Глава 11: Родители, дети и персиковый чай (1/1)

Мисс Прейер оказалась права, когда обмолвилась о том, что в скором к этому месту привыкаешь, миришься с правилами и подстраиваешься под общий ритм. Ричи свыкся настолько, что даже не заметил, как пролетел целый месяц. Вот так вот просто — по щелчку. Чем дольше находишься в этом пансионе — тем явнее стираются временные границы, а напоминанием о смене месяцев служит погода: стремительно-падающие листья, похолодания и увеличившееся количество дождей. На самом деле, Ричи и не понял бы, что наступил уже октябрь, если бы не мисс Гринович, которая однажды заявилась на пороге комнаты номер ?66?, дабы сообщить парням о начале визитной недели, на протяжении которой родители смогут навестить и немного пообщаться со своими чадами. Ребятам повезло, ведь для их комнаты и ещё нескольких на этаже, из всей недели был выделен самый выигрышный день, а именно суббота. Однако желание провести несколько часов со своими детьми изъявили далеко не многие: например, родственники Майка и Стэна не сообщали директрисе о том, что собираются приезжать в пансион. Хэнлон уже давно не расстраивался — просто привык и принял этот факт как само собой разумеющееся, перестав верить в чудо, и в то, что мать с отцом когда-нибудь примут его, простят неумышленное убийство, и наконец перестанут винить во всём, к чему Майк даже не причастен. А вот Стэн знал, что его дражайшим родителям достаточно свиданий с ним раз в полгода, да и самому Урису этой встречи хватало выше крыши. Шесть месяцев — это как раз оптимально-допустимое время, выделенное на то, чтобы переварить все негативные впечатления с момента прошлой беседы ?по душам?, и настроиться на следующую, не менее изнуряющую. Так что своих предков Урис ждал не раньше весны, чему нисколько не огорчался. Бен и Билл были рады приезду своих родителей. Хэнском, к примеру, уже знал, что помимо тёплого общения с мамой, его ждут ещё и сладкие гостинцы, которые он впоследствии разделит со своими друзьями. Все ребята любили, когда к Бену приезжали его родители. Однако было два весомых минуса, которые всегда омрачали приезд родных — это отец, и то, что после паручасовой встречи Бен опять возвратится чахнуть в ненавистный пансион, а его мама уедет домой. Без него. Именно из-за отца он всё ещё торчит здесь так долго, ибо мистер Хэнском до сих пор считает, что его сын провёл в этих стенах недостаточно много времени для того, чтобы полностью перевоспитаться и никогда более не возвращаться к тем делам, которыми он промышлял до пансиона. Миссис Хэнском давно уговаривает своего мужа поговорить с директрисой о завершении курсов для их сына, и вернуть Бена домой, но тот был всегда непреклонен и твёрд в своём решении. ?Это пойдёт ему на пользу, Арлин, вот увидишь!? — говорил он, даже не подозревая, какие ужасные вещи могут творится в этом склочном местечке.У Билла строгими были оба родителя. Прошло уже несколько лет, а они всё ещё не могут простить сыну того, что он не оправдал их надежд и ожиданий, а заведённое дело в полицейском участке служит для них единым и самым неприятным напоминанием, наводя на мысли, что решение сбагрить сынишку в пансион было как нельзя верным. Единственным лучиком света всегда был Джорджи — младший братишка, которого Билл любил намного сильнее матери и отца. Этот любопытный малый просто обожал расспрашивать старшего о его приключениях, и всегда слушал с таким восторжённым любопытством, что Билли невольно гордился своими ?достижениями? и несколько своих особо рисковых выходок посвящал братцу, а тот, когда узнавал об этом — пищал и чуть ли не плакал от радости, то и дело называя Билла ?самым лучшим и крутым на свете братом?. А ещё Джорджи, за что и цены ему не было, часто прикрывал Билла от родителей: защищал, отмазывал, и даже после того, как узнал, что его лучшего старшего братца отвозят в какой-то там пансион — закатил родителям такую истерику, что под его истошными криками и воплями содрогались стены, а соседи грозились вызвать копов, если тишина не наступит. Билл гордился своим братом, он обожал его, но как бы сильно не старался Джорджи — обоюдное решение Зака и Сары не способна была разрушить даже самая масштабная и громкая истерика — слишком сильно? было разочарование в старшем сыне, и слишком болезненно воспринимались неоправданные им ожидания. С тех пор немало воды утекло, и встреч произошло не мало. За всё это время, опять же благодаря Джорджи, Билл немного, но таки начал налаживать с предками отношения, хоть и поклялся самому себе, что никогда не простит их за то, что они упекли его в пансион, даже если они будут ползать на коленях, и даже если Джорджи очень сильно попросит — нет. Слишком свежи воспоминания о пережитых наказаниях, слишком велика обида на тех, кто всю жизнь говорил: ?