я, воинственно подтягиваясь на стуле и размахивая фужером с водкой. – Так это из-за тебя я сегодня провалил свое задание, ублюдок!?А в следующий момент мой рот зажало что-то мягкое и теплое.– Да тише ты! Тише! На тебя и так уже весь бар озирается, сейчас вообще выкинут отсюда, если продолжишь орать, – меня усадили на место и толкнули в бок, чтобы перемесить в угол, куда падала спасающая от лишнего внимания тень.– М-м-мф-ф! – возмущенно промычал я в ладонь, уже собираясь укусить своего мучителя за пальцы, но тот вовремя отнял руку. – Какого хера… ик!.. ты тут вообще делаешь!?– То же, что и ты, – пожал плечами незнакомец. – Хочу напиться до чертиков, потому что сегодня понял, что влюбился в одного странного крылатого парня… Не знаешь случаем его? – в интонациях явно читалась насмешка. – Эй, бармен!..До меня постепенно доходила реальность происходящего. Сейчас, в самом малоизвестном пабе центрального Бруклина, на соседнем табурете, соприкасаясь с моей ногой бедром, сидела причина всех моих бед и будущих страданий – американец Альфред Ф. Джонс. Тот самый Джонс, которому я сегодня запулил стрелу Истинной любви прямо в сердце. Тот самый Джонс, который втюрился в меня, потому что я стал первым, кого он увидел. И он находится здесь. И он ко мне обращается. А я ему отвечаю. Твою…– Как ты меня нашел? – сдавлено прошептал я, ошеломленно таращась в профиль парня, пока, болтыхающийся на волнах спиртного мозг, не мог адекватно оценивать происходящее.– Я тебя не искал, я поблизости живу, – Альфред весело хмыкнул и повернул ко мне белобрысую голову. – Так что я на самом деле просто зашел выпить, тем более я тут ни разу не был: хочешь – верь, хочешь – нет. А потом услышал твои вопли, насчет того какие люди уроды, а некоторые очкастые сволочи еще и видят то, что им не полагается. Тут уж понять, что говорят про меня, не составило труда.Я не понимал двух вещей: первая – почему он сидит рядом со мной, вторая – почему он так радостно и широко улыбается. Он что, совсем ничего не понимает? Или просто это я недопонимаю чего-то? Почему он радуется? Это из-за того, что он нашел меня? Или я выгляжу смешно? Пьяные мысли в моей голове выписывали балетные пируэты, а я никак не мог ухватиться за них в нужный момент. Конечно, меня неслабо шокировал тот факт, что мы вот так вот пересеклись, но, тем не менее, полному отрезвлению это не поспособствовало. И, может, я так бы и сидел остаток вечера, пытаясь переварить ком свалившейся на голову информации, но тут парень опять подал голос.– А я тут тебе кое-что принес, – бармен поставил перед ним кружку пива, но он не обратил на это внимания, усердно копаясь в рюкзаке – я только сейчас заметил его наличие. – Я, конечно, сначала хотел себе оставить, думаю: ?Хэй, чувак! Да ты посмотри, сколько внимания к твоей скромной персоне! Такое нельзя выкидывать!? Нет, реально, я даже представить не мог, что вы там так серьезно к делу подходите, информацию собираете, все просчитываете… Да вы, блин, как инопланетяне! Не удивлюсь, если еще и опыты на нас ставите, – он заливисто рассмеялся, а я уже начал основательно путаться в разрозненном потоке слов. – Но раз уж встретились с тобой, надо отдать. Короче, вот, держи, – перед моим носом очутилась красная папка. – Ты ее, наверное, в спешке забыл, когда уматывал оттуда, а я ее заметил и с карниза достал – на самом краю лежала, – Джонс сиял, как начищенная до блеска кастрюля.Я в немом оцепенении смотрел на папку с досье, составленную месье Вашоном. Мир, казалось, застыл на одном месте, даже окружающий шум голосов и бренчания пивных кружек пропал, а я все продолжал гипнотизировать ее хмельным взглядом, словно от этого она могла исчезнуть. Пуф! – и раствориться в воздухе. Словно ее и не было. Словно вообще не было ничего этого. Как бы тогда все было просто… Чувствуя, что меня в размышлениях начинает уносить не в ту сторону, я вернулся к переживанием насчет лежащей передо мной на барной стойке папки. Потому что ее возвращение мне подобным способом было самым ужасным из всех возможных, хотя какое там, я подобного даже не предполагал. А теперь американец знает. Знает о нас, знает о нашей работе. Знает то, что не положено знать простым людям. А значит, меня не просто понизят или уволят.