Глава 7. Учитель хочет послушать о моей маме? (2/2)

Мо Жань вернулся, когда Чу Ваньнин уже заснул, и потому не знал, сколько прошло времени. Вернулся он с пакетом, в котором стояло две коробки из лапшичной. Чу Ваньнин, еще не до конца проснувшись, сел в кровати, подобрав под себя ноги, и сонно смотрел на то, как бывший ученик молча запирает дверь. Его, настоящий Мо Жань, упал бы в ноги и рыдал от того, что сделал с учителем, а раз этот просто еду принес — значит, это все еще была та личность. Чу Ваньнин уже поел хлопьев с молоком, хотя теперь, после сна, снова ощутил легкое чувство голода. Раньше после похищения он ощущал только тошноту и отвращение, он и хлопья ел только потому, что нужны силы. И чтобы желудок не подвел его в новом разговоре с похитителем.

Мо Жань поставил пакет на барную стойку, позвал:

— Иди сюда.

Чу Ваньнин даже не шелохнулся. Мо Жань осмыслил это, пока Чу Ваньнин думал: ?Ну не потащит же он меня есть, в самом деле?.

— Кажется, Сюэ Мэну приходится несладко, — проговорил Мо Жань. — Я думаю, что он с самого твоего исчезновения не спал.

Мо Жань достал телефон из кармана джинс, поймал Чу Ваньнина в объектив и предложил:— Как думаешь, стоит дать ему зацепку?

Чу Ваньнин скривился и поднялся с кровати, сел на табурет около стойки, с противоположной стороны от Мо Жаня. Тот распаковал лапшу и поставил ее напротив учителя, сверху положив палочки. Чу Ваньнин смотрел только перед собой, пар от еды бил ему прямо в лицо, в ноздри. Еще и Мо Жань, не дожидаясь его, принялся с аппетитом есть.

— Не чавкай, — проворчал Чу Ваньнин, и Мо Жань ответил на это лаконичным:

— Ешь.

Словно это был договор между ними. Он ведет себя тише, а Чу Ваньнин ест. Тот наклонился ниже и принюхался.

— Я ничего не добавлял в лапшу, — отозвался Мо Жань. — Я даже приготовил ее не сам. Ты же знаешь, если мне нужно будет что-то в тебя влить, я сделаю это прямо.

Чу Ваньнин посмотрел на него недоверчиво, но палочки взял. Принялся осторожно есть. Лапша показалась ему необычной, явно не из уличной забегаловки и словно бы под его вкус — самого мяса мало, к тому же мясо легкое, курица, хотя обычно в такую лапшу добавляли свинину. К тому же и овощей было больше, чем обычно добавляли лоточники. Чу Ваньнин сначала прожевал первую порцию, потом произнес, словно к лапше обращался:

— Ты считаешь, что я идиот?

— Нет, просто не знал, как скоро учитель поймет, — безразлично отозвался Мо Жань, — я заказал две порции и обе отправил в мусорку. Я думал, ты не захочешь есть то, что приготовил я.

Последняя фраза была произнесена потому, что Чу Ваньнин продолжал тихо и чинно есть. Мо Жань не стал оправдываться или что-то еще говорить, просто продолжил есть. Когда он закончил, а порция Чу Ваньнина была опустошена на две третьи, Мо Жань выставил на стол рядом с учителем небольшую склянку темного стекла. Чу Ваньнин перестал жевать, указал на склянку палочками:— Что это?— Я же сказал, что не буду подсыпать тебе в еду. Я честно скажу, что тебе надо выпить это, учитель.

— Нет, — ответил Чу Ваньнин и продолжил есть, словно ничего не произошло. Даже Мо Жань растерялся, хотя всего на секунду. Быстро взял себя в руки и пояснил:

— Это другое. Это я не сам смешал, я покупал. И эффект у него другой. Ты будешь контролировать свое тело.— Я сказал: ?нет?, — напомнил Чу Ваньнин. Мо Жань оскалился:

— Я тебе это в глотку залью.

