Я не хочу, чтобы ты жалела (1/1)

Они вышли на улицу, и Ён с жадностью глотнул такого необходимого ему кислорода. Бегония шла чуть впереди, а он следовал за ней так близко, что его грудь иногда мимолетно касалась ее плеча. Он смотрел поверх ее головы ничего не видящим взглядом. Зачем он звал ее?.. Она должна была уйти. Но он еще не все сказал. Хотя и не знал толком, что должен сказать. Он много раз представлял себе их разговор, и он был совершенно не таким. Все было не так. Но в одном он не сомневался даже в своих предположениях – она никогда не расскажет ему сама. И почему его так раздражал этот факт? Он ведь все понимал. Да и, откровенно говоря, не очень-то хорошо представлял себе, как это должно было выглядеть с ее стороны. И тем не менее он буквально сходил с ума от злости. Она должна была… ?Она должна и то, и это… Не слишком ли много она должна тебе??- Тебе лучше? – сухо поинтересовалась Бегония, не оборачиваясь к нему. - Нет, - не стал лгать он. – Мне хреново, мама. Она замерла на месте, какое-то время не решаясь повернуться. Что делать, Господи? Что ей было делать? Понимание того, что она могла не помочь ему, а сделать только хуже, убивало ее. ?Это нужно просто пережить. Это пройдет, обязательно пройдет… должно пройти!?Шесть лет она шептала это по ночам, уткнувшись зареванным лицом в подушку, чтобы не разбудить Сальвадора. - Это пройдет, Ён, - уже вслух повторила она, медленно оборачиваясь. ?Это не пройдет…? Она взяла его заросшее недельной щетиной лицо в свои ладони, и он отшатнулся, словно они ошпарили его кипятком. - Уходи, мама, - с надрывом прошептал он, скривившись в приступе боли. Его губы побелели, и он пошатнулся, с силой прижав правую руку к груди. - Ён, - она неуверенно шагнула в его сторону. Сердце. У него болело сердце. Как в детстве, когда он сильно переживал из-за чего-то. С годами он превратился в крепкого здорового мужчину, но это продолжало быть самым уязвимым его местом. Бегония успела подумать, что его нужно срочно забирать из этой клиники. Он больше не выдержит этой так называемой ?интенсивной? терапии. - Я сказал, уходи! – крикнул он и буквально повалился на стоящую неподалеку лавку. Она с видимым спокойствием достала телефон и сделала вызов на пост, чувствуя, как разрываются все внутренности. Через пару минут ее сына снова увезли в реанимацию. Если так будет заканчиваться каждая их встреча… Она села на ту же самую лавку, дав наконец волю слезам. Айтор стоял у окна, привычно заложив руки за спину. В саду было так темно, что он едва различал мощеную дорожку. Нужно включить фонари, а то она, чего доброго, сломает себе что-нибудь по пути. Он нервно покрутил в руках мобильный. Одиннадцатый час. Где ее носило? Он набрал снова. Раз в сороковой, наверное. Он перестал считать исходящие после десятого. Гудки шли, но трубка упорно не бралась. Мужчина подавил в себе желание крепко выругаться. Давно он так не волновался. Он машинально жал на вызов, когда сад осветился домашним электричеством, а за окном послышалась мелодия ее телефона, а вместе с ней и звук открывающейся двери. - Я дома, Айтор... дома, - устало вздохнул голос в коридоре. – Ты посадил мне батарейку. - Бегония, я не твой муж, но я хочу, чтобы ты знала, я чуть с ума не сошел, - деверь вышел ей навстречу. – Мы живем не в Мадриде. Мне напомнить тебе, что здесь может случиться и средь бела дня, - он мельком глянул на свой протез, - не говоря уже о ночи? - Не трудись, - сухо фыркнула Бегония, прекрасно понимая, что он прав и у него есть все основания тревожиться. – Прости меня, - немного погодя проговорила она, и ее взгляд потеплел, как и всегда, когда он был рядом. – Я как во сне сегодня. - Я звонил в больницу, - Айтор поглядел на нее с откровенным беспокойством. - Ему стало хуже… видимо, после… - он мялся, не зная, какие выбрать слова. По виду ей было не сильно лучше, и он не хотел усугублять. - После нашей встречи, - бесцветно закончила Бегония, проходя вместе с ним в гостиную. - Он вспомнил? – только и спросил Айтор, зная, что она скажет. Она обреченно кивнула вместо ответа. - Что он сказал тебе, Бегония? - Меньше, чем я ожидала, - она села, облокотившись на стол и надавив тонкими пальцами на воспаленные уставшие к ночи глаза. – И больше, чем я боялась, - ее голос звучал совершенно безжизненно. – Он не простит меня, Айтор. - Тебя? – воскликнул тот, едва не грохнув об пол стакан с виски. – Я не уверен, что у него есть такое право, - он усилием воли взял себя в руки, подавив желание снова взяться за пресловутый пистолет. Надо бы сбыть его с рук, от греха подальше, размышлял он, подходя к невестке. - Какая разница, есть или нет… - тихо проговорила она. – Он всегда был таким, ты же знаешь. - Знаю, - холодно согласился Айтор. Он знал его и любил, как собственного сына. Возможно, он любил бы его даже сильнее, чем своих собственных детей, если бы они у него были. И боль от этого становилась еще острее. Он пообещал ей ?