Глава 37. Толстяк и его перья (1/1)
Мне вдруг припомнилось, как у меня все чесалось там, где пот попал в царапины от лотосовых наконечников стрел, но теперь-то все уже прошло. Я приподнял рубашку и осмотрел шею и грудь — припухлость исчезла точно так же, как и зуд.— У меня тоже такое было, но раньше. Здесь так влажно, возможно, у тебя просто очень сильная реакция на сырость, — сказал я Толстяку.— И что мне делать? — спросил он, отчаянно скребя кожу ногтями. — Зудит так, что шагу не ступить.Он прижался к стене спиной и принялся об нее тереться. На камне остались кровавые пятна.— Дай взглянуть. И прекрати уже чесаться хоть на минуту, а? — Я направил фонарик ему на спину. — Черт возьми, Толстяк, ну ты и замарашка! Ты когда в последний раз мылся?Из ран на его спине торчали длинные белые перья. Мало чего, настолько отвратительного, мне доводилось видеть на человеке.— Это личное. Отвечать я не обязан.— Можешь не говорить — сам вижу, что давно. Толстяк, на тебе плесень выросла. Вся спина в белом грибке. Еще месяц-другой, и превратишься в ходячую шахту с белым углем.— Ты это о чем? Как уголь может быть белым? И как я тебе превращусь в угольную шахту? Кончай выпендриваться, скажи прямо.Подошедший Чжан Цилин встревоженно нахмурился, прижал к спине Толстяка ладонь, и под его пальцами выступила черная кровь.— Кончай шутить. У него действительно проблемы. Эти стрелы куда опаснее, чем я решил.— Но взгляни, — возразил я, — в меня они тоже попали. Так почему у меня на спине перья не выросли?Внезапно мне вспомнилось, что в пещере кровавых зомби яд, убивший Большого Кая, на меня, как и прежде на моего деда, не подействовал. Неужели я перенял от него еще одну ценную невосприимчивость?От моих слов Толстяка охватила паника.— Какие еще перья? О чем это вы? Где у меня перья лезут?Он начал яростно скрести спину, и я схватил его за руки.— Не двигайся, — велел я. — Ты себя убьешь, если продолжишь в том же духе.— Лучше уж сдохнуть! Да кому захочется жить с перьями? Дайте мне нож, я их срежу.В детстве у меня была жуткая кожная болезнь, от которой я мог умереть. Родители нашли лишь один способ вылечить ее, но он был до того омерзительный, что я не сомневался, что Толстяк в жизни на него не согласится.— Я захватил с собой лосьон после бритья, — солгал я. — Давай намажу тебе спину, и посмотрим, что выйдет.— Вот же вы, городские, — простонал Толстяк. — Ну кто еще додумается брать в гробницу лосьон после бритья? Валяй. А как отправимся в экспедицию в следующий раз, прихвати карты. Раскинем партейку-другую в бридж.Он отвернулся, готовясь к тому, как будет гореть от лосьона ободранная кожа, и я дважды хорошенько сплюнул ему на спину и растер слюну. Толстяк закричал, из глаз у него, точно у ребенка, хлынули слезы.— Ты какой дрянью меня мажешь? Кончай, просто срежь кожу, как я и просил.— Боль лучше, чем зуд. Значит, способ работает. Ну что, сейчас еще зудит? — спросил я.Толстяк перестал дергаться, крики сменились слабыми, полными облегчения вздохами.— Что ты сделал? Оно работает! А что за лосьон, какая марка?— Неважно — у нас нет времени восторгаться моей косметикой. Пошли.Едва слова сорвались с губ, как я впервые увидел улыбку Цилина. Она появилась и исчезла столь быстро, что я даже подумал, не почудилось ли мне. Но если у него есть чувство юмора, решил я, возможно, он все-таки человек.Мы продолжили двигаться на восток, пока Цилин не заметил:— Смотрите — развилка.Посветив влево, мы обнаружили тупик, в конце которого высился завал из камней. Правый туннель уходил круто вверх, и мы молча принялись карабкаться по нему. Все мы уже выбились из сил, а потому продвижение шло крайне медленно.Внезапно Цилин остановился и жестом показал нам не шуметь. Когда он погасил фонарик, мы последовали его примеру, оставшись сидеть в полной темноте, сами не зная, зачем. Надо ему верить, подумал я, эта зараза вечно оказывается прав.А затем я услышал наверху отчетливый звук шагов. Что находилось над нами, и кто мог там ходить? У меня зачесалась шея.Думая, что все дело в нервах, я дотронулся до кожи под затылком и почувствовал, что к ней что-то прилипло. Чем бы это ни было, больше всего оно напоминало бородавки. Я потянул за непонятную штуку, пытаясь ее сорвать. Моего лица коснулся сладкий аромат, а под ногтями оказалось что-то мягкое и податливое.Полный возмущения, я вытер пальцы о стену. Толстяк теперь что ли маслом для волос начал пользоваться? Наверняка эта штука провела на его грязной башке кучу времени, подумал я, горя желанием, чтобы передо мной волшебным образом появилась ванна с водой.Шея снова зачесалась, я протянул руку назад и швырнул бородавчатую хрень в стену. На ощупь она напоминала здоровенный клок волос, связанных в толстый пучок. Он обвился вокруг моей руки, словно огромный червяк. Настолько никто из нас не зарос. Тогда чье же это?В памяти всплыли волосы, чуть не прикончившие нас в подводном туннеле, и я изо всех сил вытаращился, пытаясь разглядеть, что же оказалось у меня в руке. Зажечь фонарик у меня просто не хватало духа. Рот у меня широко раскрылся, но я не мог выдавить ни звука. А затем я ощутил, как холодная, изящная рука коснулась моей щеки, а вниз по горлу пробежали острые ноготки.Густые волосы зашевелились и прильнули к моему лицу. Я собрался с силами, чтобы отшатнуться, и тут прелестный, полный сладости голосок произнес:— Кто ты такой? — а в моих руках очутилась женщина, хрупкая, с гибкой, изящной фигурой. К моему уху прижались ее губы, щеки коснулось мягкое дыхание.— Прошу, обними меня. — прошептала она. Руки сами собой сомкнулись вокруг ее талии. Женщина оказалась полностью обнажена, кожа под пальцами была гладкой и холодной. Моего подбородка коснулись чужие губы, я наклонил голову для поцелуя, и тут в нас ударил свет от фонарика Цилина. Я наконец-то смог рассмотреть, что же сжимал в объятиях.