Глава 12: Так будет лучше (1/1)

!TW! В главе присутствуют упоминания насилия без детального описания. Пожалуйста, читайте дальше с осторожностью.Мерный стук дождя за окном прерывает раздавшийся громкий чих, после сопровождаемый надрывающимся кашлем. Когда Эдди наконец унимает свой внезапный приступ, он устало выдыхает, снова откидываясь на подушку и прикрывая глаза.Он ненавидит болеть: сразу чувствует себя слабым, беспомощным, неполноценным. Пропадают запахи, навевает усталость, а любое, даже самое плёвое дело отбирает столько энергии, что потом несколько часов с постели встать не можешь. Эдди всегда болел основательно и с размахом: высокая температура, жар, натужный кашель, сопли и болящее горло. Видимо, это была расплата за то, что подобные приступы серьёзной простуды случались ой как нечасто. И тут поди пойми — повезло, или так себе.Громко и совсем неэстетично Эдди высмаркивается в носовой платок, только толку от этого не получает почти никакого — нос всё ещё заложен, запахи почти не ощущаются, и дышать всё ещё трудно. Каспбрак болеет уже вторые сутки, и с каждым днём чувствует себя куда паршивее, будто не идёт к выздоровлению, а наоборот совсем — только усугубляет своё состояние.Всё его лечение состоит из горьких, иногда безвкусных таблеток, мерзкого сиропа от кашля, и огромных порций чая, которые любезно предоставляются Тозиером во времена завтраков обедов и ужинов.Тозиер. В больном бреду он виделся Эдди милым, в обычном состоянии — любопытным. Он интересовал. Его глупое упрямство и чрезмерная эмоциональность, быть может, должны раздражать, но сейчас в Тозиере раздражало только то, что он такой влюбчивый идиот.Хотелось взять его за шкирку, встряхнуть хорошенько и сказать: ?Не смей. Не смей ко мне что-то чувствовать?.Конечно, в отличии от некоторых, Эдди себя глупцом не считал, и первый тревожный звоночек услышал подозрительно чётко. Тогда ещё, поздней ночью, за несколько часов до защиты проекта по психоанализу. Трудно было не заметить как Тозиер, порой, отвлекаясь от своей писанины, кидает на Эдди косые неоднозначные взгляды и подолгу засматривается, уверенно полагая, что Каспбрак не видит этого, оттого можно было задержаться на сосредоточенных чертах подольше. А Эдди видел, и слишком явно. Однако чересчур огромного значения придавать не решил. Осознать пугающую правду Каспбраку мешали отговорки, и в тот раз он успокоил себя тем, что Тозиер, глядя на него, пытается вспомнить ещё какие-то характеристики, только и всего. А взгляды такие долгие лишь потому, что Ричи медленно и натужно всё обмозговывает. ?Такая себе отмазка? — думалось Эдди, однако это его успокаивало.А потом услышал свою характеристику. И тогда рассыпанная картинка понемногу начала складываться воедино — фрагмент за фрагментом, а получаемый результат пугал, если нельзя сказать — отталкивал.Эдди понимал, к чему ведут все эти знаки. Прекрасно понимал, но точного заключения давать не хотел — доказательств было мало. В конце-концов, наверняка он знать не мог, и вероятность ошибиться была довольно большой. Это и давало надежду.Эти самые надежды начали понемногу рушиться с того самого момента, как Эдди застал Тозиера в библиотеке, читающего книгу. И его фраза: ?Я покажу этому заумному выскочке, у кого тут яйца крепче!? прочно засела в голове. Не потому что звучала забавно, а потому что Каспбрак окончательно осознал, что в своих предположениях не ошибся — Тозиер отчаянно желал обратить на себя внимание. Не важно, как: своим откровенным тупизмом, или неожиданными знаниями, ведь значение имела реакция. Реакция не ?кого попало?, а именно Эдди.