— Возможно. Но я это пить не буду, — быстро и спокойно отреагировал Чу Ваньнин. Когда Мо Жань попытался взять со стола склянку, Чу Ваньнин схватил ее первым и швырнул в дверь. Бутылек жалобно звякнул, но не разбился. И Чу Ваньнин мрачно наблюдал, как Мо Жань поднялся из-за стола и без спешки дошел до двери, подобрал склянку с пола. Чу Ваньнин отложил недоеденную лапшу (хотя и было жаль. То ли потому, что он непонятно сколько не ел горячей свежей еды, то ли Мо Жань и правда отлично готовил) и настороженно наблюдал. Глядя на Мо Жаня и его приближение, Чу Ваньнин повязывал простыню на бедрах. Когда расстояние между ними стало такое, что можно дотянуться рукой, Чу Ваньнин спрыгнул со стула и помчался к окну. Они были в закрытом пространстве квартиры, он бы все равно не смог бегать долго. Мо Жань схватил его как раз около кровати — перехватил за волосы, совсем не щадя. Похоже, он снова был зол. Чу Ваньнин двинул его локтем в ребра, смог освободить волосы, но, стоило только шаг от него сделать, Мо Жань снова поймал его, на этот раз за запястье. Завел руку за спину. Чу Ваньнин зашипел от гнева и раздражения. Меньше всего он хотел повторения, но глупо было надеяться, что, рассказав ему о своих мотивах, Мо Жань проникнется к нему эмпатией и сочувствием.

— Что такое? — спросил Мо Жань. — Вы же знаете, мы с щенком одинаковые. Я так же люблю вас. Сюэ Мэн почти выследил меня именно потому, что я похитил вас. Иначе стал бы он так надрываться. Но я же ничего вам не делаю, хотя лучшим вариантом было бы убить вас и спрятать тело.

Чу Ваньнин словно в воздухе повис: он пинался, брыкался, но никак не мог попасть по Мо Жаню. Зато в зубы ткнулось стекло, едва не сломав их. Чу Ваньнин сильнее сжал рот, попытался отвернуть голову так, чтобы его сложнее было напоить. Мо Жань дышал тяжело, но по-прежнему был недосягаем. Словно, несмотря на свои габариты, весь поместился за спиной Чу Ваньнина. Чтобы разжать учителю челюсть, Мо Жань отпустил его руку, резко перевернул лицом к себе и, сделав подсечку, уронил на кровать, рухнул с ним вместе.

Жидкость была сладкой, но отвратно сладкой. С синтетическим вкусом клубники. Послевкусие — горьким. Чу Ваньнин выплюнул остатки на одеяло и закашлялся, но Мо Жань отпустил его, отошел на пару шагов, любуясь результатом.

Чу Ваньнин смотрел на него с ненавистью, мысленно проговаривая, что мог бы сказать бывшему ученику и как задеть побольнее, но молчал. Он снова не хотел разговаривать с Мо Жанем. Глаза слезились, болели содранные десны, в желудке было горячо.

Мо Жань ответил ему улыбкой победителя и сел на барную стойку — ждать. Чу Ваньнин, еще больше разозлившись от такого, завернулся в одеяло с головой, не желая показывать ему ни капли собственной слабости.

Мир снова стал более острым, более осязаемым. Собственное дыхание казалось громче работающего пылесоса, а дыхание Мо Жаня как шаги маньяка в темноте, и так же били по нервам. Но вскоре остался только жар, словно от гриппа. Чу Ваньнин попробовал встать, накинув на себя одеяло. Жар неспешно циркулировал по его телу, концентрируясь в паху. От того, что он встал, закружилась голова, но не больше. Попробовал напрячь руку — мускулы послушались. Мо Жань просто наблюдал, но глаза у него горели предвкушением. Чу Ваньнин подошел к нему, встал напротив и потребовал:

— Противоядие.

— Я не травил вас, учитель, — бархатным голосом произнес Мо Жань.