Мы очень любим тебя, сынок?. А вот что касалось Ричи, то как только он узнал от мисс Гринович о том, что мать с отцом хотят его проведать — мгновенно окрысился, и выделяя особой злобной интонацией каждое слово, спросил: — Я могу отказаться?— Ваше право, мистер Тозиер, — отвечает директриса, кажись, предвидя такой исход событий, — Тем не менее, я настоятельно рекомендовала бы Вам встретиться с ними. Они ведь любят Вас и хотят для своего чада всего самого лучшего и-Дальше Ричи не слушал. Противно потому что. А ещё наглейшая ложь. Ну какой адекватный, тем более, любящий родитель сошлёт своего ребёнка в этот ад? Тозиер включается только тогда, когда видит, что мисс Гринович наконец закончила свою краткую лекцию о семейных ценностях и важности встреч с самыми близкими. Знал бы он, насколько иронично эти слова звучали из её уст...— У меня есть время подумать? — вопрос скорее на ?отвали?, ведь Ричи уверен, что спустя минуту, час, день, месяц он не возжелает видеть своих родителей: ни одного, ни вторую. Целый месяц он тут без матери с отцом как-то обходился, а значит — сможет обойтись и ещё.— Можете, мистер Тозиер. — со вздохом отвечает мисс Гринович, — Но думайте быстрее.***За все эти три недели, ни Ричи, ни кто-либо ещё из банды ?66? не заработали ни единого наказания, и Тозиер без каких-либо преувеличений гордился этим. И вовсе не потому, что ?встал на путь исправления?, просто научился быть внимательнее и рассудительнее. Он всё также нарушал несколько незначительных правил: допустим, много матерился и затягивал с отбоем, засыпая куда позднее положенного.Та же мисс Гринович к своему превеликому счастью отметила, что Ричи стал куда сдержаннее и воспитаннее, а на самом деле он научился много и долго терпеть, пока мучения его не кончатся. А ещё потому, что с главным раздражителем и катализатором необдуманных решений и действий Ричи пересекался разве что за завтраком и ужином (обед придурок почему-то пропускал), ну и по субботам на собраниях книжных червей.Ричи не хотел признаваться, нол жил он от субботы до субботы, потому что именно по этим дням происходило хоть что-то интересное. Ну, ещё и по понедельникам. Мисс Бекка с каждым сеансом казалась всё милее и приятнее. Смогла расположить к себе настолько, что Тозиер думал, что может доверить ей абсолютно всё. Он начал считать её своей подругой. Такой же классной и надёжной, как парни из их общей банды ?66?.А что касалось книжного клуба, то там Ричи отрывался по полной. Вернее, старался, высказывая своё правдивое и прямолинейное мнение касательно той или иной книги. Благодаря хорошей памяти и себе в прошлом, который таки не поленился прочесть хотя-бы короткий пересказ, Тозиер на этих собраниях ?блистал?, правда, Каспбрак почти сразу его затыкал, и усмирял буйный тозиеровский пыл. Делал он это в своей привычной и сдержанной манере, конечно, а Ричи будто только этого и ждал, пытаясь ухватиться за вспыхнувшую искру и распалить между ними долгую, жаркую перепалку, но патлатый мудак почти сразу ?остывал?, и почти всегда говорил напоследок: ?Бесполезно спорить с тем, кому лень прочитать полный вариант, и хотя-бы постараться включить мозг?. Ричи не обижался, лишь презрительно фыркал в ответ, и надолго замолкал, понимая, что больше Каспбрака вывести из себя не сможет, а дискутировать с другими вовсе не интересно. На сегодняшнем собрании к своей уже привычной фразе Каспбрак добавил вдруг: ?Твоё скудоумие достигло своего пика, Тозиер. Мне даже жаль тебя?. И это задело. Задело настолько, что после того, как все уже разошлись, Ричи выждал момент, когда библиотека полностью опустеет и выискал среди сотни запыленных полок нужную книгу. Ту, которая будет разбираться на следующем собрании: ?Великий Гэтсби?.Хлопнув книгой по столу, Ричи умостился на стуле, и открыл первую главу. Подперев рукой подбородок, он обиженно бубнел себе под нос: ?Я покажу этому заумному выскочке, у кого тут яйца крепче!? Читал и причитал, совершенно не подозревая о том, что Каспбрак всё слышал и даже видел. Вернулся, чтобы выбрать себе книгу для субботнего чтения, а подслушал такой интересный монолог... Эдди думает о том, что Ричи глупый и на его губах появляется лёгкая, совсем мимолётная улыбка, осевшая в приподнятых уголках губ. Каспбрак постоял ещё немного, а потом ушёл, понимая, что сегодня ему придётся прочитать что-нибудь из своей личной библиотеки.