никогда больше не пытаться?… И он сдержит свое обещание. Однако чем дальше заходила эта ситуация, тем сложнее ему становилось. Его племянник был проблемой, которая разрасталась с каждым днем. Ён ломал все, к чему прикасался. Невольно. Нечаянно… Как маленькие дети случайно ломают дорогие родительские вещи. Жалея после, изводя себя чувством вины. Стремясь к наказанию. Айтор знал, что у парня было хорошее сердце, и что совесть у него тоже была, именно поэтому он так тяжело раскаивался, разрушая себя изнутри. Но вместе с собой он мучил и других, словно утешаясь и чужой болью тоже. Его мать всегда говорила, что он самый сложный из всех ее детей. Что ж, может, он и правда нуждался в лечении. Возможно, к нему стоило быть снисходительнее. Так думали все, и в этом заключалась их общая проблема. Айтор тяжело вздохнул, останавливаясь позади Бегонии. Она сидела неподвижно, уронив руки на колени. Он подал ей стакан виски, но она отрицательно покачала головой. - Дай ему время, - успокаивающе произнес он. – Все образуется, - он поставил стакан на стол и осторожно обнял ее за плечи. Он всегда жалел ее, независимо от того, права она была или нет. Даже в их семейных конфликтах с Сальвадором он поддерживал ее, а не брата. Это выглядело странно. Он знал, что о нем думают, но ему было все равно. Он нервно сглотнул, когда она вдруг прижалась щекой к его руке, а затем коснулась ее едва приоткрытыми сухими губами… Он смотрел на нее сверху вниз, не в силах оторвать взгляд. Ее лицо изменилось до неузнаваемости. Во всяком случае, ему так показалось. Это было лицо женщины, совершенно свободной женщины, не жены его брата. Нет. Теперь она была свободна. И еще вполне могла хотеть устроить свою жизнь. Айтор ощутил невыносимую тяжесть, затем звенящую тошнотворную пустоту. Не с ним. Он ей не позволит. Не позволит стать сиделкой калеки. Она заслуживала иного. Она заслуживала улыбаться, просыпаясь по утрам. Не с ним… он не позволит. Не повиснет мертвым грузом на шее, которую хотел бы целовать. - Бегония… уже поздно, я должен идти, - как можно убедительнее проговорил он, мягко убирая руки. Комната плыла перед ним. Он наблюдал ее, словно через запотевшее окно. - Останься, - это было сказано так тихо, что он едва расслышал. - Спокойной ночи, Бегония, - слова давались ему все труднее. Он направился к выходу, а она резко поднялась с места и практически бегом взбежала по лестнице, держа спину неестественно прямо. Они забудут об этом, иначе нельзя. Айтор с теплой улыбкой посмотрел ей вслед. – Я не хочу, чтобы ты жалела после, - тихо добавил он, зная, что его не могут слышать, и поковылял к двери, тяжело опираясь на свою трость. Он языком чувствовал горечь произнесенных только что слов. ?Какой же ты идиот, Аристеги! Но утешься тем, что хотя бы деверь хороший… ? Ночь была просто ледяной, и он долго прогревал машину, прежде чем отъехать от дома. Свет в ее комнате так и не зажегся. И зачем он только наблюдал за ее окнами? Старый искалеченный мудак! Он печально усмехнулся сам себе. В задницу все это хреново благородство, то была женщина, о которой он всегда мечтал, но на то он и был Айтором, чтобы отказаться от последнего счастливого вздоха. И… отказать ей в утешении. Вряд ли после одной ночи она потащила бы его к алтарю. Но он хотел бы именно этого. Он не смог бы быть просто любовником. Не с ней. Он пошарил в бардачке, извлекая на свет божий почти что полную фляжку. Сколько же она здесь лежала? Год или два. Айтор жадно пригубил, попутно размышляя о близлежащих кабаках. В поселке их было мало, и один был хуже предыдущего, но его это вполне устраивало. Этой ночью он планировал надраться до беспамятства.