Глава 7. Учитель хочет послушать о моей маме? (1/2)

На белой коже Чу Ваньнина выступила испарина, пот стекал на бедра, по животу и к паху. От глубокого дыхания на каждом вдохе выделялись ребра. Мо Жань смотрел вниз и не мог оторвать взгляд от того места, в котором их тела соединялись. Он ощущал дрожь учителя, которая усиливалась постепенно с тем, чем меньше у того оставалось сил. Мо Жань так и сидел, прислонившись к спинке кровати. Он лишь поглаживал бедро Чу Ваньнина правой рукой, больше не делал ничего. Учитель двигался сам, сидя на нем, раз за разом насаживаясь. Даже в такой позе он пытался спрятать лицо за растрепавшимися волосами.

В его движениях не было ни страсти, ни ритма. Просто тупое повторение — Чу Ваньнин словно пресс качал. Мо Жань не так себе это представлял. Не поднимая глаз, он приказал:

— Быстрее.

Вместо того, чтобы исполнить, Чу Ваньнин остановился, попытался унять дрожь. Они оба знали, что он на грани, что у него не осталось ни физических, ни моральных сил.

— Что, ты передумал? — спросил Мо Жань, поднимая взгляд, но увидел только водопад черных волос. Он был уверен, что за этой ширмой его учитель уже плачет, но, когда отодвинул пряди, Чу Ваньнин смотрел сурово, губы были сжаты в линию. Только порозовевшие щеки, нос и шея выдавали его смущение.

— У меня не получается, — Чу Ваньнин словно издевался. Мо Жань привстал и двинул бедрами, толкнувшись в него, поймал руки учителя, зашептал:

— Так учитесь. Вам же так нравится учиться.

Чу Ваньнин, еще сильнее поджав губы, снова начал двигаться, но также сухо, грубо. Мо Жань не чувствовал себя разочарованным, но от такого кончить было сложно. Он вздохнул устало и положил обе руки на талию Чу Ваньнина, стал задавать ритм. Чу Ваньнин, когда двигался сам, старался не впускать его глубоко. Когда Мо Жань буквально взял все в свои руки, он опускал учителя как можно ниже, выбивая из него реакцию: задушенные вздохи и всхлипы.— Вот так, — шепнул Мо Жань и губами провел по его щеке. Чу Ваньнин дернулся, хотел увернуться, но опомнился. Условием было не сопротивляться, и он зажмурился только, но терпел, когда Мо Жань еще раз легко коснулся его щеки. Не встретив больше сопротивления, Мо Жань зубами впился в изгиб шеи. Он словно на прочность проверял решимость Чу Ваньнина. Ждал, что боль заставит опомниться, оттолкнуть, но учитель принял и это.— Приятнее же, — шепнул Мо Жань, снова откинулся на спинку кровати, чтобы взглянуть на покорного и сдавшегося Чу Ваньнина. А взглянуть получилось на упрямого и недовольного. — Боже, я надеюсь он это вспомнит. Вспомнит, как ты сам трахался со мной. Тот щенок.

Чу Ваньнин, похоже, понял, о чем речь и взгляд его сверкнул, словно на лезвии ножа отразился лунный свет. И тот, другой Мо Жань, правда вспоминая это, передернулся от ощущения, словно Чу Ваньнин в это время смотрел на него через толщу времени. Учитель старался, но получалось все равно ужасно — его все еще передергивало иногда, он явно пытался абстрагироваться от происходящего, был словно и не здесь. Он попытался скопировать ритм, который подсказал Мо Жань, но получалось все равно не то. Он не старался, и Мо Жаню снова пришлось вмешаться — погладить его по спине, постепенно перейдя на ягодицы.— Не так рвано, — посоветовал Мо Жань, снова рукой корректируя ритм и глубину. Казалось, Чу Ваньнина от этого едва не вывернуло от омерзения, но он лишь сбился на секунду, продолжил так, как подсказывал Мо Жань, хоть и медленнее.

