Эпилог (обратный отсчет) (1/1)

Сердце билось, как сумасшедшее, а потом унималось настолько, что ей казалось, не бьется вовсе. Оно лгало ей, а она ему. Сколько она себя помнила, она всегда была не в ладу со своим сердцем. Здесь они были полностью похожи. Она и ее ребенок. ?У тебя больше нет матери…? - Бегония откинула голову назад, больно впечатываясь в стену. Неужели она и впрямь это сказала? Жестокость. Она всегда была жестокой. Ее покойный муж миллион раз указывал ей на это. Еще до того, как опустился ниже канализации, спутавшись с невестой собственного сына. Сына… Она застыла в каком-то тлетворном ожидании. Чего она ждала, размышляя сейчас и о нем, и о самой себе? ?Ты ждешь, чтобы он вскочил с места, довершив ?начатое?, чтобы уже до конца уверовать в то, что ты воспитала монстра? Но он ничего не сделал сейчас, он просто обнял… Обвини его в этом, ну же! Ты стала сопротивляться, больше не веря в него, ты думала, что он снова…? - Бегония почувствовала, как разрушается изнутри, рассыпается на мелкие камушки, как их старая церковь, не терпевшая чужаков. ?Ты сама сделала его чужаком, потому что твое прощение - ложь, и он все увидел правильно. Ты не простила, ты не можешь. И он знает, что так. Знает, поэтому будет винить себя до конца дней, пока ты и вправду не простишь…? Она захотела приподняться, чтобы посмотреть на него. Он сидел где-то рядом, она чувствовала его, но будто бы не знала, не имела понятия, где его искать. Он потерялся во тьме ее горя, ее неприятия и непрощения. А ведь она искреннее убедила себя в том, что она способна пережить и снова увидеть свет. Убедила и себя, и его. Что же теперь? Теперь, когда между ними опять пролегла та самая непреодолимая пропасть… Тело упорно не слушалось, словно иссушенное до скелета. Когда-то давно она отдала слишком много сил, чтобы заштопать слишком рваную рану. А теперь… теперь они покинули ее. Она не справилась, и она убьет его этим ?не справилась?. Перед ее открытыми, почти немигающими глазами пронеслись картины ее молодости, словно слайды, словно слишком реалистичное кино. Она держала его на руках. Беспокойного, суетливого младенца.?Суетливый…? - кажется, Айтор впервые обозначил его так, по-мужски весело сюсюкаясь над колыбелью своего первого племянника. ?Что, парень, есть подозрение, что ты и так уже слишком много знаешь об этой жизни?, - смеялся он, демонстрируя новую погремушку. И вечно орущий ребенок вдруг улыбался ему, словно услышав слова истины, словно поняв то, что никто не понимал. Он всегда плакал, изматывая ее до последнего предела. Заставляя ее засыпать с собой и просыпаться с собой. Никто из ее детей не был таким. Пожалуй, именно тогда их с Сальвадором отношения дали трещину. Он любил первого сына до какого-то полоумия, но так и не простил ей такой же любви, не простил отнятого у себя времени. По его мнению, она должна была разорваться между ними. Между мужем и ребенком. Что она, собственно, и делала, ни на что не жалуясь. Он был сложным, он был другим, но она выносила его, родила его и вырастила, худо-бедно, но никто не отнимет этого у нее. Почему же теперь ей не хватает мужества сказать ему об этом? Почему никогда не хватало? Он всегда был любимым сыном, но знал ли он об этом? Знал ли, что вообще любим? Она всегда обращалась с ним прохладно, отвечая таким образом на его непростой характер, всегда боясь показать лишнего, чтобы подросток, что называется, не сел на шею. Боясь лишний раз выделить, боясь быть похожей на его отца, что любил и выделял беззаветно. Кто-то в семье должен был держать марку. Правильно ли это было? Правильно ли было демонстрировать свою любовь и тревогу слишком навязчиво и открыто, когда не было сил сдержать себя?..- Мама, я не хочу больше жить, - совершенно просто произнес Ён, по-детски стащив с носа очки, вытирая катившиеся градом слезы тыльной стороной ладони. Ему было тридцать пять лет, а он все еще сидел на полу родительского дома, рассказывая ей, что с ним произошло. Но на это раз он не ждал ответа и не ждал понимания. На этот раз он просто говорил, не имея на это никакого права. - Я знаю, - ее голос прорезал темноту, и он всхлипнул, как тот самый другой, непослушный, ?суетливый? ребенок. Маленький мальчик, что наконец рассказал родителям о тщательно скрываемом косяке. Об убитом велике, о драке, где виноват только он, о разбитом школьном окне. – Я сама не хотела… тогда, - Бегония тяжело поднялась, преодолевая головокружение, и медленно приблизилась. Он неуверенно поднял на нее близорукие заплаканные глаза. – Все это пройдет, сынок, - она села рядом с ним, потеснив его собственным телом. Он послушно отодвинулся, словно боясь их соприкосновения. – Все это пройдет, если мы позволим этому пройти. - Прости меня, - он смотрел прямо перед собой, не в силах повернуться. – Я просто не понимаю… как человек, сделавший настолько ужасное, мог просто забыть об этом, - слезы уже не стекали по его лицу, но она знала, как плачет душа. Она все знала. - Ты был не в себе, ты и сам все прекрасно знаешь, - так же просто произнесла она, боясь нарушить это хрупкое равновесие. - Знаю, - в очередной раз солгал он и себе, и ей. – Как ты смогла простить… - он отчаянно замотал головой. Он не верил, но хотел верить. - Я твоя мать, Ён, - она уверенно положила ладонь на его сложенные на коленях руки. Он сцепил их крепче, привычно отодвигаясь, но она не позволила, аккуратно, но настойчиво притягивая его к себе. Заставляя склонить голову ей на плечо. – Ты забудешь, - ворковала она, заставляя успокаиваться, засыпать, как и раньше, когда он спал дома на диване, посравшись вдребезги с очередной подружкой. ?Спи, сынок, все пройдет…? - и он повиновался, его тело и его безумный, неукротимый темперамент повиновались. Он спал…Ён вышел на набережную, вдыхая леденящий соленый воздух бушующего под ним океана. Его тело наконец перестало напоминать о себе постоянными болями, а его разум очистился, начав отсчет с другого отрезка времени. Он ничего не забыл, поэтому и приходил сюда почти каждый день, ища ответы в безумных, безудержных и непостоянных, словно он сам, волнах. Он искал своих призраков, но не находил. Анна, его отец, сбросившийся с утеса неподалеку, Амайа Ачоа, что почему-то перестала преследовать его своим ненавидящим взором, Майтэ, что погибла при каких-то совершенно непонятных обстоятельствах, оставив Хавьеру дочку, ему племянницу, а его матери внучку. Все эти призраки оставили его, и он, кажется, не верил собственному счастью. Через неделю он вернется в Париж, заканчивать свой давно заброшенный проект. Через неделю он наконец уедет отсюда, с возможностью вернуться в любое время. Теперь его здесь ждут. Теперь ждет и будет ждать ?она?. Как и всегда. Как и много лет назад. Он уверенно и весело бросал камушки в воду, словно ему опять было лет десять. На сердце было хорошо, впервые за долгие-долгие годы. Все закончилось, он знал это точно. Как и знал то, что однажды бушующие воды океана вернут ему каждый из этих камней.