Тем временем Ричи, так ни о чём и не прознав, продолжал ознакамливаться с классикой поближе. Сначала читалось смутно: тяжело, непонятно, и совсем неинтересно. Ричи вот ни капли не был удивлён тому, что подобная тягомотина может нравится Каспбраку, это как раз в его стиле. Однако потом Тозиер и сам не заметил, как его затянуло. Внезапно стало так интересно читать о том, как завязалась и развивалась дружба главного героя Ника и Гэтсби, и не менее занимательно было читать о тайном романе с Дейзи Бьюкенен, ради внимания которой Гэтсби устраивал столь роскошные вечеринки. Интересно настолько, что Ричи просидел за книгой до вечера и вынужден был прекратить чтение просто потому, что глаза уже слипались, и усталость небывалая накатила. Только вернувшись обратно в комнату, и видя, как Бен вместе с остальными ребятами с щенячьим восторгом в глазах рассматривают привезённые его родителями гостинцы, Тозиер понял, что так и не удосужился дать однозначного ответа по поводу встречи со своими предками. Вернее, вообще забыл, внезапно увлёкшись чтением, а мисс Гринович видимо решила, что его молчаливый протест и есть самый явный отказ, и наверное отослала мать с отцом обратно домой. Может, оно и правильно. Ричи всё равно не собирался видеться с ними. Не хотел, не был готов, да и вряд ли когда-нибудь будет…— О, Ричи! — встрепенулся Бен, отвлекая Тозиера от мыслей о своих родителях, — Где тебя носит!? Иди к нам, мама привезла шоколадные трубочки, ты обязан их попробовать!Ричи расплывается в довольной лыбе, видит ответные улыбки парней, лежащую на кровати большую упаковку сладостей, и чувствует, что оставшийся вечер пройдёт как надо!— Ну, рассказывайте, как прошли ваши встречи с родаками? — интересуется Тозиер, громко хрустя шоколадной трубочкой, и удобнее умащиваясь на кровати Майка, которая соседствовала с кроватью Бена.— Как нельзя лучше — её не было. — невозмутимо отвечает Стэн.— Такая же фигня, — поддерживает Майк.— Терпимо. — Билл вовсе не этично и слишком громко отхлёбывает чай, проглатывая пережёванную пищу. — И то благодаря Джорджи. Мать с отцом всё ещё продолжают пилить меня своим фирменным взглядом: ?Посмотри, во что ты превратился, наше разочарование. Тебе всё ещё должно быть стыдно за свои поступки!? — Денбро поморщился и поспешил заесть своё недовольство ещё одной сладкой трубочкой.— Судя по всему, у меня всё прошло лучше всех. Я хотя-бы награду получил, — хвастается Бен. Ради таких сладких презентов он готов терпеть хоть несколько часов к ряду в обществе своего недалёкого отца. — А ты как? Отмучился? — обращается Хэнском со встречным вопросом к Ричи.— Да я и не встречался ни с кем.— Да ладно!? — Майк вздёргивает бровь.— Тогда где тебя весь день носило? — задаёт интересующий всех вопрос Стэн, упорно игнорируя задорного Билла, который пытается покормить его трубочкой со своей руки, отмахиваясь от него как от назойливого насекомого.— В библиотеке был я. Зачитался.— Во дела-а-а… — тянет Бен. — Ты всё просрал, чувак.— И ни о чём не жалею! — уверенно заявляет Тозиер.— Ну да… Может, оно и к лупфему. — отвечает Стэнли, наконец сдавшись, и шустро откусив протянутую Биллом трубочку, одарив его быстрым, но благодарным взглядом.Лишь на секунду Ричи замечает снаружи секундный яркий блик, и тут же выглядывает в окно. Всё та же красная машина стоит себе на всё том же месте, и чего-то явно ожидает. Задумчиво вглядываясь в краснеющую темноту, Тозиера вдруг озаряет вопрос:— Кстати, а вы не пробовали рассказать родителям о том, что здесь творится?— А как же. — бубнит, жуя, Билл.— Но такое сразу пресекают, — добавляет Урис. — Это тщательно отслеживается. Ты не виделся с родителями, поэтому о правилах не знаешь: нельзя говорить с ними шёпотом; нельзя ничего передавать; все передачки от родителей проверяются и недопустимые вещи выкидываются; когда родные спрашивают о том, как продвигаются дела с учёбой и перевоспитанием — нужно рассказывать только о хорошем, уклоняться от подобных вопросов тоже нельзя. Естественно, если что-то идёт не так — тебя сразу же уводят, а потом назначают наказание.— Ага… — подтверждает Бен, и невольно вздрагивает, придаваясь воспоминаниям, — Я так впервые отхватил люлей, когда попытался рассказать маме. Она так ничего и не поняла, а я потом несколько дней подряд страдал от болей. Проебёшься на встрече — с тобой церемониться не будут, и впаяют что-то жёсткое. После такого всяко желание отпадает даже заикаться о том, что тут что-то не так. Тишь да гладь, и лучше просто не бывает!— Ребят, ну это же откровенный пиздец! — недовольству Ричи нет предела, — Никаких путей отступления! Сидя на жопе ровно, мы никогда отсюда не выберемся.— Выберемся. — встряёт Майк, — Когда станем полностью совершеннолетними.— Так когда это ещё будет. Нужно действовать сейчас! Давайте всё же попробуем выяснить, что это за красная машинка? Нас теперь больше, а значит, и шансы на успех возросли. — несмотря на то, что Тозиер научился строить из себя послушного и покладистого воспитанника, он всё ещё не собирался мириться со здешними обычаями и правилами, намереваясь выбраться отсюда как можно скорее. Он тухнет здесь месяц, года каторги просто не вынесет.Однако так решительно настроен был только Ричи.