Мо Жань изначально знал, что у них будет не так много времени вместе. Подчас ему хотелось уничтожить Чу Ваньнина. Не заботиться, не помнить о последствиях. Если бы он точно знал, что через час вернется его основная личность, он бы позволил себе оторваться так, что потом Чу Ваньнин еще долго не смог бы встать. Но Мо Жань растягивал удовольствие, заботился о ранах учителя, о том, чтобы не навредить ему физически больше, чем необходимо. Во всяком случае так Мо Жань себя убеждал. Он мог бы сейчас окончательно взять все в свои руки, укоротить цепь, привязав ее к одной из сторон кровати, и сделать все так же, как в первый раз. Но он хотел больше разнообразия за отпущенное ему время. Сейчас это был секс, когда Чу Ваньнин сам насаживался на него. И все же в фантазиях Чу Ваньнин задавал свой ритм, в котором ему больше нравилось, в реальности же учитель словно их обоих наказывал. Причем понятно, за что Мо Жаня, но себя?..— Оу, ясно, — вслух произнес Мо Жань, догадавшись. Чу Ваньнин воспользовался этим, чтобы снова остановиться, посмотрел вопросительно. — Это за то, что ты не смог его защитить? Что не заметил вовремя? Предпочел не верить в обвинения вместо того, чтобы помочь ему? Или же за то, что ты поверил, и вот теперь похищен, связан, заперт, изнасилован?

Чу Ваньнин снова скривился, словно от боли, попытался возобновить движения, но Мо Жань резко вышел. И не отпустил — за плечо развернул спиной к себе, поставил на колени, затем на четвереньки.

Чу Ваньнин попытался подняться, но Мо Жань с силой надавил на поясницу, заставил оставаться на месте. Почти ласково напомнил:— Не сопротивляться.Чу Ваньнин выглядел так, словно растерялся, а не подчинился, но, когда Мо Жань снова двинулся вперед, учитель упал лицом в подушку, стиснул ее в руках и больше не сопротивлялся, но и не реагировал.

***

Мо Жань пробыл в квартире еще пару часов (в которые Чу Ваньнин прятался от него, завернувшись в одеяло), а потом ушел, ничего не сказав. Немного подождав, Чу Ваньнин выбрался из кокона. В квартире было сумрачно — общее освещение выключено, но оставались небольшие очаги света: над кухонным столом, из открытой ванной комнаты, горел торшер над креслом у окна. Чу Ваньнин слез с кровати и сначала немного походил по квартире. Ему показалось странным, что кровать стоит в центре, а не у стены, но именно под кроватью и крепилась цепь. Получалось что это — центр. Цепи хватало, чтобы дойти до холодильника, до ванной с туалетом. Но до окна или входной двери Чу Ваньнин мог достать только кончиками пальцев. Есть не хотелось, но Чу Ваньнин смог вымыться и выпить воды. Стало немного легче, особенно от того, что его наконец-то оставили одного и можно было обдумать происходящее.

Мо Жань не оставил ему одежды, даже трусов, и по квартире Чу Ваньнин передвигался, завернувшись в одеяло. Он обыскал кухонные ящики, но не нашел ни ножей, ни молотков — ничего похожего на оружие. То ли квартира была давно готова стать для него тюрьмой, то ли Мо Жань успел все сделать в то время, пока пленник был без сознания.

Чу Ваньнин не мог понять, сколько часов прошло, какое время суток. В квартире было тихо, как в вакууме. Когда он ощутил голод, то снова заглянул в холодильник, выбрал в качестве еды листья салата и сыр. Мо Жань вошел как раз, когда учитель ел, сидя напротив открытого холодильника. Хотя от двери Мо Жань не мог его видеть за барной стойкой, Чу Ваньнин замер, вытащил надкусанный лист и убрал в холодильник, словно его на месте преступления поймали. Мо Жань проследил взглядом, куда вела цепь, включил общий свет и задорно, словно ничего страшного между ними не было, спросил:

— Чего бы вы хотели поесть, учитель? В этот раз я намерен что-то в вас впихнуть и вам же лучше, чтобы это была еда.

Чу Ваньнин не мог не согласиться с этим — сзади все еще саднило и хотелось, чтобы это место оставили в покое и дали зажить. Но он не ответил. Пока Мо Жань обходил барную стойку, подходя к открытому холодильнику, Чу Ваньнин прополз обратно и вернулся на кровать. От кровати его тоже тошнило, но до кресла с торшером он не доставал, а кроме кровати из мебели тут была только барная стойка. Мо Жань, обернувшись, обнаружил его на кровати, завернутого в простыню, но сделал вид, что все в порядке.

— Где ты был? — спросил Чу Ваньнин. Мо Жань отвернулся к холодильнику, стал набирать продукты.

— Это что, сцена ревности? — спросил он, не поворачиваясь. Чу Ваньнин поджал губы, продолжил в том же недовольном тоне:

— Ты кого-то убил?

— Еще нет, — легкомысленно отозвался Мо Жань, сваливая овощи в раковину.— Почему ты это делаешь? — после секундной паузы продолжил Чу Ваньнин. Мо Жань стоял спиной к нему, перед включенной водой.