— Я тупой, по-твоему? Я медик. Я знаю, что это. Если ты переборщил с дозировкой…— Там было ровно, — спокойно перебил Мо Жань, но медленно пожал плечами, рассматривая прикрытое одеялом тело. — Ну, почти. С поправкой на то, что ты выплюнешь или прольется.

Чу Ваньнин приложил пальцы к пульсу на запястье, стал считать. Сердце колотилось, как бешеное. Но отвлечься и попытаться сказать себе, что умирает от сердечного приступа, не получилось, и Мо Жань тоже вряд ли верил в это. Чу Ваньнин думал, что Мо Жань дождется, когда учитель будет его просить взять его. Но, еще немного понаблюдав, Мо Жань сам слез со столешницы. Чу Ваньнин отступил на шаг, а сердце сделало кульбит. Казалось, что жар теперь исходил и от Мо Жаня, и этот жар был как магнитные поля — тянул их обоих друг к другу. Но вместо того, чтобы приблизиться, Чу Ваньнин снова отошел, пока не уперся в кровать. Мо Жань спокойно расстегивал пуговицы рубашки, словно после тяжелого дня раздевался, но взгляда от Чу Ваньнина не отрывал.

— Нет, — негромко произнес он, хотя сейчас хотелось сказать ?да?. Хотелось секса яростного, на грани. В голову полезли воспоминания. Чу Ваньнин в деталях вспомнил и тот раз в его квартире, и оба в этой, даже когда он был под веществами.

— Зачем себе отказывать? — спросил Мо Жань. — Вы же глаз от моей ширинки не отрываете.

Чу Ваньнин смущенно отвернулся и именно в этот момент попался в ловушку — Мо Жань набросился и, перехватив его поперек тела, вместе с ним упал в кровать. Чу Ваньнин попытался вырваться, дважды ударил куда пришлось, оба раза в плечи, и задохнулся, когда Мо Жань, не обращая на это внимания, укусил мочку уха. Чу Ваньнину тут же понадобились свои руки, чтобы закрыть себе рот — сразу обоими. Мо Жань с довольным лицом приподнялся, чтобы оценить реакцию, снял рубашку и отбросил от кровати подальше. Он снова принялся покусывать — плечи, ключицы, сосок, кожу над нижним ребром. Чу Ваньнин продолжал держать ладони над ртом, но от последнего укуса выгнулся. Тело снова подводило его в еще более позорном виде, чем в прошлый раз. Мо Жань огладил его ноги, закинул по одной на каждое плечо, наклонился и вместо очередного поцелуя или укуса улыбнулся, словно победил. Чу Ваньнин сначала не понял, откуда такая реакция? Потому что он смог подмять Ваньнина под себя? Так и раньше мог, тут ничего не изменилось. Потому, что и тело Чу Ваньнина начинало реагировать на афродезиак и возбудилось? Так это просто вещество, заслуги Мо Жаня тут никакой. Он даже на подготовку сейчас время не потратил. Тогда в чем дело?Тогда Чу Ваньнин обратил внимание на себя: руки заранее схватились за одеяло, ожидая первого движения внутрь. Ноги на плечах Мо Жаня чуть дрожат, но расслаблены. Тело Чу Ваньнина нельзя было назвать непослушным, сила в его руках была. Его не шантажировали, не удерживали силой, не приковывали, если не считать цепи на ноге, которая все же давала ему больше свободы. Но он не сопротивлялся. Он словно только для вида хмурился, отворачивался и будто изображал, как ему это неприятно… Видимо, Мо Жань улыбался именно этому. Когда Чу Ваньнин понял, жаркая волна возбуждения стала яростью. Мо Жань дождался, когда до учителя дойдет, отметил этот момент по выражению его лица и приготовился начать, наклонился. Вместо этого он ощутимо получил ногой в лицо. Так, что упал с кровати и остался сидеть на полу, зажав нос.— Скотина! — задохнувшись, поздно бросил Чу Ваньнин, снова недовольно заворачиваясь в одеяло. И похолодел, когда Мо Жань резко выпрямился. Брюки были расстегнуты, переносицу он отпустил, стер рукой кровавую дорожку от носа к губам. Чу Ваньнин теперь как никогда ощутил, что надо бежать. Такого чувства не было даже в своем доме, где еще было куда отступать, где спрятаться.

