Глава 34. Цепь (1/1)

Мало того, что на иссохшем лице трупа застыла мрачная улыбка, но и та рука, что указывала на небо, начала двигаться, пока не замерла горизонтально, вытянувшись на восток. А затем жемчужины на потолке потускнели, утратив свое сияние, и огромный зал погрузился во тьму.Кто-то из студентов закричал. Внезапно поняв, что все еще может различить в залившей все вокруг темноте их силуэты, Чжан Цилин обнаружил, что в каждом углу продолжает светиться по звезде, словно фонари на улице в полночь. А затем он услышал, как кто-то из группы дрожащим голосом произнес:— Смотрите… на стене… там чье-то лицо.Чжан Цилин обернулся. Рядом со звездой на восточной стене в темноте слабо светилась огромная уродливая физиономия.— Это просто фокус, — крикнул он и спрыгнул с той стороны платформы, что была ближе к восточной стене. — Самая обычная фреска, и только — идите и сами взгляните.Присмотревшись внимательнее, он обнаружил, что то, что он принял за грозного вида физиономию, на самом деле было картиной, запечатлевшей все тот же Небесный дворец, который он уже видел на двуручном горшке. Вот только на этом рисунке было видно, что так называемый Небесный дворец на самом деле построен на высокой горе, плотно окутанной облаками. По сиявшей над ним снежной вершине стало ясно, что пик вздымается очень высоко, вот только картина не давала ни малейшей подсказки насчет того, какая конкретно это гора.Чжан Цилин огляделся и увидел, что остальные стены тоже покрыты росписью. На южной была показана длинная вереница рабочих, которые с помощью массивного подъемного механизма затаскивали на вершину крутого утеса гигантский гроб. Участники похоронной процессии выстроились в ряд и терпеливо ожидали, пока идущие впереди поднимутся по змеящемуся вдоль склона деревянному настилу. Неужели Небесный дворец на самом деле был гробницей? Но кто тогда лежал в саркофаге?Чжан Цилин прошел дальше и обнаружил, что фреска на западной стене даже еще загадочнее. С деревянных настилов взмывали вверх языки пламени. Очевидно, их после прохождения похоронной церемонии подожгли стражники, чтобы теперь в мавзолей уже точно никто не мог попасть. Единственный путь в гробницу был уничтожен — больше никто ее не ограбит и не осквернит. Что бы, по слухам, там ни хранилось, кто сумеет взобраться по крутым склонам на такую высоту, если дорога туда исчезла?Он бегом бросился к оставшейся фреске и в изумлении застыл. Небесный дворец исчез. Все, что на ней было изображено, — сверкающее покрывало из ослепительно-белого снега, укрывшее каждый камушек, каждую скалу. Выходит, сошла лавина? До чего гениальный ход, подумал Чжан Цилин. Больше никто не узнает, что Дворец вообще был там. Жар от пламени потревожил тонны снега на горе. Похороненные под ними Дворец и гробница оказались окончательно запечатаны. Какой конец всему этому великолепию, мысленно вздохнул он.Но как такой гений, как Ван Цанхай мог смотреть, как гибнет труд всей его жизни? Не удивительно, что он оставил тайные записи — он был обязан найти способ показать последующим поколениям, до чего ошеломляюще прекрасным было одно из его творений.Кто же похоронен в этой гробнице? Чжан Цилин глубоко вдохнул, переходя к другой части вопроса, и тут увидел, как Вэньцзинь вместе с несколькими студентами пытается передвинуть огромное зеркало в южном углу.— Что вы делаете?— Я только что видела У Саньшэна, — ответила она. — Он прятался за этим зеркалом, а потом взял и исчез.Чжан Цилин бросился на помощь. Зеркало было сделано из бронзы и золота и оказалось жутко тяжелым. Они толкали его все вместе, но сумели сдвинуть всего на пару дюймов — как раз достаточно, чтобы в стене открылась дыра примерно в половину человеческого роста. Когда они посветили в нее фонариками, то не увидели ничего, кроме темноты.— Одному богу известно, куда она ведет, — печально произнесла Вэньцзинь, но Чжан Цилин тихо возразил:— Может быть, и так, но я могу выяснить, — и нырнул в проход.Остальные со всей возможной поспешностью последовали за ним.— Все, кроме тех, кто идет первыми, выключите фонари, чтобы сэкономить батарейки, — приказала Вэньцзинь и вместе с Чжан Цилином двинулась вперед.— Там, дальше, что-то есть, — сказал ей Чжан Цилин. — Видишь?— Нет, — ответила она, — но чувствую запах. Тот же аромат, что был в камере, когда У Саньшэн вырубился. Сяо Чжан, мне страшно. Здесь что-то не так.