— Потому что помню куда больше, чем тот щенок, — задорно отозвался Мо Жань. Похоже, он пребывал в хорошем настроении. Чу Ваньнин попытался придумать новый вопрос, пальцами в это время разбирал пряди волос.

— Удобная позиция, — снова заговорил Мо Жань сам, по-прежнему не поворачиваясь, — все забыть… Знаете, я сначала чувствовал себя мусорным баком. Скинуть в меня весь негатив и жить хорошим мальчиком. Потому что мама так сказала. Быть хорошим… — Мо Жань осмотрелся, потом вспомнил, что спрятал ножи. Чу Ваньнин сейчас не ощущал опасности. Да и что еще Мо Жань мог с ним сделать? Чу Ваньнин точно знал, что его не убьют. Более того, ему бы не позволили умереть, если бы он попытался убить себя. К насилию над собой он не привык, но оно уже было чем-то похожим на боль в заживающих ранах — уже не так остро, уже почти покрылось корочкой.

Ножи оказались за креслом. Чу Ваньнин, пока Мо Жань готовил, размышлял о том, что мог бы сделать, если бы удалось сейчас отобрать нож. Пригрозить своей жизнью? Но если грозить, то надо быть уверенным, что исполнишь угрозу. А Чу Ваньнин не хотел умирать, он все еще надеялся вернуть своего Мо Жаня. Ранить его? Да, Чу Ваньнин бы с радостью ударил его, но резать… Сейчас он был недостаточно зол.

— Что случилось с вашей… твоей мамой?.. — произнес Чу Ваньнин. Он сидел у спинки кровати, завернувшись в простыню. Нож издал какой-то странный звук, словно вместо морковки попал по чему-то мягкому. Мо Жань отложил его, ушел в ванную, зажимая руку. Вернулся, заматывая кончики пальцев пластырем. На Чу Ваньнина он смотрел холодно, недавнее хорошее настроение развеялось.

— Зачем вам знать? — спросил Мо Жань, щелкнув выключателем. Квартира снова погрузилась в полумрак. Чу Ваньнину стало страшно — только что Мо Жань готовил и был занят, а теперь мог снова попытаться что-то сделать с ним. При этом Мо Жань явно был зол, он мог еще и издеваться. Но Чу Ваньнин привык не показывать эмоций, вот и теперь только плотнее закутался в простыню, словно замерз. Мо Жань сел на кровать напротив, ножа у него в руках не было, сесть ближе он не пытался.

— Потому что это связано с вами. С вами обоими, — ответил Чу Ваньнин. Он не знал, чем и в какой момент может спровоцировать этого человека. Между ними сейчас кроме простыни ничего не было, и вряд ли она стала бы серьезной преградой.

— Неужели вы все еще хотите мне помочь? После всего, что я сделал? — Мо Жань ухмыльнулся. Чу Ваньнин поджал губы. Был велик соблазн сказать: ?да, ты прав?, — и больше не поднимать эту тему. Но эта личность помнила о том, что случилось семнадцать лет назад. Через эти воспоминания можно было помочь, потому что, насколько Чу Ваньнин знал психологию — травматического опыта от потери матери как раз хватило бы, чтобы расколоть личность надвое. Поэтому он только кивнул. Мо Жань покачал головой: — Вы врете. Вы не мне помочь хотите, а ему.— Я еще даже не понял, можно тебе помогать или ты поехавший ублюдок. Так зачем все это? Тебе просто нравится убивать и… — Чу Ваньнин хотел произнести ?насиловать?, в лицо ему бросить этот факт и не смог, от смущения поправил волосы, с заминкой, но закончил: — похищать людей.

— Я похож на того, кому есть дело до того, что вы думаете? — Мо Жань наклонился к нему ближе. Хотел, чтобы Чу Ваньнин испугался, вжался, завернулся в простыню лучше, но тот молча ждал, все еще придерживая пальцами непослушную прядь волос. Он уже понимал, что Мо Жань ничего ему не скажет. Тот отодвинулся к спинке кровати со своей стороны, подобрал к себе колени и, глубоко вздохнув, заговорил:— Они познакомились в Корее. Отец уехал до того, как узнал, что она беременна. Присылал ей деньги потом, обещал жениться. Обычная история… Если бы он сразу ей признался… Не знаю, на что он рассчитывал, но он говорил ей, что вернется и женится на ней. Не оставит ее с ребенком. Когда мне было пять, мама решила сделать ему сюрприз и приехать в Китай. Он даже не особо скрывался. Он и семью свою тут не скрывал… Увы, но он не был простым бабником, и женщина с ребенком на стороне могла испортить его репутацию…— И ты все это помнишь? — недоверчиво спросил Чу Ваньнин.