Каспбрак понял, что неосознанно пробудил в Тозиере симпатию к себе. Как только мог он упустить момент, когда это началось? Как только могла подвести его собственная наблюдательность? Всё ведь шло как нельзя лучше: ненависть, перепалки, подколки, и ещё раз ненависть. Казалось, такая искренняя и эмоциональная, что сомнений быть не может.Возможно, Эдди проебался как раз тогда, когда позволил дать себе слабину, и предоставить Тозиеру свою помощь? Таблетки, мазь, ещё и записка эта объяснительная… Однако чего уж жалеть об этом сейчас, когда всё уже сделано? Думать, искать ошибки, анализировать — полезно, но и без того было чётко ясно одно — не затыкающегося выскочки в жизни Каспбрака стало непозволительно много, и Эдди принял единственно-верное для себя решение — отстраниться. Перестал обращать внимание, реагировать на провокационные реплики и нападки, хотя не мог не признать, что его поразили некоторые мысли Тозиера по поводу книг, которые разительно поменялись после того, как Ричи начал читать, и читать полностью. Тот же ?Великий Гэтсби?. Все как один осуждали поступок Дейзи, но Ричи… Он попробовал понять, проанализировать. Словно озвучивал мысли Эдди, что было почти невозможно, ведь никто и никогда не думал в таком же русле, как и он. Если не считать Томаса. Однако Томаса нет здесь уже как три года, поэтому и вспоминать о нём не было смысла. Наверное.Чёрт, Каспбрак так давно хотел найти в этом пансионе человека, с которым можно было так же, как и с Томасом, открыто подискутировать, мыслить в одном направлении, и с горящими от восторга и возбуждения глазами едва ли не перебивать друг друга, пытаясь озвучить все те беспокоящие мысли, что, порой, спать не давали. С тех пор, как Томас ушёл — целых три года никто не мог его превзойти, но всему рано или поздно приходит конец, верно? И вот — это случилось, но не совсем так и не совсем с тем, как желал того Эдди. Конечно, внезапно адекватные мысли, которые выдавал Тозиер, не сбили Каспбрака от первоначальной задумки — он всё ещё хотел отвадить его от себя, надеясь, что они смогут вернуться к прежним отношениям, где нет места светлым чувствам и в помине.Именно поэтому, плотно поджав губы, никак толком не реагируя, Эдди терпеливо выслушивал Ричи, мысленно соглашаясь с тем, что он говорил, и всё сильнее испытывая чувство безграничного желания развить его мысль, поддержать, направить в более правильном русле, но вместо этого молчал, внешне пытаясь не выдать своего удивления и даже некого… восторга? С присущими ему холодными нотками в голосе Эдди сдержанно благодарил Ричи за высказанные мысли, даже не удостаивал его взглядом, и сразу переключал своё внимание на другого.С Тозиером сближаться было нельзя, ведь Эдди всё ещё питал надежды на то, что Ричи и его возникшая симпатия испарятся быстро.Так и случилось. Вернее, Эдди действительно поверил в то, что Тозиер снова ненавидит, ведь с каждым днём его записки становились куда содержательнее, а от написанных слов так и веяло той самой ненавистью и презрением. Каспбрак не из тех, кто терпит подобные оскорбления, но в данной ситуации это было всяко лучше возможной симпатии.Дабы подтвердить свои догадки по поводу того, что снова всё вернулось на круги своя, Эдди решился наконец заговорить с Ричи. На отстранённую какую-нибудь тему. Сболтнуть нечто. Так, невзначай, словно от скуки… И совет попробовать другой чай показался как нельзя нейтральным. Реакция Тозиера была ожидаема, оттого и вожделенна, потому что Эдди думал, что его тактика отстранённого безразличия сработала, как работала и раньше. Думал он так ровно до того момента, пока спустя день не увидел перед собой Тозиера, держащего в руках кружку дымящегося чая.Что сказать — Эдди, видимо, проебался во второй раз.