Меня просто оправят в Пустоту и без самоубийства этого паренька.Потому что никто, ни один человек во Вселенной не должен быть в курсе того, чем мы занимаемся, не должен располагать знаниями о том, что мы не вмешиваемся – мы строим судьбы. Наше реальное существование – легенда, наши реальные деяния – религия. Но никаких фактических следов, никаких признаков и улик. А теперь меня попросту убьют за то, что я так легко нарушил все табу.В моих глазах закипали пьяные слезы отчаянья, а еще одновременно захотелось смеяться. Но я только с силой хлопнул себя ладонью по лицу, выражая этим жестом всю испытываемую лютую усталость. Альфред рядом напрягся, но я не придал этому значения. Разве может хоть что-то быть важно, когда тебя завтра ждет смерть?– Я никому не скажу, – послышался голос сбоку, но до меня не сразу дошел смысл сказанных слов.А, когда дошел, я неверяще вскинул голову.– Честное слово, не скажу, – повторил американец, сурово поджав губы и твердо глядя на меня. – Не думай, что я такой дурак, я все понимаю. А даже если бы и кому-то рассказал… Знаешь, мне пока не хочется примерять смирительную рубашку, – и опять он смеется, словно еще секунду назад не был предельно серьезен.И я почему-то проверил ему. Я расслабился. Просто чуть не стек с табурета на пол от накатившего в одно мгновение упоительного облегчения. Я разжал свои пальцы, которыми оказывается все это время, судорожно, до побелевших костяшек цеплялся за прозрачный стакан, и прикрыв веки, тихо проговорил:– Спасибо.– Одного спасибо мне будет мало, – негромко откликнулся Альфред.– А? – только и успел проронить я, как в следующий момент мои губы накрыли чужие.Легкое прикосновение, никакого напора, наоборот, дикая осторожность и неуверенность, готовность отпрянуть в любое мгновение, словно у ребенка, решившего перед обедом украсть конфету из кухонного буфета. Губы мягкие и теплые, немного влажные – я чувствую это настолько ярко, что даже не испытываю испуга или паники, я полностью поглощен тактильными ощущениями. Даже сердце, на миг замерев, не начинает биться чаще.А когда отхлынувшая от лица кровь с новыми силами ударила в голову, я понял, что пора сваливать. Потому что дела ни капли не налаживаются, а становятся только хуже и хуже. Туман над озером рассеялся и, теперь абсолютно трезвая пустота в моей голове по своей прозрачности напоминала воду самого чистого горного родника. Я медленно отстранил от себя Альфреда, уперев ладони в болоньевую алую куртку, так же медленно вытащил деньги из бумажника, положив их рядом с бокалом, взял в руки красную папку месье Вашона, а потом, наконец-таки пунцовея до кончиков ушей, соскочил со стула и быстрым шагом направился к выходу из бара.Сплошной красный цвет вокруг... Этюд в багровых тонах, ей-богу. Сэр Артур Конан Дойл оценил бы.– Эй… Эй! Ты куда! – отреагировал американец, все эти минуты с непонятным мне удивлением наблюдающий за моими размеренными действиями.Он сорвался с места, попутно чуть не грохнувшись с высокого сидения на пол, и кинулся вслед за мной.– Спасибо за папку, всего хорошего, до свидания, – оттарабанил я, не оборачиваясь, и буквально выпрыгнул на холодную улицу из теплого паба.– Да постой же ты! – Джонс не отставал ни на шаг. – Куда ты идешь?– Домой, – отрезал я, максимально ускоряясь и ловко огибая идущих навстречу людей – назойливость парня начинала меня раздражать.