— Нет, конечно, — Мо Жань смотрел теперь в сторону кухонных шкафчиков. — Я помнил обрывками. Больше, чем щенок, но все-таки… Все-таки этих обрывков мне хватило, чтобы потом раскопать, что это было за место, что это были за люди.

— Почему вас держали где-то? — продолжил Чу Ваньнин. Теперь ему тем более нужно было выбраться отсюда — вскоре он мог узнать о мотивации Мо Жаня. Конечно, в суде это его не оправдает, но он же явно не закончил мстить. Чу Ваньнин мог помочь ему добиться правосудия.

— Он испугался, — пожал плечами Мо Жань. — За себя, свою основную семью. Репутацию… Понимаете, он решил, что он и все эти люди, его семья, важнее моей матери. И он спрятал ее. Запер и не отпускал. Родных у мамы не было, друзья думали, что она просто уехала… Ее не искали. Он боялся ее убивать, он боялся ее выпускать. Как бы она ни просила, как бы ни обещала, что никому не расскажет. Он был настолько напуган, что не верил… Сначала мы были заперты где-то в квартире. Потом — ее перевезли. В одну из лабораторий… Он сказал, что никто не будет нас искать…

— Лабораторий? — поморщился Чу Ваньнин. Он только сейчас понял, что, может, и зря так воодушевился. Мо Жань мог врать. Мо Жань мог просто придумать все это и сейчас про себя смеяться над тем, как наивен его пленник. Но лицо Мо Жаня… даже в полутьме было видно, что он либо говорит правду, либо Оскаровская премия задолжала ему статуэтку за актерскую игру. Сомнения были, но Чу Ваньнин все же решил задать главный вопрос: — Кто так поступил с вами, Мо Жань? Как они связаны с ?Жуфен??

Некоторое время Мо Жань молчал, задумчиво рассматривая своего бывшего учителя. Словно решал для себя. Чу Ваньнин терялся в догадках, что именно. Достоин ли учитель его исповеди? Может ли он довериться человеку, который все равно в его власти? Искренен ли Чу Ваньнин в своем интересе? В итоге Мо Жань перевел дух, сделав глубокий вдох, заговорил уже серьезно, словно раскладывал для полиции предстоящее дело:— У корпорации ?Жуфен? семьдесят два подразделения. Наньгун Ян отвечал за экспериментальное. Одно дело спрятать девушку самостоятельно. И другое — когда фирме понадобился подопытный образец, человек. Он сказал, что у него есть на примете человек. Искать ее никто не будет, даже если она сбежит — в полиции ей не поверят. А еще есть существенный якорь, который помешает ей сбежать. Это ребенок. Если бы результат тестов был положительным, это принесло бы фирме сказочные деньги. Но результат был хуже некуда, — Мо Жань снова перевел дух, отвернулся. Сейчас он очень напоминал прежнего Мо Жаня, Чу Ваньнин впервые в полной мере осознал, что две эти личности хоть и разные, но одно и то же. И если помогать, то помогать им обоим, а не только одному из них. — Мама умерла.

Мо Жань долго крепился, чтобы сказать это спокойно. Чу Ваньнин знал, что Мо Жаню тогда должно было быть не больше пяти. Он видел это в его деле.

— Почему не убили тебя? — осторожно спросил Чу Ваньнин. Он все еще ожидал, что в любой момент может вывести его из себя и потому вздрогнул, когда Мо Жань с ухмылкой повернулся к нему. Он заговорил с плохо скрываемой злобой, наклонившись в сторону Чу Ваньнина:— Убить? Что вы, учитель. Они же не монстры какие. Они думают, что даже маму мою не убивали. Просто эксперимент пришел не туда. Очень жаль, они бы с радостью экспериментировали и дальше. Наньгун Ян сдал меня в приют. Когда я убивал его, он кричал, что не хотел этого. Что заботился обо мне, перечисляя пожертвования в приют. Что все это случайность. Но, конечно, ему и в голову не пришло, что он мог отпустить ее домой. Просто отпустить ее с ребенком…

Чу Ваньнин и раньше отличался сильной эмпатией. Уже когда у него учился Мо Жань, Чу Ваньнина чуть не выгнали из полиции, когда он набросился на свидетеля после того, как выяснилось, в чем косвенно свидетель был виноват. Тот утверждал, что они просто выгнали жену сына на холод, та сама ушла без теплых вещей и телефона. В деревне, где до ближайшего дома несколько километров по ветром продуваемым полям. Свидетелю не было бы ничего, и потому Чу Ваньнин сорвался. Это было непрофессионально, и если бы его отстранили — он бы принял это. Но дело замяли. Сейчас Чу Ваньнин ощущал физическую боль за Мо Жаня. Не разбирая даже за какого именно: того, что не мог зайти дальше поцелуев, или этого, который уже несколько раз брал его силой или шантажом.

