Фантомные боли (1/1)

Ён размеренным шагом вошел в сад когда-то родного дома. Не быстро и не медленно, что немало удивляло его самого, ибо ехал он на скорости, с огромным желанием поскорее заглянуть ей в глаза и покончить со всем этим раз и навсегда, а вот подъезжал к дому уже с опаской, боясь и ответного взгляда, и ответного слова. ?Убирайся!? - никто не гарантировал ему, что этот разговор закончится как-нибудь иначе. Сейчас же он снова был до странности спокоен, более того, он совершенно ничего не чувствовал, прямо как в психушке, где его почти что превратили в залежавшийся на грядке патиссон-перезрелок. - Привет, мама, - бесцветно проговорил Ён, подходя ближе. Женщина поливала любимые цветы. - Привет, - она кивнула ему, едва повернув голову, а затем снова занялась своим делом. - Ты говорила, что это нежные цветы, - обратился к ней Ён после вынужденной паузы. Ему отчетливо показалось, что если он не начнет ?издавать звуки? прямо сейчас, то она выключит шланг, вытрет руки о садовый фартук и спокойно уйдет в дом, даже не повернувшись к нему. Он может приезжать, уезжать, делать все, что ему заблагорассудится, она даже не заметит его. - Ты знаешь, какие здесь бывают ливни, – сухо ответила Бегония, продолжая зажимать шланг уже прилично посиневшим большим пальцем, делая из обильной струи несильный дождик. Раньше она поливала свои растения из лейки, волнуясь за каждый их лепесток, накрывала их от непогоды, подвязывала, перекапывала, пересаживала в более удачные места, теперь же ограничиваясь обычным ?среднестатистическим? уходом. – Хуже им уже не будет. - Ты была у меня дома тем вечером? – вдруг резко начал Ён, решив оставить романистам их длинные предисловия. Она дала ему карт-бланш, она знала, что от этого разговора больше не спрятаться. ?Хуже им уже не будет…? - все правильно, все верно. - Да, - Ён подавил в себе желание медленно сомкнуть веки, они налились свинцом, потому что глаза боялись увидеть все это снова. Простое, обыденное ?да?. Он не знал, как с ним справиться. - Что там произошло? – с плохо скрываемой враждебностью поинтересовался он. Этот вопрос должен был быть задан не так и не с такой интонацией. Умом и сердцем Ён это понимал, но было поздно, на помощь уже подоспела привычная злость, которая защищала его от эмоциональной катастрофы, подобно верному стражу. Всегда защищала, давая мотивацию напасть первым. Бегония медленно повернулась, предоставив струю воды самой себе. В ее лице не было ни страха, ни злости… ни кровинки. - Разве ты не вспомнил достаточно? – ее голос стал металлическим. - Я вспомнил все, - Ён резко встряхнул головой, глотая душившие его ядовитые слезы. ?Какой же ты мудак! Какая же долбанная мразь!? - он смотрел на свою мать сквозь плотную пелену несправедливой, больной и жестокой обиды, даже не в силах вернуть ненависть к самому себе. Где-то в глубине души ему было омерзительно, но он привычно принимал помощь эгоиста, что составлял добрые 70 % его личности. - Почему ты ничего не рассказала? - Кому, Ён? – с пугающим равнодушием осведомилась Бегония. Он знал, что она выберет именно такую тактику. Она слишком хорошо знала, как им манипулировать. И это злило его еще сильнее. Он всегда отступал перед этим самым ее равнодушием, когда она считала уместным наказать его таким образом. Бесился, но отступал, готовый первым предложить ?мирный договор?. Она позволяла ему многое, но он знал четкие границы, всегда невольно пытаясь зайти за них, чтобы… Чтобы что? Ён не всегда понимал зачем. - Мне, - яростно выпалил он, делая шаг в ее сторону. Все что у него было против нее – это физическая сила. Именно поэтому он использовал ее тогда… именно поэтому, - голову пронзила очередная сверлящая боль. Мощный удар крови в виски, он отшатнулся, испугавшись собственного порыва. - Каким образом ты представляешь ?