Каспбрак не планировал влюблять в себя мальчишку. Чёрт знает, что там у него в башке творилось, но страшно представить, если Тозиер так бурно проявляет негативные чувства, какими будут положительные?Нужно было решительно что-то делать, пока возникшая симпатия не переросла во влюблённость, а влюблённость не переросла в… Эдди даже боялся об этом думать.Непредвиденная болезнь ослабила бдительность, и Каспбрак, к своему удивлению обнаружил, что ему даже нравилась своеобразная забота от своего ?врага?, но потом, когда Ричи уходил, а Эдди оставался наедине со своими мыслями — до него внезапно доходило, что делает он совершенно не то, что требуется. Он… позволял проявлять эту заботу, подпустил так близко, как не подпускал почти никого, а это пугало.По части психологии в делах любовных Эдди ноль полнейший, что парадоксально, ведь про физическое проявление чувств знал больше, чем сама ?Википедия?, и всё, по большому счёту, благодаря опыту. Что касалось так называемой ?духовной? части вопроса, то Каспбрак даже не представлял, как отвадить от себя Ричи. Так, чтобы наверняка? В больную голову приходил только один более-менее адекватный (если его таковым вообще можно назвать) вариант — быть мудаком. Собственно, тут даже и напрягаться особо не нужно, и даже с температурой 39, Эдди сможет справиться с поставленной задачей.Конечно, Каспбрак мог придумать кое-что получше, поизощрённее, проявить хитрость в конце-концов, но как только он пытался сосредоточиться — его горло начал разрывать противный кашель, а по вискам словно молоточком отстукивали болезненный ритм. В общем, не до более гениальных планов было.Время близилось к ужину. Если Тозиер не задолбался, не включил вдруг мозг, и не задумался о том, с какого хера он носит регулярно чаи человеку, который ему якобы неприятен, то совсем скоро он должен явиться на пороге с кружкой горячего лечебного напитка.Эдди вздохнул от ожидания. Честно, даже желания обижать Ричи не было. Жалко потому что. Он таблетки притащил, и всё ещё поит самым вкусным в мире чаем, а что в ответ? А в ответ Эдди собирается его послать. Такая себе благодарность.Слышится стук, и Каспбрак, хрипло отвечая: ?Да?, мысленно просит Тозиера уйти, пока не поздно. Но кто ж услышит его мысли?Ричи входит молча, внимательно следя за тем, чтобы чай не пролился, даже не здоровается, потому что сосредоточен. Эдди наблюдает за ним со стороны, и на секунду его посещает странная мысль о том, что он просто не сможет высказать Тозиеру в лицо гадость после всего, что он для него сделал. Однако, словно противореча себе, Каспбрак открывает рот:— Тебе не кажется, что это затянулось?Тозиер ставит кружку на тумбочку и переводит вопросительный взгляд на Эдди.— Ты о чём? — спрашивает он, уже пододвигая чуть ближе к кровати стул, чтобы сесть рядом и суметь разобрать всё, что скажет Каспбрак своим осипшим голоском.— Твои походы сюда. Не припоминаю, чтобы просил тебя носить мне чаи и раздражать своим присутствием.— Ах, я тебя раздражаю!? — не то чтобы Ричи разозлился сразу, но услышать такое было неприятно. Он ждал как минимум благодарности, что было с его стороны глупо, — Если это так, то почему ты говоришь об этом только сейчас, когда вчера и сегодня я потратил на тебя кучу времени?— Повторяю, тебя никто не просил этого делать, — с нажимом отвечает Каспбрак, чувствуя, как начинает краснеть, но вовсе не от смущения или злобы, а от чёткого желания громко кашлянуть. — Помнится, я тебя прогнал. Это ты сам вернулся, всучил мне булку и конфеты, а потом в обед ещё и чай притащил. Так продолжается второй день. — Тебе что-то не нравится? — цедит Ричи.— Мне не нравится, что ты ошиваешься в моей комнате и в поле моего зрения. Третий месяц от тебя избавиться всё не могу.