Чу Ваньнин знал, что они с Мо Жанем похожи. Он заглядывал в досье ученика, как только тот начал оказывать ему знаки внимания. Пытался понять, что тому надо. Они оба росли до совершеннолетия в детских домах, только своих родителей Чу Ваньнин не видел никогда. И сейчас он отчетливо мог себе представить, каково это, когда тебе в самом начале жизни показали маму. Когда она прямо такая, о какой фантазируют дети: добрая, красивая, любящая. Которая до самого конца любила и оберегала тебя и ни за что бы не отказалась, как бы ни было трудно.

— Наньгун Ян — это последняя жертва? — спросил Чу Ваньнин, чтобы понимать, чего еще теперь добивается Мо Жань. Тот засмеялся:— Последняя? Я бы убил только его и успокоился. Но там знали все. Первым делом я предложил им признать это для прессы и ответить за все. Тогда я убил бы только Наньгун Яна. Может быть его жену. Может быть его детей. Но я не двинулся бы дальше. Глава корпорации отказал. Она для них была не более, чем… Чем крыской… Но это могло бы вызвать скандал. Тогда я решил, что Наньгун Лю должен на своей жопе ощутить, что она была очень важным человеком. Очень важным и ценным для кого-то ужасного.

— Отдел по связям с общественностью, — констатировал Чу Ваньнин. — За что?— Я знал, что происходило в ?Жуфен?. В отделе было совещание, они пришли к выводу, что доказательств нет, нужно все отрицать. Я просто вышел из себя.

— Наньгун Сы? — продолжил Чу Ваньнин. Он не ощущал себя так, словно преступника допрашивал. Он узнавал у самого дорогого ему человека, что того довело. Спрашивал и понимал его ответы, хотя и не мог их принять. Он не стал бы помогать Мо Жаню прятаться от полиции после такой исповеди, но… Но он понимал.

— Если у этого ублюдка жопа не горела от резни в отделе, то, я подумал, может хоть родной сын ее подожжет. Но я недооценил его. Ему корпорация была важнее сына. Я уже готовился присылать ему сына по частям, но тут вмешались вы.

— Почему ты не скрывал лица? — резко спросил Чу Ваньнин, не дожидаясь подкола о том, как просто его развести на интимные фотографии.

— Я не думал, что Наньгун Сы выйдет живьем от меня. Более того, я собирался убить его, а потом уже присылать отцу его части. Но, опять же, за него заступились вы. И я решил, что сделаю вам подарок. А когда он бросился на другого меня… Это, конечно, вело к проблемам, но мне так радостно было смотреть, как и у щенка начинаются неприятности. Привык жить легко и при малейших трудностях переключаться на меня. Вот, тут не выставишь меня вперед, потому что я создал эти проблемы… Сначала хозяином был он. Он меня эксплуатировал. Но потом я научился делать это сам. Ему страшно было узнать правду о матери, в том числе и от этого бессилия. Я узнал и я не был бессильным. А насчет вас, учитель… За вашей квартирой была слежка. Рано или поздно они бы поняли, что я внутри. И все, вы бы меня только в тюрьме навещали. А сейчас мы почти как семейная пара — сидим на кровати, говорим о прошлом.

Чу Ваньнин такой наглостью был ошарашен, Мо Жань улыбался. Ему тоже, похоже, ни за что стыдно ни было. Тогда Чу Ваньнин перехватил свою цепь так, чтобы получилась петля, треснул Мо Жаня. Хотел по лицу, но тот уклонился, получилось в спину. Мо Жань отошел на безопасное расстояние, глянул в раковину и как бы между прочим произнес:

— Все настроение пропало. К черту ужин, пойду еще прогуляюсь, — он забрал с доски нож и из квартиры вышел вместе с ним. Чу Ваньнин сидел, отвернувшись, и даже не смотрел ему вслед. Доступ к воде у него был, как и к холодильнику. В ужине от Мо Жаня он не нуждался. Да скорее всего и есть бы его от гордости не стал.