этот? наш разговор? – Бегония положила шланг. Ее темные глаза смотрели прямо на него, пока она медленно вытирала руки о фартук. - Да насрать каким, - он уже повышал голос, самозабвенно погружаясь в собственный гнев, - он должен был быть! Ты… обязана была мне рассказать! Считаешь, что спрятала меня за собственное благородство? Ты серьезно так считаешь, мама? Думаешь, мне было легче видеть, как ты шарахаешься от меня, как не можешь пяти минут выносить меня рядом, и не понимать, почему? Ты выкинула меня из жизни, и я бы предпочел знать, за что! - Не вздумай… - тихо прошипела она, выставив вперед указательный палец. – Ты не смеешь предъявлять мне никаких претензий.Только не ты, Ён, только не ты, - она вздернула острый подбородок. – Я простила тебя, и не требую взамен благодарности. Но я не позволю тебе мучить меня второй раз! Ён застыл на месте. Она сказала все то, что он и так знал. Он много раз представлял, как она говорит ему именно эти слова, именно этим тоном, глядя на него без гнева, без обиды… без каких-либо других чувств. Он должен был остановиться прямо сейчас, чтобы не потерять ее навсегда. - Почему ты не убежала от меня? – надломлено, совершенно не своим голосом, спросил Ён, толком не понимая, что хочет услышать. - Это было не так-то просто, - ответила она худшее, что он мог себе представить, и ее лицо никак не изменилось, лишь взгляд стал еще утомленнее и тяжелее. Земля ушла у него из-под ног. Ему даже не нужно было закрывать глаза, чтобы снова вернуться в тот проклятый вечер. Картинки поплыли перед ним сами собой. - Я так больше не могу, - он болезненно скривился, глядя на нее затравленным взглядом сильно воспаленных глаз. Бегония молчала, уронив руки вдоль туловища. Его нужно было подтолкнуть к тому, чтобы он снова уехал, не натворив глупостей. Она знала, как, но это оказалось сложнее, чем она думала. Держать себя в руках было сложнее. Не обвинить его прямо, снова не дать волю собственной ярости, собственным страшным воспоминаниям, собственной боли, оказалось очень сложно. Этот разговор был нужен им обоим, но как его ?разговаривать? не уничтожая друг друга, оба они не имели ни малейшего представления. - Ён, нам лучше не ворошить прошлого, - как можно собраннее произнесла Бегония. – Нам с тобой необходимо забыть, - последняя фраза далась ей с трудом, потому что сказать было проще, чем сделать. - Я не могу, - Ён смотрел на нее, практически не мигая. Она мгновенно уловила опасную перемену, застыв в ожидании. Сейчас все между ними будет кончено. - Я не понимаю, как это сделать, да и, честно говоря, не хочу понимать, - его приятные черты вдруг исказило злорадство. Да, это было оно, у Бегонии не осталось сомнений. Он разрушит все, ради собственного изуродованного ?удовольствия?. - Я заявлю в полицию, мама, - с непримиримой гордыней заявил он, будто бы желая поскорее стереть с лица земли их обоих. - Я в этом не сомневаюсь, - со злым сарказмом проговорила Бегония. – Ты всегда делаешь так, как считаешь нужным. Какое тебе дело до того, что будет с твоей семьей, что будет со мной. Той ночью тебе не было дела, - Ён вздрогнул всем телом, словно его хлестнули кнутом. - Скажи-ка, с ней ты тоже так обращался? – она вытянулась перед ним в струну. – Быть может, эта шлюшка была права, повиснув на твоем отце, спасаясь от того, что ты из себя представляешь. Он сухо сглотнул, всеми силами стараясь остаться на своем месте, не делая постыдных шагов назад. Вот как она думала на самом деле. Вот ?то?, чем он был в ее глазах уже долгое время. Возможно, всегда. Слушать ее было невозможно, но ведь он так стремился к тому, чтобы она заговорила. ?