— Что?.. Поверить не могу! А я-то думал ты… — Тозиер затыкается, лишь разочарованно смотрит на Каспбрака, который со стороны явно выглядит не в лучшем виде, оттого и ругаться на него в полную силу не особо хочется.— Ну же. Договаривай. Думал, я что? — Эдди понять не может, у него дышать не получается потому что болеет, или?..— Думал, ты не такой придурок, каким кажешься.Каспбрак дёргает уголками губ в попытке усмехнуться.— Что ж, ты ошибся, — хрипло отвечает он.А Тозиер поднимается со стула, готовясь уходить. По глазам, насупленным бровям и дрожащей нижней губе заметно — он раздражён, но не зол, как того старался добиться Эдди.— Видимо, болезнь и правда поражает заодно и мозг. Сегодня ты явно не в духе. — Ричи старается говорить спокойно, но по интонации чувствуется, как он недоволен. — До завтра, бестолочь. — Двери за ним закрываются, а новое оскорбление отголосками отдаётся в подсознании Эдди. И не потому что обидно, а потому что слишком болезненны и запретны воспоминания, связанные с этим чёртовым словом...***— Бестолочь! Соня, ты посмотри на него! Посмотри, каким растёт твой сын!Эдди слышит эти оры словно сквозь вакуум: отдалённо и приглушённо. Он видит, как разозлён его отчим, как он, брюзжа слюной, метается по комнате, готовый в гневе что-нибудь разнести в клочья. — Вырастила настоящую бе-сто-лочь! А мне с ним возись!Совсем неожиданно его массивная рука смыкается на тонком запястье, сжимается настолько сильно, что прям до синяков и опасливого хруста. Самого Эдди резко притягивают ближе, демонстрируя прямо перед его лицом сложенный вдвое чёрный ремень с тяжёлой пряжкой и толстой кожей.— Ты напрашиваешься на хорошую порку, малец. — глаза отчима горят, он похотливо облизывается, и убирает ремнём спавшие на лоб пряди своего пасынка, пытаясь поймать его опущенный взгляд. Чтобы не только почувствовал, а ещё и узрел степень его ярости!Соня продолжает мыть посуду, и, кажется, не обращает ни малейшего внимания на происходящее. Во-первых потому, что подобный диалог происходит далеко не впервые, а во-вторых — не считает нужным вмешиваться в ?процесс воспитания?. Её муж — глава семьи и единственный кормилец. Она не имеет права ему перечить, он всё делает правильно. Благодаря ему она и Эдди живы, одеты, накормлены, и имеют крышу над головой. Это главное.Эдди вздрагивает, когда слышит, как в его раскрасневшееся ухо рвано дышат, и весь внутренне сжимается и зажмуривается, не желая видеть…Удар. Боль вспыхивает в районе бедра. Удар. Теперь болит правый бок. Удар. Тёмная отметина останется на плече. Эдди не кричит и не плачет. Он привык. Привык настолько, что с каждым разом боль ощущается всё меньше.Он не помнил, как оказался лежать на полу, но отчётливо чувствовал новые удары и громкие крики. Он не видел, но знал точно — отчим скалится, наслаждаясь своей безграничной властью. Словно самопровозглашённый король наслаждается незаконными владениями, распоряжаться которыми не имеет никакого права.Эдди чувствовал, как его тело горит от новых и новых ударов, которые, должно быть, не прекратятся ровно до тех пор, пока на нём не останется и живого места, или пока Эдди не согласится добровольно переспать со своим отчимом. Хотя с каждым днём кажется, что предложение ?добровольно? скоро не будет играть весомой роли, и это пугало больше всего. Всё ещё лежа на полу, пытаясь выровнять дыхание и не вдыхать слишком много противной пыли. Всё чего желал Эдди — чтобы следы от избиений были видны не слишком сильно, и чтобы завтра он смог хотя-бы ходить.***Каспбрак смотрел в одну точку уже целый час, а из мыслей всё не выветривалась та самая фраза, которую за всю свою жизнь ему доводилось слышать слишком часто: ?