– Домой? А где ты живешь? Давай, я тебя провожу! А то тебя еле ноги держат, а? Ах, да, и как тебя зовут все-таки? А то это как-то нечестно по отношению ко мне, ты-то мое имя…– Слушай, ты!!! – я резко остановился, чуть не сшибив какого-то прохожего, а заодно чуть не получив носом Альфреда в затылок. – Мы с тобой вообще не должны были пересекаться! Никогда не должны были, понятно!? И если не вышло просто так с тобой не встретиться, теперь я вынужден сократить наши свидания до минимума, а именно до произошедших двух! Хватит меня преследовать, неважно, где я живу, неважное, какое у меня имя – больше мы с тобой никогда не увидимся! НИКОГДА! Постарайся меня забыть, а если не получится… Господи, да что я вообще о тебе думаю, у меня и так проблем по горло. Все! Счастливо оставаться! – и я, окончательно раскрасневшийся то ли от крика, то ли от смущения за поцелуй, взмыл в ночное небо прямо с того места, на котором стоял.Альфред, обалдевший от количества обрушившихся на него слов преисполненных гнева, только и мог, что с по-детски наивным взглядом и приоткрытым ртом, наблюдать за моим кривым, размашистым полетом. Крепко прижимая красную папку к своей груди и стараясь соблюдать ориентацию в пространстве, я с пылающим лицом, стиснув от злости зубы, направлялся к своему родному пристанищу. Перед глазами все еще стояло пораженное лицо Джонса, но вспоминать и думать обо всем случившимся мне претило до омерзения, я боялся сгореть от едва сдерживаемой ярости и стыда. Нет, ну, какой же тупой американец! Да чтоб я еще раз поперся в этот богами забытый бар! Чтоб я вообще еще раз куда-нибудь поперся!!!Итак, витиеватыми путями, сбиваемый внезапными порывами ледяного ветра, я добрался до дома, точнее, до родных окон – сегодня я заходил в квартиру именно таким способом. Чуть не упав с пожарной лестницы в темноте, пытаясь нащупать щеколду, с помощью которой можно было поднять оконную створку, я то и дело порывался материться, но подавлял свои намерения, боясь разбудить соседей. В конце концов, с горем пополам я ввалился в свою спальню, даже забыв убрать большие крылья. Наверное, проникновение было несколько шумным, но уже было наплевать, сегодняшний день вымотал меня настолько, что мне хотелось только принять душ и завалиться спать. Спать крепким сном без всяких сновидений.И блондинистых дебилов, распускающих руки… губы тоже!!!Понимая, что последняя мысль была приплетена к Джонсу только из-за вспышки ненависти за инцидент, я все-таки сложил крылья, отшвырнул папку босса куда-то в сторону, включил в комнате свет и стал с плохо скрываемым бешенством срывать с себя одежду, разбрасывая ее где ни попадя. В конечном итоге, я уволок себя в душ, и теплая вода разморила меня настолько, что отступившее под натиском переполняющих эмоций алкогольное опьянение вернулось обратно и захватило потерянные позиции. Из ванной я уже не выходил, а вываливался, безуспешно пытаясь запахнуться в махровый халат.Кое-как добравшись до выключателя, я погасил люстру и со стоном упал на нерасправленную кровать. Сумрачный мир плыл перед глазами, крутился, как дискотечный шар, разве что не переливался, а я размышлял о том, как эта Вселенная несправедлива ко мне. Ведь я же так много сил прикладывал для того, чтобы заслужить себе имя, так преданно, душой и сердцем всегда отдавался своему делу. Я так безумно мечтал, чтобы мне уже поручили охранять какого-нибудь человека, чтобы я мог выручать его, защищать от бед, делать его хоть на капельку счастливее! А в итоге сегодня в меня влюбляются всякие парни, целуют меня, а, возможно, завтра, я потеряю все…Чувствуя, что скоро вот-вот расплачусь, я перевернулся на бок и подтянул колени к груди. Нет-нет, нельзя себя жалеть, Артур, иначе так ни с какими проблемами тебе не суждено справиться. А мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем, ведь есть месье Вашон, он мудрее и опытнее, он может помочь, да и всякие манускрипты и вековые сборники, там наверняка есть совет, как выйти из подобного положения… И влюбленных идиотов еще проучим, уж я-то найду способ поизощренней… Все будет хорошо, не надо отчаиваться… Все наладится…И с такими светлыми мыслями, с легкой душой и чистым сердцем, я провалился в сон. Не учтя одного: мои губы все еще помнили мягкое прикосновение, а последними словами, мелькнувшими в голове, стала фраза: ?…улыбка у него красивая?.