— Нет, Ричикинс, дело дрянь. Даже если эта кучка красного металлолома и даст нам информацию — она обойдётся очень дорого, а я не хочу рисковать ни своей шкурой, ни шкуркой кого-нибудь из вас. Вы мне слишком важны. — Билл осмотрел обеспокоенным взглядом каждого, задерживаясь на любимом лице Стэна дольше всех, внимательнее всматриваясь в его черты. Нет. Всему есть предел. Пусть он будет последним трусом, которого эта жестокая система таки смогла подавить и сломать, но Билли просто не простит себе, если из-за его жажды свободы пострадают дорогие его сердцу люди. Не один год он здесь выживал, сможет и ещё. — Но… В самый первый день, как я сюда попал, вы говорили мне, что не оставляете попыток…— Прости, Ричи, но мы просто хотели тебя подбодрить. — Урис виновато поджал губы, — Даже если и есть малейший шанс выбраться отсюда без достижения полного совершеннолетия и помощи родителей, мы не рискнём предпринять каких-либо попыток. Ты и без нас знаешь, что тут делают за неповиновение и нарушение правил.— А как же…— Стэн прав, Ричи. Нам остаётся только пережить это. И мы сможем. Вместе. — давно уж Майк не говорил подобных вдохновляющих речей, но таки надеялся, что его слова смогут как-то повлиять.— Ну конечно! Вы наверняка скоро выпуститесь, а я останусь здесь. Совсем один. — Тозиер от таких мыслей сник прям окончательно. Слова ребят медленно, но верно убивали в нём надежду.— Не загадывай наперёд. — мягко ответил Майк. — Может, родители заберут тебя раньше. Тебе бы и правда стоило с ними наладить контакт. Ну, знаешь, сделать вид, что исправился. Это и будет твоим путём на свободу. Хочешь отсюда выбраться — действуй. У тебя есть ещё шанс через месяц.***Спустя месяц Ричи так и не смог пересилить и заставить себя увидеться с родителями. Со слов мисс Гринович он знал, что его ждут, с ним хотят встретиться и поговорить, но засевшая в глубине обида не желала проходить так быстро. Тозиер и правда пытался уговорить себя: убеждал в том, что это ради его скорейшего освобождения, ради его будущей нормальной жизни и прекратившихся мучений. Только ведь… какая там жизнь, если мать с отцом так и не приняли его ориентацию, и всё ещё верят, что это можно, блин, исправить? Ничего уже не будет ?как прежде?. Его прошлое беззаботное прошлое навсегда утеряно, там же остались его ?любящие и понимающие? родители, а на смену им пришли какие-то... чужаки. Ричи знал, что ничего не вернётся на круги своя. Он будет смотреть на Мэгги и Вентворта, говорить с ними, фальшиво улыбаться, и понимать, что эти люди сослали своего ребёнка в этот ужасный пансион только потому, что ему нравятся парни. Только и всего. И Тозиер продолжал упрямствовать. Упрямствовал так сильно, что уговорам со стороны друзей не поддавался. Они не давили, пытались помочь, и Ричи искренне ценил это. Он даже знал, почему его так упрашивают увидеться с ними: время ведь идёт. Чем быстрее он наладит контакт — тем быстрее свинтит, но с каждым днём Ричи терял свою уверенность, и уже точно не знал, чего на самом деле хочет. Конечно, он был бы рад уехать отсюда, навсегда забыть о том, что здесь творилось, но при этом ощущал, что его что-то держит здесь. Будто… он должен сделать что-то. Кое-что очень нужное и важное. То, что изменит его судьбу, придаст жизни куда больше смысла и более ярких красок. Но всякий раз, когда Ричи пытался понять в чём тут дело — натыкался на очередной тупик, и вынужден был снова лишь терзаться в догадках, так и не сумев ухватиться за ниточку, которая привела бы его к верным ответам.Ноябрь проходил почти так же, как и прошлых два осенних месяца, то бишь — уныло. Хотя куда лучше, чем октябрь, а вернее — его конец. Разочарованию Ричи не было предела, когда он узнал, что из праздников в этом склочном местечке празднуют только Рождество, и то — никаких ?каникул?, как у всех нормальных людей. Из пансиона выпускают лишь однажды. Раз и навсегда.Тем не менее, Хэллоуин Тозиер любил почти также сильно, как и Рождество, но всякое праздничное настроение пропадёт, когда вокруг себя видишь только серую невзрачность и мрачную печаль, вместо украшенных паутиной и светящимися тыквами помещений. Никаких тебе тематических блюд и даже сладостей на ужин. О костюмах пугающей нечисти можно было даже не заикаться. Ричи прохандрил бы целый день, и ещё несколько после, если бы не его друзья, которые тоже очень любили День всех святых, и не собирались пропускать его празднование. Пусть они который год делают это не так, как положено, но по максимуму используют всё то, что имеют. В итоге всё прошло как нельзя лучше, беря во внимание все препятствующие празднованию нюансы: Билл не переставал шутить о том, что весь преподавательский состав празднует Хэллоуин круглый год, не снимая с себя свои костюмы нечисти; Бен достал из своих закромов рекордное количество сладкой еды, аргументируя это тем, что традиции нужно почитать, и им всем следует нажраться конфет до отвала; Стэн сконструировал для всех по костюму приведений, нарисовав на каждой простынке по своеобразной мордашке, а Ричи предложил устроить