Бестолочь, бестолочь, бестолочь?. И словно болезненный резкий удар после каждого слова.Тозиер, сам того не ведая, пробудил в Эдди те самые воспоминания, о которых стараешься забыть, или хотя-бы не вспоминать никогда, напрочь их игнорируя. Каспбрак старался утешать себя мыслью, что всё уже позади — ничего подобного не повторится.В карих глазах отражается самая настоящая боль, внутри пробуждается досада, ведь отчим, по большей части, причастен к тому, что Эдди оказался в этом пансионе. Хоть он и сдох — Эдди и по сей день продолжает расплачивается за то, что этот гандон изничтожил его морально; за то, кем ему довелось работать; за то, что мать, даже после его смерти, продолжала воспитывать Эдди по его заветам, и мало того, что не приняла того, кем он являлся и работал, а и упекла за это в пансион, приговаривая: ?Отец поступил бы так же?.Щеку обжигает одиноко-скатившаяся слеза. Большего Каспбрак себе не позволяет.***На следующий день Тозиер пришёл снова. Принёс с собой два бутерброда и горячий чай, так ещё и ко всему прочему выглядел вполне дружелюбно, будто и не было вчера между ними неприятного разговора.Эдди думал, что он больше не вернётся, однако ошибся. Как же он ненавидит ошибаться.— Что мне сделать, чтобы ты от меня отвязался?— Выпить свой дурацкий чай, — бурчит Тозиер, игнорируя недовольство Эдди.У Каспбрака не было сил на то, чтобы препираться. Он обречённо вздохнул, взял чай, и сделал первый глоток.— Я понял, — спустя время и одну выпитую кружку чая Эдди снова говорит, — Тебе нравится видеть меня слабым, да? Удовольствие приносит? — Каспбрак, по правде говоря, не совсем смыслит, что несёт. Голова болит, а температура спала только лишь на один градус.Ричи со вздохом опускается на край кровати, упрямо игнорируя стул, который с прошлого его визита так и остался стоять рядом с кроватью.— Какой же ты придурок, Каспбрак, а ещё умного из себя строишь. — Тозиер совсем беззлобно улыбается и смело заглядывает Эдди в глаза. Они уставшие, мешковатые, но всё такие же красивые, как и всегда. — Я думал, у нас на время твоей болезни некое перемирие.Эдди слышит в голосе Тозиера сквозящую нежность, и ему это не нравится. Так не должно быть. Куда испарилась его злость, раздражительность, в конце-концов, та самая ненависть??Не смей. Не смей в меня влюбляться, идиот!?А Ричи словно слышит эти мысли, потому что глаза его немного расширяются. По выражению лица стало заметно, что Тозиер что-то задумал, и наверняка нечто нехорошее, но Эдди даже не успевает и рта открыть, предупреждающе что-то буркнуть. Он отчётливо видит, как Ричи уверенно и даже несколько резко придвигается чуть ближе. Настолько близко, что границы допустимого расстояния разрушились слишком неожиданно. Эдди предпринимает попытку дёрнуться, но не успевает, чувствуя, как к его пылающему лбу прикасаются чужие тёплые губы.— Что ты делаешь? — голос совсем осипший, Каспбрак буквально выдавливает из себя какие-то звуки и растерянно хлопает глазами, ошалело уставившись на покрасневшего Тозиера.— Проверяю температуру. — отвечает тот совсем тихо, — Мне так… мама делала.Эдди видит, как у Ричи заплетается язык, как он нервничает и краснеет, а ещё чётко видит, как тот смотрит на его губы. Быть может, в больном бреду многое показаться может, но Каспбрак был уверен, что зрение его не подводит, и этот взгляд вовсе не мираж, а самая настоящая реальность и предвестник будущей роковой ошибки.Если сейчас он что-то не предпримет — будет слишком поздно.— Проваливай. — Ч-что? — Тозиера словно отрезвляет эта фраза, и тот зловещий тон, с которым она была произнесена. Такой контраст поражает настолько, что Ричи слегка отшатывается и отсаживается подальше, вновь устанавливая потерянный по его желанию зрительный контакт с Каспбраком.