Мо Жань схватил его руки, одеяло снова упало на пол, Чу Ваньнин отвернулся, зажмурившись. На этот раз он попытался вырваться, но получилось как-то несерьезно. Чу Ваньнин разозлился на себя, приняв это за страх, но вскоре понял — просто не надолго хватило его ярости, а вернувшись в возбуждение это чувство перекрыло любые другие эмоции. Он ощущал жар, исходивший от Мо Жаня и уже представлял себе: как его возьмут в этот раз? Как не отпустят, будут держать так же руки, оставляя синяки на белой коже. Если бы сейчас Мо Жань сказал, что ему надоели эти игры, развернулся и ушел — Чу Ваньнину это нанесло бы смертельную обиду. Куда большую, чем то, что Мо Жань уже делал и собирался сделать снова.

Они снова упали на кровать, снова поперек, так что места для головы Чу Ваньнина не хватило и пришлось держать ее на весу. Мо Жань если и собирался быть сейчас терпимее и нежнее, передумал от вкуса собственной крови. Но без смазки сложно было войти, и Чу Ваньнин снова заметил — сейчас можно было просто сжаться, возиться и мешать себя взять. Он не боялся того, что Мо Жань придет в ярость. Чу Ваньнин ощущал досаду каждый раз, когда Мо Жань начинал входить и соскальзывал, головка утопала в ложбинке между ягодиц, и даже это движение отзывалось мурашками по позвоночнику. Мо Жань был слишком сосредоточен, чтобы заметить покорность Чу Ваньнина, но запястья его отпустил — руки были нужны ему для другого: придержать бедра учителя и направить себя внутрь. Когда Чу Ваньнин почувствовал, что его стало заполнять, он выгнулся, прикусив нижнюю губу. Было немного больно, но даже эта боль прошлась волной мурашек по телу. Чу Ваньнин напоминал себе, что это новое испытание, его надо так же стойко выдержать, желательно с постным лицом, но очень отвлекал двигавшийся внутри него член. Сейчас он поднимал голову и, глядя на вспотевшего Мо Жаня с прикрытыми глазами, вспоминал, как хотел его. Хотел, возможно, именно так, если не считать цепи на ноге. Она сейчас только мешала, ещё и раздражающе позвякивала при каждом толчке.

В какой-то момент Чу Ваньнин наткнулся на внимательный взгляд Мо Жаня в ответ, и эти глаза обожгли его. Мо Жань же улыбнулся — он тоже ощутил, как изменилось настроение учителя. Он остановился и вышел рывком, Чу Ваньнин сглотнул стон, попытался свести ноги, но Мо Жань только переложил его на кровать нормально, головой на подушку. Чу Ваньнин сжал губы в линию и глядел хмуро на то, как Мо Жань, продолжая смотреть ему в глаза, коснулся губами груди, втянул в рот сосок. Чу Ваньнин дернулся, но сделал вид, что это было попыткой вырваться. Мо Жань вряд ли ему поверил, да это было и не важно, когда горячая головка снова уперлась в его ягодицы. Чу Ваньнин не знал, что больше его злило: реакция тела на все эти манипуляции или то, что Мо Жань их видит. Он несильно прикусил сосок. До Чу Ваньнина дошло — Мо Жань пытался превратить очередное изнасилование в секс. В прошлый раз не получилось, в этот пришлось прибегнуть к веществам. Тогда он вскинул руку, собираясь ударить Мо Жаня по голове, но тот поймал неглядя, оторвался от груди учителя. Руку прижал над его головой и снова подался вперед.