Зачем ты приехал?.. Уезжай… оставь прошлое в прошлом. Мы все и так слишком много пережили…? - сколько же раз она предупреждала его, просила, умоляла. ?Делай, как знаешь, но я не уверена, что то, что ты здесь раскопаешь, тебе поможет, сынок?, - тогда она в полуобморочном состоянии добрела до дивана, кутаясь в безразмерную серую кофту, словно пытаясь спастись от его взгляда, который был ей омерзителен. Тогда… уже тогда он должен был все понять. - Иди, заявляй в полицию, расскажи все детали, пускай вся Вселенная узнает, какой ты честный, - с каким-то невообразимым презрением выплюнула она, представив лица остальных своих детей. Лицо Хавьера, ей хватило бы только его, чтобы умереть на месте. Неужели все это время она боролась за чудовище? Это ведь был ее сын, ее мальчик… любимый мальчик… слишком любимый. И что? Что она получила взамен? Кто сделал его таким… и нужен ли он ей таким? Не проще ли... Ее с ног до головы пронзило болью, от которой она едва не согнулась пополам. Она сдержит слезы, ей не привыкать. – Но запомни, матери у тебя больше нет, - с усталой горечью заключила она, глядя в его до неузнаваемости исказившееся лицо, а затем развернулась и быстро направилась к дому, боясь рухнуть замертво, так и не успев закрыть за собой спасительную дверь. С минуту Ён стоял, словно громом пораженный. День померк, оставив его в кромешной темноте, там, куда его забросили собственные поступки, там, где он заслуживал быть. Но проблема была в том, что он больше не мог там оставаться. Он плохо помнил, как сорвался с места, бегом бросившись за ней, плохо помнил, как не дал ей захлопнуть перед собой дверь. Он помнил лишь ее взгляд, наполненный таким беспросветным ужасом, таким отчаянием… Вряд ли ему когда-нибудь посчастливится забыть его, как он забыл ?тогда?, потому что этот взгляд был страшнее. Он был полон понимания и боли от него. - У меня шесть лет нет матери, а у тебя сына, - он слышал свой голос, сквозь плотный и липкий туман собственной мерзости, что выкручивала его внутренности наизнанку. Ему было одиноко, темно и холодно. Она оставила его, единственный по-настоящему близкий и дорогой ему человек, а он все еще до исступления хотел ее эмоций, согревался в пламени собственной лихорадки. Он не мог сейчас остаться один, потому что один он даже не сумеет толком сойти с ума. Казалось, его голова сейчас взорвется, оставив после себя лишь память, кучку рваных образов, что будут преследовать его даже после смерти. Он схватил ее за плечи, с отчаянием притягивая к себе, чувствуя, как ее пальцы сжимают его собственные предплечья, как она не пытается его оттолкнуть, потому что у нее нет сил, но и не дает приблизиться к себе, потому что на это ее сил пока еще хватает. Во всяком случае, первые секунды он дает ей возможность так думать.Он приближается к ней, к ее лицу, ломая сопротивление. Черт, это всегда удается ему лучше всего. Единственное, что ему в этой жизни удается идеально. Сопротивление ему надоело. Потому что он зол, потому что он пьян от всей этой ситуации… потому, что она больше не верит, и ее надо убеждать. Секунда, всего пара гребаных сантиметров до самого страшного. До того, что будет куда страшнее, чем та черная ночь. Он крепко обнимает ее, избегая ненужного прикосновения губами, которого она так боится, постепенно оседая на пол, чтобы доказать и ей, и себе, что у этого бесконечного пути есть конец. Из ада тоже есть выход, и он его найдет. Постарается найти. ?Я не насильник, мама, я просто твой сын. Прими меня обратно, и я больше никогда тебя не обижу…? Слезы заволокли его глаза. Он разжал руки, позволяя ей бухнуться перед ним на колени. Ноги больше не держали ее, впрочем, как и его самого. Он сел на пол, следом за ней, безучастно наблюдая, как она отползает от него, словно боясь запачкаться.