— Ты думаешь, я ничего не замечаю? — голос звучит сиплым, оттого и устрашающим немного. — Возможно до тебя ещё не дошло, но я вижу всё слишком чётко и ясно, чтобы продолжать игнорировать это.— О чём ты? — Ричи, кажется, искренне не понимает, с чего это так завёлся Каспбрак.— Ты действительно такой идиот, или прикидываешься?— Да что не так то!? Чего ты на меня взъелся, придурок!?— Потому что я знаю, что ты влюблён в меня! — выкрикивает Эдди, надрывая и без того подорванные связки, обессиленно откинувшись на подушки. Слишком много энергии отнимают такие разговоры.Эдди мечтает услышать нечто вроде: ?Ты совсем спятил!? Бред не неси! Из-за болезни последние извилины отказали, что-ли? Да ты мне противен! Какой влюбиться!? Возомнил себе непонятно что!? Однако в ответ он слышит молчание: такое тихое и затяжное, что, кажется, будто никого в комнате и нет. И без слов становится понятно, что Эдди попал в точку.— Я так и думал. — разочарованно выдыхает Каспбрак, не желая даже смотреть на Ричи. До последнего он надеялся, что это не так.— Тебе настолько противно? — подаёт тихий голос Ричи, но в отличии от Каспбрака, смотрит решительно и даже несколько враждебно. — Противна сама мысль, что ты можешь нравиться парню?Эдди мысленно хмыкает. Конечно, он знает причину, почему Тозиер сюда попал. Для него это болезненная тема, посему не мудрено, что он каждого подозревает в гомофобии. — Мне противна мысль, что могу нравиться такому, как ты, Тозиер. — Эдди знал, что пересёк черту, но если он не солжёт сейчас — потом Ричи просто ему не поверит, а его симпатия будет только расти, чего допустить нельзя категорически. — Вот как… — Ричи почти не больно, он лишь улыбается нервно и уйти поскорее желает, но почему-то стоит на месте, видимо желая, чтобы его добили окончательно.И Эдди добивает. — Ты и правда думал, что у тебя есть хоть какой-то шанс? Посмотри на себя, — Каспбрак старается сосредоточить в своём оценивающем взгляде всё своё презрение и отвращение, — глупый мальчишка с мозгами размером с фисташку. — смешок, — Меня раздражает в тебе всё: голос, походка, твои ужасные волосы, глупые поступки и безрассудное желание выделиться. Ты не стоишь и капли моего внимания, Тозиер. Ты жалок. Ты, и твои никчёмные попытки понравиться. — Эдди тяжело дышит, потому что воздуха решительно не хватает, а ещё новый приступ кашля подступает.Ричи опускает затравленный взгляд в пол, весь сжимается и почти что зажмуривается. В этой позе, в этих до боли знакомых действиях Эдди узнаёт себя прошлого. Ему не нравится эта параллель. — Знаешь, я до последнего верил, что ты не такой отвратительный, каким кажешься. — Ричи говорил это тихо, пытаясь унять в голосе дрожь и старался спрятать подступающие слёзы. — Ты даже показывал это. Когда принёс таблетки и мазь. Я хоть и злился на тебя, но думал, что мы могли бы… поладить. Но сейчас… мне невыносима мысль о том, что я хотел с тобой подружиться. И не думай, что я простил тебя за твою подставу. Специально это было, или нет — уже неважно. Счастливо оставаться.Ричи уходит и не приходит больше: ни во время обеда, ни во время ужина. Не приходит и на следующий день, и на следующий.Спустя ещё два дня Эдди наконец выздоравливает и чувствует себя в разы лучше, чем до своей болезни. На завтрак он идёт смело, не страшась пересечься с Ричи. Он выдержит любой, даже самый ненавистный взгляд в свою сторону, однако его ждал сюрприз. Тозиер совсем не смотрел в его сторону, и даже не взглянул ни разу. Эдди смотрит на его сгорбленную спину и думает, что оно к лучшему. Своё отчего-то ноющее сердце он игнорирует.