Казалось, поясница онемела, когда Чу Ваньнин ощутил, как его снова наполняет Мо Жань. Он и двигаться пытался щадяще, более плавно, и тогда Чу Ваньнин еще мог сохранять самообладание. Но потом движения стали более нетерпеливыми, рваными. Вынести это оказалось сложнее, Чу Ваньнин снова отвернулся, подозревая, что управлять выражением лица уже не может. Мо Жань приподнял его задницу для более удобного угла, все еще удерживая запястье учителя второй рукой, и двинулся так, что Чу Ваньнина провезло по кровати. В комнате прозвучал глухой стон, который можно было принять за болезненный. Тогда Мо Жань повторил, и первые несколько толчков Чу Ваньнин держался, вцепившись зубами в губы, но вскоре и это не помогло, звуки прорывались даже через такой блок. Тогда он попытался вскрикнуть: ?Прекрати!? — прекрасно понимая, что требовал остановить не только происходящее, но и прекратить делать ему хорошо (хотя вряд ли Мо Жань к этому стремился). Но на последнем слоге брошенного приказа Мо Жань взял новый угол и снова двинулся с силой, и приказ кончился протяжным, растерянным стоном. У Мо Жаня от этих звуков окончательно сорвало тормоза, он двигался резко, стараясь с каждым толчком войти до конца. Но Чу Ваньнин не чувствовал себя ужасно от его действий, наоборот, если бы не гордость, он уже просил бы еще. В этом виновато было вещество, которым теперь воспользовался Мо Жань — так решил для себя Чу Ваньнин. Ему именно хотелось более резких и грубых движений, настолько сильных, чтобы рухнула кровать. Даже пальцы, сжимающие его запястье над головой, этот жест — все это заводило еще больше, и Чу Ваньнин уже не знал, что нужно было сделать, чтобы он успокоился. Тело сохраняло силу, но Чу Ваньнин теперь был слабым, он принял бы что угодно. От очередного движения его выгнуло, а звук больше не был стоном — Чу Ваньнин вскрикнул. И ощутил себя так, будто он был сосудом, который с каждым движением внутрь наполнялся и вот-вот готов был перелиться через край.— Хватит, — задушено потребовал Чу Ваньнин. Он выдавливал из себя слова всякий раз как мог вздохнуть от этой силы: — стой, остановись. Прекрати. Стой…

Мо Жань наоборот прибавил силы и на последних словах Чу Ваньнина выгнуло. Он так сжался, что, казалось, раздавил то, что было внутри. Он плотно зажмурил глаза и не собирался их открывать. Ему не хотелось видеть самодовольную улыбку Мо Жаня, когда тот будет смотреть на капли спермы на животе своем и Чу Ваньнина. Не сразу, но Чу Ваньнин ощутил горячую пульсацию внутри себя — Мо Жань все еще был там и по-прежнему не кончил, но и выходить не собирался. ?О Боже?, — панически подумал Чу Ваньнин, осознавая, что ведь он продолжит. Чу Ваньнину и до этого было сложно сдерживаться, а теперь с него словно кожу сняли — все ощущалось острее, каждое движение отдавалось в солнечное сплетение, даже ощущение этой пульсации было почти невыносимо. И в то же время хорошо, настолько хорошо, что со всей своей холодностью и спокойствием он никак не мог теперь держать себя в руках. Он с тоской вспомнил тот образчик порядочности, каким представал на работе и перед своими учениками. Казалось, он уже не сможет быть прежним — не сможет лицемерить.

Мо Жань наклонился, прикусил мочку уха, и Чу Ваньнин вздрогнул, попробовал спрятаться, но его все еще держали на кровати, не давая свернуться клубком или уползти.

— Все еще считаешь себя чистым, или придется подобрать еще способы, чтобы стащить тебя с пьедестала? — спросил почти ласково Мо Жань у самого уха. Он пытался продолжить двигаться, но Чу Ваньнин так зажимался, что получалось медленно. Не так.