вечер страшных историй. Вот так, рассевшись на полу забавным полукругом, в окружении парочки подожжённых свечей, и укрывшись своими костюмами, ребята делились друг с другом пугающими рассказами. Самыми впечатляющими были естественно те, которые основывались на реальных событиях, оттого и слушать было куда занимательнее. Билл, к слову, просто не мог упустить такой подходящий момент, и старательно выжидал, когда Стэна проберёт настолько, что тот испугается. Тогда Денбро, как доблестный рыцарь, защитник, или просто супергерой в длинном плаще простыне, прижал бы свою кучеряшку к себе, приголубил, гладил бы по голове долго-долго, и шептал успокаивающие слова, горячо уверяя Уриса в том, что он всегда будет рядом, и бояться нечего. В итоге Билл самым первым и испугался. И это он, неестественно трясясь от страха, пугливо жался у Урису, приобнимая его талию своими большими ручищами покрепче, и утыкаясь лицом куда-то в район ключицы. Стэн пах карамельками, мылом и безопасностью. Бен и Майк старательно делали вид, что не замечают всего этого: то, как Стэн даже и не думает отпихивать от себя Билла, а ласково приобнимает его в ответ, и пока слушает очередную страшилку, бездумно перебирает его волосы своими пальцами, невольно играясь с несколькими прядками. Ричи вообще сосательной конфетой подавился, пытаясь скрыть свою довольную улыбку. Парни всё ещё держали свои отношения втайне, никому ничего не афишируя. Бен с Майком догадывались, но благоразумно молчали, решив не заваливать вопросами, а просто дожить до того момента, когда эти два тупня решат сознаться, а Ричи просто молчал. Очень старательно и тоже максимально беспалевно: его неоднозначные и чересчур нервные выражения лиц во время подобных взаимодействий Билла и Стэна были куда красноречивее их аккуратных касаний, долгих взглядов и незаметных поглаживаний. ?Скрытная? парочка, кстати, словно и не видела странного поведения Тозиера, слишком уж увлечены были друг другом. Видимо, влюблённые не только часов не замечают, а ещё и того, что их окружает.Глядя на их милые взаимодействия, Ричи испытывал самые разнообразные чувства: от безграничного счастья за друзей, до какой-то иррациональной зависти. Совсем не злобной, нет, но заставляющей понять, что отчаянно сильно хочется так же. Чтобы долгие взгляды, чтобы поцелуи, чтобы касания, чтобы тихие признания, и своё ?укромное? место, где можно спрятаться от посторонних взглядов и побыть только вдвоём. К слову, Бен и Майк поняли всё почти сразу, когда Билл и Стэн каждый раз были последними в очереди на вечерний душ. Когда Ричи задумывался о том, что у него тоже обязательно будет такая любовь — рано или поздно в голове всплывал образ Каспбрака. Словно резкая вспышка: яркая такая, оттого особенно ослепляющая. И тогда Ричи злился: на себя, на свой глупый мозг, который выгружает картинки совсем невпопад, ещё раз на себя, ну и на Каспбрака, естественно. Как только Тозиер увлёкся чтением и на собраниях книжного клуба блистал уже по-настоящему: своими знаниями и логичным анализом, патлатый придурок словно потерял к нему интерес. Отстранённым стал, ещё более молчаливым, оттого раздражал ещё больше. Ричи, порой, на зло выдавал какую-то пургу несусветную, предвкушая, как на такие весьма оскорбительные заключения отреагирует Каспбрак, но тот был непоколебим и спокоен: реагировал нормально, позволял себе лишь поправить ошибочное суждение Тозиера и дальше вести себя, как ни в чём не бывало. Ричи бесило это до трясучки, но ничего сделать он не мог. Ему не нравилось это безразличие. Оно затянулось почти что на три долгих месяца, и с этим решительно нужно было что-то делать! По крайней мере, пока существовали их своеобразные перепалки по поводу и без — жилось куда интереснее, и переносить скучную рутину в пансионе было куда легче и даже занимательнее, потому что каждый раз это подпитывалось ожиданием нового конфликта. Однако с завершением проекта их взаимодействий стало в разы меньше, но ?обмен любезностями? всё ещё жил во время книжных собраний, и это даже как-то успокаивало, а сейчас… сейчас и этого нет. Пропало, и всё!И казалось бы — живи да радуйся тому, что избавился от главной занозы в заднице, ведь в этом виделись одни только плюсы: снижение уровня стресса, сохранившиеся нервные клетки, уменьшение негативных эмоций. Однако парадокс — этого всего стало только больше. Ричи стрессовал, бесился и тратил куда больше нервных клеток, чем обычно. А всё из-за Каспбрака, придурка! Даже своим безразличием умудряется доставать куда сильнее, и как только умудряется?Ричи терпел. Думал, что пройдёт всё. Вскоре он сам успокоится, и будет воспринимать Каспбрака не иначе как одного из воспитанников пансиона, только с привилегиями, но чем больше проходило дней, чем меньше Каспбрак обращал на него внимание — тем сильнее это беспокоило. Беспокоило настолько сильно, что Ричи при любом удобном случае спешил известить придурка в том, как сильно его ненавидит. Чёрт, даже записки с гневными посланиями умудрялся посылать, а в ответ — ничего. На резкое: ?