Сзади послышались глухие удары, и, развернувшись, они успели увидеть, как несколько студентов упали на землю. Вэньцзинь потерла лоб. У нее закружилась голова, а в следующий миг колени подогнулись. Чжан Цилин подхватил ее, не давая упасть, хотя сам едва держался на ногах, а мысли в голове сделались совсем неповоротливыми. Он задержал дыхание, чтобы не вдыхать больше разлившуюся в воздухе сладость, но было слишком поздно. Глаза слипались, он прислонился к стене, пытаясь удержать равновесие. Последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание, —У Саньшэн присел перед ним и уставился на Вэньцзинь так, словно она была ему совершенно чужой.Рассказ Цилина оборвался так же внезапно, как и та история, что мне поведал Третий дядя. И продолжил он очень похоже на него.— Очнувшись, я обнаружил, что нахожусь в больнице. Я ничего не помнил, но через пару месяцев обрывки воспоминаний вернулись. Много лет спустя я обнаружил, что с моим телом что-то не так.Я хотел спросить, не имеет ли он в виду, что не стареет, но он заговорил дальше.— Пока я не могу сказать тебе, в чем дело. Но три месяца назад я случайно столкнулся в твоим Третьим дядей, и он показался мне знакомым. Чтобы больше вспомнить о том, что тогда произошло, я отправился с вами в гробницу Властителя павших воинов и, — он замолчал, а затем обернулся ко мне, — и там я понял, что с твоим Третьим дядей что-то не так.— Ты это о чем? — спросил я.— Шелковый свиток, который вы забрали из бронзового саркофага, подделка. Его оставил Третий дядя, когда забрал настоящий.— Врешь! — выкрикнул я. — Это ты его подменил.Цилин наградил меня таким взглядом, словно ему было до ужаса меня жаль.— Нет. Это сделал именно Третий дядя. Вместе с Большим Каем он прорыл за деревом ход прямо к гробу и подменил свиток, пока мы рыли с другой стороны. Поэтому Большой Кай и был обречен умереть.Чем больше я его слушал, тем хуже мне становилось. Я все еще горел желанием защитить Третьего дядю, но перед глазами сами собой вставали бесчисленные воспоминания. Я вспомнил, как именно отравился Большой Кай; что Панцзы оставался в сознании, когда взбирался на хищный кипарис, но к тому моменту, как мы поднялись на поверхность, он уже впал в кому; что Третий дядя тащил канистры с бензином к разлому задолго до того, как мы с Толстяком выбрались наружу и оказались в безопасности.Я не мог больше думать об этом, весь мир будто одним махом перевернулся с ног на голову, и я больше не знал, кто говорит правду, а кто лжет. Мог я теперь верить хоть кому-то? Все, на что у меня оставались силы, — это повторять раз за разом:—Неправда. Не может этого быть. У него же нет никаких мотивов. Зачем Третьему дяде делать все это?— Если этот человек действительно твой Третий дядя, — мягко произнес Цилин, — то мотивов и правда нет. Но… — он замолчал и вздохнул.Я по-прежнему не понимал, что он имеет в виду, но каким-то невероятным образом ему поверил. Вот смешно, подумал я, до этого мига меня больше всего интересовало, в чем Третий дядя мне наврал, а на самом деле стоило подумать о том, сказал ли он мне правду хоть раз. Все так внезапно изменилось, и это никак не укладывалось у меня в голове. Вот только какая к черту разница, если нам так и не удастся отсюда выбраться. Правда и ложь не будут иметь никакого значения, если мы здесь умрем.Я изо всех сил постарался взять себя в руки, и мне это даже почти удалось, и тут я заметил, что Толстяк, вертясь и кривляясь, склонился перед плитой. Сложив пальцы так, словно он красотка с орхидеями в руках, он принялся поправлять волосы.— Твою мать, Толстяк! Что ты там вытворяешь? Ты можешь хотя бы секунду посидеть на месте спокойно и дать нам передохнуть? — возмутился я.

Он обернулся и писклявым голоском ответил:— Сжалься над бедной девушкой. Я всего-то волосы хочу причесать. Не помрешь же ты от этого, так чего опять ноешь?— Господи, — вздохнул я. — Теперь ты намылился в Небесный дворец, да?— Ясен пень! — выпалил Толстяк уже своим голосом. — Чтобы я да пропустил такое зрелище? Дорога сюда была совсем не сахар, так теперь эта дрянь сделала ноги, а с ней, наверняка, и моя плата. Не вопрос, согласен возместить убытки парой тех жемчужин с гусиное яйцо. Как говорится, если есть деньги, то и могилы грабить не полезешь, но раз уж пошел, пустым не возвращайся!— Значит, из всего рассказа у тебя в башке только гусиные яйца осели?— Вот не надо наезжать, Сяо У, пока всего не знаешь! Я хочу попасть в Небесный дворец не только из-за них. Вы вообще хоть в курсе, что это за штука такая?