Чу Ваньнин молчал, отвернувшись. По нему было видно: он боялся сказать хоть слово, чтобы голосом, единственным звуком не выдать своего состояния. Возможно, если бы он разбирал, что именно говорит ему Мо Жань, он бы подумал, что нет, не считает себя больше чистым. Но происходящее слишком затопило его, голос Мо Жаня казался просто неразборчивым внешним шумом. Куда больше отвлекали его движения и попытки продолжить. Чу Ваньнин еще старался сжиматься, надеясь, что его отпустят, но ноги ослабли и, несмотря на его усилия, скоро Мо Жань уже мог снова двигаться свободно. Чу Ваньнин теперь издавал только глухие вздохи. Он мог бы так стонать только с кляпом во рту. Он попытался хотя бы ноги подтянуть к себе и заметил как заболели пальцы на них. А потом что, сам того не понимая, сильно поджал их. У него вырвался удивленный вдох, и его тут же губами поймал Мо Жань, задвигался быстрее и сильнее, прижимая Чу Ваньнина к кровати руками, собой, силой движений и, наконец, остановился, изливаясь глубоко в тело учителя. Спустя несколько секунд уже как-то лениво и медленно подвигался на пробу, каждый раз вздрагивая, и, наконец, вышел, отпустил Чу Ваньнина, но смотрел полуприкрытыми глазами на учителя сверху вниз. Чу Ваньнину казалось, что он уже вернул самообладание, но Мо Жань опять улыбнулся, словно увидел подтверждение каким-то своим догадкам.

***

Мо Жань старался вспоминать обстановку, но вместе с этим приходила и память о тех страданиях, что он причинил Чу Ваньнину. Поэтому он отключил ту эмоциональную часть себя, что переживала. Нужно было как можно скорее найти Чу Ваньнина. Хотя бы чтобы убедиться, что он жив. Что та, другая личность не приказала навредить ему в случае своего отсутствия. Или что Чу Ваньнин не остался сейчас без воды или еды. Та личность редко покидала здание. Мо Жань искал на карте те объекты, что видел в воспоминаниях, и отмечал, сколько примерно до них добирался. Постепенно карта становилась похожа на черновик, испещрённый синими линиями и неровными кругами. Сюэ Мэн наблюдал за его действиями и даже вопросов не задавал.

Наконец, Мо Жань отметил все, что мог вспомнить, все, что узнал. Получался диаметр километров в пять-шесть. Внутри этого круга были небоскребы элитного жилья. Именно в них теперь без конца тыкал Мо Жань, превращая изображение в сплошные синие точки.

— Что тут? — наконец спросил Мо Жань, не отрываясь от карты. Сюэ Мэн отобрал у него листы, присмотрелся. Достал телефон и некоторое время сравнивал с ним, потом отозвался:— ?Драконьи клыки?. Два небоскреба с современными квартирами. — Затем он посмотрел на сосредоточенное лицо Мо Жаня, снова на экран телефона, раздраженно продолжил: — Этого не может быть. Знаешь, сколько там стоит квадратный метр?

— Знаю, — как-то даже зло отозвался Мо Жань. — И не спрашивай, откуда я взял деньги. Чу Ваньнин там. Но я должен сам пойти за ним.

— Чтобы тебя переклинило и ты снова его перевез в новое место?! — возмутился Сюэ Мэн. Мо Жань посмотрел на него, уверенно и зло:— Нет. Там е г о люди. Если появится кто-то другой и попытается проникнуть в эту квартиру или если я приду не один, а тем более в сопровождении полицейского — я не знаю, что они могут сделать с Чу Ваньнином. Я даже не знаю, известно ли им о раздвоении, или они считают, что я обманываю полицию… Но если не знают и узнают из-за тебя — Чу Ваньнина снова ничего хорошего не ждет… Если он, конечно, еще живой…

По мере возвращения воспоминаний, Мо Жань ощущал и тоску той, второй личности из-за будущего, в котором у него могли отобрать Чу Ваньнина.