Ненавижу? — молчание, и взгляд какой-то странный, глубокий, но нечитаемый, сколько не старайся. Записки читались, рвались, и выбрасывались в мусорное ведро, при этом реакция почти нулевая, но иногда, когда Ричи ухитрялся облить Каспбрака кучей помоев особенно изощрённо, Эдди удостаивал его какой-никакой, но реакцией — он хмыкал. Только и всего. Ни злобы, ни откровенной насмешки, ни такого же гневного отклика — только мерзкий хмык, который осточертел настолько, что Ричи готов был лезть на стену, или ужом извиваться, лишь бы получить хоть какую-то более эмоциональную реакцию.Однажды в голову пришла действительно страшная идея: в кои-то веки нарваться на наказание. Быть может, Каспбрак обращает своё драгоценное внимание на сирых и убогих? Наконец понимая, до какого несусветного бреда додумался, Тозиер по-настоящему ужаснулся того, что вообще посмел допустить подобную мысль.?Я схожу с ума? — думал Ричи, и даже не находил весомых аргументов, чтобы переубедить себя в этом.***— Персиковый вкуснее.Тозиер слышит рядом с собой знакомый голос и мгновенно оборачивается. — Что? — машинально спрашивает он, толком не понимая ничего.— Говорю, что все берут клубничный чай, но персиковый в разы вкуснее. — зачем-то извещает Каспбрак, и будто в подтверждение своих слов ставит к себе на поднос чашку горячего персикового чая, коих большинство.Ричи мог ожидать чего угодно, но только не того, что Каспбрак заговорит с ним первый, так ещё и на тему чая… Где такое вообще видано? С ним точно всё в порядке? Ища подтверждение своих догадок, Ричи бегло осматривает Каспбрака, а тот и впрямь выглядит несколько хуже, чем обычно. Чуть сникшим, что-ли?Однако вместо того, чтобы осмелиться задать интересующий вопрос, Тозиер тоже цепляется за этот несчастный чай, и гордо фыркнув, демонстративно ставит на свой поднос клубничный.— Обойдусь без твоих идиотских советов! — бурчит Ричи. Ему вот было важно сделать всё наперекор, показать, что, мол, ему всё равно на то, какой чай вкуснее, и он возьмёт то, что захочет! — Как знаешь… — хмыкает Каспбрак и уходит с таким видом, будто и не было сейчас этого странного разговора. Внимательно проследив за тем, как патлатик занимает своё место в дальнем углу, Ричи быстро меняет чашки и берёт на пробу тот самый персиковый чай. Исключительно ради того, чтобы убедиться в том, что он прав, и клубничный в разы лучше и вкуснее, а Каспбрак, зараза такая, пусть обломается!За столик Ричи усаживается с видом всемирно-известного критика и дегустатора всех сортов чая, с набранным за долгие годы опытом и огромным багажом знаний позади, чтобы снизойти до того, чтобы попробовать эти помои, что посоветовал Каспбрак.Он делает глоток, и глаза у него тотчас становятся точно такими же, как у Антуана Эго из мультика, когда тот пробовал рататуй. Нет, Ричи не погружается в детство, не впадает в нежные ностальгические чувства, но ясно понимает, что вкуснее чая он и не пробовал. Приятное послевкусие оседает на языке, а напиток горячей лавой плещется внутри, словно растекаясь по венам приятной и уютной теплотой.— Чего это с тобой? — Бен несколько раз щёлкает пальцами перед лицом Тозиера, чтобы привести его в чувства. — Чай горячий?Ричи машет головой, а Хэнском, воспользовавшись его заминкой, спешит тоже испить из его чашки, и едва ли не выплёвывает всё обратно, с трудом проглатывая мерзкую жидкость.— Фу, персиковый. Только настоящие извращенцы могу пить такое стрёмное пойло! — подмечает Бен, заедая неприятный вкус куском бутерброда с сыром.?Видимо, я извращенец?. — думает Ричи, — ?Как и Каспбрак?.А Бен, тем временем, продолжает:— Там клубничный что-ли закончился? Так взял бы простой чёрный. Или… хочешь я тебе свой отдам, а, Ричи? — Хэнском заботливо подсовывает Тозиеру свою дымящуюся кружку, а тот тактично отказывается.— Спасибо, но мне нравится этот.Бен впадает в некий ступор после услышанного, но больше ничего по этому поводу не говорит. В конце-коцнов, у всех разные вкусы. Кто-то же ест пиццу с ананасами…Хэнскома передёргивает, и он снова спешит заесть свои совсем не аппетитные мысли яичницей. А Ричи пьёт свой чай и балдеет. Он даже и предположить не мог, что будет настолько вкусно. Как бы не хотелось этого признавать, но он благодарен Каспбраку за этот… совет? В общем, чтобы это ни было: попытка завязать разговор, или авторитетная рекомендация, Тозиер оценил. Оценил настолько, что даже думает сказать… спасибо? Да, ему самому эта мысль показалась удивительной. С него не убудет, а Каспбрак пусть потешит своё самолюбие и поднимет самооценку, зато Ричи не придётся подпольно таскать персиковый чай, чтобы Каспбрак ненароком не заметил, и не подколол за это. Пусть знает, что был прав. Просто пусть знает.Тозиер решает, что прекрасным моментом для выражения скупой и короткой благодарности будет завтрак следующего дня, когда он снова возьмёт посоветованный Каспбраком чай. Удивительно, но внезапное намерение отблагодарить своего врага настолько раззадорило Ричи, что он даже активничал на уроках (Кроме, естественно, лекций мистера Никсона. Там он просто терпеливо ждал, пока этот словесный понос закончится, стараясь не ляпнуть чего противоречивого). Счастью мисс Гринович не было предела. Тозиер наконец стал подавать надежды, и если всё и дальше пойдёт такими успешными темпами — он рискует стать одним из лучших. А Ричи просто ждал завтрашнего дня, даже лёг пораньше, и перед сном читать не стал, настолько сильно ему было невтерпёж. Тозиер не знал, что с ним творится, но и разобраться не пытался. Возможно, он поговорит об этих странностях с Беккой — она наверняка должна знать, что с ним не так, она обязательно поможет. А сейчас он закрывает глаза и засыпает с глупой улыбкой на губах.Парни, подметив странное поведение друга на протяжении целого дня, решают оставить это без комментариев, а разговоры становятся тише.***Тозиер уже сбился со счёта, сколько раз его будила эта зловещая, истошно орущая сирена, но было ясно одно — много. Настолько много, что всякий раз после пробуждения в ушах ещё какое-то время звенело. Всегда Ричи просыпался недовольным и невыспавшимся, постоянно борясь со всё тем же желанием наплевать на всё — закутаться с головой в одеяло и пролежать в кровати весь день, и будь что будет. Однако всегда игнорировал такое сильное желание, изо дня в день нехотя, но покидая теплоту объятий его ложа, и плетясь занимать очередь в ванную. Но сегодня всё было по-другому: едва слыша сирену, Ричи подрывается и сразу же несётся в ванную принимать утренний душ. В последний раз таким бодрым он чувствовал себя… да уж и не припомнит когда точно, но чувство это было потрясающим — столько сил, а сколько энергии! Поразительно!В то время как Ричи ждал, пока остальные искупаются и переоденутся в форму, его посетила удачная мысль: сказать Каспбраку ?спасибо? прямо во время пробежки. Ну а чего тянуть, когда более ранняя возможность предоставляется? А за завтраком, быть может, они ещё перекинуться кое-какими словами. Кто знает… На зарядку Ричи шёл чуть ли не вприпрыжку и не мог до конца скрыть предвкушающей улыбки.Пока Бен и Стэн плелись сзади, тихо между собой переговариваясь, Майк всё же не выдержал, и спросил:— Ричи, что с тобой сегодня такое? Но Тозиер только пожал плечами, не найдя вразумительного ответа на поставленный вопрос. А вот Бен всё-таки знал, поэтому пробубнил:— Это из-за вчерашнего чая его так колбасит, даю сотку.Да, определённо. Это всё чай! Такой вкусный, ароматный. Хочется ещё.***На зарядку ребята пришли как всегда вовремя, и уже выстроились в длинную ровную шеренгу, однако Ричи сразу заметил, что среди присутствующих не было только Каспбрака. Не то чтобы он напрягся, но ведь опоздания тут не приемлют, да и патлатый всегда вовремя приходил. Что-то не так.Отсутствие Каспбрака заметил и мистер Фаррелл и своим громогласным басом поинтересовался, куда тот подевался.Шаг вперёд сделал самый высокий парень в начале шеренги. Набрав в лёгкие побольше воздуха, чётко выдал: — Он просил Вам передать, что сильно заболел, и не сможет присутствовать на занятиях.— Что ж, пусть поправляется, — буркнул физрук, и ещё раз пересчитав количество человек, дунул в свой свисток, оповещая об официальном начале зарядки, только вот теперь Ричи не хотелось делать ничего. Он повторял движения как-то расхлябанно, совсем невпопад, едва поспевая за всеобщим ритмом, ведь все мысли снова занимал придурок-Каспбрак. Тозиер был уверен на все сто, что за нелепой отмазкой ?заболел? кроется нечто куда большее и серьёзное. К примеру, наказание. Ричи передёрнулся и стало совсем невесело. Такой как Каспбрак априори не может нарваться на какое-либо, даже самое мелкое наказание. Ну вот никак, и всё!?Может и правда заболел??— Мистер Тозиер, не филонить! ?Может после пробежки сходить к нему, проверить?..?— Выше колени!?Да нет… Нужен я ему. Да и он мне нет. Мне всё равно. Мне на него плевать.?— Дыхание ровное!?Абсолютное безразличие. Пофиг. Заболел, пережил наказание, да хоть сдох — мне до лампочки!?— Не забываем про амплитуду!?Хотя он мне помог… Тогда ещё, в сентябре. И мазь принёс, и таблетки. Даже воды налил. Мда, Ричи, очень ценное замечание про воду, молодец!?— Активнее, активнее!?Ну вообще-то он тогда провинился, поэтому его поганые подачки понятны. А я… Ну заявлюсь к нему, и что скажу? Глупая идея, нужно выбросить это из головы.?— Стадо сонных мух!Ричи наконец включается, и как раз вовремя, ведь зарядка окончена, и все начинают привычную пробежку в десять кругов вокруг пансиона. В лицо бьёт холодный ноябрьский ветер, в спортивной форме появилось несколько новых элементов гардероба — серая кофта и такого же цвета штаны, вместо шорт. Жар пота и мороз ветров — такое себе сочетание. Тозиер пробежал всего круг, а уже безумно устал.***Ричи стоит и тупо пялится на закрытую дверь под номером ?32?. В руках у него кружка чая, которую он стащил из столовой, в карман штанов запихнута булка, а в голове абсолютное непонимание — какого хрена принесла его сюда нелёгкая, ещё и с гостинцами впридачу? И ради того, чтобы сюда прийти, Ричи пропустил свой завтрак? Ну и бред!Ему бы развернуться сейчас, вернуться в столовую, взять себе какой-нибудь каши с молоком, заесть всё это той самой завёрнутой булкой, что покоилась в одном из карманов, и запить чаем, пока не остыл. Но Ричи упрямо топчется на одном и том же месте, втыкает в дверь, а постучать всё не решается.Отрезвляют его доносящиеся издали голоса каких-то мальчишек. А если верить слухам — каждый может служить своими ?глазами и ушами?, а значит сейчас, или никогда.Ричи громко выдыхает, сводит брови к переносице, и таки стучит, попутно ругая себя за то, какой же он идиот.— Ты? Тозиер даже понять толком не успевает, как это так быстро открылась дверь, но едва увидев Каспбрака, способность говорить была утрачена. А Эдди удивлён. Он, конечно, ожидал сегодня гостей, правда чуть позже, и то в лице мисс Гринович, которая придёт поинтересоваться его состоянием. Но вот кто-кто, а Тозиер стал для него неожиданностью. И пока бишь непонятно, какой была эта неожиданность: приятной, или наоборот.Каспбрак хотел добиться ответа сразу, но он и сам услышал голоса, поэтому быстро отошёл, пропуская Ричи внутрь, а Тозиер и не стопорился — зашёл, но на самого Каспбрака взглянуть страшился, чай был куда интереснее. — Зачем ты пришёл?Ричи слышит, как голос у Каспбрака преобразился: стал хриплым, болезненным и чуть осипшим. Значит, и впрямь заболел.— Эм, я тебе чай принёс… — Ричи наконец поднимает глаза, и видит, что лицо у Каспбрака бледное-бледное, под глазами залегли тёмные мешки, а нос слегка покраснел. — Ты почему не в постели? — вопрос вырвался совершенно спонтанно, скорее по инерции, и Тозиер уже жалел, что вообще припёрся сюда, постучал, так ещё и чай принёс.— Может потому, что ты ко мне в двери долбился? Уж извини, я тебе не Кэрри Уайт, телекинезом не обладаю, и силой мысли дверь открывать не могу.— Извинения приняты. — бурчит Ричи, всё ещё стоя с кружкой посреди комнаты, совершенно не представляя, что дальше-то делать.— Чай хоть персиковый?— Обойдёшься! Я взял тебе чифир! — огрызается Тозиер, всё же надеясь, что у этого придурка ко всему прочему заложен нос, и явный аромат персиков, исходящих из горячего напитка, не опровергнет его слова. — Почему-то другого от тебя я и не ожидал. — Каспбрак был спокоен, и уже заранее согласился даже на поганый чифир, лишь бы горячий.— А чего ты ожидал!?— Как минимум яду.— Ха-ха. Не перестаёшь блистать остроумием, Каспбрак! — раздражённо цедит Ричи, смотря на него исподлобья. — Болезнь до мозгов уже добралась, да?— По крайней мере, у меня они хотя-бы есть.Ну вот и обменялись любезностями. А ведь начиналось всё более менее…— Знаешь что… — Ричи ставит чай на стол и снова резко разворачивается к Каспбраку, готовый испепелить его одним только взглядом. — Можешь тут хоть подохнуть, не приду я к тебе больше, придурок неблагодарный!— Будь добр, избавь меня от своего присутствия и не капай на мозг.— Ах ты, мерзкий интеллигентишка. — Тозиер щурится и тыкает в него пальцем, — Ну и пожалуйста! — Ричи яростно выдул воздух сквозь ноздри, и развернувшись, поспешил уйти. Дверью хлопать не стал — могут услышать.Вот делаешь для этого гада что-то хорошее, а он… Да ну его! Угрюмо сгорбившись, и сжав до боли кулаки, Ричи размашистым шагом уходил от Каспбрака как можно дальше. Чтобы ещё раз он проявил доброту… да никогда больше! Себе и нервам своим дороже!Однако не успел Тозиер отойти подальше, как на смену злости вдруг пришло какое-то совершенно иррациональное беспокойство. А что, если ему что-нибудь нужно? Он же один там, слабый и больной…?Блять, блять, блять!? — проклиная Каспбрака на чём свет, матерясь не только в мыслях, а ещё и себе под нос, Ричи таки вернулся, на сей раз ворвавшись без стука. Говнюк лежал, укутавшись в одеяло, и довольно похлёбывал принесённый чай, явно радуясь тому, что это таки не чифир. — Только попробуй что-нибудь вякнуть! — рычит Тозиер, и бросает на кровать булку и несколько эвкалиптовых сосательных конфеток от Бена, которые остались ещё с Хэллоуина. — Забыл отдать. Не люблю такие, а выкидывать жалко. — спешит объясниться он. — Скоро завтрак закончится, так что если тебе нужны какие-то таблетки, я могу сгонять в в мед-пункт.— Как мило с твоей-— Сказал же, ни слова. Считай это запоздалой благодарностью за обезболивающие. Эдди таки затыкается, и прячет улыбку за кружкой горячего персикового чая.